Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мир без границ

[mgr] Журнал НАША ЖИЗНЬ No9. Не согласен с обоими

Дискуссионный клуб

Не согласен с обоими

Ознакомившись со статьями Александра Раковича и Владимира Савенкова,
хочу выразить значительное несогласие с обоими. Абсолютно согласен лишь
с тем, что
трость для ориентировки -- вещь необходимая для большинства слепых, хотя
бы как показатель их принадлежности к лицам с очень плохим или
отсутствующим зрением.

Немного о себе. Я родился в тысяча девятьсот сорок втором году в
спецпоселении на острове, территория которого была поделена между двумя
подсобными хозяйствами
Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел.
Довольно долго удивлялся, почему все мои одноклассники живут в деревне
или городе,
а я -- в <<абонементном ящике 33>> города Архангельска. Подобное сообщение
делаю для понимания общей обстановки в месте моего рождения.

Родился я с <<бегающими глазами>>, а в результате трёх операций до
полутора лет остался приблизительно на 70 лет с катарактой на левом
глазу с остротой до
0,04 на один глаз, теперь вижу на уровне <<ощущение движения тени у

с малолетства
твердила мне, что я должен быть как все. С возрастом я выполнял все
доступные хозяйственные работы по дому. Летом был поваром с четырнадцати
лет, пилил
и колол дрова, нянчил пятерых братьев и сестёр, наверное, с пяти лет. Я
полностью согласен, что очень многое в развитии слепого или
слабовидящего ребёнка
зависит от родителей.

У меня за плечами высшее тифлопедагогическое образование, тридцать лет
работы в школе для детей с ограничением зрительных возможностей и
двенадцать лет
работы заместителем директора по социальным вопросам на Ульяновском
предприятии Общества слепых.

С моей точки зрения, в неправильном воспитании слепых и слабовидящих
детей виновата система. Медицинские работники по инструкциям
перестраховываются в
вопросах охраны зрения. У них -- принцип не позволения физической
активности людям с остаточным зрением, на всякий случай, как бы чего не
вышло. До сих
пор не разработана система возможных физических нагрузок при том или
ином заболевании. Детей в школе гиперопекают, а выйдя в
самостоятельную жизнь, они
не придерживаются часто надуманных ограничений.

У родителей интенсивный страх перед способом письма и чтения на основе
Брайля и медики не пытаются их разубедить в этом. Предложение учителей
перевести
ребёнка на занятия по <<методу слепых>> встречают яростный отпор врачей и
родителей, а слово родителей решающее.

Своим нежеланием разрешить детям с глубоким слабовидением при остроте
зрения от 0,05 до 0,08 заниматься по системе Брайля окулисты содействуют
тому, что
по завершении образования они не могут читать свои плоскопечатные
каракули и не видят обычный шрифт в книгах -- образованные <<неграмотные>>.
В пору нашего
обучения подобное заканчивалось тем, что, владея Брайлем, школьники
самостоятельно учились писать ручкой, а книги читали в зависимости от
возможностей
-- либо плоскопечатные, либо написанные рельефно-точечным шрифтом.
Родителей, настроенных на жалость к детям, нельзя убедить в
необходимости овладения Брайлем.
Именно с этой поры идёт тенденция, не побуждающая детей с глубокими
расстройствами зрения к преодолению трудностей. Между тем как выстоять в
условиях конкуренции
может только тот человек с ограниченными возможностями здоровья, который
будет несколько квалифицированнее окружающих с нормальным зрением за
счёт больших
временных затрат на своё самосовершенствование.

Часто медики рисуют возможные перспективы улучшения зрения, используя
частично видящих как подопытных. Томящийся в ожидании повышения остроты
зрения ребёнок
теряет сензитивный период для более благоприятного развития как слепой,
и при отсутствии воли долго находится в подвешенном состоянии, не
определившись
в развитии собственных способов деятельности. Ограниченность знаний
родителей только содействует медленному развитию ребёнка. У медиков
существует предубеждение
против чтения глазами рельефно-точечного шрифта, но, как показывает
практика, у требовательного, думающего о сохранении остаточного зрения
педагога негативного
эффекта не будет.

Психолого-медико-педагогическая комиссия определяет только учебное
заведение, в котором должен обучаться ребёнок, не высказывая
методические рекомендации
или реальные способы деятельности на избранном образовательном маршруте,
а в школе нет подлинных специалистов-тифлопедагогов. Уже четверть века
отсутствует
система подготовки тифлопедагогов с базовым дефектологическим
образованием. Время энтузиастов ответственно работать за учительскую
зарплату давно прошло,
да и курсы лаборатории обучения слепых и слабовидящих Института
коррекционной педагогики не могут дать всю систему необходимых для
тифлопедагогов знаний,
они могут лишь обогатить ранее полученные знания по обучению и
воспитанию слепых и слабовидящих, которых нет.

В наши годы учебы в школах для слепых работали незрячие учителя, несшие
проблемы тифлопедагогики на основании собственного жизненного опыта. Эти
люди всячески
на педагогических советах отстаивали принципы и подходы по соблюдению
особенностей обучения и воспитания детей со значительными патологиями
зрения. Ещё
два-три выпускника дефектологического факультета Ленинградского
педагогического института имени А.И. Герцена поддерживали природных
тифлопедагогов. Сторонники
соблюдения специфики были значительной силой.

В семидесятые годы двадцатого века школы были разделены -- для слепых и
слабовидящих. После этого, например, в Ульяновской школе для
слабовидящих в начале
восьмидесятых годов работали два тифлопедагога и человек шесть, особенно
учителей начальных классов, со значительным стажем работы с детьми, не
имеющими
полноценного зрения. Работники той поры уже давно пенсионеры, а иных уж нет.

Вновь образованная в Ульяновске школа третьего-четвёртого вида,
работающая восемнадцать лет, не имеет ни одного специалиста с базовым
тифлопедагогическим
образованием и ни одного педагога, являющегося инвалидом по зрению.
Конечно, многое эти люди познали на основе практики и почитывают
литературу по коррекционной
педагогике, но следует ли от них ожидать полностью продуманный
тифлопедагогический подход, когда систему Брайля не знает в полном
объёме ни один учитель-предметник,
да и учебниками, изданными рельефно-точечным шрифтом, образовательный
процесс полностью не обеспечен. Крупношрифтовых учебников для
слабовидящих явно недостаёт.

Не хочу и не буду оценивать качество образования школы, на это есть
специальные органы, но по каким критериям они могут определить уровень
тифлопедагогического
подхода, если в органах управления образованием и в институте повышения
квалификации и переподготовки работников образования нет специалистов
соответствующего
профиля? Полагаю, что даже специальная школа не обеспечивает оптимальный
уровень образования слепых и слабовидящих школьников при таком состоянии
учебно-воспитательного
комплекса. А как можно говорить об инклюзивном образовании детей с
глубокими нарушениями зрения, когда массовые школы не имеют
специалистов? И учебную
базу для детей с особыми образовательными потребностями они наверняка не
обеспечат -- надо очень много денег регионам, которых у них нет.

По-видимому, подобное положение во многих областях, где нет достаточного
финансирования и подлинных энтузиастов коррекционного образования. Для
его успеха
нужны и глубокие знания, и природная увлечённость, и богатая
материальная база, которую не смогут заменить компьютеры. Учебники,
изданные соответствующим
шрифтом, рельефно-графические пособия, большой объём объектов для
формирования предметных представлений -- это важнейшие условия, скорее
всего, имеющиеся
в школах не менее чем с полувековой историей.

Подготовка тифлопедагогических кадров -- нерешённая проблема, а без этого
нельзя говорить о системе дошкольного и школьного образования детей со
значительными
зрительными патологиями. Родителей в какой-то мере просвещают работники
библиотек для слепых и пенсионеры-тифлопедагоги, а с ними должны
работать центры
типа <<Я и мама>>, которые в провинции навряд ли когда-нибудь будут
созданы, это не Москва и Санкт-Петербург с их огромными возможностями,
множеством специалистов
и большим количеством детей, действительно нуждающихся в
тифлопедагогическом подходе.

Александр Ракович много сказал о важной роли родителей, но современных
мам и пап надо просвещать о возможностях раннего вмешательства при
осуществлении
коррекционно-развивающего воздействия на ребёнка. Нынешние родители до
того зациклены благодаря медикам на том, что ребёнка-инвалида надо
жалеть, что бывают
случаи, когда дети с остротой зрения до 0,1 не умеют его использовать.
Тринадцать лет назад одну девочку с такой степенью слабовидения в
Ульяновской школе
еле научили использовать остаточное зрение при чтении, так как
гиперопекающая мама вообще не побуждала её к этому.

В школу приходят слепые дети, думающие, что виноград растёт отдельными
ягодками, а не кистями, не трогавшие кошку, не ощущавшие чешую рыбы --
такова <<охрана>>
здоровья детей со стороны родителей. Тотально слепых сейчас единицы, но
и частично видящие, поступающие в школу, не имеют должного уровня
предметных представлений,
так как мамы и папы всячески их оберегают от осязательного восприятия
самых безобидных предметов, могущих хоть чуть-чуть поцарапать кожу
ребёнка. Интересно,
как они собираются воспитать у детей иммунитет к ссадинам и болячкам,
которые те наверняка начнут обретать в условиях интерната? По
статистике, число ребят
с глубокими расстройствами зрения возрастает, и надо, как минимум,
врачей-окулистов просветить настолько, чтобы они, кроме <<сбережения
зрения>>, учили родителей
активно развивать у детей остаточное зрение и глубокое слабовидение.

В своё время слабовидящие дети дежурили в столовой, все учащиеся
Грязовецкой школы чистили картофель на кухне, в трикотажной мастерской
приучались работать
с простейшей техникой, а в мастерской для мальчиков овладевали
напильником, ножовкой по дереву и металлу, рубанком и топором. На уроках
труда в начальных
классах обучались шить и работать с бумагой без использования зрения,
вязать и плести. Теперь же это всё невозможно по санитарным правилам и
нормам. А
когда и где детям с глубокими нарушениями зрения учиться бытовому
обслуживанию, не заключающемуся только в уборке помещений и постели?

Пора педагогам и медикам найти общий язык во взглядах на возможности
выработки навыков социально-бытовой реабилитации инвалидов по зрению.
Ведь люди с нормальным
зрением страдают от бытовых царапин и ссадин, однако занимаются
хозяйственно необходимой деятельностью.

Сложилось так, что в школах-интернатах третьего-четвёртого вида много
внимания уделяется социально-культурной реабилитации и спортивной
работе, а когда
и где детям научиться социально-бытовой жизни? Уверен, что во многих
школах нет для этого необходимого оборудования. У нас любят экономить на
образовании,
а если специальную школу доукомплектовать в соответствии с требованиями
организации коррекционной работы, то она окажется много дороже большой
массовой
школы, в которой может обучаться учеников раз в десять больше, чем в
специальной. При нашей финансовой необеспеченности и менталитете
россиян, при котором
любой инвалид не является полноценным человеком, не может быть и речи об
инклюзивном обучении слепых и слабовидящих. Не найдётся денег на самое
первое
-- подготовку и оплату труда помощников учителей в расчёте один
тифлопедагог на трёх учащихся, при большей нагрузке это будет фикция.

Неоправданная гиперопека медицинских работников порождает у детей
привычку к пассивности, осознанию собственной неполноценности. Наверное,
именно поэтому
среди незрячих, имеющих большие достижения в области науки и искусства,
большинство тех, кто не является слепым от рождения.

Анатолий Колдаков

http://www.vos.org.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=4499:mat-journal-our-life-2016-09-02&catid=345:cat-journal-our-life-2016-09&Itemid=184

Ответить   Анастасия Павлюченкова Wed, 28 Sep 2016 16:07:42 +0300 (#3437424)