НОВОСТИ ЖУРНАЛА SOMUS!

"...Плохи мы или хороши? Ни то, ни другое. Достаточно хороши. Достаточно
 плохи..." Так рассуждает Аше Гарридо. О хорошем и лучшем, о падении и
 способе подняться. Чужой опыт не считается, потому что он чужой, а с другой
 стороны, зачем тогда человечество копит опыт практической философской мысли?

Вот так и мы. Почитаем про чужие неудачи, да и подумаем: как самим не
 оказаться в плохой ситуации... Как самим наладить отношения со своим прошлым
 и будущим...

Марина Корсакова тоже включилась в опыт преодоления, и пытается показать, как
 можно сохранять веру и силу духа даже в кабинете врача. Ведь мысли - сила
 материальная, она формирует события, и если верить, что все уладится -
 действительно уладится.

В "Битве Титанов" продолжаются дискуссии: как поступать с изменяющим мужем...
 и как поступать, если мужу хочется подарить ребенка, а женщина бесплодна.
 Добрый Титан рекомендует смириться, а Злой - бороться, и читатели единодушны
 в своем голосовании. Угадайте, кому они отдали голоса?

И, конечно, новости недели и гороскоп ждут вас в журнале Somus! в начале
 новой недели!

ДУША И ТЕЛО

Когда меня спросили, нет ли у меня клаустрофобии, я не поняла. Серый пластик
 томографа в десяти сантиметрах от глаз уточняет целесообразность вопроса.
 Ужас сковывает мышцы шеи и затрудняет дыхание. Лежать, не двигаясь, 20
 минут. А вдруг ногу судорогой сведет, со мной такое бывает?... И как это -
 лежать неподвижно, не зная, сколько прошло, а сколько осталось? Буду считать
 до тысячи двухста. Господи, как только Влад Дракула спал в гробу?...

...И это у меня еще нет клаустрофобии. А что, интересно, делают с теми, у
 кого есть? Глаза лучше закрыть: когда все вокруг дрожит и резонирует,
 наступающая со всех сторон серая труба пугает, и, кажется, становится все
 ближе, все уже, все теснее, и сплющит, засосет, и при каждом биении
 поверхностей хочется кричать. Но что же я буду кричать? "Выпустите меня
 отсюда"? Выпустят. И как мы тогда узнаем, что со мной? Надо терпеть. В
 принципе, это возможно. Просто закрою глаза и вытерплю. Если ногу судорогой
 не сведет.

...13... 14... Зачем мне, собственно, знать, что со мной? Со всеми все одно и
 то же. Жизнь - тропинка от рожденья к смерти, смутный, скрытый, одинокий
 путь. Нет, мне, конечно, больно, а чтобы устранить боль, нужно узнать
 причину боли. Но ведь как страшно узнать неустранимую... 45... 46... По
 сути, боль - это вообще ерунда. А самое главное препятствие на пути к
 всеобщему благоденстивию - это страх. Мы родились, чтобы преодолеть свой
 страх. С этой точки зрения, я - самая мужественная девочка на свете. Я не
 воевала в горячих точках, не рожала детей, не занималась экстремальным
 спортом и криминальной журналистикой. Но я смертельно, леденяще, искрящее,
 у-жа-са-ю-ще боюсь всего на свете, связанного с болями, болезнями и врачами,
 от иголки в палец до посветить в глаз лампочкой. А я пришла на томографию...
 68... 69... 70... Мне, конечно, сейчас скажут какую-нибудь гадость. У меня,
 конечно, сейчас найдут какие-нибудь страшные вещи. С другой стороны, я
 представляю себе худший из возможных исходов - неприятная, но не
 инновационная операция, значительный период реабилитации. И, вроде бы, все.
 Ах да, потом всю жизнь придется ходить в бассейн. Ну и что?... 91, 92... Все
 равно буду через полгода живая и красивая. А за это время выпью столь
 горькую чашу скорбей и преодолений, что наговорю на диктофон, в конце
 концов, удивительно мудрую и светлую книгу, которая принесет мне Нобелевскую
 премию по литературе. Я же всегда мечтала о Нобелевской премии по
 литературе. И получится, что все сложилось исключительно удачно, а не будь у
 меня больной спины, не сложилось бы, и сидела бы я, как дура, без премии.
 124, 125. И Нобелевскую лекцию тоже наговорю.

...142, 143... И бассейн. Вот так, не свали меня, я бы, конечно, туда не
 ходила. Осознавала бы, что надо бы, а не ходила. Одно дело, когда это для
 поддержания абстрактной формы, которая покинет меня, но не сейчас.
 Перефразируя Эпикурейское "Не должно нам бояться смерти, потому что когда мы
 есть - смерти нету и когда есть смерть - нету нас", так же можно
 расправиться с фигурой. Не должно ею заниматься, потому что либо она еще
 есть, либо уже поздно. 159, 160... А когда это жизненно необходимое условие
 для сохранения подвижности, я, конечно, буду ходить в бассейн. Через десять
 лет у меня будет все еще красивая грудь, и я буду меньше бояться, что муж
 уйдет. И получится, что все сложилось исключительно удачно, а не будь у меня
 больной спины, не сложилось бы, и сидела бы я, как дура, пока у него
 молоденькая.

...204... Господи, одна шестая, одна шестая всего времени, еще пять раз по
 столько же.Надо пальцами ног пошевелить, чтобы их судорогой не свело. Или,
 если пошевелю, их как раз и сведет. И что тогда, мне же двигаться нельзя.
 Нет, как они все-таки это с клаустрофобами делают? Надо расслабиться и не
 поддаваться панике. Интересно, на какой цифре счет окончится? Можно
 представлять перед глазами вспыхивающую цифру... 223, 224... главное, не
 открывать их.

В общем, все будет хорошо. Я же всегда боялась, что со мной произойдет что-то
 ужасное, и я стану инвалидом. А страхи опасны, чем большей мыслительной
 энергией мы их кормим, тем чаще они сбываются. Я кормила большой ложкой, я
 вообще не жадная. Хорошая, милая и не жадная. Только очень, очень, очень
 трусливая, маленькая, слабая, и у меня, кажется, ногу судорогой сейчас
 сведет. 265, 266... 267... А больше не буду бояться. Потому что страх перед
 падением можно излечить только падением, и теперь я смогу думать, что все
 уже произошло, но мне повезло, и я выкарабкалась, а больше ничего такого не
 будет. И стану жить спокойно. 372, 373... А не будь у меня больной спины,
 тряслась бы всю жизнь. Как дура.

...404, 405, 406... Нет, если немного пошевелить, не сводит. А им, наверное,
 все равно не слышно, если кричать. Господи, уже 406 секунд я страдаю от
 страха, что произойдет то, чего может и не произойти, и никаких контрмер мне
 все равно не предпринять. Я мыслями подаю команду нервам: судорога! А в
 жизни я подаю команды: "Непонимание!", "Невнимание!", "Несовпадение!", и
 математически невежественные обстоятельства, не понимающие знака, а
 фиксирующие только модуль, спешат подстроиться. "Хочу", "не хочу"... да
 плевать им. Ты пульсируешь страхом, вербально оформленной вспышкой
 "Болезнь", "Потеря", "Трагедия", а они ее фиксируют и реализуют. Приносят на
 блюдечке. Ты говоришь - "Жизнь, ты чего, совсем идиотка? Тебе же говорили
 "Не хочу неудачу, не хочу неудачу, не хочу неудачу...", а ты-ы?!"... А она
 робко жмется в уголок в своих цветастых юбках, и отвечает: "Да я так как-то
 слышала много раз - неудача, неудача... а что ты там еще говорила, я не
 поняла..."... 465, 466... Вот так. Не будь у меня больной спины, я бы тянула
 эту волынку вечно. Ведь чтобы сформулировать некоторые очевидные вещи, нужно
 обязательно попасть в томограф.

489, 490, 491, 492... Может, и не сведет. Бедное, господи, бедное мое тело,
 что же ты... что же я... как мать, у которой двое детей, один любимый, а
 другой так, по боку. Почему у меня Душа вечно умыта и причесана в бантик с
 рюшами, а Тело носится по двору в рваных сандаликах и режет подошвы
 бутылочными осколками? ...519, 520... Я бы на его месте еще и не такое бы
 вытворило. Вытворила. Я бы сказала "Ты мне не мать, раз ты меня не любишь, и
 не заботишься обо мне, и я пойду к кому-нибудь другому!" Ой, не надо думать
 про такое в томографе. Я же буду плакать, а плакать в томографе - это пошло.
 Черт, а где мне еще думать, если не в томографе? Если только в томографе,
 черт его дери, выясняется, что во всех остальных отсеках пространства я
 думала какую-то чертову хрень? Тихо. Не надо. 501, 502. Я исправлюсь. Я все
 поняла, и еще не поздно. Оно еще отзывается на балконный крик "Домой!" и
 бредет по лестнице, волоча консервную банку на палке. Ему еще можно сказать
 и дать "Люблю", и увидеть отраженный в его глазах солнечный лучик. Вопрос:
 ну а если бы у меня не было больной спины?

542, 543, 544... Машина приходит в ход, и койка медленно выезжает из
 пластиковой трубы томографа. 20 минут. Вот российская медицина, блин, ничего
 точно не скажут. Но мне же хватило? Вполне. На несведенную судорогой ногу и
 на метельную круговерть. На разборку души с собственным страхом и разборку
 тела с собственной душой. Смысл дороги в ухабах, смысл томографа в снимке...
 и не только. В шаге длительностью пятьсот сорок четыре секунды по дороге к
 спокойной, непреходящей, не требующей доказательств уверенности в том, что,
 что бы... как бы там ни было, а есть и будет хорошо.

ДУША И ТЕЛО

Когда меня спросили, нет ли у меня клаустрофобии, я не поняла. Серый пластик
 томографа в десяти сантиметрах от глаз уточняет целесообразность вопроса.
 Ужас сковывает мышцы шеи и затрудняет дыхание. Лежать, не двигаясь, 20
 минут. А вдруг ногу судорогой сведет, со мной такое бывает?... И как это -
 лежать неподвижно, не зная, сколько прошло, а сколько осталось? Буду считать
 до тысячи двухста. Господи, как только Влад Дракула спал в гробу?...

...И это у меня еще нет клаустрофобии. А что, интересно, делают с теми, у
 кого есть? Глаза лучше закрыть: когда все вокруг дрожит и резонирует,
 наступающая со всех сторон серая труба пугает, и, кажется, становится все
 ближе, все уже, все теснее, и сплющит, засосет, и при каждом биении
 поверхностей хочется кричать. Но что же я буду кричать? "Выпустите меня
 отсюда"? Выпустят. И как мы тогда узнаем, что со мной? Надо терпеть. В
 принципе, это возможно. Просто закрою глаза и вытерплю. Если ногу судорогой
 не сведет.

...13... 14... Зачем мне, собственно, знать, что со мной? Со всеми все одно и
 то же. Жизнь - тропинка от рожденья к смерти, смутный, скрытый, одинокий
 путь. Нет, мне, конечно, больно, а чтобы устранить боль, нужно узнать
 причину боли. Но ведь как страшно узнать неустранимую... 45... 46... По
 сути, боль - это вообще ерунда. А самое главное препятствие на пути к
 всеобщему благоденстивию - это страх. Мы родились, чтобы преодолеть свой
 страх. С этой точки зрения, я - самая мужественная девочка на свете. Я не
 воевала в горячих точках, не рожала детей, не занималась экстремальным
 спортом и криминальной журналистикой. Но я смертельно, леденяще, искрящее,
 у-жа-са-ю-ще боюсь всего на свете, связанного с болями, болезнями и врачами,
 от иголки в палец до посветить в глаз лампочкой. А я пришла на томографию...
 68... 69... 70... Мне, конечно, сейчас скажут какую-нибудь гадость. У меня,
 конечно, сейчас найдут какие-нибудь страшные вещи. С другой стороны, я
 представляю себе худший из возможных исходов - неприятная, но не
 инновационная операция, значительный период реабилитации. И, вроде бы, все.
 Ах да, потом всю жизнь придется ходить в бассейн. Ну и что?... 91, 92... Все
 равно буду через полгода живая и красивая. А за это время выпью столь
 горькую чашу скорбей и преодолений, что наговорю на диктофон, в конце
 концов, удивительно мудрую и светлую книгу, которая принесет мне Нобелевскую
 премию по литературе. Я же всегда мечтала о Нобелевской премии по
 литературе. И получится, что все сложилось исключительно удачно, а не будь у
 меня больной спины, не сложилось бы, и сидела бы я, как дура, без премии.
 124, 125. И Нобелевскую лекцию тоже наговорю.

...142, 143... И бассейн. Вот так, не свали меня, я бы, конечно, туда не
 ходила. Осознавала бы, что надо бы, а не ходила. Одно дело, когда это для
 поддержания абстрактной формы, которая покинет меня, но не сейчас.
 Перефразируя Эпикурейское "Не должно нам бояться смерти, потому что когда мы
 есть - смерти нету и когда есть смерть - нету нас", так же можно
 расправиться с фигурой. Не должно ею заниматься, потому что либо она еще
 есть, либо уже поздно. 159, 160... А когда это жизненно необходимое условие
 для сохранения подвижности, я, конечно, буду ходить в бассейн. Через десять
 лет у меня будет все еще красивая грудь, и я буду меньше бояться, что муж
 уйдет. И получится, что все сложилось исключительно удачно, а не будь у меня
 больной спины, не сложилось бы, и сидела бы я, как дура, пока у него
 молоденькая.

...204... Господи, одна шестая, одна шестая всего времени, еще пять раз по
 столько же.Надо пальцами ног пошевелить, чтобы их судорогой не свело. Или,
 если пошевелю, их как раз и сведет. И что тогда, мне же двигаться нельзя.
 Нет, как они все-таки это с клаустрофобами делают? Надо расслабиться и не
 поддаваться панике. Интересно, на какой цифре счет окончится? Можно
 представлять перед глазами вспыхивающую цифру... 223, 224... главное, не
 открывать их.

В общем, все будет хорошо. Я же всегда боялась, что со мной произойдет что-то
 ужасное, и я стану инвалидом. А страхи опасны, чем большей мыслительной
 энергией мы их кормим, тем чаще они сбываются. Я кормила большой ложкой, я
 вообще не жадная. Хорошая, милая и не жадная. Только очень, очень, очень
 трусливая, маленькая, слабая, и у меня, кажется, ногу судорогой сейчас
 сведет. 265, 266... 267... А больше не буду бояться. Потому что страх перед
 падением можно излечить только падением, и теперь я смогу думать, что все
 уже произошло, но мне повезло, и я выкарабкалась, а больше ничего такого не
 будет. И стану жить спокойно. 372, 373... А не будь у меня больной спины,
 тряслась бы всю жизнь. Как дура.

...404, 405, 406... Нет, если немного пошевелить, не сводит. А им, наверное,
 все равно не слышно, если кричать. Господи, уже 406 секунд я страдаю от
 страха, что произойдет то, чего может и не произойти, и никаких контрмер мне
 все равно не предпринять. Я мыслями подаю команду нервам: судорога! А в
 жизни я подаю команды: "Непонимание!", "Невнимание!", "Несовпадение!", и
 математически невежественные обстоятельства, не понимающие знака, а
 фиксирующие только модуль, спешат подстроиться. "Хочу", "не хочу"... да
 плевать им. Ты пульсируешь страхом, вербально оформленной вспышкой
 "Болезнь", "Потеря", "Трагедия", а они ее фиксируют и реализуют. Приносят на
 блюдечке. Ты говоришь - "Жизнь, ты чего, совсем идиотка? Тебе же говорили
 "Не хочу неудачу, не хочу неудачу, не хочу неудачу...", а ты-ы?!"... А она
 робко жмется в уголок в своих цветастых юбках, и отвечает: "Да я так как-то
 слышала много раз - неудача, неудача... а что ты там еще говорила, я не
 поняла..."... 465, 466... Вот так. Не будь у меня больной спины, я бы тянула
 эту волынку вечно. Ведь чтобы сформулировать некоторые очевидные вещи, нужно
 обязательно попасть в томограф.

489, 490, 491, 492... Может, и не сведет. Бедное, господи, бедное мое тело,
 что же ты... что же я... как мать, у которой двое детей, один любимый, а
 другой так, по боку. Почему у меня Душа вечно умыта и причесана в бантик с
 рюшами, а Тело носится по двору в рваных сандаликах и режет подошвы
 бутылочными осколками? ...519, 520... Я бы на его месте еще и не такое бы
 вытворило. Вытворила. Я бы сказала "Ты мне не мать, раз ты меня не любишь, и
 не заботишься обо мне, и я пойду к кому-нибудь другому!" Ой, не надо думать
 про такое в томографе. Я же буду плакать, а плакать в томографе - это пошло.
 Черт, а где мне еще думать, если не в томографе? Если только в томографе,
 черт его дери, выясняется, что во всех остальных отсеках пространства я
 думала какую-то чертову хрень? Тихо. Не надо. 501, 502. Я исправлюсь. Я все
 поняла, и еще не поздно. Оно еще отзывается на балконный крик "Домой!" и
 бредет по лестнице, волоча консервную банку на палке. Ему еще можно сказать
 и дать "Люблю", и увидеть отраженный в его глазах солнечный лучик. Вопрос:
 ну а если бы у меня не было больной спины?

542, 543, 544... Машина приходит в ход, и койка медленно выезжает из
 пластиковой трубы томографа. 20 минут. Вот российская медицина, блин, ничего
 точно не скажут. Но мне же хватило? Вполне. На несведенную судорогой ногу и
 на метельную круговерть. На разборку души с собственным страхом и разборку
 тела с собственной душой. Смысл дороги в ухабах, смысл томографа в снимке...
 и не только. В шаге длительностью пятьсот сорок четыре секунды по дороге к
 спокойной, непреходящей, не требующей доказательств уверенности в том, что,
 что бы... как бы там ни было, а есть и будет хорошо.

Оценить статью >>>                     Возразить автору >>>                      Прочитать еще >>>

Еще один из рода человеческого
Плохи мы или хороши? Ни то, ни другое. Достаточно хороши. Достаточно плохи. Я знаю про себя – про себя! – что бывало, да, случалось и мне переступать свои непереступаемые черты, нарушать свои незыблемые принципы. И никуда с тех пор не делись ни я, ни те мои принципы – и всё так же через них переступать нельзя. Но было. Но остались. И что же мне теперь – не дружить больше с собой? Не уважать себя отныне и вовеки? А с кем же я тогда смогу дружить? Кого смогу уважать?

полный текст на сайте журнала