Литературный Интернет. Избранное. Андрей Чередник. Сынок

Андрей Чередник.

Сынок.

- Уснул? - Миша тихонько просунулся в спальню и присел на краешке кровати, стараясь не задеть торчащие из-под одеяла пятки сына.

- Давно уже. Слышишь, сопит вовсю. Долго ворочался... Переживает, конечно. - Ира осторожно сняла руку с Ваниного лба, - А вот я подержала на нем ладошку, он и уснул. Я и раньше его быстро ладошкой усыпляла, помнишь?

- Положим, что не так уж быстро, ты еще минут десять пела ему... как там начало-то? - Миша попытался тихонечко напеть колыбельную, но на первой строчке остановился. Ира улыбнулась:

- Слова-то забыл, эх ты, дырявая голова. А я вот помню. Все до одного. Ты лучше бы пятки ему прикрыл, вон торчат... вымахал во всю длину кровати. И когда только успел... Давно собирались одеяло ему побольше купить, да теперь уже вроде и не нужно.., - голос Иры дрогнул и она часто-часто заморгала.

- Да будет тебе. Все разлетаемся когда-то. - Но прозвучало неубедительно. "Все" - это чьи-то другие, а Ванька - их собственный.

- Зато макушка у него моя, - добавил Михаил, - всегда говорил, что моя. И глаза тоже мои.

Ира не отвечала, а только тихонько всхлипывала. Так они сидели на кровати, Ира у изголовья, отец у ног, смотрели на одеяльце и оба думали, что и в самом деле другого одеяла уже не нужно. Завтра Ванюшка уедет туда, где у него будет свое одеяло, возможно, пошире, и своя кровать. И жизнь тоже своя - хлопотливая и шумная, как и всякая студенческая жизнь. Только без них...

Они изо всех сил помогали ему с университетом. Собирали бумаги, писали письма, что-то заполняли. Несколько дней после получения извещения о зачислении жили общей радостью, не веря, что все так скоро и счастливо завершилось.

Но, сегодня утром, когда Ваня принес авиабилет, они замерли перед этим кусочком бумаги, точно увидали авиабилет первый раз в жизни.

Билет - самый настоящий, взрослый, осязаемый, упрямо втолковывал им, что Ванька улетает. И отлет завтра. И не просто завтра, а еще и в восемь ноль ноль.

-Ма, ну ты чего... Пап, скажи ей... Мы же все хотели, - басил сынок, неловко прохаживаясь между Мишей и Ирой, все изучавших корочку билета. - Да я рядом буду-то. Два часа лету. Как прилечу, сразу сообщу, а потом зимние каникулы. Вы приедете...

Ванька явно бравировал. Он и сам выглядел растерянным. Смущенно переминался с ноги на ногу, а потом тоже уставился на билет, который почему-то стал чужим и холодным.

Ванька первый раз уезжал так далеко и надолго. Миша и Ира зареклись отпускать его от себя после больницы, куда семилетний Ваня попал с ревмокардитом, допрыгавшись со скарлатиной. Его положили в бокс для "острых". Первый день, как он сам вспоминал, было любопытно, хотя ужасно болели суставы. А потом даже весело, когда к нему положили еще одного мальчика - смешливого и слабого Сашу из Иркутска. Говорили, что он "тяжелый", часто ходили вокруг него и хмуро о чем-то шептались. От Сашки Ваня узнал, что в Сибири самые крупные ягоды в мире, величиной с кулак. А грибов вообще не сосчитать, и все белые. А еще он узнал как больно, когда вкалывают камфару - вязкую жидкость, которую страшно медленно вводят шприцем под кожу. Ночью Сашу будили "на кислород". Приносили кислородную подушку, и он с шумным хрипом вдыхал его. Иногда делали ночной укол, и Ванька слышал, как Саша тихонько постанывал от боли, но делал вид, что спит.

Однажды Сашка сказал, что к нему приезжает отец. Ванька знал, что в палату никого не пускают, но отца впустили. Он угощал их обоих крупной сибирской черникой и морошкой, которые описывал Саша. Саша называл отца на "вы", рассказывал про камфару, кислород, и вместе с Ванькой они набивали рот помятыми ягодами, пачкая руки и роняя сок на одеяло. Ягоды, хотя и не величиной с кулак, были, тем не менее, страшно вкусные, и Ванька горстью отправлял их в рот, закрывая глаза от непривычных ощущений.

А на следующий день, после отъезда отца Сашу куда-то унесли и больше не приносили. Утром нянечка прибрала его постель и на Ванин вопросительный взгляд буркнула, что "выписали". И Ванька ему страшно завидовал, хотя и недоумевал, как можно так быстро выписать Сашу, который даже до туалета не мог добраться без коляски.

А вскоре к нему просочилась Ира и стала навещать через день. Ее бы ни за что не пустили, но Ира ухитрялась проскользнуть. На проходной врала, что у нее назначено к главврачу, а, проникнув внутрь и повертевшись некоторое время в коридоре, снимала с вешалки первый попавшийся халат и уверенно шла в бокс, как самая настоящая медсестра. Деловито рассовывала в тумбочку какие-то баночки, пакетики, целовала бледные Ванины щечки, беспокойно оглядываясь по сторонам, и спешно выходила. Мама могла приходить только через день, и Ванька даже распределил время так, чтобы ожидание не было таким тоскливым. Один день прислушивался к шагам, а другой день, когда у Иры была ночная смена, разглядывал свой балкончик, который был хорошо виден из окна палаты (больница находилась недалеко от их дома), и пытался угадать, что происходит там, внутри, за балконным стеклом. Иногда он закрывал глаза и мысленно вылетал в больничную форточку, махом перепрыгивал через крыши и заскакивал на балкон. Но, когда открывал - они с балконом по-прежнему были врозь. И тогда Ваня просто смотрел в окно, пока не начинало щекотать в глазах, то ли от долгого смотрения, то ли потому, что сильно хотелось домой, он не знал...

Так продолжалось десять дней, но потом Ирина нарвалась на обход, была разоблачена, пристыжена, халат водворен на вешалку, и визиты прекратились.

Ванька все же надеялся, что она придумает что-нибудь и придет. А через три дня, устав прислушиваться к звуку шагов в коридоре, он собрался умирать. Перестал кушать, с отсутствующим видом смотрел в потолок, не обращая внимания на ворчливых медсестер и понукания нянечек. Не помогали никакие уговоры, а на аргументы "Ты ж помрешь" он сонно отвечал. "Ну и пусть помру, зато увижу маму". Он уверенно считал, что, если будет помирать, маму обязательно к нему пустят, как пустили отца к Сашке. Правда Сашка не умирал, а наоборот выписался, как сказала нянечка.

В конце концов Ира забрала его под расписку, получив целый ворох таблеток и порошков с инструкцией давать лекарства в строгой последовательности и по часам.

- Если бы вы знали, где у меня ваши капризы - ворчал главврач, проводя рукой по шее. - Растят маменькиных сынков. Через месяц закончил бы курс и выписался. Ну, никакого понимания у людей.

Ира слушала его и думала, что у главного, наверное, нет своих детей, если он может вообразить себе ребенка целый месяц в больнице без матери. Но смолчала, боясь, что он передумает, и, вежливо приняв у врача пакетик с лекарствами, заспешила к выходу, где стояли санки. А скоро из проходной, закутанный, слабый, но теперь уже абсолютно счастливый, выкатился на кресле Ваня, был погружен в санки, и Ира повезла его домой.

Больница скрепила их тройной союз, и с тех пор они не отпускали от себя Ваню ни на шаг. Даже в летний санаторий. Да он и не очень просился.

А вот сейчас, когда Ваня пришел с билетом и продемонстрировал его, откуда-то накатилась забытая больничная тоска и, как в палате, защекотало в глазах. Но Ванька старался не выдавать себя, суетливо кружил над чемоданом, куда Ира аккуратно закладывала вещи, с нарочитой строгостью интересовался, не забыла ли она синюю футболку и кроссовки, и делал вид, что внимательно вникает в материны наставления насчет сырости.

-Ванюш, ты за ногами следи, сразу же меняй носочки, как промочишь...

-Лаааадно, - протягивал Ванька, а сам ждал, когда же, наконец, закроется треклятый чемодан, который, как и билет, нагнал на него эти досадные воспоминания.

Но вот чемодан был закрыт, поставлен к дверям, а Ваня отправлен спать, где долго-долго ворочался, пока Ириша не подсела к нему.

А в пять утра Ванька уже был на ногах.

- Надо ехать, там за два часа нужно! В билете написано "за два часа до"...

Он дергал родителей, суетливо подбирал какую-то мелочь и запихивал в сумку "на всякий пожарный"..

-Успеем, Ванюшкин, погоди, давай присядем, - Миша устало сел на диван. Он не хотел ехать, потому что вдруг физически ощутил время, которое с каждой секундой все больше давило на сердце.

Но было уже пора.

-Все. Встали, - скомандовал Михаил, подхватил чемодан, и они спустились к машине.

На табло напротив их рейса замигали зеленые огоньки

-Погоди, Ванютка, успеешь. Тут близко... Давай еще постоим. Мамуль, ты куда? Ну-ка не отделяйся. Обнимемся и... в общем, начинаем поступательное движение к каникулам. - Шутка не получилась. Потому что, пока Ваня своей небритой щекой терся об отцовский нос, Михаил окончательно и с ужасающей отчетливостью осознал, что их ласковый, детский Ванюшка продлится всего пять минут. А потом он шагнет за стеклянную дверь, которая с болезненным треском разорвет живую ткань, стягивающую три жизни в одну. Он никогда не боялся боли, но сейчас ждал этой секунды с растущим страхом.

- Ну ладно, пока, что ли, - смущенно пробормотал Ванька, - в общем... ну давайте..., - он хотел еще что-то добавить, но не сумел и несмело двинулся к контрольному пункту. А, дойдя до середины зала, оглянулся на застывших в ступоре родителей, развернулся, бросился к матери и крепко-крепко стиснул ее, чуть приподняв в воздух. А потом резко отстранился, пробрался через контроль и оказался за дверью.

- Чего ревешь-то? Гляди, как стиснул, моя рука. Помахала бы ему. Вон он, выглядывает. Все. Пошел.... Мой затылок, говорил же тебе, и глаза..., - но, глянув на Ирину, произнес:

- Нет, глаза все-таки твои.

И, обняв ее за плечи, тихонько повел к выходу.

Миша шел и думал, что в любом разрыве - живого с мертвым, любящего с разлюбившим, родителя с повзрослевшим ребенком - вся боль ложится на одного. Утешало лишь то, что в этой разлуке "потерпевшим" будет не Ванька.

Ванька отделается малой кровью. Помыкается какое-то время без них, но скоро успокоится. Потому что для него любовь, боль, радость - все, что соединяло с ними, скоро последуют за ту дверь, куда он только что шагнул, и которая с этого момента будет все плотнее закрываться для Миши с Ириной. Для них Ванька останется прежним, они же все чаще будут казаться ему стареющими чудаками, смешными, наивными со своими носочками, укутыванием и прочими телячьими нежностями.

Они выбрались на улицу и направились к автобусной остановке, не произнося ни слова и стараясь не смотреть друг на друга, - два сгорбленных человечка, похожие на растрепанные, сморщенные птичьи гнезда, откуда только что выпорхнуло детство...

© Copyright Андрей Чередник.

Вена

14.05.2003

Другие произведения автора:

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=370

http://zhurnal.lib.ru/c/cherednik_a_w/

Слово об Андрее Череднике.

Андрей Чередник… Не сразу сообразишь, с чего начать повесть об этом невероятном человеке - настолько неординарное, многоплановое явление перед нами – Андрей Чередник. На “Самиздате” его имя – своеобразный пароль, знак принадлежности к кругу избранных, посвященных. “Как, Вы не читали Андрея Чередника?!” Подразумевается: “О чем же с вами говорить?! Чего вы тут тогда вообще делаете, если до сих пор не читали Андрея Чередника?” И – через какое-то время – ответ: “Огромное спасибо за ссылку! Действительно, какого черта мы все здесь делаем, если есть Андрей Чередник?!” Вот таков его калибр. Мортира. Гаубица. Царь-пушка.

Я, к сожалению, не знаю, насколько сухой, прагматичный мир Австрии подпитывается талантом Андрея и в какой именно сфере деятельности он осчастливливает своим присутствием пряничную альпийскую республику, – но в виртуальном мире “Самиздата” он один из столпов, на которых держится разноцветное звездное покрывало. А жаль, кстати, что люди такого масштаба несут свой интеллектуальный и нравственный вклад в копилки Австрии, Штатов, Германии, Дании – а не на скудные нивы Урюпинска или Нижне-Заманилова! Одно утешает: они пишут на русском языке, и, значит, еще не все потеряно для России-матушки.

Года два тому назад, болтаясь в вольном полете над обширными (впрочем, тогда еще не такими обширными, как сейчас) полями “Самиздата”, я наткнулся на очаровательную миниатюру – “Слизнячки”. Она резко контрастировала с тем, что ранее мне попадалось, своей светлой грустью, мудростью, человеческим теплом. И запомнилось имя: “Андрей Чередник”. Уже позднее я был буквально ошеломлен его пронзительным, поистине необъятным “Великаном”, неподражаемым “Голосом” (в более позднем варианте – “Ушедшим голосам”), щемящим жаворонком (“Между небом и землей”). А его путевые заметки? А его оч-чень непростой мужичок Сплюйкин? Да что там? Не разу все и перечислишь.

Чем притягивает к себе Андрей? Чем берут его тексты, хотя он, казалось бы, использует те же простые буковки, что и все мы? Талантом? Бесспорно. Он один из самых талантливых авторов “Самиздата”, и я горжусь знакомством и дружбой с писателем такого уровня. Но талант бывает разным: холодным, надменным, отстраненным. Талант Андрея Чередника – добр, открыт людям, мудр и немножко насмешлив. Поистине бронебойная смесь получается. Жаль, что Андрей стал реже появляться в “Самиздате”. Общение с ним – как глоток живой воды. Не помню его раздраженным, спешащим, необязательным. Его комментарии вдумчивы, доброжелательны, подробны, наполнены человеческой теплотой. Он много дает тем, кому посчастливилось с ним общаться.

И вот – “Сынок”. Казалось бы, бесхитростный, почти бессюжетный слепок некоей жизненной ситуации. Но как узнаваем здесь Андрей! Те же меткие, ювелирные детали, та же подкупающая, пронизывающая всё повествование доброта, те же точные и сочные словесные сплетения, та же чуть усталая, всё понимающая и потому многое прощающая мудрость. А афоризмы?! Не помню (к стыду своему – кто), но какой-то неравнодушный и наблюдательный человек стал собирать афоризмы, встречающиеся на “Самиздате” – так там чуть ли не половина принадлежат Андрею. Афористичность – еще одна яркая примета Андреева языка. Вот, например, в “Сынке”: "Миша шел и думал, что в любом разрыве – живого с мертвым, любящего с разлюбившим, родителя с повзрослевшим ребенком – вся боль ложится на одного". Кто шепчет на ухо Андрею такие мысли, как они приходят в его светлую голову – Бог весть. Но он щедро делится своими наблюдениями с нами, читателями, делая нас умнее, терпеливее, добрее, – и спасибо ему за это!

Пользуясь представившейся возможностью, от души поздравляю Андрея с юбилеем и надеюсь на новые, такие нужные нам, его читателям и почитателям, встречи! Береги тебя Господь, Андрей! Будь счастлив!

Юрий Вальтер

Курган, октябрь 2004 г.

Песня жаворонка.

О творчестве Андрея Чередника говорить сложно. Хочется сказать только одно слово: "Читайте!" Сказать, и предоставить возможность его произведениям говорить самим за себя. Потому что рассказы Андрея – они даже не о жизни, они – сама жизнь. Жизнь во всем ее многообразии, со всеми радостями и горестями, надеждами и светлой грустью. Его героев нельзя назвать литературными персонажами, ведь это живые люди, в которых мы с радостью узнаем своих друзей, родителей, детей, а главное – самих себя. Андрей обладает удивительным талантом полностью вовлекать читателя в повествование, уничтожать границу, проходящую между текстом и читающим его человеком, будить в нас такие эмоции, о которых мы, возможно, даже и не подозревали… Любовь и нежность, мягкая ирония, сочувствие и сопереживание – вот основные нити, из которых искусно сплетены его произведения. Один из его героев, увидев жаворонка, вспоминает строки знаменитого романса:

Между небом и землей 
Песня раздается, 
Неисходною струей громче, громче льется. 

Мне кажется, образ этот отнюдь не случаен, им можно охарактеризовать все творчество Андрея. Словно песня жаворонка, оно пробуждает в нас лучшие чувства, умение видеть в жизни, со всеми ее сложностями, несправедливостями и противоречиями, светлое начало и красоту.

А сегодня – особенный день. День, когда все мы, его друзья, можем от всей души поздравить его с Днем Рождения и пожелать ему всего самого доброго: мира, любви, гармонии, вечной молодости в душе и вдохновения, подарившего нам его замечательные рассказы, от которых мир вокруг сделался чище и светлее.

Виктория Дегтярева

Санкт-Петербург, 8 октября 2004

Не причина для праздности!

Редколлегия "Литературного Интернета", авторы журнала "Самиздат", издательской системы "Литсовет", литературного сайта "Точка. Зрения" и просто многочисленные друзья, ученики и поклонники сердечно поздравляют Андрея Чередника с днём рождения!

Мы не настаиваем, чтобы в столь знаменательный день юбиляр пребывал в состоянии творческого подъема, экстаза, вдохновения, или, упаси Боже, творческих мук, насилуя свою музу на предмет создания очередной нетленки… Нет, не настаиваем… В конце-концов, выходной, он и в Австрии выходной, тем более - юбилей.

Однако настоящим уведомляем, что достигнутый Вами возрастной рубеж ещё не является причиной для успокоенности, принятия солнечных ванн в солярии собственной славы и безучастного созерцания каторжного труда рядовых коллег по литературному цеху на ниве сетевого творчества с высоты своего Олимпа!

Присоединяйтесь, Уважаемый, уже с понедельника, 18 октября, - присоединяйтесь! Ваше место в упряжке вакантно; девственно-чистый лист бумаги ждёт Вас, сударь, и готов впитать новые мысли, чувства, идеи! Не рас-слаб-ляй-тесь!

Удачи, тебе Андрюша, и, конечно же, творческих успехов! Обнимаем, твои друзья:

Ада Цодикова Алина Ананьева Анатолий Лернер Андрей Ахматов Андрей Кукса Араик Багдасарян Виктор Борисов Виктор Дачевский Виктор Улин Виктория Дегтярева Елена Чурилова Ефим Лазарчук Иван Зорин Игорь Негорюй Карина Шаинян Лейла Дервиш Людмила Иванцова Людмила Тихая Наталья Уланова Петр Бессонов Сергей Стукало Юрий Вальтер Юрий Лопотецкий

Баку, Воронеж, Казрин, Киев, Красноярск, Курган, Минск, Москва, Новосибирск, Ростов-На-Дону, Санкт-Петербург, Саратов, Уфа, Хилсборо

17.10.2004