Лето этого года выдалось весьма продуктивным - удалось поменять дизайн сайта. Правда, работу в личном переделать не удалось из-за рутины на работе и необходимости менять библиотеки, т.к. версия языка на которой написан сайт, устарела. А отладка по-живому всегда связана с риском потери данных, недовольством пользователей и т.д.

Но главное это появились на сайте новые, интересные авторы. Вот их произведениям и посвящен этот выпуск. Возможно, какие-то работы вы уже читали, когда получали рассылку, но "повторение - мать учения".

Содержание выпуска.

1. Александр Ралот. Арифмометр. Истории изобретений
2. Михаил Васильков. Хочу постичь науку простоты
3. Татьяна Дёмина. Фигура, залитая солнцем
4. Александр Боков. Размышления
5. Любовь Красивая. Артистка
6. Татьяна Шумилова. Ливни
7. Олег Малышев. Ошибка Фрейда

Александр Ралот Арифмометр. Истории изобретений

— Нет, Холмс, Вы не человек, Вы арифмометр! — воскликнул я.

Артур Конан Дойл. «Знак четырёх»

— Прикончить этого негодяя прямо сейчас, изощрённым способом, или пусть ещё поживёт пару-тройку страниц? — размышлял я, погрузившись в создание очередной повести «О похождениях частной сыщицы — Маргариты Сергеевны Крулевской»[1]. Но мысли постоянно сбивались, и нить сюжета рвалась, в самом неподходящем месте. Виной тому дети, затеявшие возню над головой! На чердаке нашего старого дома. Послал я их туда ранним утром, дабы в конце концов навели порядок и рассортировали хранящиеся предметы на две категории: нужное и ненужное. Надеялся, что к обеду управятся. Куда там. Сейчас уже пол третьего, а они всё ещё…

Вдруг на потолке наступила долгожданная тишина, но минуту спустя на пороге кабинета возникли две перепачканные мордашки, принадлежащие сыну Егорке и дочке Альке. Каждый держал в руке по тяжеленному арифмометру.

— Это что? — хором выпалили потомки.

— Предки калькуляторов, — буркнул я, наивно надеясь, что дети ответом удовлетворяться и отбудут по "неотложным делам".

— На этой железяке считали? — округлив глаза поинтересовалась дочь.

— Конечно, но не люди, а древние инопланетяне, — ответил за меня Егорка:

— У человеков, в докомпьютерную эру имелись деревянные счёты! Я об этом в инете читал.

— Глаза Альки расширились ещё больше, и она заговорчески зашептала:

— Папулечка, ты их и вправду видел? Они это подарили? Сразу две штуки! У них наверное были щупальцы? Ими, конечно же, удобно эти выступы поворачивать.

Егорка, уподобившись «Страшиле мудрому»[2] и приставив палец ко лбу, рассуждал, используя «мужскую железную логику»:

— Нет. Инопланетные существа такое соорудить никак не могли. Прилетели из космоса, значит уже постигли двоичное исчисление, то есть, знают разность потенциалов и электричество. Следовательно...

Алька свободной рукой оторвала палец брата от лба и потребовала, обращаясь ко мне:

— Ты должен, прямо сейчас, рассказать откуда в нашем доме взялись эти штуковины? Только не говори, что мама их на кастрюлю с квашеной капустой кладёт. Не поверю. Для этого и камень сгодится или старая гантель.

— Из «Колбасы», — нехотя ответил я, откладывая в сторону ручку.

— Из чего? — традиционно, хором спросили дети.

— Магазин канцелярский так раньше назывался, потому, что был длинный и разбит на секции, словно верёвкой перетянутый. Однажды увидел, — «Феликсы» в продажу выбросили, вот и купил парочку.

С минуту дочь с сыном стояли молча, осмысливая незнакомое словосочетание: "выбросили в продажу". Наконец Алька, поставив на пол «железяку», спросила:

— А две то, зачем? Если одна вдруг поломается? Они же металлические!

Я тяжко вздохнул. Понял, что с «госпожой Крулевской» на сегодня больше не общаться, усадил ребят на диван и продолжил:

— В те стародавние, советские времена, мы с вашей мамой одновременно заканчивали ВУЗ.

— Чего оканчивали? — Мгновенно перебила Алька.

— Высшее учебное заведение, — расшифровал я «сложную аббревиатуру» и продолжил — учились с ней на одном потоке, но в параллельных группах. И дипломные проекты нам достались разные. Она трудилась над чертежами новой мельницы, а я элеватора.

— Видел. Ты показывал из окна вагона — вступил в разговор Егорка, — громадины такие. В них зерно хранят. Сложно, наверное, их проектировать и строить.

— Не просто, — согласился я, — так вот, чтобы с мамой вашей, не ссориться и не подраться из-за этого счётно-решательного устройства, я и купил два экземпляра. Она делала проект в той комнате, а я здесь. Понятно?

Дети закивали головами сверху вниз.

— Покажи, как эта штуковина считает, — попросил сын.

Я взял «Феликс», повернул ручку, и о чудо, машина отчаянно скрипя шестерёнками выдала в окошках результат.

— Надо же! — Удивилась Алька. — Работает! Ведь кто же придумал такое.

— Вильгодт Однер. Русский швед, — ответил я.

— Это как? Он был русским или шведом? — Егорка мгновенно освоил работу агрегата, установил задание 2+2 и повернул ручку, получив искомый ответ — четыре.

— Родился он в Швеции, окончил там институт, но после смерти отца уехал в «страну возможностей», так в те далёкие годы называли Россию. Приехал в столицу с восемью рублями в кармане, — я отобрал у сына скрипучий арифмометр, дабы тот ржавым звуком не мешал моему повествованию.

— Прям как Д'Артаньян. Тоже из Гаскони, прискакал в Париж, с восемью экю, — очередной раз перебила дочь и тут же закрыла ладошками рот, показывая, «так больше не будет».

— Дело в том, что в скандинавских странах с работой было туго, — продолжил я, - и молодой человек надеялся заполучить её в семье соотечественников Нобелей. Слышали эту фамилию?

— Ага. Один из них премию учредил. Всем за выдающиеся заслуги присваивают, - поделился Егор своей осведомлённостью.

Я кивнул, соглашаясь и продолжил:

- Вильгодту повезло. Работу нашёл быстро. Устроился на завод «Русский дизель» Людвига Нобеля, старшего брата того самого основателя премии. Молодой инженер был на хорошем счету у руководства и начал делать карьеру, но этому помешал «его величество случай». Однажды, в тысяча восемьсот семьдесят первом году ему поручили подчинить счётную машину французского изобретателя Шарля Томаса. Тогда это устройство было единственным, производящимся серийно, механическим вычислительным устройством в мире.[3]

И молодой инженер, выполняя работу понял, что может создать машину, позволяющую гораздо лучшим способом решить задачу механического исчисления.

arifmometr2

Прошло два года и упорный изобретатель дома изготовил таки модель счётной машины собственной конструкции. Аппарат заинтересовал советника по коммерции Людвига Нобеля. И инженеру предоставили возможность в заводских условиях довести изобретение до промышленного варианта.

На «Русском дизеле» Однер проработал семь лет, а затем ушёл трудиться на фабрику Экспедиции заготовления государственных бумаг. Там печатали деньги для всей Российской Империи. Изобрёл механизм автоматической нумерации купюр, но мечта о массовом изготовлении арифмометров, собственной конструкции, все эти годы не давала покоя. Однако, даже хорошего заработка было мало для открытия собственного производства. И опять помог случай. А именно табак, - вернее резко возросший спрос на папиросы. Дело в том, что их разрешили курить на улицах города. Инженер воспользовался этим и быстренько спроектировал и внедрил новую папиросную машину.

На деньги от её продажи Однер открыл маленькую, но всё же собственную мастерскую, с одним ножным токарным станком. Пытался делать арифмометры, но их нельзя было продавать легально, так как права на собственное изобретение он уступил фирме «Кёнигсбергер и Ко». Прошло ещё несколько лет и автору, через суд, удалось вернуть себе утраченный патент.

И пошло, и поехало. Мастерская превратилась в завод со ста станками. Арифмометры раскупались со скоростью жареных пирожков. Перед первой мировой войной в России было уже двадцать две тысячи счётных машинок Однера.

Награды и дипломы с выставок в Чикаго, Стокгольме и Золотая медаль со Всемирной выставки в Париже украшали стены кабинета изобретателя. Казалось бы жизнь удалась. Ум и упорство Однера обеспечили ему и родне безбедное существование. Но, "его величество случай", на этот раз пришёл в большой дом, с «огромным знаком минус». В сентябре тысяча девятьсот пятого года «русский швед» умер.

Завод некоторое время продолжал работать, но затем обанкротился и закрылся.

— Понятное дело революция, тут уж не до арифмометров— вздохнул Егорка и поднялся с дивана.

— А почему они называются Феликс? — вставила «пять копеек» Алька.

— Ну, ребятишки, на этот вопрос уж сами ответ отыщите. В столь любимой «всемирной паутине» — я повернулся к компьютеру, всем видом показывая, что разговор окончен.

Пять минут спустя

На меня опять глядели две пары любопытных глаз. Дети стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. Ждали пока закончу печатать предложение, и выбрав момент, хором выпалили:

— В Советском Союзе производство арифмометров наладили в Москве. На заводе имени Дзержинского, поэтому и Феликс. Оказывается их делали до восьмидесятых годов прошлого века. И если бы не калькуляторы, то.... А знаешь, что мы с ними будем делать?

Я молча пожал плечами.

— Осенью в школе проводится аукцион старых вещей. И мы проведём конкурс «Кто угадает, что это такое?» — Егор выжал арифмометры, словно гантели.

— Победителю приз, — поддержала брата Алька, — вот этот «Феликс», он поновее выглядит. Ну и ещё твою книжку «Неизвестное об известных»[4], конечно тоже.

[1]— Главная героиня цикла рассказов и повестей «Сыскное бюро Крулевкая и партнёры». Автор — Александр Ралот

[2]— Один из главных героев сказочного цикла о Волшебной стране Александра Волкова, живое соломенное пугало

[3]— Их называли «машинами Томаса», но изобретатель придумал другое имя - «Арифмометры». Оно и стало нарицательным для всех вычислительных механических машин, способных выполнять арифметические действия.

[4] — https://ridero.ru/books/neizvestnoe_ob_izvestnykh/freeText
Содержание

Михаил Васильков.Хочу постичь науку простоты

Хочу постичь науку простоты –

Убрать манерность, самолюбованье,

Фальшивость чувств, красивостей следы

И вычурность словесного звучанья,

Чтоб можно было честно и доступно

Сказать о том, что наша жизнь преступна,

Что мы в обмане, пошлости и лени

Живём за счёт грядущих поколений,

Что это мы, слепцы, плодим вождей,

Преступников, ничтожеств и бл...

И прикрываемся удобной верой,

Прощающей ханжу, тирана, зверя.
Содержание

Татьяна ДёминаФигура, залитая солнцем

Кушетка была жутко неудобная и пахла дешевым дерматином. Всегда ненавидел кабинеты психологов — вечно душные, вылизанные, пропитанные фальшивым уютом. Мать в детстве часто водила меня на приемы, тратя легкие деньги скорее для того, чтобы унять свою совесть и показать, что занимается мной. Лгунья. Ненавижу.

— Андрей, с вами все хорошо? — ангельский голос психолога вывел меня из размышлений.

— Да, Елена Владимировна, простите, задумался.

— О чем вы думали сейчас, расскажите.

Такая молодая, а уже в душу лезет. Точнее, в души, я же не один у нее. Не хочу отвечать.

— Думаю о том, почему вы решили стать психологом? Вам нравятся страдания других людей?

— Мне нравится помогать другим людям.

— Тогда дайте мне выпить, вы очень поможете!

— Простите, но здесь вам никто не нальет, — говорит, словно поет, и ни нотки жалости, жестокая, — мало того, вы здесь именно из-за своей привычки, Андрей. И вы не выйдите из этого кабинета, пока мы не поговорим.

Такая молодая, а уже стерва.

— Меня зовут Андрей, мне тридцать шесть и я алкоголик. Этого хватит?

Ну не задастся у нас разговор, чувствует ведь, а все равно пристает.

— Как часто вы употребляете и сколько обычно выпиваете?

— Каждый день по бутылке.

— Водка?

— Что вы, как я могу, только спирт, знакомый у меня есть, в больничке работает, и живет в частном доме. Дел полно, а лень не позволяет напрягаться, ну тут я и появляюсь. Зажрались эти интеллигенты, вообще ничего делать не хотят.

— А вы, значит, трудоголик?

— Да что вы ко мне пристали? Мне нравится моя жизнь, ясно?

— А вашим родителям? Им нравится ваша жизнь?

Если она не прекратит, я ей вмажу. Видит Бог, сама напрашивается.

Потираю грязные ладони, мну пальцы. Молчу, не хочу ничего говорить.

— Андрей, мы должны закончить этот разговор.

Должны. Что ты… Это она должна. Ей за это заплатят, а потом она пойдет домой в свои хоромы. Будет сыну рассказывать, как устала после работы и иногда водить его к таким же дорогим психологам. Хотя сын ей нужен для галочки, чтоб статус свой подтвердить. Мерзко.

Пришлось отвечать, не сидеть же тут вечность.

— Отец умер уже давно. Я маленький еще был. Мать как наследство получила, так ей плевать на меня стало. Не думаю, что она расстраивается о том, как я веду свою жизнь. Просил я у нее денег как-то, так она зажала. Сыну денег зажала, вы понимаете? У нее их полно ведь! Я не буду о ней говорить.

— А для чего вы просили у нее денег?

Гнида, понимает ведь, что на бухло я просил, так зачем спрашивает? Нет, она реально вывести меня хочет. Доиграется ведь, и не посмотрю, что девушка. На вид ангелочек, а по сути, такая тварь.

— Лечиться хотел.

— Правда?

— Да, жизнь свою устроить, работу найти, ну и, что там обычно люди хотят… Простого человеческого счастья, вот. А ей ни сын, ни муж не нужен. Вы понимаете? Это каким гнилым человеком надо быть.

Молчит, вроде проканало, может, отпустит?

— Расскажите про самое свое светлое воспоминание в жизни, Андрей.

Достала. Ненавижу.

— Однажды с пацанами косарь нашли. Эх, и пир у нас был! Банально звучит, но мы селедку купили, жирную такую, аж по рукам текло, не поверите. Со спиртом — просто сказка…

— Нет, Андрей, подождите.

Какой же красивый у нее голоc. Ангельский просто. Выдержав минуту, она продолжила:

— Пожалуйста, я хочу, чтобы вы рассказали мне самое светлое воспоминание вашей жизни. Пьянки, безразличная мать, бомжевание, ведь это не вся ваша жизнь, было ведь и что-то хорошее?

И тон сменился, не такой холодный. Теперь она словно… живая? Сказала «пожалуйста». Ну, что ж, ладно.

— Самое светлое говорите?

Задумался. А что светлого было в моей жизни? Общага? Нет, не то. Работал я всего год копирайтером, но светлого там ничего не увидел. Потом пьянки…

Сложно.

— А, знаете, пожалуй, есть одно воспоминание.

Мешкаюсь. Как дурак, ей богу….

— Расскажите.

Я вспомнил деда. Мама иногда привозила меня на лето в деревню. Он жил в частном доме. Бывший военный врач, до пенсии работал главврачом в больнице. Его все уважали. Вот ведь мужик был, все его боялись. Боялись и уважали. Не потому, что сильный или скандальный — строгий он был всю жизнь с подчиненными, но справедливый. Если у кого-то реально нужда иль беда какая — помогал. Этот трепет и уважение к нему испытывали даже тогда, когда на пенсию вышел. Всегда с ним здоровались и добрым словом вспоминали.

— Шахматы, — тихо сказал и замолчал.

Мне было больно говорить об этом.

— Шахматы? — переспросила Елена Владимировна.

— Мы с дедом любили играть. Садились на кухне, за маленький столик, расставляли фигуры. Кухня самая светлая во всем доме была, там больше всего солнца заглядывало, помню, любил смотреть на лакированную фигурку белого коня, под лучами она так блестела…

— Каким он был?

— Дед то? Добрым. И веселым. Правда, почему-то только со мной. Для остальных он так и оставался «бывшим главврачом», серьезным и упрямым. А я… Однажды я попросил оценить домик на дереве, который сам построил, он залез, а спуститься не смог. Думаете, мой дед запаниковал? Он сел, свесил ноги и сказал, что раз не может спуститься, останется жить там. Сказал, что я должен буду днями носить ему червяков и журналы, а когда он превратится в галку и отрастит крылья, сможет улететь. Я ведь реально испугался тогда, мне было десять! Я бегал по огороду и думал, где я буду брать столько червяков, у деда ведь такой большой живот! А он смеялся… Смеялся…

Вот ведь я тупой был. Вроде десять лет, а такой бестолковый.

— И что, он улетел? — я слышал ее улыбку. Да, я бы тоже улыбался, если бы мне рассказали эту историю.

Но мой голос был поникшим и тихим.

— Нет, соседка позвала милиционера, собрали мужиков и спустили его, все было хорошо.

Молчание. Грусть.

— О чем вы сожалеете? — тихо спросила она.

Я мог все исправить. А мог просто не делать глупости.

Дурак.

— Однажды меня побили на улице. Я пришел домой и сразу прошел в свою комнату, чтобы он не увидел, но он пошел за мной. Увидел синяк и начал расспрашивать, кто это сделал, а я… — слеза прокатилась по щеке и я не смог ее остановить.

Нет, пожалуйста, не надо, я не могу плакать! Щекам так горячо, не могу остановить это. Злюсь от этого.

— Мне было четырнадцать. Тогда все казалось таким важным. Я накричал на него. Меня бесило, что он лез в мою жизнь. Я так кричал! А, что самое страшное, я так ненавидел его в тот момент, мне на самом деле казалось, что я терпеть его не могу, что он тупой старый пердун, — не могу говорить, горло сжало, трудно дышать.

— Андрей.

—Я столько гадостей тогда наговорил ему, а он молчал. Вы понимаете? Он бывший военный, он строил своих подчиненных многие годы, неужели он не мог заткнуть мне рот в тот момент?! Почему он просто молчал?

— Потому что он любил тебя.

Затих. Мне больно. Зачем она это сказала? Жестокая. Вытер грязными руками мокрые глаза. Прости, дедушка, пожалуйста, прости.

Она стала говорить осторожней:

— Все родные ругаются, всегда можно попросить прощения.

— Не всегда, — ненавижу ее, — в тот день я уехал в город, к маме, а через пару дней нам позвонили, и сказали, что он умер. Инфаркт.

Тишина. Ты же психолог, скажи хоть что-нибудь.

Не дождался, говорю сам:

— Вы понимаете, это были последние слова, которые я успел сказать ему. Он умер, и я не успел сказать, как сильно люблю его. И я не могу ничего исправить.

Молчит. Жестокая.

— Можете.

Обернулся, думал, она издевается.

Улыбается.

Стерва.

— Андрей, сегодня вы сильно напились.

— Хотите сказать, что я пьян?

Вот так, открывай душу кому попало.

— Нет, хочу сказать, что вы умерли. Вы замерзли насмерть, и теперь вы здесь. Вы добрый человек, хоть и со своими пороками. Мы получили, что хотели, и теперь вы свободны. Прежде чем вас распределят, вы можете увидеться с умершими родными.

Воспоминания вернулись. Так странно, неужели я действительно умер?

Встал с кушетки. Ноги ватные. Поплелся к выходу.

Ее голос теперь кажется дружелюбным:

— Так, что вы сделаете в первую очередь, Андрей?

Улыбнулся. Не ей, улыбнулся себе.

— Сделаю то, что давно хотел. Пока еще могу все исправить.
Содержание

Александр Боков. Размышления

Кто выключил свет?

И запер все двери?

Кто вычеркнул ноты

Из нотной строки?

Куда приведут

На рассвете туннели?

Вопрос и ответ

Как всегда далеки.

На струнах рассвета

Аккордами лета

Играет планета

Мелодию дня.

И ночь засыпает

Лучами согрета

В своей колыбели

Совсем как дитя.

Незримый художник

По контурам жизни

Рисует сюжеты

Привычных картин,

Где ластиком ритма

Стираются напрочь

Детали событий

В потоке машин.
Содержание

Любовь Красивая. Артистка

Поддену я

смычком

улыбки

Свое встрево —

женное сердце

И каблучки мои,

как скрипки,

Пройдутся

по проспектам

терций –

По тем аллеям

звуколунным

Где отзываются

алмазы,

Раскрыты под

луною струны,

Сверкают

музыки экстазом.

Я на свидании –

артистка!

Своим флиртуя

мастерством,

Играет

музыка оркестра,

И торжествует

естество.
Содержание

Татьяна Шумилова. Ливни

Ливней конница легка —

Только цокот по карнизам.

Шпорой — время под бока

И несутся. Верхом, низом.

Погоняют ночи, дни.

Свищут ливневые плети

Вдоль дороги, вдоль стерни,

Всё на свете обесцветив.

Наконец, октябрь с лихвой

За медлительность наказан.

И трофейною листвой

Всё забито до отказа.

Только мой отважный зонт

Не боится этой сечи —

Как огромный лист, плывёт

Дням остуженным навстречу.
Содержание

Олег Малышев. Ошибка Фрейда

Леность ума – это непозволительная роскошь для умного, и обыденность глупцов.

Леность ума заразна и передаётся всеми возможными путями распространения инфекции. Вплоть до полового. Вспомните ваши чувства после пережитого оргазма.

Леность ума порочна. Все пороки людские зиждутся в лоне лени. Фрейд был не прав, когда говорил о первопричинах сводящихся к половому инстинкту. Он ошибся с определением, что есть «лоно». Основатель психоанализа божий дар попутал, ну, или бес его совратил.

В общем, как то так, впрочем, мне его книжки тоже помогли. Я об этом написал в новелле «Метаморфозы познания»…

P.S. Олег - автор работы "Ступени на эшафот", о которой стоит говорить отдельно.

Эссе «Ступени на эшафот» является первым произведением в трилогии о поиске пути самопознания. Две другие работы: «Когда-нибудь всё начинается» и «Жизнь в ожидании чу-да», готовятся к публикации.

От автора

Предлагаю вашему вниманию эссе «Ступени на эшафот». Эссе, которое переворачивает сознание. Первая часть произведения была опубликована в журнале региональной культуры «Балтика» №3 за 2001 год (издательство «Кладезь» г. Калининград).

Сопровождало эссе вступительное слово Сергея Васильевича Погоняева, члена Союза Российских писателей. Я приведу его полностью.

“Олег Николаевич Малышев. Родился в 1961году в Калининграде, учился в средней школе № 23. После службы в армии уехал на Сахалин. Несколько лет работал в тайге приёмщиком-заготовителем папоротника, грибов и ягод. Заочно учился в Хабаровском институте народного хозяйства. Эссе «Ступени на эшафот» -первая серьёзная литературная работа.

Герой эссе- молодой человек, попавший в наркотическую зависимость. Что, может быть, отличает его от общей массы наркоманов, так это его способность критически взглянуть на себя. С одной стороны, ему нравится испытывать состояние аффекта от потребления наркотиков, с другой – он понимает, что сознание его раздваивается. Происходит переоцен-ка ценностей, и он ясно осознаёт, что общечеловеческие ценности отступают на задний план, а на передний выдвигается дикая, животная основа, изначально заложенная в приро-де человека, и это его не то, чтобы тревожит, но раздирает на куски....“
Содержание