Русская историческая катастрофа последних двух десятилетий сбила с толку большинство русских интеллектуалов и породила бесчисленные попытки объяснить происшедшее неким «особым менталитетом» русского народа, исключающим его из законов развития остального человечества. А с другой стороны, многие политики и идеологи стремятся истолковать Русскую Катастрофу как «возвращение в цивилизацию», как восстановление капитализма. Политические выводы из обеих крайностей запутывают ещё больше и ведут в тупики. Так, одна часть политического класса возрождает на новом уровне старинную модель «самодержавие, православие, народность», тем самым способствуя стремительной авторитаризации власти и клерикализации общества, а КПРФ (Геннадий Зюганов) и иные левые выдвигают лозунги борьбы с буржуазией и нового издания социализма, тем самым перечеркивая возможность создания широкого Народного фронта борьбы за демократию, национальное освобождение и модернизацию и обрекая себя на сектантство.

Между тем «крот истории» работает неустанно в планетарном масштабе и в каждой отдельной стране и следует давно открытым всеобщим законам социальной и индивидуальной мотивации. Важнейший из этих законов – стремление человека к субъектизации, то есть к свободе, к «равнобожию». Человек, как провозглашается в «Тезисах о Фейербахе» Карла Маркса, есть субъект революционной «практически-критической» деятельности. Контрреволюция же с её десубъектизацией и «особостью» есть реакция на эту революционную субъектную деятельность и потому вполне объяснима всеобщими законами общественного развития.

История Нового Времени и всех исторических событий в её хронологических рамках и во всем её ареале определяется революционным прорывом низовой субъектности, который произошел в Европе примерно шестьсот лет назад и сопряжен с «критической массой» экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев-собственников, взросших прежде всего в некоторых европейских городах (город = бург, горожане-граждане = буржуа). Этот взрывной прорыв низовой субъектности получил название буржуазно-демократической революции, хотя в этом прорыве участвовали и относительно-зажиточные крестьяне («крестьянские войны») и трансгородской торговый и финансовый капитал. И буржуазно-демократическая революция не сводилась к «штурму Бастилии» и вообще не была одноразовым переломом, а всюду в различных европейских странах длилась десятилетиями (Нидерланды), даже веками (Англия, Франция, Германия). Во многих странах периферии она ещё продолжается, и неудача нескольких русских попыток прорваться к свободе (субъектности) и нынешнее торжество контрреволюции в РФ ещё не означает, что мы, русские, прирожденные рабы по своему «менталитету». И сравнивать нас следует не только со странами победившей «буржуазии», но и со странами периферии, в которых общечеловеческий революционный буржуазно-демократический этап (а его, кстати, невозможно миновать и сразу перескочить в «некапиталистическое будущее»), - ещё не пройден, и в которых то и дело происходят срывы в неофеодализм.

То, что происходит в постсоветской России – это не «реставрация капитализма», а именно срыв в неофеодализм, несмотря на кратковременную иллюзию обретения буржуазно-демократических свобод. Конечно, современный неофеодализм вынужден существовать в условиях мирового доминирования буржуазно-демократических ценностей и идеалов, на основе которых выросла-держится вся научно-техническая цивилизация Нового Времени, и потому прикрывается буржуазно-демократическим фасадом типа якобы «народного представительства», «свободных выборов» и т.п. На самом деле, десубъектизируя народ и умышленно подавляя низовую субъектность, неофеодальные авторитарно-самодержавные режимы или практикуют автаркический тоталитаризм, или компрадорски участвуют в международном разделении труда в качестве «сырьевых придатков».

Многие периферийные недосубъектизированные страны уже прошли те же периоды краха и реакции и передышек, через которые проходит и будет проходить постреволюционная Россия. В этом плане для России поучительно революционно-контрреволюционный опыт Гаити от восстания мулатов в 1790 году (вожди – В. Оже и Ж.П. Шаванн) и последующих революционных выступлений (А. Букман, Ж. Франсуа, Биассу) и побед Франсуа Доминик Туссен-Лувертюра, который создал первое в Латинской Америке независимое государство и в январе 1801 года отменил рабство на всей территории острова, - до диктатуры «папы дока» Франсуа Дювалье, который в 1957 году во главе Партии национального единства (аналог путинской партии «Единая Россия») выиграл президентские выборы, а через семь лет в связи с проблемой продления президентских полномочий («третий срок» по-гаитянски) в 1964 году провёл через Национальное собрание конституцию, согласно которой стал пожизненным президентом. Идеологически Дювалье возвысил теорию «негритянской самобытности» («негритюд»), а в силовом плане он опирался на своих «опричников по-гаитянски» (тонтон-макуты). И от Туссен-Лувертюра до Дювалье и далее так и не могли в Гаити на протяжении двух веков решить задачи буржуазно-демократической революции, хотя и задумывались попытки «столыпинизировать» низовую субъектность и дать землю мелким сельским хозяевам, но олигархи и компрадоры раз за разом срывали эти попытки, и десубъектизированный народ раз за разом после взбрыков срывался в неофеодализм.

Держа в уме обозначенную концептуальную «систему координат», рассмотрим, например, трактовку Русской Революции, которую в статье «Революция для России» представил известный историк-профессионал, доктор исторических наук, профессор, бывший декан (1982-2001, уволен со скандалом) исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Игорь Яковлевич Фроянов (Литературная газета, Москва, 29 августа – 4 сентября 2007 г., № 33-34 /6134/, стр. 3). Автор представлен на сайте http://www.history.pu.ru/struct/cathed/russian/prof/frojanov.htm. Шапка - «Уроки Октября: взгляд из XXI века» (http://www.lgz.ru/article/id=1247&top=26&ui=1188717381070&r=412):

«Отходит, кажется, в прошлое примитивное представление, согласно которому в октябре 1917 года в Петрограде произошёл государственный переворот, осуществлённый кучкой международных авантюристов, возглавляемых Лениным. Исторические факты неопровержимо свидетельствуют о том, что революции в России начала ХХ века явились результатом сравнительно длительного развития российской жизни, где заключительной фазой и стал Октябрь. Вот почему Октябрьскую революцию нельзя рассматривать изолированно от Февральской и революции 1905–1907 гг., а также ещё более отдалённых от неё событий. В противном случае не понять историческую роль и предназначение Великого Октября.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Естественный посыл профессионала, а как иначе – не кознями же сатаны объяснять прорыв низовой субъектности и не только вмешательством извне/

Начало социальных процессов, приведших к революционным потрясениям того времени, надо, по нашему убеждению, искать в эпохе реформ Петра I.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Неверно начинать историю Русской Революции или прорыва России к субъектности – с Петра Великого. Как и другие народы и общества, мы носим зародыш субъектности или «искру Божью» изначально внутри, и признаки беременности субъектностью проявлялись у нас в «городских ересях» XIV-XVI, особенно в «ереси жидовствующих». Что касается вече, то оно восходит к «военной демократии» древности и быстро превращается в инструмент господства «олигархической» верхушки, а община, которую идеализирует-осовременивает Игорь Фроянов, является идеальным способом низовой социализации, но неизбежно порождает эгалитаризм и тем самым стесняет низовую субъектность. Зародыш субъектности на Руси представляет не община, а казачья станица, которая акцентирует не эгалитаризм, а субъектную самоорганизацию с выходом к кооперации. Верхушечные попытки субъектизации-модернизации общества были на Руси и до Петра Великого – например, при Софии Палеолог и её внуке Иване Грозном, а затем при Борисе Годунове или Алексее Михайловиче Романове, но Петр I предпринял грандиозный переворот русской жизни, опираясь на передовую часть «элиты» и выдвигая низовых субъектников. Однако подземный крот истории ещё не нарыл «критическую массу» низовой субъектности, а Петр Великий ради форсированной модернизации вынужден был, как впоследствии Иосиф Сталин, прибегнуть к социальной мобилизации в ущерб низовой субъектизации/

Именно тогда обозначилась пропасть между дворянским сословием и трудовой массой населения, прежде всего крестьянством. Поляризация интересов помещиков и крестьян – основная ось, вокруг которой на протяжении двух столетий вращались противоречия российской действительности, разрешившиеся в конечном счёте крушением старой России.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Упрощение! Потребность в модернизации страны ощущалась прежде всего в «элите», и Петр Великий эту потребность уловил и провел верхушечную модернизацию, как делали до него и наряду с ним и другие правители Востока и Запада. А «земельный вопрос» был очень важен для любой страны, в том числе как для Англии или Франции или Германии, так и для Гаити, но не вокруг него всё вращалось, а прежде всего вокруг вопроса о высвобождении низовой субъектности через обретение самодостаточной собственности, прежде всего земельной. Когда, будучи научным консультантом двухсерийного фильма Алексея Салтыкова «Емельян Пугачев», я осмысливал мотивацию «крестьянской войны», то в «социологии революции» нашел подсказку – восстают не нищие, не крепостные мужики, а вольные «казаки», то есть стремящиеся к самодостаточности низовые хозяева. А что касается крепостного крестьянства, то вожди низового субъектного прорыва отзывались о нем так – «мужичье крошево – кисло, да дешево»/

Напрашиваются два наиболее ярких примера исторической безответственности дворянского правительства: указ от 18 февраля 1762 г. о вольности дворянства и крестьянская реформа 1861 г.

Указ о вольности дворянства нельзя истолковывать иначе как акт сословно-корпоративного эгоизма помещиков, предоставивший «всему российскому благородному дворянству вольности и свободы». По указу дворяне освобождались от обязательной службы, которая, впрочем, была единственным аргументом сохранения крепостничества.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Опять упрощение! Субъектизация дворянства при Петре III – прогрессивное дело. Чем больше субъектности – тем прогрессивнее. В результате Россия неимоверно усилилась, превратилась в одну из двух-трех ключевых держав XVIII века. Освобождение дворянства стимулировало устремления к субъектности в низах – среди казаков и промышленников. Пугачевщина, пусть и под прикрытием самозванства, - схватка низовой субъектности с верховой. Но новые дворянские орлы (Михельсон, Суворов) победили казачьих степных волков. Однако освобожденное дворянство породило в своих недрах мощный импульс к освобождению низовой субъектности, в том числе к отмене крепостного права. В том же XVIII веке именно среди «вольных дворян» получили широкое распространение субъектные идеи Просвещения, возникли общества «вольных каменщиков» и появились такие крупные провозвестники субъектизации-модернизации, как Александр Радищев. Более того, новый позыв к модернизации сверху, сопряженной со стремлением субъектизировать низы, проник к подножью трона и увлек молодого Александра I - достаточно почитать воспоминания графа Павла Александровича Строганова. Начались умеренно-либеральные реформы, большая часть из которых была разработана Александром I вместе с друзьями ранней молодости графом П. Строгановым, князем В. Кочубеем, Н. Новосильцевым и князем А. Чарторийским, из которых он образовал так называемый "Негласный комитет", или, как его называл сам Александр I, "Комитет общественного спасения". Основными реформами были: предоставление купцам, мещанам и казенным поселянам права покупать незаселенные земли, издание Указа о казенных хебопашцах, учреждение министерств, Государственного Совета (как высшего законодательного учреждения), открытие Петербургского, Харьковского и Казанского университетов, Царскосельского лицея, введение свободных пропусков за границу, открытие вольных типографий и др. Кроме того, после вступления на престол, Александр отменил целый ряд законов, введенных его отцом, и объявил широкую амнистию изгнанникам предшествующего царствования: освободил заключенных, возвратил опальным их должности и права. Он восстановил выборы представителей дворянства, отмененные Павлом I, освободил священников от телесных наказаний, уничтожил Тайную экспедицию Екатерины II, заменившую Преображенский приказ Петра I и Тайную канцелярию Елизаветы Петровны. Были отменены ограничения в гражданской одежде, введенные Павлом I. И 14 декабря 1825 года вскормленные этими веяниями «дворянские революционеры» неудачно попытались совершить то, что в 1866-1868 годах успешно свершили низовые субъектные японские самураи – Революцию!/

Так называемая Великая реформа 19 февраля 1861 г. /продолжает Фроянов/ обобрала крестьян. Осуществлявшаяся посредством насилия, она привела к сокращению количества земли, находившейся в крестьянских руках. Надельная земля уменьшилась на 20% сравнительно с тем, чем располагали ранее русские земледельцы. Крестьяне, следовательно, потеряли пятую часть земли, бывшую прежде в их хозяйственном обороте. Вследствие роста сельского населения, произошедшего в пореформенный период, земельная теснота ещё больше возросла. Реформа стала разорительной для крестьянства. Резко увеличились в стране профессиональное нищенство и бродяжничество, питавшиеся в значительной мере за счёт бывших дворовых людей, лишённых права получить земельный надел. Те же крестьяне, что наделялись землёй, вынуждены были выкупать её в рассрочку. По сути, это было завуалированное освобождение крестьян без земли, поскольку выкупные платежи есть не что иное, как её покупка.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Пусть Великие Реформы Александра II носили половинчатый характер, но они увеличили «массу» субъектности, в том числе и низовой, и потому имели прогрессивную направленность. Они не подорвали досубъектную общину в деревне, но позволили самым предприимчивым крестьянам выбиться в люди, субъектизироваться. Многие славные русские династии ведут начала от таких освободившихся. И крот низовой субъектности ещё усерднее стал подрывать корни феодализма/

Мощные и почти повсеместные выступления крестьян в период революции 1905–1907 гг. объясняются их крайним недовольством и гневом, вызванными несправедливостью этой реформы и дальнейшими «аграрными» шагами правительства. Есть все основания утверждать, что русское крестьянство, организуемое общиной (факты свидетельствуют об оживлении деятельности общины в революционный период), явилось главной движущей силой Первой революции в России. Крестьяне, а отнюдь не рабочие представляли наибольшую опасность для тогдашнего строя.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Хочется прекратить чтение статьи – это уже совсем не в ту сторону. Не изжившая себя досубъектная община, а стремящиеся к субъектности крепкие низовые более или менее зажиточные крестьяне начинали крестьянские волнения. Да, они верховодили в общине, но община уже стесняла их. Это понимал Столыпин, когда пошел навстречу чаяниям деревенских субъектников и начал известную аграрную реформу, которая предполагала переход от досубъектной общины к субъектизации низового хозяина с выходом на кооперацию. И не крестьяне, а «мелкобуржуазные» субъектники города и деревни двигали революцию. А возглавляли её разношерстные разночинцы/

Всё это внушает сомнения насчёт распространённых суждений о буржуазном характере революции 1905–1907 гг. То была не обезличенная буржуазно-демократическая, а русская аграрно-демократическая революция. Русская потому, что основным её пафосом было отрицание буржуазной частной собственности на землю, проистекающее из миропонимания русских крестьян. Аграрно-демократическая – вследствие того, что её главной движущей силой являлось обездоленное крестьянство, опирающееся в борьбе за устройство своей жизни на проверенные веками общинно-демократические традиции.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это ключевой тезис статьи, но он неверен фактически, чушь/

...Столыпинская реформа, осуществлявшаяся с применением грубого насилия, революционизировала русскую деревню, а тяжелейшая война довела революционные страсти до последней точки кипения, за которой катастрофа становилась неизбежной.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Принципиально неверное суждение о Столыпинской реформе, которая задумана была абсолютно правильно, но не доведена до «критической массы» из-за разразившейся войны, которую избежать было невозможно из-за переназревших «межимпериалистических» противоречий. Россия была не изолятом, а ферментом/

Правда, никто не знал, когда разразится революционная буря. Даже Ленин думал, что не доживёт до неё. Катастрофа пришла неожиданно, как это нередко бывает в подобных случаях, хотя, по признанию П.Н. Милюкова, все, включая «улицу», чего-то ждали. Но это «что-то оставалось где-то за спущенной завесой истории, и ни одна сторона не проявила достаточно организованной воли, чтобы поднять первой завесу. В результате случилось что-то третье, чего – именно в этой определённой форме – не ожидал никто: нечто неопределённое и бесформенное, что, однако, в итоге двусторонней рекламы получило немедленно название начала великой русской революции». К этому «нечто неопределённому и бесформенному» приклеили впоследствии наименование «Февральская революция».

Что принёс Февраль стране? Практически ничего, кроме отречения Николая II, анархии и хаоса, которые, приукрашивая и расхваливая, часто называли и называют свободой, превзошедшей свободы всех западных демократий, вместе взятых. Однако нельзя забывать, что эта «свобода» была введена в стране, которая вела и продолжала вести тяжелейшую войну, требующую колоссальных усилий и концентрации имеющихся ресурсов, материальных и духовных. Ни одно из воюющих государств, даже самое демократичное, не могло позволить себе такой роскоши, ибо это грозило военным поражением. Ясно, что отсутствие необходимых сдержек в данной сфере наносило огромный вред национальным интересам России, а непротиводействие такому порядку и тем более его поддержка являлись, по сути, национальным предательством. Вопрос лишь в том, сознательным было это предательство или неосознанным. Заметим, кстати, что эта свобода во многом способствовала приходу Октябрьской революции, столь нелюбимой поклонниками Февральской.

Ближайшим следствием «свободы», установленной Февралём, стало территориальное расчленение исторической России, о чём только и мечтали её давние недруги. Удержись Временное правительство, возглавляемое Керенским, России грозил бы полный территориальный распад. Это позднее подтвердил и сам Керенский.

А что не принесла Февральская революция русскому народу? Она не принесла главного: мир и землю. Временное правительство хотело воевать до «победного конца», т.е. до гибельного конца России. Передачу же земли крестьянам оно отнесло на усмотрение Учредительного собрания, затягивая, по существу, решение земельного вопроса и применяя силу по отношению к тем крестьянам, которые явочным порядком захватывали землю, и не упразднило помещичье землевладение. Следовательно, так называемая Февральская революция не решила основной для России земельный вопрос. Она почти ничего не сделала и для рабочих, за исключением некоторых подачек (права на членство в профсоюзе и на участие профсоюзов в деятельности фабрик и заводов).

Так что социально-экономические результаты Февральской революции 1917 г. были, можно сказать, ничтожны. Её вернее отнести к разряду политических переворотов, а не социальных революций. Удивительно, но факт: события Октября, имеющие все основания по своему характеру называться революцией, в исторической и историко-публицистической литературе (от А.И. Солженицына до А.Н. Яковлева) именуются переворотом, тогда как события Февраля, лишённые революционной глубины, объявляются революцией. С подобной исторической иллюзией пора наконец расстаться.

Октябрьская революция стала прямой реакцией на революционную ущербность Февраля. Не будь Февраля, не было бы и Октября, причём не в плане внешней хронологической последовательности, а в причинно-следственной связи. Крушение старой России началось не с Октябрьской социалистической революции, как полагают многие, а с Февральской демократической «революции». И в этом смысле Октябрь шёл вслед за Февралём. Такова реальность.

Но и Октябрьскую революцию нельзя воспринимать в однотонном свете: радужном или мрачном. Изначально она была сложным явлением. Интересные мысли по этому поводу высказал как-то В. Кожинов в беседе с Б. Сарновым. По его мнению, в Октябрьской революции «столкнулись два совершенно различных, даже противоположных решения: революция для России или Россия для революции. В первом решении революция предстаёт как освобождение от политических и экономических пут, складывавшихся веками сил народа, во втором же, напротив, всё накопленное веками отрицается и народ используется как своего рода вязанка хвороста, бросаемая в костёр революции». Революцию для России В. Кожинов назвал русской и народной.

«Революция для России» была главным достижением Великого Октября. Её с полным основанием можно назвать Второй русской рабоче-крестьянской революцией, причём социалистической по своему характеру. Русской потому, что в соответствии с ментальными особенностями русского народа она отвергла капиталистический путь развития страны; рабоче-крестьянской, потому что в ней (по сравнению с Первой аграрно-демократической революцией 1905–1907 гг.) значительно возросла роль рабочего класса, ставшего руководящей силой в революционном движении; революцией потому, что произвела в русском обществе глубочайшие изменения, ликвидировав частную собственность и эксплуататорские классы; социалистической потому, что была устремлена к социальной справедливости и равенству.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ленин не так упрощенно понимал суть событий, как автор/

Именно эти качества Октябрьской революции вызвали в народной стихии прилив энтузиазма и вовлекли миллионные массы в творческий процесс созидания новой жизни. Примечательно, что именно в данной связи Великий Октябрь получил положительную оценку у представителей русского зарубежья. Так, многие из евразийцев воспринимали Октябрьскую революцию «как массовый отказ народа от европейской романо-германской культуры, как прорыв к новой культуре». Даже среди правых находились люди, «которым импонировали в большевизме его отрицание «буржуазной» демократии, идея сильной власти и борьба против западного парламентаризма». Привлекала также великодержавная направленность политики большевиков, которые для многих националистически настроенных эмигрантов представлялись с определённого времени гарантами имперского единства России.

Интересны также высказывания Н.А. Бердяева и Г.П. Федотова. По словам Бердяева, «русская коммунистическая революция» осуществила мечту крестьян о «чёрном переделе», отобрав «всю землю у дворян и частных владельцев. Как и всякая большая революция, она произвела смену социальных слоёв и классов. Она низвергла господствующие, командующие классы и подняла народные слои, раньше угнетённые и униженные, она глубоко взрыла почву и совершила почти геологический переворот. Революция освободила раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического дела. И этим определяется исключительный актуализм и динамизм коммунизма». По Федотову, «ни в чём так не выразилась грандиозность русской революции, как в произведённых ею социальных сдвигах. Это самое прочное, не поддающееся переделке и пересмотру «завоевание» революции. Сменится власть, падёт, как карточный домик, фасад потёмкинского социализма, но останется новое тело России, глубоко переродившейся, с новыми классами и новой психологией старых». Осмысливая грядущее, Федотов полагал, что «революция должна расширить своё содержание, вобрать в себя maximum ценностей, созданных национальной историей». Он рассуждал о «национализации революции», т.е. о «национальном строительстве».

Такая «национализация» соответствовала национальному характеру Октябрьской революции. Но здесь была ещё одна составляющая, во многом препятствующая подобного рода «национализации». Речь идёт о доктринальной, так сказать, революции, ориентированной на мировую революцию, в которой России отводилась роль чисто подсобная, служебная, в конечном счёте жертвенная. Это, по упомянутой уже формуле
В. Кожинова, – Россия для революции.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Противопоставление надуманное, воспаряет в надстройку/

Ленин и особенно Троцкий, а также многие другие видные большевики безудержно верили в мировую революцию. Октябрь, по их убеждению, должен был послужить если не её началом, то, во всяком случае, её прологом. «Даёшь мировую революцию!» – один из популярнейших лозунгов того времени, помутивший массовое сознание. Увлечение этой идеей, доходящее до маниакальности, очень дорого обошлось России. Для близкого, казалось, её торжества незачем было церемониться со своей страной и народом. И начались ошеломляюще радикальные и столь же безумные эксперименты.

Печать надежды на мировую революцию лежит на политике военного коммунизма, поднявшего русское крестьянство «на дыбу». То же самое можно сказать о тогдашних планах коллективизации, о создании коммун и, конечно же, о расказачивании, которое следует уподобить уничтожению целого этносоциального объединения, являющегося структурообразующим компонентом традиционного русского общества. Но, как гласит народная мудрость, «нет худа без добра». Нацеленность большевиков на мировую революцию объективно дала и положительные результаты.

Чтобы Октябрьская революция могла стать локомотивом мировой революции, надо было восстановить территориальное единство страны. Только в этом случае Россия, обладая гигантскими просторами и, следовательно, мощью, могла потянуть за собой другие страны в мировую революцию. И надо заметить, что большевики в считанные годы восстановили единство и целостность страны. Перед нами как раз тот в истории случай, когда субъективные цели расходятся с объективными результатами: восстановление территориального единства России послужило не мировой революции, а в конце концов русскому народу и другим населяющим её народам.

Впрочем, идея мировой революции кружила голову не только вождям Октября, но и деятелям из противоположного им либерального и меньшевистского лагеря.
П.Н. Милюков рассказывает, как 27 апреля 1917 г. «на собрании четырёх Дум» князь Г.Е. Львов заявил: «Великая русская революция поистине чудесна в своём величавом, спокойном шествии… Чудесна в ней… самая сущность её руководящей идеи. Свобода русской революции проникнута элементами мирового, вселенского характера… Душа русского народа оказалась мировой демократической душой по самой своей природе. Она готова не только слиться с демократией всего мира, но стать впереди её и вести её по пути развития человечества на великих началах свободы, равенства и братства».

И.Г. Церетели пришёл в неописуемый восторг от этих слов: «Я с величайшим удовольствием слушал речь… кн. Львова». Сходную позицию, по свидетельству Милюкова, занимал и Керенский. Едва ли они пели с голоса большевиков. У всех названных деятелей, по-видимому, был общий источник. Милюков считает, что то был «циммервальдизм». Но кн. Львов, будучи масоном, как и Керенский с Церетели, прямо указывает на этот источник, повторяя масонский призыв Французской революции конца XVIII века: Свобода, Равенство, Братство. Показательно, что в ходе Французской революции получили распространение разработанные масонами идеи мировой революции, всемирной республики и революционных войн как средства осуществления того и другого, получившие широкое распространение среди марксистов-ленинцев, также выступавших за мировую революцию, за всемирную «армию труда» и её вселенскую диктатуру (диктатуру пролетариата), за всемирную республику Советов.

Столь же распространённой была идея революционных войн, пропагандируемая Троцким, Тухачевским и др. Отсюда следует, что в теории мировой революции и всемирной республики (в версии большевиков всемирной федеративной советской республики) можно усматривать четвёртый (помимо трёх названных Лениным) источник и составную часть марксизма.

Из этого вытекает, что в решении Россия для революции были заложены негативные для России последствия как национальной и суверенной державы. Однако в Октябрьской революции присутствовал ещё один элемент явно антироссийской направленности. Вот почему, развивая классификацию, предложенную В. Кожиновым, необходимо сказать, что в Октябре с самого начала столкнулись не два, а три решения: 1) революция для России; 2) Россия для революции; 3) революция против России. Два решения нам уже известны. Что касается третьего, то оно связано с игрой внешних сил, враждебных России и русскому народу.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Надстроечные воспарения, уводящие в сторону от сути/

Как-то Ф.М. Достоевский высказал замечательную по глубине мысль. Он говорил, что «движением демоса» управляют «мечтатели, а мечтателями всевозможные спекулянты». То есть в революционном движении существуют видимые вожди («мечтатели») и невидимые («спекулянты»), иначе – куклы и кукловоды. Возникает вопрос: возможно ли в принципе выявить участие этих «невидимок» в работе по стимулированию революции в России? Ответить на этот вопрос с точностью и определённостью очень трудно, поскольку перед нами самая таинственная, самая сокрытая сторона Октябрьской революции. Но, как говорит известная мудрость, нет ничего тайного, что не стало бы явным. По ряду сведений, намёков и косвенных данных можно кое-что уразуметь.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вульгарный конспирологизм, выпячивание второстепенностей. Далее сокращаю пространные рассуждения о зарубежных "кукловодах"/

Обиталищем тайных «спекулянтов» тогда была Америка. Оттуда порой раздавались и открытые угрозы в адрес России: «Если царь не желает дать своему народу свободу, в таком случае революция воздвигнет республику, при помощи которой права будут получены». Провоцируемая, как видим, извне революция мыслилась в качестве средства уничтожения существующей в России власти. Из-за океана звучали и более решительные призывы: «Собирайте фонд, чтобы посылать в Россию оружие и руководителей, которые научили бы нашу молодёжь истреблять угнетателей, как собак! Пусть эта лавина катится по всем Соединенным Штатам! Подлую Россию, которая стояла на коленях перед японцами, мы заставим стать на колени… Собирайте деньги – деньги это могут сделать!» (Из выступления финансиста Леба на митинге в Филадельфии 18 февраля 1912 г.).

И деньги делали своё дело. Другой американский банкир Яков (Якоб) Шифф однажды заявил, что именно благодаря его финансовому влиянию русская революция была успешно завершена, что весной 1917 г. он начал финансировать Троцкого для «завершения социальной революции в России»... Становится понятным и то, почему американский бизнес получил в большевистской России режим, как сейчас выражаются, наибольшего благоприятствования, а также почему «Троцкий призывал американских официальных лиц контролировать революционную Россию и выступать в интересах Советов». Троцкий лично содействовал американским бизнесменам, приезжавшим на ловлю счастья в Советскую Россию...

Итак, Октябрьская революция представляет собою сложное историческое сплетение трёх тенденций, или трёх решений. С утверждением власти Сталина и поражением Троцкого победило первое – революция для России. Своей концепцией построения социализма в одной стране – СССР – независимо от революций стран Запада Сталин «национализировал» Октябрьскую революцию, сосредоточившись на «национальном строительстве». Благодаря политике, проводимой железной рукой, политике, сопровождавшейся жестокостями и кровью, с точки зрения современной цивилизации во многом неоправданными, Советский Союз (Россия) не только устоял в борьбе с врагами, но и превратился в великую Державу, оказывавшую огромное влияние на судьбы мира. Глупцы и предатели из партийного руководства пустили по ветру это сталинское наследие. В конце XX века Россия пережила новую революцию, на сей раз буржуазно-либеральную.

Может показаться странным, но относительно тенденций и решений новая революция в принципе сходна с Октябрьской. Сходство обнаруживается во всех её составных элементах. Здесь мы наблюдаем те же решения: и революцию для России, и Россию для революции, и революцию против России. Возникает впечатление, будто нынешняя революция изготовлена по лекалам Октября 1917-го, а это выдаёт их общий источник – работу тех, кто предпочитает оставаться в тени, т.е. закулисных сил. Анализ произошедшей на наших глазах буржуазно-либеральной революции, подготовленной перестройкой Горбачёва и осуществлённой реформами Ельцина, показывает довольно слабую выраженность решения революция для России.

Наша страна стала в известном смысле жертвой решения Россия для революции. Сегодня мы являемся свидетелями ползучей мировой революции, нацеленной на создание «нового мирового порядка», новой «вселенской цивилизации», где нет места национальным государствам с их границами и суверенитетом, где человечество сливается, по выражению Ф.М. Достоевского, в «едино стадо». Эта революция называется глобализацией. Многое говорит о том, что она управляема и направляема из единого центра. Последняя российская революция затевалась, помимо прочего, с целью включения России в революционный процесс глобализации. Ей отведена роль сырьевого производителя в новом мире. В результате перебрасывается мостик от решения Россия для революции к решению революция против России. Последствия здесь очевидны: расчленена историческая Россия (СССР), русский народ, опрокинутый в нищету и безысходность, вымирает...

Однако сейчас появляются проблески надежды на лучшее. Государственная власть хотя и медленно, но поворачивается к нуждам страны. И не исключено, что решение революция для России возобладает, как это произошло в итоге Октябрьской революции».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Игорь Яковлевич Фроянов искажает суть русской истории, ибо односторонне-идеализированно понимает русскую общину и просматривает важнейший фактор истории Нового Времени – субъектность. Соответственно он просматривает суть Русской Революции, которая ещё не закончилась, поскольку у нас на Руси по сей день не решены задачи субъектно-демократической революции, а без решения этих задач мы в условиях глобализации неизбежно отбрасываемся в неофеодализм и опричнину, как Гаити при Дювалье. И поскольку современные «дювалье» прекрасно понимают, что за крот роет им могилу, они целенаправленно давят низовую субъектность и травят крота, а он пока жив и, надеюсь, рано или поздно прорвется, если русский народ не вымрет необратимо. И прислушаемся к «поэту русской революции» - к Александру Блоку, который в разгар реакции, в день разгона Второй Государственной Думы 3 июня 1907 написал: