Последние новости

Парад русской Лейб-гвардии в Инстербурге (Вост. Пруссия), 5.09.1914.
2024-05-03 10:53 m2kozhemyakin
Инстербург - ныне г. Черняховск Калининградской обл.

Русская Лейб-гвардейская кавалерия в конном строю на фоне панорамы Инстербурга, 5 сент. 1914.
Флюгера на пиках участвовавших в параде Кавалергвардского и Лейб-гвардии Конного полка в ч/б гамме выглядят почти одинаково - определить, что за полк на фото, не получилось.

Источники: https://vk.com/wall-144197679_2455?ysclid=lt3wvxx4ad256296370; https://vk.com/wall-56957086_7904.
В августе 1914 года 1-я русская армия генерала П.К.Ренненкампфа вторглась в провинцию Восточная Пруссия. Уже 20 августа в Гумбинненском сражении она нанесла поражение 8-й немецкой армии, которая начала отступление, без боя сдавая многие населенные пункты. Русские войска стали медленно продвигаться в сторону Кенигсберга. В понедельник 24 августа около 8 часов утра первые казачьи патрули показались в Инстербурге. Уже на следующий день губернатором города был назначен доктор М.Бирфройнд. Был организован специальный "отряд самообороны", которому без вооружения предписывалось следить за порядком.



Отступая из города, немецкие войска подорвали мосты через реки Инструч и Анграпа. По всем правилам...

Свои первые впечатления от Инстербурга описывал офицер штаба 1-й армии П.А.Аккерман: "Очень красиво и благоустроено, масса зелени. Отличные постройки; особенно ласкает глаза масса изящнейших особняков по улице, на которой мы живем. Вообще, город кажется будто вымершим, хотя чувствуется, что это только извне. За наглухо спущенными шторами и даже железными решётками жалюзи есть жизнь". Однако офицер А.Невзоров, вступивший вместе со своей ротой в город 24 августа, писал, что "в Инстербурге осталось много жителей, которые высыпали на улицу при нашем входе. Когда мы шли по главной улице, то какие-то жители немцы разбили большое окно магазина и оттуда стали приносить нам пиво, шоколад, печенье и ещё что-то, не забывая при этом и себя. К себе тащили все. Впоследствии, ограбление этого магазина было приписано “русским дикарям”, хотя у нас ни один солдат не вышел из строя при прохождении города". "Русские солдаты, — отмечал член городской управы Отто Хаген, — вели себя преимущественно дисциплинированно, после того как несколько мародеров в первые дни были приговорены главнокомандующим к расстрелу". Порядок в городе держался прежде всего на генерале П.К.Ренненкампфе, чей штаб вскоре разместился здесь. В Инстербурге текла относительно нормальная жизнь. Любопытно, что в отеле "Дессауэр хоф", где располагался штаб 1-й армии, офицеры не только платили за обслуживание в ресторане, но и давали чаевые.

Генерал Ренненкампф со своим штабом обедает в том самом отеле.
Фотография из немецкого пропагандистского издания времен войны.

5 сентября здесь прошел парад русской гвардии. В этом параде участвовали Кавалергардский и лейб-гвардии Конный полки. Поступила команда передислоцировать их в Ковно, и перед выступлением они перешли в Инстербург. В параде также приняла участие батарея лейб-гвардии Конной артиллерии и, в общей сложности, вся 1-я гвардейская кавалерийская бригада (из состава 1-й гвардейской кавалерийской дивизии), которая также должна была поступить в распоряжение коменданта крепости Ковно генерала В.Н. Григорьева.
Достаточно подробная подборка фотографий парада русской Лейб-гвардейской кавалерии (в пешем строю), сделанная местным фотографом Р. Готвальдом, была опубликована в немецком издании Die Russenherrschaft in Insterburg dauerte von 24. August 1914 bis 11. September 1914, Insterburg еще в период войны:







Кавалергард В.Н. Звегинцов, очевидец этих событий, писал в своих воспоминаниях:
«Много народа собралось вокруг посмотреть на невиданное зрелище… Под звуки полковых маршей генерал-от-кавалерии фон Ренненкампф обходил строй, здоровался с полками и благодарил их за боевую работу.

По окончании молебна перед строем были вызваны представленные к Георгиевским крестам и медалям Кавалергарды и Конногвардейцы, и командующий армией… роздал первые боевые награды. По окончании церемониального марша полки разошлись по квартирам под звук трубачей и вызванных песенников».

Вот свидетельство еще одного очевидца – воспоминания доктора Макса Бирфройнда, бывшего тогда губернатором Инстербурга, – в сущности, взгляд с другой стороны:
«5 сентября, примерно в час пополудни, русские провели на старой рыночной площади своего рода походное богослужение, парад и освящение знамен. Под музыку военного оркестра три гвардейских полка, которым предстояло получить награды за свое победоносное участие в прошедших сражениях и благословение на будущие бои, одновременно с Банхофштрассе и с Кенигсбергерштрассе вступили на старую рыночную площадь и выстроились вокруг нее шеренгами по два-три человека друг за другом, в то время как офицерский состав в присутствии Верховного главнокомандующего Великого князя Николая и генерала фон Ренненкампфа сгруппировался в центре рыночной площади. В направлении ратуши был установлен небольшой алтарь, украшенный тяжелым золотым распятием, усыпанным драгоценными камнями. Здесь же заняли место три знаменосца со своими полковыми знаменами. Необычайно торжественное и интересное зрелище началось со службы, которую отправляли четыре священника в полном облачении в сопровождении образованного из русских солдат хора певчих. Затем старший по чину священнослужитель окропил всех офицеров поодиночке святой водой... Священник также поочередно обошел всех рядовых и окропил их святой водой.

Затем генерал фон Ренненкампф произнес здравицу в честь царя, после чего полковые оркестры сыграли национальный гимн России. Вручением орденов и парадным маршем перед Верховным главнокомандующим завершилось это торжество, которое, наверное, навсегда сохранится в памяти тех, кто на нем присутствовал. О живейшем интересе к этому параду и в других кругах свидетельствует широкое распространение фотографических моментальных снимков, выпущенных фирмой Готтвальдта».

Действительно, вскоре после описываемых событий инстербуржец Р. Готтвальдт издал целую серию открыток с фотографиями парада, сделанными из квартиры над магазином парфюмерно-галантерейных и аптекарских товаров. Любопытно, что на открытках в подписях под снимками упоминается великий князь Николай Николаевич, факт пребывания которого в Инстербурге историки подвергают сомнению.
Известно, что на площади в строю находился и ротмистр П.Н. Врангель, будущий главком белых армий. Здесь за отличие в бою под Каушеном ему был вручен орден Св. Георгия 4-й степени.

Атака эскадроне Лейб-Гвардии Конного полка ротмистра П.Н. Врангеля при Каушене 19 авг. 1914 г. Худ. А.И. Шелоумов - кавалерийский офицер, участник Первой мировой.

В честь парада 1914 года в Инстербурге и 300-летия русской гвардии,
по инициативе директора музея «Кафедральный собор» И.А. Одинцова и при поддержке Черняховской администрации (глава района Г.И. Фоменко), 13 сентября 2003 года на арке у спуска к реке Анграпе (пл. Ленина – ул. Горная), был открыт трехчастный памятный знак. Автор проекта – скульптор Андрей Шевцов (Калининград).


Русские войска покинули город 11 сентября 1914 года во время поспешного отступления из Восточной Пруссии под напором 8-й немецкой армии.

Отступление Русской армии из Инстербурга была запечатлено на фотопленку все тем же местным мастером Р. Готвальдом.

Ближе к вечеру здесь появились первые германские разъезды. Впоследствии в мемуарах начальник штаба 8-й немецкой армии генерал Э.Людендорф признавал: "В августе и сентябре многие русские части вели себя при вторжении в Восточную Пруссию образцово. Винные погреба и склады охранялись. Ренненкампф поддерживал в Инстербурге строгую дисциплину".

Кайзеровская пропаганда была явно уязвлена парадом русской Лейб-гвардии в Восточной Пруссии. 15 сентября немцы прогнали через Инстербург несколько тысяч попавших в плен солдат Русской армии в качестве "акции возмездия".


По завершении Восточно-Прусской операции 1914 г. был выпущен набор официозных открыток в духе прусской военщины, содержавший сцену "парада русских военнопленных".

ПЛЕНЕНИЕ ЛУИ БОНАПАРТА
2024-05-02 14:47 roman_rostovcev

Любому непредвзятому человеку, сколько-нибудь интересующемуся историей, даже не обязательно военной, совершенно очевидно, что 1 сентября 1870-го года императора Франции Наполеона III в плен не взяли, а сдали. Чуть ли не закованного в кандалы или связанного по рукам и ногам. Другое дело, что немцы десятилетиями хвастали Седаном, как результатом германского военного гения, а парижские заговорщики таили свою изменническую деятельность после страшного разгрома Франции и позорного Франкфуртского мира. Но мы-то этими соображениями не связаны, и потому можем рассмотреть седанскую катастрофу так, как она есть.

Оставим пока за скобками вопрос о том, почему Наполеона III нужно было обязательно свергнуть. Если эта тема заинтересует читателей, я вернусь у ней позже. Но французской элите свергать императора в ближайшее время, в самые сжатые сроки, было просто необходимо. Другое дело, что внутренних ресурсов у заговорщиков на совершение революции не было, и поэтому, после обмена осторожными намёками и как бы гипотетическими вероятиями, они пришли к договоренности с Бисмарком. 

Суть этих договоренностей сводилась к тому, что Франция будет втянута в конфликт с Северогерманским Союзом, выдвинет армию во главе с Наполеоном III к германской границе, затем прусские и союзные им войска эту армию как бы блокируют, после чего армия сдастся в плен вместе с императором. Операция должны была быть практически бескровной, на её осуществление отводилось максимум две недели с момента открытия военных действий. 

Сразу же после пленения императора династия Бонапартов объявлялась бы низложенной,  устанавливался новый режим (говорить о контурах которого пока не время), а с Северогерманским союзом заключался бы «мир без аннексий и контрибуций». На волне молниеносной и сокрушительной победы Бисмарк скорее всего объявил бы об объединении Пруссии с Саксонией, Баварией, Вюртембергом и прочими герцогствами, княжествами и вольными ганзейскими городами в единое государство. Забегая вперед скажу, что этот вариант удалось отыграть лишь частично, что впоследствии принесло Германии большие проблемы.

Сдать в плен армию и императора должен был командующий Рейнской армией маршал Франсуа Базен. Несколькими совершенно непонятными манёврами Базен загнал Рейнскую армию в окружение у Меца, однако 16 августа 1870 года Наполеон III сумел ускользнуть и бежал от заговорщиков и немцев в Шалон. Фамильные секреты клана Бонапартов знали не одно такое бегство императора от собственной армии. В 1799-м году Наполеон Бонапарт, дядя императора Наполеона III, бежал из Египта. В 1809 году, уже будучи императором, Наполеон I спешно покинул свою армию в Испании. Ну, и в 1812-м году Наполеон не стал дожидаться пока таскающийся с его армией генерал Винцингероде успеет сагитировать его маршалов ценой выдачи императора сохранить себе жизни, богатства и европейские троны. 

Словом, Наполеон III выпутался из ловушки, расставленной ему под Мецем, и маршал Базен оказался в совершенно дурацком положении. Согласно предвоенным планам и договоренностям Рейнская армия должна была загнать себя в котёл и сдаться вместе с императором. Идти на прорыв означало все эти договоренности расторгнуть, на что Базен не имел никаких полномочий. В итоге Базен 17 августа отвёл свои войска на позицию под самым Мецем. Он отказался от всяких попыток прорваться и, очевидно, имел намерение сохранить свою армию в целости до заключения мира (что, по его соображениям, должно было вскоре совершиться). Так Базен и просидел в осаде до 27 октября, то есть ещё два месяца после пленения Наполеона в Седане, а затем всё же сдался в плен. 

Считается, что французские войска удерживали в блокаде какие-то фантастические германские супер-гаубицы, но это совершеннейшая чушь. Наилучшим способом выйти из под навесного гаубичного огня является сближение с противником на дистанцию ружейной стрельбы и итоговая штыковая атака. Как раз французские винтовки системы Шасспо совершенно несоизмеримо превосходили германские винтовки Дрейзе. В сущности, французы могли просто перестрелять прусскую пехоту с недосягаемого для неё расстояния. 

Да и что там говорить о войне 1870-го года, если в битвах Первой мировой войны атакующие части преодолевали заградительный артиллерийский огонь, шли вперед навстречу пулеметным очередям, прорывали заграждения из колючей проволоки, минные поля и  противопехотные брустверы переднего края обороны и штыками прорывали фронт? В кампании 1870 года у немцев не было ни времени, ни возможностей воздвигнуть хоть какое-то подобие оборонительных укреплений, из-за которых они могли бы блокировать окруженные французские армии. 

И каким, интересно, образом немцы корректировали огонь своих дальнобойных орудий? В обычной ситуации корректировщики артиллерийского огня находятся в непосредственной близости к вражеским позициям, однако превосходство французских винтовок и наличие у Франции прототипов пулеметных установок (миртальез), заставляло бы прусскую пехоту держаться от французских позиций как можно дальше. 

Итак, Базен, отбиваясь от наседающих пруссаков, отошёл к Мецу и заперся в крепости. Взять её германцы так и не смогли. Не помогли ни супер-дальнобойные гаубицы, ни общее превосходство германской армии  на театре военных действий.  А Наполеон III добежал до Шалона, где его, по всей видимости, арестовали в штабе Мак-Магона, ещё одного генерала-заговорщика и повели к Седану. Здесь заговорщики уже не стали мудрствовать лукаво, и сразу же по прибытии сдались пруссакам в плен. Теперь уже вместе с императором. Поскольку сам Мак-Магон от такой сомнительной чести решил устраниться, он сказался раненным и передал командование генералу Дюкро. Но герой алжирской и итальянской кампаний Дюкро тоже не горел желанием совершать акт государственной измены и перебросил полномочия генералу Вимпфену, недавно прибывшему из Парижа с полномочиями от нового военного министра.  В общем, не мытьём, так катанием Наполеона III удалось сдать в плен. 

Когда известие об этом пришло в Париж, оно вызвало там взрыв негодования. 3 сентября на улицы Парижа вышли толпы демонстрантов, требующие низложения Наполеона III. В ночном заседании законодательного корпуса 3—4 сентября Жюль Фавр (депутат с крайне праздничной биографией) предложил провозгласить низложение императора и избрать временное правительство. Ещё более праздничный персонаж (достаточно сказать, что он был итальянцем) адвокат и депутат Леон Гамбетта зашёл ещё дальше и, выступая перед бушующими перед зданием парламента толпами парижан, провозгласил во Франции республику. Парижская мэрия (пока ещё не Коммуна, но около того)  немедля сформировала из столичных депутатов Правительство национальной обороны.

И вот тут Бисмарк сдал назад. В циркуляре от 6 сентября Фавр заявил, что Франция не уступит ни пяди земли, ни камня своих крепостей, и что война, ведущаяся, по официальному заявлению Вильгельма, не против Франции, а лишь против Наполеона, теперь потеряла свой смысл для немцев. Давайте мириться, как договаривались: без аннексий и контрибуций. 19 сентября Фавр имел свидание с Бисмарком, которое однако к искомым результатам не привело.  Ведь война, которая должна была быть скоротечной и бескровной, из-за нераспорядительности Базена сильно затянулась и стоила жизней большому количеству германских солдат. Кроме того, войска Северогерманского союза стояли уже не под Мецем, а шли на Париж. 

И это была ещё не катастрофа. Настоящая  катастрофа ждала прекрасную Францию впереди, а это значит, что продолжение следует...

Участие туземцев в Англо-Бурской войне 1899-1902 гг. (Часть 2).
2024-05-01 12:36 m2kozhemyakin
Начало: https://mil-history.livejournal.com/1976865.html

НА СТОРОНЕ БРИТАНЦЕВ.
Одним из важных британских пропагандистских тезисов второй Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. было утверждение о якобы защите прав туземного населения от произвола бурских республик.
Знаменитый литератор Артур Конан-Дойл, не только современник, но и участник этих событий (военный медик), в своей "Великой Бурской войне", первой фундаментальной истории боевых действий в Южной Африке, выразил официальную позицию по "черному вопросу" на первых же страницах. "Имперское правительство всегда придерживалось благородно гуманных взглядов на права аборигенов и считало своим долгом отстаивать закон, - писал он. - Мы полагаем (и справедливо), что британская Фемида должна быть если не абсолютно слепой, то по крайней мере не различать цвета кожи... Британское правительство в Южной Африке всегда играло непопулярную роль друга и защитника чернокожих...".
Проще говоря, британские колонизаторы, чтобы воспользоваться чернокожим населением Южной Африки в своих интересах, активно задвигали ему сказочку о том, что "бедным неграм под сенью Британской короны жить станет лучше, жить станет веселее".

Черные нестроевые чины Британской армии на работах в полевом лагере, вторая Англо-Бурская война.

Насколько этот тезис имел отношение к реальности - вопрос спорный, английская и южноафриканская историография придерживаются его по сей день. "Большинство политически сознательных групп чернокожих... в Южной Африке считали, что поражение буров будет означать, что им будет предоставлено больше политических, образовательных и коммерческих возможностей, - заявляют сторонники этой точки зрения. - Они надеялись, что франшиза Кейптауна (иносказательно - вольготный правовой статус британских владений) распространится на всю Южную Африку" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011). Несмотря на некоторые "технические" преимущества, британский колониальный режим не оставлял туземцам иного выхода, как выживать внутри него и по его правилам. "Шаг влево - шаг вправо" уже рассматривались англичанами как нелояльность, в худшем случае - как мятеж; Британская империя показала на примере индийских сипаев, как она расправляется с мятежниками.

В.В. Верещагин. Подавление индийского восстания англичанами (1884).

Преимуществом же положения чернокожих в Трансваале и Оранжевой республике была возможность изолированного сосуществования с бурским обществом: как хочешь, так и живи, пока бурам не мешаешь. Это можно назвать примитивной формой апартеида, а можно - фактической самостоятельностью туземных племен и общин.
Логичнее выглядит иная причина достаточно широкой поддержки туземцами англичан против буров. "Бедность чернокожих была основным стимулом для призыва в британскую армию", - пишет южноафриканский историк Андр Весселс (Andr Wessels. The Anglo-Boer War 1889-1902: White Man's War, Black Man's War, Traumatic War. Sun Press, 2010), занимавшийся участием туземцев в войне 1899-1902 г. Точнее не скажешь. Стоит напомнить, что буры, как правило, не пытались материально заинтересовать своих чернокожих "нестроевых" и вспомогательных рабочих. Британцы же предлагали им за услуги реальную оплату. Именно английский серебряный шиллинг отнял у буров большинство их черных помощников, в основном он же привел на британскую службу в 1899-1902 гг. десятки тысяч туземцев.

Помощник русского военного агента (атташе) при бурских силах капитан Михаил Антонович фон Зигерн Корн в своем подробном рапорте о роли "кафров" в войне так описывает комплекс обстоятельств, способствовавших массовому переходу туземцев от буров к англичанам: "Англичане скоро поняли, что в лице кафров они могут иметь весьма полезных союзников. Достаточно им было сделать несколько платонических обещаний, как среди чернокожих с невероятной быстротой распространился слух, что англичане, победив и изгнав буров, даруют
всем кафрам полную свободу, возвратят им их землю, дадут им права гражданства, право самоуправления и т.п., а пока что всякого кафра принимают к себе на службу и платят хорошее жалованье.
Слухи эти имели, без сомнения, свое основание. Все санитарные и обозные войска англичан комплектовались почти исключительно кафрами. Всякий английский офицер имел прислуги по несколько человек кафров. Все явившиеся к англичанам кафры принимались на службу без отказа и получали по 2-3 ф.ст. жалованья в месяц.
Все мужское черное население охотно бежало от своих хозяев к новым благодетелям.
Само собой понятно, что и те немногие кафры, которые почему-либо остались, были всецело на стороне англичан и помогали им шпионством, доносами, служили проводниками, грабили бурские фермы, оставшиеся на руках одних женщин, и т.п.".
Вознаграждение, выплачивавшееся неграм за различные работы в британских войсках, нестроевую или строевую службу, было достаточно значительным. Для сравнения: рядовой "томми" в регулярных войсках Британской империи в начале войны получал в месяц около 2 фунтов. В то же время и в оплате англичанами услуг "кафров" существовали градации. Указанные 2-3 фунта - это верхний порог, так сказать "черная элита": нестроевые чины в войсках или бойцы туземных вспомогательных формирований действующей армии, к тому же из их жалования высчитывалось за питание. Рабочие на фортификационных или иных военных работах имели меньше: 30-50 шиллингов (1 фунт равен 20 шиллингам) в месяц при трехмесячном контракте, а вычеты за питание и содержание могли достигать половины жалования. Слуга у офицера-джентльмена оплачивался им самим по договоренности; возможны были варианты и хороших денег, и "за харчи" плюс стеком по черным плечам. Ситуационное вознаграждение в зависимости от выполнявшихся заданий получали от офицера-нанимателя и чернокожие шпионы, курьеры, лазутчики и диверсанты. Наиболее дурную славу заслужил в этом отношении капитан военной разведки Альфред Тейлор, прозванный народом тсвана "Булала Тейлор", что переводится примерно как "Убивающий Тейлор": он платил своим туземным осведомителям тем, что не расстреливал их самих и их семьи.

Типичный черный помощник Британской армии обр. 1899-1902 гг. - в старой английской солдатской шинели и невообразимой шляпе.

Согласно оценкам историков, на стороне англичан в войне 1899-1902 г. участвовало около 100 тыс. туземцев.
Наиболее распространенное их применение - рабочие на фортификационном строительстве и железной дороге, возчики, грузчики, нестроевые, слуги и т.п. - известно лучше всего, и всегда подвергалось среди буров сомнению: "а не есть ли это скрытые черные воинские люди?". Известный партизанский командир и автор первых изданных в России бурских мемуаров генерал Христиан Де Вет (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903) неоднократно описывал, как его всадники, захватив на очередном британском объекте ораву чернокожих вспомогательных рабочих, придирчиво обыскивали их на предмет оружия и боеприпасов, не веря, что "кафры не стреляли". Бурские ополченцы были правы и не правы в своих подозрениях одновременно: эти не стреляли, стреляли другие.
Вооруженные чернокожие "ауксиларии" Британской армии в Бурской войне - полезная находка и предмет замалчивания со стороны империи. Командовавший английскими войсками на завершающем этапе боевых действий в Южной Африке лорд Горацио Герберт Китченер, заслуживший репутацию безжалостного карателя, "неохотно признал" после войны, что вооружил 10 053 негров для участия в боевых действиях против буров. "Его лордство" мог бы назвать более приблизительную цифру, тогда его грубая ложь выглядела бы не такой вопиющей. Легкой пехоты, фронтовых разведчиков и диверсантов из числа местных племен, получивших винтовки от британцев, было гораздо больше, скорее всего - в разы.

Чернокожая легкая пехота на британской службе сфотографировалась вместе со своими белыми командирами (палка в руках "бваны" - обязательный атрибут дисциплины), 1900 или 1901.

В самом начале войны, осенью 1899 г., британская разведка сделала ставку на вторжение рейдовых отрядов туземцев с территории соседних британских владений в отдаленные районы Трансвааля, где сеть дорог была развита слабо, краали (фермы) буров стояли далеко друг от друга и, как казалось захватчикам, были плохо защищены. Угроза семьям и имуществу бурских ополченцев должна была вызвать их массовый отток с фронта. Уже существовал фундамент для данной операции: на севере и особенно северо-западе Трансвааля давно пошаливали шайки удальцов из местных вольных племен, промышлявшие грабежом бурских хозяйств и угоном скота. Чернокожие рейдеры с удовольствием сменили свои устаревшие ружья на "Ли-Метфорды" и приняли инструкции "слуг белой королевы Виктории, над землями которой никогда не заходит солнце". Но английские разведчики не учли, что система пограничной безопасности Трансвааля на дальних границах основывалась в первую голову не на ополчениях местных бюргеров, а на заставах Туземной полиции ZARP, укомплектованной чернокожими констеблями на бурской службе, которые с началом войны никуда не двинулись ("война белого человека", как-никак). С вторжениями рейдеров они справлялись примерно в той же степени, что и в довоенные годы: не с каждым, но в целом ситуацию держали под контролем. Самый удачный "наскок" отряда чернокожих воинов из британского Бечуаналенда в декабре 1899 г. близ Дердепорта стоил бурам 32 жизней и был отражен местными силами после вмешательства отважного трансвальского полицейского капитана Сарела Элоффа.

Памятник жертвам рейда у Дердепорта в 1899 г. Среди бурских имен - как минимум одно африканское, Онбекенде. Скорее всего, погибший туземный полицейский Трансвааля.

Замысел британской разведки создать "черными силами" на севере Трансвааля "смертельную язву" обернулся на деле обычной чесоткой. Бурские ополченцы и без участия черных диверсантов массами дезертировали на свои фермы; но, к неприятному изумлению британского командования, остававшихся у Трансвааля и Оранжевой очень ограниченных сил регуляров, более сознательных городских ополченцев, жадной до приключений молодежи и иностранных волонтеров хватало, чтобы держать инициативу на фронте вплоть до февраля-марта 1900 г.
В отличие от провалившихся рейдеров, в начальный период войны успешно действовал другой вооруженный туземный отряд. При осаде бурами города Мафекинг в британской Капской колонии, его вынужденный комендант полковник Роберт Баден-Пауэлл, человек живого и неординарного ума (впоследствии основателю скаутского движения), прибег к помощи чернокожих горожан. Это были люди, долгое время жившие вместе с англичанами, некоторые из них работали в домах "белых хозяев", многие служили в полиции, и давняя привычка к конформизму с колонизаторами сделал их лояльными. Из 109 британских туземных полицейских из племени баролонг и примерно 200 черных ополченцев Мафекинга полковник Баден-Пауэлл сформировал полноценное боевое подразделение. Оно получило полуироническое прозвище: Black Watch, "Черная стража", по названию одного из прославленных шотландских полков. "Черная стража" Мафекинга доказала свою боеспособность 12 мая 1900 г., когда ее упорная оборона сдержала штурмовую атаку буров под командой уже упоминавшегося "бича черных рейдеров" комманданта Сарела Элоффа и помогла гарнизону перегруппировать силы для победы. Большинство потерь защитников Мафекинга в тот день составили негры.

Единственная сохранившаяся блеклая фотография "Черной стражи" Мафекинга.

На примере "Черной стражи" Мафекинга британское командование получило образец успешного боевого применения туземцев в качестве боевой легкой пехоты. 7 сентября 1900 г. помощник русского военного агента (атташе) при британских войсках капитан Николай Михайлович Иолшин в секретном донесении в Петербург предупреждал: "Англичанам не придется кафров... насильственно брать в ряды, а только разрешить им поступление в войска, и они массой нахлынут в английские ряды, т.к. они буров очень не любят за их бывшее жестокое с ними обращение и очень любят солдатскую службу и гордятся ею, как это видно по тем кафрам, которые занимают нестроевые должности в английской армии".
Вторая волна набора черных "ауксилариев" относится уже к более позднему периоду 1900 г., когда британцам удалось переломить ход войны в свою пользу и захватить центры бурских республик, но перед ними замаячил новый грозный вызов: успешная и мобильная партизанская борьба буров.
Чтобы лишить бурских партизан их главного козыря - стремительного перемещения конными отрядами по просторам родного вельта - британское командование к концу 1900 г. начало кампанию по строительству на угрожаемой территории сети укрепленных постов - так называемых блокгаузов, расстояние между которыми просматривалось и простреливалось. Примерно 8 000 таких крепостей, выросших на девственных просторах Южной Африки буквально за несколько месяцев, охраняли 50 гарнизонных батальонов. Для патрулирования пространства между опорными пунктами британцы использовали собственные мобильные войска: кавалерию, а так в ней чувствовался серьезный недостаток - гораздо более эффективную легкую пехоту, набранную среди туземных племен. Историк Англо-Бурских войн Майкл Барторп (Michael J. Barthorp. The Anglo-Boer Wars, Blandford Press, 1987) сообщает, что в обороне системы блокгаузов было задействовано 16 тыс. чернокожих бойцов. Они представляли собой подразделения смешанного типа: основанные на воинских и мужских братствах конкретных племен, но наскоро прошедшие подготовку по британской солдатской программе и обычно имевшие двойное командование - местный военный вождь плюс британский младший командир. "Союзная" туземная легкая пехота Британской армии, согласно воспоминаниям современников, хорошо справлялась со своей главной задачей: обнаруживать и выслеживать передвижения бурских партизан. А вот погибать в "войне белого человека" она не любила, в случае успеха буров легко рассеивалась, чтобы потом так же легко собраться; большего от нее и требовалось.

Солдаты-негры британской службы на обороне блокгауза.

Отразив первоначальный натиск бурских партизан, империя нанесла ответный удар. Лорд Китченер с бульдожьим упрямством принялся методично "выгрызать" ресурсы, которые могли обеспечить неприятелю снабжение. 90 летучих колонн британских войск продвигались вглубь южноафриканского вельта, разрушали бурские краали, конфисковывали скот, повозки и запасы продовольствия, а население угоняли в адскую тесноту голодных концентрационных лагерей. Состав всех колонн был смешанным - британские регулярные части и/или подразделения, выставленные субъектами Британской империи (австралийцы, новозеландцы, канадцы и др.), в боевой связке с разведчиками, проводниками и патрулями из туземной легкой пехоты. Численность последних достигала 20 тыс. человек. Разумеется, часть из них были выделены из системы обороны блокгаузов, однако в стационарных гарнизонах продолжало оставаться достаточное количество чернокожих бойцов. Точных данных найти не удалось, но напрашивается вывод, что под наступление британских колонн на завершающем этапе войны прошел третий массовый "призыв под ружье" черных "ауксилариев", и размеры его определяются десятком тысяч человек как минимум.

Французская пропагандистская картинка: страховидные черные наемники англичан угоняют бурских женщин и детей.

Европейская публицистика времен второй Англо-Бурской войны, симпатии которой были на стороне бурских республик, живописала зверства черных наемников Британской империи над беззащитными женщинами и детьми. Многие конкретные эпизоды выглядят явно надуманными, однако предельная жестокость вооруженных чернокожих подручных англичан не вызывает сомнения. Английская журналистка Эмили Хобхаус, бывшая свидетельницей этих событий, писала: "Вооруженные люди (туземцы) с ассегаями и винтовками опустошили фермы на большой территории и теперь владеют значительными стадами, которые они награбили. Для одиноких бурских женщин они представляли такую угрозу, что многие мужья сдались после оккупации Питерсбурга, чтобы вернуться к семьям и избавить их от расправы. Когда, наконец, семьи буров воссоединились, их вероломно захватили и доставили в расположение войск (английских) целые черные отряды, экипированные и поддерживаемые британцами". Война между буром и "кафром" много поколений шла без пощады и жалости...
Помимо черной легкой пехоты в действующей армии, британской колониальной администрацией были созданы формирования из туземцев, проживавших на подконтрольных англичанам территориях, для защиты от возможных вторжений бурских партизан. В Бечуаналенде отрядами территориальной обороны руководили военные вожди Кгатлы и Кгаме Нгвато, получившие от англичан 200 и 100 винтовок, а также 6 000 и 3 000 патронов соответственно. В Натале местная полиция, набранная из воинственного племени зулусов, была вооружена новыми "Ли-Энфилдами"; часть ее переформировали в Натальскую Зулусскую Конницу (Natal Zulu Horse) под командой капитана Ланселота Дака для патрулирования границы. В Гершеле (Капская колония) была укомплектована вооруженная огнестрельным оружием полиция из 200 чернокожих констеблей для охраны рубежей с Оранжевой республикой.

Британские колониальные полицейские времен второй Англо-Бурской войны, черный и белый.


Natal Zulu Horse.

Однако наиболее долговременное - практически на протяжении всей войны, очень активное и довольно успешное применение на британской службе получили чернокожие шпионы, лазутчики и курьеры для передачи секретных донесений. Практика сосуществования буров и "кафров" на одних территориях облегчала выполнение секретных заданий: как бы ни складывалась "война белых людей", туземцы преспокойно ходили мимо по своим делам в великом множестве. О том, насколько эффективной была при этом деятельность "агентов под прикрытием" и как сильно досаждала бурам, говорит то, что вскоре они стали видеть шпиона в любом праздно шатающемся негре.
"Бегство чернокожих к англичанам... имело влияние на характер военных действий, - не без основания утверждал другой русский наблюдатель, капитан фон Зигерн-Корн. - Не говоря уже о том, что, получив в лице кафров превосходных лазутчиков и проводников, англичане были лучше осведомлены о расположении
неприятеля и вообще почувствовали себя увереннее, с другой стороны, все действия буров были значительно затруднены".

Английский военный разведчик и его черный осведомитель в военном лагере.

А русский доброволец на бурской службе подпоручик Евгений Августус оставил яркие описания случаев характерной "шпиономании" в этой связи, как почти комичного, так и трагического:
"Дорогой нам встретился кафр, закутанный в пестрое байковое одеяло, с медными браслетами на руках и ногах; немец наш счел долгом слезть с коня, остановить и обыскать кафра.
«Зачем вы это делаете, - спросил я его, - разве англичане пользуются кафрами как лазутчиками?»
«Ох, и как еще! - ответил он. - Буллер и Вайт (два британских командующих) прекрасно сносятся друг с другом, несмотря на бдительность наших брандвахт, посредством этих черномазых дьяволов, жадных к английскому золоту. Впрочем, и мы их услугами подчас пользуемся»."
"К палаткам подъехала группа всадников; задние волокли за собой связанного веревкой кафра. Ехавший впереди высокий бур с седой бородой ловко соскочил с коня и, подойдя к генералу, стал что-то такое ему рассказывать, размахивая руками и указывая на кафра.
- Они поймали кафра, лазутчика из Ледисмита, - объяснил Кок (бурский генерал) и, в свою очередь, стал спрашивать негра.
Тот только испуганно вращал белыми зрачками. Из-под лоскутьев его одежды выглядывало обнаженное бронзовое тело, мускулистое, жилистое. Лицо его, со следами кровоподтеков и синяков, побурело от страха и стало грязно-желтым, как кожа его ладоней. Он, точно в лихорадке, стучал зубами и на все расспросы отвечал
какими-то непонятными гортанными звуками: «Baas! Baas!» (Господин! Господин!).
- Да скажешь ли ты наконец, alla Krachta (бурск. - черт побери), были у тебя какие-нибудь бумаги или нет? - проревел фельдкорнет и ткнул несчастного ногой в живот. Тот толыю закряхтел, и белки его забегали пуще прежнего.
- Обыскали вы его как следует? - вмешался Кок. - При нем ничего не было?
- Накрыли мы его в краале, где он, видно, хотел провести ночь; уж тормошили, тормошили мы этого дьявола, да ничего при нем не было, кроме этой палки. Да ясно, что он лазутчик, чего уж тут, ни одного бюргера по имени назвать не сумел.
- Сознайся, goddam! (англ. - черт подери!) - напустился он снова на кафра и для пущей убедительности хватил его палкой по голове. Палка разлетелась вдребезги, и из нее вывалилась свернутая в трубку бумажка.
Все подскочили к ней, развернули ее, и Кок с торжествующей улыбкой показал нам отчетливо вычерченный в горизонталях с приложением масштаба план укрепленных бурами End-Hill и Langer-Hill; на плане значились все отдельные орудия буров и расположение искусственных препятствий из колючей проволоки.
- Уж это не в первый раз, - говорил нам Кок, - что в наши руки попадаются лазутчики-кафры, доставляющие англичанам самые точные сведения о нашем расположении. Эти молодцы устраивают чуть ли не почтовое сообщение между Буллером и Вайтом. Расстрелять его! - обратился он к бурам...
А злополучный кафр стоял, широко раскрыв глаза, точно загипнотизированный направленной на него блестевшей на солнце мушкой. Видно было, как у него тряслись колени, судорожно шевелились пальцы, лицо его из бурого стало почти белым: «Baas! Baas!». Раздался сухой треск выстрела, бур озабоченно завозился с затвором винтовки, выталкивая гильзу, лошади только на мгновение повели ушами и затем продолжали пощипывать зеленую травку; а всего в нескольких шагах от нас пластом лежал сраженный пулей прямо в бровь кафр и рыл босыми ногами землю. На затылке его вместо курчавых волос алело громадное пятно крови и мозга. Нам всем стало как-то неловко" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны).
С пойманными шпионами, как видно из этого опуса, буры не церемонились. Остается только гадать, сколько невиновных людей они отправили на тот свет по одному подозрению. Однако очевидно: на одного расстрелянного черного лазутчика или якобы лазутчика приходились десятки и сотни прошедших. Остановить это явление, принявшее размах катастрофы, бурские комманданты и генералы не смогли.
Туземные союзники и наемники британцев вне всякого сомнения внесли очень важный вклад в победу англичан во второй Англо-Бурской войне. При этом большую роль в боевых действиях начиная с 1900 г. играла многочисленная и боеспособная черная легкая пехота. Британская империя признала ее заслуги в собственном стиле: "После войны чернокожим, служившим разведчиками или бойцами, было отказано в медалях за участие в кампании, на которые они имели право" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011).


БРИТАНСКИЕ КОНЦЕНТРАЦИОННЫЕ ЛАГЕРЯ И РЕПРЕССИИ ДЛЯ ТУЗЕМЦЕВ.
Значительная часть чернокожего населения Трансвааля и Оранжевой республики в ходе войны сохранила лояльность бурам, и жестоко поплатилась за это. Английские репрессии против туземцев, вопреки громогласным заявлениям имперских пропагандистов о "равенстве британских законов для всех", носили столь же неизбирательный характер, как и расстрелы бурскими ополченцами "кафров-лазутчиков".
Жестоко пострадали народ тсвана, воины которого сражались на стороне буров при осаде Мафекинга, и народ тсонга, "попавший под раздачу" за близкое родство с ним. По сведениям британских очевидцев, "пять, шесть или даже семь сотен мужчин" были расстреляны без выяснения, воевали они за буров, или нет. Руководивший расправой британский военный разведчик капитан Альфред Тейлор получил следующую характеристику из уст своего сослуживца лейтенанта Джорджа Виттона: "Что касается местных племен, у него были развязаны руки, и он имел абсолютную власть над жизнью и смертью; они знали и боялись его от Замбези до Спелонкена, и называли его Булала, что означает убивать, умерщвлять".

"Булала Тейлор" (справа) в австралийском художественном фильме "Вreaker Morant" (1980).

"Кафра"-слугу, сохранившего верность своим бурским хозяевам, также ждала пуля из "Ли-Метфорда" или револьвера. Британские авторы обращаются с цифрами убитых войсками империи туземцев так же небрежно, как их предки в "хаки" обращались с черными жизнями. Погибших среди "лояльного бурам" негритянского населения они определяют приблизительно: около 20 тыс. человек. Большая часть этих малоизвестных жертв Англо-Бурской войны были выморены "офицерами и джентльменами" в концентрационных лагерях, которые стыдливо именовались "лагерями беженцев".
Свидетельствует современная южноафриканская историография: "В Трансваале и Оранжевом Свободном государстве британская кампания «выжженной земли» уничтожила средства к существованию многих тысяч чернокожих. В 1901 году были созданы отдельные концентрационные лагеря для чернокожих для размещения тех, кто был изгнан с земли. Большинство из заключенных были выходцами с бурских ферм, где они проживали в качестве наемных работников, арендаторов или издольщиков.
Целые поселки и даже миссионерские станции были превращены в концентрационные лагеря. К концу войны в 66 лагерях по всей территории Южной Африки проживало около 115 000 чернокожих. Расходы на содержание лагерей для белых заключенных были намного выше, чем расходы на лагеря для черных, где узникам приходилось строить себе хижины из подручных материалов и пытаться выращивать овощи для своего пропитания на крайне ограниченном пространстве. Менее трети чернокожих заключенных были обеспечены пайками. В этих лагерях людей фактически морили голодом. Поэтому у большинства чернокожих мужчин не было другого выбора, кроме как пойти на самую тяжелую и грязную работу в интересах Британской армии, чтобы выжить. К апрелю 1902 года в Британской армии работало более 13 000 беженцев из концентрационных лагерей. В результате лагеря были заполнены в основном женщинами, детьми, стариками и немощными.

Бытовая сцена из концентрационного лагеря для черных, 1901 или 1902.

Чернокожие в концентрационных лагерях не получали достаточного питания и должной медицинской помощи, что привело к гибели многих людей. Работающие были вынуждены платить за еду. Источники воды часто были загрязнены, а условия, в которых содержались заключенные, были ужасающими, что привело к тысячам смертей от дизентерии, брюшного тифа и диареи.
Число погибших в конце войны в концентрационных лагерях для черных составило 14 154 человека, но считается, что фактическое число было значительно выше. Большинство смертей имели место среди детей.
После войны лагеря для черных оставались под военным контролем даже после того, как лагеря для белых были переданы под гражданский контроль" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011).
Таковы были в суровой действительности "благодеяния британской цивилизации" для туземцев в Южной Африке.
_____________________________________________________Михаил Кожемякин.

ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА ЛУИ БОНАПАРТА
2024-04-27 11:26 roman_rostovcev

Название для этой статьи я позаимствовал у Карла Маркса, который жил в одно время с Луи-Наполеоном и написал о нём упомянутую брошюру. Маркс также написал историю Парижской коммуны, о чём мы в своё время тоже поговорим. В принципе, именно Карлом Марксом было подмечено, что диктатор в наступившей эпохе может опираться не на военную верхушку или финансовых воротил, а на широкие народные массы. Впрочем, уже во времена Писистрата Афинского эта технология была банальностью. 

Луи-Наполеон Бонапарт пришёл на смену Луи-Филиппу Орлеанскому и для того, чтобы понимать почему пришёл к власти Бонапарт, надо разобраться с тем, почему и как свергли самого Луи-Филиппа,  и откуда он взялся вообще. Революция 1830-го года была генеральной репетицией «Весны народов» года 1848-го. То есть так получилось, что она стала лишь прологом, замыслилась же она как запал всеобщей европейской революции против системы Священного союза и Венского конгресса победителей Наполеона I. 

В 1830-м году был свергнут Карл Х Бурбон во Франции и сразу же за этим Бельгия отделилась от Королевства Нидерландов. Предполагалось, что произойдёт объединение Франции, Бельгии и Люксембурга, и именно под это объединения французская элита пошла на сохранение формального монархического устройства самой Франции. 

Более того, в том же 1830-м году вспыхнуло восстание в состоящем в унии с Россией Царстве Польском, которое инспирировалось, судя по всему, самим польским наместником Константином Павловичем. Отстраненным, напомню, от российского престола пятью годами ранее. Одновременно в России вспыхнули холерные бунты. 

В июне 1830 года вспыхнуло восстание в Севастополе, о котором сегодня мало, что известно. Восставших возглавила так называемая "Добрая партия" - совет, в который вошли Т. Иванов, Ф. Пискарев, К. Шкуропелов, а также фельдфебель Петр Щукин, слесарь Матвей Соловьев и мещанин Яков Попков. 3 июня военный губернатор города Столыпин  был убит толпой. К восставшим присоединились матросы.  Несколько дней город был в руках восставших, и лишь к 7 июня частям 12-й дивизии генерала Тимофеева удалось восстановить контроль над Севастополем.

А в 1831 году началось уже упоминаемое мною восстание в Северной Италии. Однако Луи-Филипп Орлеанский возлагавшихся на него надежд не оправдал, и многолетняя подготовительная работа, упорный труд множества людей пошли прахом. Бельгию он не аннексировал, независимость Польши не признал и поддержки ей не оказал. Проигнорировал Луи-Филипп и восстание в Италии, позволив Австрии его подавить. Во Франции это предательство братского итальянского народа вызвало сильнейший политический кризис. 

Причины такого изменнического поведения Луи-Филиппа мы не знаем.  Видимо,  он перед передачей ему престола раздавал любые обещания и давал любые гарантии, вступал во все масонские ложи и карбонарские венты и клялся в верности всем партиям и движениям. А после коронации попросту не мог выполнить все данные им обязательства, поскольку они диаметрально противоречили друг другу. 

Поэтому у Луи-Филиппа сразу же начались проблемы.   Следите за руками:

В феврале 1831 года Луи-Филипп даёт австриякам «добро» на подавление восстания в Италии. А уже в октябре 1831 года происходит восстание лионский «ткачей» (ещё одна говорящая профессия в добавок к каменщикам и угольщикам). Мы, конечно же, помним что именно Лион был резиденцией французского комитета итальянский карбонариев, своего рода «внешней столицей» будущей единой Италии. Сама Итальянская республика в 1802 году была провозглашена именно в Лионе. 

В июле 1832 года вспыхивает восстание уже в Париже, приуроченное к похоронам генерала Ламарка. Яркое описание этого восстания присутствует в бессмертном романе Виктора Гюго «Отверженные». Именно во время восстания 1832 года погиб знаменитый парижский мальчуган Гаврош, живший о чреве гигантской статуи слона.  

Одновременно с республиканцами в 1832 году свой ход делает и противоположная сторона: сторонники свергнутых Бурбонов. Мария-Каролина Бурбон-Сицилийская, мать наследника свергнутого Карла Х Генриха де Шамбора высадилась с группой приверженцев в Марселе а затем в известной роялистскими традициями Вандее, объявила себя регентшей (Генриху было всего лишь десять лет)  и издавала от имени сына прокламации, но вскоре была арестована и содержалась в крепости.

В январе 1833 года обнаружилось, что герцогиня беременна от своего мужа, итальянского маркиза Луккези Палли из рода князей Кампо-Франко, с которым обвенчалась тайно в Италии. Это заявление сразу лишило герцогиню политического значения: в глазах легитимистов из вдовствующей французской принцессы она становилась итальянской маркизой и иностранной подданной, которая не имела прав стать регентом французской короны. Поэтому французское правительство сочло возможным освободить её немедленно по разрешении её от бремени дочерью. Словом, с этой проблемой как-то разобрались. 

В апреле 1834 года — ещё одно восстание восстание в Лионе. Восставшим удалось овладеть городом, и движение пошло вширь. В соседнем Сент-Этьене небольшие группы рабочих подняли 11 апреля восстание, но оно не получило развития, и войска без особого труда овладели положением. В Арбуа на помощь восставшим республиканцам прибыли отряды крестьян с красными знаменами; повстанцам удалось на время завладеть этим городом и низложить мэра. Республиканские волнения произошли в Гренобле, Безансоне, Дижоне, Марселе и в ряде других городов. Самое крупное выступление против монархии произошло 13 и 14 апреля в Париже, когда пожар Лионского восстания уже догорал. Но и здесь Общество прав человека смогло вывести на улицы всего несколько сот человек.

В следующем году Луи-Филиппа попытались убить, причём в отличие от многих других, зачастую фейковых покушений, жизни короля угрожала вполне реальная опасность. 28 июля 1835 года, когда Луи-Филипп возвращался с военного парада, из одного дома раздался страшный залп адской машины, состоявшей из 25 ружейных стволов. Король и один из его сыновей были лишь слегка оцарапаны, но 11 человек (в том числе маршал Мортье) были убиты на месте. Покушавшийся на короля Жозеф Фиески, раненый тем же взрывом, спасся по верёвке из заднего окна, но благодаря оставленному им кровавому следу был скоро настигнут, арестован и впоследствии казнён. 

При этом Фиески был самым настоящим франко-итальянцем, и конечно же карбонарием. Происходил из бедной корсиканской семьи, к которой принадлежало несколько разбойников. Служил в неаполитанской армии; вместе с Мюратом был взят в плен и приговорён к смертной казни после попытки Мюрата высадится в Калабрии в октябре 1815 года.  

Однако бы почему-то  помилован и вскоре бежал; странствовал по Корсике и по югу Франции, промышляя то работой на заводах, то службой в полиции (однако!) , то воровством — за последнее в 1819 г. приговорён к десятилетнему заключению в тюрьме. После Июльской соратники «братья» снабдили его чистыми документами и устроили в Париже.  Он даже смог получить от правительства денежное пособие как человек, подвергавшийся политическим преследованиям при предшествовавшем режиме. 

Фиески вполне мог угробить Луи-Филиппа, который спасся лишь чудом. 

Далее, в 1836 году Луи-Наполеон совершает попытку военного мятежа в Страсбурге. Попытка сорвалась, но заговорщики не наказаны: Луи-Наполеона просто высылают в Америку, остальных участников мятежа оправдали по суду. О причинах такого  мягкого отношения к Бонапарту я уже писал и повторяться не буду. 

В 1839-м году в Париже происходит восстание «Общества времён года» (прекрасное название для масонской ложи, но это были бланкисты). 12 мая 1839 года члены общества спровоцировали восстание на улицах Сен-Дени и улице Сен-Мартен, пытаясь захватить штаб-квартиру полиции и парижскую мэрию.  Подготовленная в условиях строжайшей секретности операция не получила широкой поддержки, тем более что в ратуше Барбес выступил с прокламацией, неоякобинская фразеология которой напугала умеренных. В ходе боёв среди повстанцев было 77 убитых и не менее 51 раненых, среди солдат — 28 убитых и 62 раненых. Раненый Барбес был арестован в тот же день, а Бернар — несколько дней спустя. Бланки удалось бежать (позже был арестован и предстал перед судом в 1840 году).

В 1840-м году в Булони высаживается Луи-Наполеон Бонапарт, вновь попытавшись поднять войска на военный бонапартистский путч.  Попытка мятежа снова подавлена правительством, и Луи-Наполеона заключают в крепость Гам. В ней он проводит шесть лет в относительно комфортном заключении (за это время Бонапарт стал отцом двоих сыновей) и начинает позиционировать себя, как социалиста и друга рабочего класса. 

Здесь опять-таки нужно отметить, что если «коммунизм» это учение Маркса и Энгельса, то «социализм» это идеология французских мыслителей начала — середины XIX века: Сен-Симона, Фурье, Блана, Прудона и других. Идеи французского утопического социализма (так уничижительно принято было называть их в СССР) ничуть не противоречили стремлению Бонапарта стать императором. Империя — это не феодальная монархия с властью дворян-землевладельцев, это просто форма правления, возможная при любом общественно-экономическом строе.  Латинское слово «император» соответствует званию генералиссимуса, а генералиссимусом был и товарищ Сталин, например.  

В 1846 году, переодевшись рабочим-каменщиком (шутка юмора такая), Луи-Наполеон бежит из крепости в Англию. 

Наконец, в 1848 году загонщики настигли свою венценосную добычу: король-груша Луи-Филипп Орлеанский был наконец, после долгих и упорных попыток, свергнут с престола. Свергла его Национальная гвардия (более подробно об этой пара-милитаристской организации мы поговорим в статье, посвященной восстанию Парижской коммуны). В декабре 1848 года вернувшийся из эмиграции Луи-Наполеон Бонапарт был избран президентом Франции (кто и как выставлял и продвигал его кандидатуру вы, наверное, и сами хорошо понимаете). А спустя три года, 2 декабря 1851 года Бонапарт был провозглашён императором Франции под именем Наполеона III.

В истории Франции начался один из самых славных, самых благоприятных её периодов. А это значит, что продолжение следует...

Калужская область. Чудный год Боровск. Боровский монастырь - крепость.
2024-04-18 10:35 pohod_vosemvrat

105 лет назад: Питерец и москвич во главе Баварии
2024-04-13 20:35 dfs_76
105 лет назад, после подавления в Мюнхене контрреволюционного, направленного против провозглашенной неделей раньше Баварской Советской Республики, "путча Вербного воскресения" к руководству этой республики пришел "Исполнительный совет", ключевые позиции в котором занимали коммунисты Ойген (Евгений Юльевич) Левине, уроженец Санкт-Петербурга, в 3-летнем возрасте вывезенный матерью в Германию и Макс Людвигович Левин (несмотря на фамилию этнический немец), уроженец Москвы, бывший эсер, потом большевик, перед Первой мировой войной перебравшийся на историческую родину и в ее ходе, как и австриец Гитлер, служивший в баварской армией.
Питерец Ойген Левине и москвич Макс Левин, вожди Советской Баварии
В ту войну Бавария, как известно, вошла королевством под управлением древней династии Виттельсахов, хоть и входившим с 1871 года в состав Германской империи, но пользовавшимся большой самостоятельностью, даже сохранявшим свою армию, хоть и под общеимперским командованием. Однако, когда та война уже шла к своему бесславному для Германии финалу, революция в Баварии вспыхнула даже раньше, чем в Берлине: 7 ноября 1918 года последний король-Виттельсбах Людвиг III, прогуливаясь мюнхенскому парку, узнал, что в городе беспорядки, а войск для их подавления нет, немедля погрузил семью и приближенных на три взятых на прокат автомобиля и уехал в Австрию. В тот же день революционеры, собравшись в мюнхенской пивной Матерзерброй, образовали Совет рабочих и солдатских депутатов, который, прозаседав всю ночь, на утро объявил короля низложенным, а Баварию - "свободным государством", о чем Мюнхену и миру объявил его предстедатель, "независимый" социал-демократ Курт Эйснер, тут же назначенный первым его, "свободного государства", премьер-министром.
Последний царствующий Виттельсбах Людвиг III с супругой

Беспорядки на этом не остановились, левые начали формировать отряды "красной гвардии", правые - фрайкоры и другие подобные формирования. 21 февраля 1919 года Эйснера застрелил правый активист граф Антон фон Арко ауф Вaллей (по маме Оппенгеймер, в связи с чем при Гитлере пару раз посидит в концлагере), левые в отместку убили еще двух депутатов, напугав остальных, в Баварии на некоторое время воцарилось безвластие.
Первый глава правительства "Своодной Баварии" еврей-социалист  Курт Эйснер и его убийца аристократ-полуеврей-протофашист граф Антон фон Арко ауф Вaллей (в 30-е годы, когда Гитлер к его неудовольствию начнет урезать автономию Баварии, он в кругу друзей заметил: "Убил одного - сумею и другого", за что попадет в концлагерь)
Только 17 марта парламент сумеет избрать новое правительство во главе с "мейнстримным" социал-демократом Йоханнесом Хоффманом. Левым это не понравилось, и 7 апреля Центральный совет рабочих и солдатских депутатов, фактически руливший в Мюнхене после убийства Эйснера (и состоявший в основном из независимых социал-демократов, но были там и коммунисты, и анархисты), собравшись в мюнхенском дворце Виттельсбахов, объявил Баварию советской республикой. Правительство Хоффмана перебралось из Мюнхена на север, в Бамберг.
Телеграмма Совета в канцеллярию одного из баварских городов о том, что советская республика "Провозглашается 7 апреля 1919 года с 12 часов"; тгогдашний председатель Совета Эрнст Никиш (тоже весьма интересная личность)
Это не понравилось уже правым: 13 апреля 1919 года вооруженные формирования, лояльные правительству Хоффмана - т.н. Республиканские силы защиты - ворвались во дворец Виттельсбахов и арестовали 13 человек, в том числе 8 членов Центрального совета, начав этот самый "путч Вербного воскресения". Чтобы обеспечить подход в город других верных правительству войск, путчисты заняли центральный вокзал Мюнхена, где были блокированы "красногвардейцами" под руководством бывшего матроса Рудольфа Эгельхофера. Поскольку никаких подкреплений к путчистам не подошло, они вечером того же дня погрузились на поезд и отбыли из города.
Тем временем на заседании совета коммунисты обрушились на эсдеков и анархистов, обвинив их в бездеятельности и соглашательстве, вытеснили их из совета и созданного им Исполнительного комитета, заняли там ключевые позиции. Лидерами республики стали два упомянутых российских "Левина" - Левине и Левиен. Во всяком случае так считается - какие конкретно посты они занимали и чем конкретно занимались, понять сложно. Вполне возможно, что "лидерами" республики их "назначила" вражеская пропаганда - уж больно колоритные фигуры: "русские", "большевики" с еврейскими фамилиями.
Просуществовала "Баварская ССР", как известно, недолго, очень скоро бамбергское правительство двинуло на Мюнхен силы фрайкоров, правительство рейха (Германия хоть и была провозглашена республикой, но продолжала так называться) отправило им на помощь части Рейхсвера, и уже 1 мая Мюнхен был взят.
Фрайкоровцы вступают в Мюнхен
Левине был арестован и вскоре по приговору особого суда расстрелян. Выслушав смертный приговор, он якобы сказал: "Мы, коммунисты - все мертвецы в отпуске". Для Левина, которому удалось бежать в Австрию, а потом в Советскую Россию, тоже оказалась пророческой - в СССР он тоже, как и многие другие его единомышленники, был расстрелян в 1937.

Реестр кораблей и других объектов подводного историко-культурного наследия Российской Федерации
2024-04-13 12:14 izdat_blitz
Издательство БЛИЦ предлагает вашему вниманию книгу А.В. Лукошкова "Реестр кораблей и других объектов подводного историко-культурного наследия Российской Федерации"

Настоящее издание посвящено результатам многолетних подводных исследований специалистов Центра подводных исследований Русского географического общества и Национального центра подводных исследований. Во второй части второй книги «Реестра», автор - А. В. Лукошков приводит описания останков 26 затонувших объектов XIX века, найденных на дне Финского залива в ходе подводных археологических экспедиций российских и эстонских ученых. Для установленных объектов указаны их технические параметры, краткая история службы и обстоятельства гибели. Описания иллюстрированы чертежами идентифицированных кораблей, рисунками современного состояния останков, подводными фотопланами, трехмерными изображениями корпусов и предметов, а также подводными фотографиями отдельных фрагментов. Сведения об археологических раскопках на затонувших кораблях сопровождаются фотографиями обнаруженных и атрибутированных артефактов.
Адресовано историкам, археологам, научным сотрудникам, музейным работникам, государственным служащим профильных ведомств, преподавателям, студентам, и всем, кто интересуется морской историей.



Реестр кораблей и других объектов подводного историко-культурного наследия Российской Федерации

Британская морская артиллерия в Англо-Бурской войне 1899-1902 гг.
2024-04-13 09:24 m2kozhemyakin
Предлагаю вниманию читателей перевод статьи майора Д.Д. Холла "Военно-Морские орудия в Натале, 1899-1902 гг." (THE NAVAL GUNS IN NATAL 1899-1902 by Major D.D. Hall), опубликованной в южноафриканском "Военно-историческом журнале", Т.4, №3, июнь 1978 г. (Military History Journal, Vol 4 No 3 - June 1978).

Артиллеристы Royal Navy c запряжкой 4,7-дюймового орудия и фургоном на быках в качестве зарядного ящика преодолевают водную преграду в Южной Африке. Рисунок военного корреспондента.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА: Речь идет об использовании англичанами морской артиллерии на восточном театре боевых действий Англо-Бурской войны (который англичане именовали по названию своей колонии Наталь, куда в начале боевых действий вступили войска буров), преимущественно при осаде бурами Ледисмита и последовавшем успешном британском контрнаступлении. Стоит заметить, что артиллеристы Royal Navy действовали и на других фронтах той войны. Помимо них, флот Великобритании отправил сражаться, т.н. Морскую Бригаду (Naval Brigade, сводный морской отряд), а также подразделения Королевской Морской пехоты.

Офицеры Naval Brigade только сошли на берег, 1899. Снаряжение уже полевое, а форма военно-морская.
К вступлению в бой весь личный состав переодели в сухопутный хаки с морскими знаками различия.

Среди них было столь экзотическое, как Royal Marines Horse - импровизированный конный отряд Морской пехоты, востребованный в этой "кавалерийской" войне. Он получил известность как единственное британское подразделение, против которого буры - регулярный эскадрон карабинеров Оранжевого Свободного государства - использовали сабли. 30 сентября 1901 г. во время типичной конно-партизанской стычки в вельте, заманив морпехов притворным отступлением, бурские карабинеры внезапно развернулись и расстреляли их с седел из своих знаменитых Маузеров, а затем выхватили сабли и развили успех. У "моряков в седле" длинноклинкового оружия не оказалось (считали: не понадобится в современной войне), и они отступили врассыпную. Итог: среди верховых морпехов 8 убитых и раненых, вкл. командира - лейтенанта Ф.Д. Роскилла (не родственник ли известного военно-морского историка?), и полдюжины пленных (отпущены в тот же день); у буров - 5 легкораненых.

Карабинеры Артиллерии Оранжевого Свободного государства, единственная регулярная кавалерия буров, к тому же накостылявшая английским конным морпехам.

Помимо вышеуказанного, Королевский Флот предоставил связистов, механиков и добровольцев в различные сухопутные соединения Британской армии. Моряки также входили в экипажи ряда бронепоездов. Мрачной страницей участия Royal Navy в завоевании бурских республик стали содержание и транспортировка тысяч военнопленных буров на кораблях в бесчеловечных условиях, а также охрана командами моряков и морпехов концентрационных лагерей.

Первой британской плавучей тюрьмой в той войне стал бронированный корвет HMS Penelope в заливе Саймонс (Кейптаун), который в ноябре 1899 г. принял 200 бурских военнопленных.

МОРСКИЕ ОРУДИЯ В НАТАЛЕ В 1899-1902.
Первые месяцы Англо-Бурской войны 1899–1902 годов принесли британской армии множество бедствий. В то время как репутация армии пострадала, репутация флота резко возросла. Джек Тар (коллективное имя британского моряка, вроде "томми" для солдата и "бобби" для полицейского), народный мастер на все руки, в общественном представлении не мог сделать ничего плохо.

Широко известно, что армия сочла необходимым срочно обратиться за помощью к флоту, когда выяснилось, что морские орудия превосходят артиллерию буров. В этом отчете рассказывается история «оружия, которое спасло Ледисмит».
В мои намерения не входит рассказ об отдельных сражениях, в которых участвовали морские артиллерийские орудия. Рассказ будет ограничен историей того, как это оружие было предоставлено армии, и, в частности, упоминанием о роли, которую сыграл капитан (Captain, звание, соотв. русскому капитану 1-го ранга) Перси Скотт (1).

Капитан (впоследствии адмирал, сэр) Перси Скотт, 1899.
Наконец-то нашел одного британского старшего офицера, который выигрывал войну у буров "по-честному", а не грабя фермы, вымаривая женщин и детей голодом в концлагерях и добивая раненых мальчишек-партизан.

На момент начала войны наиболее эффективными орудиями, имевшимися в распоряжении Королевской Полевой Артиллерии, были 15-фунтовые орудия BL. Пройдет несколько недель, прежде чем сможет прибыть осадный поезд с пятью тяжелыми орудиями и шестью гаубицами. На этом этапе у командования не было и мысли о демонтаже орудий береговой обороны на Капском полуострове для использования в полевых условиях.
С другой стороны, буры за годы, прошедшие после рейда Джеймсона, приобрели четыре 155-мм пушки Creusot («Длинные Томы»), шесть 75-мм пушек Creusot и восемь 75-мм пушек Krupp QF. Все они были современнее британских орудий, а их характеристики значительно превосходили 15-фунтовки.
Возможно, самый большой шок произвели "Длинные Томы". Они предназначались для защиты Претории, но вместо этого были отправлены на фронт. Это был не первый случай, когда такие крепостные орудия перемещались по полю боя - были примеры со времен Русско-Турецкой и Франко-Прусской войн - но, тем не менее, такое их применение не было обычным.
Энергия и воображение буров при перемещении этих 5-тонных орудий по труднопроходимой местности вызвали у англичан подлинное восхищение. Выпуская снаряды массой 94 фунта (42,6 кг) на расстояние около 11 000 ярдов (10 154 м), "Длинные Томы" поставили британскую армию перед трудной задачей.

Образ врага: бурские ополченцы и артиллеристы (у орудия, налицо все три вида униформы: парадная у офицера возле затвора, синяя служебная и полевая "хаки") у своего "Длинного Тома".

К счастью для Британской империи, 14 октября 1899 года крейсер HMS Terrible под командованием капитана Перси Скотта, считавшегося на Флоте главным знатоком артиллерийского дела, вошел в Саймонстаун. Скотт произвел настоящую революцию в методах обучения артиллеристов на Средиземноморском флоте, добившись замечательных результатов. Он был энергичным и блестящим офицером, который часто конфликтовал со своим начальством, но он был именно тем человеком, который в то время был нужен Британии в Южной Африке.
У буров не было флота, и капитан Скотт понял, что никакая другая держава не может послать свои корабли для атаки на Королевский Флот у мыса Доброй Надежды. Традиционно Флот всегда помогал армии своими тяжелыми орудиями. Поэтому капитан Скотт был удивлен, обнаружив, что доктриной этой войны не было предусмотрено поставки тяжелых корабельных орудий, которые могли бы помочь справиться с бурской артиллерией.
С 1860-х годов флот имел опыт высадки своих десантных отрядов (2) либо с 9-фунтовками, либо с 12-фунтовками. В 1899 году штатным орудием было 12-фунтовое 8 cwt ("8 cwt" относится к весу ствола и казенной части, приблизительно 8 x 112 фунтов (51 кг) = 896 фунтов (406 кг)) QF (Quik Firing, скорострельное), но оно было не лучше орудий, которыми была оснащена армия.

12-фунтовое морское орудие с расчетом в положении для действий на берегу.

Не мудрствуя лукаво, Скотт решил предоставить орудие с большей дальностью стрельбы, чем имеющееся в армии, которое могло бы бороться с бурскими пушками. Возможно, такие орудия хранились на различных береговых складах, также они были установлены на кораблях Капской эскадры - ни одно из них обычно не рассматривалось для использования в сухопутных боевых действиях.
Первым выбором Скотта была 12-фунтовая 12-cwt пушка QF. Это орудие было специально разработано как противоминоносное. Имея дальность действия 8 000 ярдов (7 385 м) для обычных снарядов и 4 500 ярдов (4 154 м) для шрапнели, оно могло противостоять бурской полевой артиллерии.
Скотт купил пару колес от фургона капского образца и ось. Корабельные плотники, мастера и кузнецы работали круглосуточно, и уже через 24 часа первое орудие было готово. Хотя результат выглядел несколько дилетантским, он работал, и было произведено несколько пробных выстрелов, чтобы убедиться, что все в порядке. Несмотря на некоторые официальные препятствия, Скотт к 25 октября произвел четыре орудия. Эти орудия, имеющие более длинный ствол (и дальность стрельбы), чем армейские 12-фунтовки, вскоре стали известны как «Длинные 12-фунтовки».
Позже Скотт утверждал, что если бы его попросили, пятьдесят таких орудий можно было бы подготовить к полевой службе за неделю. Прицепленные сзади к капским фургонам, которые могли служить передками для боеприпасов, они могли отправиться куда угодно. События должны были доказать правоту этого утверждения.

Флотская "Длинная 12-фунтовка" и ее расчет в армейском "хаки" и матросских шляпах где-то на Натальском фронте.

Тем временем начались боевые действия. Первое столкновение произошло при Данди 20 октября. Орудия Королевской Полевой Артиллерии вынуждены были двигаться вперед под огнем, прежде чем они вышли на дистанцию для стрельбы шрапнелью. То же самое произошло на следующий день при Эландслаагте. Хилые 2,5-дюймовые дульнозарядные пушечки Натальской Полевой Артиллерии оказались бесполезны, а 15-фунтовкам 21-й и 42-й батарей Королевской Полевой Артиллерии опять пришлось продвигаться вперед под огнем, чтобы выйти на эффективную дальность.
В это время командиром Капской эскадры был контр-адмирал сэр Роберт Харрис, который держал свой флаг на крейсере HMS Doris. Существуют некоторые разногласия относительно отправленных ему рапортов с просьбой о военно-морских орудиях и реакции на эти рапорты. В этом рассказе мы будет придерживаться версии капитана Скотта.
25 октября Скотт прочитал в газете Кейптауна, что огни Кимберли можно увидеть издалека. Поэтому он спроектировал крепление для сигнального прожектора на железнодорожной платформе, которое можно было использовать для связи с городом. Он спросил, может ли он показать свой проект адмиралу Харрису после ужина в тот же вечер. Когда он прибыл на флагман в 21 час, ему сообщили, что сэр Джордж Уайт (командующий британскими силами в Натале) из Ледисмита отправил губернатору Натала следующее сообщение:
«Ввиду того, что генерал Жубер (бурский командующий) подтягивает тяжелые орудия с севера, я бы предложил проконсультироваться с Флотом с целью направить сюда подразделения "синих курток" (моряков) с орудиями, способными стрелять тяжелыми снарядами на большие расстояния».
Офицеры штаба заявили адмиралу Харрису, что достать установки для действия на суше флотских 4,7-дюймовок невозможно, и адмирал решил просто послать четыре 12-фунтовых орудия, которые подготовил Скотт. Скотт заявил, что не видит причин, по которым нельзя было бы также снабдить 4,7-дюймовки подходящими лафетами. На самом деле, эту проблему решить было даже легче, чем ту, которую представила перестановка на колеса 12-дюймовок. Он пообещал, что к 17:00 следующего дня у него будут готовы два орудия.

Морское 4,7-дюймовое орудие QF на лафете. Два орудия на установках такого типа помогли защитить Ледисмит во время осады.

Скотт решил, что монтаж морских орудий на сухопутные платформы должен отвечать трем требованиям. Во-первых, орудие должно иметь возможность вести огонь в любом направлении. Это было решено за счет расположения деревянных балок в форме креста, обеспечивающего одинаковую устойчивость со всех сторон. Во-вторых, платформа должна быть достаточно устойчивой, чтобы не требовать дополнительного крепления к земле. Ответ: платформы были собраны из балок длиной 3,7 м, и в целях безопасности шестнадцать старых 12-футовых балластных чушек по 600 фунтов были прикручены цепями, чтобы утяжелить концы балок. В-третьих, должна быть обеспечена возможность быстрого перемещения орудий с места на место. Выход был таков: крепление орудий на платформах обеспечивалось гайками, которые можно было быстро открутить.

Крейсер 1-го класса HMS Terrible, корабль беспокойного капитана Скотта в начале кампании.

В 17:00 26 октября HMS Powerful вышел в Дурбан с двумя 4,7-дюймовыми орудиями и четырьмя 12-дюймовыми орудиями для войск сэра Джорджа Уайта на борту. Скотт предложил отправить пять тысяч выстрелов калибра 4,7 дюйма. Адмирал Харрис разрешил взять только 500. Позже Скотт отмечал, что при скорости 10 выстрелов в минуту два орудия могли бы расстрелять такой скудный боезапас за 25 минут.
Сразу по прибытии в Дурбан орудия были отправлены в Ледисмит и прибыли на место 30 октября, в разгар битвы при Ледисмите. Боевая обстановка складывалась не очень хорошо. «Длинные 12-фунтовки» сразу же вступили в бой, и их дальнобойный огонь очень помог пехоте, отступившей к Ледисмиту. Одно орудие было опрокинуто разрывом снаряда, некоторые моряки из его расчета получили ранения, но противоборствующий бурский "Длинный Том" они заставили замолчать.
Капитан Скотт дал инструкции по установке 4,7-дюймовых орудий лейтенанту Эгертону, артиллерийскому офицеру HMS Powerful. К сожалению, лейтенант был убит, и эта работа досталась кому-то другому.
Адмирал Харрис в своей телеграмме, объявляющей об отправке этих орудий из Саймонстауна, требовал, чтобы «для них были готовы эффективные укрытия с твердой платформой». Учитывая эти инструкции, 4,7-дюймовки на их позициях были залиты бетоном, что фактически уничтожило их подвижность. Адмирал Харрис позднее одобрил поставку дополнительных 500 снарядов калибра 4,7 дюйма, но отправлять их в Ледисмит было уже поздно. Первоначальные 500 выстрелов нужно было тщательно экономить, чтобы выдержать осаду.

Одна из легендарных морских 4,7-дюймовок из Ледисмита после войны была представлена в Лондоне досужей публике в качестве символа британской победы.
Фургон заменили на артиллерийский передок, но интереснее, что именно так, вручную, неугомонный капитан Скотт заставлял своих артиллеристов тягать пушки на учениях.

Как только HMS Powerful вышел из Саймонстауна, капитан Скотт приступил к проектированию мобильного лафета для 4,7-дюймовок. Он нашел в корабельной кузнице четыре квадратных прутка, нарисовал схему на переборке, и через минуту работа уже началась. Для колес была найдена круглая железная пластина диаметром 1,22 м. Ее срез по окружности переделали для установки широкой шины, и таким образом было "изобретено колесо". Была сделана деревянная дорожка, и орудие было готово к установке через 48 часов.
Затем капитан Скотт был назначен военным комендантом Дурбана и 3 ноября отбыл в порт. Дурбан был главной морской базой для операций в Натале, и его безопасность была жизненно важна. Скотту было разрешено использовать людей из экипажа HMS Terrible и любых других кораблей, стоявших в Дурбане. Он прибыл на место назначения 6-го числа, сразу же осмотрел оборону и составил планы.
Утром 8-го числа была сформирована небольшая "армия" Скотта из 450 человек и 30 орудий и под звуки марша "A life on the ocean wave" выступила, чтобы занять оборону. Артиллерия гарнизона была представлена двумя 4,7-дюймовками, шестнадцатью «Длинными 12-фунтовками», двумя 12-фунтовыми 8-cwt орудиями, одной 9-фунтовкой, двумя 3-фунтовками, двумя «Норденфельтами» и четырьмя «Максимами». Скотт вспоминал: «Горожане проявили мужество и оказали всю возможную помощь. Прибыли все местные стрелковые ассоциации, а разведку взял на себя отряд местных конных джентльменов. Было очень приятно работать в лояльном Натале».
К 16:00 8-го числа все подходы к Дурбану по железной дороге и грунтовым путям сообщения были прикрыты - был составлен бронепоезд - и Скотт телеграфировал губернатору и адмиралу, что Дурбан в безопасности. После войны Бота (бурский генерал, впоследствии южноафриканский политик) говорил Скотту, что если бы не военно-морские орудия, флаг Трансвааля взвился бы над ратушей Дурбана. 28 ноября было решено, что угроза Дурбану миновала, и было дано разрешение вывести орудия для использования в другом месте, если потребуется.

Порт Дурбана со множеством британских транспортов и военных грузов во время второй Англо-Бурской войны.
Хорошая иллюстрация важности этого узла снабжения для англичан.

Тем временем Скотт продолжал работать над усовершенствованием 4,7-дюймовок и обучением расчетов. Однажды он отправил телеграмму некоему коммандеру Лимпусу: «Отвести 4,7-дюймовое орудие без волов в Умгени (10,4 км), сделать выстрел, сообщить время ухода и время возвращения». Через пять минут последовал ответ: «Мы выдвинулись». Четыре часа спустя Скотт выехал навстречу возвращающимся артиллеристам. Стоял ноябрь, было жарко, но сотня моряков маршировала великолепно. Увидев его, они удвоили темп. «Я никогда не видел более прекрасного зрелища», — воскликнул Скотт.
Генерал Буллер только что прибыл в Наталь. Узнав о возможностях морских артиллерии и готовности людей, он немедленно приказал отправить на фронт два орудия калибра 4,7 дюймов и четыре «Длинных 12=фунтовки». На 17.00 был заказан специальный поезд, и на следующее утро орудия уже прибыли в армию Буллера.
Как и в случае с Кимберли, связь представляла серьезную проблему, и почтовые голуби из Ледисмита вскоре были израсходованы. Скотт снова изготовил сигнальный прожектор с мигалкой, работавшей по принципу жалюзи. Динамо-машину сняли с земснаряда, и к полудню следующего дня прожектор начал передавать сигналы в сторону Фрера. Связь с Ледисмитом вскоре была восстановлена.

Прожектор конструкции капитана Скотта и обслуживавшие его моряки с HMS Terrible, 1900. "Огонек надежды" осажденного Ледисмита.

Буллер счел, что дальнобойные орудия очень ценны, и во время битвы при Коленсо в его армии было два орудия калибра 4,7 и шестнадцать «Длинных 12-фунтовок».
На протяжении всей этой истории читатель отметит срочность и эффективность, с которой капитан Скотт и Королевский Флот подходили к решению задач по снабжению армии оружием и оборудованием. Это еще не все.
Затем Скотт спроектировал лафет для 6-дюймовой пушки. Генерала Буллера спросили, заинтересован ли он в подобных орудиях. Он ответил, что адмирал Харрис просил его не лишать корабли их артиллерии, и поэтому он не хотел их просить. Впоследствии Скотт утверждал, что, если бы у Буллера было шесть шестидюймовых орудий на «Тугеле», Ледисмит был бы деблокирован бы на три месяца раньше, чем это случилось на самом деле.
16 января 1900 года, когда Буллер находился на Спион-Копе, генерал Бартон спросил Скотта, может ли он предоставить 4,7-дюймовку, установленную на железнодорожной платформе. Бартон хотел обстрелять с ее помощью новую позицию противника. Был выделен вагон, укрепленный брусом. На нем размещалось орудие на платформе, аналогичной той, что спроектирована для орудий Ледисмита. Поперечины были укорочены для удобства движения по железнодорожным туннелям. Все оборудование было прикреплено к платформе цепями. Леди Рэндольф Черчилль произвела первый выстрел, и орудие было названо в ее честь.

Орудие калибра 4,7 дюймов на железнодорожной платформе. Обратите внимание на укороченные деревянные поперечины.

Леди Рэндольф Спенсер-Черчилль, светская львица своего времени и мама того самого сэра Уинстона Черчилля.
В Южной Африке занималась благотворительностью и помощью раненым.

Из-за большого количества энергии, поглощаемой гидравлическими цилиндрами орудия, платформа испытывала очень малую отдачу. Следовательно, орудие было достаточно устойчивым, чтобы можно было вести огонь под прямым углом к ​​железнодорожной линии. Необходимо было придать орудию дополнительную устойчивость, если оно использовалось с железнодорожной платформы. Это было достигнуто за счет установки подвижной балки, которую можно было прикрепить болтами к опоре.
Еще три орудия этого типа были изготовлены и использованы против буров у Питерс-Хилл. Буллер предпочел их колесной версии, поскольку противооткатная система орудия поглощала нагрузки при стрельбе, и, будучи жестко закрепленной, орудийная установка не двигалась при выстрелах. Это обеспечивало высокую скорострельность.
В 16:00 в четверг, 8 февраля, Буллер срочно подал сигнал о необходимости установки 6-дюймовой пушки на колесный лафет. Это нужно было выполнить к понедельнику, 12-го числа, для решающей атаки на холм Питера. Орудие было доставлено на берег с корабля HMS Terrible. Несколько запасных колес от 4,7-дюймовых установок были доставлены из Питермарицбурга, и для них изготовили более широкие шины, чтобы они выдерживали больший вес. Орудие было готово к полуночи субботы. В воскресенье оно прошло испытания на побережье близ Дурбана. Затем было отправлено на фронт и прибыло в Чивли днем ​​12 февраля.

"Бурская смерть", морская 6-дюймовка на колесах Перси Скотта.

После снятия осады Ледисмита Буллер направил запрос, можно ли получить 4,7-дюймовки на более легких и мобильных лафетах. Деревянные лафеты были сняты, и вместо дерева теперь использовалась сталь. Для облегчения движения по грунту было установлено еще одно колесо. Для достижения максимального угла подъема в 37 градусов это колесо необходимо было временно демонтировать. На такие стальные лафеты были установлены четыре орудия, которые после испытательных стрельб на побережье Дурбана были переданы Королевской Гарнизонной Артиллерии. Ни для одного из этих орудий не изготавливались передки. Вместо этого для перевозки боеприпасов использовались капские фургоны.
После освобождения Ледисмита моряков постепенно вернули на корабли, но многие орудия остались в армии и были переподчинены Королевской Гарнизонной Артиллерии.
В этом отчете основное внимание уделено Наталю, но не следует забывать, что корабельные орудия использовались также и на Западном фронте. «Длинные 12-фунтовки» действовали при Бельмонте, Граспане и на реке Моддер. Пушка калибра 4,7 дюйма («Джо Чемберлен») находилась в Магерсфонтейне. Два 6-дюймовых орудия были установлены на рельсовые опоры капитаном (военно-морской captain) Полом и г-ном Битти на Королевской военно-морской верфи в Саймонстауне. Эти орудия выпускали снаряд массой 100 фунтов (45,4 кг) на расстояние около 10 800 ярдов (9 969 м). Из них невозможно было стрелять под углом более 16 градусов от железнодорожной линии. Они действовали в апреле и мае 1900 года в Трансваале.
Морские 12-фунтовые 12-cwt орудия появилось на театре войны в составе Элсвикской батареи. Шесть из этих орудий предназначались для строящегося в Ньюкасле-на-Тайне японского броненосца. Их переоборудовали в полевые орудия и передали в добровольческую батарею, личный состав которой был сформирован из рабочих военно-морских заводов. Орудия участвовали в боевых действиях в Южной Африке.

Морская артиллерия занимала важное место в официальной британской пропаганде времен "Великой Бурской войны".

Корабельные орудия продолжали служить на протяжении всей войны. Они больше не были сконцентрированы, как в предыдущих сражениях, и были распределены на по одному и по два, чтобы сопровождать различные мобильные колонны во время охоты на бурских коммандос (партизан). Некоторые были направлены на укрепленные посты в оккупированном Трансваале и Оранжевом Свободном государстве. Одно такое орудие было захвачено бурами у артиллерийского отряда Королевского гарнизона в Гельвеции 29 декабря 1900 года.(3)
Некоторые из военно-морских орудий, служивших в Южной Африке, в 1900 году были отправлены в Китай, где они столь же успешно использовались во время подавления Боксерского восстания.
Нет сомнений в том, что дальнобойные орудия Флота сыграли важнейшую роль в обороне Ледисмита, а также в полевых операциях армии Буллера, армии Метьюэна, а затем и лорда Робертса на западном театре военных действий.
Джек Тар (и капитан Скотт) могли бы гордиться хорошо выполненной работой!

ПРИЛОЖЕНИЯ
(...)
Десантные подразделения Флота.
Между Крымской войной и 1899 годом не было ни одной кампании, кроме Афганской и Индийской пограничных войн, в которой Королевский Флот не принимал бы участия, как в своей собственной стихии, на море, так и в операциях на берегу.
В Натале в 1899 году помощь Флота в основном сводилась к предоставлению дальнобойных орудий, необходимых для противодействия бурской артиллерии систем Круппа и Крезо. Снабжение десантных отрядов осуществляли следующие корабли: Флагманский легкий крейсер HMS Doris - военно-морская база «Мыс Доброй Надежды» Крейсер 1-го класса HMS Terrible; Крейсер 1-го класса Powerful; Легкий крейсер HMS Philomel; Легкий крейсер HMS Forte; Торпедный крейсер Tartar (позже HMS Monarch).
На западном театре военных действий в распоряжение Лорда Метьюэна была предоставлена ​​«Морская бригада». В ее состав входили моряки в роли пехоты, также были задействованы 4,7-дюймовые и «Длинные 12-фунтовые» орудия. Она представляла собой сбалансированное соединения десантного типа с многолетней историей операций на берегу.

Морская бригада Зулусской войны.

Зулусская война 1879 года представляет собой хороший пример использования таких «Морских бригад». Интересно рассмотреть организацию десантной партии броненосца (линейного корабля) в 1897 году. Из моряков баковых, фор-топовых, грот-топовых и ютовых команд были сформированы четыре роты по 60 человек, вооруженные винтовками. Они получили названия рот A, B, C и D. Для боевого применения в составе этого соединения были поставлены два 9-фунтовых орудия RML и два пулемета Максим. Каждой из рот придавалось по одному орудию/пулемету. В каждой роте были связисты, оружейники, саперы и санитары с носилками. В штабе батальона имелись, среди прочего, телеграф, прожектор, госпиталь (с врачами), комиссариатские партии (интенданты) и даже оркестр. Выстроившись на берегу, они образовали небольшую, но полноценную боевую силу с приданными ей артиллерией и пулеметами, а также всеми средствами для марша и боевых действий в течение длительного периода времени.

История «Леди Робертс».
После освобождения Ледисмита генерал Буллер запросил четыре пушки QF калибра 4,7 дюйма на более легких лафетах, чем те, которые до этого поставлялись Королевским Флотом. Эти орудия были установлены на стальных лафетах и ​​переданы 6-й роте Западной дивизии Королевской Гарнизонной Артиллерии. Одну из этих четырех пушек прозвали «Леди Робертс».
Орудие вместе с другими использовалось в сражении при Бергендале в Восточном Трансваале 27 августа 1900 года. Позже, когда на ферме Гельвеция в 11 км севернее Мачадодорпа возвели укрепленную позицию, ее гарнизону была придана «Леди Робертс». Эта позиция была одной из нескольких в данном районе. Целью создания сети фортифицированных постов было ограничить передвижение партизанских отрядов буров. Установленные в фортах орудия должны были применяться против бурских сил, а посты располагались достаточно близко, чтобы можно было использовать орудия одной позиции для поддержки другой. Гарнизон Гельвеции состоял из четырех слабых рот 1-го Ливерпульского полка, двадцати пяти человек из 19-го гусарского полка, одного капитана и двадцати человек из «6-й Западной» с «леди Робертс». Последние были размещены на холме под названием Орудийная Высота (Gun Hill).

"Похититель" "Леди Робертс" бурский генерал Вильджоэн (в стоячем ряду, в центре) со своими франтоватыми партизанами в 1901 г. Среди них заметен боец Трансваальской артиллерии (в сидячем ряду, второй справа) в нарядном парадном мундире при довольно пролетарской кепке.

В 03:30 утра 29 декабря 1900 года Гельвеция была атакована бурскими войсками под командованием генерала Бена Вильджоэна. Позиция Орудийная Высота, расположенная на противоположной стороне от фермы Гельвеция, подверглась нападению отряда под командованием генерала Мюллера. Атака прошла успешно, и орудие было захвачено в целости и сохранности. «Times History» сообщает, что никаких наблюдателей у орудия не выставлялось. Вильджоэн в своем отчете утверждает, что командовавший "леди Робертс" капитан был отвлечен шумом атаки на Гельвецию и поэтому смотрел не в ту сторону. Он успел сделать всего несколько выстрелов из пистолета, прежде чем был ранен.
Затем Орудийная Высота подверглась обстрелу из двух британских орудий на Цварткопписе, еще одной позиции неподалеку. Тем не менее, 4,7-дюймовку бурам удалось увезти, а вот фургон с боеприпасами пришлось бросить: он застрял в грязи. Атака, произведенная силами коммандо (подразделений) Йоханнесбурга и Боксбурга и Конной полиции Трансваля, увенчалась полным успехом. К несчастью для Вильджоэна, он не смог ни разу выстрелить из своего трофейного калибра 4,7 дюйма. Пороховые заряды у него имелись, но снарядов не было. Бурскими полевыми оружейниками была предпринята попытка сделать снаряд из пустой гильзы "Длинного Тома". Его сточили, так как его калибр 155 мм (около 6 дюймов) был слишком велик. Он был наполнен четырьмя зарядами к скорострельному "Пом-пому", стянутыми медной проволокой и спаянными вместе. При выстреле он разорвался сразу за дульным срезом. Эксперимент не повторялся. Затем орудие было спрятано в районе Таутесберга, в 48 км к западу от Лиденбурга, в надежде, что боеприпасы будут захвачены позже, но этого не произошло.
В апреле 1901 года войска под командованием генералов Пламера и сэра Биндона Блада прошли форсированным маршем через этот район, надеясь захватить врасплох коммандос Вильджоэна. Вильджоэн избежал плена, но был вынужден уничтожить «Леди Робертс», чтобы она не попала в руки британцев. Это было самое большое орудие, потерянное британцами во время войны.

Его останки сейчас хранятся возле Национального музея истории культуры в Претории в экспозиции под открытым небом.


Сноски:
(1) Эта информация взята: ‘The Times History of the War in South Africa’ (Serials 1 and 3), и ‘The Report of the Royal Commission on the War in South Africa’ (Serial 2). Другие источники дают различающиеся детали.
(2) К примеру, Breytenbach (цитируя Nierstrasz) дает следующие детали: 75 mm Krupp QF - шрапнель: 3 300 ярдов (3 000 м); ударный взрыватель: 6 240 ярдов (5 700 м); 75 mm Creusot QF - шрапнель: 8 500 ярдов (7 850 м); ударный взрыватель: 8 750 ярдов (8 000 м).
(3) Морские орудия часто стреляли за пределами градуированной шкалы высоты. Burne упоминает, что в моделях QF (Quik Firing, скорострельные) 4,7-дюймовка стреляла на 12 000 ярдов (11 075 м) и "Длинная 12-фунтовка" на 9 000 ярдов (8 308 м).

Библиография:
Burne, C.R.N. With the Naval Brigade in Natal, 1899-1900. London, Armeld 1902.
Garbert, H. Naval Gunnery. London, Bell, 1897 (re-print S.R. Publishers, Wakefield, England, 1971).
History of the First World War. London, Purnell, 1970.
Purfield, Peter Guns at Sea. London, Hugh Evelyn, 1973.
Scott, Percy Fifty Years in the Royal Navy.
Scott, Percy Lecture delivered in Hong Kong, 1900.
The Times History of the War in South Africa 1899-1902. ed by Amery, L.S., London, Sampson Law, 1905.

МЕДОВАЯ ЛОВУШКА-IV. ЭПАТАЖ С ПЕТЛЁЙ НА ШЕЕ.
2024-04-11 11:41 roman_rostovcev

Итак, 27 августа 1830 года в замке Сен-Лё был найден мёртвым его высочество герцог Бурбонский, последний принц Конде.  Принц не то висел, не то стоял, прислонившись к ставням балкона, с петлёй из двух связанных платков на шее, привязанных к оконному шпингалету. Дверь в в комнату была заперта изнутри, что как бы указывало на самоубийство. Впрочем, физическая немощь и увечья 74-летнего старика вызывали сомнения в том, что он мог свести счёты с жизнью столь неудобным способом. Поползли слухи, причём самого скандального, непристойного характера. 

На картинке выше вы можете иметь удовольствие увидеть карикатуру тех времён, посвященную скандалу вокруг гибели принца Конде. Сама жертва изображена на ней в крайне неприглядном, издевательском виде. В центре карикатуры присутствует и Его величество король французов Луи-Филипп, а левом верхнем углу — гильотина, на которой во времена якобинского террора  погиб отец короля, Филипп Эгалитэ.Среди остальных персонажей мы видим и Софи Доуз, и Его Святейшество в характерной тиаре и множество других участников драмы. Так что скандал получился громкий!

Злые языки утверждали, что принц Конде погиб в результате несчастного случая во время непристойных игрищ со своей любовницей, привезённой из Англии проституткой Софи Доуз, то есть игр, связанных с ритуальным удушением.  Это достаточно известная половая девиация, довольно опасная для жизни и приводящая довольно часто к травмам и даже гибели практикующих её сластолюбцев.  Многие заходили и дальше: утверждали, что Доуз намеренно лишила Конде жизни в ходе этой ролевой игры. 

 Однако различие между действительным самоубийством, несчастным случаем  в ходе ролевой игры соло, либо игры с партнёром, и, наконец, в результате намеренных действий второго участника установить зачастую невозможно. В сущности, всё решает усмотрение следователя, производящего первичный осмотр и сбор доказательств на месте проишествия. Но это правило действует лишь в происшествиях с заурядными, обычными людьми. Если же замешаны представители элиты, к которой несомненно относился принц Конде, то всё решает политическая целесообразность.  

Мы с вами оставили принца в Лондоне 1811 года, когда он связал свою жизнь с юной, но чрезвычайно искушенной жрицей свободной любви Софи Доуз. Спустя несколько лет, после реставрации Бурбонов, принц Конде вернулся во Францию и зажил жизнью знатного реэмигранта, подобно другим былым собратьям по несчастью. Софи Доуз он взял с собой. 

Считается, что Софи Доуз была участницей и организатором самых бесстыдных оргий с участием принца Конде. Как я полагаю, она также была осведомительницей британской секретной службы.  Как будто глумясь над всякими понятиями о общественной нравственности,  сам Конде выдавал Софи за свою незаконнорожденную дочь, прижитую им во время странствий, и активно занимался устройством её женской судьбы. 

В итоге, 6 августа 1818 года состоялось её  бракосочетание с бароном Адрианом де Фешер, и Софи стала баронессой. Однако барон вскоре начал о чём-то догадываться, по Парижу поползли слухи о скандальном прошлом и настоящем новоиспеченной баронессы, что не могло не встревожить чувствительного в вопросах чести принца. В подтверждение родственной связи с Софи, и в какой-то степени ради успокоения её супруга-барона, принц завещал ей (а следовательно и самому супругу) свои роскошные владения Сен-Лё и Буасси.

Здесь нужно напомнить, что прямых наследников у принца не было: его единственный сын, герцог Энгиенский был расстрелян в 1803 году наполеоновским трибуналом.  Это обстоятельство давало Конде моральное право распоряжаться своим наследственным имуществом по собственному усмотрению, тем более, что Софи он позиционировал как свою незаконнорожденную дочь. Вроде бы все (возможные в столь щекотливых обстоятельствах) приличия были соблюдены. Однако, вполне возможно, что по совету искушенной в разного рода щепетильных вопросах Софи, Конде упомянул в завещании ещё одного наследника: герцога Омальского, сына Луи-Филиппа Орлеанского, которому Конде приходился крёстным отцом. Ему предназначалась довольно крупная денежная сумма в звонкой монете.  

Дело в том, что помимо прямых наследников у принца Конде была родня и по линии его матери, урожденной де Роган. Это был тоже очень знатный и славный род французской знати. Предполагалось, что Луи-Филипп Орлеанский, в случае вполне вероятного оспаривания завещания со стороны Роганов, оказавшись в одной лодке с Софи, сгладит острые углы, как-то договорится с Роганами. В итоге поместья Роганы у неё выкупят, пусть и за пол-цены, которую вполне может оплатить за них Луи-Филипп из своей части наследства. 

В итоге Роганы получили бы родовые поместья Конде, Луи-Филипп большую часть завещанных им денег, а Софи Доуз, баронесса де Фешер солидный куш. Нужно понимать, что былой контрабандистке, а затем лондонской проститутке, которой судьба открыла двери в высшее французское общество, дала титул баронессы и положение в свете, случившийся в итоге громкий скандал был абсолютно не нужен. В той среде, в которой она выросла и сформировалась, за такие выкрутасы просто убивали, и Софи прекрасно знала, что и в Париже её в лучшем случае ждала бы каторжная тюрьма. 

Но тут произошла июльская революция 1830-го года, и 9 августа её покровитель Луи-Филипп Орлеанский взошёл на французский престол. Принц Конде засобирался в эмиграцию вслед за свернутым Карлом Х, но уехать не успел:  27 августа 1830 года  его тело нашли в петле замка Сен-Лё. Может показаться, что позиции и Софи Доуз, и самого Луи-Филиппа в деле о наследстве принца Конде усилились настолько, что стали совершенно неуязвимыми, и делиться с Роганами вообще не придётся, что они попросту отступят перед королевской властью. 

Но всё пошло совсем не так. Обойдённые наследством Роганы, вопреки всем правилам приличия, возбудили громкий и крайне скандальный судебный процесс. В соответствии с законом, наследники, причастные к насильственной смерти наследодателя, отстраняются от наследования. 

Согласно версии истцов, Софи Доуз и Луи-Филипп (напомню, к тому времени уже король!) вступили в сговор с целью воспрепятствовать эмиграции принца Конде в Шотландию, где он вышел бы из-под влияния своей деспотичной любовницы. С этой целью Софи во время сеанса аутоэротической асфиксии намеренно умертвила принца, а королевская полиция помогла ей представить его смерть как самоубийство. 

Естественно, что подобный иск никак не мог быть удовлетворён ни одним французским или любым другим судом. Не зависимо от того, насколько обоснованны были доводы истцов, обычный гражданский суд просто не имел права выносить по ним никаких решений. Ведь уголовные преступления расследуются в совершенно ином порядке, в порядке уголовного судопроизводства. 

На что рассчитывали Роганы? После того, как они озвучили столь чудовищные обвинения в суде, договариваться с ними Луи-Филипп уже не мог: это было равнозначно признанию вины в убийстве. Но Роганам, ярым легитимистам и противникам июльской монархии и нужен был именно скандал, они ненавидели «короля баррикад» Луи-Филиппа и старались опорочить его имя как можно сильнее.

Судебное заседание представляло собой натуральный балаган. Нанятый Роганами юрист прилюдно высмеивал Софи, нещадно копался в ее прошлом, и издевательски выспрашивал подробности "игр", предшествовавших гибели принца. Досталось и Луи-Филиппу: сторона Роганов обрушила на "короля-гражданина" острейшую критику, выставив его человеком жадным и нечистым на руку. Словом, начало царствования Луи-Филиппа было ознаменовано самым гнусным из возможных скандалов.

А вот роль Софи Доуз на этом процесс была гораздо более двусмысленной. Вместо того, чтобы сказаться больной и поручить ведение дела адвокату, что сразу бы вернуло его в рутинное русло судейского крючкотворства, Софи стоически выносила все издевательства истцов, лично участвуя в судебных заседаниях. А зачем? И здесь мы снова вынуждены отвлечься на вопросы текущей политики тех времён.

В сентябре того же 1830 года произошла революция в Бельгии. Согласно решениям Венского конгресса 1815 года, Бельгия (до того времени уже прочно интегрированная во Францию) была передана королевству Нидерланды.  После июльской революции во Франции вспыхнуло восстание и в бельгийских провинциях Нидерландов. Одним из вариантов развития бельгийской революции было воссоединение Франции и Бельгии. Естественно, что Англию такой исход категорически не устраивал, как чрезвычайно усиливающий Францию. В ход были пущены мощные дипломатические усилия по купированию этой опасности, но и другими, более грязными средствами англичане тоже не никогда брезговали. 

Скандал с наследством принца Конде как нельзя лучше способствовал внутриполитическим трудностям новоиспеченного короля французов, фактически обвиняемого в убийстве одного из самых знатных людей во Франции. Но ключи от этого скандала находились в руках именно английской шпионки Софи Роуз. В любой момент, на любом из судебных заседаний она могла раскаяться, разрыдаться и обвинить Луи-Филиппа в пособничестве в укрывательстве этого преступления, а то и в прямой организации его. Усидел бы тогда Луи-Филипп на своём новёхоньком, ещё не устоявшемся троне? В итоге бельгийское дело закончилось компромиссом: Бельгия получила-таки независимость, но в состав Франции не вошла.  

Обстоятельства же смерти принца Конде  остались до конца невыясненными. Медовая ловушка захлопнулась прочно и так и не раскрыла своих тайн. Однако имя Луи-Филиппа так и осталось замаранным этой историей, что внесло определенный вклад в его свержение спустя восемнадцать лет. 

В 1848 году Виктор Бутон, автор знаменитой брошюры «Революционные профили», ссылаясь на архивы полицейской префектуры, подтвердил в своём издании разоблачения событий августовской ночи 1830 года: «Герцог Бурбонский был повешен: его стариковские склонности облегчили это преступление; госпоже де Фешер немногое потребовалось для его осуществления».

А что Софи? Сразу после завершения судебной тяжбы она покинула Францию и осела в Лондоне: пребывание в Париже для нее стало небезопасным.

На родине Софи старалась жить незаметно, в свет выходила крайне редко. 15 декабря 1840 года дочь рыбака-контрабандиста, девица из "веселого заведения" и баронесса с многомиллионным состоянием, скончалась в возрасте 50 лет. 

Был ли принц Конде действительно убит, и кто стоял за этим убийством? Или его смерть была несчастным случаем во время сеанса ритуального самоудушения с участием или без участия Софи Доуз? Или несчастный старик, впавший в чёрную депрессию попросту свёл счёты с жизнью, злобно предвкушая, какую бурю скандалов, склок, провокаций и инсинуаций поднимет его поступок? Трудно судить об этом... 

Но несомненно одно:  гибелью Конде воспользовались в политических целях самого высокого полёта.  И во многом именно его сумасбродному характеру и порочным склонностям  сегодняшняя Бельгия обязана своей независимостью!

 

Мальчик с колесом. Следственное дело 13-летнего Григория Путилова. 1937 - 38 гг.
2024-04-11 09:12 midgard_msk

В копилку к сетевым былинам и сказаниям сказаниям о репрессированных в сталинские годы подростках. В прошлый раз препарировали небезызвестного Шамонина, а вот ещё один: часто можно наткнуться на такую душещипательную историю:

24.01.1938 Путилов Григорий Павлович в возрасте 14 лет был арестован за то что колесо от колхозной телеги, на которой он ездил, случайно свалилось в реку. Приговорен к 5 годам лишения свободы. В 1989 г. реабилитирован.

Историю эту тиражируют много где: здесь же в ЖЖ, еще в ЖЖ, на Дзене, в базе "Открытого списка", в ВК (1, 2, 3, 4, постов очень много), на Пикабу и ещё много где, всего и не перечислить. Иногда излагают подробнее:

Все началось с простой детской шалости. Возле деревенской кузницы лежали свезенные в ремонт телеги. Гришка вместе с дружком Федькой Борисовым катал по траве давно отвалившееся колесо, которое по закону подлости выскользнуло из ребячьих рук и скатилось в реку. Мимо проезжал деревенский участковый. «Пошто портите колхозное имущество?» - возмутился он. Гришку с Федькой отвезли в район, в участок... Там побранили да отпустили, и все скоро забылось.
О друзьях-«вредителях» вспомнили зимой. Их арестовали 24 января 1938 года.

В общем, катал пацан колесо, уронил в реку, а его за это в кутузку. На 5 лет. Нехорошо. Но возникает закономерный вопрос — а доказательства этой ошеломительной истории где?..

Ссылки (если они вообще имеются) всегда и везде идут на один и тот же первоисточник: изложение с воспоминаний самого Путилова, впервые опубликованное в 2005 г. в книге о политических репрессиях в Ставрополе-на-Волге.

На самом деле, ответ на вопрос "а что в деле написано?.." частично уже дан тем самым засветившимся в кейсе Шамонина "Бессмертным бараком": к их чести, где-то в 2021 году они запросили сканы дела Путилова и выложили их на своём сайте. Тогда же оно появилось и на Истмате. Так что основная фактура дела уже всё таки известна. Увы, несмотря на обещание опубликовать ещё и материалы по подельникам Путилова Борисову и Плотникову, сделано это так и не было. Собственно, данный пробел я и хотел восполнить. Дело я запросил в ПермГАСПИ, и мне прислали копии. Отмечу сразу — запрашивал я не все листы, а только те, которых не было в публикации "Барака" и на Истмате, поэтому качество сканов немного отличается.
Упомянутые в тексте вербовщики Плотников и Тюшев так же были арестованы, и Тройкой УНКВД по Свердловской области приговорены к ВМН. Сканы их дела запрошу и выложу позже.

Принципы публикации те же: рукописные документы я расшифровал, машинописные и хорошо читаемые рукописные - оставил так. Также не стал переводить в текстовый вид маловажные и неинформативные документы типа описей имущества. В расшифрованных документах рукописные части выделены курсивом.
Так же необходимо оговорить, что несколько листиков среди сканов отсутствуют, а именно:

• постановление об избрании меры пресечения в отношении Борисова Ф.К. в виде заключения под стражу (л. 2)


• оборот листа из допроса свидетеля Игошева (л. 80об)


• один из экземпляров выписки из протокола ОСО в отношении Борисова Ф.К.(л. 99)


• лист №114, не знаю что там

Недостающие документы уже дозаказал, чуть позднее добавлю, но ничего важного там всё равно нет.

1. Обложка следственного дела:


2. Опись дела:


3. Постановление о выделении следственного материала, 22.11.1937:


4. Постановление об избрании меры пресечения в отношении Борисова Ф.К.:
[скана л. 2 нет]

5. Анкета арестованного Борисова Ф.К., 1922 г.р., 18.03.1937:


6. Постановление об изменении меры пресечения в отношении Борисова Ф.К., 06.04.1937
:

7. Подписка о невыезде и протокол передачи под поручительство обвиняемого Борисова Ф.К., 07.04.1937:


8. Опись имущества отца обвиняемого Борисова Ф.К., 07.04.1937:


9. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Борисова Ф.К. по ст. 58-9 УК, 18.03.1937:


10. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого (переквалификация) Борисова Ф.К. по ст. 58-7-11 УК, 02.07.1937:


11. Характеристика сельсовета в отношении Борисова Ф.К., 13.03.1937:


12. Справка о медосмотре Борисова Ф.К., 05.04.1937:


13. Справка сельсовета о дате рождения Борисова Ф.К., 13.03.1937:


14. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 18.03.1937:


15. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 05.04.1937:


16. Протокол допроса обвиняемого Борисова Ф.К., 08.04.1937:


17. Протокол очной ставки между Борисовым Ф.К. и Путиловым Г.П., 08.04.1937:


18. Протокол допроса Борисова Ф.К., 08.04.1937:


19. Протокол допроса Борисова Ф.К., 05.05.1937:


20. Постановление об избрании меры пресечения в отношении Путилова Г.П, 07.04.1937:


21. Подписка о невыезде Путилова Г.П., 07.04.1937:


22. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого (переквалификация) Путилова Г.П. по ст. 58-11 УК, 02.07.1937:


23. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого Путилова Г.П. по ст. 58-9 УК, 07.04.1937:


24. Характеристика сельсовета в отношении Путилова Г.П., 13.03.1937:


25. Справка сельсовета о дате рождения Путилова Г.П., 13.03.1937:


26. Справка о медосмотре Путилова Г.П., 05.04.1937:


27. Протокол допроса Путилова Г.П., 07.04.1937:


28. Протокол допроса Путилова Г.П., 16.05.1937:


29. Протокол допроса Путилова Г.П., 05.07.1937:


30. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., , 18.03.1937:


31. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 05.04.1937:


32. Заверенные копии протоколов допроса Плотникова А.Я., 08.04.1937:


33. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 16.05.1937:


34. Заверенная копия протокола допроса Плотникова А.Я., 05.07.1937:


35. Протокол допроса свидетеля Габова Е.И., 04.03.1937:


36. Протокол допроса потерпевшего Кирякова Ф.И., 15.03.1937:


37. Протокол допроса свидетеля Плеханова А.М., 05.04.1937:


38. Протокол допроса свидетеля Зонова Н.П., 05.04.1937:


39. Протокол допроса свидетеля Унжакова И.М., 05.04.1937:


40. Протокол допроса свидетеля Черемных А.И., 06.04.1937:


41. Протокол допроса свидетеля Игошевой П.Ф., 07.04.1937:


42. Протокол допроса свидетеля Байдерина А.И., 12.04.1937:


43. Протокол допроса свидетеля Асташина И.Г., 12.04.1937:


44. Список участников собрания и справка к нему, 12.04.1937:


45. Протокол допроса свидетеля Пескова В.С., 12.04.1937:


46. Протокол допроса свидетеля Игошева А.Г., 12.04.1937:
[л. 80] 

47. Протокол допроса свидетеля Пономаревой А.П., 11.05.1937:


48. Протокол объявления об окончании следствия Борисову Ф.К., 17.05.1937:


49. Протокол объявления об окончании следствия (повторное) Борисову Ф.К., 05.07.1937:


50. Протокол объявления об окончании следствия Путилову Г.П., 17.05.1937:


51. Протокол объявления об окончании следствия (повторное) Путилову Г.П., 05.07.1937:


52. Постановление Уинского районного прокурора, 07.07.1937:


53. Сообщение УНКВД по СО о возвращении следственного дела для переквалификации, 27.06.1937:


54. Постановление Уинского районного прокурора, 02.06.1937:


55. Обвинительное заключение по обвинению Борисова Ф.К. и Путилова Г.П.:


56. Выписки из протокола ОСО при НКВД СССР в отношении Борисова Ф.К. и Путилова Г.П., 02.08.1938:


57. Постановление помощника Свердловского областного прокурора о направлении дела по подсудности в ОСО при НКВД СССР, 17.12.1937:


58. Выписки из протокола ОСО при НКВД СССР в отношении Борисова Ф.К. и Путилова Г.П. (2-й экз.), 02.08.1938:

[скан л. 99]

59. Заключение прокуратуры о реабилитации Путилова Г.П., 16.05.1989:


60. Справки адресного бюро о месте проживания родственников Путилова Г.П., 18.05.1989:


61. Заключение прокуратуры о реабилитации Борисова Ф.К., 16.05.1989:


62. Справки адресного бюро о месте проживания родственников Борисова Ф.К., 18.05.1989:


63. Резолюция на заявлении Путилова Г.П., 01.06.1990:


64. Заявление Путилова Г.П. и записка к нему, 14.05.1990:


65. Ответ на заявление Путилова Г.П. и справки об отбытии наказания и реабилитации, 07.06.1990:


66. Фото Борисова Ф.К.:


67. Фото Путилова Г.П.:


На этом уголовное дело заканчивается.

МЕДОВАЯ ЛОВУШКА-III. ДОЧЬ КОНТРАБАНДИСТА
2024-04-10 15:16 roman_rostovcev

Мы хорошо знаем, что знатный французский эмигрант, которому предстояло стать очередным принцем Конде, то есть герцог Луи-Антуан Энгиенский, нашёл свою кончину в расстрельном рву Венсеннского замка по приговору скорострельного революционного трибунала 21 марта 1804 года. Но нет так хорошо известно, что его отец, Луи-Анри де Бурбон-Конде, ставший последним из Великих Конде, закончил свою жизнь в петле. Но он не был приговорён к повешению, хотя и жил в довольно бурное время. Обстоятельства его гибели позволяют нам раскрыть ещё одну ипостась так называемой «медовой ловушки».

Как мы уже неоднократно разбирали, в медовой ловушке сладкого мало. Если Вы наслаждаетесь обществом красивых женщин и пользуетесь у них заслуженным успехом, никто Вас роковыми красавицами соблазнять не станет. То же самое относится и обратному случаю: привлекательную женщину с полноценной и насыщенной личной жизнью и мошенники, и шпионы обходят стороной. Жертвой медовой ловушки всегда становятся аутсайдеры, носители противоестественных пороков, одинокие и закомплексованные люди обоего пола. 

Наш очередной герой родился, что называется, «с серебряной ложкой во рту».  Его отцом был Луи-Жозеф Конде, матерью — Шарлотта де Роган, представители самых сливок французской элиты. Однако революционные бури, охватившие Францию и Европу, развеяли позолоченный мир роскоши королевского двора. Мать нашего героя умерла совсем молодой, отец был вынужден эмигрировать. В эмиграции Луи-Жозеф Конде не отсиживался в приживалах европейских монархов. Он создал знаменитый «корпус Конде» из французских дворян-эмигрантов и вплоть до Люневильского мира сражался с республиканской Францией на всех европейских фронтах. Однако удача не сопутствовала эмигрантам и вскоре корпус остался без покровителей. В 1801 году Луи-Жозеф вместе со своим сыном поселяется в Англии. К этому времени нашему герою уже исполняется 44 года.

Личная жизнь последнего представителя рода Конде не сложилась. В 1770 году 14-летнего Луи-Анри женили на сестре знаменитого во время Французской революции Филиппа  Орлеанского (Эгалите). От этого брака у него как раз и родился единственный ребёнок, пресловутый  герцог Энгиенский (1772). Здесь следует упомянуть, что супружеская жизнь у пары сразу не задалась, вместе они практически не жили, а уже  в 1780 году супруги расстались. В дальнейшем ни одна из представителей знатных родов Франции не смогла завоевать его сердце. 

Ну, а в Англии принц Конде встретил свою настоящую любовь. И если Вы более или менее разбираетесь в такого рода коллизиях, то нимало не удивитесь, что встретил он проститутку, и,  как пишут в источниках,  «дочь рыбака-контрабандиста» с острова Уайт по имени Софи Доуз.  Как же так получилось? 

Для начала давайте вернёмся к тому, что нашего героя женили в четырнадцатилетнем возрасте. Это в общем-то не типично, но вполне понятно, если рассмотреть дело в контексте. Видимо, к этому возрасту у юного Луи-Анри уже проявились определенные предпочтения в его раннем  половом поведении, которое родители и пытались скорректировать по банальному рецепту «Жениться тебе надо, барин!» Представления о том, что порочного молодого человека можно «исправить», женив его на хорошей девушке, живучи и в наши дни. Как мы видим из последующих событий, исправить Луи-Анри так и не получилось.

С другой стороны, нужно понимать, что выражение «рыбак-контрабандист» так же нелепо, как и «барышня-крестьянка». Воровка никогда не станет прачкой, а вор не станет портить руки тачкой. Остров Уайт по своему географическому расположению это идеальная база для контрабанды:  разгружаем судно в одной из пустынных бухт, а затем распределяем груз по утлым рыбачим судёнышкам и перевозим на побережье Англии. Рядом Портсмут, крупнейший английский порт, в котором можно сбыть всё, что угодно. 

Соответственно, папаша-Доуз не пачкал рук тяжелым рыбацким ремеслом, и был, как все его коллеги по криминальному бизнесу, человеком тёртым и достаточно развитым. Для занятия контрабандной требовалось, как минимум, умение хорошо считать, причём в разных валютах и мерах веса, объёма и длины. Разбираться в сортах табака, в винах и кофейных зёрнах, пряностях и тканях,  говорить как минимум на трёх-четырёх языках, включая, конечно, французский. На французский манер Доуз и назвал свою дочь Софи.

И юная Софи Доуз тоже была не забитой и безграмотной рыбачьей подручной, не разгибавшей спины за чисткой и потрошением рыбы и пропахшей на всю жизнь запахом вонючей сельди и трески. Очевидно, что она тоже хотя бы немного говорила по-французски и голландски, знала грамоту, хорошо ориентировалась в предметах роскоши и мысленно примеряла на себя шёлк, бархат и парчу, тюкам и свёрткам которых она вела учёт.  

В итоге юная Софи сначала подалась в Портсмут, а затем и в Лондон. В Лондоне тогда собрался цвет французской роялисткой эмиграции, поскольку к 1811 году на континенте уже царил Наполеон, и европейские монархи закрыли свои двери своих дворцов для беглых французских эмигрантов. Софи работала в борделе на Пиккадилли, но, скорее всего,  не рядовой жрицей любви, судя по её выявившейся в дальнейшем деловой хватке. Видимо, она была хостесс, если не сводницей класса люкс. Там она и познакомилась с Луи-Анри де Бурбон-Конде. Конде не на шутку увлёкся Софи, поселил её в своём доме и даже выписал с острова Уайт её достойную матушку. 

И опять-таки возникает вопрос: насколько в принципе вероятно, что английская секретная служба пропустила столь знаменательный факт мимо своего неусыпного внимания? Здесь нам снова надо сделать некоторое отступление от нашей медовой темы и на время окунуться в скучные сферы политических интриг. 

Хорошо известно, что идея смены правящей династии Бурбонов на какую-либо более приемлемую, витала в революционной атмосфере Французской республики  ещё со времен Термидора, если не раньше. В конце концов, в самой Англии, служившей французским либералам образцом для подражания, именно смена династии служила итогом и логическим завершением любой революции. Разумеется, во Франции  уже воцарились Бонапарты, но их рассматривали как временный, переходный период.

Одной из таких возможных конституционных династий будущей Французской монархии была Орлеанская (которая и получила трон после революции 1830 года).  В своё время именно Филипп «Эгалитэ» Орлеанский  сделал очень многое для низвержения Бурбонов и даже голосовал в Конвенте за казнь Людовика XVI. Сын же Филиппа Эгалитэ и будущий король Франции Луи-Филипп вообще состоял в якобинском клубе...

Славный род принцев Конде тоже стоял в шорт-листе претендентов на пост-наполеоновский французский трон. История и воля победителей рассудили иначе, и на какое-то время во Франции вновь воцарились Бурбоны. Но варианты были разные, и эти варианты рассматривались. Скоропалительная казнь Наполеоном герцога Энгиенского была вызвана во многом и тем обстоятельством, что династия Конде вполне серьёзно котировалась в качестве претендентов на трон Франции после предполагаемого убийства самого Наполеона, тогда ещё просто первого консула. 

Иными словами, наиболее вероятным будет предположение, что по крайней мере со дня знакомства с принцем, наша героиня была осведомительницей английской секретной службы. В дальнейшем это обстоятельство позволит нам найти достаточно обоснованные объяснения некоторым загадочным подробностям её жизни, судьбы и роли в  рассматриваемых событиях. 

Итак, в 1811 году судьбы Луи-Антуана и Софи Доуз тесно переплелись для того, чтобы уже не расходиться до самой трагической смерти принца, обнаруженного повешенным 27 августа 1830 года во родовом замке Сен-Лё в 20 километрах к северу от Парижа.  О дальнейших событиях нам нужно будет рассказать более детально, а это значит, что продолжение следует.

 

АНГЛИЙСКАЯ РАЗВЕДКА. СМЕРТЬ ШПИОНАМ!
2024-04-08 11:09 roman_rostovcev

22 июля 1812 г. в поместье Барэнс-Террас под Лондоном произошло странное убийство. В смерти проживавшей там четы д'Антрэг обвиняли слугу-итальянца, который зарезал графиню, затем смертельно ранил графа, после чего покончил с собой выстрелом из пистолета. Предполагаемый убийца, итальянец Лоренцо, за день до гибели супруга д'Антрэга рассчитала слугу-итальянца, и это некоторые сочли причиной трагедии.  Однако веских доказательств того, что слуга-убийца самостоятельно свел счеты с жизнью, испугавшись суда, как уверяли газеты, публике предъявлено не было, а единственный свидетель произошедшего давал сбивчивые и противоречивые показания.

Можно ли предположить, что д'Антрэг был устранен английской секретной службой как нежелательный свидетель каких-то эпизодов тайной войны на континенте, в которой он участвовал с самых первых лет Великой Французской революции? Я бы считал такое предположение вполне оправданным. Действительно, д'Антрэгу было известно многое из того, что могло бросить тень на множество деятелей антинаполеоновской коалиции. В каком-то смысле д'Антрэг и к 1812 году уже сильно зажился на белом свете. Но чем же он занимался все эти годы?

Считается, что д'Антрэг, в начале событий, предшествующих революции, придерживающийся либеральных взглядов, впоследствии эволюционировал в ярого монархиста. Однако  эта эволюция настораживает своей резкостью и стремительностью. Основные вехи революционного развития Франции пришлись уже на период его эмиграции, поскольку он выехал в Швейцарию уже в 1790-м году. Считается, что д'Антрэг был категорически не согласен с лишением короля права вето, но сама Конституция Франции была принята только в 1791 году, и как раз право королевского вето в ней предусмотрено было.  В сущности, в 1790-м году ни монархическое устройство Франции, ни статус короля, как главы государства не подвергался никакому сомнению.

В Швейцарии наш беглец не задержался, перебравшись в Венецию. В Венеции он свел знакомство с испанским послом доном Симоном де Лас Казасом. До 1795 г. д'Антрэг служил атташе испанского посольства, а когда Испания вышла из коалиции, подписала мир с Францией и покровитель графа Лас Казас был переведен в Лондон, д'Антрэг стал представителем Людовика XVIII у русского посла в Венеции. Считается, что именно в этот период д'Антрэг и создал свою никогда ранее не виданную частную разведывательную организацию. Пишут, что деятельность этой "мануфактуры", или "машины", как для конспирации именовали агентство д'Антрэга охватывала все сферы жизни революционной Франции. Даже великий и ужасный Комитет общественного спасения был под присмотром этого агентства.  Бюллетени д'Антрэга по подписке распространялись среди монархов и дипломатов антифранцузской коалиции. 

Долгое время историками использовались лишь 28 опубликованных бюллетеней д'Антрэга, сегодня они располагают еще 130 бюллетенями.  Современники д'Антрэга расходились в оценке достоверности его информации, но английское правительство, несомненно, полностью ее признавало. Министр иностранных дел Гренвилл считал донесения настолько важными, что докладывал об их содержании королю Георгу III. 

Естественно, у любого здравомыслящего человека возникает сразу два вопроса: каким образом д'Антрэг вербовал свою агентуру в Париже и какими средствами расплачивался за передаваемые ему сведения. Но это уже вопросы второстепенные, технические. 

Главный вопрос в том, откуда такая прыть? Обычный скучающий аристократ, решивший развеять свой сплин либеральной оппозицией абсолютизму, вдруг становится супершпионом столетия. Причём действует он не от какой-либо державы, а сам от себя. В частном порядке. У д'Антрэга, конечно, были праздничные эпизоды в биографии. Например, он женился на разведенной певичке. В качестве некого блуждающего авантюриста, типа графа Калиостро, Сен-Жермена или шевалье д’Эона мы можем его представить. Там передрнул в карты, здесь сплясал канкан в женском платье, кому-то подменил стекляшкой изумруд, кому-то продал эликсир бессмертия. Ну и шпионаж, по большей части тоже липовый, в пользу графа Прованского или какого-нибудь из мелких германский владетельных князей. 

Но организация собственной частной разведки экстра-класса? При этом никаких связей у д'Антрэга в Париже не было, денег на вербовку агентуры ему тоже брать неоткуда. Так откуда дровишки? От англичан. Агенство д'Антрэга было сливным бачком английской секретной службы, руководство которой и подторговывало сведениями, добытыми вполне реальной и действительно весомой английской шпионской сетью в Париже. Это совершенно очевидно, и я даже не знаю, что здесь можно возразить. При этом публикующаяся в бюллетенях агенства информация ещё и корректировалась в выгодную для текущей политики Британии сторону. 

О д'Антрэге рассказывают ещё одну удивительную историю.  «В мае 1797 г. к главнокомандующему французской армией в Италии генералу Бонапарту прибыла эстафета от генерала Ж.-Б. Бернадота из Триеста, уже занятого французами. Примчавшийся курьер передал Бонапарту портфель. Портфель был изъят у графа д'Антрэга, который, спасаясь бегством из Венеции в Триест, попал в руки Бернадота. В этом портфеле оказались поразительные документы: неоспоримые доказательства измены знаменитого генерала Республики, а с мая 1797 г. - председателя Совета пятисот Шарля Пишегрю, его тайных переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем. Только одно обстоятельство замедлило отправку этих документов к фактическому главе Директории П. Баррасу: в одной из бумаг другой агент Бурбонов, граф Морис-Рок де Монгайар, сообщал о предпринятой им попытке переговоров с самим Бонапартом. Последний решил, что эти строки лучше уничтожить, и предложил д'Антрэгу переписать документ. В случае отказа переписать и подписать документ Бонапарт грозил расправиться с пленным. Д'Антрэг сделал все, что от него требовалось, и ему было устроено "бегство" из-под стражи».

Напомню, что в 1797 году д’Антрег занимал пост представителя графа Прованского в Венеции. Как известно, Леобенская сделка Бонапарта отдавала Венецию Австрии, однако перед разменом Бонапарт занял город своими войсками. Д’Антрег успел уехать в Триест, где и был задержан солдатами Бернадотта. То есть в Триесте д’Антрега не знали, по крайней мере так хорошо, как в Венеции, французы его там специально не искали, но он всё равно попался. Это бросает на образ супершпиона определенную тень.

И, кстати,  в чём была проблема «расправиться с д'Антрэгом» после того, как он «переписал и подписал» документ, который вообще-то изначально написал другой человек, то есть Монгайар? Почему этот документ нельзя было просто уничтожить, вместе с самим д'Антрэгом, а оставшиеся бумаги переслать в Париж? Очевидно, что история эта выдумана, чтобы как-то объяснить сам факт благополучного избавления д'Антрэга из французского плена. 

В принципе, можно предположить, что д'Антрэг назвал генералу Бонапарту пароль. Почему нет? Среди французских государственных деятелей связи с роялистами поддерживали довольно многие. Шепотом даже называли фамилии Робеспьера, Барасса, Сиейеса. Один из крёстных отцов Революции, первый командующий Национальной гвардией генерал Лафайет, блестящий учёный и «организатор победы» Лазар Карно, генералы Пишегрю и Дюмурье оказались в разное время в рядах эмигрантов. 

А у Бонапарта были весьма нехорошие показания. Во время роялистского мятежа Паоли Бонапарт был на Корсике и попал в плен. Дважды (!) ему удалось бежать. Во время облавы в Аяччо в дом, где скрывался Бонапарт, пришли роялистские жандармы, но обменявшись парой фраз с хозяином, ушли не сделав обыска — это уже третье счастливое спасение юного Бонапарта от виселицы в течение буквально пары дней. А после термидорианского переворота Бонапарт был арестован уже республиканскими властями, по  обвинению в связях с роялистами через Геную. Так что всё могло быть. 

Вернемся к нашему герою. После заключения Тильзитского мира оставаться на континенте д'Антрэгу стало опасным. Австрия, Пруссия и Россия вышли из войны. Переехавший осенью 1806 г. в Англию д'Антрэг, пока еще находившийся на русской службе, получал удвоенный пенсион от России, а также солидную пенсию от британского кабинета, якобы за то, что сообщил о секретных статьях мирного договора между Россией и Францией, полученных от русского посла в Париже П.Я. Убри. В Лондоне д'Антрэг решился опубликовать эти "секретные сведения" в газетах, со ссылкой на русских дипломатов, однако совсем скоро дело приняло неприятный оборот: английская пресса разоблачила графа. Первой в октябре 1806 г. назвала ложью некие "секретные статьи" русско-французского договора газета "Монинг кроникл". Издание уверяло, что ни Убри, ни Чарторыйский не имеют отношения к документу, опубликованному д'Антрэгом в центральных газетах.

Иными словами, д'Антрэга вовлекли в мутные воды британской внутренней политики, что и нашло своё отражение в газетных перепалках вокруг его публикаций. Не вдаваясь в подробности, многие из которых нам и не известны, одна часть британского правящего класса стремилась к конфронтации с Петербургским кабинетом, другая стремилась сохранить добрые отношения с Александром Первым. Отношение к России было не главным противоречием этих партий, конечно, но тоже имело место быть. Как частный случай. 

Главным же движителем этой политической борьбы был тот хорошо известный факт, что король Англии был сумасшедшим. Естественно, что вокруг этого факта в английской элите десятилетиями шла скрытая, но чрезвычайно ожесточенная грызня. На фоне прогрессировавшей болезни короля между его женой и сыном-наследником возникло разногласие по вопросу регентства. Пользуясь биллем 1789 года, королева запретила впредь принцу Уэльскому самостоятельно навещать короля, даже когда весной 1789 года короля вновь признали вменяемым.

В 1810 году королю Георгу стало значительно хуже.  В 1811 году король Георг III был помещён под специальный надзор и жил уединённо в Виндзорском замке до конца своих дней. Королева Шарлотта редко навещала своего супруга из-за его агрессивного поведения. Считается, что она перестала видеться с ним после июня 1812 года, однако поддерживала супруга в его болезни, усугубляющейся с возрастом. Когда её сын принц-регент владел королевской властью, она была законным опекуном своего супруга с 1811 года до своей смерти в 1818 году.

То есть вокруг опеки над безумным королём, вопросов регентства, правомочий наследника велась ожесточеннейшая свара. Насколько далеко зашла эта борьба можно судить лишь по одному примеру: 11 мая 1812 года Джоном Беллингемом, английским купцом, прибывшим из России, был убит премьер министр Соединенного Королевства сэр Спенсер Персиваль. 

В России Беллингем сидел в долговой тюрьме за мошенническое банкротство, из которой был выпущен по личному указанию Александра Первого.  Таким образом, организаторы убийства — единственного в истории убийства британского премьера — недвусмысленно указывали на русского царя, который именно ради этого злодеяния и выпустил Беллингема на волю. 

Ну, а 22 июля 1812 года, как мы уже знаем, был убит и сам д'Антрэг. Как Березовский, например. Или Литвиненко. Такова особенность английского национального характера применительно к шпионажу, включая российский след, как в случае с сэром Спенсером Персивалем. 

И ничего личного. 

Вещевое снабжение бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.
2024-04-08 08:04 m2kozhemyakin
Начало: Питание бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.

Вещевое довольствие бурских вооруженных сил нагляднее всего рассматривать на примере иностранных добровольцев. Ополченцы Трансвааля и Оранжевой республики шли в бой в собственной одежде и, как правило, со своим снаряжением. Конечно, как прижимистые генетические селяки, они не упускали возможности прихватить ворох белья или пару обуви из "комиссариатских запасов", однако меньше нуждались в этом элементе снабжения. Иностранцы же на бурской службе, в основном люди небогатые, всецело полагались на государственные выдачи. О вещевом довольствии в бурских войсках сохранился очень разнообразный спектр воспоминаний - от хвалебных до ругательных.

Немецкие и скандинавские добровольцы на службе Оранжевого Свободного государства, 1900.

Начнем с позитива, как выразились бы сейчас. Побывавший в Трансваале в начале войны русский инженер Владимир Рубанов, технической точности которого нет оснований не доверять, сообщает: "Хлопоты по снаряжению не представляли никаких затруднений, благодаря очень простой и практической организации дела. Все операции, нужные для волонтеров, совершались в помещении парламента. Это здание, очень простой
конструкции, все разделено на комнаты с номерами, что представляло большое удобство. Волонтерам указывали определенный номер, куда им следовало направиться. Здесь их не спрашивали, зачем они пришли, а прямо делали дело и направляли затем в другой номер, где также не задавали никаких вопросов, продолжая свое дело, и так далее. Волонтеры получали бесплатно решительно все, начиная с рубашки и кончая лошадью, которую каждый выбирал по своему усмотрению". Подпоручик Евгений Августус детализирует этот "набор добровольца": "(Каждый) получил по непроницаемому плащу, одеялу, паре переметных холщовых сум, баклаге для воды, 120 патронов и проч. Оставалось получить паспорт на проезд по железной дороге, запастись табаком, трубкой и отправиться в путь-дороженьку".

Здание Фолксрада (Парламента) Трансвааля, где проходила экипировка добровольцев.

Эта оптимистичная запись относится к периоду триумфа бурского оружия, вероятно, в начале 1900 г. Но уже в марте месяце, после успешного контрнаступления британских войск и деблокады Ледисмита, тот же Е.Августус приводит диаметрально противоположную картину полной неразберихи со снабжением: "В палатке Бота я застал господина Зандберга, изображающего собой адъютанта, начальника штаба и личного секретаря генерала. На прекрасном французском языке он мне сообщил следующие новости: что Крюгередорпский отряд еще не в сборе, что комендантом его вместо умершего от ран Ван-Вейка назначен фельдкорнет Остгаузен и что мне, для получения всего необходимого, следует обратиться к нему. Пошел я к Остгаузену, но тот заявил, что у него нет ни лошадей, ни платья". В подобном же ключе выразился болгарский поручик Антон Бузуков, для участия в Англо-Бурской войне отвлекшийся от национально-освободительной борьбы в Македонии: "У нас даже гайдуки (полуреволюционеры-полубандиты) в Македонии признают своих воевод и соблюдают известную воинскую дисциплину, а у буров этого и в помине нет. Вы у них теперь, после разгрома, ни лошадей, ни платья не добудете".

Усталые и достаточно обносившиеся бурские бойцы второго года войны и их походное жилище на базе фургона.

Подрядчиками Трансваальского правительства по вещевому снабжению войск выступали еврейские коммерсанты из Претории и Йоханнесбурга, в большинстве - выходцы из Российской империи. Современники утверждают, что "гешефты" при этом делались баснословные. "Русские евреи, с успехом подвизавшиеся в роли поставщиков правительства, встретили нас не менее любезно, - вспоминал подпоручик Евгений Августус. - Палатки, кухонные принадлежности, шанцевый инструмент, платье, белье, сапоги, седла, баклаги - все мы получали исключительно из рук этих расторопных комиссионеров, с которыми у бурского правительства было заключено условие на поставку платья и предметов снаряжения. В начале кампании казна им уплачивала банковскими билетами или звонкой монетой, а когда запас денег истощился, они благоразумно отказались от получения по счетам облигаций Южно-Африканского банка или акций голландской железной дороги Претория-Лоренцо-Маркез взамен денег, и уплата производилась уже золотом в слитках. Благодаря щедрости правительства симпатии евреев были всецело, до последнего момента, конечно, на стороне буров". Впрочем, если верить русскому инженеру Владимиру Рубанову, подвизавшемуся в Претории, качество поставок было заведомо низким: "Поставщиками буров являются евреи, переполняющие Преторию, в руках которых сосредоточена почти вся торговля, и эксплуатация достигла громадных размеров. За обыкновенное седло, например, которое к тому же нередко через несколько дней оказывалось никуда не годным, правительство платило по 50 рублей. Большинство евреев - англоманы и ненавидят буров, не предоставляющих им прав гражданства". Что ж, буржуазия всегда на стороне сильнейшего и собственных барышей. Однако что касается еврейской молодежи, призванной в бурские войска, дралась она наравне со всеми, и бойцы-евреи были в числе последних бурских партизан, не прекращавших сопротивления до 1902 г.
В то же время многочисленны свидетельства и о злоупотреблениях иностранных добровольцев при получении снабжения от бурских республик. Например, русская женщина-доброволец Мария З. (Ольга Попова) и сестра милосердия Русско-голландского подвижного госпиталя Софья Изъединова, обе авторы интересных воспоминаний о войне в Южной Африке, с возмущением благовоспитанных дам рубежа XIX-XX вв. клеймят позором иностранцев на бурской службе, которые умудрялись по нескольку раз получать и проматывать довольствие, так и не выехав на фронт. Печально знаменитый Французский легион (состоявший не только из французов) полковника де Вильбуа-Марейля и здесь держал первенство. Граф Жорж де Вильбуа-Марейль, погибший 5 апреля 1900 г. в сражении при Босхофе, храбро, но бестолково, этим до некоторой степени очистил свое имя от изобилия некрасивых историй, связанных с его отрядом.

Полевой лагерь буров с трофейными британскими (конической формы) и португальскими (двускатными) палатками, 1901.
Справа заметны женщины и дети, искавшие у своих партизан спасения от депортации англичанами.

Правительство само обеспечивало войска палатками. 700 таковых было поставлено из португальских владений уже после начала войны и, не исключено, что безвозмездно. Португалия, связанная с Великобританией историческими союзническими отношениями, тем не менее, в ходе Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. не раз демонстрировала бурским республикам свое расположение. Португальские армейские палатки из некрашеной парусины стали отличительной чертой лагерей ополчения Трансвааля и Оранжевой республики и, похоже, единственной материальной помощью, полученной бурами во время боевых действий от иностранной державы (не от общественных организаций и жертвователей, а по официальной поставке).
Организованный пошив форменной одежды в военное время ограничился серыми "новошивными" кителями для артиллеристов взамен слишком приметной довоенной полевой формы - очень светлого цвета "хаки", почти белой, с щегольским синим прибором. Защитное обмундирование некоторых командиров и ополченцев изготавливалось ими за свой счет.

На переднем плане - Трансваальские артиллеристы в "новошивных" комплектах полевого обмундирования.

Разумеется, качество вещевого довольствия ополченцев, как и любого другого, находилось в прямой зависимости от успехов английских войск. Партизанские отряды на завершающем этапе войны не получали ничего и совершенно обносились. Сообщает генерал Де Вет: "Вопрос об одежде был гораздо важнее. Мы были принуждены делать кожаные заплаты на брюках и даже на куртках. Для обработки кожи служили старики и люди болезненные, которые при приближении врага прятались куда-нибудь, а после его ухода снова брались за дело; но вскоре англичане стали забирать кожи и шкуры; они резали их на куски и выбрасывали, думая, что это принудит нас ходить босиком или без одежды. Но так как это невозможно, то бюргеры начали практиковать способ переодевания, который называли «вытряхиванием» (uitschudden). Они, несмотря на запрещение, раздевали военнопленных, «вытряхивая их» из их одежд. Англичане сперва уничтожали одежды по всем домам и сжигали их, а теперь стали резать на куски и выбрасывать шкуры. Бюргеры, в свою очередь, не выдержали и взамен платили раздеванием пленных".

Последние бурские партизаны - т.н. "искатели горечи" - "вытряхивают" злополучного "томми" из ботинок.
На заднем плане пожилой капеллан или врач осматривает рану регулярному бойцу Трансваальской армии.

***
Скромное вещевое довольствие буры в компенсировали давней привычкой к походному комфорту, выработавшейся благодаря охоте этого народа к перемене мест (Великий Трек, полукочевое скотоводство и т.п.). До тех пор, пока англичане не погнали их в отступление, ополченцы и иностранные добровольцы размещались в своих лагерях со своеобразным воинским уютом. Вот как описывает "суровые фронтовые будни" в бурском стане штабс-капитан Александр Шульженко: "Наш лагерь очень богат, чего вы только не найдете в наших палатках: и кровати, и стулья, и столы, и качалки, даже мраморные умывальники есть, а кухонной утвари так прямо не оберешься, и все это мы взяли с окрестных ферм. Громадными котлами и теми не побрезговали и теперь кипятим в них воду для теплых ванн. Здесь мы толька днем, а по ночам уходим на позицию".
Куда там до этого не только британскому "томми", кутающемуся в подбитое ветром одеяло, но и офицеру-джентльмену, сидящему на своем складном толчке! Не удивительно, что привыкшие к удобством бюргеры, выгнанные из своих благоустроенных лагерей, стали массами разбегаться из армии; а "томми" в самых скверных бытовых условиях службу тащили.

Наиболее стойкими из бурских бойцов оказались немногочисленные регулярные военные, часто демонстрировавшие просто запредельную верность присяге; более образованные, чем фермеры, горожане, лучше понимавшие, чем грозят британская оккупация и падение республик; и неукоренившаяся молодежь, которой нечего было терять. Этих человеческих ресурсов хватило на довольно интенсивную партизанскую борьбу разрозненными соединениями и отрядами, но не было достаточно для победы.
_______________________________________________Михаил Кожемякин.

Питание бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.
2024-04-07 11:24 m2kozhemyakin
Окончание материала Снабжение и обеспечение бурских войск во второй Англо-Бурской войне, 1899-1902 (Часть 1: https://dzen.ru/a/Zfa9nR8XcWyxvecU, Часть 2: https://dzen.ru/a/ZggCYttV1S_7EE-b).

В 1903 г., всего год спустя после окончания второй Англо-Бурской войны, русские читатели познакомились с мемуарами прославленного бурского командира генерала Христиана Де Вета. Помимо подробного описания боевых операций, Де Вет в своей книги уделил большое внимание провиантскому довольствию и фронтовому быту бурских ополченцев - к большому неудовольствию читающей публики, которой хотелось больше узнать о воинских подвигах. Однако внимание генерала к этой проблеме вполне объяснимо. Надоевшее всем речение Наполеона, что "армия марширует на своем животе", вполне относилось и к вооруженным силам бурских республик. Де Вет, как хороший воинский начальник, этого никогда не забывал, заслужив благодарность своих людей.

Старый бур и британский "томми" закусывают вместе. Французская карикатура времен Англо-Бурской войны.

Особенностью питания бурского ополченца была очень высокая по сравнению с государственным обеспечением доля собственных запасов и поддержки не просто местного населения, а его семьи. Это было прямо прописано в военном законодательстве Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного государства. Вспоминает генерал Христиан Де Вет: " Требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен... 30-ю патронами, или полуфунтом пороха, 30-ю пулями и 30-ю пистонами, а также провиантом на восемь дней" (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903). Если в качестве боеприпасов множество буров, у которых на фермах лежали собственные новехонькие винтовки Маузера, с притворной наивностью демонстрировали в призывном комиссариате дедовскую пороховницу и пистоны, чтобы "на халяву" получить от казны еще одну причитавшуюся им винтовку с патронами, то с запасами еды проблем не возникало. Буры очень ценили в походе доступные удобства и сытную, вкусную еду.

Кофепитие генерал-комманданта (главнокомандующего) Трансваальской армии Петруса Якобуса Жубера (слева) и его штаба. Рисунок военного корреспондента.

"Упоминая о провианте, закон не указывал, в чем этот последний должен был заключаться и сколько именно его было нужно иметь каждому бюргеру при себе, - продолжает генерал Де Вет. - Тем не менее, как-то само собой установилось правило, чтобы провиант состоял или из мяса, разрезанного на длинные, тонкие куски — «touwtjes», высушенные, просоленные и проперцованные, так называемые «бильтонги», или из колбасы и хлеба, приготовленных в виде бурского бисквита. Количество нужного провианта также не указывалось законом; каждый бюргер должен был рассчитывать на 8 дней и точно знать, сколько ему могло хватить на это время". Но не бильтонгом единым утешались в течение восьми "своекоштных" дней, да и позднее, призванные на защиту родных краалей (ферм) бурские ополченцы. Русский доброволец на Трансваальской службе подпоручик Леонид Покровский (впоследствии погиб в сражении) с неподражаемым юмором нарисовал "полную выкладку" этих ухватистых селяков: " Каждый бур едет на войну с такими громадными чемоданами, с такими большими запасами съедобного, набирает столько разных чашек, чугунков, котелков и кастрюль, что поистине непритязательному русскому человеку, глядя на все это, невольно думается: да уж не на новую ли ферму он перебирается? На дне его сундуков, под спудом, лежат большие запасы не сахарина, а настоящего сахара, на отсутствие которого так сильно жалуются в Трансваале, немало и прочих лакомств вроде леденцовых конфет, столь любимых бурами, но ни за что они не угостят этим вас. Частенько масса заготовляемых ими продуктов портится, тухнет, так что приходится выбрасывать, а все же бур не поделится с вами ничем и с улыбочкой посмотрит на свое погибающее добро".
Что там чемоданы! За многими "крепкими хозяевами" на войну следовали запряженные мулами или быками фургоны, представлявшие не только склад провизии и различного инвентаря, но и подвижное жилище, в котором хозяйничали их жены, дети и/или чернокожие слуги-кафры. Генерал Де Вет на скрывает горечи, описывая, как обремененные этим частновладельческим обозом ополченцы разбегались по домам при первой же угрозе его потерять: "Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них... отправилась назад домой, несмотря на то, что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров". Вопреки расхожему мнению в международной прессе периода Англо-Бурской войны, унаследованному историографией, сухопарый британский "томми" был гораздо более неприхотлив в походно-полевых условиях и легче обходился жестоко урезанным рационом, чем избалованный сытым размеренным образом жизни на ферме упитанный бур. Бюргеры-горожане были менее приспособлены к жизни в поле, чем фермеры, однако на удивление более стойко переносили военные невзгоды на морально-волевых качествах - сказывались их лучшие социальное развитие и коллективизм.

Бильтонг - основа походной провизии буров.

Однако вернемся к проблеме пищевого довольствия ополчений Трансвааля и Оранжевой республики. В день девятый бородатое воинство (несмотря на то, что в "заначках" еще водилось немало харчей) настойчиво требовало у своих коммандантов и фельдкорнетов: "Ons wil eet!! (Хотим жрать!!)" Наверное, невозможно рассказать об этом с большим знанием местного колорита, чем генерал Христиан Де Вет: "Восемь дней, в течение которых бюргеры были обязаны содержать себя сами, быстро прошли, и для правительства, наступило время принять на себя заботы о воинах. Что касается этой заботы, то я должен заметить мимоходом, что это дело обстояло у нас иначе, нежели в британском лагере. Английские войска получали свои ежедневные порции. Каждому солдату давалось столько же и той же самой провизии, какую получал любой из его товарищей. У нас же (я не говорю о тех случаях, когда распределялась мука, сахар, кофе и другие подобные припасы) было не так. В то время, как английский солдат получал свою пищу готовою, в виде консервов, «бликкискост», как их называют буры, мы получали сырые продукты и должны были сами приготовлять себе пищу. Я позволю себе остановиться нисколько долее на этом предмете, полагая, что не безынтересно знать, каким путем бур на войне получал свою порцию мяса. Животные — бык, овца, или другое какое, застреливались или закалывались, мясо разрезалось на куски, и тут-то наступало весьма ответственное дело раздачи нарезанных кусков мяса, что исполнял заведовавший мясом — «vleeschorporaal». Так как куски были очень разнообразны, то беспристрастие должно было быть отличительным качеством всякого заведовавшего мясом. Поэтому, обыкновенно, во избежание каких бы то ни было недоразумений, распределявший куски становился спиною к бурам и, взяв в руки первый попавшийся кусок, державший перед ним, передавал его сзади стоявшему, конечно, только в том случае, если этот последний значился в списке, предварительно прочитанном вслух. Полученным куском бур должен был быть доволен; тем не менее, нередко случалось и противное; возникали даже ссоры. Не было ничего удивительного в том, что в таких случаях заведовавший мясом, сознавая свою полную правоту, горячился. Иногда ему стоило большого труда объяснить это какому-нибудь бестолковому, обвинявшему его, буру, и подчас дело не обходилось без взаимной потасовки. Но это продолжалось недолго. После нескольких недель обе стороны привыкали друг к другу, и, я думаю, многим заведовавшим раздачей мяса приходилось, снисходя к человеческим слабостям, оставлять без внимания обидные замечания буров, пропуская их мимо ушей. С другой стороны, и сами якобы обиженные стали лучше понимать свои ошибки и научались быть довольными всем. Бюргер должен был приготовлять себе мясо сам, варить его или жарить, как ему хотелось. Обыкновенно это делалось так. Мясо насаживалось на сучок, срезанный с первого попавшегося дерева. Часто такая вилка делалась из колючей изгороди, с двумя, тремя и даже четырьмя зубцами. Требуется большое искусство, чтобы все куски, жирные и тощие, насаженные на вилку и называемые в таком виде «bont-span», держались бы хорошо над огнем и равномерно жарились. Из муки бюргеры делали себе пироги. Они варятся в кипящем сале и называются обыкновенно «бурными охотниками» (stormjagers), а также «желудочными пулями» (maagbommen)".

Бурские ополченцы завяливают избытки мяса на бильтонг.

Припасами и их распределением в каждом коммандо (подразделении) ведал интендант, по традиции именовавшийся "капралом" - не путать с воинским званием в небольших регулярных силах республик. Нормативы выдачи продовольствия не были определены "письменно", каптенармусы исходили из наличной провизии и делили ее на относительно равные доли по числу бойцов. Женщинам, детям и кафрам, находившимся при многих ополченцах, пайка не полагалось; каждый бюргер сам кормил своих домашних.
***
Правительство Трансвааля озаботились созданием собственных продовольственных запасов накануне войны; как более состоятельный партнер, золотоносный Трансваль брал на себя обеспечение и соседней Оранжевой. "Главное занятие жителей составляло скотоводство, земледелием же занимались лишь сообразно с потребностями местнаго белаго населения", - охарактеризовал сельскохозяйственные ресурсы бурских республик подполковник русского Генерального штаба П.Э. Вильчевский в статье для имперской "Военной энциклопедии" издательства И.Д. Сытина (Т.2, 1911). При этом садоводство было развито сильнее, чем огородничество - бурские персики заслужили региональную известность. Единственным продуктом экспорта пищевой промышленности было вино местных виноградников, охотно покупавшееся португальцами в Лоренцу-Маркише (Мозамбик).

Бурский фермерский фургон, нагруженный бочками с вином. Современная реконструкция.

Однако персиками и вином войска не насытишь, а в хлебе бурские производители избытка не испытывали. Зато трансваальская казна позволяла траты на импорт продовольствия. Как сообщал русский военный представитель (агент) в Брюсселе и Гааге Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер, компетентный в южноафриканских делах: "В течение 1899 года ввезено через бухту Делагоа, из Америки, не менее 300 000 мешков муки и более 400 000 мешков направлено в другие порты Южной Африки, большая часть которых назначалась в Трансвааль. Раньше никогда такого количества не ввозили. Заказы продолжаются". Налицо энергичные попытки правительства "папаши" Пауля Крюгера создать экстренные запасы продовольствия, следственно - понимание проблемы. За тот же период из португальских владений поступили 37 тыс. бочек соленой рыбы (bacalhau) и 15 тыс. бочек масла в качестве натуральной оплаты за вино. Достаточно неоднозначный запас, учитывая, что в бурской традиционной гастрономии рыба практически отсутствует. Единственное известное употребление "португальской селедки" во время войны - питание ею английских солдат-военнопленных в лагере на ипподроме Претории, позволившее высвободить некоторое количество мяса для бурского ополчения.
Скот, предназначенный на убой для прокорма войск, правительством предварительно не закупался, а поставлялся военным частными подрядчиками за звонкую монету по мере потребности. Разумеется, счет допущенным при этом на всех уровнях злоупотреблениям шел на многие тысячи трансваальских фунтов, но в общем мясо до ополченческого котелка доходило регулярно.
Бесперебойную доставку провизии в войска гарантировало очень близкое вынесение баз снабжения к позициям по железнодорожным линиям и накопление там огромных залежей. Иллюстрирует типичную ситуацию русский доброволец подпоручик Евгений Августус: "Часа через 2 мы были на станции Моддер-Спруйт, в нескольких милях от осажденного Ледисмита. Станционных зданий почти не видно из-за массы нагроможденных ящиков, бочек и мешков с мукой, рисом, солью и другими продуктами. Беспрестанно подъезжают один за другим громоздкие фургоны величиной в товарный вагон; в воздухе стон стоит от рева упряжных мулов и волов, от хриплого крика черных погонщиков, пощелкивающих длинными бичами. Рабочие-кафры перетаскивали на себе с изумительной ловкостью громадные тюки фуража, мешки с продуктами и нагружали их на подводы, между тем как буры стояли в стороне и невозмутимо дымили своими трубками".

Склад провизии времен второй Англо-Бурской войны, правда, не бурский, а британский.
В роли грузчиков - кавалеристы Imperial Light Horse. 1900.

Разумеется, с началом успешного контрнаступления войск лорд Робертса и генерала Буллера весной 1900 г. эвакуировать эти громоздкие склады в ближнем тылу буры не смогли. Частью их уничтожили, частью сдали британцам с невообразимой легкостью. Даже после падения столиц Трансвааля и Оранжевой и их основных центров летом того же года, бурское командование пребывало в твердой уверенности, что доступных провиантских ресурсов хватит в достатке снабжать свои войска. "Запасов, вывезенных из Йоганнесбурга и Претории, хватит на долгое время", - вторил длиннобородым генералам и коммандантам 25 июля/7 августа 1900 г. русский военный корреспондент и доброволец А.Е. Едрихин, писавший для петербургского "Нового Времени" под псевдонимом Вандам. Как и многие иллюзии буров, эта вскоре развеялась с неумолимым ходом войны. Насколько болезненным оказалось понимание реальности (и когда оно пришло), свидетельствует следующий меморандум Трансваальского правительства:
"Полевое местопребывание правительства, округ Эрмело Южно-Африканской республики.
10 мая 1901 г.
Его Превосходительству господину секретарю Оранжевой республики. Боевые припасы истощены, и мы обречены на бегство перед неприятелем. Мы не можем оберегать ни бюргеров, ни их скота. Скоро мы не будем в состоянии снабжать сражающихся бюргеров жизненными припасами".
***
Бурская полевая кулинария предоставляла сытное, хотя и довольно однообразное питание. Показательна картина, которую рисуют в своих воспоминаниях сражавшиеся на той войне русские добровольцы: "С завистью мы поглядывали на группу буров, сидящих вокруг костра и попивающих черный кофе из больших кружек, между тем кaк мальчишка-кафр в английской солдатской куртке поджаривал на сковороде сочные куски мяса с луком" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). Другими словами о том же повествует и генерал Де Вет: "Наши люди не ели ничего целый день, а потому легко себе представить их удовольствие при виде «bont-span» (мясо), жарившегося на вертеле. Два-три пирога (maagbommen) и пара чашек кофе привели каждого из нас в прежнее состояние".
Постоянной практикой была отправка семьями своим бойцам обильных продуктовых посылок. Их в товарных количествах привозили для своих друзей и соседей многочисленные возвращавшиеся отпускники - буры не заморачивались официальным оформлением увольнительных и уезжали/приезжали на позиции, когда вздумается. Разумеется, боевые подруги - жены и сестры, следовавшие на войну за многими ополченцами и командирами, периодически баловали их почти домашней кухней. Пристрастием к гастрономическим изыскам отличались и лагеря иностранных добровольцев. Подпоручик Евгений Августус, сам прирожденный фронтовой кулинар, со смаком расписывает этот процесс, не забыв остановиться и на содержимом посылок "для счастливого бура": "Мяса было в изобилии: каждый день убивалось для отряда по быку или по нескольку жирных баранов. Отрядный комиссар выдавал вкусные белые сухари, рису, соли, сало в консервах, цейлонского чаю или кофе. Я вздумал варить борщ из мяса и гиацинтовых клубней, дикорастущих по склонам горы... Сахар, которого не всегда хватало, заменялся вареньем или фруктовым мармеладом в жестяных круглых коробках. Из муки и back-powder [соды] мы ухитрялись делать оладьи, пышки, лепешки. Случайно подстреленный ширингбок или куропатка и компот из персиков придавали нашим обедам некоторое разнообразие, и буры, питавшиеся более скудно, так как у них приготовлением пиши заведовали кафры, не без зависти поглядывали на жирный суп с луковицами, огромные бифштексы с рисовой кашей и румяные лепешки с вареньем. Мы иногда великодушно угощали их произведениями своего кулинарного искусства, тем более что они нас никогда не привлекали к грязной работе разделки туши и на нашу артель всегда доставались лучшие куски - филе, язык. Бурам часто присылали полевой почтой из дома разные лакомства, сдобные пирожки, корзины с фруктами, и они никогда не забывали поделиться с нами". У того же автора в качестве посылок от близких городскому и сельскому ополченцам фигурируют столь важные для солдатского сердца забавы как "коробки тонких сигар" и "мешок табаку". Принимая вышеизложенное во внимание, не удивляет "сверхъестественный по изобилию магазин (здесь: склад) сладостей, конфектов, папирос и превосходного коньяку" в палатке командира Французского легиона графа де Вильбуа-Марейля, который после его гибели подчиненные расхищали в течение недели.
Вывод: пока на стороне бурских войск была удача, а в их лагерях - бесперебойное снабжение провизией, питались они "от пуза", и нос был в табаке. Некоторые затруднения в Трансваале и Оранжевой республике с кофе, сахаром и иными "колониальными товарами" компенсировались за счет домашних запасов.
***
Фураж для лошадей, мулов и быков заботил бурских командиров гораздо меньше, чем провиант для людей. Дело в том, что неприхотливые животные, выращенные в южноафриканских краалях (фермах), приучены долгое время довольствоваться только подножным кормом. Это отрицательно сказывается на их силе; но для того, чтобы трусить жидкой рысцой под ополченцем в походе, бурской лошадке довольно пожухлой травы, а мулы и быки способны даже впроголодь кое-как волочь обозный фургон, побуждаемые бичом погонщика. До поры до времени. По воспоминаниям очевидцев, подступы к лагерям были усеяны трупами павших от непосильных трудов и бескормицы животных. Их легко меняли на новых. В богатых скотоводческих хозяйствах Трансвааля и Оранжевой четвероногих призывников хватало.

Для более серьезных задач - работы в артиллерийских запряжках, под конными разведчиками, карабинерами (небольшой бурской регулярной кавалерией), командирами и посыльными - лошадей кормили лучше. Вместо традиционного в Старом Свете овса в Южной Африке использовали в основном кукурузу.
***
В засушливых, несмотря на наличие круглогодичных локальных источников воды, пространствах южноафриканского вельта первоочередную важность представляло снабжение войск водой. Бурские интенданты относились к нему с должным усердием. Поставки воды в каждом коммандо были поручены особым партиям ополченцев, не обремененным никакими другими обязанностями. Особенно это касалось боевой обстановки, в которой воду для питья бойцов на позициях требовалось располагать поблизости и в достаточном количестве. "У оранжевцев были для этого особого рода отдельные лагери..., - пишет генерал Христиан Де Вет. - Эти лагери состояли из бюргеров, которые не могли принимать участия в сражениях. Они назывались впоследствии «водоносцами» (waterdragers)".

Фляга для воды британского армейского образца, широко применялась обеими сторонами.

Лошадей и гужевой скот при близости источников воды отгоняли выпаивать в определенной очередности. Если же воды поблизости не было, ее возили в бочках при обозе; однако в таких случаях предотвратить падеж животных не удавалось почти никогда. Особенно страдали без водопоя лишенные постоянных обозов партизанские отряды в 1901-1902 гг. Генерал Де Вет, опытный партизан, старался выстраивать маршрут движения своих подразделений вдоль рек и ручьев, но это не спасало: британские войска регулярно загоняли их в бесплодный вельт. Муки жажды и падеж лошадей повторялись вновь.
***
Отдельного рассмотрения заслуживает употребление в войсках спиртного. Во время войны в Трансваале и Оранжевой республике действовал "сухой закон". Он распространялся на горячительные напитки, однако не касался вина, которое считалось не алкогольным, а столовым напитком. В таком качестве оно и предназначалось в паек бурских ополченцев. Но сами буры вино пили неохотно, разве что потомки французских гугенотов, а большинство предпочитали фруктовую, чаще всего персиковую самогонку (mampoer), напиток ароматный и очень крепкий. Ее-то ополченцы и получали в "передачках" из дома, а затем смаковали возле лагерных костров.

Бочки с вином кисли на жаре; например, под Ледисмитом наступающие британские войска взяли их целыми пирамидами, и большинство были вынуждены вылить. "Благородный напиток совершенно испорчен, вот истинное варварство со стороны буров", - заявил тогда один из "офицеров и джентльменов" (Charles Rayne Kruger. Goodbye Dolly Gray: The Story of the Boer War. London: Cassell, 1959).
"Сухой закон" в бурских республиках толком не соблюдался за сильным развитием частного предпринимательства и слабостью контрольных органов. Воспоминания русских добровольцев пестрят эпизодами залихватских нарушений его в тыловых увеселительных заведениях военными и гражданскими. "В соседней комнате, где помешался буфет с крепкими напитками, собралась компания правительственных чиновников, угощавших бежавшего из английского плена фельдкорнета Спруйта, - замечает подпоручик Евгений Августус. - Официально продажа крепких напитков была воспрещена во всей стране; буфеты, даже в такой первоклассной гостинице, как European Hotel, были заколочены, но ради такого случая и для таких влиятельных гостей хозяин считал возможным нарушить закон. На столе красовались бутылки с заманчивыми этикетками Scotch Whisky и другие изделия английской водочной промышленности. Пили по обыкновению без всяких закусок, мешая виски с сельтерской водой". Современники сходятся во мнении, что особенную приверженность "зеленому змию" демонстрировали иностранные добровольцы и военные корреспонденты, особенно французы.

Впрочем, случаев, чтобы пьянство на позициях угрожало бурским или добровольческим подразделениям потерей боеспособности, за всю войну достоверно не зафиксировано. Русский военный представитель при британских войсках Генерального штаба полковник П.А. Стахович транслировал в Санкт-Петербург сплетни английских офицеров, что в одном из первых и неудачном для буров сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. голландские и немецкие добровольцы, поднявшиеся в обреченную контратаку за бурским генералом Йоханнесом Коком, якобы были сплошь пьяны. Это не первый случай в истории войн, когда озлобленные яростным сопротивлением противника победители ложно приписывают его отвагу опьянению. Малопочетную "утку" постеснялись тиражировать не только британские историки, но и отнюдь не благорасположенные к бурам современники-литераторы Уинстон Черчилль и Артур Конан Дойл.
***
С переходом бурских войск к партизанским методам боевых действий, т.е. примерно со второй половины 1900 г., начал ощущаться дефицит провизии, поначалу скорее досадный, чем фатальный. "Чувствовался недостаток всего, кроме мяса, хлеба и муки, - записал в феврале 1901 г. генерал Де Вет. - Этого тоже было не очень много, но все-таки жаловаться было еще нельзя. Что касается кофе и сахара, то мы пользовались этими лакомствами только в тех случаях, когда отбирали их у англичан; в другое время мы о них и не думали... Мы делали себе кофе из зерен пшеницы, ячменя и маиса, сухих персиков и даже из особого рода картофеля".
С течением неумолимого военного времени все большую роль для рассеянных по скудному вельту коммандо играл захват британских продовольственных и почтовых транспортов. Генерал Де Вет живописует изобилие своих трофеев, граничащее с роскошью: "В добычу нам осталась одна пушка и более 200 тяжело нагруженных повозок, 10-12 повозок с водой и несколько дрезин. Провиант заключался в консервах «canned beef», бисквитах, варенье, муке, сардинках, лососине; тут же было еще много всякого добра, совершенно ненужного в лагере. Были также целые повозки с ромом, прессованным сеном и овсом для лошадей. Поразительная масса провианта! (...) Я разрешил бюргерам откупоривать почтовые ящики и брать из них все, что им угодно. Там были всевозможные пакеты и пакетики, главным образом нижнее белье самого лучшего качества и масса сигар и папирос... Какое зрелище! Каждый бюргер нагрузил свою лошадь кладью, полученною в лавке, где не только ничего не пришлось платить, но и в будущем не придется. На седле уже не оставалось места для седока, и ему приходилось вести лошадь под уздцы".
Тем не менее, напрашивается вывод: красноречие генерала в восхвалении богатой добычи - это красноречие полуголодного и утомленного лишениями человека, случайно дорвавшегося до изобилия. Бурские партизаны завершающего этапа войны недаром получили у своих соотечественников печальное прозвище "искателей горечи" (африкаанс: bittereinders). Эти храбрецы, до конца сражавшиеся за свободу и честь погибших республик, вдоволь познали все тяготы партизанской войны: голод, болезни, жестокий недостаток лошадей и боеприпасов, отчуждение и враждебность соотечественников, винивших своих непримиримых защитников в развязанной британцами кампании "выжженной земли". Те же воспоминания генерала Де Вет ближе к концу пестрят рассказами о невозможности "купить хлеба", раздобыть лошадей и т.п.
Своим талисманом "искатели горечи" не без мрачной иронии объявили африканского хомяка. Этот смышленый и смелый зверек, мало похожий внешне на своего домашнего собрата, тоже обожает делать запасы. Однако сильные естественные враги всегда готовы разорить его норку и поживиться; хомяку приходится отчаянно сражаться за свое добро.

Точно так же бурские партизаны, которые мало что могли увезти на седле, делали в тайных местах "нычки" с "долгоиграющим" провиантом, боеприпасами, нередко - с разобранными пушками или 37-мм скорострелками Максима, которые не имели возможности забрать с собой. Точно так же англичане регулярно раскрывали и разоряли их.
Массовой депортацией из зоны боевых действий в концентрационные лагеря мирного населения, которое десятками тысяч погибало там от истощения и болезней (особенно страшные жертвы были среди детей), захватчики буквально вышибли у партизан почву из-под ног. Пишет генерал Христиан Де Вет: "Продолжать войну — об этом нечего было и думать: наши женщины и дети тогда бы все погибли. Голод стоял у дверей. (...) Положим, мы спасли бы женщин и детей, но сами себя подвергли бы, все-таки, той же опасности умереть с голоду, потому что очень немногие могли бы уйти в Капскую колонию вследствие недостатка лошадей. В большой части восточных округов Трансвааля не было почти совсем лошадей, а те немногие лошади, которые еще оставались, были так слабы, что никуда не могли бы двинуться".

Бурские женщины и дети в английском концентрационном лагере.

Голод и отчаяние - вот два победоносных оружия, которыми Британская империя сломила последних бойцов за Трансвааль и Оранжевое Свободное государство.
_________________________________________________________Михаил Кожемякин.

РУССКАЯ РАЗВЕДКА. ЧЕСТЬ ИМЕЮ!
2024-04-05 09:29 roman_rostovcev

В январе 1810 года государем Александром Первым в Париж, к своему другу и союзнику императору Наполеону был направлен личный конфиденциальный посланник, гвардии ротмистр (майор) Александр Иванович Чернышев. В качестве гвардейского офицера и  личного представителя русского императора, Чернышев пользовался особым расположением и полным доверием Наполеона. Однако здесь следует заметить, что если бы Наполеон более здраво и проницательно судил о самом Александре Первом, то и от его личных протеже бежал бы, как от огня. 

 Чернышев был давним знакомцем Наполеона, ещё со времен Тильзитского мира, когда они встретились впервые.  В конце января 1808 года Чернышев отправился с письмом Императора Александра I к Наполеону и получил аудиенцию императора, которому был представлен русским послом. Наполеон долго разговаривал с ним, причем Чернышев очень ему понравился непринужденностью и смелостью своих рассуждений о сражениях при Аустерлице и Фридланде.  За участие в Ваграмском сражении выказанное в том, что он ни на шаг не отлучился от Наполеона во время боя, Чернышев был награжден Крестом Почетного Легиона.

Иными словами, Чернышев входил не только в русскую, но и во французскую военную элиту,  поскольку в кавалеры Почетного легиона вход был достаточно сложным.  Тем более, что этот орден  Чернышев  заслужил на поле брани против австрийцев под Ваграмом. При всём своём итальянском цинизме, Наполеон имел совершенно гипертрофированные взгляды на вопросы офицерской чести. Очевидно, что в глазах французского императора русский офицер эту самую офицерскую честь попросту олицетворял.

Однако в 1810 году  Чернышев приехал в Париж уже с письменным заданием военного министра Барклая де Толли. Этим заданием на него возлагался самый банальный шпионаж.

Естественно, Наполеон и его вездесущая полиция Фуше (а также суперполиция Савари) ждали лайт-шпионажа от любого иностранного представителя при французском дворе.  То есть встречаться на балах и дипломатических приемах с полководцами и сановниками империя, заводить двусмысленные разговоры на маневрах, узнавать секреты в дамских салонах (в Париже можно всё узнать через женщин) было частью рутинной деятельности любого дипломата. Но никто не ожидал от Чернышева хард-шпионажа. Чернышев же явно жестил: вербовал агентов, подкупал и шантажировал направо и налево, ночами переписывал краденные штабные документы и так далее и тому подобное. 

Так, Чернышев привлекает к активному сотрудничеству служащего Государственного совета - его политическая информацию идет российскому канцлеру Николаю Румянцеву. Еще один завербованный служит в военной администрации - переданное им направляется военному министру Михаилу Барклаю де Толли.  В 1811 году от него в руки разведчика попадает документ на 58 страницах - подробное описание состава французской армии и ее расположения. 

 Известна общая сумма, полученная агентами, она огромна - за десять месяцев 1811 года более 8000 французских франков. Деньги Чернышеву передает российский посол во Франции. А однажды 400 червонцев приходят лично от государя. Император Александр I приказал на агентах не экономить.

Чернышеву удалось даже предугадать основные контуры стратегического замысла. Не ошибся Чернышев и в определении направления главного удара французских войск и о численном составе Первого эшелона Великой армии. Он выдвинул идею отступления: «Затягивать продолжительное время войну, умножать затруднения, иметь всегда достаточные армии в резерв. Этим можно совершенно спутать ту систему войны, которой держится Наполеон, заставить отказаться от первоначальных своих планов и привести к разрушению его войска вследствие недостатка продовольствия или невозможности получать подкрепления, и вынудить к ложным операциям, которые будут для него гибельны».

Чернышев действовал настолько нагло, активно  и успешно, что успехи русской разведки стали известны самому Наполеону. Так, в военное министерство поступил подписанный Наполеоном грозный циркуляр следующего содержания: «Министр полиции меня информирует, что краткая ведомость о дислокации войск империи  оказывается у русских, как только она выходит в свет. Эта ведомость дошла даже до их войск и штабов. Горе тому, кто виновен в этом презренном предательстве, я смогу навести порядок, разоблачить преступника и заставить его понести наказание, которое он заслуживает». Как видим, Фуше не даром ел свой хлеб и обладал источниками информации в русских штабах — источниками до сих пор не установленными. 

Долго или коротко, Чернышев попал под подозрение французской полиции. За ним установили наблюдение, даже подсылали провокатора. Однако Чернышев оказался неуловимым и был разоблачен только после отъезда из Парижа в 1812 году. Впрочем, тут есть нюансы. 

Каким образом Фуше или Савари могли разоблачить Чернышева до его отъезда, даже если бы на него пали серьёзные подозрения? Русского разведчика защищал высокий статус личного посланника императора Александра к императору Наполеону. Нагрянуть к нему с обыском было совершенно немыслимо: компрометирующих документов можно было и не найти, а скандал бы получился  чрезвычайно громкий.  И Александр бы таким скандалом несомненно воспользовался бы. А тем паче им воспользовались бы так называемые «бояре», то есть антинаполеоновская партия при русском дворе, которой Наполеон мысленно придавал огромную силу и влияние. 

Разумеется, взятие иностранного дипломата-шпиона с поличным требовало определенной подготовки, или прямо говоря, провокации. Но и такую провокацию в отношении Чернышева поставить было очень непросто. Начнем с того, что подсылать к нему какого-то проходимца или прямого шпика оказалось бесполезным: Чернышев сразу раскусил подставу. Требовался настоящий, кадровый французский офицер. 

Но для самого Наполеона, без ведома которого такая комбинация была невозможна, подставлять собственного офицера в качестве провокатора полиции было мало приемлемо. Во-первых, император очень высоко ставил честь французского офицера, а во-вторых до какого-то времени он полностью доверял самому Чернышеву: дворянину, офицеру, кавалеру ордена Почетного Легиона и личному представителю его союзника и друга. 

Но, предположим, некий французский офицер, явившись к Чернышеву с пачкой секретных документов, умудрился бы их русскому дипломату продать.  И что дальше? Ворвавшимся  на квартиру жандармам Чернышев просто протянул бы только что купленную папку с секретами и заявил бы, что её подбросил посетитель, офицер Генерального штаба французской армии, посетивший дом Чернышева под вымышленным предлогом. Вот и всё! 

И тут скандал был бы ещё более ужасным. Наполеона обвинили бы не в необоснованном подозрении честного боевого офицера, личного представителя союзного монарха, а в грязной полицейской провокации.  И что же было делать в таком случае?

В итоге Фуше идёт на совершенно беспрецедентный шаг. В апреле 1811 года в парижской газете появляется статья о русском разведчике, вхожем в высшие круги. Приводится словесный портрет: молодой, роста среднего, волосы черные. Хорошо одет. Выдает себя за курьера, которому доверено доставлять важные донесения. На самом же деле "злоупотребляет доверием к нему простодушных граждан". Фактически Чернышева выдавливают из Парижа, раздув газетный скандал вокруг его (пока ещё не названного) имени. 

Вокруг самого Чернышева устанавливается негласный, но крайне плотный надзор. Его не хватают за руку, но становится очевидным, что задержание в момент передачи информации становится всё более вероятным. Наконец, исчерпав все возможности, предоставленные ему благородным именем, орденом Почетного легиона и статусом личного посланника, в день 13 февраля 1812 года Чернышев покидает Париж непобежденным. Обыск, проведенный на его квартире после отъезда, подтвердил все самые худшие подозрения французской полиции.

А мнение императора Наполеона о уровне понятий о чести и достоинстве Александра Благословенного и его персональных посланников наконец-то приходит в соответствие с реальной действительностью. Наполеону очень повезло, что следующая встреча с кавалером ордена Почетного Легиона, в России, зимой 1812 года  не произошла, хотя и планировалась.

Но речь об этом впереди, а значит, продолжение следует... 

РАЗВЕДКА НАПОЛЕОНА. ЦЫГАНСКИЙ БАРОН
2024-04-03 11:41 roman_rostovcev

Французы это великие мастера создания авантюрного романа на пустом месте.  Тут тебе и «Парижские тайны» Эжена Сю, ставшие прототипом многочисленных подражаний (достаточно вспомнить «Приключения принца Флоризеля» Стивенсона и «Петербургские трущобы» Крестовского), и Рокамболь, и Видок, и Фантомас, и конечно же «Три мушкетера» Александра Дюма.  Не то, чтобы все эти похождения и приключения были чистым вымыслом. Просто французский романист передаёт смыслы и подтексты через головоломные приключения героев. Точно так же, как английские авторы скрывают их в малозначительных деталях повествования, а русский писатель выражает сверхзадачу своего произведения  в форме душевных метаний главного героя.

И Шульмейстер, и Видок были вполне реальными, живыми людьми, однако их жизнеописания вовсе не ставили задачу воссоздания каких-то деталей действительности. Равно как и страдания героев Достоевского не имеют ничего общего с реальными чувствами и мыслями обычных людей, так и приключения Шульмайстера не являются жизнеописанием какого-то конкретного французского шпиона. Это, скорее, некое «Наставление по шпионскому делу», основанное на выдуманных похождениях реального разведчика. Мы даже можем проследить за тем, как эти похождения сочинялись. 

Итак, начнём. «Задолго до начала кампании 1805 года в окружении генерала Мака появился молодой человек из знатного венгерского рода, изгнанный из Франции Наполеоном, заподозрившим его в шпионаже в пользу Англии. Нетрудно догадаться, что этим «венгерским аристократом» был Шульмейстер.  На одном из светских вечеров «венгерский аристократ» «случайно» встретился с генералом Маком и очаровал его. Оказалось, что их взгляды полностью совпадали. Аристократ, как и генерал, ненавидел Наполеона, считал его узурпатором, бездарным воякой, которому просто везет. Шульмейстер «делился» с Маком всем, что он знал о Франции Мак рекомендовал своего нового друга в привилегированные офицерские клубы Вены, выхлопотал ему офицерский чин и сделал его членом своего штаба. Более того, обаяние Шульмейстера было так велико, что Мак назначил его… начальником австрийской военной разведки!»

Это ведь не жизнеописание какого-то конкретного человека, а действительно авантюрный роман. Ради вставки в роман этого эпизода нашему Рокамболю задним числом придумали совершенно невозможную мать — венгерскую графиню, обучившую юного Шульмейстера венгерскому языку и аристократическим манерам. Но такого, конечно, быть не могло. Какая у пастора-лютеранина может быть жена из знатного венгерского рода? И каким аристократическим манерам она могла обучить Шульмейстера? Делать книксен и накладывать мушки? 

В связи с этим феноменом вспоминается старый анекдот. 

«Зимой 1812 года семья русского помещика подобрала отбившегося от колонны французика, приютила и дала в обучение французскому языку своего недоросля-сына. Через пару-тройку месяцев хозяева давали приём для соседей и решили похвастаться успехами сынишки. Он вышел на середину залы и учтиво пригласил гостей к столу:

— Ну что, все припёрлись? Тогда садитесь жрать, пожалуйста!»

Всё это оперетта, «Королева чардаша» или «Цыганский барон». А в реальности какой-то агент в штабе Мака у Наполеона, конечно же, был. Вполне возможно, что это был венгерский аристократ. Почему нет? Венгерское королевство входило в состав Габсбургской монархии (собственно говоря, именно королю Богемии и Венгрии и объявила войну Французская республика в 1792 году). В армии Мака, как и в австрийской армии вообще, служило много венгерских аристократов.  Например, венгерский  генерал, аристократ Игнац Дьюлаи участвовал в Ульмском пленении армии Мака.  При этом, в среде венгерского дворянства были распространены идеи независимости Венгрии, было целое течение «венгерских якобинцев». 

То есть Шульмайстера перекинули в Австрию для связи с реальным венгерским аристократом- заговорщиком, служащим в штабе Мака, и ему же приписали все действия этого неизвестного нам патриота независимой Венгрии. А зачем? Затем что профессия шпиона считалась Наполеоном нужной, но позорной. Контрабандист Шульмейстер на эту роль подходил, а реальный венгерский аристократ был бы опорочен на семь поколений вперёд, вот его репутацию и сберегли.  

Сидели люди в штабе Бонапарта,  переводили шифровки с венгерского языка. А чтобы штабные переводчики лишнего не болтали, Савари придумал Шульмейстеру венгерскую маму-аристократку.  Есть ведь разные методы сокрытия информации важной информации.  

Согласно приписываемым Шульмейстеру донесениям, он был вхож во все штабы австрийской армии и даже выступал на совещаниях союзных монархов. Неужели рейнский прощелыга смог бы водить за нос настоящих венгерских аристократов, с которыми ему волей-неволей приходилось общаться всё это время? Разумеется, его бы разоблачил первый же встреченный им настоящий венгр. Какие патенты и дворянские грамоты Шульмейстер смог бы предъявить при устройстве на службу в австрийской армии, тем более на должность какого-то фантастического «начальника австрийской разведки»? Поддельные? А кто бы смог из подделать во Франции и зачем? У Савари самых настоящих дворянских патентов было полным полно, и французских, и бельгийских (до начала революционных войн современная Бельгия была австрийской провинцией), и германских. 

Аналогичным образом крайне преувеличена роль Шульмейстера в пленении герцога Энгиенского. Арест герцога на территории Бадена был результатом сложной дипломатической игры, осуществленной (в основном) маркизом и будущим герцогом Виченцким Арманом де Коленкуром. Коленкур опять же был аристократом ещё королевских времен, происходил из рода Лузиньянов. Выдачу герцога Энгиенского консульской Франции, очевидно под какие-то гарантии, согласовывал с Баденом именно он. Ну и как это бы выглядело, став достоянием широкой общественности? 

Карл Фридрих Баденский очевидно просил, в обмен на содействие в аресте герцога Энгиенского, представить дело так, что герцог был арестован на французской территории.  Именно поэтому и придумали романтическую историю о похищении Шульмейстером любовницы злосчастного герцога, ради спасения которой Энгиенский сам пересёк французскую границу и был схвачен жандармами.  

Опять-таки вполне вероятно, что Шульмейстер тоже был как-то задействован во всей этой комбинации, но в привычной ему  роли связника или осведомителя. Кроме того, на Шульмейстера ещё и повесили якобы ошибочное отождествление какого-то «лакея Тюмери» с беглым французским генералом Дюмурье.  Якобы Шульмейстер, блестяще говоривший на венгерском, собственный немецкий язык знал настолько плохо, что ввёл Первого консула в столь прискорбное заблуждение, стоившее герцогу Энгиенскому жизни.  

Даже вполне традиционный советский историк Манфред, описывая это эпизод, поставил его под сомнение. «Особую тревогу Первого консула вызвало нахождение при герцоге Энгиенском некого Тюмери, фамилию которого французские агенты приняли (или сделали вид, что приняли) за Дюмурье». Разумеется, Альберт Захарович не подозревал, что Шульмейстер обманул самого Наполеона. «Ошибка Шульмейстера» предназначалась французскому общественному мнению, для которого Дюмурье был старым и традиционным пугалом, наряду с Кадудалем и Пишегрю. 

Давайте подводить итоги. «После отречения императора Шульмейстера арестовали. Он спасся лишь тем, что уплатил огромный выкуп, но это сильно разорило его. Шульмейстер дожил до 1853 года, будучи скромным владельцем табачной лавочки. Иногда он рассказывал завсегдатаям о своих похождениях, но те только недоверчиво посмеивались, слушая старика. Однако их сомнения были рассеяны, когда в 1850 году принц Луи Наполеон, позже взошедший на престол под именем Наполеона III, а тогда еще президент Франции, объезжая страну, разыскал легендарного разведчика и в присутствии соседей крепко пожал ему руку».

Скромный владелец табачной лавки (напомню, что именно так окончил свою жизнь знаменитый принц Флоризель) рассказывал своим завсегдатаям о своих похождениях. Это, напомним, супершпион Наполеона Бонапарта.  А в 1850 году президент Франции и будущий император Наполеон Третий (он же Малый) приезжает к Шулермейстеру в гости и демонстративно подтверждает его рассказы. Рассказы о том, как легендарный разведчик выманил герцога Энгиенского на французскую территорию и  подвёл его под расстрел, перепутав Тюмери с Дюмурье. 

А Наполеон Бонапарт, устранивший претендента на французский престол и открывший себе его расстрелом путь к императорской короне, ничего не знал. «Произошла чудовищная ошибка».  

Что ж, наш следующий герой — настоящий русский аристократ, дипломат, партизан и несостоявшийся убийца Наполеона . Так что продолжение следует.

1812 И ДРУГИЕ ГОДЫ. ТРИ ШПИОНА
2024-04-02 13:35 roman_rostovcev

Шпионские практики, помимо всего прочего, ярко высвечивают особенности национального характера. Для того, чтобы составить себе более или менее адекватное представление о национальном характере применительно к разведывательной деятельности, нам нужно откатиться к началу девятнадцатого века. Мы рассмотрим сравнительные жизнеописания трёх звёзд шпионажа наполеоновского периода европейской истории, представляющих разведки трёх главных участников событий того времени:  Франции, России и Англии.  Их судьбы содержат характерные отличительные черты, присущие разведчикам этих стран и в последующие времена, а во многом сохранившиеся и в современности. 

Наш первый герой, представляющий прекрасную Францию, родился и вырос в Эльзасе, приграничном регионе со смешанным населением, одинаково хорошо говорил на французском и немецком языках. Будучи сыном священника, хорошо освоил грамоту, но сам пошёл по мирской стезе порока.  Сначала торговал скобяными товарами, потом перешёл на так называемые колониальные.  Любая приграничная торговля того времени была тесно связана с контрабандой уже по самой своей природе. Кто в своём уме станет платить заградительные пошлины на таможенном посту, если взяв пару вёрст левее/правее этого поста, можно в дождливую или просто безлунную ночь этих поборов избежать? 

Наш герой, перевозивший контрабандные товары на лодке через Рейн, однажды напоролся на пограничного стражника, которого без долгих раздумий застрелил из пистолета. С началом революционных войн былой контрабандист стал маркитантом — вполне естественная эволюция — и с республиканской армией знаменитого генерала Моро участвовал в походах, погрузившись в суету реквизиций, контрибуций, конфискаций и прочих увлекательнейших дел в районе Майнца. Где-то там он познакомился с Рене Савари, будущим руководителем личной службы безопасности будущего императора Франции. 

Будучи человеком проницательным и хорошо разбирающимся в людях, особенно людях необычных, решительных и быстро соображающих, Савари и привлёк нашего первого героя к выполнению особых поручений. В дальнейшем его ждёт множество приключений, большие денежные вознаграждения от императора и громкая слава после ухода на покой. Но больших воинских званий и наград он от Наполеона так и не получил:

«Ты один стоишь целой армии; проси чего хочешь: ни в чем не откажу”— однажды сказал ему Наполеон.

“Государь, прошу орден Почетного Легиона”.

— “Денег, сколько хочешь дам”,— ответил — император,— “орден — никогда!; я берегу его для своих храбрецов”...»

Что ж, перейдём к нашему русскому герою, представляющему разведку Александра Первого. В отличие от своего французского коллеги, он родился с серебренной ложкой во рту. 

Сын генерал-поручика и сенатора еще в животе у маменьки был записан вахмистром в конную гвардию. И в 1801 году на балу у вице-канцлера Куракина 15-летнему мальчишке повезло встретиться с Александром I. Наш герой, уже тогда прекрасный танцор и галантный кавалер, привлек внимание императора. Был удостоен высочайшей особой короткого разговора, не стушевался при расспросах и был тут же пожалован званием камер-пажа при дворе.

В дальнейшем связал свою жизнь с военной карьерой. Сначала корнет в гвардии, в 1804-м уже поручик.  Участник двух кампаний - 1805 и 1807 годов - в войне с Наполеоном удостоен ордена Святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени, Георгиевского креста 4-й степени и шпаги с вензелем "За храбрость". Эти награды можно было заслужить только за мужество на поле боя.

Наверняка Александр I разглядел в своем выдвиженце и другие способности. Опять встреча на балу, короткий разговор, и во исполнение высочайшей воли наш герой отправляется в январе 1808-го в Париж с личным посланием императора Наполеону. С этой поездки и начинается его карьера разведчика. В будущем он займёт высшие посты в империи и даже станет её военным министром. Однако участие в процессе над декабристами навсегда бросили чёрную тень на его имя. После отставки он, как водилось тогда среди российских аристократов,  уедет доживать за границу и умрёт в маленьком городке Кастеламаре в окрестностях Неаполя. 

Третий, английский герой нашей сравнительно-описательной серии, тоже был аристократом. Но не английским, а французским. 

В предреволюционные годы среди французской аристократии стали популярны либеральные, англофильские идеи. Не избежал их тлетворного влияния и наш третий герой. Он начал читать вольнодумную литературу, встречаться с энциклопедистами: Вольтером, Руссо, Мирабо. Даже сам пописывал сочинения в либеральном ключе, чем завоевал определенную известность в либеральных кругах.

Был избран в Генеральные штаты, участник приснопамятной клятвы в Зале для игры в мяч. Но по мере того, как революционные ветры крепчали, как усиливался радикализм масс, начал отходить от взглядов мятежной молодости, и даже оказался замешанным в некий  роялистский заговор. В итоге вынужден был бежать за границу, где и встал на скользкую тропу тайной войны. На одном из скользких поворотов этой тропы наш герой поскользнулся и был убит на своей новой, но оказавшейся негостеприимной, Родине. 

Как типичны три эти судьбы! Лихой контрабандист от Франции. Блиставший на балах и поле брани офицер-гвардеец от России. Роялистский эмигрант, интриговавший в пользу  реставрации Бурбонов при дворах чужеземных государей от туманного Альбиона. Первый заработал деньги, второй — высокие чины.  Ну, а третий зарезан в собственном доме в окрестностях Лондона незадолго до столь чаемой им реставрации. Типично, не правда ли?

Рассматривая деятельность этих трёх персонажей в контексте политики держав, в пользу которых они работали в столь переломные времена мировой истории, мы сможем сделать ещё немало любопытных наблюдений и выводов. 

Нам встретятся в ходе наших размышлений и другие любопытные персонажи: маркиз, ставший соучастником похищения французского принца; министр иностранных дел великой державы, шпионивший на две или три других; адмирал, застреленный на борту собственного корабля; маршал, подозрительно часто позволяющий уйти уже разгромленному противнику; прибывший из России убийца английского премьер-министра; генерал Республики, отпускающий на свободу вражеских агентов и многие другие.

А это значит, что продолжение следует

Новгородская практика судопроизводства XVI - начала XVII в.
2024-03-29 16:08 izdat_blitz
Издательство БЛИЦ предлагает вашему вниманию книгу А.А. Селина «Дела судные, указы и записки вершеные и невершеные…» Новгородская практика судопроизводства XVI — начала XVII в.

Издание посвящено интересной и малоизученной теме — региональным судебным практикам раннего Нового времени.
Книга написана д. и. н. А. А. Селиным, профессором Департамента истории Санкт-Петербургского кампуса НИУ ВШЭ, главным научным сотрудником Центра исторических исследований НИУ ВШЭ.
В центре внимания автора находятся переписные книги дел Новгородского судного двора (1584–1605) и книга записи судной пошлины в Новгороде Великом, составленные в 1611–1616 гг., когда Новгород находился под шведской оккупацией. Такие книги, уже сами по себе являются большой редкостью и представляют собой уникальный комплекс источников.
Впервые вводимые в научный оборот документы о судопроизводстве, правоприменении и взимании судной пошлины в Новгороде Великом конца XVI — начала XVII в. содержат ценную информацию о Смутном времени, они позволяют судить о том, в чем заключалась специфика Новгорода Великого в Московском царстве и как общегосударственные законы и практики правоприменения реализовывались в этом городе.

Рассчитано как на специалистов, так и на тех, кто интересуется историей России.



«Дела судные, указы и записки вершеные и невершеные…» Новгородская практика судопроизводства XVI — начала XVII в.

Снабжение и обеспечение бурских войск в Англо-Бурской войне 1899-1902 гг. (Часть 3).
2024-03-29 12:22 m2kozhemyakin
Начало: https://dzen.ru/a/Zfa9nR8XcWyxvecU

ДАЙ МНЕ КАНАЛ СВЯЗИ! (цит.: О. Медведев)
Для обеспечения связи в вооруженных силах бурских республик применялись три способа: телеграф, гелиограф (световые сигналы) и отправка конных делегатов связи.

Гелиографисты в Винбургском коммандо Оранжевого Свободного государства, 1899.

Накануне начала второй Англо-Бурской войны телеграфная сеть региона была неплохо развита и обеспечивала бесперебойное сообщение между основными населенными пунктами и промышленными объектами Южно-Африканской Республики (Трансвааля), Оранжевого Свободного государства, британских и португальских владений. Важной особенностью было существование параллельных телеграфных и железнодорожных линий, т.е. транспорт и связь работали в единой системе.
Телеграф был основным средством связи между президентами Трансвааля Паулем Крюгером и Оранжевой Мартинусом Теунмсом Стейном, генерал-коммандантом (главнокомандующим) Жубером и бурскими генералами "на местах". Трансконтинентальными телеграммами отправляли/принимали международную корреспонденцию военные агенты (атташе) иностранных государств и военные корреспонденты при бурских силах. Связь на позициях осуществлялась телеграфом лишь при наличии оного "на обоих концах", например, когда штаб соединения буров находился на узловой железнодорожной станции, а его передовое коммандо (подразделение) - на дальнем полустанке. В остальных случаях применялся гелиограф или отправлялись посыльные с письменными, а часто и с устными сообщениями.

Старший военный телеграфист Трансвааля лейтенант Пауль Констант Пафф "по гражданке"; он же со своими подчиненными на телеграфной/гелиографической станции в ставке генерал-комманданта Жубера (лейтенант в служебном мундире, остальные - в полевой форме с кепи), 1899.

В бурских республиках поняли необходимость отдельной службы военной связи примерно в то же время, что и в "старых" военных державах всего мира - в конце XIX в. Поэтому в их небольших регулярных силах, создававшихся по принципу группировки военных специальностей, которые нельзя было поручить ополченцам, были заложены кадры для развертывания системы связи при общей мобилизации. В составе Государственной Артиллерии Трансвааля имелась рота телеграфистов, включавшая также гелиографистов, и именовавшаяся пафосно: Корпус Сигналов и Телеграфа, явно с "заделом" на развертывание в военное время. В ее мирновременном составе числились лейтенант Пауль Констант Пафф (командир, признанный энтузиаст своего дела), 6 вахмистров (унтер-офицеров) и 56 капралов и рядовых. В 1899 г. стараниями лейтенанта Паффа для его роты у компаний Siemens и Halske в Берлине были заказаны шесть новых комплектов "приборов искровой беспроводной телеграфии", однако есть сведения, что к началу войны успели прибыть только три. Трансваальские военные связисты при общеартиллерийской форме одежды носили на рукаве служебный шеврон в виде перекрещенных молний.

Юный капрал Флорис Виссер в парадной форме с шевроном связиста на рукаве, 1899 г.
Жить ему остается два года, в 1901 г. он был расстрелян британцами за участие в партизанском движении.

В Оранжевой республике команда телеграфистов из 12 человек была создана в составе полиции, что показательно: президент республики Стейн считал эту структуру особенно надежной и на войне сам надевал полицейскую униформу.
С началом боевых действий военные связисты бурских республик получили распределение небольшими группами и даже поодиночке между штабами соединений и особо важными объектами транспортной и тыловой инфраструктуры. Профессиональные гелиографисты из числа ополченцев пополнили импровизированные подразделения связи на фронте. Призванные на службу гражданские телеграфисты как правило оставались на своих станциях, хотя подчинялись местным воинским начальникам буров - коммандантам и фельдкорнетам - и были вооружены для защиты от возможных рейдов английских диверсантов и их туземных "прокси".
Работа связи при бурских штабах была налажена очень просто, со сведением к минимуму бюрократии, которой этот род оружия в регулярных армиях особенно склонен обрастать. На иностранных военных, ставших свидетелями боевой работы бурских связистов, эта "сельская простота" производила шокирующее впечатление. Известный предводитель французских добровольцев полковник граф Жорж де Вильбуа-Марейль в своем письме в Париж, разошедшемся в прессе, оставил яркую характеристику: "Система сообщений здесь ниже или выше европейского понимания, однако в целом справляется со своей задачей" (Villebois de Mareuil. Dix mois de campagne chez les Boers, 1900). Свою лепту в установление понимания бравый сын Франции и его буйные компаньоны внесли еще в декабре 1899 г., зажарив и сожрав голубей с почтовой станции, созданной накануне войны личными стараниями престарелого трансваальского командующего Петруса Якобуса Жубера, закупавшего обученных птичек, кстати, опять-таки у французов... Русские военные путешественники почтовых голубей у буров не истребляли и к изучению организации связи в трансваальских штабах отнеслись более подробно. Хотя в рапорте капитана Российской императорской армии М.А. фон Зигерн-Корна из ставки главнокомандующего Трансваальских войск генерала Луиса Боты (назначен после кончины Петруса Якобуса Жубера) тоже сквозит некоторая оторопь "правильного" офицера: как же так, связь пашет, а контора не пишет?
"Штаб главнокомандующего генерала Бота состоял из его секретаря, начальника военного телеграфа и двух-трех телеграфистов. Никаких письменных сведений в этом штабе не имелось, не было и никаких карт. Не имея привычки ими пользоваться, бурские военачальники относятся к ним с большим недоверием; а зная и без того отлично местность обходятся свободно без всяких карт. Никаких списков, приказов, диспозиций, никаких вообще бумажных дел в штабе и следа не было. Вся канцелярия состояла из секретаря, его записной тетрадки и пачки телеграфных бланков! Все распоряжения и донесения передавались преимущественно словесно.
Желая быть в курсе дела или сделать какое-либо распоряжение, главнокомандующий или лично объезжал позицию, или взбирался на самую высокую гору и оттуда разговаривал по гелиографу с отдельными командами. Эти разговоры, если и записывались на бланках, то не с той целью, чтобы их сохранять как документы, а лишь для того, чтобы гелиографист не забыл, что ему надо передать или что он принял с другой станции.
Таким образом, толы<о главнокомандующий и его секретарь знали, где кто стоит на позиции и что там происходит. Остальные, простые смертные, имели весьма смутное, приблизительное представление о позиции и знали лишь своих ближайших соседей. Сведения их о неприятеле были гораздо обстоятельнее".
Дополнительное преимущество такой организации связи - будучи захвачен британцами, не только простой бурский ополченец, но и полевой командир довольно высокого уровня мало что мог рассказать на допросе.

Телеграфный аппарат Siemens, использовавшийся бурскими связистами. Из собрания Военного музея в Блумфонтейне.

Тем не менее, несмотря на последовательные попытки бурских генералов обезопасить связь от проникновения неприятеля, телеграфное сообщение в Трансваале, Оранжевой и южноафриканских владениях Великобритании в начальный период войны в особых случаях продолжало работать как единая линия. Еще действовали некоторые "джентльменские" договоренности. Например, в ноябре 1899 г. министр иностранных дел Российской империи граф Михаил Николаевич Муравьев официально сообщил военному министру Куропаткину: "Милостивый Государь Алексей Николаевич, в ответ на письмо от 21 сего ноября № 140 имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что я поручил императорскому послу в Лондоне испросить разрешение Великобританского правительства на беспрепятственное сношение по телеграфу с Преторией относительно допущения подполковника Ромейко-Гурко в армию буров для наблюдения эа ходом военных действий". Российский посол в Лондоне Е.Е. де Стааль в недельный срок получил "добро" непосредственно от премьер-министра лорда Солсбери и доносил по этому поводу: "Почтовое бюро не станет препятствовать отправке наших телеграмм, при условии, что они не будут зашифрованы". Официальные депеши из Петербурга в Преторию и обратно с тех пор исправно бежали по английским проводам вплоть до падения столицы Трансвааля перед наступающими британскими войсками. Аналогичными каналами связи пользовались и другие иностранные представительства в столицах бурских республик. Также по телеграфу противоборствовавшие стороны обменивались списками военнопленных, раненых и погибших военнослужащих неприятеля, оказавшихся в их руках.
Телеграфные станции Трансвааля и Оранжевой республики продолжали обеспечивать военную связь для своих войск практически так же, как железные дороги - их снабжение: пока в руках буров оставался хоть один аппарат, с которого можно было передать сообщение, и другой, который мог его принять. Это продолжалось до осени 1900 г. В партизанский период борьбы буров против Великобритании попытки отдельных генералов и коммандантов "отстучать" телеграмму с захваченной станции носили личный или пропагандистский характер и как обеспечение военной связи рассматриваться уже не могут.
Гелиографом, наоборот, бурские партизаны продолжали активно пользоваться до самого конца боевых действий. Его применяли для связи разведывательные разъезды, отдельные группы и даже некоторые бойцы самостоятельно. Насыщенность бурских отрядов в 1901-1902 гг. гелиографами была очень велика: в мирное время эти приборы были распространены на горно-добывающих предприятиях и на транспорте, многие умели владеть ими, и самого оборудования было очень много. Недостатком такой связи была легкость перехвата и расшифровки противником. Бурские гелиографисты отвечали все новыми методами кодировки сигналов, в изобретении которых многие из них достигли большого мастерства.

Гелиографист артиллерии Оранжевой республики в полевой форме со своим аппаратом. Современная реконструкция.

В небольших регулярных вооруженных силах буров военные связисты получили неожиданную репутацию отчаянных и преданных бойцов до последней возможности, часто - до смерти. Не исключено, что их мотивом служило понимание этими обученными и владевшими информацией военнослужащими важности бесперебойной связи в боевых условиях. "Наблюдаем вход вражеской кавалерии в полумиле, мы намерены разрушить оборудование и присоединиться к бою", - такова была последняя телеграмма военной станции связи в столице Оранжевого Свободного государства Блумфонтейне в день захвата города англичанами, 13 марта 1900 г. (John Gooch (ed.). The Boer War: Direction, Experience and Image. London, 2000).
Оба бурских профессиональных военных, расстрелянных британцами за отчаянное партизанское сопротивление, были военными связистами - 23-летний командир отряда разведчиков Гидеон Шипперс, с 16 лет служивший в Трансваальской артиллерии гелиографистом, и еще более юный капрал-телеграфист Флорис Виссер (20-ти лет), ставший партизанским квартирмейстером. Шипперс был захвачен в плен обессиленным жестокой малярией, Виссер - тяжело раненым. Первый казнен согласно приговору британского военного суда 18 января 1902 г., второй - убит 10 августа 1901 г. по приказу известного англо-австралийского уголовника авантюриста и поэта офицера Бушвельдских карабинеров Гарри Моранта.

ЛОШАДИ И ТЯГЛОВЫЙ СКОТ.
Основу бурского ополчения составляли конные стрелки, комплектовавшиеся по мобилизации из бюргеров (полноправных граждан бурских республик), прибывавших из своих краалей (ферм) с собственными лошадьми и, зачастую, личными фургонами, запряженными тягловыми животными. "При этом требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен верховой лошадью, седлом, уздечкой", - описывает бурские мобилизационные правила генерал Христиан Де Вет в своих мемуарах, которыми русская аудитория зачитывалась еще в 1903 г. (Воспоминания бурского генерала Хр. Девета. Борьба буров с Англиею. СПб., 1903). О повозках в призывных актах ничего не говорится, но бурам было так удобнее: воевать они предпочитали со своеобразным комфортом. Тем не менее, была и пехота, вернее - железнодорожная пехота, о которой редко упоминают историографы второй Англо-Бурской войны; при осаде Ледисмита, например, она составляла около половины всех войск. Городские жители, как бюргеры, так и проживавшие в республиках иностранцы, по закону несшие воинскую обязанность (за исключением подданных Нидерландов, Германии, Франции, Италии, Португалии, Бельгии и Швейцарии; российскоподданных бурские "военкомы" гребли за милую душу!), как правило, являлись в призывные комиссариаты пешком. Их вооружали и отправляли к местам несения службы железной дорогой, благо основные фронты протянулись именно вдоль железнодорожных линий. По железной дороге подразделения пеших ополченцев передислоцировались и снабжались, наступали и отступали, пока была такая возможность. Бурские артиллерия и полиция весь первый период войны рассчитывали на свои конюшни. Вопрос о снабжении верховыми лошадьми вставал только в отношении иностранных добровольцев, которые позиционировали себя как самостоятельные формирования для ведения разведки и активных боевых действий. Лошадей им либо выделяли за счет бурских правительств, либо предоставлялись "подъемные" на покупку. Казенные лошадки для добровольных помощников буров представляли жалкое зрелище. "Лошади эти привели бы в yжac любого командира обозного батальона или даже содержателя извозчичьей биржи: часть из них дикие, невыезженные трехлетки, basuto-poпny [басуто-пони], а большинство - жалкие росинанты с набитыми спинами, слабоногие, запаленные" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). А подъемные часто транжирились добровольцами, и тогда возобновлялось клянчание денег на лошадей.

Седобородый бурский ополченец и его лошадка, имеющая отменно жалкий вид.

Главной "копытной" потребностью бурского командования было формирование гужевых обозов для военных перевозок в тех районах, где железные дороги были удалены от дислокации войск.
В довоенной хозяйственно-экономической системе Трансвааля и Оранжевой, основанной на частной собственности, государственный фонд тяглового скота фактически ограничивался официальным выездом высших правительственных чиновников и потребностями небольших постоянных вооруженных сил. Поэтому для создания колесных военных обозов бурские государства пошли по тому же пути, что и с железными дорогами: мобилизовали ресурс гражданских перевозчиков. "Им (правительством Трансвааля) давно, еще перед нашим приездом (т.е. осенью 1899 г.), были конфискованы лошади городской конки, частных владельцев и даже извозчиков", - свидетельствует русский доброволец подпоручик Евгений Августус. Мобилизация лошадей также коснулась горнодобывающей промышленности, в т.ч. золотых приисков Йоханнесбурга. Наряду с лошадьми угодили под призыв и мулы. Медлительные упряжные быки чаще всего получили освобождение, однако, например, для перевозки тяжелой артиллерии через водные преграды использовали и их. Рассказывает генерал Христиан Де Вет: "Тридцать быков впрягались в один лафет, а иногда для этого требовалось даже 50 штук". Это говорит о достаточно масштабных размерах мобилизации тягловых животных, хотя точные показатели не известны.
Фургоны и повозки для централизованного военного обоза изымались у тех же владельцев, а также изготовлялись в Железнодорожных мастерских Претории, ставших центром импровизированной военной промышленности буров. Создание кадров обозных "вагоновожатых" на начальном этапе войны не потребовало от командования отвлекать с позиций бойцов: эти обязанности выполняли мобилизованные туземцы (также земляные, фортификационные и подсобные работы), однако лишь до поры. "Хотя каждый взрослый кафр, с 16-летнего возраста, может быть привлекаем на государственные работы - своего рода повинность - на четыре месяца в году, - записал командированный в Трансвааль русский военный инженер М.А фон Зигерн-Корн, - Но настало наконец такое время, после взятия Претории, что на сто километров кругом не собрать было и полсотни кафров".
С входом бурских вооруженных сил в полосу поражений и отступлений 1900 г. централизованная обозная служба постепенно прекратила свое существование. Заботы об обеспечении продолжавших сражаться соединений и отрядов буров лошадьми и тягловым скотом с тех пор легли на полевых командиров. На заре перехода бурских вооруженных сил к тактике сначала полупартизанской, а затем и партизанской войны это не было для генералов, коммандантов, фельдкорнетов и артиллерийских капитанов/лейтенантов большой проблемой. Их бойцы были "доброконны", за многими следовали личные фургоны, а местное население сочувствовало своим защитникам. Но по мере того, как британский командующий лорд Робертс начал проводить стратегию "выжженной земли", которую "творчески" исполняли его озлобленные упорным сопротивлением буров подчиненные, театр боевых действий второй Англо-Бурской войны все больше начал превращаться в безлюдное пространство, покрытое развалинами краалей, костями павшего скота и укрепленными постами захватчиков. С 1901 г. поддерживать необходимое число верховых и гужевых животных партизанам становилось все труднее.

Кадр из новозеландского телефильма про Англо-Бурскую войну (новозеландские солдаты в ней тоже участвовали), постановочный, но крайне к месту.

В воспоминаниях прославленного партизанского командира генерала Христиан Де Вета подробно обрисована нужда бойцов в лошадях. О феврале 1901 г., когда его отряд совершал вторжение в Капскую колонию, Де Вет сообщает: "Лошади были голодны и сильно ослабели вследствие непомерных переходов... Начиная с Винбурга, они не имели хорошего корма... Впрочем, досталось и нам всем, особенно тем бюргерам, которым пришлось идти пешком; нигде в окрестности нельзя было достать ни одной лошади". Чем ближе к концу войны ведет повествование генерала, тем чаще в нем фигурируют безлошадные партизаны, отчаянные рейды "ремонтеров" для реквизиции (попросту: отбирания) лошадей у местных жителей, и все реже - со счастливым концом.
Захват коней и обозных повозок с упряжкой у англичан в 1901-02 гг. стал для любого бурского партизана заветной мечтой. Однако такой способ снабжения конским/мульским/бычачьим составом проблемы не решал: во-первых, он был весьма периодическим, а во-вторых сами четвероногие "трофеи" не всегда были рады служить новым хозяевам. Генерал Де ла Рей сломал руку, будучи сброшен норовистым жеребцом, отбитым у британского офицера, а генерал Де Вет не без иронии описывает страдания своих людей, взявших у неприятеля обозных животных распряженными: "Добыча наша состояла из 1.600 упряжных быков... Двести из моих людей отправились погонщиками с добычей... Тем не менее, дело не клеилось; приходилось много раз перепрягать быков: кто же их знал, которые из них были в первой паре, которые во второй; нужно было испробовать на деле. И все это как можно скорее! Только бы удрать!"

МЕДИЦИНСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ.
Для лучшего понимания задач медицинского обеспечения бурских вооруженных сил в 1899-1902 гг. нужно иметь в виду: число раненых буров, нуждавшихся в госпитальном лечении, никогда не превышало нескольких сотен одновременно. По сравнению с кровавым кошмаром полевых лазаретов будущих, да и предшествовавших войн, военные медики на стороне Трансвааля и Оранжевой даже в разгар боевых действий могли работать почти что в расслабленном режиме.

Довольно вальяжные военные медики в бурском лагере.

Российский военный представитель в Претории подполковник Ромейко-Гурко сделал в своем первом донесении от 18/30 января 1900 г. характерное замечание: "Медицинскими средствами войска ныне настолько обеспечены, что в Претории около двух недель находился бельгийский отряд Красного Креста без всякого дела. Это объясняется очень небольшим количеством раненых в войсках обеих республик; в настоящую минуту их насчитывается не более четырехсот; многие из них лечатся на дому". О том, что у военврачей и медсестер в бурском лагере уход за ранеными, мягко говоря, не отнимал излишнего времени и сил, свидетельствует и русская путешественница-авантюристка Мария З. (Ольга Николаевна Попова), отправившаяся в Южную Африку на поиски сражавшегося за буров мужа: "Между палатками отряда и палатками Красного Креста находилась палатка не то комиссара, не то особого какого-то агента, приставленного правительством к своему амбулансу. Не имея определенных занятий (...), он соединял собой добровольцев и Красный Крест, и они вскоре все вместе занялись в его нейтральной палатке пьянством, карточной игрой и самыми гнусными интригами (Мария З. Как я была добровольцем в Трансваале)". Забота о массах больных, типичное бремя военного врача того времени, также присутствовала "по минимуму". Инфекционные заболевания, свирепствовавшие в британских войсках, среди бурских ополченцев вплоть до 1901 г. едва проявлялись: сказывалась адаптация поколений переселенцев к местным условиям. Но когда с захватом англичанами основных центров бурских республик недостаток питания и плохие гигиенические условия партизанского быта стали сказываться катастрофическим ростом заболеваемости малярией и лихорадкой среди последних защитников Трансвааля и Оранжевой, помогать им могли только считанные полевые медики: медицинские учреждения республик перешли под контроль оккупационных властей, а иностранные медицинские миссии разъехались по домам. Следовательно, когда бурским отрядам действительно потребовалось интенсивное медицинское обеспечение - его уже не существовало.
На момент открытия боевых действий медицина в Трансваале и Оранжевом Свободном государстве была налажена неоднозначно. "Немногочисленные врачи были сосредоточены в основном в крупных городах, и качество их практики иногда было сомнительным, - отмечал южноафриканский профессор медицины Ж.К. де Вильерс в своем исследовании медицины в Англо-Бурскую войну. - Хотя к 1899 году в Трансваале было около двенадцати больниц, среди населения в целом царило недоверие, если не страх, к больницам, врачам и тому, что с ними связано. Многие зарубежные санитары, врачи и медсестры упоминали в своих мемуарах такое отношение, существовавшее среди широкой публики. (...) Информация о медицинских организациях в Оранжевом Свободном государстве очень скудна" (J.C. de Villiers. The Medical Aspect of the Anglo Boer War, 1899 - 1902: Part 1. Military History Journal, Vol. 6 No. 3 - June 1984).
Военная медицина Трансвааля мирного времени была представлена военно-медицинской командой Государственной артиллерии, носившей гордое название Медицинского Корпуса. В ее составе были командир - военный врач лейтенант Уильям Лакстон, помощник врача/фельдшер кандидат-офицер Лиллпоп, 2 вахмистра (унтер-офицера) и около 20 капралов и рядовых. В комплексе Артиллерийских казарм в Претории располагался современно оборудованный лазарет. В крошечных постоянных войсках Оранжевой республики до войны врач был всего один.

Лейтенант медицинской службы Трансваальской артиллерии д-р У. Лакстон и его помощник "лекарь" Лиллпоп (кто где - неясно, но при полном параде и при саблях).

С 1896 г. Трансвааль присоединился к международной организации Красного Креста. В Претории под ее эгидой было создано Трансваальское Отделение Красного Креста (Het Transvaalsche Roode Kruis) с собственным госпиталем и средствами для оказания скорой помощи в составе 4 врачей (Дж.Б. Кнобель, Г.В.С. Лингбек, Дж.В.Страуд и Х.П. Вил) и 100 обученных добровольцев, мужчин и женщин (нарочито патриархальные буры в отношении женского профессионально образования были куда прогрессивнее Британской империи). Кроме того, имелось около 20 отделений Красного Креста по всей стране. Оранжевое Свободное государство вступило в Красный Крест, вероятно, в 1897 г. Местное отделение Красного Креста было создано доктором А.Э.В. Рэмсботтомом, и, как все институции этой республики, было гораздо скромнее, чем в более состоятельном и развитом Трансваале.
В январе 1900 года, через три месяца после начала войны, в Претории была назначена Медицинская Комиссия (Medische Commissie) с задачей: «От имени правительства решать все вопросы, касающиеся медицинского лечения... и организовать амбулансы (мобильные госпиталя в терминологии того времени) для нужд различных коммандо (подразделений)». В первый "правильный" период войны с Великобританией бурское командование налаживало медицинское обеспечение своих войск двумя способами: приданием подразделениям военврачей и квалифицированного младшего медперсонала, которые разворачивали в них полевые лазареты, и созданием мобильных госпитальных структур, которые занимались доставкой медпомощи на фронт и эвакуацией раненых/больных в тыл параллельно с лечением в пути. Первая задача была легко решена при мобилизации: в ополчение среди прочих вступали местные врачи и фельдшеры, являвшиеся на призывные пункты с собственным инструментами, и становились в строй соответствующего коммандо. "В Трансваале также было несколько врачей, которые не были прикреплены к какой-либо официальной организации, ни Государственной артиллерии, ни Красному Кресту, но служили в составе определенных коммандо..., - сообщает профессор Ж.К. де Вильерс. - Это были доктора Уотт, Дайер, Тилфер, Декена, Олпорт, Мурхед, Ван дер Хорст, Равински, Пирроу, миссис Грин, миссис Вайс, О'Рейли, Левен и Темпельхоф". Медперсонал в бурских вооруженных силах был обмундирован в защитную форму одежды с хорошо различимыми знаками отличия с Красным Крестом и часто носил пробковые шлемы без боязни быть принятыми за англичан - защитой военврачам служили международные эмблемы медицины, которые буры очень уважали.
С мобильными "амбулансами" дела обстояли сложнее. Первые несколько создавались еще в ноябре 1899 г. под руководством заместителя начальника Трансваальской военной медицины "лекаря" Лиллпопа, произведенного ради солидности в офицеры. Он допустил большие злоупотребления, за "вознаграждение" десятками зачислял в доктора и санитары уклонистов, не имеющих медицинской подготовки, а сами госпиталя в итоге никуда не уезжали с мест формирования. Вскоре коррупция вскрылась, Лиллпоп был отстранен, а в формирование амбулансов был внесен порядок. "Амбулансы работали по маршруту из Претории до театра войны под руководством докторов Райкена, Мюллера, Кольф и Кнобель. Амбулансы, созданные на средства компаний Bourke, Beckett и Glaeser, были укомплектованы сотрудниками этих трех фирм. Они были сформированы в сентябре 1899 года и оказали отличную помощь войскам. Позже к этой группе присоединилась частный амбуланс под руководством доктора А. Юриансе" (J.C. de Villiers. The Medical Aspect of the Anglo Boer War, 1899 - 1902: Part 1. Military History Journal, Vol. 6 No. 3 - June 1984).
Единственный амбуланс Красного Креста Оранжевой республики с докторами Рэмсботтом (начальник), Воортман, Краузе и Бидвеллом в самом начале войны был захвачен прорвавшимися британскими солдатами, когда оказывал помощь раненым в сражении на реке Моддер 28 ноября 1899 г. В нарушение законов и обычаев войны, англичане объявили медиков военнопленными и отправили их в Кейптаун.
Небольшой амбуланс на 48 мест развернула французская диаспора Трансвааля. Один из лучших мобильных госпиталей был создан в октябре 1899 г. на средства еврейской организации Йоханнесбурга Чевра Кадиша: среди бурских ополченцев из промышленных центров республик было много бойцов еврейского происхождения, и изначально планировалось, что в связи с религиозными традициями иудаизма им будет оказывать помощь собственный амбуланс. Однако отличать на поле боя евреев от неевреев не было времени, и под руководством образованного и энергичного доктора Д. Хорвича еврейский госпиталь принял больше раненых, чем любой другой. Он быстро развернулся в сеть полевых лазаретов на всех основных направлениях войны, в которых работало более 100 чел. квалифицированного медперсонала. Еврейский амбуланс доктора Хорвича продолжал сопровождать отступление бурских сил до осени 1900 г., когда большинство других распались, либо были захвачены британцами.
Персонал и оборудование амбулансов, как правило, передвигались по железной дороге и разворачивали полевые госпиталя в прифронтовой зоне и перевязочные пункты вблизи позиций. Медикаменты поступали из запасов Красного Креста, либо поставлялись "спонсорами". Обязательным элементом были удобные рессорные повозки для эвакуации раненых, которые были частично изготовлены местными силами, частично (50 шт.) закуплены у Португалии и ввезены через Лоренцу-Маркиш.

Доставка раненых в Преторию санитарным поездом. Рисунок по фотографии из британской прессы 1900 г.

Помимо подвижных госпиталей (амбулансов), работали также санитарные поезда, переоборудованные из пассажирских вагонов в Железнодорожных мастерских в Претории, этом универсальном военном заводе Трансвааля. "Санитарные поезда получили высокую оценку как континентальных, так и британских врачей. Самые известные из них перевозили раненых из Моддерспрута в Наталь и Преторию. Два других... курсировали между Блумфонтейном и Преторией, а затем между Кронштадтом и Преторией с постепенным отступлением республиканских войск из Оранжевого Свободного государства. Но даже функционирование этой прекрасной службы было омрачено организационной некомпетентностью, мелкими интригами, личной местью и недисциплинированностью" (I. Uys. Heidelbergers of the Boer War. Heidelberg, 1981).
Центральные стационарные военные госпиталя буров сконцентрировались в Претории. Там с первых дней войны принимали раненых и больных ополченцев и военнопленных Народный Госпиталь (Volks Hospitalal) и госпиталь Государственной медицинской школы. Раненые бурские регуляры предпочитали свой лазарет при Артиллерийских казармах, который был расширен до 50 койкомест. Первый государственный университет стал больницей, сначала под руководством доктора Хейлетта, а затем - доктора Вила. Второй государственный университет тоже был преобразован в больницу. На ипподроме, где содержались пленные англичане, был развернут лазарет для их обслуживания.
Большую медицинскую помощь, хотя и несколько неорганизованную, оказали бурским республикам симпатизировавшие им иностранные государства, и среди первых - Российская империя.

Групповое фото сотрудников отряда Российского Общества Красного Креста, 1900 г.

4 ноября 1899 г. между Трансваалем и Россией было заключено официальное соглашение о бесплатной медицинской помощи. "Трансваальское правительство выражает благодарность за предложение Российского Красного Креста прислать на театр военных действий санитарный отряд с инструментами и лекарственными
средствами" - доложил по этому поводу товарищ (помощник) министра иностранных дел граф В.Н. Ламздорф.
Санитарный отряд Российского Общества Красного Креста, командированный в Южную Африку, был отборным: его укомплектовали действующими военными врачами и запасным младшим медперсоналом Российской императорской армии, сестрами милосердия Санкт-Петербургских общин Красного Креста и очень небольшим числом гражданских добровольцев. Поименный список приводит председатель Главного управления Русского Красного Креста генерал-адъютант Кремер:

Четверо русских гражданских врачей - Ф.К. Вебер, В.А. Кухаренко, К.Г. фон Ренненкампф и Л.В. Борнагаупт, а также сестра милосердия Софья Изъединова (автор книги: С. Изъединова. Несколько месяцев у буров. СПб., 1903) работали в русско-голландском походном лазарете (амбулансе).
Помимо указанных выше, иностранных санитарных отрядов, амбулансов, медицинских миссий, и как еще только они ни назывались, в бурских республиках было 14: 3 голландских, 1 Голландской Вест-Индии, 3 немецких, 1 немецко-бельгийская, 2 французских, 1 швейцарская, 1 скандинавская, 1 ирландско-американская и даже 1 шотландская, созданная сэром Джеймсом Сиврайтом и руководимая супружеской четой докторов Грей для помощи бурскому гражданскому населению. Часть из них работали самоотверженно, были прекрасно оснащены, располагали даже новинкой медицинской техники - рентгеновскими аппаратами, к которым здоровые бурские ополченцы выстраивались в очередь "посмотреть на свои кости". Другие никуда не годились и погрязли во внутренних дрязгах и взаимных упреках с бурскими правительственными чиновниками. Вообще, мелочные административные трения с властями Трансвааля и Оранжевой были постоянными спутниками всех иностранных медицинских миссий.
Самой неудачливой была ирландско-американская, которой так и не удалось растаможить в португальском Лоренцу-Маркише свои грузы. В итоге 47 ее сотрудников вступили в Ирландскую бригаду Трансвааля в качестве бойцов.
Наибольшие потери понес второй голландский амбуланс, который в июне 1900 г. после падения Претории был застигнут там англичанами и получил разрешение оккупационных властей присоединиться к отступающим Трансваальским войскам. Но в пути его колонну перехватила и разгромила британская кавалериея. Молодая сестра милосердия Дарлин Ван Ханссен, каптенармус Морис Брог и несколько санитаров при этом погибли от беспорядочной стрельбы бравых "томми"; доктора Костер, Пино и Ван Хаутен, а также более 20 человек младшего медперсонала были захвачены в плен и в нарушение Женевской конвенции отправлены англичанами в мрачный лагерь на острове Цейлон, где бедовали до конца войны.
Все иностранные медицинские подразделения покинули Южную Африку к концу 1900 г., после того, как центры бурских республик были взяты захватчиками. На партизанском этапе борьбы медицинское обеспечение бурских сил ограничивалось военврачами и фельдшерами отрядов и скудной помощью, которую они периодически могли получить от гражданских больниц. Практика оставлять раненых и больных (последних было особенно много) в штатских медучреждениях и у местного населения себя не оправдала. Англичане, как истинные "джентльмены", гордо презирали зафиксированные в Женеве в 1864 и в Гааге в 1899 гг. законы и обычаи войны; они регулярно захватывали в плен и неоднократно расстреливали найденных на лечении бойцов. Перекрытие медицинского обеспечения было составляющей частью плана британского командования по истощению снабжения непримиримых бурских партизан. Это в итоге сработало: исчерпав материальные и моральные ресурсы сопротивления, буры сдались.

________________________________________Михаил Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

А.В. Колчак. 1874-1920
2024-03-23 12:00 izdat_blitz
Издательство БЛИЦ предлагает вашему вниманию сборник документов «А. В. Колчак. 1874–1920».

В сборнике документов «А. В. Колчак. 1874–1920» впервые наиболее полно представлены источники об Александре Васильевиче Колчаке — о военно-морской службе, научной и политической деятельности, о личной жизни. В издание, состоящее из двух томов, вошли документы из 13 федеральных, ведомственных и региональных архивов Российской Федерации, большая часть которых публикуется впервые. В каждый том включены документы из семейного архива А. В. Колчака, которые были приобретены в ноябре 2019 г. на аукционе в Париже и поступили на хранение в Государственный архив Российской Федерации.

Первый том "А. В. Колчак. От кадета до флотоводца. 1874-1918" охватывает период от рождения А. В. Колчака до октября 1918 г. Документы тома рассказывают об участии А. В. Колчака в полярных экспедициях, о работе в Морском генеральном штабе, об участии в обороне Порт-Артура во время Русско-японской войны, о службе на Балтийском и Черноморском флотах в годы Первой мировой войны, о поездках в Англию и США во главе Русской морской миссии и т.д.

Второй том "А. В. Колчак. Верховный правитель. 1918-1920" посвящен последнему, так называемому «омскому» периоду жизни А. В. Колчака — от его приезда в Омск в октябре 1918 г. и вступления в должность Верховного правителя России до расстрела в Иркутске по приговору Военно-революционного трибунала 7 февраля 1920 г.
Документы тома рассказывают о деятельности Российского правительства во главе с А. В. Колчаком, о политической, военной и общественной жизни Сибири во время Гражданской войны.

А. В. Колчак. 1874–1920. Сборник документов в двух томах