Учим английский язык, читая классическую литературу.

Mr Nutt, of the Daily Reformer, wrote some highly incongruous words across the top of the copy, made some highly mysterious marks down the side of it, and called to Miss Barlow in the same loud, monotonous voice:

Мистер Натт, редактор газеты "Дейли реформер", начертал несколько в высшей степени непонятных слов на первой странице рукописи, наставил на полях несколько в высшей степени загадочных знаков и своим ровным, громким голосом обратился к мисс Барлоу:

"Take down a letter to Mr Finn."

- Отпечатайте письмо мистеру Финну.

DEAR FINN, - Your copy will do, but I have had to headline it a bit; and our public would never stand a Romanist priest in the story - you must keep your eye on the suburbs. I've altered him to Mr Brown, a Spiritualist. - Yours, E. NUTT.

"Дорогой Финн, Ваша рукопись пойдет, только пришлось разбить ее на абзацы с подзаголовками. И потом, наша публика не потерпит в рассказе католического священника - надо учитывать настроения предместий. Я исправил его на мистера Брауна, спиритуалиста. Ваш Э. Натт".

A day or two afterward found the active and judicious editor examining, with blue eyes that seemed to grow rounder and rounder, the second instalment of Mr Finn's tale of mysteries in high life. It began with the words:

Вторник застал этого энергичного и предусмотрительного редактора за изучением второй половины рассказа мистера Финна о тайнах высшего света. Чем дальше он читал, тем шире раскрывались его синие глаза. Рукопись начиналась словами:

I have made an astounding discovery. I freely confess it is quite different from anything I expected to discover, and will give a much more practical shock to the public. I venture to say, without any vanity, that the words I now write will be read all over Europe, and certainly all over America and the Colonies. And yet I heard all I have to tell before I left this same little wooden table in this same little wood of apple-trees.

"Я сделал поразительное открытие. Смело признаюсь, что оно превзошло все мои ожидания и будет потрясающей сенсацией. Без тщеславия позволю себе сказать, что то, о чем я сейчас пишу, будет читаться во всей Европе и, уж конечно, во всей Америке и колониях. А узнал я это за тем же скромным деревенским столом, в том же скромном яблоневом саду.

I owe it all to the small priest Brown; he is an extraordinary man. The big librarian had left the table, perhaps ashamed of his long tongue, perhaps anxious about the storm in which his mysterious master had vanished: anyway, he betook himself heavily in the Duke's tracks through the trees. Father Brown had picked up one of the lemons and was eyeing it with an odd pleasure.

Своим открытием я обязан маленькому священнику Брауну; он необыкновенный человек. Тучный библиотекарь оставил нас, возможно, устыдившись своей болтливости, а возможно, обеспокоившись тем приступом ярости, в котором удалился его таинственный хозяин; как бы то ни было, он последовал, тяжело ступая, за герцогом и вскоре исчез среди деревьев. Отец Браун взял со стола лимон и принялся рассматривать его с непонятным удовольствием.

"What a lovely colour a lemon is!" he said. "There's one thing I don't like about the Duke's wig - the colour."

- Какой прекрасный цвет у лимона! - сказал он. - Что мне не нравится в парике герцога, так это его цвет.

"I don't think I understand," I answered.

- Я, кажется, не совсем понимаю, - ответил я.

"I dare say he's got good reason to cover his ears, like King Midas," went on the priest, with a cheerful simplicity which somehow seemed rather flippant under the circumstances. "I can quite understand that it's nicer to cover them with hair than with brass plates or leather flaps. But if he wants to use hair, why doesn't he make it look like hair? There never was hair of that colour in this world. It looks more like a sunset-cloud coming through the wood. Why doesn't he conceal the family curse better, if he's really so ashamed of it? Shall I tell you? It's because he isn't ashamed of it. He's proud of it"

- Надо полагать, у него есть свои основания прятать уши, как были они и у царя Мидаса, - продолжал священник с веселой простотой, звучавшей, однако, в данных обстоятельствах весьма легкомысленно. - И я вполне понимаю, что гораздо приятнее прятать их под волосами, чем под железными пластинами или комкаными наушниками. Но если он выбрал волосы, почему бы не сделать, чтобы они походили на волосы? Ни у кого на свете никогда не было волос такого цвета. Этот парик больше похож на озаренную закатным солнцем тучку, спрятавшуюся за деревьями, чем на парик. Почему он не скрывает свое родовое проклятие получше, если он действительно его стыдится? Сказать вам, почему? Да потому, что он вовсе его не стыдится. Он им гордится.

"It's an ugly wig to be proud of - and an ugly story," I said.

- Трудно гордиться таким ужасным париком и такой ужасной историей, - сказал я.

"Consider," replied this curious little man, "how you yourself really feel about such things. I don't suggest you're either more snobbish or more morbid than the rest of us: but don't you feel in a vague way that a genuine old family curse is rather a fine thing to have? Would you be ashamed, wouldn't you be a little proud, if the heir of the Glamis horror called you his friend? or if Byron's family had confided, to you only, the evil adventures of their race? Don't be too hard on the aristocrats themselves if their heads are as weak as ours would be, and they are snobs about their own sorrows."

- Это зависит от того, - сказал странный маленький человечек, - как к этому относиться. У вас, полагаю, снобизма и тщеславия не больше, чем у других; так вот, скажите сами, нет ли у вас смутного чувства, что древнее родовое проклятие - совсем не такая уж плохая вещь? Не будет ли вам скорее лестно, чем стыдно, если наследник ужасных Глэмисов назовет вас своим другом? Или если семейство Байронов доверит вам, и одному только вам, греховные тайны своего рода? Не судите же так сурово и аристократов за их слабости и за снобизм в отношении к собственным несчастьям, ведь и мы страдали бы на их месте тем же.

"By Jove!" I cried; "and that's true enough. My own mother's family had a banshee; and, now I come to think of it, it has comforted me in many a cold hour."

- Честное слово, - воскликнул я, - все это истинная правда! В семье моей матери была собственная фея смерти; и признаюсь, что в трудные минуты это обстоятельство часто служило мне утешением.

"And think," he went on, "of that stream of blood and poison that spurted from his thin lips the instant you so much as mentioned his ancestors. Why should he show every stranger over such a Chamber of Horrors unless he is proud of it? He doesn't conceal his wig, he doesn't conceal his blood, he doesn't conceal his family curse, he doesn't conceal the family crimes - but - "

- Вы только вспомните, - продолжал он, - какой поток крови и яда излился из тонких губ герцога, стоило вам лишь упомянуть его предков. Зачем бы ему рассказывать обо всех этих ужасах первому встречному, если он не гордится ими? Он не скрывает того, что носит парик, он не скрывает своего происхождения, он не скрывает своего родового проклятия, он не скрывает своих предков, но...

The little man's voice changed so suddenly, he shut his hand so sharply, and his eyes so rapidly grew rounder and brighter like a waking owl's, that it had all the abruptness of a small explosion on the table.

Голос маленького человечка изменился так внезапно, он так резко сжал кулак и глаза его так неожиданно стали блестящими и круглыми, как у проснувшейся совы, что впечатление было такое, будто перед глазами у меня вдруг разорвалась небольшая бомба.

"But," he ended, "he does really conceal his toilet."

- Но. - закончил он, - герцог блюдет тайну своего туалета!

It somehow completed the thrill of my fanciful nerves that at that instant the Duke appeared again silently among the glimmering trees, with his soft foot and sunset-hue hair, coming round the corner of the house in company with his librarian. Before he came within earshot, Father Brown had added quite composedly, "Why does he really hide the secret of what he does with the purple wig? Because it isn't the sort of secret we suppose."

Напряжение моих нервов достигло в эту минуту предела, потому что внезапно из-за угла дома показался в сопровождении библиотекаря герцог в своем парике цвета заката: неслышными шагами он молча прошел меж мерцающих стволов яблонь. Прежде чем он приблизился настолько, чтобы разобрать наши слова, отец Браун спокойно, добавил: - Почему же он так оберегает тайну своего лилового парика? Да потому, что эта тайна совсем не то, что мы предполагаем.

The Duke came round the corner and resumed his seat at the head of the table with all his native dignity. The embarrassment of the librarian left him hovering on his hind legs, like a huge bear. The Duke addressed the priest with great seriousness. "Father Brown," he said, "Doctor Mull informs me that you have come here to make a request. I no longer profess an observance of the religion of my fathers; but for their sakes, and for the sake of the days when we met before, I am very willing to hear you. But I presume you would rather be heard in private."

Меж тем герцог приблизился и с присущим ему достоинством снова занял свое место у стола. Библиотекарь в замешательстве топтался на месте, как большой медведь на задних лапах, не решаясь сесть. С превеликой церемонностью герцог обратился к маленькому священнику. - Отец Браун, - сказал он, - доктор Малл сообщил мне, что вы приехали сюда, чтобы обратиться ко мне с просьбой. Не стану утверждать, что все еще исповедую религию своих предков: но, в память о них и в память о давних днях нашего первого знакомства, я готов выслушать вас. Однако вы, вероятно, предпочли бы говорить без свидетелей...

Whatever I retain of the gentleman made me stand up. Whatever I have attained of the journalist made me stand still. Before this paralysis could pass, the priest had made a momentarily detaining motion. "If," he said, "your Grace will permit me my real petition, or if I retain any right to advise you, I would urge that as many people as possible should be present. All over this country I have found hundreds, even of my own faith and flock, whose imaginations are poisoned by the spell which I implore you to break. I wish we could have all Devonshire here to see you do it."

То, что осталось во мне от джентльмена, побудило меня встать. А то, что есть во мне от журналиста, побудило меня застыть на месте. Но, прежде чем я успел выйти из своего оцепенения, маленький священник быстрым жестом остановил меня. - Если ваша светлость соблаговолит выслушать мою просьбу, - сказал он, - и если я сохранил еще право давать вам советы, я бы настоятельно просил, чтобы при нашем разговоре присутствовало как можно больше народу. Повсеместно я то и дело встречаю сотни людей, среди которых немало даже моих единоверцев, чье воображение поражено суеверием, которое я заклинаю вас разрушить. Я хотел бы, чтобы весь Девоншир видел, как вы это сделаете!

"To see me do what?" asked the Duke, arching his eyebrows.

- Сделаю что? - спросил герцог, с удивлением поднимая брови.

"To see you take off your wig," said Father Brown.

- Снимете ваш парик, - ответил отец Браун.