Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Интерпретация проективных тестов


Rorschach & Psychoanalytic Diagnostics
Быть психологом

Здравствуйте, уважаемые читатели!
Выпуск первой недели ноября 2011.

В 2011 году в выпусках рассылки «Интерпретация проективных тестов» будет перепечатана моя монография «Посттравма: диагностика и терапия», изданная в 2006 году издательством «Речь» тиражом 1500 экземпляров. Как мне неоднократно приходилось слышать, тираж книги давно распродан. Где прочесть издание он-лайн, я не знаю, поэтому опубликую текст здесь, в «Золотой» рассылке, - в книге 248 страниц, неделя за неделей по пять страниц у вас будет возможность прочесть её всю, бесплатно. Книгу я писала в 2005 году, новые статьи, лекции и практические занятия по психодиагностике и психотерапии еженедельно пишу для тех, кто оформил платный абонемент.

Книга на сайте Озон

© О.В. Бермант-Полякова, 2006

Со стр. 177-181

Личностная динамика психолога.

Было бы наивным полагать, что психолог только работает и никакая личностная динамика в его деятельности не содержится. Выше обсуждались типажи профессионалов, карикатурно обрисованные Роем Шефером в его выдающейся работе «Psychoanalytic interpretation in Rorschach testing». В этом разделе автор подробно остановится на личностной динамике психологов, связанных с их собственными потребностями. В общепринятом психодинамическом понимании выделяют четыре нарциссических потребности: organizing (структурирование), admiration (восхищение), mirroring (отображение), twin-ship (союзничество). Профессионализм психолога подразумевает, что его нарциссические потребности удовлетворяются в реальных взаимоотношениях, а не за счёт клиентов.

Нарциссическую переоценку себя можно назвать универсальной для начинающих психологов. Она выполняет важную защитную функцию, помогая справляться с тревогой. Её легко увидеть за стремлением избавить от любой проблемы, узнать всё о каждом и любить любого, кто обратился за помощью. Это три ловушки, три проявления нарциссической триады (всезнание, всемогущество, благотворительность). В крайних случаях нарциссическая психодинамика проявляет себя как чувство принадлежности к элите, к избранникам, обладающим особыми качествами или выдающимся статусом по сравнению с другими людьми.

Выбор профессии психолога связывают с неосознаваемым желанием устанавливать отношения с другими людьми. В основе желания взрослых дарить свою любовь и благодарность другим людям может лежать чувство вины за злость и нападение на них. Работа с людьми, в противоположность экспериментальной психологии, обычно привлекает психологов, испытывающих потребность возместить причинённый ущерб, и их стремление заботиться о других людях представляет символическое искупление и примирение. Миш (Misch) ссылается на ряд работ, в которых показано, что многие психотерапевты выросли в семьях, где им приписывалось делать счастливыми родителей, особенно депрессивно настроенную мать. С этой точки зрения, когда психолог с головой погружается в «случай» и забывает свои интересы, поддавшись фантазиям о спасении близких, из-под доспехов героя выглядывает застарелая ненависть по отношению к родителям.

Вышесказанное имеет свои нюансы, когда речь идёт о работе с пост-травматическим пациентом. Терапевт в этом случае принимает на себя «тройной удар», находясь под прессом злобных фантазий пациента, зла, случившегося в реальности травматического события и собственной бессознательной злобы. Опытный клиницист знает границы своих возможностей. В ситуации, когда его ресурсов недостаточно для ведения нескольких случаев пост-травмы, он бережёт себя и, чтобы сохранить адекватность, ставит самому себе чёткие границы. Если ему очевидно, что работа с ещё одним травматическим пациентом заставит его работать на пределе имеющихся ресурсов, психотерапевт переадресует его свободному коллеге.

Фантазии о спасении не только нереалистичны, они так же потенциально контрпродуктивны. Бессознательно такой психолог ожидает от клиента крайне регрессивного, зависимого поведения, которое позволяет ему спасти беспомощного пациента от трудностей этого мира и его несправедливости.

Когда от другого человека ожидается зависимое поведение, он начинает чувствовать себя ребёнком, неспособным нести отвественность за себя. Заботящийся о нём терапевт парадоксальным образом лишает его возможности развить личную ответственность, автономию и компетентность. В дополнение к этому, желание психолога спасать другого на бессознательном уровне запрещает тому самому успешно решать проблемы и завершать сотрудничество с психологом.

Работа с пост-травматическим пациентом расставляет акценты иначе. Речь идёт не только об ожиданиях в терапевтической ситуации. Психолог встречается с переживанием тотальной беспомощности и горькой несправедливости в личном опыте его подопечного. Пост-травматический пациент, которому удалось вновь почувствовать себя ребёнком, неспособным нести ответственность за себя, и довериться психотерапевту, получает важный, части целительный, опыт доверия миру. Вся гамма чувств, от интимности до влюблённости и мечтательности, снова возвращается к нему. Н. Мак-Вильямс пишет о том, что отзывчивость пост-травматического пациента, обретающего веру в терапевта, «так трогательна, что ужасно хочется посадить их на колени (особенно «детскую» часть) или забрать домой... Это имеет некоторый привкус инцеста». Мак-Вильямс цитирует слова психотерапевта, сопровождавшие автобиографическую книгу одной из её пациенток: «Я никогда не пожалею, что «усыновила» Жоан... но мне приятно обнаружить: теперь я могу дать таким пациентам то, что им нужно, не покидая офиса» (с. 433). Опытному терапевту присуща способность погрузиться в регрессию и вырасти из неё вместе с пациентом.

Обсуждая личностную динамику психолога, Миш говорит о существовании порой негласного требования, чтобы спасаемый демонстрировал спасителю, как благотворно действует на него забота психолога. Некоторые люди могут согласиться с таким требованием, но это неизбежно будет сделано ценой личной автономии. Когда пациенты не показывают психологу, как помогла им его терапии, или она действительно им не помогает, они могут стать жертвой садистских интерпретаций и небрежного обращения (телефонных разговоров, консультаций с коллегами в его присутствии и др.). Такие слова и поступки продиктованы желанием заставить другого бросить терапию и избавить психолога от необходимости видеть, как его клиент упорствует, отказываясь принимать навязываемое ему спасение.

Профессионал защищён от этого как минимум десятилетним опытом, опирающимся на хорошее знание теории и практику рефлексии и саморефлексии. Молодой психотерапевт только на пути к такой позиции, и немудрено, что он воспринимает отсутствие видимых результатов своей работы как угрозу. Когда терапия не приносит желанных плодов, он начинает тревожиться, и, если ему не повезло и отношения с супервизором не отличаются особой доверительностью, в действие вступают примитивные психологические защиты, и оценка реальности искажается. Неофиту в этом случае трудно принять реальность, в которой существуют «сопротивление», «вмешательство семьи», «бессознательный саботаж» и «недостаточная мотивация», иными словами, реальность того, что далеко не каждому человеку можно помочь. Некоторые пациенты не смогут извлечь из терапии пользу, сколько усилий ни затратил бы на них психолог. Нередки случаи, когда обращение продиктовано одиночеством и поиском первертивных любовных отношений. Клиент платит за интимность обстановки консультирования и секретность доверительных отношений с терапевтом, и его всё устраивает. При таком раскладе никакие симптомы не поддадутся терапии до тех пор, пока отчаявшийся психолог не станет обсуждать перспективы её прекращения. Сопротивление изменениям в терапии довольно часто продиктовано бессознательным чувством вины за что-либо, и бессознательным же её искуплением своим «я не заслуживаю права быть счастливым». Другая нередкая психодинамика, лежащая в основе неуспешной терапии, связана с неосознаваемым желанием клиента одержать «победу» над старшими или авторитарными фигурами. Эти мазохистские и конкурентные желания будут проигнорированы нарциссически ослеплённым психологом, которые полагает ответственным за успех терапии исключительно себя. Желая добиться результатов любой ценой, он может закрывать глаза на, по-видимому, пограничный интеллектуальный уровень обратившегося к нему человека, на то, его желание получить помощь зиждется на постановлении суда, обязавшего посещать терапию, либо на давлении некоторых членов семьи, которые хотят получать психологические консультации завуалированно, усаживая в клиентское кресло проблемного подростка.

Конечно, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, пишет Миш, что психологу может просто не хватить опыта или эмпатии, чтобы помочь определённым пациентам, или, возможно, он оказался не в силах отследить свои реакции контрпереноса. Правда в том и состоит, что любой психолог может стать ещё лучшим психологом.

Психолог предоставляет возможность другому человеку проработать жизненно важные проблемы и вопросы, не более. Излишнее терапевтическое рвение, посвящение своей жизни пациентам, мученичество и героизм, - всё это отголоски контртрансферентных влияний, укоренённых в бессознанельных фантазиях о спасении.

Бессознательные притязания на роль спасителя других людей не являются единственным «подводным камнем» в работе психолога. Не меньшую трудность представляют его собственные сильные чувства. Психологу необходима честность, способность признать свои ошибки, будь то неподходящие слова или поступки, которые действительно имели место в отношениях в клиентом и вызвали его разочарование, раздражение или злость. Психотерапевт натренирован рассматривать сильные чувства по отношению к себе как неадекватные. Обычно за ними скрываются страх, зависть, конкуренция, злоба и даже ненависть клиента, который прячет их под маской лести. Эта динамика обнажает веру пациента в то, что, выразив негативные чувства, он потеряет терапевта, разрушит его.

Собственные сильные чувства психолога повергают молодого профессионала в стрессовое состояние, констатирует Миш. Раздражение, ненависть, зависть, негласное соревнование с пациентом, скука и сексуально окрашенное влечение для него «табу». Иногда у психолога возникают садистские мысли и мысли об убийстве по отношению к клиентам. Поскольку противопереносные чувства присутствуют всегда, в большей или меньшей степени, в каждой терапии и у каждого терапевта, необходимо вооружиться терпимостью к ним и даже любопытством. Их осознание, признание и объяснение дают возможность извлечь из них новое понимание, которое обогатит сотрудничество психолога и клиента. Опытные профессионалы отмечают, что наиболее опасная позиция из всех возможных это отрицание того, что такие чувства у психолога возникают. Психолог может испытывать к клиенту любые чувства, чувствовать нормально и позволительно. Но у психолога нет свободы вести себя в соотвествии со своими чувствами. Его поведение определяется профессиональной этикой.


С уважением,
Бермант-Полякова Ольга Викторовна
психолог, психотерапевт, супервизор
Новые лекции и практические занятия


Наверх

В избранное