Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Викка в Хакасии

  Все выпуски  

Викка в Хакасии Джон Холстед. Неоязычество как христианская реформация?


(Neopaganism as a Christian Reformation?)

Наши многочисленные алтари в одном храме наследие язычников. У евреев, сохраняющих единобожие, в Храме был лишь один алтарь. Но у язычников, многобожников, алтарей было множество. Потому наши алтари и сотни светильников вокруг могилы св. Петра язычество. Мы ничего не изобрели, даже ничего не прибавили нового. Сам наш дьявол просто бог Пан с рогами и копытами, только очерненный, оболганный. Мы не умеем рисовать сами; мы можем только мазать поверх прекрасных образов античности нашей собственной блеклой краской, а то и просто золой. Наш Моисей украл рога Аммона, наш св. Вольфганг крюк Сатурна, а римский Янус уже носил ключи небес задолго до св. Петра. Все наши старинные итальянские бронзы с Девой и Младенцем на самом деле изображают Венер и Купидонов.

Так говорит монах Фра Колонна в романе Чарльза Рида Келья и холм (1861). Христианизация языческих культов хорошо известна по истории поздней античности, и она давно стала частью неоязыческого нарратива. Но что, если нынешние неоязычники на самом деле христиане? И неоязыческий Пан это обеленный христианский дьявол, а неоязыческая Богиня никто иная как Дева Мария?

В 1986 году Марго Адлер взяла интервью у Эйдана Келли, основателя Нового Реформированного Ордена Золотой Зари (NROOGD) и отца неоязыческого движения, когда она готовила второе издание своей известной книги Низведение Луны. Адлер шокировала некоторых читателей, сообщив, что Келли вернулся в католицизм:

Эйдан все перевернул с ног на голову: теперь он считает, что все представления о вселенской Богине происходят из влияния христианства, а не наоборот. Движение Богини это не языческая, а радикальная христианская секта, утверждает он. Не Мария является бледным отражением Великой Богини, говорит Келли, а само представление о Великой Богине развивалось под решающим влиянием учения о Матери Божьей. Богиня это просто дехристианизированная Мария, почитание которой приписывается древним людям. Даже видение Исиды в Золотом осле Апулея, полагает Келли, испытало воздействие христианских идей.

Возвращение Келли к христианству было воспринято как предательство многими викканами и неоязычниками, рассматривающими свои религии в качестве альтернатив христианству. В ответ на заявления Келли, Адлер посчитала необходимым по крайней мере напомнить, что многие язычники поклоняются не слащавому суррогату Девы Марии, а грозным богиням, которые не только творят, но также разрушают и воюют.

В 1991 году Келли опубликовал исследование Создавая Магическое Искусство, посвященное поиску истоков гарднерианской викки. Келли отметил, что викка обладает исключительной способностью удовлетворить только одну потребность современного человека потребность в сакрализации сексуального опыта, и предположил, что если бы эту потребность удовлетворяла католическая церковь, викка оказалась бы не востребована.

В 2006 году Лиса Харрис сообщила, что Келли вернулся в неоязычество (сам Келли мотивировал свой переход в католичество необходимостью пройти курс лечения от алкогольной зависимости). См. Look Back in Controversy: A Samhain Interview with Aidan Kelly, Widdenshins, vol. 8, no. 5 (2006)

Тем не менее, утверждение Келли о неоязычестве как радикальной христианской диссидентской секте не теряет своей остроты. Вопрос о связях между неоязычеством и христианством только недавно стал освещаться исследователями.

В 1996 году британский религиовед Линда Вудхед выступила с докладом на конференции Религии природы сегодня, проводившейся в Англии. По материалам конференции вышел сборник Nature Religion Today: Paganism in the Modern World (1998), под редакцией Джоан Пирсон et al. В этом сборнике отсутствовали тезисы доклада Вудхед, однако Йоне Саломонсен прокомментировала ее выступление в книге Заколдованный феминизм (Enchanted Feminism: The Reclaiming Witches of San Francisco (2002)). По словам Саломонсен, Вудхед утверждала,

что новая духовность, процветающая в современных западных обществах представляет собой единый тип религиозности, а языческое колдовство просто одно из ее выражений. Новая духовность глубоко укоренена в европейском протестантизме и возникла в ответ на растущую неудовлетворенность христианством (и иудаизмом) [курсив автора] [] Хотя ключевой момент религиозного самосознания приверженцев колдовства отвержение всей традиции европейского протестантизма, а ни в коем случае не стремление вдохнуть в нее жизнь или очистить ее изнутри, Вудхед утверждает, что христианский контекст наиболее важен для понимания колдовства: колдовство это не новая религия, а реформация [курсив автора статьи]. Саломонсен, со своей стороны, по-видимому, соглашается, что колдовство не пост-христианская, а только пост-церковная или пост-синагогальная субкультурная ветвь иудейской и христианской традиций.

В 2007 году Пирсон озвучила эту же мысль в монографии Викка и наследие христианства: ритуал, секс и магия (Wicca and the Christian Heritage: Ritual, Sex and Magic). Пирсон утверждает, что христианство является невидимым, но реальным участником истории викки и стремиться показать христианское наследие викки, обращаясь к истории гетеродоксальных британских и французских христианских движений XIX века.

[Прим. пер. На самом деле, в книге Пирсон куда большее внимание уделяется гетеродоксии XX в., особенно тем, кого официальная католическая и англиканская иерархии называли episcopi vagantes странствующие епископы].

Хотя Пирсон не согласна с Вудхед в том, что викка является новой реформацией или бастардом христианства, она, тем не менее, заключает, что если ересь и колдовство являются конструктами христианского воображения [о чем и заявляют виккане], тогда христианство, конструируемое некоторыми викканами как нечто культурно другое, чуждое им, также является продуктом воображения (курсив автора статьи).

Открывается большое поле для исследования взаимодействия и переплетения различных религиозных и культурных идей. Ниже я пытаюсь показать одно из возможных направлений, которые эти исследования могут принять. Взаимодействие неоязыческого и христианского мышления особенно очевидно в истории концепций неоязыческих Тройственной Богини и Рогатого Бога.

Можно проследить начальный путь развития образа неоязыческой Тройственной Богини от Роберта Грейвса до Джейн Харрисон, сопоставлявшей образы Деметры-Матери и Коры-Дочери с ипостасями Отца и Сына в христианстве, настаивая на их сущностном единстве. В своих Пролегоменах она пишет:

Мы детально показали, что Мать и Дева являются разными личностями, но представляют собой одно божество это просто более молодая и более зрелая формы одной божественной силы, которая то растет, то убывает. То же мы наблюдаем в отношении Отца и Сына; они одно, но отражают два состояния одного и того же существа (курсив автора статьи).

Харрисон в свою очередь испытала глубокое влияние сэра Артура Эванса и открытий, сделанных им на Крите. Харрисон писала о своей встрече с Эвансом в автобиографии Воспоминания студенческой жизни. Рональд Хаттон заметил, что интерпретации Эвансом критских божеств как проявлений единой Великой Богини и имеющего подчиненную роль по отношению к ней сына и супруга, были основаны на античной легенде о Рее и Зевсе, но отстаиваемая Эвансом теория, что на Крите Богиня рассматривалась одновременно как Дева и Мать божественного ребенка, без сомнения испытала влияние христ


В избранное