Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Гламурный, неприметный…

 

На одном дыхании прочел роман английского писателя Кристофера Приста «Гламур» (Priest Christopher. The Glamour, 1984, 1996, на русский язык перевел Альфред Токарев 2007). Психологично, метафорично и соответствует серии «Интеллектуальный бестселлер». Возбудились всякие аллюзии. В частности, вспомнил “чекиста” Неприметного из научно-фантастической повести Виктора Дмитриевича Колупаева ««Толстяк» над миром» - читал ещё в рукописи, автор лет тридцать назад дал мне на ночь ознакомиться с текстом в Томске, когда был у него дома в гостях.

Гламурен ли Владимир Путин? Быть гламурным – значит казаться не тем, кем являешься на самом деле. Само слово «гламур» происходит из потайного языка шотландских чародеев - gramarye по-шотландски означает «магия, очаровывание /= гипнотизирование-зомбирование/, заколдовывание». Это слово восходит или к древнегреческому γραμμάριον (grammárion, “gram”) как единице веса ингредиентов, используемых при изготовлении магических снадобий, или к староанглийскому grammar (любой вид учености-посвященности, особенно оккультной). В свою очередь, английское слово grammar восходит к латинскому grammatica и греческому grammatike tekhne (искусство письма). Великий французский мыслитель Жак Деррида обобщил, систематизировал и углубил смыслы «грамматика» в своём учении о грамматологии. Исходный же смысл – в искомо-роковой Программе правоверной «прикладной эсхатологии».

И все же роман «Гламур» показался мне вторичным, когда я на архетипическом уровне сравнил его с классикой – с поэмой Вальтера Скотта «Песня последнего менестреля» (1805). Все экзистенциальные ситуации романа Приста уже намечены в поэме Скотта. Именно сэр Вальтер Скотт ввел слово glamour из шотландского языка в английский в этом своем произведении The Lay of the Last Minstrel: A Poem. Перевели на русский язык этот поэтический шедевр Всеволод Александрович Рождественский и Татьяна Григорьевна Гнедич Песнь последнего менестреля, и когда я в октябре-ноябре 1993 года залечивал раны, полученные при разгроме нашего антикомпрадорского восстания 4 октября 1993 года в Доме Советов РСФСР (Белый дом), то этот перевод был у меня под рукой (Скотт Вальтер. Собрание сочинений в 20-ти томах. Том 19. – Москва – Ленинград: Издательство «Художественная литература», 1965, стр. 383-479). Более того, суть поэмы Вальтера Скотта в смысловом плане, на мой взгляд, перекликается-рифмуется с сутью нынешней российской власти - как, овладев гламуром, использовать его могущество ради собственного самоутверждения.

Поэма начинается со сказания о магической «Книге Могущества» (the Mighty Book), которую крестоносцы обрели в Палестине. В этой книге – ключ к колдовским чарам, позволяющим затмить реальность миражами и самому стать оборотнем. Это и есть гламур. Вальтер Скотт поясняет: glamour - «магическая иллюзия», а gramarye - «магия».

Заколдованный замок Брэнксомов и его окрестностей – как заколдованный Кремль и РФ окрест. Хозяйка замка – леди Маргарет, наследница тайн шотландского гламура. И первые строки первого стиха Canto I (перевел Всеволод Рождественский):

Пир в поздней кончился беседе.
Ушла в опочивальню леди.
Ее покои родовые
Хранят заклятья роковые
(Спаси нас, Иисус, Мария!).
Никто бы, чар страшась, не мог
Ступить за каменный порог.
/The feast was over in Branksome tower,
And the Ladye had gone to her secret bower;
Her bower that was guarded by word and by spell,
Deadly to hear, and deadly to tell--
Jesu Maria, shield us well!
No living wight, save the Ladye alone,
Had dared to cross the threshold stone./

Итак, интрига поэмы в том, что ради прекращения межклановой розни леди Маргарет Брэнксом посылает верного рыцаря Уильяма Делорена доставить эту книгу, тайно захороненную в могиле кудесника Майкла Скотта (предка Вальтера Скотта), о чем сама она узнала от владевшего волшебством отца, но потом секреты магов попадают в руки злобного инфернального карлика, который использует их во зло. Любовь пытается превозмочь рознь, но сама часто обманывается, а развязка – на Страшном Суде. Отрывки - по русскому переводу, вставки - по английскому оригиналу: первая цифра означает номер canto («песнь»), а вторая – стих:

/1:11/
Отец у леди знатен родом
И мудр рассудком был,
И изучал он год за годом
Науку тайных сил.
Постигнул в Падуе далекой
Он волшебства язык
И в чернокнижие глубоко
Своим умом проник.
Великой тайной превращений
Он овладел вполне,
И не отбрасывал он тени
На солнечной стене!

Поясню, что не отбрасывает тени, то есть является невидимым для обычных людей, - дьявол. Согласно средневековому поверью, не отбрасывают тени и те люди, о которых ходила молва, что они продали душу дьяволу. Что касается далекого предка Вальтера Скотта кудесника Михаила (Майкла) Скотта, то он был настолько известен в средневековой Европе, что Данте счел нужным поместить его в аду, среди прочих грешников - «А следующий, этот худобокой, Звался Микеле Скотто и большим В волшебных плутнях почитался докой» (Данте. Божественная комедия. Песнь двадцатая, 115. – перевел Михаил Леонидович Лозинский ). Следующий стих поэмы Вальтера Скотта «Песнь последнего менестреля» гласит /1:12/:

Оставил тайных знаний зерна
Он дочери своей,
И духи воздуха покорно
Повиновались ей.

Леди Маргарет обращается к рыцарю Делорену /1:22, 23/:

"Сэр Уильям, выслушай меня.
Садись на быстрого коня;
Пусть он во весь опор летит
Туда, где льется светлый Твид!
Там есть монах, старик седой,
В стенах обители святой.
Скажи ему, что час пробил,
Что в эту ночь ему не спать;
Должны в одной вы из могил
Сокровище мне откопать.
Пусть в ночь святого Михаила
Помогут вам луна, светила.
Узнать легко могилу ту
По ярко-красному кресту.

Монах вручит заветный клад.
Не медли, с ним скачи назад.
То книга. Тайны скрыты в ней,
И ты ее читать не смей.
Прочтешь - навеки пропадешь:
Ты пожалеешь, что живешь".
/Be it scroll, or be it book,
Into it, Knight, thou must not look;
If thou readest, thou art lorn!
Better hadst thou ne"er been born.--/

В Canto II (перевела Татьяна Гнедич) рассказывается, как рыцарь выполнял поручение госпожи в монастыре, в котором доживал свои дни доверенный монах, «служитель девы Марии»:

2:12
И спокойно монах Делорену сказал:
"Не всегда был я тем, чем я нынче стал.
Под Белым Крестом сражался и я
В далекой знойной стране,
А ныне и шлем и кольчуга твоя
Лишь странными кажутся мне.

13
В тех дальних краях привело меня что-то
Под кровлю кудесника Майкла Скотта,
Известного всем мудрецам:
Когда в Саламанке, магистр чернокнижья,
Он жезл поднимал - дрожали в Париже
Все колокола Нотр-Дам.
Его заклинаний великая сила
Холм Элдонский натрое раскроила
И Твида теченье остановила.
Меня заклинаньям он научил.
Но я опасаюсь кары господней
За то, что о них еще и сегодня
Я, грешник седой, не забыл.

Вальтер Скотт в примечаниях к поэме указывает, что «Sir Michael Scott of Balwearie flourished during the 13th century» («сэр Михаил /Майкл/ Скотт из Бэлвери процветал в 13 в.») и был одним из послов, отправленных после смерти короля Шотландии Александра III в 1286 году за море, чтобы доставить на шотландский трон Мэйд (Деву) Норвежскую (1283-1290) - дочь короля Норвегии Эйрика II и Маргарет, дочери короля Александра III Шотландского. Поэты часто переносили его деяния в более поздние времена. Он считался человеком большой учености, приобретенной преимущественно в заморских странах. Он написал комментарии на Аристотеля, напечатанные в Венеции в 1496 году, и несколько трактатов по философии, в которых он, по-видимому, отдал дань глубоким постижениям астрологии, алхимии, физиогномики и хиромантии. Поэтому среди современников он пользовался репутацией искусного мага. «Демпстер, - продолжает Вальтер Скотт, - сообщает нам, что он, помнится, слыхал в молодости о том, будто магические книги Майкла Скотта ещё существовали в его время, но их нельзя было открыть, не подвергаясь опасности пострадать от злых духов, которые при этом пробуждались. Традиция по-разному говорит о месте его погребения; кто-то склоняется в пользу Дома Колтрейма в Кумберленде; другие – в пользу Аббатства Мелроуз (Melrose Abbey) /куда и отправился рыцарь Уильям Делорен/. Но все согласны, что его книги по магии сокрыты в его могиле или хранятся в монастыре, где он погребен».

Михаилу (Майклу) Скотту, сообщает Вальтер Скотт, одно время много досаждал дух, которому он должен был постоянно подыскивать то или иное занятие. Так, он приказал ему воздвигнуть cauld или дамбу на реке Твид у Келсо, и задание было выполнено за одну ночь, и Майкл затем приказал разделить на три части холм Эйлдон, который тогда походил на ровный конус, и духу достаточно оказалось следующей ночи, чтобы разделить вершину на три живописных возвышения, которыми холм поныне увенчан. В конце концов чародей одолел этого неугомонного демона, поручив ему безнадежную и бесконечную задачу изготовить канат из морского песка.

От себя добавлю, что репутация шотландских чернокнижников и чародеев высока по сей день, в том числе в России - вспомним знаменитого сподвижника Петра Великого, генерал-фельдмаршала Якова Вилимовича Брюса (1670-1735), потомка шотландских королей Роберта и Давыда (XIV в.). Из Шотландии, как известно, - предки нашего великого поэта и кое-в-чем тайновидца Михаила Юрьевича Лермонтова. Тайные знания в Шотландию принесли также тамплиеры, сумевшие спастись от репрессий на материке в начале XIV в.

А Вальтер Скотт так словами старого служителя Девы Марии описывает кончину своего загадочного предка Майкла Скотта:

2:14
Но старый кудесник на смертном ложе
О боге и совести вспомнил все же,
Греховных своих ужаснулся дел
И видеть немедля меня захотел.
В Испании утром об этом узнал я,
А вечером у изголовья стоял я.
И страшный старик мне слова прохрипел,
Которых бы я повторить не посмел:
Священные стены их страшная сила
Могла бы обрушить на эти могилы!

15
Поклялся я страшную книгу зарыть,
Чтоб смертный ее не посмел открыть,
/I swore to bury his Mighty Book,
That never mortal might therein look/
Лишь Брэнксома грозному господину
Дано разрешенье в злую годину
Книгу из вечного мрака достать
И вечному мраку вернуть опять.
В Михайлову ночь я ее схоронил.
Светила луна, и колокол бил.
На каменный пол сквозь стекла цветные
Ложились, казалось, следы кровяные,
И видели только ночь и луна,
Как я предавал земле колдуна.
Но знал я - сияющий крест Михаила
Отгонит бесов от страшной могилы.

16
Да, ночь была черна и страшна,
Когда я земле предавал колдуна.
Тревожные звуки во тьме возникали,
Знамена качались и поникали..."
Но тут внезапно монах замолчал.
Тяжелый удар в ночи прозвучал -
Час полночи... Дрогнули темные стены,
И дрогнуло сердце у Делорена.

17
"Ты видишь: крест пылает огнем
На страшном камне его гробовом,
И свет этот дивный имеет силу
Всех духов тьмы отгонять от могилы.
Никто не властен его погасить:
До судного дня он будет светить".
Монах над широкой плитой наклонился,
Кровавый крест на камне светился,
И воину схимник иссохшей рукой
Дал знак, приблизясь к могиле той,
Железным ломом, собрав все силы,
Открыть тяжелую дверь могилы.

18
И воин могучий легко и умело,
С бьющимся сердцем взялся за дело.
Работал он долго и тяжко дышал,
И пот, как роса, на лбу выступал.
Но вот, напрягая последние силы,
Он сдвинул огромную дверь могилы.
О, если бы кто-нибудь видеть мог,
Как вырвался яркого света поток
Под самые своды часовни вдруг
И все озарил - вдали и вокруг!
Но нет, не земное то было пламя,
Сияло оно и за облаками,
И рядом, во мраке ночном,
Монаха лик освещало смиренный,
Играя на панцире Делорена
И шлем целуя на нем.

19
Лежал перед ними колдун седой
С кудрявой белою бородой.
Любой, несомненно, сказать бы мог,
Что только вчера он в могилу лег.
Лежал он, широким плащом укрытый,
С испанской перевязью расшитой,
Как некий святой пилигрим.
Чудесная книга в его деснице,
/His left hand held his Book of Might/
А в шуйце крест Христов серебрится,
Светильник был рядом с ним.
На желтом челе, когда-то надменном,
Внушавшем ужас врагам дерзновенным,
Морщины разгладились - мнилось, он
Познал благодать и душой смирен.

20
Скача на коне по кровавым телам,
Был смел Делорен, привыкший к боям.
Ни страха, ни жалости в битве к врагам
Делорену знать не случалось.
Но ныне познал он и страх и смятенье,
Холодный пот, головокруженье,
И сердце его сжималось.
В недвижном ужасе он стоял.
Монах же молился и громко вздыхал,
Но взор отводил он от страшной могилы -
Казалось, взглянуть не имел он силы
В безжизненный лик, ему некогда милый.

21
Когда молитву монах прочитал,
С тревогой он Делорену сказал:
"Спеши и делай, что ведено нам,
Не то погибнем - я слышу сам:
Незримые силы упрямо
Слетаются к пасти отверстой ямы".
И воин мертвые пальцы разжал
И дивную книгу в ужасе взял.
/Then Deloraine, in terror, took
From the cold hand the Mighty Book,/
Застежки железные тяжкой книги
Звенели, как кованые вериги,
И воину мнилось, что в страшный миг
Нахмурил брови мертвый старик.

22
Когда спустилась плита над могилой,
Нависла ночь. В темноте унылой
Померкли звезды, исчезла луна,
И еле дорога была видна.
Монах и воин шли осторожно,
Бессильно дрожа, спотыкаясь тревожно,
И в шорохе ветра под мраком густым
Ужасные звуки мерещились им.
Под темными сводами древнего зданья
Им слышались хохот, визг и стенанья,
И был зловещ и странно дик
Нечеловеческий этот крик.
Казалось, духи тьмы веселятся,
Видя, как смертные их страшатся.
А впрочем, не видел я этого сам -
Рассказы других я поведал вам.

23
Теперь иди, - старик сказал. -
Грехом я душу запятнал,
Который, быть может, лишь в смертный час
Мария пречистая снимет с нас!"
И в темную келью старик удалился,
Всю ночь там каялся и молился.
Когда же к обедне сошлись монахи,
Они увидали в тревоге и страхе:
Лежал пред распятьем, как будто приник
С мольбою к кресту, бездыханный старик.

24
Всей грудью Делорен вздохнул,
Навстречу ветру плащом взмахнул,
Когда аббатства серые стены
Остались вдали за спиной Делорена.
Но страшную книгу к груди он прижал
И весь как осиновый лист дрожал.
/For the mistic Book, to his bosom prest,
Felt like a load upon his breast;/
Ужасная тяжесть его томила,
Суставы и мышцы ему сводила.
Но вспыхнуло утро над свежестью нив,
Холмы Чевиотские осветив,
И воин очнулся, как после битвы,
Шепча неумело святые молитвы.

И тут на авансцене появляется Карлик, который и от природы темный, и по функциям спецслужбист. Он – при бароне Генри Крэнстоне, клан которого является кровником-врагом клана Брэнксомов, и леди Маргарет Брэнксом влюблена в Генри взаимно.

2:31
Под дубом паж барона странный -
Угрюмый карлик-обезьяна -
Держал поводья скакуна.
О нем недаром говорили,
Что близок он к нечистой силе
И сам похож на колдуна.
Однажды ехал на охоту
Барон по топкому болоту,
Вдруг слышит крик: "Пропал! Пропал!"
Барон поводья придержал.
И тут из темного затона
Как мячик вылетел прыжком
Уродец карлик, юркий гном,
И к стремени прильнул барона.

/Beneath an oak, moss"d o"er by eld,
The Baron"s Dwarf his courser held,
And held his crested helm and spear:
That Dwarf was scarce an earthly man,
If the tales were true that of him ran
Through all the Border far and near.
'Twas said, when the Baron a-hunting rode,
Through Reedsdale"s glens, but rarely trod,
He heard a voice cry, "Lost! lost! lost!"
And, like a tennis-ball by racket toss"d,
A leap, of thirty feet and three,
Made from the gorse this elfin shape,
Distorted like some dwarfish ape,
And lighted at Lord Cranstoun"s knee./

Карлик доказал свою верность Барону, выручив его из нескольких неприятных ситуаций:

2:32
Уродец гном у барона остался.
Особенно страшным уж он не казался.
Он мало ел, был странно тих
И сторонился слуг других.
Он только изредка вздыхал
И бормотал: "Пропал! Пропал!"
Был он хитер, ленив и зол,
Но верность в нем барон обрел
И втайне знал этой верности цену:
Не раз от смерти и страшного плена
Был этим слугою хозяин спасен.
В округе не зря толковали люди
О карлике Крэнстона как о чуде.

/Use lessens marvel, it is said:
This elvish Dwarf with the Baron staid;
Little he ate, and less he spoke,
Nor mingled with the menial flock:
And oft apart his arms he toss"d,
And often mutter"d "Lost! lost! lost!"
He was waspish, arch, and litherlie /=idle/,
But well Lord Carnstoun served he:
And he of his service was full fain;
For once he had been ta"en, or slain,
An it had not been for his ministry.
All between Home and Hermitage,
Talk"d of Lord Cranstoun"s Goblin-Page./

И вот Генри Крэнстон случайно встретил Уильяма Делорена, возвращающегося в замок Брэнксомов с Книгой Могущества, и вступил с ним в бой и тяжело ранил его. Чтобы не огорчать Маргарет, он приказывает Карлику позаботиться об истекающем кровью рыцаре и доставить его в замок (Песнь III переводил Всеволод Рождественский):

3:8
Лорд Крэнстон скачет по холмам,
А карлик был оставлен там,
Чтобы исполнить приказанье /доставить раненого Уильяма к Маргарет/.
Но зло творить - его призванье.
Он латы снял, и, поражен,
Под ними книгу видит он.
Кто ж это - рыцарь, пилигрим
Или священник перед ним?
И не спешит он кровь унять,
А хочет тайну разгадать.

/As the corslet off he took,
The Dwarf espied the Mighty Book!
Much he marvell"d a knight of pride,
Like a book-bosom"d priest should ride:
He thought not to search or stanch the wound
Until the secret he had found.

(book-bosom"d – объемистая книга для учета похорон и свадеб, которую священники обычно носили за пазухой /= bosom/).

9
Железные застежки были
Преградой для его усилий.
Две отомкнет - и вот опять
Он должен с первой начинать,
А с нею, плотно укрепленной,
Руке не сладить некрещеной.
Застежку карлик кровью трет,
Смочил и весь он переплет.
Раскрылась книга волхвований
На первом же из заклинаний.
Уродец принялся читать,
Как деве вид мужской придать,
Как из тюремной паутины
Соткать шпалеры для гостиной,
Скорлупку сделать кораблем,
Лачугу пастуха - дворцом,
Тому, кто стар, дать юность снова -
И все ценой заклятья злого.

/A moment then the volume spread,
And one short spell therein he read:
It had much of glamour might;
Could make a ladye seem a knight;
The cobwebs on a dungeon wall
Seem tapestry in lordly hall;
A nut-shell seem a gilded barge,
A sheeling seem a palace large,
And youth seem age, and age seem youth:
All was delusion, nought was truth./

Вальтер Скотт поясняет заключительную строчку этого стиха «All was delusion, naught was truth»: «Согласно шотландским поверьям, Glamour означает магическую силу заставлять людей видеть то, чего на самом деле нет, так что внешний вид предмета будет совершенно отличаться от реальности. Баллада о Джонни Фа приписывает именно подобным чарам безрассудность влюбленной графини, сбежавшей с цыганским бароном: "Sae soon as they saw her weel-far”d face, They cast the glamour o”er her."

10
Но не прочел страницы он,
Как был ударом оглушен,
Пал, обессилев, на колена
И рухнул возле Делорена.
Поднялся он с земли сырой,
Качнул лохматой головой
И взвизгнул злобно и надсадно:
"Ты, хоть и стар, силен изрядно!"
Но не посмел уже опять
Ту книгу дерзко в руки взять:
/ No more the Elfin Page durst try
Into the wondrous Book to pry;/
Кровь христианская скрепила
Листы плотней, чем раньше было.
Все ж книгу скрыл он под плащом.
Теперь вы спросите о том,
Кто сей удар нанес? Да тот,
Кто, словно дух, средь нас живет.

11
С досадой карлик исполнял
То, что хозяин приказал.
Но все ж израненное тело
На лошадь положил умело
И к Брэнксому его везет,
Минуя стражу у ворот.
Потом все люди неизменно
Клялись - он ехал с возом сена.
И вот у башни карлик злой,
Где леди тайный был покой.
Он мог бы, действуя умело,
Так, чтоб и дверь не заскрипела,
Снести на ложе к леди тело,
Но, занимаясь колдовством,
Жесток уродец был притом –
/Whate"er he did of gramarye
Was always done maliciously;/
Он ношу так швырнул со зла,
Что кровь из раны потекла.

Гламурный кудесник сэр Майкл Скотт, лишившись Книги Могущества, страдает в своей могиле, как свидетельствует о нём и Данте в Двадцатой песне "Божественной комедии", и в раскаянье жаждет спасения. А Книгой овладел злобный гламурный Карлик.


В избранное