Доклад о масонстве у Стругацких, прочитанный на первом фестивале фантастической и метареалистической литературы "Карпатская Мантикора" в Ивано-Франковске
(22 июля 2011).

История масонства в России сложна и противоречива. Этот духовный орден переживал свои взлёты и падения, периоды монаршего покровительства и опалы. В советское время масонство, как и другие эзотерические течения, не могло открыто существовать, в 1917 орден был запрещен. Разгром близкого масонам по духу и идеологии ордена тамплиеров в начале 1930-х казалось бы, был совершенно однозначным предупреждением для того, чтобы затаиться.

Однако, братья Стругацкие на свой страх и риск пишут в 1970-х роман «Град обреченный[1]», который они даже не рассылают по редакциям, как делали это с другими вещами. Буквально несколько человек слышало его в авторском чтении и двое – питерец и москвич – сохранили по копии.

Только уже в 1988-89-х годах его публикует журнал «Нева», а в 1989 он выходит отдельным изданием. В наше время он выглядит совершенно невероятно, ведь это – фантастический роман, написанный в советское время и содержащий в себе масонско-тамплиерский миф.

Под масонским мифом мы понимаем ту систему основных идей, понятий, представлений, аллюзий и отсылок, которая восходит к устоявшимся представлениям об ордене, порой пусть и несоответствующим действительности, но составляющим образ братства, который функционирует в культуре. И оказывается, что этот образ совершенно органично вписывается в советскую фантастику, а миллионы читателей его не замечают.

худож.Владимир Вишневский

Действие романа происходит в некоем странном городе, находящемся то ли на Земле, то ли на другой планете. Главная, что здесь происходит – социальный эксперимент, цели которого неясны. В ходе эксперимента жители города случайным образом меняют профессии, и главный герой, Андрей Воронин[2], постепенно проходит социальные уровни мусорщика, следователя, редактора, советника президента и путешественника.

Экспериментом руководят Наставники, внезапно появляющиеся в разных помещениях, у которых можно просить совета, но ответы их неясны и зависят от личности самого вопрошающего. Герои романа словно бы взяты авторами из советских анекдотов о представителях разных национальностей, типа «Собрались вместе русский, грузин и еврей...», мы видим здесь русского, японца, китайца, корейца, немца, еврея и шведку, которые все говорят на одном общем языке, прекрасно понимая друг друга без перевода. Это взаимопонимание, доступное лишь первоначальным строителям Вавилонской башни, происходит на апокалиптическом фоне, недаром один из первоначальных вариантов названия – «Новый Апокалипсис». Город переживает нашествие павианов, в блуждающем доме, оказывающемся в разных райнах города, пропадают люди, под гладкой отвесной городской стеной периодически находят непонятно откуда сброшенные трупы.

И вот в один прекрасный день главному герою, Андрею, находящемуся в этот момент в должности следователя прокуратуры, поручают дело о блуждающем доме, и он довольно быстро его находит, хотя обычно дом не стоит на месте более пятнадцати минут. Это четырехэтажный особняк из красного кирпича (называемый впоследствии «Красным Зданием»), со старинной медной ручкой на двери, который обладает одной особенностью – все мельчайшие детали его фасада видны даже при полной темноте. Дом обладает и другой отличительной чертой: по свидетельствам очевидцев, его стены смыкаются, пытаясь раздавить вошедшего. Андрея это не пугает, и он смело входит в дом, поднимается по лестнице и оказывается в зале, где «все неподвижно стояли вдоль стен, белых мраморных стен, украшенных золотом и пурпуром, задрапированных яркими разноцветными знаменами... нет, не разноцветными, всё было красное с золотом, только красное и только с золотом, и с бесконечно далёкого потолка свисали огромные пурпурно-золотые полотнища, словно материализовавшиеся ленты какого-то невероятного северного сияния, все стояли вдоль стен с высокими полукруглыми нишами, а в нишах прятались в сумраке горделиво-скромные бюсты, мраморные, гипсовые, бронзовые, золотые, малахитовые, нержавеющей стали[3]...»

А вот что пишет о масонской ложе известный искусствовед Валерий Турчин: «Стены главного помещения были окрашены обычно в чёрный цвет или же согласно «коренному» цвету Ордена (в Иоанновом – голубой, в Андреевом – красный и т.п.)... Вдоль стен размещены скамьи для «работающих братьев»... Пол ложи выложен чёрно-белыми плитками в шахматном порядке, как был украшен в своё время двор храма Соломона; чередование чёрных и белых квадратов должно было обозначать извечный дуализм Космоса, сочетание света и тьмы... Окна, обычно зарешёченные, помещались со всех сторон, кроме северной... [4]» Сравним у Стругацких: «Одни обратили внимание на окна, замазанные мелом, другие – на окна, забранные решётками[5]...»
«В Храме могли находиться также статуи Минервы, Геракла и Венеры», – продолжает В. Турчин и приводит описание декорирования ложи «Великого Востока Франции», в которой помещались статуи Силы, Юстиции, Темперамента, Надежды, Молчания и Благоразумия, т.е. достаточно большое количество статуй, сравнимых с обилием бюстов из романа Стругацких.

И расположение братьев вдоль стен, и цветная обивка помещения, судя по-всему, принадлежавшего к Андреевскому масонству, и здание, которое может найти и увидеть не каждый, и странная игра в шахматы, где в качестве фигур выступают люди – живые и мёртвые, говорят о желании авторов донести до советского читателя тайное знание.

Ведь когда Андрей Воронин начинает играть в шахматы с партнёром, который называется Стратегом, фигуры словно бы оживают, и оказывается, что эта игра не на жизнь, а на смерть – подобие той метафизической битвы Света и Тьмы, которую символизирует масонский пол в шахматную клетку. Нам неизвестно, имеют ли какое-то значение шахматы в масонском мифе, хотя пол в шахматную клетку – один из признаков масонской ложи, а манихейское противостояние Света и Тьмы ложится в общую картину мира масонов, ищущих Света. Интересно, что между сумасшедшим старичком предателем Иудой-Ступальским и Андреем Ворониным после выхода последнего из Красного Здания, происходит следующий диалог:

«Вы – манихеец! – прервал его старик.

- Я – комсомолец! – возразил Андрей, раздражаясь ещё больше и чувствуя необыкновенный прилив силы и убеждённости[6]». То есть главный персонаж здесь прямо назван манихеем – что, на самом деле, уникально для советского дискурса.

В романе присутствуют и другие масонские идеи, например о необходимости заранее готовиться к загробному миру, но не столько путём добрых дел, сколько путём познания. Следующие слова вложены авторами в уста всё того же предателя: «Я, конечно, должен благодарить Бога за то, что он в предвечной мудрости и бесконечной доброте своей ещё в прежнем существовании моём просветил меня и дал мне готовиться. Я очень и очень многое узнаю здесь, и у меня сжимается сердце, когда я думаю о других, кто прибыл сюда и не понимает, не в силах понять, где они оказались[7]». Старик, в отличие от сталиниста Андрея полагает, что попал в ад, в круг первый, и его слова подтверждает в конце книги один из Наставников. Андрей же убеждён в том, что строит таинственный «новый мир» – тоже, кстати, масонская идея о новом мировом порядке.

Особенностью творческой лаборатории Стругацких является неоднознозначность высказывания. Они делают главным героем, с которым обычно ассоциирует себя читатель книги, заведомо несимпатичного человека, сталиниста, попавшего в ад и даже этого не заметившего (возможно потому, что между советским адом и адом настоящим не было практически никакой разницы), человека, арестовывающего своего друга и шьющего ему «шпионаж», человека слишком похожего на бывшего гестаповца Фридриха Гейгера, с которым он также дружит и чьим советником становится.

С другой стороны, как и в других значительных произведениях русской литературы, главные герои, какими бы жалкими и ничтожными людьми они не были, зачастую восходят к евангельским или гностическим персонажам. Так Городничий, как показала Е.В. Грекова[8], моделирует в последней, немой сцене «Ревизора» распятого Христа, а Сонечка Мармеладова становится воплощением гностической Софии – падшего эона, проявившегося в блуднице Елене, спутнице Симона Мага. У Стругацких в этом романе тоже есть падшая София, а именно жена Андрея – бывшая шведская проститутка Сельма Нагель.

И когда «Сельма подобрала в траве обломок какой-то старой доски с кривым ржавым гвоздём и швырнула в пропасть[9]», актуализируя тем самым свою фамилию (Nagel по-немецки «гвоздь»), для нас она становится напоминанием о роли гностической Софии, порой сравнимой с распятым Иисусом, чей образ возникает при виде доски и ржавого гвоздя. То, что Андрей женится на проститутке, в мистериальной традиции означает его уподобление Симону Магу, как образу архетипического волшебника новозаветной поры.

И хотя на протяжении романа Андрей выступает в роли ничего не понимающего Дурака, иницианта, неофита, к концу он постепенно начинает становиться Магом. Причём ключевые изменения происходят в главном герое именно в Красном Здании, находящемся на тот момент между кинотеатром «Новый Иллюзион» (отсылка к новому миру, полному иллюзий, и синагогой (здесь, возможно, намёк на диффамативный термин «жидомасоны»). Итак, вот что Андрей думает о себе и о здании, которое в романе, на наш взгляд, выполняет функцию масонской ложи: «И страшно даже не то, что люди исчезают в нём навсегда, – страшно, что иногда они оттуда выходят! Выходят, возвращаются, живут среди нас. Как Кацман... Андрей чувствовал, что ухватился сейчас за главное, но ему не хватало смелости проанализировать всё до конца. Он знал только, что Андрей Воронин, который вошёл в дверь с медной ручкой, был совсем не тот Андрей Воронин, который вышел из этой двери. Что-то сломалось в нём там, что-то утратилось безвозвратно[10]...»

Здесь Стругацкие очень хорошо описывают схему инициации, которая полностью меняет человека, превращает его в другую личность, и дверь как метафора перехода в другое состояние указана здесь неслучайно. Это архетипический образ трансформации, применяемый в данном случае к молодому сталинисту, столкнувшемуся в Красном Здании с самим собой, играющим в шахматы с неким Стратегом (вероятно, эвфемизм к Демиургу – жестокому Богу гностиков), причём к качестве шахматных фигур выступали люди. Как оказывается впоследствии, и люди для Андрея были пешками, что показывает случай с арестом Изи Кацмана, а весь роман становится романом-инициацией героя, превращающегося из коммуниста-гностика в масона-манихея.

Апогеем презентации масонского мифа в романе выступает пламенная речь Изи Кацмана, в которой он говорит о храме культуры, весьма напоминающем масонский храм: «Всё лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, всё главное, что оно поняло и до чего додумалось, идёт на этот храм... каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несёт в себе спрессованный опыт всего человечества... храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растёт сам собою, безошибочно вбирая в себя всё лучшее, что порождает человеческая история[11]...» Но храм это не только вечные книги и вечная музыка, он строится ещё и из людских поступков, цементируется и держится на них.

Описание храма расположено на десяти последних страницах романа, мы не будем приводить его полностью, выделим только основные моменты. У храма по версии Изи Кацмана есть строители (т.е. те, кто его возводят), есть жрецы (несущие идею храма в своих душах) и есть потребители (те, для кого он строится). Эта триада, несомненно, восходит к масонским трём степеням – мастеру, восходящему к Хираму — строителю Храма Соломона, подмастерью, и ученику.

В контексте романа оказывается, что Изя Кацман выступал в роли подмастерья (он сам называет себя жрецом храма, а не его строителем), а главный герой Андрей Воронин в роли ученика, или потребителя. Изя называет Андрея дураком, непосредственно после рассказа о трёх уровнях людей, принадлежащих к храму. Да и сам Воронин признаётся, что прожил глупую, дурацкую жизнь[12] и неоднократно говорит о своей глупости. Но в этом нет ничего обидного, ведь Дурак в смысловом поле карт Таро и означает ученика-иницианта, который путешествует с котомкой на плече по пыльной дороге и в конце концов становится Магом, другой картой из Большого Аркана.

Дурак – ключевая, первая и последняя карта в этой колоде, карта, от которой многое зависит. Она означает простоту и пустоту неофита, из которого впоследствии вырастает посвящённый. Та история, которая разворачивается перед нами в романе «Град обреченный» – это история становления иницианта, попавшего в ад, в алхимическое Нигредо (отсюда многочисленные сцены с хаосом павианьих набегов, перестрелками, трупами и скелетами) и ведомого подмастерьем, пожалуй, единственным, кто понимает, что здесь происходит, к новому уровню.

Социальная лестница, по которой поднимался Воронин (кстати, ворон – птица алхимического Нигредо, т.е. той стадии Великого Делания, которая соотносима с Адом), может быть понята как лестница инициации, лестница посвящения. Известно, что масоны на высших ступенях занимались и Каббалой и алхимией[13], используя последнюю в качестве средства магического преображения вселенной. Философский камень, искомый алхимиками, вполне соотносим с масонским Краеугольным камнем, т.е. Братом, заложившим внутри себя фундамент Вечной Жизни.

Интересны и другие масонские символы, встречающиеся в романе. Так посредине каменного поля Кацман и Воронин вдруг видят «два тощих смерча – один жёлтый, другой чёрный», что может быть в данном текст сопоставлено с шахматами, цвет которых в романе тоже был не белый, а желтоватый. Сами смерчи при этом соотносятся с двумя столпами, Иахином и Воазом, белым и чёрным, символизирующими в масонской и каббалистической поэтике жизнь и смерть.

Причём изначально эти столпы были сделаны из меди мастером Хирамом и поставлены к притвору Соломонова Храма. Хирам, легендарный масонский мастер, сделал для Храма также и медное озеро; возможно, эти его работы объясняют то обилие образов, связанных с медью, которое встречается в романе «Град обреченный». Даже солнечный диск называется Стругацкими «медным». И медное солнце, сопоставимое с медным озером, и столпы-смерчи, появляющиеся в сплошной каменной пустыне, отсылают читателя к масонскому мифу.

Вкратце этот миф можно представить таким образом: природа человека – это необработанный камень, который нужно обтесать с помощью инструментов. Из гладкого камня масонами-каменщиками строится метафорический Храм духа, такой же прекрасный, как и Храм царя Соломона. Возможно, именно этот Храм роднит масонов с другими рыцарями – тамплиерами или храмовниками, но этот вопрос остаётся до конца не изученным. Однако в коллективном мифе масоны – это последователи именно тамплиеров, а также египетских жрецов и средневековых алхимиков.

И вот мы видим, как в советском фантастическом романе двое героев сначала находят первоматерию, а потом строят из неё пирамиду. Этот символ стал в наше время одним из опознавательных знаков масонства, присутствует практически на любых изображениях, трактуемых в качестве «масонских». Когда Изя находит подходящие камни, Андрей иронично осведомляется, не собирается ли тот возводить очередной храм, а после этого обнаруживает, что «камень был именно такой, какой требовался для фундамента, – снизу буграстый, колючий, сверху – гладкий, обточенный пылью и ветром[14]». Из камней Изя и Андрей строят полутораметровые пирамиды, внутри которых оставляют план ада. Таких сооружений, вершина которых полита ярко-красной краской, планировалось сделать пятьдесят, и они выстроились на пути Изи и Андрея по каменной пустыне, бессмысленные и прекрасные.

Пирамида, одно из многочисленных значений которой – иерархия духовного посвящения, лестница инициации, появляется через несколько страниц и в качестве «зловонной пирамиды политической элиты[15]», которой противопоставляется выровненное человеческое поле, где все стоят на одном уровне. Удивительно, но даже это слово, «уровень», восходит к одному из масонских инструментов, позволяющему определить горизонтальность и символизирующему равенство всех масонов перед Богом[16]. Несомненно, что нам удалось найти не все отсылки к масонскому мифу в романе братьев Стругацких «Град обреченный», но основной нашей задачей было показать, как в условиях жесточайшего идеологического контроля прорастает свободная воля творцов.

Фактически данный роман братьев Стругацких, наполненный масонскими символами, и прямыми отсылками к идеологии вольных каменщиков, можно назвать романом-инициацией, романом специально написанным в качестве посвятительного текста. На протяжении многих лет со времени завершения этого произведения оно не было известно читателям. Наша гипотеза состоит в том, что авторы не опубликовали его раньше не по причине «антисоветскости» (при желании опытные писатели могли бы обойти цензуру), а по причине того, что текст изначально был задуман в качестве романа для мистиков, текста для своих, тайной легенды для посвящённых. Возможно, именно потому авторы не скрывают идеологии построения Храма, разнообразных символов и примет одного из мощных духовных орденов Европы, что первыми читателями его стали подпольные советские масоны, нашедшие в этом тексте утешение и опору.

.....................

[1] Борис Стругацкий рекомендует произносить название романа именно так, «Град обреченный», а не «Град обречённый», утверждая, что оно восходит к одноимённой картине Николая Рериха, который, согласно современным представлениям, был масоном и выражал в своём творчестве масонские идеи. См., например Карпачев С. Масоны. Словарь. Великое искусство каменщиков. М., 2008. С. 337.

[2] Вероятно, имя героя восходит к апостолу Андрею, наиболее почитаемому масонами. Высшие степени ордена носят название андреевских, в отличие от первых трёх, иоанновских степеней посвящения. Фамилия же героя восходит к алхимической стадии Nigredo (см.ниже).

[3] Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собрание сочинений. В 11 т. Т.7. М., 2011. С. 242-243.

[4] Турчин В. Храмовое сознание в ситуации риска // Храм земной и небесный. Сост. Шукуров Ш.М. М., 2004. С. 398-399.

[5] Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Указ. соч. С. 223.

[6] Там же. С. 257.

[7] Там же. С. 260.

[8] Грекова Е. В. Два этюда о Гоголе // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1994. Т. 53, № 1.

[9] Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Указ. соч. С. 357.

[10] Там же. С. 276.

[11] Там же. С.505.

[12] Там же. с. 494.

[13] Халтурин Ю.Л. Каббала и орденская символика в интерпретациях русских масонов конца XVIII – начала XIX в. // Известия Уральского государственного университета. – 2009. – № 4 (70). – С. 75-83. URL: http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0070(04_$04-2009)&xsln=showArticle.xslt&id=a08&doc=../content.jsp

[14] Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Указ. соч. С. 506.

[15] Там же. С. 515.

[16] Кинни Дж. Подлинная история масонов. М., 2011. С. 233-234.

автор  Екатерина Дайс

источник