Культура и мифология цивилизации Петербурга - Урала - выпуск 9

Доброе утро, день, вечер, ночь.

Простите за долгий перерыв. Поскольку предыдущие выпуски рассылки выходили для несравненно меньшей аудитории, ваш координатор находится перед выбором: устроить "краткое изложение" для новоприбывших или продолжить, смело ссылаясь на предыдущие выпуски в расчете, что они прочитаны или будут прочитаны из Архива.

Видимо, чтобы не нарушать логику курса и не заставлять "первопоселенцев" пережевывать и без того гиперпережеванный материал по второму кругу, мы изберем второй путь, а желающие ознакомиться с тем или иным методологическим или мета-тематическим вопросом поглубже могут написать лично координатору по прилагаемому (lxe@euro.ru) адресу; в конечном счете, вопросы аудитории ВСЕГДА углубляют понимание - даже (и особенно) в том экстремальном случае, когда остаются без ответа.

Мы уже достаточно поговорили об общих аспектах космологии и антропологии Города. Сегодня мы начнем расплетать организующие символы Города по одному.

Кухня

Если верить преданию, некий детдомовский ребенок весьма оригинально решил проблему курицы и яйца, постулировав, что яйца происходят "с кухни". Образ кухни сейчас устойчиво связан с политически опасными "беседами на кухнях" и "кухроком" - явлениями, бесспорно, важными для становления Города, но откровенно поздними. Можно, однако, показать, что подсознательное отождествление кухни (места, где готовят и принимают пищу, т.е. одновременно и трапезной) с ощущением "обжитого пространства" значительно старше; признаки этого есть уже в первом Времени Учеников, оформившемся впоследствии в "критический реализм".

Рассказывают, что однажды во время такого затянувшегося спора кто-то предложил поужинать, на что Белинский возмущенно воскликнул: “Мы еще не решили вопрос о существовании Бога, а вы хотите есть”. [Iljin I. Wesen und Tigenart der russischen Kultur. Zuerich, 1944, S. 101. Ср. у Достоевского: “вроде Белинского: сначала решим вопрос о Боге, а уж потом пообедаем” (Неизданный Достоевский. М., 1971, с. 289).] - http://socarchive.narod.ru/rasn/rusproj/proj01/story05.htm

Обратим внимание: образ "домашнего очага" претерпевает в "кухне" серьезные изменения. "Очаг", печь ("от печки") - это в первую очередь вместилище огня; мы уже писали о западноевропейской символике Грааля, киплинговского "красного цветка", камина в зале или костра на площади. В центре трапезной находится стол, за которым ведется беседа; участники ее образуют геометрическую фигуру многоугольник, на первый взгляд заполненный пустотой, на второй - темой беседы. Смена акцентов "мезокосма" (дома) повторяет и объясняет смену акцентов "макрокосма": вместо явленного Солнца, находящегося в центре мира - напряженная пустота колодца, шахты, вместо функции "поддержания огня" - функция "поддержания беседы". Таинственная бесплотная субстанция (пар в чайнике?) оборачивается "материей языка", "материей смысла". На кухне становится понятно: кровь, которая сияла в горшке Маугли и освещала Британскую Империю (как Всемирную Империю "западного типа"), не исчезла, но переосознана не "ресурсно", а "информационно". Глеб Павловский говорил о России как о фабрике смыслов, Сергей Переслегин - как о цивилизации-переводчике; многоугольник, в пределах которого творятся смыслы - вот Ковчег Завета, доверенный прогрессору как главному герою Города аналогично тому, как земельный участок, замок, деревня, королевство доверены рыцарю - главному герою Западной Европы.

Кухню как эстетический факт мы находим уже в панк-лирике Саши Черного:

Тихо тикают часы
На картонном циферблате.
Вязь из розочек в томате
И зеленые усы.

Возле раковины щель
Вся набита прусаками,
Под иконой ларь с дровами
И двугорбая постель.

Над постелью бывший шах,
Рамки в ракушках и бусах,-
В рамках - чучела в бурнусах
И солдаты при часах.

Чайник ноет и плюет.
На окне обрывок книжки:
"Фаршированные пышки",
"Шведский яблочный компот".

Пахнет мыльною водой,
Старым салом и угаром.
На полу пред самоваром
Кот сидит как неживой.

Пусто в кухне. "Тик" да "так".
А за дверью на площадке
Кто-то пьяненький и сладкий
Ноет: "Дарья, четвер-так!"

[1922]
http://www.litera.ru/stixiya/authors/chernyj/tixo-tikayut-chasy.html

Восприятие Саши Черного при желании можно рассматривать и как "созерцательное", и как "отстраненное"; из второго вырастают "сатиры", из первого - "лирика"; "профаническое", пренебрежительное - и "сакральное", культовое, "домостроительное". Образы первого связаны с отжившим или бесплодным, мертвой почвой. Тэффи изображает трапезную на пароходе, движущемся по Волге - мухи, жара, безлюдье, яркая блестящая клеенка, тошнота; Поволжье вообще довольно часто выступало символом этносубстрата, глухой изнанки Москвы (самыми известными примерами мы обязаны Островскому с Добролюбовым). Продолжают этот ряд булгаковский Швондер (с предложением принимать пищу в спальне), Константин Кинчев с "беседами на сонных кухнях" и Александр Ф.Скляр с его ироническим гимном "концептуальному безделью":

Мы сидим на кухне и куpим "Пегас".
Эй, Пегас! что ты хочешь от нас?
Hам сидеть на кухне абсолютно не лень -
Hа кухне пpиятно пpовести день.

Мы сидим на кухне и пьем свой чай -
Hам некуда спешить нам некогда скучать.
Вот один чайник, за ним дpугой -
Хоpошая заваpка пpиносит покой.

Тихо и спокойно все вокpуг.
Тихо и спокойно - это не вдpуг
Ласково жуpчит в кpане вода -
Уличная жизнь не доходит сюда.
И нам пpиятен такой обоpот -
У кого нет кухни, тот не поймет.

Мы сидим на кухне и смотpим в окно,
Затем беpем табуpет и pазбиваем в говно,
И нам совсем не гpустно, что нет ни гpоша -
Загадочна и стpанна ты, pусская душа.

Тихо и спокойно все вокpуг...
http://www.akk.ru/newbase/viewsong.phtml?lnk=l1591687827&id=702959562

Мы не будем глубоко затрагивать эту линию - по той простой причине, что в реакции бесцветной внешней среды на внутренне структурированное сообщество нет ничего национально или цивилизационно специфического. Тезис "король голый" одинаково звучит на всех площадях - будь он частушкой про Лавуазье ("Чтоб лучше взимать налоги // и скрыть горизонт от нас...") или про Третью Думу ("Дума в Питере сидит, // важно заседает...").

Но одновременно - совершенно не нуждаясь в осчастливленных новой квартирой пролетариях Маяковского или "коммунальном рае без хлопот и забот" - выклевывалась и "лирическая" линия, оттачиваясь до невообразимой плотности:

Ночь, день -
Спать лень.
Есть дым -
Чёрт с ним.
Сна нет -
Есть сон лет.
Кино -
Кончилось давно.
Мой дом,
Я в нём
Сижу -
Пень пнём.
Есть свет,
Сна нет.
Есть ночь -
Уже уходит прочь.
Стоит таз,
Горит газ.
Щелчок -
И газ погас.
Пора спать -
В кровать.
Вставать,
Завтра вставать.
http://viktortsoy.boom.ru/creative/musician/text/song_013.htm

На самый первый (литературоведческий) взгляд, в этой "обстановочка" Виктор Цой попытался собрать полную коллекцию штампов - как это однажды сделал Козьма Прутков ("Когда в толпе ты встретишь человека, который наг, чей взгляд мрачней туманного Казбека, неровен шаг..."). Если очень сильно вглядываться (как это сделал бы Зуфар Кадиков, вздумай он досконально разобрать также и раннего Цоя), можно найти в песне "историю этого мира" - от Сотворения до воскресения мертвых. И в самом деле: "сон лет" как "век сей", "дым" и "черт с ним" как "поднебесье", "уже уходит прочь" как "последние времена", "сижу пень пнем" как "что ненавижу, то и делаю"; таз (сосуд) и газ (бесплотный огонь) - как заново (и еще раз - в "Перемен") всплывающие атрибуты Грааля. Гораздо корректней, однако, истолковать этот "космологический ликбез" как полученную чисто эмпирически - частью увиденную, а частью услышанную - "гипотезу мира" подростка, который только выбрался в эту сложную реальность, не до конца разобрался, зачем она, и к тому же устал - поэтому кухня выступает еще и прибежищем.

О КУХНЯХ

Ещё одна сигарета, очередные пол чашки кофе ...не люблю полные, и опять кто-то с силой давит на глаза с той стороны. Надо с этим “кем-то” разобраться при случае. Кухня, я люблю кухню... больше чем другие места обитания в квартире. Кто ж не вел нескончаемых бесед на кухне..., эти беседы ..., кто ж не слышал сидя за столом, “нет, ты меня не любишь”, “опять поздно”.. “давай поедем”. Я люблю кухню...но люблю её вечером ..после того как все домашние улягутся....или в дождь, стоя у окна смотреть, как пробегаю люди и думать, о том как, придя, домой, что они будут делать...какие слова и кому скажут.....Даже смотря фильм ..я замечаю на заднем плане абсолютно сторонних людей и думаю, чем они заняты в данный момент, спят или веселятся??? А утром..не знаю как вам..но мне просто необходимо десять минут одиночества, сигарета и чашка кофе. Мне кажется любовь наших предков к огню ..к очагу, за неимением последних трансформировалась в любовь к кухне. Сколько замечательных коммунальных кухонь мне довелось изучить...тех кухонь, где народ обсуждал очередное рукописно скопированное и не при людно прочитанное сочинение Солже или Венички Ерофееева, я скучаю по тем временам, когда в дни революционных праздников выпивший народ не забирали с улиц в отделение .... когда каждый случайный прорыв в ДК. Курчатова обсуждали месяцами ..когда из доступных аперитивов был Бенедиктин и всякий приличный вечерний чай имел на столе кекс Столичный за рубль десять ...я завидую шестидесятникам и семидесятникам...БЫЛА ИДЕЯ. Была вера, что рано или поздно “оковы рухнут и свобода” мда ...вот и дождались свободы. Не знаю...говорят, что сейчас не плохо......не могу сказать...ни чего определённого...но то, что вижу, не приносит радости и умиротворения ...ДЕНЬГИ...это критерий который начинает заменять всё остальное...хорошее и плохое ..но какое то более духовное и родное ..все втягиваются в гонку и я ..порой замечаю за собой те же движущие мотивы...а вот когда “вспоминаешь что живой” (с)...накатывает тоска и хочется уйти от всего...тянет уехать, напиться...ну хоть что ни будь сделать против течения.

Artmem
http://www.altruist.ru/artmem/kitchen.htm
проект "Кризис среднего возраста"

Иногда - последним прибежищем.

Зима-сова на землю мягкие роняет перья,
И, лапы белые склонив, коснутся нас деревья,
И, как медведь, крадется ночь на цыпочках, несмело -
Былую шкуру сбросив прочь, из бурой стала белой.

Тебя
я буду ждать не в ванной и не в спальне -
Зачем
места менять вечерней встречи в тайне?
Весь мир держа в одной руке, не то он правда рухнет,
За чашкой чая в уголке твоей заветной кухни.

Но тишина обречена со звоном расколоться,
Сквозь лязг мечей замечен взгляд, мутна вода в колодце.
Задор-удар раскрасит бой, метели покрывало,
Из вены хлынув голубой, упала капля алой.

Тебя...

Парит партер, верха гремят, стреляют паппарацци,
Хлопки, свистки, и в зал летят обрывки декораций.
И, залепляя объектив, ложатся наземь клочья,
Москву всю в Питер превратив холодной белой ночью.

Тебя...

Мэри - "Я буду ждать тебя"
mp3: 56 kbps 3:43 1529k

И более того.

В экстремальном регрессе, когда весь мир сворачивается до размеров "воображаемого", маленькой комнаты с желтоватой лампой, избушки Янки Дягилевой; в "нирване", в тихом и бессобытийном посмертии, на которое рассчитывают потерявшиеся в дождливом Городе - именно кухня (и именно с "обстановочкой") выбирается местом проведения вечности.

В сломанном доме тысячи дыр,
Запертый воздух, тающий дым,
Дождь неумытым, ветер больным,
Ласковый снег - проснувшимся.

Чай из битых кружек, сыплющийся в пальцах хлеб,
Хриплого приемника чужая речь...
Нашим лучшим снимком будет черно-белый след,
Очереди птиц из тростника до плеч.
http://mumidol.ru/gorod/victor.htm

Заходи... (Константин Арбенин)

Построив свой дом на пороге Луны, 
Живу без часов, без газет и без книг. 
Смотрю по ночам прошлогодние сны, 
Снотворное звезд положив под язык.

И лишь по утрам, когда лунный дождь 
Стучит по стеклу позабытый мотив, 
Я осознаю, что все это - ложь. 
Но ты заходи...

Но ты заходи - 
Мой дом за углом 
Этого дня. 
Тебе по пути, 
И, если будет не в лом, 
Навести меня.
Но ты залетай - 
Мы будем пить чай
В рождественской мгле. 
Я тоже зайду, 
Когда будет рай - 
И там у вас на Земле.

Слеплю из огней большую свечу, 
Повешу над входом портреты друзей. 
Порву календарь - и буду жить, как хочу, 
Совсем не впрягаясь в напутствия дней.

И мой граммофон, вращая диск лет, 
Поет мне о том, что уже позади. 
Но я сознаю, что все это бред, 
Но ты заходи...

Но ты заходи - 
Мой дом за углом 
Этого дня. 
Мы с тобой посидим 
За лунным столом 
И помянем меня.
Но ты залетай - 
Я ближе, чем край, 
Я - лишь точка в нуле. 
Я тоже зайду, 
Когда будет рай - 
И там у нас на Земле...
http://www.altruist.ru/zzverey/alboms/cities.htm#come_in

...И здесь мы выходим на вторую развилку, вторую дихотомию: "прибежище" - "исхождение", фабрика, горн, кузница. То, что происходит на кухне - прием гостей, отдых, беседа, критический разбор окружающего мира - закономерно завершается формированием нового мнения о нем. Иными словами, именно с кухней связана "миротворческая" (не "останавливающая войну", а "порождающая мир") активность человека Города как пастыря бытия - мечта, фантазия, "прожект", замысел.

Лучше всего это заметно у "зимних" поколений - бардов семидесятых, "учеников" двухтысячных - поколений, "удерживающих нишу" между кризисом предшествовавших ("заигранных до зауми") эстетических форм и зарождением новых - "грубых", "варварских".

Вот два признания двух практически независимо друг от друга существующих не-совсем-рок-исполнительниц:

1. Юлия Теуникова

- Я никак  не могла понять, на что твои песни похожи... Это как бы барды шестидесятых-семидесятых, которые кусок времени от конца семидесятых до нашего момента просто проглотили. Не то, чтобы традиция, скорее -  дитя бардов. Чувствуется не в конкретных строчках, аккордах, а знаешь, как генетически чувствуется разрез глаз там, родинки на локте...
- То есть генетически чувствуется, что это не от рока идет, а...
- Понимаешь, бывает музыка, которая идет от боли какой-то, от сопротивления, а бывает такая, что от душевного настроя. По-моему, барды - это от душевного настроя, и у тебя тоже - от душевного какого-то порыва, может даже просто - "идите вы все к чертовой бабушке, я буду жить так, как..."
- Ну, да. Конечно, у меня разные есть - и от сопротивления иногда идет, а в принципе - да. Это даже как - "барды": не в смысле КСПшных традиций, или там стилей, написания, мелодики и прочего - а вот настроение само - даже не то, чтобы только от наших российских бардов, а вообще от этой культуры, я бы даже сказала - добардовской культуры... Там, где Бернес. Или от джаза довоенного и послевоенного. Источник энергии - не от рока.
- Скорее, не подвал, а кухня?
- Ну, блин, насчет кухни... Не знаю.
- Домашнее вот это ощущение уюта - внутреннего уюта поэтического, когда вот в какой-то момент все это к чертовой матери летит на какой-то скорости...
- Ну, смотря где - и так, и так есть. В смысле ощущения потребности оградить себя...
- Нет, не "оградить". Прислонить себя на секунду передохнуть, отдышаться, а потом опять с места...
http://www.mumidol.ru/theu/interr.htm

2. Зоя Ященко "Белая Гвардия"

СЕНТИ-МЕНТАЛЬНЫЙ РОК ИЛИ МАНИФЕСТ "НОВОЙ ВОЛНЫ"
("МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ", 18 января 1995 года)

"Жан Поль Сартр долго искал смысл жизни и, отчаявшись его найти, придумал экзистенциализм.
Сальвадор Дали с детства стремился привлечь всеобщее внимание дурацкими выходками, а потом подрос и стал сюрреалистом.
Зигмунд Фрейд был заурядным врачом и никак не мог заработать денег, чтобы одеть свою жену. Тогда он выкинул из своего кабинета машину для электротерапии и стал разговаривать со своими пациентами на интимные темы. Сначала разразился страшный скандал, но потом все свыклись с мыслью, что Фрейд - основоположник психоанализа.
Даниил Хармс курил небольшую гнутую трубочку, носил брюки гольф, собирался жениться на балерине и лихо отстукивал чечетку под нэповские песенки. Он терпеть не мог серьезные лица и потому любил ходить в литературные салоны со свежей морковкой в петлице пиджака. Он так и не стал серьезным человеком даже после того, как объявил себя членом творческой группы под названием "Объединение реального искусства" (ОБЭРИУ).
Экзистенциалисты, сюрреалисты, обэриуты, футуристы, акмеисты, куртуазные маньеристы...
А мы-то кто?
- И стало нам так одиноко в этом мире, и так захотелось продолжить игру в слова-названия. Однажды утром мы проснулись и поняли: мы - сентименталисты. Так мы придумали Сенти-Ментальный рок".
(Из манифеста группы " Белая Гвардия")

"Они думали, что создают песню, а оказалось - создают Новый Мир" ("Сильмариллион" Дж. Р.Р.Толкин).

Думали ли Юрий Визбор или Булат Окуджава, сочиняя песни, о том, что они создают новый мир? И думали ли мы, слушая их, что поневоле становимся частицей этого мира?
То, что они создали, для нас - классика. У каждого из них была своя задача, каждый отвечал за какую-то определенную частицу мира: Визбор отвечал за горы, снежные вершины, ночные костры, нехоженые тропы; Окуджава отвечал за полночный троллейбус, за бумажного солдатика и девочку с голубым шариком, за Старый Арбат и послевоенную Москву.

"- Узрите свою Музыку!
И он явил им видение, одарив Зрячестью: и они увидели перед собой новый Мир, шар в Пустоте, который был укреплен там, но не рожден из нее. И когда они смотрели и дивились, Мир этот начал раскрывать им свою историю, и мнилось, что он живет и растет"
("Сильмариллион").

Появлялись новые имена бардов, и картина мира становилась все более полной. Когда мы родились, в этом мире уже все было: деревья, дома, книги, велосипеды и очень много правил и инструкций, как пользоваться всеми этими вещами и какие писать песни, чтобы называться бардами.
Мы очень любим Визбора и Окуджаву, но мы терпеть не можем правила и инструкции. Мы не отрекаемся от этого мира, мы в нем выросли, это наше детство, но на дворе 1995 год, а у этого года свои музыкальные пристрастия, свой язык, стиль, мода и свое ЛИЦО.
Поэтому мы подчеркиваем; "Белая гвардия" - это не авторская песня, а Сенти-Ментальный рок.
Что это значит? Кое-что становится ясно из этимологии этого словосочетания: ментальный - значит умственный, сентиментальный - чувственный. А РОК понимайте как хотите: или как направление в музыке, или как судьбу, предначертанное, неминучее. Сенти-Ментальный рок - узкая тропинка между логикой и чувством, попытка объединить женское и мужское начало, инь и янь.
Иногда мне кажется, что мы живем на необитаемом острове, который придумали сами. На нем есть все необходимое для жизни: чистая родниковая вода, небольшая электрическая плитка, на которой мы жарим "элитарных фазанов ", окно с видом на море, и даже спрятанный в скалистом ущелье клад. Здесь мы безмерно счастливы и богаты.
Рыба создана для воды, а человек для пути.
Мы все время куда-нибудь идем, и наш остров повсюду с нами.
Мы можем позволить себе репетицию в центре Европы, где-нибудь на берегу вечернего Рейна. Нам очень нравится вид с последнего яруса Эйфелевой башни и вкус французских булочек. Мы любим пить кофе с панками на крыше одного дома в Берлине. А еще нам нравится покупать валенки в Норильске, пока на дворе полярная ночь, а в небе у горизонта вот-вот появится северное сияние. песню, в которой есть, например, такие строки: " А ты среди Парижа, притихший и смешной, стоишь, как перст, с бокалом, наполненным вином", или " Австралия - мой дивный остров...", или " Хочешь, вместе уедем в тундру?..", или " Только на Юкон твой путь...". А потом все это постепенно сбывается. А вы говорите "Хопер-инвест". Сенти-Ментальный рок намного надежнее.
Сенти-Ментальный рок даже не музыкальный стиль, а скорее эстетическая программа.
Авторская песня - лишь частичка Большой Музыки. Вся музыка уже написана, все ноты уже сыграны. Будущее принадлежит Импровизации, а значит, тем музыкантам, которые окажутся более свободны от жанровых предрассудков.
В нашей стране разные музыкальные стили сосуществуют в состоянии "холодной войны". У каждого стиля есть свои поклонники, и их интересы, мягко говоря, не пересекаются. Авторскую песню в основном слушают студенты и туристы. Она варится в собственном соку и недолюбливает рокеров. Рок-музыканты откровенно зевают от бардовских песен и вообще от всего, что лишено ритма. Эстрадники "имели в виду" и тех, и других, они-то собирают самые большие аудитории, их слушает "весь советский народ" по телевизору, а на их концерты ходят "новые русские". Поклонники классической музыки никогда никого не замечали, это "старые русские", воспитанные на Моцарте и Вивальди. Любители фольклора по-прежнему водят хороводы вокруг царицынских берез в лаптях и кокошниках. А на вершине Олимпа сидят джазмены и с усмешкой смотрят на всю эту мышиную возню. Для них все перечисленные выше музыкальные стили не больше чем детский лепет, потому что только тот, кто понял все, знает, что такое Джаз.
Мы не являемся ярыми приверженцами одного направления. Если у нас сегодня блюзовое настроение, пишем блюз. Если хочется выйти в лес и похлебать супа из котелка - мы пишем бардовскую песню. Если эстрадное настроение - что-нибудь кабацкое. Если вдруг ни с того ни с сего захотелось в Америку, рождается нечто в стиле кантри. Но за всем этим все равно будет виден почерк "Белой гвардии", потому что наша музыка идет от слова. Неважен жанр. Гораздо важнее, ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ.
Когда мы раскрываем газету или включаем телевизор, мы понимаем, что культура сейчас где-то на десятом плане. Все внимание людей приковано к войне, к курсу доллара, к настроению президента. Картина мира рассыпается на наших глазах. За несколько последних лет утратили смысл очень многие человеческие ценности. Мы не хотим принимать участие в разрушении, мы считаем абсурдными все политические программы, мораль и логику наших правительств. Мы верим только в Искусство. Сенти-Ментальный рок - это маленький оазис Веры в огромной пустыне Хаоса.
http://bgv.pesni.ru/pub1.html#102

О принципах бардовского "миротворчества" сказано очень много нелицеприятного. Андрей ЛЕВКИН посвящает Булату Окуджаве статью Кухонная герменевтика, в которой делает вывод о принципиальной ограниченности его "пространства текстов":

Первое, что мы учтем - отчужденность автора стихотворений от умершего человека. Собственно, и без того за несколько лет до смерти Окуджава уже вполне был таким существом - то есть, только сочиняющим: при этом - отчетливо свой проект отработавшим. Для большого числа людей, которые его не видели, а лишь слышали, при жизни он таким был всегда. Ну а голос только подчеркивал отчужденность.
Да и становиться живым - в бытовом что ли смысле - он начал только к концу жизни. Кажется, эта процедура (через всякие интервью) была неприятна всем сторонам, участвовавшим в процессе.
Очевидно также, что его прозу писала какая-то другая версия О., поскольку между прозой и тем, что называется поэзией О., связи не очень много, не считая постоянно присущей О. приблизительности, но это уже относится не только к нему, но и к его времени. Я не буду говорить ни о прозе, ни о голосе, фонетике - речь только о книге, то есть о пространстве ее текста и о ее авторе.
В случае Окуджавы интереснее не его опусы, а взаимно-расположенные пространства, на которые он проецировался. Пространство некой (всегда не вполне понятной) реальности нынешней и пространство реальности времен написания текстов. Пространство представлений автора о реальности как таковой и художественное пространство, которые что ли почти синонимы, потому что все равно ведь художественное пространство будет опираться на исходные представления автора. Тут зафиксируемся: а всегда ли это так? Может быть, есть другие варианты? И, соответственно: пространство представлений и пространство художественное - могут ли быть разными?
О. работает бесхитростно: его ключевые слова у него не внутри, не в рабочей зоне (в какой-то "серой" писательской), наоборот: он повбивал их, эти свои Главные Слова, в свои тексты. Результат и, соответственно, его механика - а в таком варианте все будет вполне механистично - состоит в наматывании чего угодно на эти вбитые столбики. "Вера", "Арбат", "Любовь", "Комиссары в пыльных шлемах". Или же новообразования столь же не чувственного, а отчужденно элегического свойства: "Последний оркестрик", "Пиджак, который перешивают", одичалые какие-то "Часовые любви" и проч. "Надежды маленький троллейбус". Тогда, если ему удалось сделать такой столбик, утвердить его, чтобы не шатался, то это - ну, просто по фактуре - он сможет спеть. Нет такого столбика - песни не будет: стих не удался, то есть просто в альбом кому-то (у О. - водохранилище посвящений, посланий и просто упоминаний физ. лиц). Иногда такой подход (поставить эти столбики и их украшать, наматывая на них слова) маркируется "романтизмом", что ровно противоположно романтизму Новалиса, куда уж - Гельдерлина.
Он не раскачивает свои термины, напротив - они утверждаются-укрепляются всем текстом опуса. Ну, как и положено для концерта. С форматом, то есть все понятно, он не сложный. Неожиданностей после прочтения этой книги тоже не обнаружилось (ну разве "Конечно, я во многом виноват:/ ну проглядел, такой уж я бездарный./ Но если Хасбулатов демократ,/ то лучше уж в режим тоталитарный!", - да и то, какая уж неожиданность?).
Что за пространство получится в результате этого письма? Исходя из авторского метода ясно, что отношения между объектами не исследуются, до них вообще не дотрагиваются, а, пожалуй, что они и просто назначаются по вкусу.
От этих столбиков автор непременно спустит ниточки к себе, как будто бы к физическому телу. Здесь интересно, что ниточки эти сходят вовсе не к автору, а к той же его пишущей части, в которой выделен и этот "как бы человек". Ну вот, "вы глядите на меня, а я гляжу в пространство". Своего рода подстраховка, которая обеспечивает текстам хотя бы одного читателя-потребителя, то есть - некую гарантированную связь неких субъектов уже внутри текста.
"Потребитель" же здесь вполне уместен, поскольку и такой прием вполне публичен. Не говоря уже о том, что само пространство и предназначено для чисто потребления - этих, типа драже, "часовых любви", "Арбата", "Моцарта": конкретных конфет, рецепт приготовления которых (рецептура + технология) вполне авторский.
Но вот интересно, что когда люди поют, скажем, о водке или портвейне, то речь-то не о самих жидкостях, а об ощущениях, которые потенциально уже заложены в этих словах. А в случае О. такой вариант не происходит: "часовые любви" вовсе не эквиваленты вполне им фактурно эквивалентному теперь, скажем, "сексуальному ОМОНу", ну а "Моцарт", конечно, писал музыку для перехода от "Охотного ряда" к "Театральной".
То есть пространство письма О. - это лубок, детская иллюстрация, или какая-то иллюстрация к жизни, которая как детская книжка, что сладко. Или, точнее, мультфильмы: с персонажами "Вера", "Надежда", "Арбат", "П.Троллейбус", "Любовь", "Моцарт". Конечно, какой мультфильм без песенки?
Троллейбус - едет. Портной - перешивает пиджак. Комиссары в пыльных шлемах - склоняются, Моцарт - играет. Точнее, это "домультфильмы" - оживающие картинки, рисуемые на краях-полях тетрадки и затем быстро слистываемые, пролистываемые. Вжик - одно простое действие: комиссары склонились, в пыльных шлемах. То есть, пространство не развивается и себя не уточняет, собирается из этих столбиков, гвоздей в мозгу. Как набор безделушек на буфете, всякая из которых связана с чем-то знаковым по части личной жизни и успехов в трудовой деятельности.
Это вполне похоже на детский сад. Не только потому, что "возьмемся за руки", но номинативы указанного рода - это как картинки на детсадовских шкафчиках, в которых у каждого хранится что-то свое: мир состоит из шкафчиков, на которых наклеены такие слова-картинки. Это сложно, но реально сделать, зато герои мультфильмов не меняются, всю жизнь будут такими, какие нарисованы. Человек есть навсегда тот, каким сам себя принял. Ну, как себя поставил. Каким столбиком.
В механизме попсы принципиально нельзя привязываться к столбику: крутить его, расшатывать. Ломать и смотреть, как все устроено, не надо, песенкам это вредно. Ergo, в таких текстах нет дырок, в которые хочется пролезть за какую-то изнанку, чтобы выяснить зачем все так устроено - и что именно устроено. Просто столбики, которые надо красиво покрасить. Это дробное пространство, пространство дробного сознания. Номинализм + чуть-чуть бунт против Оккама, в качестве которого у О. присутствует что ли марксизм-ленинизм. Не думаю, конечно, что он об этом думал.
Для сравнения - другой вариант, с "расшатыванием" и пролезанием за изнанку. Проблема там вовсе не в том, чтобы куда-то ради текста углубиться, что-то там для него вытащить. Это не проблема, а работа. Не в том дело, чтобы устраивать какое-то специально сложное художественное пространство. Оно уж как выстроится, таким и будет. То, что может быть извлечено из этих дырок и перенесено в пространство письма - не эстетика, и даже не так, что агент письма обустраивает себя в пространстве письма тем, что он извлек из неких глубин. Проблема в том, чтобы для себя выяснить некие реальные основания: себя, письма. Конечно, к О. такой вариант никакого отношения не имеет.
В случае О. интереснее всего его востребованность слоем, средой, называемой "интеллигенцией": соответственно, ее пристрастие к О. определяет некоторые параметры самой среды, а это еще интересней. О., по сути, и дал ей технологию восприятия, объяснив ей, как себя вести и чувствовать в этом мультфильме. Предложил ей пространство для жизни: узнаваемое и удобное для массового потребления, дал интонацию, которой можно верить.
Для массового, да. В книге, например, имеются комментарии, в которых, в частности, сообщается, кто такая Пенелопа ("Пенелопа - у Гомера жена Одиссея"), кто есть Растрелли и кто такой Росси. Учтем, что сборник выпущен в серии "Новая библиотека поэта", в Петербурге, а издавал ее "Академпроект". То есть три этих сущности в принципе не допускают объяснений того, кто такие Р. и Р. - а вот читателям О. объяснить это надо. Учтем, что комментарии делал человек, составивший книгу и написавший к ней еще и предисловие: иначе говоря, человек из не чужой О. среды. И он, совершенно для себя естественно, пишет: "Растрелли Бартоломео Франческо (1700-1771) и Росси Карл Иванович (1775-1849) - петербургские архитекторы". И это не составитель такой мнительный, он же приводит, например, вполне совпадающее с его дискурсом "критическое замечание А.Галича в беседе с А.Сахаровым по поводу неточной детали ("нельзя прижимать ладони ко лбу, играя на скрипке") см.: "Знамя". 1991. #2, стр. 152.)".
Ну вот, все тот же вопрос о пространстве "реальной реальности". То есть, что такое есть пространство, в котором человек живет реально: то есть пространство, в котором реально - именно там - измеряется жизнь, принимаются решения. То есть, где все реально, типа вот пойдешь там на красный цвет, так тебя машина переедет, а не так чтобы ля-ля. Пространство, в котором человек и отвечает за себя и где с ним все происходит: по его меркам. Где ему, собственно, только и может быть хорошо в соответствии с его представлениями, а точнее - с ощущением жизни: то есть, место, где человек не то чтобы считает, что его жизнь - там, но она именно там.
В случае письма, пишущего человека, это еще и пространство, в котором живет его письмо - это пространство пишущего существа.
Понятно, что пространство текстов О., это не пространство Григория Паламы. И не художественные пространства, скажем, Белого, ну... Блейка, Хлебникова, Леона Богданова... Генри Миллера, в конце-то концов - это место "как бы реальности", "как бы жизни". На самом-то деле "постмодернистская" привязанность к волшебной частице "как бы" была лишь веселой озвучкой того самого "как бы", которое было не то чтобы табуировано, а и помыслиться не могло в предыдущем эоне. То - предыдущее - время и происходило среди "как бы понятий", относились ли они к воззрениям на природу, к смыслу жизни или лучшему устройству общества.
Это всего-то было место, где свобода-несвобода человека понималась как возможность выбрать из его дробностей наиболее приятный вариант.

Еще дальше в критике жанра идет о.Григорий (Лурье) в статье "Смерть и самоубийство как фундаментальные концепции русской рок-культуры":

[...]
«Самодеятельная песня» с ее нехитрой романтической тематикой была «отработана» еще в «доисторические» 70-е группами типа «Машины времени» и «Воскресения», и разрыв между этими московскими первопроходцами русского рока и питерской «новой волной» рубежа 70-х и 80-х ощущался очень резко уже современниками.
Автор этих строк сам был одним из тех, кто имел возможность пронаблюдать изнутри питерскую поэтическую среду как раз в это рубежное время, когда именно в Питере происходило становление «настоящего» русского рока (с 1979 по 1982 г.).
«КСПшники» (объединенные, в основном, около клубов «Восток» и «Меридиан») и «поэты» (объединенные вокруг нескольких самиздатовских журналов и ЛИТО[vii]) тогда не общались между собой почти как иудеи с самарянами. Когда старшее (по отношению к нам, двадцатилетним) поколение «поэтов» образовало в соответствующем году «Клуб-81», Борис Гребенщиков вступил именно в него — и это воспринималось столь же естественно, как естественно было не задаваться вопросом, почему «рокеров» не видно на фестивалях «бардов». Между «рок-поэтами» и просто поэтами не замечалось резкой пропасти, особенно в случае Гребенщикова: казалось, что опытами «переводов с английского»[viii] обогащается все та же, идущая от «Серебряного века» через неподцензурную литературу советского времени, «нормальная» русская поэзия.
Зато «рокеры» и «барды» представляли собой еще одну пару иудеев и самарян. Они буквально проходили друг через друга по лестницам и коридорам ДК Ленсовета на Петроградской, где размещался клуб «Меридиан», и где собирались знаменитые «сейшены на Петроградской» — те самые, о которых спел Майк в «песне для Цоя» (1982)[ix]...
Литературоведы постоянно — и справедливо — отмечают родовую связь между рок-поэзией и поэзией «бардов», а также продолжающееся влияние бардов, особенно Высоцкого, на рокеров 80-х. На этом фоне такой антагонизм между «рокерами» и «бардами» требует специального объяснения — и, разумеется, такое объяснение есть.
Рок, как, впрочем, и «самодеятельная песня», были, в первую очередь, жизненными позициями, а не явлениями художественной культуры, и именно жизненные позиции тут оказывались несовместимыми, несмотря даже на близкое литературное родство. Эскапизм, в том или ином смысле, был свойственен и року начала 80-х[x], и «самодеятельной песне». Но в «самодеятельной песне» уходу от действительности были отведены вполне фиксированные время и место. Место — уехать куда-нибудь «за туманом», время — после работы (как правило, работы инженером) и в отпуске.
[...]

И то же время...

"Дробность" бардовской эстетики, эскапизм как нежелание работать с сырым материалом повседневности во многом породили и порождают ту оптику, которая предельно внимательна к "пространству сакрального". Кухня, критикуемая "снаружи", "от сатиры", сталкивается здесь с кухней, идущей "изнутри", "от лирики". Взгляд сквозь поцарапанное оконное стекло требует на порядок меньшей смелости, чем выход из дома; но перед тем, как "выходить из парадной, раскрывая свой зонт", каждое очередное поколение вынуждено подходить к окну.

Подробному исследованию "наружной" и "внутренней" сторон окна - онтологической, антропологической, эстетической, ритуальной сторонам этой парной оппозиции в мифологическом пространстве Города - и будет посвящен следующий выпуск нашей рассылки.

С поклоном,
координатор рассылки LXE
mailto:lxe@euro.ru
http://mumidol.ru/gorod