Лучшее из "Мужского закутка" позитивное эссе от мужского закутка

Приветствую Вас, уважаемые.

Сегодня новая вещь, на этот раз позитивная. Читатйте и комментируйте. Можете в письмах, можете здесь: http://www.guzhelya.com/forum.php?c=94&f=4&t=1942&m=1942&ffm=0

Приятных Вам минут. Целую в целом.

ЦИРЮЛЬНИК

***

- А что ты больше всего любишь?

- Больше всего? Вот прямо больше-больше всего на свете?

- Да!

- Я… м-м-м. Я… я… Ох, оказывается я столько всего разного люблю. Надо бы выбрать из этого разного, что я люблю больше всего. М-м-м.

- Ладно, не мучайся. Скажи так. Что ты любишь больше всего на свете делать со мной? Ну!

- С тобой. Ой, ну это же просто. С тобой… хи… С тобой.

- Ну! Давай! Ну скажи!

- С тобой… С тобой я больше всего люблю гулять. Вот.

И она показала ему язык. Потом ловко вывернулась из его цепких рук и перекатилась на другую сторону широкой кровати под пологом, что защищал от надоедливой мошкары. Выгнулась вызывающе-томно, подняла вверх сначала одну загорелую ножку, провела по ней ладонью намеренно медленно от колена к бедру, не забыв погладить волшебный треугольник, опустила и задрала вверх вторую. Поманила его изящным пальчиком, и когда он снова потянулся к ней, чтобы обнять, вдруг резко соскочила на пол. В два легких перескока, так как камень прохладен даже в такую жару, допрыгнула до столика, налила из кувшина воды в высокий глиняный стакан, запрокинула голову и жадно сделала пару глотков. Потом приостановилась, взглянула на него, зовуще раскинувшего руки, и при следующем глотке намеренно пролила  немного на себя. Капли друг за другом наперегонки бросились по всем ямочкам и выпуклостям вниз. Какие-то проскочили между двух ее холмиков, чуть задержались на легкой выпуклости животика, потом же ухнули в пропасть, минуя в полете прелести, скрытые легким темным пушком. Другие же по ключице добрались почему-то только до левой груди, и там накатили друг за другом к большому темному соску, собрались в несколько больших капель и тоже променяли ее тело на ощущение полета.

Ну а после этого он все-таки добрался до нее.

***

- Наверное, ты можешь представить себе состояние, когда бредешь по буеракам и колючкам, еле волоча ноги, с пробитой головой и переломанными ребрами, весь в крови и в разорванной одежде, а где-то далеко впереди виднеется ниточка освещенного шоссе. Над тобой только звезды и луна, сознание либо пропадает совсем, либо троит это небесное великолепие, а по шоссе проносятся редкие машины. И ты думаешь, что вот каждая из них в принципе могла бы подобрать тебя, но ты далеко, и они уже далеко. А потом долго нет ни одной. А ты все идешь и не можешь дойти, и ноги подкашиваются, и ты падаешь и сколько-то лежишь. А потом встаешь и снова идешь. И падаешь. И встаешь. Потому что надо дойти. Потому что иначе истечешь кровью. И еще какая-нибудь мелкая хрень выгрызет тебе к утру глаза. А машины снова летят одна за одной. А когда из придорожной канавы ты вываливаешься-таки на шоссе там опять ни одной. И ты лежишь себе на дороге и думаешь, что твоя удача уже уехала, и никто не остановится, если даже и проедет мимо.

Но один сумасшедший все-таки взял меня в кабину. Он не испугался моих стонов, когда тащил меня по крутой лесенке вверх, ни того, что я испачкаю ему сиденья, ни даже того, что я сказал – «только в больницу меня не надо». Он кое-как перебинтовал меня условно чистыми тряпками, что нашел где-то в кузове и повез в сторону города. По дороге он нес какую-то совершенно несусветную чушь, стараясь между делом выяснить, что со мной случилось, но мне даже не пришлось что-то выдумывать, потому что я то и дело терялся в пространстве и времени, а когда приходил в себя, он снова что-то говорил.

Зачем мы завели разговор о девушках я совершенно не представляю, наверное это я пытался перевести тему. Сначала он рассказал про свою жену, которая любит его без памяти, про любовницу, к которой ездит пару раз в неделю в соседний городок, про ее подружек, с которыми тоже не прочь переспать и… И вообще начал  молоть языком без умолку. А я только кивал и поддакивал. А потом он начал расспрашивать меня, что у меня с девушками, каких и как я люблю. Я и так не особенно разговорчив, а уж в таком состоянии… Но он все-таки взял меня в кабину.

И вместо того, чтобы послать его к черту, я взял и показал ему твою фотографию. Ту, на которой ты у бассейна. Счастливая и свежая. В руках полотенце, черные волосы вьются от воды и ниспадают на плечи широкими кудрями. И капельки по всему телу…

А он зацепился за эти капельки, за твою грудь, начал обсуждать твои бедра и лицо. Прошелся по ногам и попке. Нет, ничего плохого он не сказал, конечно, нет. Иначе я его убил бы прямо там.  Просто он стал бесконечно, ну или мне так показалось, обсуждать и сравнивать твои прелести с прелестями других известных ему женщин. Он говорил и говорил, а я терпел. Мне было очень плохо, и он все-таки взял меня в кабину, поэтому я терпел. Да и, в общем, говорил он не самые противные вещи, все в твою пользу. Но когда он сказал, что с удовольствием бы переспал и с тобой… К тому же мы уже почти доехали до дома, а моя бритва всегда со мной.

***

- А ты разве гулять не любишь?

- Гулять…, гулять ну как-то не очень. Ну, только если ты впереди идешь и можно на тебя посмотреть. Как же мне нравится, как ты идешь.

- А-а-а, это как тогда, под дождем? Ты дал мне зонтик, а сам пошел сзади, прямо под струями. А машины ехали мимо и сигналили тебе жалостливо. А ты, оказывается, хотел посмотреть, как я иду.

- Ну не совсем…

- Что значит не совсем. Ах ты, бесстыдник. Ты наверняка пялился на мою попку, облепленную промокшим платьем, потому что зонт все равно не помогал. Те же проезжающие машины окатывали нас с ног до головы.

- Н…нет.

- Да ладно тебе. Скажи уж мне правду. Хи… Я и так никогда не ношу белье, а тут такая картинка. Так ведь?

- Нет. Просто у меня фобия.

- Ты боишься женщин без нижнего белья? Хи-хи. Или может быть мокрых женщин. И вообще, передай-ка мне воды.

Теперь по каменному полу заскакал он. Сам глотнул прямо из кувшина, а ей наполнил стакан. Когда он повернулся, она уже успела полностью завернуться в простыню, и только смеющиеся глаза хитро выглядывали в узкую щелочку. Потом скрылись и они, зато показалась коленка и снова исчезла. Он замер, любуясь ее движениями. Она изгибалась под белой материей, выставляя то одну, то другую часть тела. Эта игра все сильнее возбуждала его, но он не двигался с места, ожидая, что она выкинет дальше. Наконец, из под простыни показалась аппетитная попка, которая прятаться не спешила вовсе. Наоборот, она покачивалась из стороны в сторону, а солнечные лучи, разорванные в окнах деревянными жалюзи, играли на ее полупопиях волшебные концерты. Стакан он так и оставил на столе…

***

- Когда ты вошла ко мне и отразилась в большом зеркале напротив входа, у меня просто перехватило дух. Я так и застыл с кисточкой, только что намыленной и не донесенной до лица клиента, и моя челюсть, по крайней мере, мне так показалось, стукнулась о мою грудь. Ты была великолепна. Ты прошла через весь зал и подошла прямо ко мне, вплотную. Встала на цыпочки, чтобы заглянуть мне прямо в глаза и сказала – «Побрей вот его». И только потом я увидел твоего сопровождающего. Он топтался у входа, как будто боялся испачкать свои дорогие туфли пылью моего заведения. Вокруг него стояли трое громил. Один закрывал его от улицы, полностью загромождая спиной стеклянную дверь с названием моей цирюльни и часами работы. Двое других находились по бокам и недобро рассматривали меня и макушку моего клиента. Лиц их я не запомнил, да и не приглядывался,  впрочем, как и лица твоего сопровождающего. Я увидел только щетину на его лице, ту щетину, которая так тебе не нравилась.

«Побрей его», - повторила ты, все также глядя мне в глаза, - «мне не нравится целовать его колючки».

Твой спутник замахал руками и что-то сказал. Ты ответила. Он сделал шаг назад к выходу. Ты повторила, властно и настойчиво. Смысла я не понимал, в моей голове были только твои слова – «Побрей его» и мысль о том, что из этого помещения на улицу ты выйдешь только со мной или не выйдешь совсем. Но я кивал на каждую твою фразу и не сводил с тебя взгляда. Все остальное было словно в другом измерении. Охрана твоего спутника, повинуясь твоим указаниям, выкинула предыдущего клиента из кресла прямо на улицу и следом оказалась там сама. Клиент, кстати, вообще все это время просидел ни жив ни мертв. Он не шевелился и не издал ни звука, потому что моя бритва все это время лежала на его шее, ожидая кисточки с пеной, которая так и высохла в воздухе, пока происходили все эти события. Твой сопровождающий, после эффектного жеста твоей правой руки все-таки снял шляпу и уселся в освободившееся кресло. Даже мои действия по опусканию тяжелых портьер после короткого «Закрой окна!» - все это происходило словно и не здесь, а как будто под водой.

«Он боится нападения», - сказала ты, когда я приступил к своей работе, - «поэтому всегда ходит не один. Он боится всего. Самолетов, поэтому никогда не летает. Отравлений, поэтому никогда не ест блюда первый. Он боится даже меня, поэтому, когда мы уходим в спальню, снаружи у дверей всегда кто-нибудь дежурит». Ты говорила, а я, закончив намыливать твоего спутника, взял свою бритву, еще раз поправил ее и стал выскабливать его правую щеку. Ты говорила, а я даже не знал, что тебе ответить. Потому что ты была подобна богине.

Бритва срывала пенный покров, подрезала щетину над самой кожей и та светилась младенческой белизной. Лопасти огромного вентилятора над нашими головами мерно гнали воздух вниз, и волосы на голове твоего спутника шевелились сами по себе, в такт волоскам на моей правой руке. Закончив, я промокнул теплым влажным полотенцем его лицо и только собирался ее снять, как ты снова сказала медленно и тягуче – «Побрей его лучше. Побрей его еще раз». И я понял, что я тебя люблю.

Я снова нанес пену на постоянно меняющееся лицо твоего спутника, теперь он уже гневался на меня, за то, что я потакаю твоим прихотям и, придержав его свободной рукой, чтобы он не выпрыгнул из кресла, продолжил начатое. Он попытался встать второй раз, но я уже знал, что надо делать. И когда он выгнулся и повернул голову, чтобы посмотреть на меня, громко при этом мне выговаривая, я плавно провел своей бритвой у него от уха до уха.

Разрез получился очень аккуратный и на вид не глубокий, и прежде чем кровь успела брызнуть мне на халат, я накрыл его все еще теплым полотенцем, а потом вместе с креслом закатил в кладовку. Я не видел, что делала в это время ты, но мне это было и не нужно. Мне кажется, я теперь чувствую тебя постоянно. Где бы ты ни была, чтобы ты не делала, я чувствую и знаю тебя. Я сбросил его с кресла и прикрыл ведрами и швабрами из угла. Потом вышел, выкатив кресло, и закрыл дверь в кладовку на ключ, а ключ убрал в карман. На мое появление ты только и сказала: - «Зря он не боялся цирюльников», поцеловала и подарила свою фотографию, нацарапав на обратной стороне свой адрес.

***

- Так что у тебя за фобия.

- Ну… мне бы не…

- Да ладно тебе, ты прямо как маленький. Давай, говори же.

- Я с детства боюсь открытых канализационных люков.

 - В смысле?

- Ну, в детстве мне часто снился сон, что я иду по улице и проваливаюсь в черноту канализации. Наверное, кто-то забывал закрыть люк, и я улетал вниз. Меня никто не находил и я умирал от голода. Хотя нет. Иногда, как только я падал вниз, люк кто-то задвигал, и тогда в темноте появлялись крысы. Они съедали меня заживо…

- Бр-р-р…

- Вот и я говорю – бр-р-р. Потому я и боюсь канализационных люков. А еще…

- Нет, нет. Больше не рассказывай. А то я буду плохо спать. А кстати… А причем тут канализационные люки и та прогулка в дождь.

- Ну… ты понимаешь.

- Нет! Не понимаю!

- Ну… все просто. Я послал тебя вперед, чтобы ты шла и смотрела, нет ли где открытых люков. Ты же помнишь, впереди совсем ничего не было видно, и я подумал, что могу…

- Что можешь что?

- Что могу провалиться в этот гребанный безданный люк. Ты же знаешь, у нас в городе любят открывать люки во время дождя, чтобы вода активнее уходила с дорог.

- И значит, ты отправил меня вперед, чтобы я… чтобы я вместо тебя…???

- Нет, конечно. Ты бы не провалилась. У тебя же был зонтик. Ты бы преспокойно себе застряла в этом люке, а я бы тебя вытащил. Я же сзади шел.

Тут она вскочила на ноги и пнула его прямо в лицо своей изящной ножкой. Он отшатнулся, закрылся руками и постарался спрятать голову под подушку. Спина его мелка тряслась. Она била его очень импульсивно, обзываясь и ругаясь всеми плохими словами, которые знала, а он лишь подставлял под ее удары то подушку, то руки, а то и просто уворачивался. И лишь спустя несколько минут разгоряченная и разъяренная она увидела его лицо. Он смеялся.

- Ты, ты еще смеешь смеяться.

- А почему я не могу смеяться.

- Да как ты…

- Милая, я же пошутил, это была шутка.

- Что-о-о-о!? По-шу-тил…! Ах, ты…

И она пнула его еще раз. Но он перехватил ее ногу, подтянул к себе и поцеловал:

- Я действительно пошутил. И ты была совершенно права, я шел сзади и пялился на твою попку. Без белья и в дождь она - это что-то.

Он крепко сжал ее в объятьях и поцеловал долго и глубоко.

- А ты и правда меня любишь?

- Конечно, милая.

- А ты и правда убил из-за меня, - она стала тихо загибать пальцы, - семерых?

- Да, милая, - прошептал он, входя в нее.

- Семерых?

- Да…

- Этого моего…

- Да.

- И этих его охранников.

- Да!

- Да!?

- Да, тогда за городом. Они вывезли меня, чтобы прикончить, но моя бритва всегда…, - у него сбилось дыхание.

- И того водителя?

- Да?

- А еще кого?

- Не сейчас…

- Нет скажи!

- Фотографа!

- А его за что?!!

- Он тебя снимал!

- А еще?!!!

- А еще того дурака таксиста, что вздумал взять у тебя телефон. Я его…

- Оуууууоооооооо!

- ООООООО!

***

- А ты и правда убил из-за меня, - она снова стала шутливо загибать пальцы, - семерых?

- Да милая. И я готов убить из-за тебя весь город. Потому что я тебя люблю.

---

Subscribe.Ru Поддержка подписчиков Другие рассылки этой тематики Другие рассылки этого автора

Подписан адрес: Код этой рассылки: funny.anekdot.muzhzakutok

Отписаться Вспомнить пароль

---

В избранное