Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
Культура, стиль жизни → Литература → Писатели. Интервью. Тексты

Я пишу 14771

Премодерируемое участие
1557 участников
Администратор Olga-S

Важные темы:

Модератор GalaLukas
Модератор E-Luar

Активные участники:

astrologanna

Последние откомментированные темы:

20240425105359

←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →
candeli***@y*****.ru Официальный философ группы пишет:

"Наблюдатель" (рассказ).

 

 

 

            – Сидят, сволочи, едят что–нибудь. Телевизор смотрят! – всегда злился он, глядя на какое–нибудь ярко освещенное окно. После, он добавлял ещё пару матерных слов, это уж обязательно.

 

            – Сидят, сволочи, затаились. Ишь ты, не естся им, и телевизор не смотрится! За мной наблюдают, подсматривают. – ещё больше злился он, глядя на какое–нибудь окно, в котором не горел свет. И тоже, добавлял пару матерных слов.

 

            Если обвинения в адрес жильцов «того, или, иного окна», ещё как–то отличались одно от другого, то матерные слова, всегда были одними и теми же. Не знаю, почему так происходило. Вряд ли он, кроме тех бранных слов, которые всегда посылал в адрес жителей близлежащих домов, больше никаких не знал. У нас ведь как: в какую сторону уши не разверни, обязательно услышишь те слова и выражения, которые даже на заборах писать совестно. Однако, некоторые пишут и при этом, нисколько не стыдятся, не говоря уж о том, чтобы произносить эти слова вслух.

 

            Но это ладно. Это, так себе, семечки. Гораздо больше он злился тогда, когда свет вообще ни в одном из окон не горел – светлое время суток, называется.

 

            – Вот что они там сейчас делают? – глядя на все ему видимые окна, думал он. – Сидят, едят и телевизор смотрят? Или затаились, и за мной подсматривают? – и лишь матерные слова оставались одними и теми же, какие он произносил ночью.

            А ещё, день раздражал его тем, что уж слишком много народа, туда–сюда, по улицам шастало:

            – Вот куда та дамочка потопала? – глядя на какую–нибудь женщину, думал он и опять добавлял всё ту же пару матерных слов. – Почему она дома не сидит, ничего не ест и телевизор не смотрит?

 

           Что интересно, правда, неизвестно почему, чем женщина была некрасивее, ну, или одета неряшливее, тем ему было приятнее на неё смотреть. Правда, он всё равно, хоть и мысленно, произносил матерные слова, те же самые.

 

            Более менее спокойно он смотрел на мужчин, правда, тоже матерился, но, в этих случаях, матерщина звучала, или думалась, в более мягких интонациях, так, что ли. Мужики, они казались ему более занятыми, ну или, во всяком случае, они реже, чем женщины, встречали себе подобных и затевали бесконечные разговоры. Вот эти самые разговоры его раздражали, и даже можно сказать, бесили, сильнее всего.

 

            – Вот о чём они стоят, разговаривают? – глядя на беседующих, раздражённо думал он. – Почему не идут домой: есть чего–нибудь и смотреть телевизор? – и опять матерился.

 

            Но больше всего он начинал раздражаться, когда видел детей. Ему было непонятно: почему они почти всегда куда–то бегут? Почему, прыгают, скачут, задирают друг дружку? А ещё, и это ему больше не нравилось: почему они всегда очень громко разговаривают, или, того хуже – кричат? Он не любил шума вообще, потому и злился, и, увы, опять матерился.

 

            Не трудно догадаться, день, или же, светлое время суток, было для него самым нелюбимым временем суток. Если ночью, ну, когда темно, всё было просто: достойными внимания были лишь окна домов, ярко светящиеся, или, темные, то днём, вокруг происходило слишком много всего, а это мешало и как следствие, раздражало. Чему мешало? А он и сам не знал, чему. Мешало, и всё тут!

 

            Наверное, он и сам не смог бы сказать точно, почему ему больше нравилось полутёмное время суток, нет, не утро – вечер. Может быть, вечером было интереснее, потому что именно вечером людей, нетвёрдо стоящих на ногах, как мужчин, так и женщин, было больше, чем в другие времена суток. Скорее всего, потому что ему очень нравилось за ними наблюдать. Он знал, такие люди назывались пьяными, но это его нисколько не беспокоило, уж очень ему нравилось за ними наблюдать.

 

            А потом наступало тёмное время суток – то самое, которое называют, ночь. И все повторялось точно так же, как было и вчера, и позавчера. Он смотрел на ярко светящиеся окна и раздраженно думал:

            – Сидят, сволочи, едят что–нибудь. Телевизор смотрят!

            Или же, смотрел на окна в которые не были освещены, и тоже, думал:

            – Сидят, сволочи, затаились. Ишь ты, не естся им, и телевизор не смотрится! За мной наблюдают, подсматривают.

            Может быть, кто–то и смог бы сказать, сколько это длилось, но вряд ли, потому что, вряд ли кто–нибудь об этом задумывался. И точно также, мало кто мог бы сказать, как долго продолжалось бы в дальнейшем. А он, что он? Он, просто–напросто не знал, что в мире, за которым наблюдал, всё, рано или поздно, заканчивается.

 

            В один из дней, в светлое время суток, на двух автомобилях приехали мужчины. И, время от время матерясь, правда, матерных слов они произносили гораздо больше и разных, чем тот, к кому они приехали. Перекурив, и поговорив о чём–то ему непонятном, они снесли старый–престарый и никому не нужный телеграфный столб, почему–то стоявший прямо посреди тротуара.


Вступите в группу, и вы сможете просматривать изображения в полном размере
Это интересно
+2

candeli***@y*****.ru Официальный философ группы 24.08.2016
Пожаловаться Просмотров: 334  
Комментарии 10
←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →


Комментарии временно отключены