КИТАЙ И РОССИЯ,
взаимоотношения и история

No 95

ОТ АВТОРА

В этом выпуске окончание подборки из работы Мясникова В.С. (но не книги, которую мы еще будем рассматривать дальше, в том числе и по истории до 1851 г.)

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. ИСТОРИЯ ДО 1851 г.

Мясников В.С. Договорными статьями утвердили: Дипломатическая история русско-китайской границы XVII-XX вв. – М.: РИО Мособлупр-полиграфиздата, 1996. — 482 с. ISBN № 5-207-00311-9

[...]

С наилюбезнейшим соседом быти в приятной дружбе и любви...

Подготовка посольства Н.Г. Спафария заняла два года. Послом были изучены дела всех предыдущих посольств и поездок в Китай, а также собрана вся имевшаяся в Москве и Тобольске информация о путях в столицу Цинской империи. Тогда же в Посольском приказе для Н.Г. Спафария была составлена выписка о границах Китайского государства, материалами для которой послужили сочинения о Китае миссионеров-иезуитов и донесения русских землепроходцев. В этом документе говорится, что на восток от Китая находится «остров зело велик имя-нем Иапония», на юго-востоке лежит «остров именем Формоза», на юге соседом Китая является Индия. «А на западе порубежный с Китайским государством суть степи пустые, в которых кочуют многих народов калмыцких и татарских. А на северную страну живут татары мугальские, которые с прошлого году присылали послов своих и ныне к великому государю, к его царскому величеству, посылают, а с тем Муганским есть порубежное царство Сибирское».

В наказе послу вменялось в обязанность, «чтобы он обо всем о том проведал имянно и в статейный список написал», а также поискал наиболее удобные пути в Китай для посольств и торговых караванов.

Главной целью посольства Н.Г. Спафария было не разрешение пограничных споров, хотя материалы посольства освещают и положение в пограничных областях, и отношение к пограничной проблеме обоих правительств, а установление регулярных дипломатических и торговых отношений с Цинской империей. Он должен был передать императору Сюань Е грамоту царя Алексея Михайловича, в которой говорилось: « И желаем мы, великий государь, наше царское величество, с вами, вельможнейшим ханом, яко с наилюбезнейшим соседом, быти в приятной дружбе и любви и в безурывных ссылках так же, как... с цесарем римским и с иными окрестными великими же государи и с персидцкими шахи».

Спафарий отправился в Китай новым, проложенным еще И. Миловановым путем через Приамурье и Маньчжурию. Прибыв в Нерчинск, посол отдал распоряжение местным властям воздержаться от каких-либо действий, могущих помешать его переговорам в Пекине. Здесь же, в Нерчинске, к Спафарию явился князь Гантимур, умолявший не выдавать его маньчжурам, что и было обещано послом.

В описании маршрута Спафария при проезде его через пограничные территории можно увидеть, что в то время не было еще непосредственного контакта между территориями, контролировавшимися маньчжурскими властями, и русскими владениями. Довольно обширная полоса между ними была как бы ничейной территорией, зоной взаимного проникновения. Местные жители либо платили ясак по требованию той и другой стороне, либо вообще не платили его.

Так, лишь при описании оз. Далай-нор (в современной Внутренней Монголии) Спафарий отметил: «На одном краю озера Далая кочуют также мунгалы, подданные китайские, которые всякий хлеб пашут, и от того места начинается государство Китайское». Переправившись через Аргунь, Спафарий с посольством ехал по реке Ганьхэ («Ган»), где жили эвенки («намясинские тунгусы»), никому не платившие ясак, хотя они и обещали отдавать его русским. Повинившись послу, «что великому государю изменили», они упросили Спафария их простить и «обещали ясак великому государю по-прежнему платить». Далее на р. Таликоне кочевали баргуты, также просившие Спафария принять их в русское подданство. Наконец посольство добралось до хребта Большой Хинган («Таргачинского»), «где предел меж Сибирским государством и Китайским учинится» и который следует рассматривать как «рубеж китайский первый».

Спафарий не ограничился лишь описанием этой местности. На основании увиденного он сделал вывод о возможности присоединения данных территорий к русским владениям и записал его как рекомендацию в Статейном списке. «Надобно видеть, что то все место от Нерчинского и до Таргачинского хребта, через который мы приехали, как выше писали, та страна ни нашего великого государя есть, ли китайского хана, потому что по розным местам кочуют мунгалы и тунгасы вольные и никому ясаку не платят, сотому что стало меж рубежей великого государя и китайского хана. А тех мунгал и тунгусов можно бы смирить и в подданство привесть, буде постановитца острог при Аргуне-реке, где падет в Аргуню Ган-река, на усть Гану, потому что по Аргуне лесу большего нет. А ис того места плавать рекою Аргунею и на Далай, и проведать про все озеро Далай кругом, также Аргунею-рекою можно плавать и на Амур и в Албазинский острог и в Нерчинский, и то место будет чуть не в средине пути от Нерчинского и Таргачин. А при Гану-реке можно родитись хлебу, для того, что нашли виноград. И так можно ту всю страну от Нерчинского и до Китайского хребта до Таргачина всю великого государя под высокую руку привесть, и тогда наипаче будет путь в Китай безопасен и рубеж ближний с китайцы».

Спафарий был настолько уверен в правомерности занятия этой территории, что и не думал о разделе ее с маньчжурами, а предлагал со временем «и ближе Аргуни поставить острог, или при Кай-ларе, или на Дзадуне-реке, или под самым хребтом у речки Улучи, потому что по тем рекам и местам лесу много, да и страна теплая, гораздо теплее Нерчинского. И острог постановить и держать можно с небольшими людьми, потому что и китайцы в том деле не будут возбранять».

Таким образом, границей размежевания русских и цинских владений в то время был Большой Хинганский хребет в Маньчжурии и в верхнем течении Амура; среднее течение Амура было защищено Албазинским острогом, из которого казаки плавали и на низовье для сбора ясака. Опорным пунктом маньчжуров была построенная на правом берегу Амура крепость Айгунъ, в которой первоначально не было постоянного гарнизона.

Весной 1676 г. русское посольство прибыло в Цинскую империю. Вновь, как и при посольстве Ф.Й. Байкова, разгорелись длительные споры о посольском церемониале. Причем асханьи амбань Мала (член совета министерства), ведший предварительные переговоры со Спафарием в Наунских селах (Цицикаре), заявил ему, что если в царской грамоте содержатся «какие грозы или непристойные речи приказаны», то ему велено русского посла «прогнать назад тотчас», а самому «собирати войско, сколько можно великое, и итить под Нерчинской и под Алба-зинской остроги и их до основания разорить, потому что ведаем, по скольку человек живет в них».

Но угроза насилия не возымела действия. Спафарий спокойно ответил: «Почто он поминает разорение острогов? Ведают они и сами, как осадили Кумарский острог, что взяли ? А мы войною не хвалимся, а и бою их не боимся ж». Что же касается Нерчинска и Албазина, то в них людей «потому мало, что больши не надобно того, а как будет надобно, есть у великого государя великое множество рати, что в год можно наполнитца всему Амуру».

После этого на переговорах ни о каких территориальных претензиях речь не заходила. Маньчжуры пытались было пенять, что албазинцы собрали ясак с эвенков, живших в устье Зеи, но Спафарий, чтобы расчистить путь к переговорам по главным вопросам, приказал отдать собранный ясак (всего 67 соболей) цинским чиновникам.

Переговоры Спафария в Пекине длились с мая по сентябрь 1676 г. Хотя русский посол и пошел на некоторые уступки в области церемониала и был принят императором, но в целом посольство успеха не имело, на все предложения русских об установлении нормальных политических и торговых связей цинское правительство ответило отказом. Формальным предлогом для этого послужило требование о возвращении Гантимура; на деле же стремление маньчжуров к политике изоляции в этот период объясняется слабостью их позиций внутри страны: стоявшая у власти маньчжурская верхушка боялась и китайского народа, и соседей Китая.

Когда Спафарий попытался собрать сведения о внутреннем положении страны, миссионеры-иезуиты, пользовавшиеся большим влиянием при пекинском дворе, рассказали ему, что «лутчие были страны китайские и богатые, те изменили недавно, что не половина царства, и безпрестанно службы бывают, только бог ведает, на чем скончится то дело, а они (маньчжуры. — ВМ.) опасаютца, что не выгнаны были опять от китайцев». Опасаясь «бунта и измены», маньчжуры выселяли китайцев даже из Пекина. «А опасаютца они и мунгалов, которые живут за стеною, также и колмаков, потому что завидуют им, для того что народ малой, а такое великое царство обовладели»154.

Реакция же на прибытие русского посольства была двойственной. «А про посольство нынешнее сказали, что они и ради и не ради богдойские. И ради они для того, как услышат неприятели их, никанцы (китайцы. — ВМ.), что от такого славного государя пришло посольство с великою дружбою, и будут опасны о том, чтоб великой государь не дал помощь богдойским. А не ради они опять для того, что уже рубеж царского величества к их рубежу приближился подлинно, и от того они имеют великое опасение, потому что прежде сего они чаяли, что те русы, которые к ним ходят с торгом, .так же и те, которые живут близ рубежей их, что они все беглецы, а не ево великого государя прямые люди; да и отнюдь не верили, что столь пространное Российское царство, чтоб подошло под их государство. Да и они, иезуиты, сами удивляютца о том, и прежде сего не верили,

потому что из Московского царства до Пекина четвертая часть света есть, а ныне и они верят...».

Таким образом, посольство Спафария ознаменовало завершение нового этапа в развитии пограничной проблемы, в течение которого как русские, так и цинское правительство получили достоверную информацию о положении в порубежной полосе. Но осознание маньчжурами того факта, что к их вотчинным владениям приблизились не группы самовольничающих казаков, а государственные рубежи могущественного соседнего государства, еще более обеспокоило цинское правительство и утвердило его в намерении силой оружия очистить Приамурье от русских. В этом плане требование возвратить Гантимура и его многочисленный род носило тактический характер: в случае его отклонения русскими был бы удобный предлог для объявления войны, а если бы Гантимура вернули, то, по расчетам Цинов, за ним потянулось бы в Маньчжурию и остальное ясачное население этого района, и тогда русским пришлось бы самим оставить эту территорию, так как им не с кого было бы получать ясак. Об этих планах Спафарий получил информацию от миссионеров. Сообщивший это Спафарию Фердинанд Вербист послал с послом челобитную царю Алексею Михайловичу о зачислении его на русскую службу, в штат переводчиков Посольского приказа, что отражало стремление иезуитов более активно вмешаться в развитие русско-китайских связей; как показали дальнейшие события, сведения эти были совершенно точны.

В Статейном списке посол следующим образом довел их до своего правительства: «И езуит же говорил втайне посланнику под клятвою, что у бугдыхана такое есть намерение, буде царское величество не даст мужика того Гайтимура, а он станет сыскать ево войною, также хочет воевать порубежные крепости Албазинской и Нерчинской, потому что ныне от царского величества зело опасны, наипаче как: ныне видели через нас, что подлинно тут по указу великого государя живут, а прежде сего чаели, что они живут самоволием, как: прежде живали по Амуру, и когда хотят, тогда и разорят, да и ныне знают они, что в тех крепостях малолюдство, а от Москвы далеко, а от них блиско, и хотят упреждать, покамест ратные люди при их рубеже не умножатся, и не так им нужно Гайтимура взять, как видеть намерение царского величества какое. И они люди лукавые знают, что те крепости строены для есачных мужиков; и буде царское величество отдаст Гайтимура, которой начальник всех иноземцов, тогда и прочие иноземцы или за ним пойдут, или порозну разбегутца, и так царскому величеству не почто будет проторитись и держать служилых людей, как не будет при рубеже их есачных». И уж если русские не намерены отдавать Гантимура, то «надобно тотчас для обережения тех крепостей послать войска большое, потому что и сами китайцы удивляютца: как смеет такое малолюдство жить близ такого их великого государства».

При отъезде Спафария из Пекина ему было объявлено, что цинское правительство не только не желает устанавливать дипломатическую переписку, но и не будет больше принимать ни послов, ни гонцов, ни торговых людей из России, пока не будут исполнены три следующих требования: «1-е, чтоб Гайтимура послал сюды с послом своим; 2-е, чтоб тот посол был самой разумной и чтоб он делал все, что прикажем по нашему обычаю, и в ни чем не противился; 3-е, чтоб все порубежные места, где живут вашего великого государя порубежные люди, жили всегда смирно».

Указание, данное Спафарием нерчинскому и албазинскому воеводам, не чинить ссор с маньчжурами имело своим результатом запрет казакам собирать ясак в районе Зеи. Но это вызвало резкое недовольство среди албазинцев. Центральные власти также не считали какие-либо территориальные поползновения маньчжуров в этом районе правомерными, но, не желая идти на открытый конфликт с ними, решили продолжать строительство острогов и объясачивание местных племен, не позволяя служилым и промышленным людям совершать походы в местности, занятые маньчжурами.

Этот процесс дальнейшего размежевания путем освоения новых земель характерен для начала 80-х годов. В феврале 1680 г. казачий десятник Федор Астафьев построил в верховье Зеи Зейский острог, собрав при этом ясак с улагирских и других эвенков. Тогда же решили вступить в русское подданство эвенки магирского рода, попросившие поставить острог в устье р. Селем-бы, где они могли бы платить ясак. Для постройки острога на Селембе нерчинский воевода Ф.Д. Воейков отправил И. Милованова, который и назначался начальником новых острогов. Наказная память предписывала Милованову ясак с эвенков «имать по разсмотрению, чтоб им было не в тягость, и держать к тем ясачным людям ласка и привет, а жесточи никакой не чинить»161. Призывая «неясачных землиц иноземцев» под царскую руку, И. Милованов должен был обещать им защиту от маньчжуров, но самому ему было приказано «с богдойскими и с иными никоторыми немирными землицами задору никакова не всчинать, чтоб в землях шатости не учинить». Укрепившись в Зейском и Селембинском острогах, новый начальник должен был завести там пашню и ожидать подкрепления из Албазина. Поезд И. Милованова показал, что в тот период маньчжуры ушли из ранее занимавшихся ими пунктов на правом берегу среднего течения Амура. Так, И. Милованов нашел совершенно заброшенный город Айгунь, осмотрел его и подробно описал. Спрошенные же им дауры заявили: «Кто тут жил и владел и какие люди жили, у них де про тех людей не знают и памятухов нет и где те люди делись». И. Милованов же предложил поставить большой город в устье Зеи, потому что «те места угожи». Летом 1681 г. из Нерчинска отправились служилые люди во главе с казачьим десятником В. Миловановым для строительства острога на р. Аргуни и взятия ясака с тех самых «намясинских тунгусов», которые шертовали еще Н.Г. Спафарию. А в ноябре того же года управляющий Албазинского острога Андрей Воейков доносил своему отцу — нерчинскому воеводе, что «Албазинского острога по заимкам приходу китайских воинских людей не слышим». Успехи мирной колонизации Приамурья все более утверждали русскую власть над обширным краем. Но мир и спокойствие здесь были недолгими — весной 1682 г. цинские войска начали военные действия, объектом их главного удара явился Албазинский острог.

В момент установления отношений Русского государства с Китаем в начале XVII в. между ними пролегали огромные пространства, заселенные кочевыми и полукочевыми народами. В первой половине XVII столетия русские присоединяют территорию Восточной Сибири и выходят в район Амура. Одновременно с появлением русских в Приамурье Китай попадает под власть маньчжурской Цинской династии, которая вела широкую завоевательную политику. Маньчжуры еще в первой половине XVII в. совершали в Приамурье походы, имевшие целью захват пленных для пополнения своей армии. Узнав о появлении на Амуре русских, цинское правительство предприняло попытки вытеснить их из этого района, что вызвало военные столкновения казаков с маньчжурскими отрядами.

Крестьянское заселение края, привлечение на свою сторону местного населения и заведение пашни — основа успешной русской политики в этом районе в 60—80-х годах XVII в. Причем политика русских властей в отношении местного населения оказалась более гибкой, что обусловило переход значительных групп коренного населения края в русское подданство. Однако русское правительство не имело практических возможностей для активизации своей политики на Амуре. Война с Польшей и обострение отношений с Турцией и Швецией во второй половине XVII в. отвлекали силы и средства правительства и вызвали проведение системы мероприятий, направленных на удержание Амура мирными средствами. Но лишенные поддержки из центра людьми, продовольствием и вооружением казаки и переселенцы оказались поставленными в тяжелое положение перед лицом организованного наступления, предпринятого маньчжурами.

Мотивы настойчивых притязаний цинского правительства на Приамурье носили чисто политический характер: они являлись выражением исторического стремления Китая окружить себя зоной малонаселенных вассальных территорий, к чему примешивались также вотчинно-династические интересы недавно пришедших к власти в Китае маньчжуров, главным образом соображения престижа. Русской политике объясачивания местного населения маньчжуры противопоставили систему военных мероприятий, разорение русских поселений и острогов и угон местного населения в центральные районы Маньчжурии. Поскольку эта политика оказалась неэффективной, цинское правительство переходит к прямой вооруженной агрессии, имевшей целью отбросить русских от Амура.

Если условно провести границу между фактическими русскими и маньчжурскими владениями, то до начала цинскими войсками широкого наступления, она проходила бы по Большому Хинганскому хребту и среднему течению Амура. По нижнему течению Амура ни та ни другая сторона укрепленных пунктов не имела.

 [...]