«Обездоленным», я думаю, не больно-то повезло в «прокате». Неутопический роман об утопии, научная фантастика, продёрнутая феминизмом, и анархо-синдикализмом, и Бог знает чем ещё, что было интересно молодым умам лет сорок назад в далёкой-далёкой гала.., тьфу, Америке – это разве можно читать? Разве сейчас время политических памфлетов? Какой смысл в том, чтобы делить мир на чёрное и белое, на Анаррес и Уррас?
Ах, если бы это был просто политический памфлет! Коротко бы вспыхнул, быстро бы погас – в середине семидесятых годов прошлого века социализм был моден в стране победившего всё капитализма. Ну, подумаешь, надавали бы ему в это светлое время всяких премий почётных…
История о том, как может выглядеть утопия, принципиально не переживает очередной смены парадигм - четверть века можно ждать свершения утопии жадно, потом ещё четверть века – устало, потом над утопией начинают смеяться.
Но история о том, каков становится человек, вырастающий в утопии, будет говорить с читателем долго. Может быть, всегда, да ещё и обретать на каждом повороте истории особый отблеск.
«Обездоленные» - книга поначалу неловкая, неуклюжая и застенчивая, как огромный анаррести Шевек, гениальный учёный из ограниченного, бедного, трудно счастливого анархистского рая. Не сразу прорезается в ней плавный ритм, связывающий эпизоды из разных миров. Читаешь про Анаррес – сухо, пыльно, нечем дышать, совместные общежития, мелкие коммунальные свары, голод, общий порыв спасать и любить, обезличенный, но всякий раз поворачивающийся именно к тебе, к страдающему, одинокому, опоздавшему
– неважно. Именно к тебе. Всё общее, но не ничьё в этом холодном лунном краю. Всё – твоё, кроме, пожалуй, души, и в этом начало трагической мелодии.
Читаешь про Уррас – всё пышно, в цветах и зелени, в роскоши и богатстве, повсюду обычаи, отрицающие природу тела в пользу идеала красоты, общий здесь – порыв восхищения, оборачивающийся к тебе – успешному, сильному, ловкому, и здесь тоже всё твоё, всё – кроме души, и печали Анарреса отвечает печаль Урраса, потому что они – две стихии, но разделенные, а это - беда.
Обездоленные стремлением к абсолютному совершенству и счастью, вот кто такие анаррести и уррасти. Счастья и свободы нет ни на Анарресе, где никто не смеет быть один и для себя, а если осмеливается, то либо сходит с ума под безжалостным давлением сообщества, либо вынужден бежать, как Шевек. Но нет и на Уррасе счастья и свободы, хотя там и поставлен памятник женщине – вождю анархистов, но учение о взаимопомощи отвергнуто – и превратилось в террористический тайный код, а на поверхности – в
предмет насмешек: «У вас и ЖЕНЩИНЫ общие?».
Да, «Обездоленные» - горькая и печальная книга, и, не явись в конце романа этаким Богом из машины третья сила, хайниты, которым Шевек без судорог совести может передать своё открытие мгновенной передачи информации – кто знает, как сложилась бы его судьба? На Анарресе он – предатель, проклятый индивидуалист, на Уррасе – отчасти невольный вождь Сопротивления, знамя кровавых столкновений. Там, где нет единства и понимания человеческой природы в её полноте – там неизбежно разделение, неизбежно
страдание, там нет места важнейшему из мерил человечности общества – любви. Просто любви. Просто двоих людей. Исстрадавшемуся душой Шевеку ещё придётся складывать свой Анареррес-Уррас, ещё придётся понять, что любить – можно, хотеть счастья – можно, желать добра не всем вообще, а конкретно вот этой женщине, ребёнку, взрослому – не грех индивидуализма, а потребность, вырастающая из корней человечности.
У него есть надежда – Хайн, срединный путь, сторона свободных.
Остаётся надежда и для нас. Для всякого обездоленного, обделённого, идущего крайним путём, есть спасение в пути узком, но среднем.