Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Персональная рассылка Т.В. Гагина

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Чудеса рядом" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Январь 2012   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Тимур Владимирович Гагин

Статистика

555 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Персональная рассылка Т.В. Гагина - MINORITIES IN CHARGE


Да простится мне название не по-русски, но и речь пойдет о Канаде. За прошедшее время жизни здесь всплыло много интересного, чего я раньше и не думал замечать за собой. И это подтолкнуло к любопытным выводам. Прошу прощения, если кому-то покажется, что я говорю про политику — нет, я про нее не говорю. Бог с ней, с политикой. Речь, как всегда, о психологии. В широком смысле слова.

За прожитые годы я привык думать о себе как о человеке весьма широких взглядов, в основном критично-ироничного свойства. Как это часто бывает в таких случаях, знакомые частенько награждали (и награждают) меня титулами «скептика» или «циника» за манеру ко всему (так я думал) относиться с сомнением. И все-таки канадская жизнь показала, что при всем при этом я никуда не делся от зашоренности. То есть, разумеется, так и должно было быть, и по уму все правильно. Но мне самому удивительно было столкнуться с собственной узколобостью (в смысле уверенности, что правильно так, а не иначе) там, где я меньше всего ожидал ее встретить.


Кто решает?

Однажды, будучи в Москве, я в очередной раз рассказывал друзьям о Канаде, о ее устройстве, о людях — как я все это вижу. Рассказы были разные, веселые и просто «за жизнь». Про то например, что канадская конституция — это два закона, принятые Британским парламентом (которые в теории могут быть отменены). Что премьер-министра в конституции нет, как и Верховного суда. Но на деле они есть. Что по конституции все решает Генерал-губернатор, но «по сложившемуся порядку вещей» он всегда подписывает решения премьер-министра (которого как бы нет). Что по конституции Сенат равен Парламенту, но на деле это не так... что Провинции могут отменить федеральные законы, и правительство будет с ними судиться с неясным исходом, словом, и это основной вывод: что в большом и малом в Канаде часто (не всегда, но в часто и в очень важных-непростых областях) живут не столько по «правилам», сколько по «джентльменскому соглашению». В том числе в такой мрачной с точки зрения чести и честности области, как политика. И, что уж совсем ни в какие ворота не лезет, даже если позиция одних в какой-то момент безоговорочно сильна, и они могут прижать других, вместо этого все равно начинают... договариваться. То есть торговаться вусмерть, интриговать и организовывать подставы пока идут переговоры, но потом — действовать по договоренности. Потому что безоговорочно сильная позиция скоро ослабеет (сложенная из разных меньшинств, она всегда изменчива), и «история доверия на основе договоренностей» важнее сиюминутной выгоды. (Заметьте эту уверенность, что сильная позиция обязательно ослабеет).

В какой-то момент один из друзей, с некоторой долей нетерпеливого раздражения переспросил: «Ну это все хорошо, а кто у них РЕШАЕТ?» Кто главный, проще говоря. Или, если совсем грубо, кто держит зону? Кто обеспечивает исполнение этих самых «джентльменских соглашений»?
Вопрос был задан без доли юмора (ну почти) и так же был воспринят. Потому что многие месяцы здесь мне самому было непонятно: кто решает-то? Кто у руля? То есть понятно, что серьезные вопросы решаются компромиссом закулисных сил, но кто-то же «князь»?

Русская «Правда» и порядки

Как это водится у нас на Руси: «земля у нас большая, да порядка в ней нет», так что, дорогой Рюрик, приходи и будь главным. Ну или великий князь. Или хан. Или царь. Далее по историческому тексту. Как бишь кто-то из иностранцев описывал в прошлые века государственный строй России? «Самодержавие, ограниченное убийством»? Вот-вот.

Потому что каждый из нас в глубине души знает, что правду — ПРАВДУ — если где и можно найти, то на самом верху. А пока не дойдешь дотуда, до самого верха — все равно все воруют. Я не говорю, что наверху всегда правда, я говорю, что там ее принято искать. И вот почему это важно: нормальный «россиянин» не задумываясь знает испокон веку — законы, порядки, правила — все это не для нас, а против нас. Не по Правде. Закабалить, обмануть, обмишулить, объегорить, обобрать и так далее. И жизнь, в общем, раз в несколько десятилетий убедительно это подтверждает. Наши «договоренности» нечем подкрепить, кроме силы. «Порядки» обычно на утверждение честной договоренности не работают. (Впрочем это не только в России. «За деньги могут оправдать даже невиновного» — это Бертольд Брехт, и сказано не о России).

«Порядки», твердо знаем мы, устанавливают те, кто власть «наполняет». Бюрократия, чиновники, номенклатура — в разные годы это называлось по-разному. Поэтому в рамках «порядка» Правды нет. А надежда — когда она есть — на ГЛАВНОГО. На того, кто может в конкретном случае вмешаться и несправедливые, лживые, злые порядки — поломать и невиновного защитить. Пусть иногда, пусть это произвол, но царь Петр может повесить заворовавшегося воеводу (потому что царь поверил безвинно обиженному, а не потому, что воевода нарушил закон и был уличен), царь Александр — помиловать чуть не сосланного на каторгу мужика, а товарищ Сталин — защитить от НКВД Пастернака. Проще говоря, мы в России, в Советском Союзе и опять в России куда больше верим в Илью-богатыря, чем в городничего, в «правду», чем в «порядок». Порядок из века в век обманывает, и мы как-то ухитряемся оставаться романтиками в душе и верить, что «решительно одним ударом» сломав этот порядок, эту несправедливость, очередной добрый богатырь, который «за правду», сразу эту правду — ДАСТ. Мол, «нате, жрите», как говорит один мой хороший друг. А когда перестаем в это верить, когда очередной Самый Силььный Защитник Слабых оборачивается чужой правдой, не нашей (то есть опять сила не на нашей стороне), остаемся просто разочарованными циниками: Правды нигде не сыскать, да и нет ее. Мир без Правды (то есть где мы не в силе) нам кажется подлым, скверным и нас не устраивает.
Простите за этот вульгарный политик-исторический экскурс. Конечно, нюансов много, и в своей повседневной жизни мы, прожженые и многократно обманутые, не так наивны. Но я ведь и говорил, что речь пойдет о психологии, а не о политике.

Вера в слабость

А при чем тут психология? При том, что романтическая вера в «правду» — это романтическая вера в СИЛУ. Как говаривала еще одна моя знакомая, «успех — это количество людей, которых я могу». Там, в глубокой картине мира, где нет политики, а есть «мировоззрение», миропонимание, мы, нормальные люди в России, склонны — осознавая или нет — постоянно задаваться вопросом: кто главный? Кто он и какой он? Хороший или плохой? Наш или не наш? Потому что, знаем мы, конкретный порядок в конкретной школе, столовой, конторе — зависит не от официального «порядка», а от доброй или злой воли, то есть от ПРОИЗВОЛА этого самого — главного. И поэтому неважно, какие порядки, законы и правила кто-то там провозгласил и напринимал — это все туфта. Как «на самом деле» — зависит от того, кто в силе, кто — решает.

И опять, я не говорю, что это хорошо или плохо. В России оно так и есть, и такое мировоззрение полезно, потому что близко к жизни. Исходя из этого мы и сами ищем позицию посильнее, и князя себе покруче, мы понимаем, что в одиночку, без своей дружины, без «своих» не прожить, ну и так далее, вы все не хуже меня знаете.

Чтобы понять конкретную ситуацию, положение вещей, нам, нормальным «русским и русскоговорящим», нужно знать, КТО ТУТ, в этой ситуации, ГЛАВНЫЙ. Причем не официально, а на самом деле. Вокруг него, главного, и формируется большинство. Не то, чтобы они идейно за вот этого конкретного главного. Они — за главного в принципе. «Ты за кого болеешь, мальчик? — За того, кто победит!»

А если ты не самый сильный богатырь, не самый страшный добрый мОлодец, не самый крутой князь, не самый великий вождь — то иди отсюда, освободи место настоящему. Который не будет слушаться науськиваний подлого «порядка воевод», а железной рукой припрет мерзавцев (то есть не наших) и принесет «правду» (как наши ее понимают).

Отсюда вторая мысль: кроме «силы» мы верим в «слабость». То есть кто не силен, тот — слаб. Я понимаю, что для большинства читающих это кажется самоочевидным. Мне понадобилось прожить больше года в другой стране, чтобы обнаружить, что это не полностью очевидная мысль.

Еще раз: дело не в политике. Мы верим в силу и слабость в своей повседневной жизни: мы оцениваем-обсчитываем свое собственное положение как «сильное» или «слабое» в смысле «количества людей, которых я могу». И обычно полуосознанно ожидаем, что слабый будет «дожат», а сильный будет усиливаться за этот счет. Поэтому мы боимся собственной слабости: она, полагаем мы (обычно справедливо), провоцирует сильного дожать нас, надавить на нас, выжать из нас все. Мы — там, в глубине души, где не думаем — знаем, что сильный не останавливается, пока не выжрет все досуха. Мы верим в то, что «слабая позиция» — это не просто плохо, это временно и опасно. Временно потому, что дальше наступает гибель, нищета, немощь. Что быть «в меньшинстве, в слабой позиции» — это сигнал тревоги, это надо либо скрывать, либо срочно прибиться к большинству, либо набрать сил, задавить конкурентов и стать большинством самому. Отсюда обычно такая злобная идейность собирающего силы меньшинства и не менее злобная мстительность, если это меньшинство однажды входит в силу и становится большинством.

Отсюда, кстати, столь характерное как на уровне страны, так и на уровне бытовой склоки — желание не просто отбиться, а «уничтожить» врага. Потому что «или он, или я», и «недобитый враг добьет тебя». В возможность примирения мы не (там вглубине, где искренне) не верим просто потому, что сами мириться не собираемся: не может быть двух «Правд». Так вера в Правду неизбежно приводит к «кругом враги»: они же не согласны с нашей Правдой. Кстати именно поэтому, пытаясь дружить (хоть с теми же иностранцами, к примеру), мы стараемся уверить себя в том, что мы одинаковые. В том смысле, что у нас одна правда. Только тогда мы не враги. (Еще раз напомню, что я пишу не про повседневные рациональные взгляды, а про глубинные и не очень-то осознаваемые верования).
Любое равновесие сил для нас — «смутное» время, пока не выяснилось, кто главный. Договоренности смутного времени ненадежны, ожидания хрупки, позиции временны: пока не придет главный и не распорядится по-своему. Решения главного — не математика правил и законов. Кому «дважды два — четыре», а кому и десять с конфискацией. «Правда» — это высшая справедливость, а не разумная справедливость. Высшая требует, чтобы было ПОЛНОСТЬЮ по-нашему, и никаких компромиссов, никаких уступок. Добиться такого можно только силой (другие-то не очень хотят, чтобы было прям полностью не по их), поэтому — снова — «Правда» и «Сила» в нашей душе неразрывны.

Не по Силе, не по Правде

Вот из-за всего этого наш нормальный русский мозг так бунтует против попытки понять совсем-совсем другую картину мира (пусть на вид все очень похоже) — картину мира, где нет явного главного, нет явной силы сильнее других, нет — большинства, нет — Правды. Для нас это положение вещей опасно, вредно, а главное — временно, после чего наступает полный хаос. Именно так мы понимаем ситуацию «без главного». В стране или во дворе. На работе или на панели (в широком смысле).

Попытки понять, кто «держит» Канаду обречены ровно потому, что здесь другие аксиомы. И дело даже не в том, что тут столетиями не было революций и войн (тем более гражданских): последняя серьезная война (не считая далеких заокеанских мероприятий) случилась, когда США напали на Канадские провинции, которые не поддержали революцию Джорджа Вашингтона в революции за независимость, в попытке присоединить их. В Канаду после революции бежали британские лоялисты — те, кто не хотел отделяться. Тогда Канада отбилась, но опять-таки без явного выяснения кто сильнее. Стороны разошлись более-менее при своих.

Американцев, кстати сказать, нам потому еще гораздо проще понять, что они как нация родились тоже при выяснении кто сильнее, у кого дубина толще. Канада же с самого начала — не метрополия, не центр империи, но и не центр сопротивления империи, а просто живущая своей жизнью колония, сшитая из разрозненных кусков, где постоянно не было того или тех, кто безоговорочно сильнее. Привычка договариваться здесь развилась не от «высокой культуры быта», а — как и противоположная привычка в России — не от хорошей жизни. Французы противостояли англичанам, и то и дело то одни, то другие побеждали, это зависело от переменчивой поддержки индейских племен. Итого три стороны (причем индейские племена тоже были неоднородны), и ни одна не в состоянии справиться с двумя другими «совсем». Понадобились десятилетия постоянных бесплодных конфликтов (даже после формальной победы Англии), чтобы кто-то из судей выразил всеобщую мысль: «похоже, надо принять тот факт, что мы все тут есть и никуда не денемся». Вроде хорошо звучит, но попробуйте сами сердцем принять такую мысль про свою жизнь, область, страну, работу: «все так, как есть, и никогда не изменится полностью в нашу пользу». Или по-другому: «я/мы никогда не добьемся своего, а так и будем жить в компромиссах с другими».

Меньшинства решают

Исторический экскурс можно сделать большим и подробным, только вряд ли это будет уж очень интересно тем, кто читает эти строчки не в Канаде. Основной вывод же такой: средний канадец «не задумываясь» рассчитывает на то, что в трудной ситуации будет достигнута договоренность (хотя бы и с помощью судов, которые тут считаются одной из разновидностью посредников при переговорах — что уже странно). То есть он не готов в конфликте идти до последнего, а только до его — этого конфликта — разрешения к большей или меньшей собственной выгоде. И средний канадец не только не готов, но и не собирается добиваться «правды» — то есть «зарубаться» по-русски в духе «или будет по моему, или я до последней капли крови». Причем не то, что «не готов, и переживает от своего неправоверного несовершенства», а наоборот, «не готов, и считает, что это нормальная позиция вменяемого человека». Кстати, возможно именно поэтому среди канадцев наибольшее количество жертв (из союзников) в Афганистане. Они не понимают про «отступать некуда, позади Москва» и этой странной готовности на любые жертвы (с обеих сторон) лишь бы не уступить ни пяди, когда можно — договориться с бОльшим или меньшим соблюдением интересов обеих сторон. Канадцы в целом (конечно, люди разные бывают), судя по всему, еще во время конфликта думают о том, на каких условиях этот конфликт завершится. Они не думают о полной и окончательной победе, поэтому не готовы вложить ВСЕ ради такой победы. Они думают о том, как жить ПОСЛЕ конфликта. Кто с чем останется. Если еще точнее, они намерены жить «сейчас», а не в «светлом будущем», где все будет по окончательной правде. Возможно поэтому Канада чуть ли не позже всех, и — без сопутствующих проблем — отделилась от Британской Империи; поэтому несмотря на весьма серьезный антагонизм, в Квебеке так и (к счастью) не сложилось террористических организаций, а два референдума о суверенитете были провалены теми, кто не хотел радикальных решений; поэтому песни и сказания индейских народов рассматриваются в судах как законные документы для признания тех или иных (например, территориальных) прав. Поэтому средний канадец не в восторге от иммиграции, но склонен разговаривать, спорить и договариваться, а не разбивать черепа.

Будет неправдой сказать, что такого подхода в России нет совсем. Есть. Он называется: «худой мир лучше доброй ссоры». Только у нас в России эта мысль становится массовой («лишь бы не было войны») после жестоких катастроф да и то пока не вырастет следующее — еще небитое — поколение. Ну или — на личном уровне — после того, как кто-то огребет по самое «не балуйся». Да и то он расценивает этот «мир» как передышку пока «Империя» не «нанесет ответный удар».

Положение дел в Канаде — вот уже третье столетие — хрупкое. Еще раз: это «хрупкое» положение дел держится третье столетие, ухитряясь гибко и динамично меняться не за счет войн и революций, не за счет противостояния и силовой победы, а за счет того, что люди — меньшинства — постоянно договариваются. При этом обычно вовсе не любя друг друга нежно и уж совсем без намерения забыть все ссоры и немедленно побрататься.

Здесь меньшинств — то есть групп со своими узкими интересами — много. К счастью, ни одна из них не сильна достаточно, чтобы долгосрочно диктовать свою волю. Так что на вопрос моих друзей «кто в Канаде за старшего, кто решает» — ответ судя по всему таков: «меньшинство». Какое-нибудь, да меньшинство. А потом другое меньшинство. А в другом месте — третье меньшинство. Поэтому им, как в старом добром анекдоте про Doom, «приходится договариваться». Причем так, чтобы сохранить эту возможность договариваться и на будущее. Здесь живут не по «Правде», но и не «по расчету» (при котором с оппонентом можно жестко расправиться, если позволяет расчет), а по «джентльменской договоренности» меньшинства с меньшинством, слабого со слабым. Здесь слабая позиция — это естественное, нормальное состояние каждого бОльшую часть времени. Она не приводит к дальнейшей сдаче позиций. Только к маневрам и объединениям. Договоренности и компромиссы создают конфигурации слабых позиций для достижения временной силы во временном месте. И все по новой. И так триста лет :)

P.S. На всякий случай подчеркиваю: я не хвалю и не ругаю ни Россию, ни Канаду. Я даже не о странах рассуждаю, а о людях. Мне было интересно нащупать вот эту описанную разницу. Возможно, это окажется интересным и вам, уважаемый Читатель.
В избранное