Читайте в группе:

"Я что-нибудь придумаю" автобиографическая повесть (Начало)

"Я что-нибудь придумаю" Автобиографическая повесть (Продолжение-1)

"Я что-нибудь придумаю" Автобиографическая повесть (Продолжение-2)

До Олимпа

— У нас деньги есть? — спросила Ольга.
— Нет.
— Что же мы будем делать?
— Что-нибудь придумаем.
«Что-нибудь придумывать» — это моя тема. Я всегда «что-нибудь» придумывал. Я умею «что-нибудь» придумывать. Я люблю «что-нибудь» придумывать. Этому научил меня папа. 
— А что у нас с едой? — поинтересовался я.
— Её тоже нет. Мы всё съели.
— Замечательно!
Наша совместная жизнь начиналась с того, что мы были безработными, у нас не было еды, но была крыша над головой, и прекрасное чувство взаимного притяжения, которое называется любовью.
— Малыш, а что у тебя хранится на балконе?
— Не помню, я там давно не была.
— Давай заглянем?
Мы открыли балконные двери, и о чудо!!!
— Это же Клондайк!!!!
— Что? — перепросила Ольга.
— Посмотри, здесь гора пустых бутылок!!!! 
Опять пустые бутылки…
Помыли. Сдали. Купили продуктов. 
Поели!!!
Насытившись, стали размышлять, чем нам заняться и как дальше жить.
— В актеры мне идти бесполезно, всё занято, да и вряд ли возьмут. Если только без оклада. Могу работать грузчиком, могу продавцом на рынке, могу переплетать книги. А что у тебя? — спросил я Ольгу.
— Я могу работать в Кремле. У меня это хорошо получается. В царских палатах я чувствую себя, как дома. Ты будешь доедать сосиску?
— А что их больше нет?
— Нет, это последняя.
— Конечно, ешь! Чем ты занималась в Кремле?
— Я организовывала посольские вечера классической музыки. 
— Прекрасно! 
Доедая последнюю сосиску, Ольга с упоением рассказывала о своем кремлевском прошлом. Вспоминала, о золоченых палатах и фарфоровых сервизах. О Соткилава и Спивакове, о Елене Образцовой и коменданте Кремля, который на служебной машине, с ветерком и мигалкой, возил её от Кремлевских стен до хрущевки в Зеленограде.
— Может нам позвонить ему?
— Его уже сняли.
— Жаль. Ты наелась?
— Нет. 
— Сухарик будешь?
Воспоминаний о Кремле было много, они были красочны и эмоциональны. А вот съестные запасы закончились быстро. 
— Ладно, давай спать. Завтра с утра отправимся в лес.
— Зачем? — удивилась Ольга.
— За едой.
Зеленоград построен в лесу, поэтому далеко идти не пришлось. 

(Зеленоград)

— Как эти грибы называются? — спросила Ольга.
— Дождевики.
— А они съедобные?
— Конечно.
— Ты их пробовал?
— Нет. Но других всё равно нет. Ни белых, не подосиновиков, даже сыроежек и тех не видно.
Дождевиков набрали много. Хватило на целую сковороду. 
— Какая вкуснятина! — воскликнула Ольга, снимая первую пробу.
— Жизнь налаживается, — сказал я и наложил себе полную тарелку жареных грибов. 
Каждый день, в одно и то же время, я открывал свою записную книжку, и обзванивал всех, чьи фамилии там находились.
— Юра, привет! Сколько лет, сколько зим. Живой брат, живой. Я на счет работы тебе звоню… Нет, кроме актерского никакого другого образования у меня нет… Подумаешь? Спасибо, Юра!
— Виктор Петрович, привет! Смольянинов беспокоит. Помните, вы говорили о вакантной должности курьера? Что? Вы под следствием? Тогда сочувствую.
— Леонида можно? Не туда попал? Извините.
Попался телефон Кости Огурцова. «Интересно чем он сейчас занят?»
— А кто это? — спросила меня Ольга.
— Это мой одноклассник, он закончил школу-студию МХАТ, и мы с ним вместе работали в зеленоградском ДК.
— Костя, привет! Смольянинов звонит. Да, да вернулся. Как сам, как творчество?... Уже не работаешь? А чем занят?... Строительные перчатки продаешь... Прекрасно. Тебе помощник нужен?... Нет? Жалко. Ну, пока, Костя Огурцов. Курить охота. Пойду за сигаретами.
Возле продуктовой палатки толпились знакомые бомжи. Лица потертые, но ещё узнаваемые. С кем-то учился, с кем-то гонял в футбол, кто-то просто примелькался.
— Привет, Саня.
— Здорово, Женя.
— Угостишь сигареткой?
— Угощу.
— Портвешку выпьешь?
— Чего ж не выпить. Откуда богатство такое?
— Да продали тут кое-что. Саня, а помнишь, как мы в баскетбол резались?
— Помню, Женя.
— А ты чего в театре не работаешь?
— Не берут.
— Почему?
— Платить нечем.
— Скоты! Ты у Ольги Бухаран живешь?
— У неё.
— Красивая она. Ещё выпьешь?
— Давай. 
На следующий день, прогуливаясь вдоль Черного озера, Ольга рассказывала про подругу, которая с мужем жила в Мексике.
— А что они там делают?
— Живут. У них свой ресторан.
— Здорово. Может к ним махнём?
— Как к ним? А что мы там делать будем?
— Я могу на гитаре играть, могу петь, могу танцевать, могу посуду мыть. 
— Нет, я не поеду. Как же сын, родители? Да и не нужны мы там никому, — расстроено произнесла Ольга.
По возвращении домой, я снова брался за телефон.
— Олег, привет! Это Саня, помнишь из «Лужников»? Да-да это я. Как насчет работы? Есть что на примете? … Сейчас нет? А когда будет? Скоро... А что за работа? В «Олимпийском» книжками торговать? Отлично. Когда перезвонить? Договорились.
По соседству с Ольгиным домом жил мой школьный товарищ Виталик Артамонов. Мы частенько к нему наведывались. Он занимался мелким бизнесом и любил веселые компании.
— Саня, хочешь денег?
— Хочу. Что нужно делать?
— Поработать грузчиком.
Виталий чем-то торговал и у него был небольшой склад. Когда нужно было что-то разгрузить, он звал меня. 
— Мне нужны высокообразованные грузчики, - шутил Виталий. 
Он был добрым и гостеприимным. Любил маму, друзей и песню «Дуэль» Рудольфа Баринского.

«С этого момента не клади поклоны,
Пуля метит в ментик — попадает в клены.
И бежать от смерти нет резона вовсе,
Пуля в сердце метит, попадает в осень»

В 2002 году поздно ночью, в подъезде собственного дома какой-то придурок ударил Виталика бутылкой по голове. Придурка не нашли, а Виталий умер.

«По осенним тропам тихо, дождик, сейся,
Пуля метит в клены — попадает в сердце.
Что-то очень быстро жизнь пошла по кругу,
Сухо грянет выстрел — и не станет друга»

— Привет, Олег. Как там с «Олимпийским»? Что-нибудь известно? Пока нет? Ладно, я позже позвоню.
Ольгин сын Антон учился в институте и жил у бабушки. Виделись они редко. 
А в конце июля мы поехали к родителям Ольги на дачу. Знакомиться.
— Волнуешься? — спросила она.
— Волнуюсь.
— Почему?
— Не знаю о скольких женах рассказывать.
— Они не спросят.
— Я сам расскажу.
Восемьдесят километров от Москвы, восемь соток, два небольших домика и летний душ.
— Здравствуйте, Саша.
— Здравствуйте, Зоя Александровна.

На даче мне понравилось. Целый день мы ели, пили и мылись в бане. Вечером Ольгин отец угощал меня самогоном.
— Теперь, студент, отведай из той бутылочки.
— Из этой, Валентин Александрович?
— Это «Ерофеич».
— Ух, крепка зараза.
— Целебный напиток!
А потом мы пели песню. Нашу любимую «Реченьку».

«Ты река ль, моя реченька.
Ты течёшь, не колыбнешься.
Ты дитя ль, моё дитятко,
Ты сидишь, не улыбнешься»

Три дня в июле 1997 года пролетели незаметно. 
— Посмотри, сколько всего нам с собой дали. И огурчики, и редиска, и свекла. Тут зелень ещё и пирожки. Когда мы всё это съедим? — удивлялась Ольга.
Через пять дней в нашем холодильнике осталась только свекольная ботва.
— Подай подсолнечное масло, — попросил я Ольгу, мелко нарезая свекольные листья. — Давай запомним этот день и постараемся больше никогда не опускаться ниже этого уровня благосостояния. 
А салат из свекольных листьев получился отличным.
— Можно подозвать Олега к телефону? Уехал на море? А когда будет? В конце августа… Хорошо. Я перезвоню.
С завидным постоянством к нам захаживал Анатолий, бывший Ольгин муж. Проходил на кухню, пил пиво, брал гитару и пел песню Андрея Макаревича про три окна. Пел душевно и всегда два куплета. Потом вставал, объявлял всем: «Ваша фамилия до свидания» и уходил, бурча под нос недопетые строки: «А за ним диковинные страны, и никто не видел этих стран».
Иногда он приходил не один. 
— Ирина, — представлялась невысокого роста девушка в очках.
— Как? — переспрашивал Анатолий, и начинал её удивленно разглядывать. Она громко смеялась.
— Мне нравится, как Толя поёт. Очень люблю песню про жену французского поШла. 
Она именно так и говорила «жена французского поШла». Смешно. 
— А вы любите песни бардов? — спрашивала она нас.
— Любим.
— Давайте попросим Анатолия спеть песню про три окна, — брала инициативу в свои руки Ирина, — Толя, спой! Просим, просим! 
И Толя пел…
— А тебе никогда не хотелось вернуться на сцену, — как-то спросила меня Ольга.
— Честно?
— Конечно.
— Хотелось, но страшно.
— Почему?
— Боюсь, что ничего не получится. 
— А расскажи о гастролях. 
— О каких?
— О заграничных.
И я рассказывал про гастроли, и про учебу, и про Мурманск и бывших жен, рассказывал про Филимонова и Болгарию, про Витальку Потапова и велопробег по Золотому Кольцу. 

(Велопробег 1978 г. Игорь Волков и я на привале.)

Рассказывал день, неделю. Рассказывал до конца августа...
— Олег, с приездом! Как отдохнул? Молодец. В начале сентября будет работа? Отлично! Спасибо дорогой!
— Ну, что? — с нетерпение спрашивала Ольга. — Нас берут?
— Да, через пару недель.
Каждый день звонил Антон. «Мамуль, привет. У меня всё в порядке. Пока»
— Как у него учеба?
— Всё нормально.
— Это хорошо.
— Саша, а с кем ты сегодня на улице разговаривал? 
— Это Сережа Ромодов, мой одноклассник. Он вечером зайдет.
— А почему он такой измочаленный?
— Жизнь такую прожил.
Сергей после школы окончил военно-морское училище и стал инженером — подводником. Служил на Северном флоте на атомных субмаринах. В бытность моей работы в Мурманске мы часто встречались. Бродили по городу, пили спирт и пели песню про Виктора Хара. Мы с Серегой её написали в школе, когда занимались в интерклубе «Сплочение». Он пересмотрел все мои спектакли, а я пригласил его на съемки голубого огонька на Мурманском телевидении. Там, в непринужденной обстановке, интеллигенция города встречалась с актерами театра Северного флота. Сергея мы представили внуком легендарного адмирала Константина Душенова. Я пел песни, читал стихи, а Серега, как переходное знамя, слонялся от стола к столу, рассказывая невероятные истории из жизни знаменитого рода Душеновых.
До перестройки служилось ему замечательно. Были деньги, здоровье, женщины. А потом всё рухнуло и в сорок лет его, уставшего и разочарованного, списали на берег.
— Заходи, Серега. Сколько же мы с тобой не виделись, дорогой?
Иногда к нам заглядывали Ольгины подруги. Приносили сладости и рассказы о личной неустроенности. Ольга сочувствовала им и крепче прижималась ко мне. Я брал гитару и пел им песни.

«Полу дума, полу дрема,
Голос будто не знакомый.
Занавешено окно,
За окном темным темно»

Эту песню мы с Алёной Чубаровой написали во время Болгарских гастролей.

«Полу сон, полу печаль.
Не задуманного жаль.
Жизнь прошаркана до трети,
Полу кляча, полу леди»

Ольга укоризненно шикала на меня и била локтем в бок, а её подруги плакали.
— Да, Олег, это я! Завтра выходим на работу?! Отлично!
— Ура!!!! 

«Олимпийский»

— А почему так рано? — спросила Ольга.
— Это разве рано? К восьми утра — это по-царски! В «Лужники» мы выходили к шести утра — вот это было рано!
Чтобы добраться к восьми утра, мы в пять просыпались, и в шесть выходили из дома. Дорога до работы занимала около двух часов. 
К книжным развалам у меня особенное отношение. Я с детства любил книги. Мне нравились красочные обложки, нравился хруст открывающихся страниц и запах типографской краски. 
— Олег, чем торговать будем? 
— Трехмерными пазлами.
— Чем?
— Объемными моделями замков, мостов и прочих сооружений!
Когда я их увидел, они мне очень понравились. Но не понравилась цена.
— Почему такие дорогие? Неужели их кто-то покупает?
— Пока слабо, — сказал Олег. — Но скоро они пойдут влет.
Первые дни торговля шла с трудом. Подходили многие. Смотрели, облизывались, и уходили. Цена отпугивала. Через неделю мне удалось убедить Олега снизить цену. Торговля сразу пошла бойчее и у нас появились средства к существованию. В первый же выходной мы поехали на дачу с кучей гостинцев и радостных новостей для Ольгиных родителей.
— Студент, — обратился ко мне Валентин Александрович, — тебе там директор не нужен?
— Конечно, нужен. Как только обзаведемся отдельным кабинетом, директорское кресло ваше, — отшучивался я. 

(Книжная ярмарка в "Олимпийском")

Через месяц работы в «Олимпийском» к нашей витрине подошел парень лет восемнадцати, коротко постриженный, с туповатым лицом.
— А где Олег?
— Завтра будет.
— Он больше не работает?
— Нет.
— Меня зовут Ваня.
— Александр, — представился я.
— Короче, с вас четыреста долларов. Месяц прошел. Пора платить.
— Я ничего не знаю об этом. И вообще, кто ты такой, Ваня? 
Ситуация складывалась непонятная. У нас с Олегом была четкая договоренность по оплате места и товара. Ни о каких четырехсот долларах упоминания не было.
— Ты откуда?
— Что?
— Ваня, завтра придет Олег, вот к нему и обращайся.
— Вы платить не будете?
— С какой стати мы должны тебе платить?
— А почему вам Олег ничего не сказал?
— Понятия не имею.
— Ладно, я сейчас.
Ваня отошел от стола и растворился в толпе покупателей.
— Что случилось? — спросила перепуганная Ольга.
— Пока не понимаю. Какой-то дебил требует денег за место...
— Так мы с утра уже заплатили.
— Это другая оплата.
— Какая другая? — стала заводиться Ольга.
— Сейчас узнаем. Вон он с кем-то из администрации рынка идет.
— Филин, вот они не хотят платить, — произнес Ваня, кивая в нашу сторону.
— Вы новенькие?
— Нет, мы здесь уже три недели работаем.
— Это его место, — сказал Филин, и посмотрел на дебила.
— Мы ничего об этом не знаем.
— Теперь будете знать. Каждый месяц ему нужно платить по четыреста долларов. Оплаты не будет — место отберем, а товар конфискуем в счет оплаты аренды с штрафными санкциями и моральными издержками, — сказал Филин, улыбнулся и ушел.
— Чего вы решили? Мне машину подгонять?
— Какую машину?
— Товар грузить.
— У нас сейчас нет такой суммы. Дай мне неделю, я что-нибудь придумаю.
— Нет, неделю много. У моей девушки скоро день рождения. Я послезавтра зайду, — сказал Ваня и, не попрощавшись, ушел.
— С какой стати мы должны ему платить, — стала возмущаться Ольга. — Кто он такой?
— Как кто? Обычный рэкет. Теперь он будет нашей крышей, — ухмыльнулся я.
— Этот урод? Бред какой-то.
Вечером я позвонил Олегу.
— Саша, извини, я забыл тебя предупредить о дополнительной оплате.
— Олег, сумма не маленькая, нужно снижать стоимость товара.
— Не могу, партнеры не поймут. Сами втридорога покупаем.
Продавцы на всех рынках быстро знакомятся друг с другом. Находятся общие интересы, заводятся деловые отношения. Через день я собрал нужную сумму. Что-то было у нас. Чем-то помогли соседи по рынку. Олег не дал ни копейки, точнее ни доллара.
Торговля трехмерными пазлами шла с переменным успехом, поэтому мы расширили ассортимент своих товаров. 
— Витя, — обратился я к приятелю с первого торгового этажа. — Дашь мне свои книжки на реализацию?
— Бери, ради бога. 
Какой литературой мы только не торговали! Лучше всего продавались книги, посвященные магии, эзотерике и нетрадиционным способам лечения. Вера в чудеса в крови у нашего народа. Заговоры от Степановой, диеты от Малахова, гороскопы от Глобы. Люди раскупали эту литературу, и, вчитываясь в каждую строчку, верили, верили, верили. Сколько денег было сделано на этой фанатичной вере. В связи с этим вспоминается мне один случай, когда группа наших бывших соотечественников из Израиля, приехала в Россию торговать Гербалайфом. 
— Саня, привет! Вова из Хайфы тебе звонит.
— Здравствуй Вова из Хайфы!
Володя Либерман мой старый приятель. В советские времена он работал директором вагона-ресторана и хорошо себя при этом чувствовал. В ресторане мы с ним и познакомились. Тогда наш театр возвращался с гастролей, и на протяжении всего пути мы нещадно опустошали винные запасы его кабака. В конце восьмидесятых годов Вова эмигрировал в Израиль. 
— Нужно помочь хорошему человеку.
— Кому, Вова?
— Мне.
— Что тебе нужно?
— Ты слышал про Герболайф?
— Нет.
— Какой ты отсталый, Саша. Гербалайф — это вещь, на которой умные люди делают бешеные деньги. Особенно в такой стране как у вас.
— Ты хочешь, чтобы я у тебя купил Гербалайф?
— Пока нет. Но на днях состоится презентация этого продукта.
— Его что едят? — перебил я Вову.
— Саша, какая тебе разница. Да, его едят, и платят огромные деньги, чтобы кушать ещё больше. Не перебивай меня! 
— Не буду.
— Я хочу, чтобы ты пришел на презентацию, и помог отрежиссировать это мероприятие.
— Ты приглашаешь меня в Израиль?
— Какой Израиль, Саша? Презентация будет в Москве, в Сокольниках, в Доме культуры Русакова. Мы завтра прилетаем в Россию.
— Хорошо, я буду.
Через два дня я стоял перед входом Дома культуры. 

(ДК им.Русакова в Сокольниках)

Пути господни неисповедимы. Опять Сокольники, опять ДК Русакова. Вокруг толпились люди, у многих на груди болтались таблички с надписью «Хочешь похудеть? Спроси как!».
— Привет, Саша!
— Здравствуй, Володя! С приездом! Как там Земля обетованная?
— Я тебя умоляю, что с ней сделается?
— А со значками — это кто?
— Это наши супервайзеры.
— Вова, говори проще, этот тарабарский язык я ещё не освоил.
— Это зазывалы.
— Понятно.
— Саша, будешь сидеть во втором ряду, и внимательно смотреть на все происходящее. Я им сказал, что ты помогал делать открытие Олимпийских Игр в Москве.
— Ты что, Вова?! Я тогда ещё в институте учился.
— Саша, кто это будет проверять, я тебя умоляю. Пойдем, познакомлю с нашим главным.
Мы зашли в фойе Дома культуры. Здесь всё было как прежде. Те же шторы, тот же буфет и те же кресла.
— Сеня, это Александр. Я тебе о нем рассказывал. Он обещал подумать над нашим предложением.
Мужчина, невысокого роста, в дорогом костюме расплылся в улыбке.
— Здравствуйте, Саша! Владимир о вас много рассказывал. Какие чудные были времена! — произнес Сеня и быстро ушел.
— Ладно, размещайся в зале. После презентации поговорим.
Зал ДК Русакова был забит до отказа. Честно признаюсь, я не ожидал увидеть такое количество желающих похудеть. Дали третий звонок. В зале погас свет.
— Молодой человек, вы не знаете, Семен Израилевич будет выступать? — спросила меня, сидящая справа, старушка.
— Понятия не имею. А кто это?
— Вы не знаете, кто такой Семен Израилевич?
— Нет.
— Хватит болтать! — зашипели сзади. — Сейчас начнется.
Заиграла музыка. Занавес открылся. На пустой сцене стояло два портрета. На большом — фотография красивой женщины лет тридцати, на портрете поменьше, фотография холеного молодого человека.
Музыка закончилась, и на сцене появился мужчина, в котором я признал Семена.
— Это и есть наш Семен Израилевич, — прошептала старушка.
Его появление было встречено аплодисментами. Подойдя к микрофону, Семен стал рассказывать душещипательную историю из жизни человека по имени Марк Хьюз, который собственно и был создателем чудодейственного препарата под названием Гербалайф. 
«Будучи подростком, Марк наблюдал, как ухудшалось состояние его мамы из-за бесконечных диет, подрывавших ее здоровье. В результате этого она ушла из жизни в возрасте тридцати шести лет».
Надо отдать должное, рассказчиком Семен Израилевич был отменным. Он мастерски интонировал и выдерживал паузы. 
«После случившегося Марк посвятил свою жизнь тому, чтобы помочь людям сбрасывать вес без риска для здоровья».
— Какой молодец! — хлюпая носом, шептала старушка справа.
И не только она, по всему залу были слышны тихие всхлипывания. Семен Израилевич с микрофоном в руке перемещался по всей ширине сцены.
«Марк Хьюз предложил попробовать новую программу оздоровления своей бабушке и спустя некоторое время, та похудела. Результаты были так заметны, что многие друзья бабушки захотели приобрести этот уникальный продукт».
— Фантастика! — не унималась соседка.
Десятиминутный монолог Семена Израилевича был встречен овациями. Сильнее всех аплодировали люди со значками на груди. 
«Слава Гербалайфу!» — закричали они. — «Слава Марку Хьюзу!».
После того, как всплеск благодарственных эмоций спал, на сцене появились две женщины. Одна крупных размеров, похожая на корову, вторая стройная, красивая с фотографией в руках.
— Вы видите эту женщину, — заговорила стройная, обращаясь к зрителям. — Вы её видите?
— Да, — отвечала активная часть зала.
— Я была такой же ещё два месяца назад, — сказала красавица и стала показывать фотографию. — Посмотрите, я была такой же, как и она!
Сидя во втором ряду, я так и не смог рассмотреть, что было запечатлено на снимке. Думаю, с других рядов вообще ничего не было видно. Потом девушка, с фигурой модели рассказала, как ей плохо жилось с большим весом, Зал сочувственно вздыхал. Свет на сцене стал приглушенней.
— Мне не хотелось никого видеть. Мне не хотелось никого слышать. Мне не хотелось жить. Но когда я открыла для себя Гербалайф, свершилось чудо!
Сцена залилась яркими праздничными огнями.
— За два месяца моя жизнь изменилась полностью. Теперь у меня есть всё — и работа, и деньги, и любимый человек. Более того — я жду ребенка! Слава Гербалайфу! Слава Марку Хьюзу!
И опять, как по команде, часть зала повскакивала со своих мест и заверещала «Слава Гербалайфу!», «Слава Марку Хьюзу!».
Следующим на сцене появилась пожилая женщина с маленьким мальчиком. Она, сглатывая слезы, и промокая платочком глаза, поведала историю своего заболевания и чудеснейшего выздоровления, благодаря Гербалайфу.
— Теперь я могу няньчиться с внуком. Теперь я знаю, что такое счастливая старость!
И опять «Слава Гербалайфу!» и бьющая по ушам ритмичная фонограмма.
Следом за бабушкой вышел интеллигент в очках, потом мужик с обвязанным горлом. Последним появился человек с гитарой в руках.
— Сейчас, я хочу вам представить Виктора Вялина, — обратился к залу Семен Израилевич. — Он написал песню-посвящение Марку Хьюзу. Пожалуйста, поддержите его, товарищи. Человек первый раз выступает на большой сцене. 
Зал зааплодировал. 
Витя запел.
Бабушка справа рыдала. Голос сзади причитал что-то о гениальности. А я сидел и думал, что такую режиссуру мне точно не переплюнуть.
Как только отзвучали последние аккорды, зал оглушили песней Тины Тернер. Как по команде все сидящие на сцене вскочили со своих мест и стали спрыгивать в зал. Они носились по проходам, выкрикивая, как заклинание «Слава Гербалайфу!». К ним присоединились люди со значками, а потом и весь зал. Я сидел во втором ряду, а вокруг меня творилась настоящая вакханалия. 
«Слава Гербалайфу! Слава Гербалайфу!»
— Вставай! Чего сидишь?! — кричала мне в ухо старуха справа.
— Поднимайся! Поднимайся! — вторил ей голос сзади. 
— Слава Гербалайфу! — верещал в микрофон Семен Израилевич.
Я оглянулся и увидел, что во всех проходах установлены столы с какими-то красочными коробками.
— Всего пятьсот долларов, и вы счастливы! - закричал Семен.
Зал подхватил «Всего пятьсот долларов!»
— Счастье, здоровье, Гер-ба-лайф! — неслось со сцены.
«Счастье, здоровье, Гер-ба-лайф» скандировал зал.
— Берите же свое счастье! Оно рядом с вами! Всего пятьсот долларов! Спешите, всем не достанется. Счастья много не бывает!!!!!
И началось… Люди, толкаясь и матерясь, бросились к заветным коробочкам.
— Дайте мне!
— И мне!
— А мне парочку!
Я с трудом пробрался к выходу. Люди в фойе возбужденно обсуждали увиденное и услышанное.
— У них ещё и завтра презентация будет. Я сестру и сноху приведу.
— А во сколько?
Володю я нашел за кулисами.
— Ну, Саша, какие у тебя есть пожелания по режиссуре?
Я не знал, что ему ответить.
— Знаешь, Вова, есть несколько соображений, но давай я их хорошенько обдумаю, и завтра с тобой поделюсь. Скажи честно, ты сам это пробовал?
— Саша, я тебя умоляю.
На следующий день презентация Гербалайфа в ДК Русакова была отменена. Организаторы срочно отбыли в Ленинград.
Через полгода Володя позвонил опять.
— Как там в Москве?
— Скрипим потихоньку. Как у тебя в Хайфе? Как бизнес?
— Я тебя умоляю. Какой бизнес, здесь же одни евреи…
А в «Олимпийском» жизнь шла своим чередом. Торговля книгами о чудесах приносила неплохой доход, и Ольга смогла осуществить свою давнюю мечту — пойти учиться в Школу имиджмейкеров.
Ближе к весне 1998 года я опять подумал о расширении нашего скромного бизнеса. Съездил на Черкизовский рынок. Нашел парня, торгующего детскими раскрашками и альбомами.
— Как торговля? — спросил я его.
— Ничего. Ты оптовик?
— Нет, я с «Олимпийской» ярмарки. У меня к тебе дело.
Я ему предложил обмениваться товарами. Он согласился. Торговля пошла ещё бойчее. Прошло немного времени, и ко мне подошел приятель, торговавший в подвальных помещениях «Олимпийского».
— Саша, скоро начало учебного года.
— И что?
— Давай школьными принадлежностями торговать.
— Давай. А зачем я тебе нужен? Один бы справился.
— Ты москвич, тебе на фирме могут дать товар на реализацию.
С начала лета на нашей витрине уже лежали школьно-письменные принадлежности. Всё складывалось удачно. Особенно первые два месяца. Но грянул август 1998 года. В стране случился дефолт. Наш товар обесценился, и платить по долгам было нечем. 
— Как же мы рассчитаемся? — волновалась Ольга.
— Что-нибудь придумаем, — успокаивал я её.
А в сентябре, из складских помещений в подвале «Олимпийского», у нас украли весь товар.
— Всё малыш, больше нам торговать нечем.
— А как же наш дебил Ваня? — улыбнувшись, спросила Ольга…...

Учитель по найму

Дефолт внес существенные изменения в нашу жизнь. Мы опять остались без работы.
— Лёня, Смольянинов тебе звонит.
С Леонидом Иоффе мы были знакомы со студенческой скамьи.
— Привет, Саша! Какие проблемы?
— Ищу работу.
— Пока ничего нет. Но я подумаю.
— Подумай, дорогой.
Круг Лёниных знакомый был огромен, и это вселяло надежду.
— Саша, нас пригласили в гости.
— Кто, малыш?
— Виктор Чернов. Я тебе рассказывала. Он из моего кремлевского прошлого. Работает в министерстве топливной промышленности. 
Сидя в малюсенькой кухне зеленоградской хрущевки мы слушали рассказы Виктора о нелегкой министерской жизни.
— За всем не уследишь, — сетовал он. — В любой момент нагадят, подсидят, обойдут на повороте. Саша, мне Ольга рассказывала, что ты хорошо разбираешься в коммуникативных технологиях?
Вопросами манипулирования человеческим сознанием я увлекался давно. С института. Был у нас педагог по марксистско-ленинской философии Геннадий Николаевич Веневитинов. Поговаривали, бывший разведчик. Он обладал феноменальной памятью и широчайшим кругозором знаний. Все лекции читал без конспектов. Именно от него я узнал о мнемотехнике и эйдотехнике, о науке стратагемике и коммуникативных технологиях.
— Чтобы лучше запоминать информацию, её нужно перекодировать, — объяснял он. — Скучную лекцию привязывайте к педагогу. Рассматривайте его мятый пиджак, небритое лицо, манеру говорить. Всякий раз, когда вам понадобится содержание той лекции, вспомните внешность педагога, и всё, о чем он говорил, всплывет в вашем сознании. 
Я тут же проверял услышанное. Срабатывало!
— А что такое стратагемы? — спрашивал я.
— Это такой алгоритм поведения, просчитанная последовательность действий, направленных на достижение скрытой цели, — без заминки отвечал Геннадий Николаевич.
К сожалению, в то время литературы о манипулировании сознанием в свободной продаже не было. Доступ к ней я получил только, когда работал на «Мосфильме». Собирая в Ленинской библиотеке материалы по дьяволиаде для фильма «Мастер и Маргарита», я параллельно просматривал литературу по психологии общения, манипулирования и обмана.
— Виктор, а что тебя конкретно интересует?
— Всё. Давай договоримся так, два раза в неделю ты будешь приходить ко мне домой. Будешь рассказывать всю эту лабуду, а я буду с тобой делиться всем, что творится у нас в министерстве. Считай, что я взял тебя на работу. Деньгами не обижу.
С Виктором Черновым мы прозанимались три месяца. Я рассказывал, что знал. Тренировал его память и развивал внимание.
— А зачем мне это?
— Затем, чтобы видеть чуть дальше своего носа.
Поначалу занятия ему нравились. Он как ребенок радовался своими результатами. Потом энтузиазм поугас.
— Ты почему такой рассеянный?
— Неприятности на работе. Главное знаю, что нужно делать, а всё равно ничего не получается. Я психую, появилась мания преследования.
— Знать и делать — две большие разницы. Ты можешь всю ситуацию разобрать по полочкам, но если внутренне не готов, чтобы не задумал, ничего у тебя не получится. Я сам с этим постоянно сталкиваюсь.
— И что ты делаешь?
— Ищу выход. Корректирую цели. Совершаю ошибки. Когда чувствую, что запутался окончательно, напиваюсь в стельку, то есть перезагружаюсь по-черному.
— Вот и я в последнее время только и делаю, что перезагружаюсь. Уже здоровья не хватает. Давай я тебя в министерство устрою?
— Куда?
— К себе в отдел. Будешь моим помощником. Вдвоем будет проще справиться с этой ситуацией.
— Хорошая мысль.
— У тебя высшее образование есть?
— Есть.
— А какое?
— Театральное.
Услышав про театральное образование, Виктор приуныл.
— Жалко.
— Что жалко?
— Что театральное. Много вопросов будет.
— Почему?
— Как почему? Сам рассуди, с какого чёрта в министерстве топливной промышленности появится человек с высшим театральным образованием.
— Ну, тебе виднее.
Месяц мы не встречались.
— Саша, — как-то вечером позвонил Виктор. — Ты можешь позаниматься с моей дочерью?
— Чем?
— Память ей потренировать. И с вниманием у неё не всё в порядке.
Я стал заниматься с Машей. 
— На что похожа цифра два? — спрашивал я у неё.
— На лебедя.
— А цифра восемь?
— На снеговика.
— Умница! А теперь постарайся представить, как лебедь лепит снеговика.
— Смешно получается.
— Так и должно быть. Теперь ты эту цифру запомнишь надолго. 

(Прием запоминания "Образные крючки")

Две недели спустя Виктора Чернова уволили из министерства. Его отдел расформировали. В тот же вечер он мне позвонил.
— Я про тебя рассказал одному серьезному человеку. Он заместитель Березовского. Просил позвонить ему.
— А что такое?
— У него не все в порядке с сыном.
— Хорошо, позвоню.
— Спасибо Саша за занятия. Было интересно.
— И тебе удачи, Виктор.
С Виктором Черновым мы больше не встречались. Слышал, что у него были большие неприятности в семье. Он сильно пил, бомжевал, но потом взялся за ум, устроился на работу, купил джип и загородный дом, где-то под Клином. 
— Здравствуйте, меня зовут Александр Смольянинов. 
В просторном кабинете в районе «Крылатское» нас было трое. Хозяин кабинета Игорь Лавочкин, его жена Виктория и я.
— Александр, у нас вот какое к вам предложение.
Они подробно описали свою озабоченность, связанную с их девятилетним сыном Иваном.
— Он неорганизован, невнимателен, и вообще отбился от рук, — нервно говорила Виктория. — На уроках безобразничает, учителя жалуются, нужно что-то делать.
— Вы сможете приезжать к нам раз в неделю, и гулять с Ваней? А дома, после гуляния, заниматься с ним чем-нибудь увлекательным? — спросил Игорь.
— Смогу, — ответил я.
Огромная квартира в центре Москвы поразила меня своей роскошью. В таких хоромах мне ещё не доводилось бывать.
— Привет! Меня зовут дядя Саша, а тебя как?
— Ваня. Вы меня будете выгуливать? — спросил девятилетний мальчик, делая ударение на последнем слове.
— Почему выгуливать? Ты разве собачка, чтобы тебя выгуливать? Мы будем ходить по центру Москвы и придумывать игры.
— Это как?
— Очень просто. Я тебя научу. Сегодня мы сыграем с тобой в разведчиков. 
— Класс! А что мы будем делать?
— Запоминать маршрут нашей прогулки. Видишь этот столб с проводами?
— Вижу.
— На что он похож?
— На дядьку с усами.
— Отлично. А тот круглый киоск?
— На кастрюлю.
— Молодец! Что дядька с усами может сделать с кастрюлей?
— Плюнуть в неё.
— Правильно. Запомни это.

(Улица Покровка)

Придя домой, Ваня с легкостью восстановил весь маршрут нашей прогулки.
— Как тебе мальчик? — спросила Ольга.
— Замечательный парень, живущий в золотой клетке.
— Что с ним будешь делать?
— Гулять.
Менялись маршруты прогулок. Менялись игры.
— Дядя, Саша, а во что мы сегодня сыграем?
— Ты музыкой занимаешься?
— Да.
— Отлично. Сегодня мы будем озвучивать все, что увидим на своем пути.
— Это как?
— Смотри, все дома разной высоты и разной длинны. Есть дома стоящие близко друг к другу, а есть расположенные отдаленно. Эти здания мрачные, а те яркие, праздничные. Давай договоримся: высота дома — это высота звука Длинна дома — это длинна звука — восьмушки, четверти, половики. Окрас здания — это мажорное или минорное звучание. Понятно?
— Нет.
— Тогда смотри и слушай.
Мы шли по правой стороне улицы Покровка, и я напевал всё увиденное с левой стороны.
— Дядя Саша, а там вы ошиблись. Видите домик маленький, а вы спели его как башню.
Прошло много лет. Ваня вырос. Узнав мой телефон, позвонил.
— Дядя Саша, спасибо вам за игры. Благодаря им, я многому научился и многого достиг.
Мне было очень приятно это слышать. 
А тогда наши прогулки неожиданно прекратились. Бегство Березовского из страны негативно отразилась на всех его заместителях.
С семьей Лавочкиных мы расстались до лучших времен.

Продолжение следует.....