Ольга Арефьева. Заповедник бумажного тигра. Интересности. Интервью Егора Летова

эпиграф

Из книги "БЕЗУМЕЦ. ЕГО ПРИТЧИ И СТИХИ"
  Джебран Халиль Джебран
  пер. с английского В. Марков
  (Ленинград "Художественная Литература", Ленинградское отделение 1986)


МУДРЫЙ ЦАРЬ
  Во время оно правил далеким городом Вирани могущественный и мудрый царь. Могущество
его повергало в страх и трепет, а мудрость внушала любовь.
  В самом центре Вирани стоял колодец с прохладной прозрачной водою. Все обитатели
города и даже сам царь и придворные вельможи пили из него воду, ибо другого колодца
не было.
  Однажды ночью, когда все уже спали, в город явилась ведьма и влила семь капель
лютого зелья в колодец, и примолвила:
  -- Пусть отныне всякий испивший этой водицы лишится рассудка!
  Утром все горожане, кроме царя и его главного советника, напились той воды
и безумие завладело их рассудком -- сбылась ведьмина ворожба. Весь день в переулках
и на рыночных площадях люди только и делали, что шептали друг другу на ухо:
  -- Царь обезумел... Наш царь и его советник повредились в уме... Виданое ли
дело, чтоб нами правил обезумевший царь! Долой его с трона!
  В тот вечер царь велел наполнить золотой кубок водою из колодца. И когда ему
принесли кубок, он отпил большой глоток и дал испить той воды своему советнику.
  И буйное веселье охватило далекий город Вирани, ибо к царю и его советнику
вернулся разум.

а теперь сам текст


«http://oborona.dax.ru/go/go.shtml

Приятного аппетита!»

Интервью с Егором Летовым
(первая часть)

В Цезаре образ Господа заменили зеркалом.
Х. Л. Борхес «Богословы»
Костомаров, историк:
Двенадцать лет.
Тринадцать лет.
Пятнадцать лет.
Шестнадцать лет.
Кругом одни кустарники.
(А. Введенский, Очевидец и Крыса)
Свобода есть прорыв в этом лагере.
Свобода приходит из другого мира,
она противоречит закону этого мира и опрокидывает его.
Н.Бердяев, Противоречия Свободы)
Иисус сказал: Тот, кто познал мир, нашел труп, и тот,
кто нашел труп мир недостоин его.
(Евангелие от Фомы)

- Итак, приступим. Вот, для чего тебе это интервью?
- Видишь ли, в предыдущих, в разное время данных интервью много, к сожалению,
переврано, недоговорено или попросту глупо наговорено лично мною же или по неразумению
издателей. Я, вот, недавно где-то встретил такую апокалипсическую мысль, это,
мол, время сейчас катастрофически ускоряется и сжимается, стремительно приближаясь
к некоей абсолютной критической точке. Этот вот процесс разгоняется буквально
на глазах в течение месяцев, недели проживается то, на что раньше требовались
годы, десятилетия и жизни. Я это сейчас очень четко ощущаю. В последние резиновые
месяцы-годы развеялось немало иллюзий, которые имели место быть в сказанном,
написанном, и вообще, содеянном мною в разное время тому назад. И вот теперь
очень хочется, чтобы все, по возможности, стало на свои места, очередные, исконные
и искренние, а также
- разрешить вопросы, которые, возможно, у кого-то возникают ко мне. Хотя сразу
хочется казать, что все, что будет здесь мною сказано, уже содержится в гораздо
более глубокой и полной форме в моих стихах и песнях. Имеющий уши слышать, несомненно,
услышит. А, кроме всего прочего, сейчас кругом такая ебнутая ситуация, что если
ты не скажешь сам неизбежно выскажутся за тебя. И тогда будет уже поздно подавно,
или, по меньшей мере, трудно исправимо. Тем более что сейчас происходит такой
буйный рост народной мифологии, дрязгов сплетен... вот.
- Что ты можешь сказать по поводу публикуемой тобой подборки собственных стихов
и текстов песен?
- Я крайне против того, чтобы, вообще, где-либо печатались тексты моих песен.
Просто негодую. Песня это песня, и текст ее имеет свою значимость лишь в общем
песенном контексте. А это и энергия исполнителя, и мелодия, и гармония, и ритм,
и еще куча необходимейших компонентов. Я, вот, не воспринимаю (во всяком случае
в полной мере) песен Высоцкого или Башлачева на бумаге это надо слушать. Или
петь самому. Иначе ничего настоящего, ничего целого не возникает. То, что я здесь
публикую - это именно стихи, написанные мною именно для визуального восприятия,
для прочтения глазами, а отнюдь не вслух. Как В Мясной Избушке хоть и должна
звучать (да, и звучит в Хронике Пикирующего Бомбардировщика), но на мой взгляд,
работает и в напечатанном, визуальном варианте. И я еще раз хочу убедительно
и настоятельно попросить редакции зависимых, и тем более, независимых изданий
никогда не печатать, не публиковать тесты моих песен, ибо они написаны не для
этого.
- С этого лета ты перестал работать с Янкой. В апреле этого года прекратила свое
существование ГО, во всяком случае, ее концертный вариант. В чем причина всех
этих расставаний?
- Знаешь, если ты делаешь что-то настоящее, смелое, честное и яркое тебя обязательно
попытаются схватить и схавать. И неизбежно схавают, и святыню твою обосрут, если
постоянно не сигать за поднимаемую в очередной раз планку, если не сотворять
всякий раз, когда на тебя разевают рот, очередной срачи, очередного отчаянного,
чудовищного, безобразного, безнадежного и бессмертного скачка, на переваривание
которого массам требуется энное время, необходимое для твоего нового шага в новые
беспредельности. Это всегда эпатаж в какой-то степени. Каждый твой шаг, каждое
твое очередное творение должно быть пропитано такой агрессией, таким патологическим
чувственным буйством, чтобы оно встало, выперло поперек глотки по возможности
каждому убежденному жителю. Так вот, если ты скверно и ежесекундно не гадишь
на всех фронтах - тебя неизбежно сделают частью придворного попса, жадной массовой
развлекухи как это случилось с джазом, роком и т. д. и т. п. И все это сейчас
происходит с Янкой. Социум ее заживо пожирает и она уже безвозвратно, как мне
кажется, упустила время и место для необходимых в подобных случаях заявлений
и действий. Теперь она вкупе с моими бывшими согруппниками (вернее, соГрОбниками),
судя по всему, находится в противоположном моему делу лагере. Самым досадным
образом они позволяют черни создавать, лепить из себя сладкозвучный, угодный
ей миф. Приятного аппетита! Понятно, не каждый может позволить себе радость и
смелость наплевать в кургузые рожи своим почитателям, особенно, если среди оных
Троицкие, Липницкие и Гребенщиковы. Я очень отчетливо ощущаю все происходящее
с Янкой, потому что сам висел на волоске, когда меня чуть не сожрали в 1986-89,
когда я терял драгоценное время, ожидая чуда с небес. И все-таки я выскочил из
ловушки, С декабря 1989 по сегодняшний день я совершил ряд крайне важных для
меня действий (среди которых, кстати, и роспуск 13.04.90 проекта, именуемого
ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ), и не собираюсь останавливаться. Путь вперед это всегда
отталкивание, отстранение, отрицание, всегда отказ, всегда Прощевайте! Я, ничтожный,
не хочу и не могу себе позволить быть пойманным в какую-либо ловушку гармонично
чавкающего бытия. Ведь я не оставляю следов на свежем снегу.
- Ты, вот, я вижу, не очень-то жалуешь граждан. Откуда такая ненависть?
- Это - не только ненависть, это еще и панический животный ужас. И не то чтобы
боязнь их, а, скорее, патологическое неприятие. Это даже не Я боюсь и ненавижу
- это что-то во мне боится и ненавидит. Мне все время, когда я иду по улице,
кажется, что я не человек, а что-то вроде марсианина, замаскированного, загримированного,
более или менее удачно под гражданина. И в любой момент эта мимикрия, эта наебка
может раскрыться и тогда пиздец! Я давно уже не выхожу из дома без оружия, и
все равно перед ними я абсолютно беззащитен. Я чужой. Природно, изначально чужой.
Вечно чужой. И все они знают это, чувствуют, как акулы кровь. Я всем им чужой,
и мне чужды и крайне отвратительны все ихние набрякшие радости и горести, идеалы
и пороки, все, чем они живут и о чем мечтают. Это мой врожденный инстинкт. Здесь
я диверсант, заброшенный на вражескую территорию. Этакий Штирлиц.
- И каково по твоему твое секретное задание ?
- Это невозможно даже в малом предположить. Я могу лишь говорить и то предположительно,
каково это для меня. А оно для меня таково, что всю жизнь с самого детства все
иррациональное, в особенности связанное с исследованием временных причинно-следственных
связей, у меня вызывало и вызывает какое-то тревожное, священное и жуткое, смертельное
и притягательное ощущение причастности моей потаенной сущности к неким истинным
для нее, невыразимым, необъятным и, судя по всему, нечеловеческим вещам, системам
и реальностям, проникновение в которые оплачивается чудовищными, по человеческим
меркам, ценами. Так вот, необходимо решиться обречь себя на безумную, крамольную,
смертельную охоту за этим глубинным знанием - ухватить за хвост, за тень, спиздить,
в конце концов, это изначальное, невыразимое, единственное знание, которое -
суть всего. Все, что я делаю это попытка извлечь из себя его, ибо ощущаю себя
его хранителем. Все мои настоящие песни - только об этом. Это и Русское Поле...,
Мясная Избушка, Прыг-Скок, Про Дурачка. Это векторы, указатели. ничтожные, тщедушные,
конечно. Но благодаря им я сподобился ощутить суровый, зловещий и праздничный
сквознячок из чуть приотворенной двери, лучик из дверного глазка. Для меня единственно
важное из всего, что происходи со мной и вокруг меня - эта вот открытая дверь,
постоянное ожидающее присутствие истинного, родного начала, существующего параллельно
всей этой дешевой бутафории. И творчество это в некотором роде трамплин туда.
И, наверное, поэтому человечеством, отчетно или безотчетно, но твердо и жестоко
искореняются носители, хранители и, тем более, - воплотители этого Имени Имен.
Для масс это инстинкт самосохранения. Это страх и ненависть перед чужаком, врагом
их природного, естественного порядка. А, впрочем, все гораздо сложнее. Все, что
я тут говорю это так, модельки, которые я строю и которые работают для меня в
настоящий момент. Этакие картонные зайцы на игровом поле.
- Те изрядные ушаты говна, которыми в последнее время окатывают тебя и твое дело
гундосые представители абсолютно разных слоев - от мозговитых умов до всенепременных
гопников, тусовщиков и прочей черни - объясняются вышесказанным?
- Да, не только. Это, конечно, и инстинктивное неприятие чужака, но... насколько
я уже поимел опыт, наизловоннейше тебя поливают даже не гегемоны бытия, а бывшие
свои те, кто делил с тобой долгое, трудное и веселое времечко, но в последний
момент по тем или иным причинам выскочил из мчащегося поезда. Я, вообще, считаю
- есть люди творцы, и есть приземлители, те, которые все называют, расставляют
по полочкам, доводят до некоего унылого общебытового среднеарифметического уровня
этакие мозговитые умы, как ты выражаешься... Умники, математики, прагматики миряне,
вечно усмехающиеся и позевывающие. Они никогда не позволяют себе хуем почесаться,
по выражению Манагера. Именно они-то и предпримут все возможное, чтобы накрепко
и основательно убить пересмешника, приземлить все сделанное нами. Я постоянно
выслушиваю про себя такие мифы и сказки бабушки Насти, что остаемся только хлопать
себя по жопе, хрюкать, да приплясывать. Кругом - необъятная, распухшая реальность
Юрия Мамлеева. Видишь ли, одним на всю катушку горевать, ликовать и творить.
На всю катушку. А другим
- зевать, пердеть, почесываться да посмеиваться, да и то, с оглядочкой. Ничего
тут не поделаешь. Я отлично понимаю и отдаю себе трезвый отчет, что все мною
сделанное в общечеловеческом масштабе абсолютно бесполезно, и что все и вся осталось
по сути неизменным, либо изменилось столь незначительно, что попросту стыдно
предпринятых гримасс и прыжков. Не вышло у меня рок-революции. Никому она, как
оказалось, на хуй не нужна, кроме меня самого и кучки таких же как я выродков.
Вернее, я сделал рок-революцию, а ее никто (или почти никто) не заметил. И насрать.
Тут не это главное. Неважно, что в говне утопят. Просто некоторые вещи имеют
место и смысл только в вечности. Я, конечно, ничего не изменил в этом мире, но
зато я учинил (или кого-то учинил посредством меня) хорошенько безобразие, которое
можно рассматривать как знак, как пророчество, как прецедент торжества бунта
и свободы над твердокаменными законами и чугунными скрижалями тоталитарного бытия.
В этом смысле я, как личность, ничего не значу и не стою: я выступил как солдат
обезумевшего дерзновенного фронта обиженных, нищих и уродов против уготованной,
свыше предназначенной доли. И я очень рад и доволен тем, что успел тут сделать,
выпустив изрядное количество веселых снарядов из своего оголтелого окопчика,
затерянного на мировом раскидистом рок-н-ролльном фронте. А если снаряды кончатся
я поступлю, как и должен поступить всякий честный солдат, оставшийся с последним
патроном или без оного, окруженный наступающим врагом. Это звучит крайне патетически,
но я по жизни такой уж вот героический сопляк. Надо добавить, что во всем вышесказанном
ничего слезливо-трагического нет, ибо каждый, кто ступает на этот путь, выбирает
его добровольно и осознанно (никто силком не гонит), и стало быть, внутренне
всегда готов платить за каждый свой разрывной праздничек. Я всю жизнь сидел на
чемоданах. Я всегда знал свой выбор. А то, что, мол, говном зальют... Это и не
важно. Они никогда себе не сознаются, они непременно себя наебут, они найдут
любой миф, любую причину для оправдания и защиты своего сытного будничного постыдного
самопродолжения. И они всегда для себя были и будут правыми, сильными и хорошими,
а ты недочеловеком, достойным лишь презрения или, в лучшем случае - жалости.
Пластмассовый мир победит. Да и хуй с ним! Главное поспеть. Главное - чтобы поверить,
что Маленький Принц все-таки вернулся домой, на свою планету, когда его укусила
змея! Понимаешь?
- Таким образом, каждая твоя песня - это этакий взмах факелом в ночи, как у Кафки?
- Надеюсь, что это так. Когда мне наступает очередной пиздец (а это бывало весьма
частенько), меня вытаскивали Высоцкий, Достоевский, Моррисон, Леннон, Боб Марли
и прочие. И я жадно, всеобъемлюще и безрассудно благодарен им всем тем, что не
дали мне потонуть в слабости и инерции. Может быть, все ими сотворенное в искусстве
предназначалось только для того, чтобы я, или кто-то другой, в некий момент не
загнулся. Я счастлив, если помог кому-то таким же образом, как и мне самому помогали
и помогают. Значит не зря... И вообще, это великий закон: взял, отдай. Передай
другому.
- А как ты расцениваешь свое творчество? Это искусство, или ...?
- Вот, Шевчук, кажись, где-то заявил, что, по его разумению поэты делятся на
две основные категории: на тех, которые всю жизнь пишут один единственный идеальный
стих, как скажем, Пушкин или он сам и, собственно, тех, кто своим творчеством
как бы завоевывает новые пространства, территории, горизонты. Так вот, я и есть
такой завоеватель. Я именно завоевываю внутри себя новые рубежи Безграничности,
вседозволенности и дерзновенной вдохновенной всевозможности. И если творческий
акт есть утверждение свободы, значит я из тех, кто ее завоевывает. Ибо ее нельзя
получить и подарок, и она сама не явится: ее можно лишь смело и отчаянно забрать,
захватить, отвоевать спиздить. В конце концов! И всевозможные проявления этого
бунта и являются, по моим понятиям, настоящей поэзией, к которой никакого отношения
не имеет лукавая эстетствующая срань всевозможных игр в бисер. Ты вот, все говоришь
о бунте, о свободе...
- Что для тебя есть бунт? Что для тебя есть свобода?
- Бунт это единственная свобода. Единственная Радость. А свобода: она лишь одна
быть против. Как это у Брэдбери: Если тебе дали линованную бумагу - пиши поперек.
За все ведь надо платить...
- И ты знаешь чем?
- Заплатим. Я согласен платить. Идти вперед значит неизбежно рвать мирские связи.
Это - путь в Вечности через вселенское одиночество, по меньшей мере. Если ты
выбрал движение, значит ты сам Бог, Творец, Демиург, Созидатель собственной нравственности,
собственного закона, мира, бытия. За это покушение на престол и следуют естественно
вытекающие награды и пиздюли. Где праздник там и похмелье. В самом акте творчества
(особенно в роке) есть, на мой взгляд, некое прометейство, этакая кража, захват,
крамольное и бунтарское похищение у горнего мира небесного огня, знания, энергии,
силы, света в подарок, в дар своим увечным, лишенным, убогим, обиженным, обделенным
сородичам, болезным - тем, кому изувеченно и извечно не положено. И Матросов,
и Махно, воюющий единовременно на всех фронтах, и Высоцкий, и Шукшин, и Тарковский,
вообще, каждый истинно живой каждым своим честным, горьким и ликующим действием
как бы затыкает собой некое чудовищное метафизическое дуло, хоть на пару мгновений.
И тут не важно чем придется платить, какой карой... главное что амбразура пару
секунд безмолвствовала. Главное что вражеское орудие выведено из строя хоть на
пару секунд. Значит, свои получили передышку. И тут не важно, узнает ли кто об
этом, поймет ли... если даже окажется, что ты один такой пидор на всей планете
все равно надо взрывать и затыкать. Пока хоть один из нас держит - этот антитоталитарный
фронт не падет. И пока я жив рок-н-ролл не умрет. И в этом я прав не по людской
правде, я прав по своей свободе. Это - единственное, что чего-то стоит. Единственная
реальность, единственная система координат, единственная моя религия, которая
выше Бога, выше Мироздания, выше истины.
- Ты, стало быть, верующий?
- Я человек, свято и отчаянно верующий в чудо. В чудо неизбежной и несомненнейшей
победы безногого солдата, ползушего на танки с голыми руками. В чудо победы богомола,
угрожающе топорщащего крылышки навстречу надвигающемуся на него поезду. Раздирающее
чудо, которое может и должен сотворить хоть единожды в жизни каждый отчаявшийся,
каждый недобитый, каждый маленький. Я, вот, где-то читал про одного самурая,
который перед тем, как сделать себе харакири, написал: Уничтожу весь мир! Так
вот, я свято и закоченело верю и знаю, что он его этот весь мир и уничтожил,
расхуярил, величественно, безвозвратно и однозначно. Введенский правильно пишет,
что чудо остановка времени, возможная лишь в момент смерти. Сытый индивидум,
существующий в липкой протяженности будней, надежд, желаний, ожиданий и т. д.
и т. п., не сотворит чуда, не остановит мир. На это способен лишь тот, кому нечего
терять. Это тот сокрушительный залп, когда уже кончились патроны. Пусть в глазах
всего мира это разгромное поражение, зато для тебя и для твоего мира это полный
и окончательный мат, триумф и торжество! Имеющий уши слышать услышит. Если ты
посмел и не отрекся, не предал в глубине души сам то, во имя чего ты жертвуешь
то никогда не проиграешь. И... кроме этой чудесной силы, нарушающей и попирающей
вселенские законы и заповеди, я верю лишь в себя самого, в свою непримиримость
и свои собственные игры. Все это можно выразить одним словом: свобода.
- Не возникает ли у тебя ощущения, что ты (да и все ГрОбовцы) в той или иной
мере задействованы некими силами в этакой незримой партии в качестве шахматных
фигурок? Я понимаю это может звучать обидно... Задействованы?
- По-видимому, это так и есть. Я несомненно, ощущаю силу за своей спиной - иначе
каким образом наши нелепые записи поимели бы столь широкое распространение на
столь широкой и замечательной во всех отношениях территории, несмотря на отвратительное
качество записи и этакий, мягко выражаясь, непрофессионализм исполнения. Это,
несомненно, кому-то нужно. Но в этом я не вижу ничего обидного, для себя во всяком
случае. Видишь ли, дело в том, что я не соотношу себя, свое настоящее я, свою
истинную, нетленную суть с тов. Летовым Игорем Федоровичем, 1964 года рождения,
проживающим по адресу... и т. д. Я и есть та сила, которая строго, заботливо
и бережно хранит, ведет меня и спасет изо всех каждодневных мучительных ловушек.
Мы все на ГрОб-Рекордз (кроме некоторых дезертировавших) в некотором роде одержимые
воплотители, исполнители некоего высшего, скажем, предначертания. Отдавая себе
в этом отчет, или не отдавая, каждый из нас делает то, что может и что должен.

Пишите мне!

Оля.