Разлюбить Китай

Смерть и налоги. Ну, вы знаете как говорится. Я хотел бы добавить еще одну константу: вы никогда не станете китайцем, сколько бы вы ни старались, ни хотели, или думали что вам это нужно. Я когда-то хотел стать китайцем. Не то что бы я хотел носить шелковую тужурку, или матерчатые тапочки, или френч и кепку в стиле Мао Цзедуна, или красить волосы в черный цвет, или объявить, что сморкаться в носовой платок отвратительно. Я хотел, чтобы Китай был тем местом, где я сделал свою карьеру и прожил свою жизнь. На протяжении последних 16 лет именно так и было. Но теперь я уезжаю.

Я не буду спешить возвращаться назад. Я разлюбил, проснулся от моей Китайской Мечты. «Но Китай — это экономическое чудо: рекордное количество людей вырвалось из-за черты бедности в рекордные сроки ... ежегодный рост в 10 процентов... экспорт ... импорт... инфраструктура... инвестиции... спасли мир во время финансового кризиса 2008 года...» И так далее и тому подобное. Мы все об этом знаем, более или менее.

Не кажется ли вам, что со всем этим ростом и инфраструктурой, материальным богатством, уж не упоминая о спасении мира, будто какой-то финансовый Джеймс Бонд, Китай мог бы быть более счастливой и здоровой страной? По крайней мере лучшей, чем страна, пробуждающаяся от десятилетий удушливого государственного контроля, которую я встретил и влюбился в 1996 году, когда я впервые приехал студентом? Мне так не кажется.

Когда я приехал в Пекин на втором курсе изучения Китайского языка из Школы Стран Азии и Африки при Университете Лондона, Китай был коммунистическим. В сравнении с западом, это был шаг назад. На улицах было мало машин, тысячи велосипедов, скудное уличное освещение, а также бессчетное количество телег на ослиной тяге, которые двигались как раз с такой скоростью, которая позволяла студентам запрыгивать на них, чтобы доехать до общежития. Мой «ответственный учитель» (что-то среднее между комендантом общежития и офицером из СИЗО) был в прошлом Хунвейбин по кличке Дракон Хоу. Товары повседневного потребления: еда, напитки, одежда, велосипед стоили как арахис. Мы жили как короли, точнее могли бы так жить, если бы в то время было доступно что-нибудь королевское. Всего в одном магазине «Дружба», в центре Пекина, продавали кофе в жестяных банках.

У нас было золотое время, как у всех студентов, но это были не шалости и приключения, которые я вспоминаю с особой нежностью, по крайней мере не с моей нынешней точки зрения, находясь на вершине горы Моганьшань в 100 милях к западу от Шанхая, где я прожил последние 7 лет.

Если бы мне пришлось описать Китай середины 80 х одним словом, я бы выбрал слово «оптимистичный». Свободный рынок в разных своих проявлениях был только в зародыше. Вместе с ним в Китай пришла инфляция впервые за последние 35 лет. Но люди на самом деле были воодушевлены этим явлением. Это был знак прогресса и обещание еще больших перемен. Подчеркивание оптимизма было социальным обязательством, за которое коммунизм отчасти нес ответственность, создавая либо фантазию, что можно было стать самоотверженным социалистом, либо объединяя людей перед лицом осознания того, факта, что такого явления не существует.

В 1949 году Мао объявил с трибуны на площади Тянаньмынь в Пекине: «Китайский народ выстоял». В середине 1980х они учились ходить и говорить.

Однажды вечером в январе 1987 года я видел их, поющих и марширующих по заснеженным улицам из университетских районов в направлении площади Тяньаньмынь. Это были первые из студенческих демонстраций, которые привели к печальным событиям июня 1989 года.

Одну фигуру можно выделить особо, говоря о причинах оптимизма в те непростые дни: Дэн Сяопин, который по праву считается архитектором современного Китая. Дэн сделал Китай тем, чем он является сейчас. Он же подписал приказ о вводе танков в Пекин в 1989 году. Это наследие, несомненно, будет преследовать Коммунистическую партию Китая до конца ее дней. Тот «Инцидент», как называют его в Китае — когда необходимо, что довольно редко бывает после огромной и тщательной работы по стиранию его из общественной памяти — совпал с моими выпускными экзаменами. Я и мои друзья всерьез задумались над тем, что мы провели четыре года, изучая китайский язык напрасно.

Дэну не потребовалось много времени, чтобы вернуть страну на ранее избранный путь. Он убедил остальной мир, что простить ему Инцидент на Тянаньмынь и продолжить отношения с Китаем — им же на пользу. Он также создал план, который убеждал, что ничего подобного больше не произойдет, по крайней мере, на его веку. Мир проявил снисходительность и Китайский народ принял, то, что ему предложили. Все стороны оказались в выигрыше.

Когда я вернулся в Китай в 1996 году, чтобы начать жизнь и карьеру, о которых я долго мечтал, то встретил похожий оптимизм, но в нем было небольшое отличие: отдаленное приближение коммерческих интересов вместо общественных. Возбуждение более походило на жажду ожидания, которую я некогда ощущал перед подписанием сделки (в Китае я начинал карьеру брокером на бирже металлов). Несомненно, я получал свою долю финансовой выгоды, но это не было похоже на трепет от ощущения, что должно произойти нечто грандиозное.

Сделка была заключена. Дэн обещал китайскому народу материальный достаток, которого они никогда не знали на протяжении многих веков при условии, что политический курс не будет подвергаться сомнению. Партия сказала: «Доверьтесь нам и все будет хорошо».

Двадцать лет спустя все окзалось не так хорошо.

Я должен подчеркнуть, что это обвинение не имеет ничего общего с траекторией моей карьеры в Китае, начиная с торговли металлами и до построения мультимиллионного бизнеса по изданию журналов, который был захвачен правительством в 2004 году, после чего последовало мое отступление в горы Моганшань, где я и моя китайская жена организовали небольшой бизнес вокруг кофейни и трех гестхаузов, которые в свою очередь давали мне кучу рассказов и слухов для моего Проспекта, выходившего раз в месяц на протяжении нескольких лет. Этот наш бизнес, который могла постигнуть та же судьба, что и журналы, если бы местные власти решили не продлевать нам лицензию (которую мы вынуждены просить продлевать каждые три года), внес свою лепту в мое решение не оставаться в Китае.

В период издания моих журналов, мой государственный конкурент (враг точнее) сообщил мне в личной беседе, что они изучали каждый выпуск, чтобы учиться у меня. Они признательны за мой вклад в развитие Китайских медиа. Они делали все, что в их силах, чтобы уничтожить меня. В Моганьшане наши местные власти присылали личные сообщения с благодарностями за мой вклад в восстановление деревни, как туристического места, но также ясно указывали, что я исключение для их неписанного правила, которое подразумевает, что иностранцы (которые и построили деревню в начале 1900 х) не приветствуются здесь на постоянной основе, а допускаются для посещения на выходных.

Но эта статья не личная. Я хочу изложить мое мнение о ситуации в Китае, основываясь на моем опыте жизни здесь, в трех самых больших городах и одной маленькой сельской общине, и объяснить, почему я покидаю страну.

* * *

Современное китайское общество сосредоточено на одном объекте: деньгах и методах добычи оных. В Китае имеется политически корректный термин «’экономическое преимущество». Страна и ее народ, в средней массе, гораздо богаче, нежели 25 лет назад. Традиционная семейная культура, благодаря шестидесяти годам социалистического служения себе и еще тридцати годам политики «одна семья — один ребенок» превратилась в культуру «я». За исключением тех случаев, когда есть экономические преимущества, коммунисты не действуют согласованно, а если и действуют, то только для обеспечения эквивалетного размера финансовой компенсации от загрязнений, или от финансируемого правительством нелегального захвата земель, или отравления детей. Социальный статус, так высоко ценимый в Китае и даже больше благодаря шестидесяти годам коммунизма, определяется демонстрируемым материальным достатком. Машины, квартиры, драгоценности, одежда, домашние животные: все должно быть новым и блестящим, а также носить знаменитый иностранный бренд. В маленькой деревушке, где мы живем, меня не спрашивают о моем здоровье или семье, меня спрашивают, сколько я зарабатываю денег, сколько стоит наша машина, наша собака.

Неприятности из-за денег, а также из-за выставления напоказ своего благосостояния заключаются в том, насколько вы расстраиваете людей, у которых их очень мало. Отсюда кампания Партии по пропаганде «гармоничного общества», ее огромные траты на проекты по облагораживанию деревни и города, а также упование на продажи «прав на землю» более, чем на подоходные налоги.

Когда вы уже приобрели все необходимые цацки, вы захотите инвестировать оставшуюся часть во что-нибудь надежное, желательно с достойным процентом — это все более актуально, потому что однажды вам нужно будет оплачивать собственные медицинские счета и пенсию, не говоря уже про оплату заграничных школ и колледжей. Но вкладывать ее не во что, разве только в недвижимость или под матрац. Рынки ценных бумаг ригидны, банки ведут операции, которые трудно назвать коммерческими, а юань — по-прежнему совершенно неконвертируемая валюта. В то время, как привилегированные, обладающие властью и связями переводят свои ресурсы заграницу через теневые каналы, остальные могут лишь покупать больше квартир и матрацев. В результате образовался самый крупный в истории пузырь на рынке недвижимости, который, когда лопнет, будет звучать как взрыв тысячи фейерверков.

Коротко говоря, цены на недвижимость в Китае взлетели на космическую высоту. Покупка недвижимости для молодых городских работников стала непозволительной роскошью. Огромные стройки продолжаются по всей стране за счет продажи жилой недвижимости в качестве инвестиций, а не домов. Если вы владеете недвижимостью, с большой долей вероятности можно сказать, что у вас есть еще три подобных объекта. У большинства наших друзей именно так. Если у вас нет недвижимости, — вы в яме.

Когда пузырь лопнет, или хотя бы появятся отдаленные признаки стабильного снижения цен на недвижимость, богатства, которыми оделила Партия людей, также уменьшатся. Договор будет нарушен. А у людей будут по-прежнему медицинские счета, пенсии и счета за обучение. Люди захотят вернуть свои деньги, или перенести разговор в будущее, что равнозначно обретению политического голоса. Если им откажут, они перестанут жить в гармоничном обществе.

А что же этнические меньшинства и фабричные работники, люди, в отношении которых правительству удобнее проявлять подавляющую силу, нежели щедрость? Если волнения нацменьшиств и рабочих совпадут с прорывом пузыря недвижимости, а еще если подбросить скандал вроде меламин-содержащего молока в 2008 году, или железнодорожную катастрофу, которая показала широчайшее распространение коррупции в верхних эшелонах власти, такую как в Вэньчжоу в 2011 году, то гармоничное общество вдруг превратится в общество диссонанса.

Как же Партия справится со всем этим? Как она будет вести людей?

К сожалению, она забыла. Правительство настолько боится людей, что предпочитает не вести их.

В китайской глубинке, управленческие решения на уровне деревни требуют подтверждения вышестоящих органов и передаются по административной цепочке, иногда, вплоть до Пекина, а возвращаются с пометкой: «Решайте сами». Партия выходит на первый план только тогда, когда есть прямая угроза власти или личному благосостоянию. Страна управляется из-за закрытых дверей, здания без адреса и телефонного номера. Люди в этом здании не позволяют лидерам, которых они же назначили, руководить на самом деле. Взять к примеру Старика Вэня, как прозвали нынешнего, но вскоре уходящего, премьер-министра Вэнь Цзябао. Он либо марионетка и умный обманщик, или человек, который искренне хочет сделать что-то хорошее. Его призыв к реформам (озвученный в 2010 году в интервью CNN, урезанном для китайского телевидения) хорош, но он никогда не сможет начать их, и он об этом знает.

Чтобы подняться на вершину, нужно быть серым, без определенных взглядов или идей. Кандидаты в лидеры могут думать, и здесь я предполагаю, что как только они вступят в должность, они покажут свое настоящее лицо. Они слишком поздно осознают, что это невозможно. Когда я занимался издательским делом, мне приходилось иметь дело с чиновниками, которые принимали посетителей в крыле одного из административных зданий. Они всегда разговаривали так, будто в соседней комнате находилось чудовище, имя которого нельзя произносить. Это были всегда «они» или «наши лидеры». Несколько раз они употреблялось название «Издательская Группа Китая», но такой организации не существует, я проверял.

В этом здании находятся те люди, которые по мнению ученых мужей, будут возглавлять то, что они называют «Век Китая». Нам говорят: «Китай — это новая супердержава. Примите это. Смиритесь с этим». Как можно иметь дело с обезличенным лидером, который при возникновении международного спора пришлет сообщение: «Решайте сами»?

Часто в качестве аргумента приводится довод, что Китай некогда уже находился впереди всего мира, поэтому бояться нечего. Как любят говорить сами китайцы, они хотят только «вернуть свои законные позиции». Не подвергая сомнению тот факт, что Китай когда-то был мировой супердержавой, есть две основные проблемы, которые встают при обсуждении «возвращения Китаем своих законных позиций».

Основная причина прежних успехов Китая это его размеры. Сегодня, как и раньше, Китай по-прежнему остается большой страной. (В Китае любят все «большое». Если вас китаец спросит, что вы думаете о стране, просто скажите «Китай большой», он останется доволен.) Если вы самые крупные, а физические размеры имеют сейчас не меньшее значение, чем во времена до появления микрочипов, вы можете претендовать на доминирование. Укрепив свои позиции, Китай расслабился и начал принимать дань от зависимых государств, таких как Тибет. Если беспорядки за пределами страны угрожали самой ее безопасности, зачинщиков натравливали друг на друга или устраняли физически.

Вторая причина, которая противоречит идее «возвращения законных позиций», заключается в том, что прежний мир не включал в себя двух Америк, просвещенной Европы или современной Африки. Мир не хочет жить в Китайском веке так же, как ему не нравится жить в Американском. Китай, политически, культурно и социально, ориентирован вовнутрь. Он не приветствует вторжение — если, конечно, оно не производится подавляющими военной мощью захватчиками с севера и не создает две императорские династии — Юань (1271-1368) и Цин (1644-1911), которые стали более китайскими, чем сами китайцы. Кроме того судьбы Монголов, которые стали Юань, и Манчжуров, которые стали Цин, несут нам предостережение: «Завоюйте нас и будьте нами поглощены». Все некитайцы для китайцев являются чужаками, в несколько уничижительном значении. Вежливое слово — «Аутсайдер». Китайцы, разумеется, «инсайдеры». Как и все, кому не нравится, что происходит за их воротами — погода, громкие крики, непогода — китайцы могут закрыть глаза на это. Может быть, они пришпилят записку на воротах: «Стучите, когда будете знать, как решить свои проблемы».

Лидерство подразумевает наличие эмпатии, способности представить себя в позиции подчиненного. Оно также требует решительности и желания брать на себя ответственность. Веря в свою уникальность, китайцы почти неспособны к эмпатии. Будучи управляемым людьми с конфликтующими интересами, Китайское правительство с трудом находит в себе решимость разбираться в домашних делах, не говоря уже о международных. И сама система устроена так, что избегание ответственности является необходимым условием принятия любого важного решения.

Лидер должен также предложить что-то еще помимо своего превосходства. Нынешний «мировой лидер» предлагает странам шанс быть «американскими» и демократичными, обычно по доброй воле, иногда силой. Британская империя предлагала свободу от рабства и систему законодательства, помимо всего прочего. Римляне закупали зерно в Египте и перераспределяли его по всей Европе.

Китай в качестве мирового лидера не может предложить никому шанса стать «китайским», потому что стать таковым невозможно. Да и КПК не совсем уж осуждает рабство. Она воодушевляла собственный народ работать как рабов, чтобы производить товары для западных компаний, чтобы заработать иностранную валюту, которая и взрастила экономический бум. (Какая ирония заключена в манифесте Партии, который обещает выкинуть вон из страны иностранцев, использующих рабский труд.) И Партия не признает системы законодательства, если вы попытаетесь качнуть весы правосудия в свою сторону. (Однажды я выступал в роли истца в Пекинском Высшем Суде. Мне сказали, вне протокола, что я выиграл свое дело. В момент, когда мой адвокат шел к судье за постановлением суда, судье позвонили, и решение было пересмотрено.) А что касается ресурсов из Африки, то они все текут в Китай.

Есть еще одна последняя причина, почему мир не хотел бы жить под лидерством Китая в 21 веке. КПК, с момента своего создания, поощряла сильные антииностранные настроения. Подогреваемый национализм является одним из ее краеугольных камней. Пропагандистская машина Партии создала термин «сто лет унижения», который описывает период китайской истории от начала Опиумных войн до Освобождения, когда западные державы на самом деле пользовались слабостью Цинского правительства. Вторая мировая война известна как Военное сопротивление Японии. Говорить о Китае нелицеприятные вещи публично, награждать Нобелевской премией Китайского интеллектуала, или публично пить чай с Далай Ламой является «вмешательством во внутренние дела Китая» и «оскорблять чувства китайского народа». Китайцам постоянно предписывается скорбеть от того, что иностранцы им причинили, и Партия клянется мстить от их имени.

Альтернативный сценарий мировому господству скорбящего Китая не менее ярок и демонстрирует, как Китай уже доминирует в мире и управляет собственной экономикой. Существует все более возрастающая вероятность бунта в течение нескольких лет, инспирированного проколом пузыря на рынке недвижимости. Это произойдет неожиданно, как и все подобные явления. Революция Сунь Ятсена в 1911 году началась, когда кто-то случайно взорвал бомбу. Некоторые комментаторы считают, что это приведет к революционным событиям, или распаду страны. Для этого есть все основания. Партия только и делает, что предпринимает краткосрочные меры в ущерб долгосрочным, например, снова отпуская цены на недвижимость. Взять недавнее сокращение банковских процентов, которое было сделано в целях стимуляции внутреннего потребления, которое в свою очередь не начнется пока Партия не займется реформой здравоохранения, на которое у нее нет средств, поскольку они вложены в Американский долг, который нельзя продать без причинения вреда доллару, что повлекло бы за собой увеличение стоимости юаня, и повредило бы собственному экспорту, за чем последовало бы закрытие фабрик и безработица, и, как следствие, общественные беспорядки.

Я надеюсь, что бунт, когда он произойдет, закончится мирно, и что Партия не попытается отвлечь внимание людей вторжением на Тайвань или Филиппины. В какую форму он бы ни вылился, это будет означать конец бьющему рекорды «китайскому экономическому чуду», которое как бы ведет за собой мировую экономику и сегодня видится как единственная надежда на спасение от рецессии.

* * *

Страх перед революцией или бунтом, немалая часть насилия, которых будет направлена против иностранцев, не является главной причиной моего отъезда из Китая, хотя не буду отрицать, что это одна из них.

Помимо того, что, надеюсь, является присущим человеческой природе естественным желанием быть частью общества, а не чужаком, вести собственный бизнес в нормальных условиях, а не жить под гнетом страха, что его отнимут, и не быть постоянно озабоченным тем, что воздух, которым дышит моя семья, и продукты, которыми мы питаемся причиняют нам физический вред,- вот основная причина моего отъезда из Китая. Кроме того, я хочу дать своим детям достойное образование.

Китайская система школьного образования не обучает. Она представляет собой тестовый центр. Школьная программа разработана так, чтобы обучать детей проходить тесты. В сельской местности, где мы жили семь лет, это также и система продвижения по социальной лестнице. Успех на экзаменах дает пропуск к лучшей жизни в большом городе. Школы не выпускают всесторонне развитых, общительных, полагающихся на себя молодых людей с пытливыми умами. Они выпускают победителей и неудачников. Победители поступают в колледжи или университеты на экономические специальности. Неудачники возвращаются на фермы или заводы, от которых их родители надеялись уберечь.

Во внешкольных занятиях детей очень мало спортивной активности. Спортивно одаренные дети изымаются и отправляются в спортшколы, где их учат выигрывать Олимпийское золото. Музыкально одаренные дети загоняются в консерватории, где из них выбивают все радость и весь талант. (Моя жена была одним из таких детей.)

А еще есть пропаганда. Самый первый день нашей дочери в школе был посвящен просмотру фильма под названием: «Как китайский народ, под уверенным и верным предводительством Партии и с помощью Народной Освободительной Армии успешно преодолел последствия Бейчуанского землетрясения». Моральные ориентиры представлены мифическими героями из недавнего коммунистического прошлого, такими как Лей Фен, самоотверженный солдат, который в течение своей короткой жизни достиг большего, чем реально позволяют человеческие силы, и еще умудрился записать все в дневник, который был «чудесным образом» обнаружен после его смерти.

Давление на детей делает их больными. Я говорю исходя из собственного опыта. Если количество баллов ниже 95 — это считается неуспеваемостью. За неуспеваемость наказывают. Домашняя работа, которая состоит, в основном, из упражнений на сдачу тестов занимает дополнительно один из выходных. Многие дети идут в школу только для того, чтобы сделать ее в классных комнатах. Я видел, как они маршируют в школу по воскресеньям в 6 утра. На каникулах они посещают специальные школы для дополнительных занятий, и должны выполнять эти задания минимум по два часа ежедневно пока не начнутся регулярные школьные занятия. Многие из моих местных друзей отвергают такую систему так же, как и я. Но у них нет выбора, а у меня есть.

Выбор заключается в переселении в один из китайских мегаполисов, и помещении наших детей в дорогую международную школу — но я бы беспокоился об уровне загрязненности, вынужден был бы найти соответствующую работу, скорее всего связанную с иностранным бизнесом в Китае, из-за которой мне пришлось бы пойти на компромисс с совестью. Мне жаль китайскую молодежь, которая не имеет возможности посещать международные школы в мегаполисах (которые вынуждены вводить ограничения на количество учащихся), и чьи родители не могут себе позволить послать их учиться заграницу, а также не имеют доступа к специализированным школам для отпрысков партийных деятелей. Китай не выращивает и не образовывает свою молодежь такими, чтобы они смогли стать лидерами, изобретателями и новаторами в будущем, хотя именно к этому стремится. Партии не нужны свободно мыслящие люди, которые могут решать проблемы. В Партии полагают, что они могут решить проблемы сами, если вообще решатся признать их наличие.

В Партии служат миллионы просвещенных чиновников, которые понимают необходимость перемен для того, чтобы избежать кризиса. Я встречал некоторых из них. Если Китай хочет избежать бунтов, то это могут сделать только они, но путь наверх труден, а времени мало.

Мне также повезло встретиться с несколькими сотнями хорошо образованных, умных китайцев, которые обладали широким взглядом на мир. Это были люди, которые могли по доброй воле помочь своей Родине обратиться лицом к своим проблемам, грозящим перерасти в угрозу национального масштаба. Но, кажется, шансов у них не будет. Я боюсь за некоторых из них, которые действительно осмелятся просить такого шанса, так же как мои одноклассники и я боялись за наших китайских друзей во время сдачи выпускных экзаменов в университете в 1989 году.

Я читал об Ай Вэйвее, Чень Гуанчене и Лю Сяобо в сервисе Вейбо — жестко цензурируемом аналоге Твиттера и Фейсбука, где посту требуется всего несколько минут, чтобы стать «вирусным». Моя жена никогда не слышала об этом сервисе до тех пор, пока она не начала им пользоваться. Цензура, похоже, никогда не сможет полностью его освоить. (В день, когда моя жена начала читать Вейбо стал днем, когда она преодолела все сомнения в пользу переезда из Китая в Великобританию.) Существуют десятки, может сотни тысяч жителей материкового Китая, которые подписаны на подобные блоги, и должно быть бессчетное количество тех, кто лично пытается сделать жизнь в Китае лучше своими малыми силами. Однажды они победят. Это будет хорошее время, чтобы становиться китайцем. Это даже может стать возможным.