[Dailyreading] книга
Выпуск 1038
Григорий Зинченко
Побег из Бухенвальда
(окончание)
Как начался суд, я не помню, был очень занят одной мыслью: почему в зале нет
моей жены? Суд был показной. Неужели ее не пустили? Всматривался в лица людей,
но ее не мог найти. Не было в зале и детей, несмотря на то, что все подсудимые
были многодетные.
В зале также не было моих сестер и братьев. Вдруг увидел возле стены поднял руку
мой братишка Ваня. Он уже отслужил три года в армии танкистом и снова вернулся
к
нам жить. И вот я увидел, что к нему подошли двое взяли под руки и вывели. Я
так
сильно расстроился, что не услышал даже вопроса, который мне задали. Меня стали
толкать в бок и тут только я услышал грозный голос судьи:
- Подсудимый Зинченко, почему не отвечаешь на вопросы? Еще раз спрашиваю, вас
обвиняют по статье двести девятой уголовного кодекса Украины: считаете ли вы
себя виновным?
- Нет.
- На каком основании вы опровергаете обвинение?
- Если вы в законе напишете, что разрешается пить только стакан воды, а я выпью
два, то я виновен перед тем законом, что вы написали, но перед своей совестью
и
перед народом я не виновен. В вашем законе написано, что запрещается молиться
Богу, а я молюсь, я не виновен ни пред своей совестью, ни пред Богом. Согласно
вашему закону я виновен, но пред Богом я чист.
Судья объявил народу:
- Зинченко признал себя нарушителем закона. Он обвиняется по нескольким статьям.
В нашей стране запрещается эксплуатация человека человеком, а есть данные, что
в
сентябре 1960 года группа молодежи из их секты, выходной день отработала на
уборке картофеля и весь свой дневной заработок отдала ему. Что вы скажете в свое
оправдание?
- Да, это правда, но я их не нанимал и даже не знал о их желании помочь мне.
В
тот день меня послали проведать группу верующих стариков, живущих далеко от
города. Когда я вернулся домой, то во дворе лежала картошка. Я даже и не видел,
кто ее привез. Мне жена рассказала, что это молодежь из нашей церкви, а не
секты, как вы называете, привезла картофель.
- Второй вопрос. Вы купили костюм, который стоит вашей месячной зарплаты. У вас
шесть детей и на ту зарплату, что вы имеете, невозможно прокормить детей. Откуда
у вас деньги?
- Это правда, я купил себе первый костюм за свои тридцать шесть лет. Жена родила
и ей выплатили одноразовое пособие на шестого ребенка. Вот к этим деньгам я еще
немного добавил и купил костюм средней стоимости.
- Третий вопрос. У вас шесть детей, и жена не работает. Каким образом вы
содержите свою семью?
В первых рядах сидели журналисты. Они быстро записали вопрос и стали смотреть
на
судью, как бы спрашивая: <К чему такие глупые вопросы? Что здесь общего с
покушением на жизнь людей?> Я не стал объяснять, что мои дети не пьют вдоволь
молока, что у них нет переменной одежды, а просто сделал сравнение.
- У моего дедушки было шестнадцать детей, и он всех их выкормил при царе. У меня
только шесть детей, и я живу при Советской власти.
Здесь я спохватился, не наговорил ли чего лишнего, не оскорбил ли власть. Чего
доброго, еще и политическую статью пришьют, тогда я пропал, с тюрьмы не
выпутаешься. И я решил молчать, да меня и не спрашивали
больше. Начался допрос брата Николая.
Судья зачитал его дело:
Козелько Николай Михайлович, украинец, 1930 года рождения. Рецидивист. Судим
в
1949 году. Был приговорен к смертной казни, но смертная казнь была заменена
двадцатью пятью годами тюремного заключения, после чего должен отбыть пять лет
ссылки, а после ссылки на пять лет лишался всех гражданских прав. И тут судья
весь свой гнев обрушил на Николая.
- Это террорист, изменник Родины задумал разрушить Советскую власть. Он участник
банды террористов, расклеивал листовки по деревне, призывая весь украинский
народ освободиться от власти Москвы. Он призывал к отделению Украины от России,
призывал разрушить Социалистический строй, разрушить колхозы, а землю передать
народу в частное владение. Он со своей группой призывал к восстановлению
капиталистического строя. И это все было в то время, когда наша страна была
ослаблена в борьбе с фашизмом. Советская Армия добивала фашизм в его собственном
логове, а этот человек восстал против такой могучей страны, страны Советов. Его
помиловали, смертный приговор отменили, оставили в живых, чтобы он своими
глазами увидел мощь Советского государства, по амнистии освободили из лагеря,
а
он... организовал запрещенную в Советском Союзе религиозную секту
пятидесятников. Он был старшим на их Богослужениях, на молебнах читал Евангелие
и совершал хлебопреломление. Не уведомляя органы власти, тайно совершал водное
крещение. Он!!! Он и его секта обвиняются как посягатели на жизнь и здоровье
граждан Советского Союза. В продолжение длительного времени мы собирали данные
об их служениях, их религиозном дурмане, что и отразилось на здоровье
безграмотных стариков и старух. Но за последнее время в их сеть попало много
грамотной и даже с высшим образованием молодежи. Сегодня наша задача -
разоблачить принародно опасность данной секты и спасти молодежь от гибели. Наша
задача - изолировать всех сектантов от народа.
В таком духе прошли три дня суда. Вызывали и допрашивали ежедневно не менее
десяти свидетелей из верующих. Вопросы были в основном одинаковые.
- Знаете ли вы подсудимых?
- Знаю.
- В своих проповедях читали ли они запрещенную литературу - Евангелие или
Библию?
- Да, читали из Библии.
- Есть данные, что Козелько вел пропаганду против Советского Союза, агитировал
молодежь не брать оружие и отказываться от службы в армии. За ложные показания
вам грозит тюремное заключение сроком до двух лет.
- Ложь говорить не будем. По Писанию это грех, пропаганды и агитации не слыхали.
Каждый вечер по телевизору показывали нас, подсудимых, но не суд. Диктор
объявлял, что свидетели дали показания о великих злодеяниях подсудимых. Город
волновался, как встревоженный улей. На заводах и фабриках проходили собрания
о
том, что судят злейших преступников, которые приносят в жертву людей. Народ
требовал высшей меры наказания - казнить их через повешение
и принародно. Газеты писали статьи одна другой страшнее: <Дети - жертва секты>,
или: <Хотел в небо попал в психбольницу>, или <Неудачная жертва>.
В зале же суда была совершенно другая обстановка, задавались одни и те же
вопросы: <Принуждают вас молиться или вы сами молитесь? Ведь становиться на
колени и молиться - это рабство>. Помню, как одну старушку-христианку, лет
семидесяти, привезли в свидетели.
- Верите ли вы, что есть Бог?
- Верю, сынок, раз я есть, значит и Бог есть.
- Верите ли вы, что Бог простил вам грехи?
- Верю, сынок, покайся и тебе Бог простит.
- Вы говорите на незнакомом языке?
- Покайся, сынок, и ты заговоришь красивым языком.
- Вы верите, что Бог вас примет на небо?
- Покайся, сынок, и тебя Он примет.
- Верите, что святая дева Мария родила Сына?
- Поверь, сынок, не смогла б грешная родить Святого Сына.
- Вы верите, что Бог этого Сына принес в жертву за народ?
- Покайся, сынок, ведь эта жертва была и за твои грехи.
В зале поднялся шум, кончилось терпение у народа, стали выкрикивать: <Ближе к
делу. Сколько можно слушать бессмысленные вопросы? Где свидетели против убийц?>
Прокурор потребовал прекратить беспорядок. Объявил, что суд переносится на
четвертый день. Завтра будут свидетельствовать пострадавшие.
Начался четвертый день суда Зал был забит до отказа. Еще немного и будут
раскрыты все преступления сектантов, будут пострадавшие свидетели. Прошло больше
часа, а суд все не начинался. Звонок. Вошли представители судебной коллегии.
В
зале наступила мертвая тишина, начался четвертый день суда.
Привели Ирину и прокурор спросил у нее:
- Пострадавшая Зинченко Ирина, вы знакомы со всеми подсудимыми?
- Да, знакома.
- Сколько лет вы их знаете?
- Лет восемь.
- Согласны давать все верные показания?
- Согласна.
- Вы выступаете перед судом как пострадавшая на почве религиозных предрассудков.
Вы согласны засвидетельствовать пред всеми причину вашей болезни?
- Нет, я чувствую себя совершенно здоровой.
- Здесь присутствует общественный обвинитель, доцент Психоневрологического
Института товарищ <Н>, который может подтвердить устно. Но мы имеем также и
письменное подтверждение из истории вашей болезни.
Он достал лист бумаги и стал выборочно читать:
- Зинченко Ирина имеет высшее образование и на почве религиозного стресса имеет
умственные отклонения. В данный момент находится под постоянным наблюдением
врачей. От госпитализированного лечения отказывается, советы врачей игнорирует.
Последние два года ее болезнь прогрессирует. Ей запрещено посещать церковные
богослужения, которые отрицательно действуют на ее здоровье. Разрешается только
легкий физический труд>. - Стоят подписи врачей и заверено доцентом института.
На все вопросы судьи Ира отвечала словами из Евангелия, что совершенно вывело
судью из равновесия. Он объявил, что ответы Зинченко Ирины свидетельствуют о
том, что она религиозная фанатичка. Слово предоставили общественному обвинителю.
Это был профессор атеистических наук. Он начал возвышенную речь против Библии,
доказывая, что все места Писания противоречат одно другому. Периодически
обращаясь к Ире, просил, чтоб она объяснила то или другое место. Ира на все
вопросы отвечала удивительно мудро. Я внутренне благодарил Бога. Чтоб сделать
насмешку над Библией, профессор задал ей вопрос:
- Как понять Евангелие Иоанна, первая глава, восемнадцатый стих? Там написано,
что Бога никто, никогда не видел. А в Библии, когда Бог обращался к Моисею,
написано: <когда Я (Бог) буду проходить, ты увидишь Меня>, - что ты скажешь на
это?
Ира спокойно ответила, что такого в Библии не написано. Атеист стал горячиться,
доказывая, что он раз десять прочитал Библию, Коран, знаком с Буддизмом.
- Такого нет в Библии, вы выдумали. - Тогда он спросил:
- А как же там написано? <Ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо>.
Исход 33 глава, 23 стих.
Так закончился допрос Иры. После всего этого она обратилась к прокурору:
- Разрешите задать вопрос профессору-психиатру?
- Задавайте.
- Скажите, пожалуйста, каким ответом вы остались недовольны?
- Благодарю, доволен всеми.
- Могу ли я еще задать вопрос?
- Пожалуйста.
- Скажите, пожалуйста, на каком основании вы выдали справку, что я
умопомешанная? Ведь я вас впервые вижу, и вы меня видите в первый раз, не так
ли? Я никогда к врачам не обращалась и в психиатрической больнице никогда не
была. На учете нигде не состою. Относительно физической работы никто мне советов
не давал. А вы знаете, где я работаю? Я работаю на электронновычислительной
машине. Таких машин в нашей стране еще не выпускают. На двух самых больших
заводах <Турбинном> и <ХЭМЗе> только три человека знают, как на них работать.
Предоставленная справка сфабрикована.
Тут судья моментально выхватил микрофон из рук Ирины. Суд прервали и судебная
коллегия ушла на совещание, которое длилось около двух часов. В зале поднялся
шум - одни возмущались, а другие восхищались, но
ответа на вопрос: <Где же жертвы? Где пострадавшие?> не было. Судья зачитал
приговор:
- Козелько Николай - пять лет лагерей строгого режима, после чего пять лет
ссылки и конфискация имущества. Так как из имущества оказалось одно единственное
пальто, то его и забрали, а ведь эта семья ожидала третьего ребенка.
- Дуртан Матрена - 1,5 года тюрьмы и конфискация имущества. - Так бедная
старушка и осталась без дома. По болезни ее освободили через восемь месяцев и
она еще долго скиталась, бездомная, среди верующих.
Рубашка Николай, Чубенко Федор и Горькавый Иван получили по три года лагерей.
Мне дали полтора года лагерей. Отбывать срок отправили в лагерь на Холодной Горе
города Харькова. Я успокаивал себя стихом из Евангелия: <Гнали Меня, будут гнать
Лето 1962 года было особенно жаркое. Работал я в трудовой колонии общего режима
в литейном цехе. Работа была тяжелой, расплавленный чугун носили вручную. Хотя
прошли времена и многое забыто, но друга своего, Женю Сирохина, брата из
баптистов, с которым познакомился в лагере, не могу забыть. Он был судим по той
же статье, что и все христиане. С ним мы встречались ежедневно на <пятачке> -
несколько деревьев и пешеходная дорожка вокруг, место, где заключенные имели
получасовую прогулку. Весь лагерь, состоящий из пятисот человек, ходили один
за
другим по этой дороге. Женя выходил на пятачок рано и стоя на обочине с палочкой
в руке, ведь он был совершенно слепой, обычно пел псалом.
- Над Родиной нашей восходит заря,
о братья и сестры, вставать нам пора.
Подойдя тихо к нему, я слушал Голос у Жени был приятный, мягкий. Немного
погодя, я подходил к нему и брал за руку. Он сразу же говорил:
- Это ты, Гриша? Ну пошли, браток.
В разговорах, он всегда меня называл <браток>. Он брал меня под руку, и мы
ходили, вспоминая свою прошлую жизнь, семью. Порой и забудешь, что ты в лагере.
Помню, я спросил его:
- Женя, расскажи, как ты потерял свое зрение.
- Э, браток, то были самые тяжелые годы моей жизни. Отец мой умер рано, и мы
жили с мамой. Кончил семь классов, и началась война, тогда мне было пятнадцать
лет. В семнадцать лет попал на фронт. За три месяца мы прошли военную подготовку
и сразу же на передовую. Оружия нам не дали, а сказали, если товарища убьют,
берите его винтовку и воюйте. Окопы рыли с напарником и одной винтовкой воевали.
И вот во время боя убило моего напарника, а меня землей засыпало. Я был ранен.
Меня привезли в лазарет, забинтовали все лицо, лишь только нос и рот было видно.
Через три дня, когда делали перевязку, открыли мне глаза. Я ничего не видел.
Так
и отвоевался, остался слепым на всю жизнь. Приехал домой, на иждивение мамы.
Позабыт, никому не нужен, даже петь перестал. Целыми днями сидел возле дома.
Кто
проходил мимо меня, а кто и заговорит ко мне. Глазами я не вижу никого, а как
заговорит, то сразу представляю, кто со мной говорит и даже в какой одежде он.
Бывало, как вспомню школу, то весь класс предо мной будто встал. Однажды вечером
в субботу я, как обычно, сидел возле дома, вдруг слышу голос:
- Узнаешь меня?
- Зоя, это ты? Откуда ты?
Среди тысячи голосов я узнал бы ее голос, девчонка из моего класса... Она
присела рядом. Мне стало обидно за свою судьбу, ведь я никому не нужен. И тут
я
услышал ее тихий голос:
- Женя, чего ты плачешь?
Я не поверил ее словам. Неужели мои глаза могут плакать? Я провел рукой по
глазам.
- В Евангелии написано: <Бог отрет всякую слезу с очей>.
- Эй ты, штундистка, чего к нему пристала?
- Зоя, а ты в самом деле штундистка, в Бога веришь?
- Да, Женя, я христианка, хожу в собрание уже два года. Нашла я счастье в жизни.
- Какой же он? Такой красивый как и ты?
- Я не пойму тебя. Женя, о ком ты говоришь?
- За того, кто счастье тебе дал, за мужа.
- Ты меня не понял. Я не замужем, но я христианка и счастливой меня сделал
Христос. Завтра воскресенье, я иду в служение, хочешь, пойдем вместе.
Собрание меня не интересовало, но пройтись вместе не против, да и обидеть не
хотел. Так мы и договорились. С тех пор каждое воскресенье я посещал собрание,
через время обратилась к Господу и моя мама. На следующее лето мы приняли водное
крещение. Я был счастлив, что спасен.
Осенью я подошел к нашему дьякону и спросил:
- Что мне делать? Я хочу жениться. - Но он задал мне странный вопрос:
- А кого ты выбрал?
- Как я могу выбрать, если я не вижу? Кто согласится взять такое горе на всю
жизнь, тот и будет для меня самый дорогой человек.
- А сейчас есть у тебя самый дорогой человек?
- Есть, Зоя. Она первая побеспокоилась за мою душу, но знаете... За нее я и
думать боюсь. Я калека... Слепой.
- Хорошо, брат, я поговорю с ней, потом и решим.
Нас обвенчали. Сейчас у нас пятеро детишек.
- А за что тебя судили?
- Ты слышал про типографию <Христианин>, которая печатает Евангелие? Все
Евангелия, отпечатанные в этой типографии, считались запрещенной антисоветской
литературой. Я со своей тринадцатилетней дочкой занимался транспортировкой
Евангелий. Однажды приехал домой, а жена говорит, что у нас был обыск в доме
и
чемодан с Евангелиями забрали. За это меня и судили по 209 статье, обвинили в
распространении запрещенной литературы, которая действует на психику человека.
Мне дали три года, и нас с женой лишили родительских прав. Так я и не знаю
судьбу моих детей, где они сейчас.
Из письма Женя узнал, что когда его жена вернулась домой после суда, детей дома
уже не было. Подогнали автобус и детей увезли. Старушки, которые присматривали
за детьми, подняли крик. Двое из приехавших объяснили, что отец потребовал
привезти детей попрощаться.
Зое никто не говорит, куда их увезли. верующие их тайно ищут по всей стране.
Старшую, Танечку, нашли за двести километров. Жена уже ездила к ней. А недавно
мне сообщили, что нашли малютку Леночку, ей сейчас полтора годика.
Как-то на прогулке Женя дал мне письмо.
- Прочитай, браток.
<Дорогой Женечка, сообщаю тебе радость? у нас родился сынок и я назвала его
твоим именем: Женя. И еще одна радость: друзья разыскали всех деток. Они
находятся в интернатах по разным городам, но я была только у меньшей, Леночки.
Меня пустили с условием, что я не буду с нею говорить, а только посмотрю со
стороны. Леночка играла во дворе. Там было много таких же малышей, как и она.
Я
не смогла удержать слез, но заведующая предупредила: <Не терроризируй детей!
К
чему слезы?> Я ответила: <Не могу удержаться: это же моя доченька, Леночка>.
Леночка услышала мой голос и закричала: <Мама! Мама!> - Женечка, пойми сам, мое
состояние. Заведующая тоже заплакала и разрешила подержать Леночку на руках.
Свидание было только пятнадцать минут. Пусть Бог тебя благословит. Целую, твоя
любящая жена Зоя>.
Я отдал ему письмо, а перед глазами стояли мои дети, их у меня тоже осталось
шесть.
- Не печалься, Женя, как-то все устроится. Ведь нас тоже решением исполкома
лишили родительских прав, но мои пока еще дома. Варя рассказывала на свидании,
как она прятала детей при виде любой машины. Соседи у нас хорошие, дают приют
моим детям. Витю и Таню в школу не пускала до тех пор, пока директор школы не
пообещала, что без жены детей в детдом не отправят.
Как будто все успокоилось, но с сентября детей опять начали оформлять в детский
дом. В это время уже и третий сын Толик пошел в школу. Вспоминается один случай,
который Таня мне рассказывала на свидании. Была она тогда в третьем классе.
Приехали в школу корреспонденты из газеты. Директор школы вызвала ее к себе в
кабинет для беседы. Двое мужчин и женщина, директор школы, решили убедить эту
десятилетнюю девчонку в том, что нет Бога.
- Ты веришь в Бога, а ты Его когда-нибудь видела?
- Я и Ленина никогда не видела, но все равно верю, что он был.
После такого сравнения они на несколько минут потеряли дар речи. Часа два они
пытались убедить ее отказаться от Бога и согласиться жить в детдоме, где о Боге
никто и вспоминать не будет. В конце концов директор школы не выдержала, что
они
не могут справиться с какой-то девчонкой. Она схватила Таню за косы, а волосы
у
нее были густые и длинные, ниже пояса, намотала себе на руку и выволокла ее из
кабинета. Потом толкнула ее ногой и приказала идти в класс. Но она пошла в класс
к младшему Толику, позвала его и они вдвоем убежали из школы.
Но еще больше на свидании меня расстроила Наташа. Она устроилась спать возле
батареи и ни в какую не хотела уходить оттуда, заявив, что здесь теплей, чем
у
нас дома. А когда нас строем стали уводить из комнаты свиданий, она просила
заключенных спрятать ее между ними, чтоб ей можно было жить там, где и папа.
Когда же ее не пустили, она подняла такой крик, что уже и
надзиратели не выдержали, приказали мне успокоить ребенка. Я пообещал ей, что
когда я освобожусь, то даже домой не буду заезжать, сразу заберу ее из детского
садика. Она успокоилась, молча пошла к маме. Я сильно не придал значение этому
обещанию, просто хотел ее успокоить. Не знаю, как она запомнила день моего
освобождения, но в тот день воспитатели детского сада, где она вместе с Петей
находилась в круглосуточной группе, не могли уложить их спать. Она всем заявила,
что папа все равно за ней придет, хоть и ночью. Мог ли я думать, что она даже
ночью ждала и не теряла надежды?
Но наша Советская власть не могла даже почеловечески из тюрьмы освободить людей,
даже этот день им надо отравить. Ждали меня с утра. Дети уселись возле
автобусной остановки на камне и целый день просидели там. Мама не могла их
уговорить даже покушать. Борщ, который приготовили для встречи папы, прокис.
А
выпустили меня только в восемь вечера, после окончания рабочего дня, когда все
начальство уходило домой. Домой я приехал ночью, и каково же было мое удивление,
когда на остановке я увидел своих детей. Как легко решались судьбы людей, но
нелегко переносить это. Был издан закон - искоренять все святое, искоренять
Церкви, но слова Иисуса Христа верны. Он сказал: <и врата ада не одолеют Ее
(Церковь)>, - Церковь будет существовать! Какие бы законы ни были на земле, но
Церковь Христова есть и будет.
<Вы дайте им есть!>
(От Марка 6,37).
***
Это сообщение от автора Michael Burchak
за номером 1038
на тему [Dailyreading] книга,
опубликованое в день 2006-11-11 и в час 15:57,
разошлось для 17
участников телеконференции Ежедневные духовные чтения
