Жанр: актуально-политические мемуары
Оценка (0-10): ?
Ссылка: FictionBook
Приблизительный объем чистого текста: 900 + 285 = 1185 kb

Как я стала "антисемитом".

На войне - как на войне. Даже если она - всего лишь информационная. Стать жертвой этой войны ты рисковал даже в том случае, если сам в ней принимать участие ты принципиально отказывался. Даже если ты был только "военным корреспондентом" и беспристрастно вёл репортаж с поля боя. Потому что даже когда ты просто вслух констатировал, что одна из окопавшихся сторон начала боевые действия, воякам это настолько активно не нравилось, что они немедленно начинали палить из базуки и по тебе тоже.

Именно так под обстрел попала и я.

В конце мая 1998 года заместитель главы кремлёвской администрации Игорь Шабдурасулов, отвечавший за идеологию, позвал меня на свой закрытый брифинг и конфиденциально сообщил:

- Вы думаете, мы здесь в Кремле - совсем дурачки, что ли? Вы думаете, мы не видим всего того же самого, что наблюдает по телевизору вся страна? Мы прекрасно видим и знаем, кто раскручивает "шахтёрскую войну" против правительства!

Все корреспонденты, собравшиеся в тот момент в кабинете Шабдурасулова, тоже были "не дурачки", и тоже "прекрасно знали, кто раскручивает "шахтёрскую войну". Загвоздка состояла только в том, что, как утверждали все остальные кремлёвские источники, теневой покровитель у самого Игоря Шабдурасулова был тот же самый, что и у "рельсовой войны" - Борис Березовский. Поэтому, услышав такую обличительную прелюдию, журналисты в легком недоумении переглянулись: неужели Шаб и правда сейчас назовет имя?

И, как ни странно, Игорь действительно его назвал.

- Смотрите сами: если пикетчики требуют сменить профсоюзных лидеров, поддерживающих Чубайса, на деятелей, являющихся протеже Березовского, а потом СМИ, дружественные Березовскому, начинают чуть ли не звать народ на баррикады, то становится очевидным, чья рука руководит этими беспорядками. Это - откровенный шантаж президента с целью заставить его пойти на уступки по разделу сфер влияния в пользу совершенно определённых финпромгрупп.

Дальше кремлёвский идеолог прямо констатировал то, о чем уже несколько недель говорила вся московская политическая тусовка:

- У нас есть чёткие данные: для того чтобы люди, которые бастуют якобы из-за отсутствия денег, не расходились с рельс, вышеозначенные господа регулярно находят немалые деньги на содержание всех этих пикетов, на регулярную поставку им горячего питания, на "пособия" профессиональным пикетчикам. А два ведущих телеканала - ОРТ Березовского и НТВ Гусинского - выступают точно по-ленински - как коллективный агитатор и коллективный организатор масс...

И тут же Игорь пояснил и причину своей откровенности:

- Знаете, у всех есть какие-то связи, отношения, интересы, но есть же еще и интересы власти в целом. И когда стабильность власти ставится под угрозу одним из её друзей, то власть должна этого своего зарвавшегося друга поставить на место...

- Игорь, а президент вообще-то замечает, что против него ведёт войну главный друг главы его собственной администрации Валентина Юмашева? - поинтересовалась я.

- А что нам делать?! - возопил Шабдурасулов. - Мы же не можем схватить Бориса Абрамыча за руку! Дураку понятно, что сам он на рельсы не ляжет!

Шабдурасулов заверил, что Юмашев откомандирован президентом утихомиривать Березовского.

Юмашевский заместитель попросил всех журналистов "отразить в статьях, без ссылки на него, что в Кремле есть чёткое понимание ситуации".

Что я в этот же день, разумеется, и сделала на страницах "Русского Телеграфа", где в тот момент работала.

* * *

Статья вызвала скандал. Скандальным было именно то, что, констатируя вторую серию войны, начатую Березовским и Гусинским при поддержке их телеканалов и других СМИ против правительства и президента, я ссылалась на высокопоставленный кремлёвский источник. До тех пор все рассуждали о "подстрекательской" деятельности НТВ и ОРТ исключительно исходя из собственных наблюдений за телепередачами или со слов анонимных источников в противоположном (чубайсовском и кириенковском) военном биваке.

И именно эта публикация косвенно стала детонатором раскола, который произошёл в нашей "Хартии журналистов".

Через несколько дней мне позвонила растерянная Маша Слоним:

- Ленка, только не падай в обморок: ты объявлена антисемитом!

Я аж поперхнулась.

- Да вот, хотела собрать "Хартию" в эту пятницу - обсудить, что нам делать с этой новой информационной войной... - невесело пояснила Машка, - а Веник (Алексей Венедиктов, глава "Эха Москвы", радиостанции, принадлежавшей в тот момент Владимиру Гусинскому. - Е Т.) сказал, что он ни с тобой, ни с Володькой Корсунским (начальником отдела политики "Русского Телеграфа". -Е. Т.), ни с Вовкой Тодресом (обозревателем "Русского Телеграфа", - Е. Т.), больше в одной "Хартии" состоять не намерен, потому что вы работаете в антисемитской газете.

- Что за бред?! Я в "Русском Телеграфе" - вообще единственное русскоязычное меньшинство! - засмеялась я. - Володька - наполовину еврей. А Тодрес - вообще на двести процентов. Да если бы мы начали судить по национальности сотрудников, то " Русский Телеграф" вообще уже давно надо было бы переименовать в "Еврейский Телеграф"!

Но Машке уже было явно не до смеха:

- Нет, Ленка, ты не понимаешь, там у них на "Эхе" - всё серьезно. Ты не представляешь, какой я только сейчас бой выдержала со стороны Бунтия (Сергея Бунтмана. - Е. Т.) и Серёжи Корзуна - они тоже абсолютно убеждены в правоте Веника, и все, как загипнотизированные, повторяют один и тот же бред про "системный антисемитизм". Там против вас жёстко выстроенное идеологическое обвинение: вы работаете в газете русского олигарха Потанина, который организовал черносотенный заговор против еврейских олигархов - Гусинского и Березовского. По-моему, это - какая-то новая пропагандистская спецразработка Гусинского...

- Ну хорошо, а чем-нибудь конкретным, кроме пятого пункта, меня попрекают? - поинтересовалась я.

- Да... Какой-то даже не твоей статьёй, которая вышла в "Русском Телеграфе" под заголовком "Гусинский купил еврейскую "Вечерку"".

Я тут же залезла в архив "Телеграфа" и отыскала там эту статью про покупку Гусинским израильской газеты "Маарив". Я прекрасно знала по своим друзьям в Израиле, что люди там предпочитают идентифицировать себя не как "евреи", а как "израильтяне" - но, разумеется, совсем не потому, что считают слово "еврей" непечатным, а, наоборот - во избежание обвинений в национализме. Поэтому в заголовке про "еврейскую "Вечерку"" ничего особо криминального я не нашла. Содержание же самой статьи, вопреки всем информационным войнам, было и вовсе сугубо лояльным по отношению к Гусинскому. Никаких оценок там вообще не содержалось - только информация.

А когда я стала выяснять у коллег, кто скрывался под неизвестным мне женским псевдонимом, который стоял под заметкой, то и вовсе оказался анекдот: статью написал известный журналист Антон Носик. "Безупречно обрезанный со всех сторон, не волнуйся!" - как поспешили заверить меня наши общие с ним друзья.

* * *

В общем, вот так, из-за правоверного Носика, я вдруг и стала "антисемитом".

Этой пропагандистской "второй мировой" наша журналистская "Хартия" уже не пережила. "Партком" в квартире у Маши Слоним был временно заколочен доской "Все ушли на фронт". Мы не собиралась в полном составе несколько месяцев. Вернее, - Лёшка Венедиктов к нам не приходил. А Машка просто собирала у себя выпить и закусить оставшуюся, интернациональную часть, которая не принимала настолько близко к сердцу ни разборки воюющих между собой олигархов, ни их национальности.

Но, к счастью, очнуться от гипнотического сна, навеянного чересчур близким общением с олигархами, моим коллегам оказалось очень просто. Как только в стране грянул полномасштабный финансовый и политический кризис, приближение которого так активно готовили олигархи, никому уже мало не показалось. И когда мы, журналисты, оказались перед лицом новой общей угрозы - примаковского реванша, - нам стало уже не до разборок между собой, точно как же как Грегори Пэку в хичкоковском фильме "Завороженный", для того чтобы прийти в себя, достаточно было просто вспомнить, что профессора убил не он, а совсем чужой дядя или, точнее, как гласит русско-еврейский фольклор: "А я Дедушку не бил, а я Дедушку любил".

А с Алексеем Алексеевичем Венедиктовым, которого я считаю своим близким другом и очень уважаю как профессионала, мы с тех пор так ни разу об этой истории даже и не вспоминали. Потому что тут я с Кальдероном категорически не согласна: сон - он и есть сон. Прошёл - и нет его больше.

Кстати, спустя два года именно Венедиктов стал единственным из всех моих российских коллег, кто не побоялся заступиться за меня в эфире своей радиостанции, когда после прихода Путина к власти кремлёвская пресс-служба устроила на меня травлю.

Так уж, видно, на роду написано у моей подруги Маши Слоним: каждый раз случайно оказываться рядом в критический момент моей истории. Так произошло и в день после взрыва. Когда я вопреки обещанию своим родным и друзьям все-таки вер­нулась (с помощью вышеописанной военной хит­рости, с милиционером) в свою квартиру, Маша, дико волновавшаяся за мою жизнь, тоже, в свою очередь с помощью военной хитрости, пыталась увезти меня к себе в загородный дом. Заехала и пред­ложила просто немножко покататься в ее новеньком красненьком кабриолете «Пежо» с космичес­кой отъезжающей крышей (которая по случаю мо­розов, разумеется, была застегнута на все пугови­цы) и по дороге обсудить происшедшее.

И, как вы, наверно, уже догадались, едва мы сели в машину, раздался... нет, не взрыв, а очередной те­лефонный звонок. Но на этот раз (в отличие от пре­дыдущей нашей поездки к Маше) звонил даже не анонимный курьер, желающий принести мне бом­бу в посылке из Америки, а мой бывший коллега по газете «Коммерсант» из отдела криминальных рас­следований.

– Елена, моя фамилия Жеглов, – брутально пред­ставился он. – Я хочу предложить вам выгодную сделку.

Признаться, когда я услышала его фамилию, то была готова на любую сделку еще до того, как выслушала ее содержание. Просто из-за очередной то­порной стилистической шалости криминального фарса, писавшегося на моих глазах, да еще и с моим участием в главной роли: за один день мне довелось не только впервые в жизни побывать в легендарной цитадели советского уголовного розыска, но еще и познакомиться с двойником харизматического со­ветского сыщика из «Место встречи изменить нельзя».

– Я несколько лет проработал в девятом управ­лении ФСБ, – сразу объявил мне «живой» Жеглов, журналист газеты «Коммерсант».

Суть сделки он изложил мне так:

– Вы даете мне информацию о содержании ва­шей сегодняшней беседы со следователем уголов­ного розыска, а я вам за это даю информацию, по­лученную по моим каналам, о том, какое на самом деле взрывное устройство вчера у вас сработало.

Я сразу разочаровала звонившего, сказав, что ин­формационный товар, который он мне предлага­ет – залежалый:

– Следователь уголовного розыска уже сообщил мне тип взрывного устройства. И даже успокоил меня, что я «максимум» потеряла бы зрение и слух, если бы вышла из своей двери вовремя, когда обе­щала водителю такси.

– Вот в том-то и дело, Елена, что со взрывным устройством маленькая ошибочка вышла, – попра­вил меня Жеглов. – На самом деле у вас там было заложено самое настоящее самодельное взрывное устройство, мощностью шестьдесят-семьдесят граммов в тротиловом эквиваленте. То есть, чтобы вы могли себе представить, насколько оно мощное, скажу: это мощность нормальной боевой ручной гранаты...

– Не понимаю... То есть... Вы хотите сказать, что, если бы я вышла...– пытаясь отмахнуться от этой информации, как от дурного сна, переспросила я.

– Я хочу сказать, что вам это нетрудно себе пред­ставить: если ручная граната НЕ попадает в вас, то с вами все в порядке. Но если она в вас ПОПАДАЕТ, то есть если вы оказываетесь в эпицентре взрыва, то... тогда, в общем... с вами тоже было бы уже «всё в порядке»... Только в другом смысле...

Честно признаться, в эту секунду я почувствова­ла, что у меня слегка холодеет позвоночник.

– Но следователь мне сказал... Они меня уверяли что я осталась бы жива...

– Минимум, что у вас было бы, если бы очень повезло, – это сильнейшие ожоги и баротравма. Мы с вами сейчас не разговаривали бы. Вы были бы сейчас в реанимации под капельницей. И это в лучшем случае. Ну что, вы согласны на сделку, которую я предлагаю? Вы хотите знать все подробности?

Я на мгновение просто онемела и смогла привести себя в чувство, только внушив себе, что относить­ся ко всему этому кошмару, который я слышу, должна как журналистка – к ценной информации, а не как жертва несостоявшегося покушения, которая имела все шансы прохлаждаться сейчас уже не в салоне Машиного «Пежо», а в морге.

– Говорите. Я, конечно, поделюсь с вами всей информацией о разговоре на Петровке.

Подробности, которые я услышала от Жеглова, едва ли могли обрадовать моих близких:

– Итак, как я уже сказал, мощность бомбы со­ставляла шестьдесят-семьдесят граммов по тротиловой шкале. На месте взрыва обнаружены шнур длиной двадцать метров и батарейка, то есть был использован электрический детонатор, и человек, который привел в действие взрывное устройство, видимо, прятался за углом вашего коридора на рас­стоянии этого двадцатиметрового провода, чтобы взрывом не повредить и себя самого.

Только в эту минуту личность неудавшегося убийцы обрела для меня реальные очертания. И это тоже, признаться, было ощущение не из приятных. Одно дело – думать, что, ну, вот росла себе граната где-нибудь на дереве, а потом взяла и взорвалась у меня под дверью. А другое дело - представлять, что живой конкретный человек в тот момент, когда я стою у зеркала и собираюсь выходить, устанавлива­ет «подарочек», разматывает шнур, прячется за уг­лом... А самым неприятным было, наконец-то, осоз­нать, что этот человек (или люди), хотевший меня убить, вот сейчас где-то ходит по городу и, возмож­но, даже где-то совсем рядом со мной. И наверное, он, точно как в типовых американских фильмах про маньяков, где-нибудь в баре смотрит телевизор и про себя смакует сообщения о покушении: «Вот, это я сделал, и теперь про то, что я сделал, все говорят».

– Постойте, а как они все-таки узнали, что я имен­но в этот момент должна была выйти? Прослуши­вали телефон?

– Ну, с прослушкой сейчас никаких проблем нет. Технические средства сейчас для этого практичес­ки неограниченны. Принципиального значения это не имеет. А вот информация о взрывном устройстве у меня абсолютно точная, поверьте.

– Простите... – решилась я после паузы задать вертевшийся на языке вопрос, – ...но если у вас есть эта информация о типе взрывного устройства из ва­ших источников в спецслужбах, то почему следова­тели уголовного розыска убеждали меня сегодня со­вершенно в противоположном? Откуда они тогда вообще взяли эту версию о «светозвуковой» фанате?

– Все очень просто: они эту информацию вычи­тали сегодня утром у меня в статье в газете «Коммерсант».

Разумеется, я не поверила.

– Клянусь вам, все так и было! – заверил меня собеседник. – Они там в уголовном розыске и сами ничего не знали! Они знают только то, что им «сли­вают»! А вчера после взрыва кто-то распустил слух, что это светозвуковая граната. Каюсь, я тоже снача­ла стал жертвой этой дезинформации и опублико­вал эти непроверенные сведения в статье. А потом, сегодня, я уже все перепроверил. Так что в уголов­ном розыске вам сегодня просто мозги полоскали. Обещаю: завтра в газете появится опровержение.

Сразу вам скажу: очень скоро мне представилась возможность убедиться, что Жеглов сказал правду. Встретившись в следующий раз со следователем уго­ловного розыска Романовым, я спросила его:

– Зачем же вы меня обманывали про «безобид­ное» светозвуковое устройство? Мне рассказали, что это была бомба, мощностью эквивалентная ручной гранате.

Я прекрасно понимала, что своим вопросом став­лю следователя в тупик: для него одинаково невоз­можно сознаться как во вранье, так и в том, что у него не было на тот момент точной информации.

Но следователь оказался не промах. Он пошел по третьему пути:

– Ну... Елена... понимаете... мы просто хотели вас успокоить...

Но это были еще не все интригующие подробно­сти, раскрытые мне суперосведомленным коллегой Жегловым.

По его версии, специальное информационное ве­домство президента, занимавшееся пропагандист­скими «спецоперациями», только что «слило» на ленту официального новостного агентства дезин­формацию, что покушение было совершено якобы на моего соседа.

Я опешила:

– Это на какого, интересно, соседа? В эпицентре взрыва были три квартиры: первая – моя, вторая – напротив – квартира соседки, пожилой, тишайшей, безобидной дамы с котом-кастратом. А третья – пу­стая квартира, где уже много лет никто не живет, наискосок от меня. Там к рукоятке двери, как мне сказали следователи, и было прикреплено взрыв­ное устройство, и ровно там, в эпицентре взрыва, я и должна была оказаться, если бы открыла дверь.

– Правильно. Вот против «жильца» нежилой квартиры, согласно версии, опубликованной толь­ко что в агентстве, якобы и был направлен взрыв. Якобы там живет какой-то мелкий мошенник Скляр, которому якобы могли отомстить его по­дельники.

У меня уже не осталось сил ни удивляться, ни расстраиваться.

– Что это за бред? Нет там у нас никакого Скля­ра! Спросите любого из соседей!

– Да не волнуйтесь вы! Все уже понятно с этой дезой... Мы нашли по своим каналам имуществен­ные документы на эту квартиру, из них абсолютно четко следует, что упоминаемый «жилец» Скляр там давно уже «не жилец», он продал квартиру пять лет назад. Более того, эта квартира вообще уже давно официально выведена из жилого фонда и признана непригодной для проживания, там пустующее складское помещение. А самое смешное, что гражданин Скляр, на которого, по версии официального агентства, вчера покушались, как мы выяснили, вообще сидит в тюрьме! Завтра я эту информацию обязательно опубликую в статье.

Я выполнила обещание и в ответ пересказала сво­ему бывшему коллеге то, о чем меня несколько ча­сов назад спрашивали следователи на Петровке. А потом спросила:

– Вот вы, я вижу, действительно опытный со­трудник... бывший, извините. Как опытный специ­алист, что вы мне посоветуете: имеет ли мне смысл сейчас срочно переезжать, снимать квартиру в дру­гом районе? Какие вообще меры безопасности вы мне посоветовали бы предпринять?

Жеглов загадочно помолчал, а потом сказал:

– Ну, если это действительно не вы с вашим из­дателем устроили этот взрыв для самопиара...

Тут я уже расхохоталась:

– Слушайте, вы должны выбрать что-то одно: либо мой самопиар, либо месть Скляру. Вы не на­ходите?

–Так вот, если действительно не вы организова­ли это покушение саму на себя, – спокойно, тоном лектора продолжил Жеглов,–то, на мой взгляд, есть два варианта: либо это Контора, либо это какие-то психически неуравновешенные поклонники Путина, которые решили вам отомстить за книгу о Крем­ле. Так вот, если это какие-то мелкие отморозки-экстремисты – то сменить квартиру вам обязатель­но нужно, и чем скорее, тем лучше. Потому что даже если у них есть крыша в спецслужбах, как это чаще всего бывает, то эта крыша – не глобальная, и поэтому информационные и поисковые возможнос­ти у них ограниченные. На то, чтобы снова найти вас по базам данных, им понадобится время. А вот в случае, если имеет место первая версия, то... – тут мой осведомленный собеседник опять сделал вну­шительную паузу.

-- Ну, что? Что? Говорите же! Представьте, что к вам обратился бы за советом кто-нибудь из ваших близких! – взмолилась я.

– В случае, если справедлива эта версия, – с рас­становкой продолжил он, – то можете никуда уже не переезжать. Бесполезно. Потому что, если это Контора, они вас везде найдут. Если они захотят вас устранить, то они это смогут сделать, даже если вы уедете за границу. И даже если вы будете предпри­нимать усиленные меры безопасности – если им понадобится, они сделают это. Вспомните ледоруб Троцкого.