Русский язык (литература, философия, история, социология) 20011028

--------------
ЗДРАВСТВУЙТЕ!

Сайт на http://ssu.komi.com/vault

Заявки, анкеты, тезисы, статьи, доклады, отзывы: в
Internet-телеконференции "РУССКИЙ ЯЗЫК" принимаются по адресу:
mailto:gowor@online.ru?subject=RusLing2001

Очередной доклад телеконференции:
------------------

Азбукина А.В.

(Казань)

Проблема типологии символа "соловей"
в русской поэзии I-ой половины XIX века.

В современном литературоведении существуют различные классификации символов.
Так, принято выделять романтические и реалистические символы [20],
романтические и символические символы [24], "закрытые" и "открытые" символы
[21], амбивалентные и аллегорические символы [10], символы культуры и
индивидуально-авторские символы [4]. В одних работах (А.Назаренко [13],
А.С.Собенников [20], Г.Н.Храповицкая [24], Ю.М.Лотман [4], С .Г.Барсуков
[4], Е.Г.Григорьева [4] типология художественного символа рассматривается в
общетеоретическом аспекте, на материале литературы или шире культуры в
целом. В других работах (Н.А.Кузьмина [10], А.П.Ауэр [3], В.Б.Сосновская
[21]) классификация символов проводится на основе анализа конкретных
поэтических образов, их семантических трансформаций в поэтических или
прозаических произведениях. Однако практически нет работ, в которых бы
исследовалась типология конкретного образа-символа (звезда, дорога, огонь,
ветер и т.п.), в частности особенности его функционирования как в отдельных
стихотворениях, так и в интертексте русской поэзии определенного периода. В
данной статье предпринимается попытка в какой-то степени восполнить
существующий пробел.
            Наша цель - рассмотреть типы символа "соловей" на материале
русской поэзии I-ой половины XIX века. При этом мы ставим перед собой
следующие задачи: 1) выявить причины обращения русских поэтов к
символическому использованию образа соловья; 2) разграничить понятия
"традиционный" и "индивидуально-авторский" символ; 3) раскрыть основные
семантические механизмы образования новых референциальных смыслов образа
соловья в поэтических текстах указанного периода.
            В пушкинскую эпоху сложился устойчивый поэтический словарь
образов-символов ("луна", "звезды", "сад", "кипарис", "розы", "ручей" и
т.д.), без которых не мог обойтись ни один поэт. К числу общеупотребительных
поэтических формул можно отнести и образ соловья. О популярности этого
образа свидетельствует тот факт, что он встречается в более чем 100
стихотворных текстах указанного периода.
            В поэзии I-ой половины XIX века "соловей" приобретает особую
идейно-эстетическую содержательность, для него характерен семантический
полифонизм.Опираясь на теорию символа А.Ф.Лосева [11] и предложенное им
понятие "порождающей модели" [12], семантику образа соловья можно
представить в виде следующей схемы: 1) "соловей"-знак; 2) "соловей"-эмблема;
3) "соловей"-person'a; 4) "соловей"-метафора; 5) "соловей"-аллегория; 6)
"соловей"-символ (подробнее об этом см. [1]).
            Ведущими семантическими функциями образа соловья, на наш взгляд,
являются эмблема и символ.
            "Соловей"-эмблема пользовался широкой популярностью в лирике
1780-1820 годов, что, по-видимому, объясняется тяготением поэтов к
традиционному поэтическому высказыванию, к "поэтике устойчивых стилей"
(термин Л.Я.Гинзбург; [7,c.24]). "Соловей"-эмблема способствовал раскрытию
гармонического мира личности, разнообразных любовных переживаний лирического
героя, что отвечало задачам новой, сентиментально-романтической поэзии,
пришедшей на смену классицизму. В то же время уже в этот период некоторые
поэты - Г.Р.Державин ("Соловей", 1795), Н.М.Карамзин ("Соловей", 1796),
В.А.Жуковский ("К Нине", "Песня" 1805-1809) стремятся отойти от
канонического употребления образа соловья и придать этому образу необычное
символическое звучание. Однако на фоне общей картины эти попытки пока
воспринимаются как единичные явления.
            После разгрома восстания декабристов в 1825 году ситуация в
поэзии начинает существенно меняться. Эмоциональное восприятие
действительности, культивирование "жизни сердца" продолжает привлекать
поэтов, но теперь нередко сочетается с рефлексией, напряженными
размышлениями о смысле происходящих в мире событий. "Романтическое понимание
личности, новое отношение к философии как к средоточию духовной жизни, -
пишет Л.Я.Гинзбург, - все возрастающий историзм, который и в искусстве
отрицал вечные нормы прекрасного, все вело к поискам новых художественных
методов". [7,c.51]
            Поэты II-ой половины 20-50-х годов продолжают использовать образ
соловья в традиционном поэтическом значении (эмблема), однако доминирующей
тенденцией в этот период становится преобразование "соловья" в символ. От
эмблемности, декларативности в изображении чувств и переживаний отдельной
личности поэты переходят к попытке выразить какие-то социально значимые
идеи, к раздумьям об устройстве общества, к философским размышлениям о
жизни, о мире в целом.
1.      В русской поэзии в основном реализуется установка на использование
соловья как традиционного символа. Для традиционного символа, как
представляется, характерны следующие отличительные признаки. Во-первых,
соловей-символ оказывается задан в рамках стереотипного поэтического
контекста, в составе привычной, достаточно распространенной поэтической
ситуации. Так, стихотворение Н.М.Языкова "А.И.Кулибину" (1819),
"Е.А.Боратынскому" (1826), А.А.Шишкова "Эмилию" (1832), Е.П.Зайцевского
"Вечер в Тавриде" (1827) строятся на традиционном романтическом
противопоставлении природы и шумного света, мечты и действительности,
гармонии и дисгармонии, истинных и ложных ценностей. В подобном контексте
соловей выступает не просто как деталь или эмблема пейзажа, но символизирует
идиллическое существование, мир мечты, гармонию души, счастье, прекрасное.
Например, у Н.М.Языкова читаем:
Там сладостней журчит поток,
                                                           Там соловей поет
звучнее,
                                               Там все нас может восхищать,
                                              Там все прекрасно, там все
мило:
                                              Там наше счастие живет,
                                              Там можно жизнью наслаждаться!

("А.И.Кулибину" [25,c.7] )
Во-вторых, поэтические тексты, в которых соловей употребляется в качестве
традиционного символа, включают в себя сознательную авторскую установку на
выявление семантической заданности этого образа. В одних стихотворениях
(Н.М.Языков "Мечта", Н.С.Глинка "Соловей", В.А.Сологуб "Скажи, о чем в тени
ветвей", Н.А.Кашинцев "Ты прости, наш соловей", Н.Г.Цыганов "Что ж ты,
соловьюшко", Ф.Н.Глинка "К соловью в клетке") используется своеобразная
система сигналов (повторная номинация "соловья", обращение к соловью,
риторические вопросы, восклицания и т.п.), организующая читательное
восприятие в необходимом автору направлении, способствующая выдвижению на
первый план образа соловья, указанию на его символическое значение.
Например:
                                                       Милый, звонкий
соловей!
                                                       Насладись весной
своей!
                                                       Пой при ясности
лазури,
                                                       Что до горя, что до
бури?
                                                       Милый, звонкий
соловей!
                                                       Быстро минут сорок
дней!

(Н.С.Глинка "Соловей", [18,c.576] )
В других стихотворных текстах (А.С.Пушкин "Соловей и роза", С.Е.Раич
"Зависть", И.И.Лажечников "Из романа "Последний Новик", В.Г.Тепляков "Два
ангела", "Желания") имеется непосредственный ключ-индикатор, прямо
расшифровывающий содержание символа "соловей". Например:
                                                      Ночная песня соловья
                                                      Иль ропот дальнего
ручья,
                                                      Как нектар в душу вам
струится -
                                                      То с нею ангел
говорит.

(В.Г.Тепляков "Два ангела", [17,c.679-680] )
Последние строки стихотворения "поясняют" содержание символа: соловей у
В.Г.Теплякова выражает идеальное, возвышенное.
            Наконец, в третьей группе текстов (Н.М.Языков "Н.А.Языковой",
А.С.Пушкин "Демон", Е.П.Зайцевский "Вечер в Тавриде") выявление
семантической заданности образа соловья осуществляется более сложным путем -
в результате композиционного развертывания поэтического текста, наличия
романтических оппозиций, резко выраженного семантического конфликта.
            В поэзии II-й половины 20-50-х годов XIX века "соловей"
используется не только как традиционный, но и как индивидуально-авторский
символ. Однако по сравнению с лирикой II-й половины XIX века данная
тенденция оказывается выражена слабо. По пути создания
индивидуально-авторского символа идут лишь некоторые поэты - А.С.Пушкин ("Не
дай мне, бог, сойти с ума"), В.А.Жуковский ("Песня"), Е.А.Боратынский ("Что
за звуки? Мимоходом:"), В.И.Туманский ("Май"), Н.М.Языков
 ("Я.П.Полонскому"). Для индивидуально-авторского символа характерны
следующие отличительные признаки. Во-первых, поэты стремятся включить образ
соловья в частично или полностью трансформированный поэтический контекст.
Наиболее радикальным в этом плане представляется А.С.Пушкин ("Не дай мне,
бог, сойти с ума"), который придает соловью статус реалистического символа.
Во-вторых, в перечисленных выше стихотворениях поэтов пушкинского периода,
отсутствует сознательная авторская установка на выявление символического
значения образа соловья, как это было характерно для традиционного символа.
Новые референциальные смыслы "соловья" возникают совершенно непроизвольно,
из контекста, благодаря включению этого образа в различные поэтические
парадигмы.
            Традиционный и индивидуально-авторский символ имеют некоторые
различия и в семантическом механизме образования производных иплицитных
значений. В основе традиционного символа обычно лежит дедуктивная
транспозиция (поэтическая дедукция), в основе индивидуально-авторского
символа может лежать как дедуктивная, так и индуктивная транспозиция
(поэтическая индукция).
            Термины дедуктивный и индуктивный способ создания поэтического
символа заимствованы из статьи Л.Я.Гинзбург "Частное и общее в лирическом
стихотворении" [8,c.54]. Путь поэтической дедукции предполагает
"развеществление" объектов действительности, прямое введение поэтической
темы, придание символического смысла отвлеченно-условным образам.
Поэтическая дедукция есть процесс трансформации соловья-эмблемы в символ.
Путь поэтической индукции, напротив, предполагает "деканонизацию" объектов
действительности, имплицитное введение поэтической темы, движение от
конкретно-предметной образности к широким символическим обобщениям.
Поэтическая индукция есть процесс трансформации соловья-знака в символ.
            Традиционный символ близок к эмблеме, но не тождественен ей.
Эмблематический образ предполагает прямое соотнесение денотата (соловей) и
референта (смысловой концепт), тогда как сивол возникает на основе
транспозиции. Транспозиция представляет собой сложный процесс,
предполагающий порождение, генерирование новых референциальных смыслов при
полном сохранении самоценности первичных. В самом общем виде схему связей в
традиционном символе "соловей" можно представить следующим образом:
денотат - основание - производные референциальные смыслы (1)-ПРС (2)-ПРС
(3)-ПРС (n):(Схема N1). В качестве денотата выступает соловей-птица, реалия
окружающего мира. Переход от наличного предметного значения к новым
референциальным смыслам осуществляется на основе семантического концепта
эмблемы (соловей-птица весны и любви) и персонификации (соловей-"любовник
розы", действующий субъект). Нередко включение "соловья" в текст влечет
реализацию дополнительных денотативных признаков: "соловей-птица, обладающая
чудесным голосом", "соловей-птица, поющая на свободе", "соловей-птица родных
мест", "соловей-вестник с небес" и т.п. В качестве примера приведем
стихотворение И.И.Лажечникова "Из романа "Последний Новик":
                                                      Сладко пел душа -
соловушка
                                                      В зеленом моем саду,
                                                      Много-много знал он
песен,
                                                      Слаще не было одной.
                                                      ::
                                                      Не забыл он песнь
заветную,
                                                      Все про край родной
поет.
                                                      Все поет в тоске про
милую,
                                                      С этой песней и умрет.

[15,c.479]
Схема связей в символе "соловей" здесь строится следующим образом:

(на СД)

Другой пример - стихотворение Д.Веневитинова "Я чувствую, во мне горит:"
(1827). Схему связей в символе "соловей" можно представить следующим
образом:


            Индивидуально-авторский символ возникает на основе как
поэтической дедукции, так и поэтической индукции. В первом случае переход от
наличного предметного значения к новым референциальным смыслам
осуществляется на основе семантического концепта эмблемы (соловей-птица
весны и любви) и персонификации (соловей-"любовник розы", действующий
субъект). В самом общем виде схему связей в дедуктивном типе
индивидуально-авторского символа можно представить следующим образом:

(на СД)


Как видим, в отличие от традиционного символа, семантика
индивидуально-авторского символа формируется в рамках различных
семантических микроконтекстов, поэтому схема носит более сложный характер.
            Во втором случае (индуктивный тип символа) промежуточное звено
(концепт эмблемы или персонификации) отсутствует и новые референциальные
смыслы возникают еще более непроизвольно, спонтанно, но опять же под
влиянием неповторимого поэтического контекста. В самом общем виде схему
связей в индуктивном типе индивидуально-авторского символа "соловей" можно
представить следующим образом:

(на СД)


Приведенные схемы (2,3) наглядно отражают взаимосвязанность
индивидуально-авторского символа и семантических микроконтекстов, а также
свидетельствуют о его сложной семантической структуре по сравнению с
символом традиционным.

1. Особенности функционирования традиционного символа "соловей" в
поэтических текстах I-й половины XIX века.
            В стихотворениях А.С.Пушкина "Соловей и роза" (1827),
Д.Веневитинова "Я чувствую, во мне горит:" (1827), Н.М.Языкова "Мечта"
(1825), Н.С.Глинки "Соловей" (1825), Е.П.Зайцевского "Вечер в Тавриде",
В.А.Сологуба "Скажи, о чем в тени ветвей" (1850), А.А.Шишкова "К Эмилию"
(1832), В.Г.Теплякова "Два ангела" (1833) соловей используется как
традиционный символ. Поэты идут по пути создания дедуктивного типа
традиционного символа. Однако, если в стихотворениях Н.М.Языкова "Мечта",
Н.С.Глинки "Соловей", В.А.Сологуба "Скажи, о чем в тени ветвей", А.А.Шишкова
"К Эмилию", В.Г.Теплякова "Два ангела" возникновение новых референциальных
смыслов образа соловья осуществляется на основе эмблемы, то в стихотворениях
А.С.Пушкина "Соловей и роза", Д.Веневитинова "Я чувствую, во мне горит",
Н.М.Языкова "И.С.Аксакову", Е.П.Зайцевского "Вечер в Тавриде" (1827),
C.Е.Раича "Зависть" - на основе персонификации. Обратимся к примерам. В
стихотворении Н.М.Языкова "Мечта" (1825) "соловей" выступает как
традиционный символ. Почему мы пришли к такому выводу?
            Во-первых, "соловей" задан как "явный", "прозрачный" символ. В
тексте реализуется сознательная авторская установка на символизацию этого
образа. Поэт определенным образом поясняет семантическую заданность
 "соловья", используя устойчивую систему сигналов (повторная номинация
"соловья", обращение к "соловью").
            В стихотворении "соловей" выделен, акцентирован, встречается три
раза - в начале, середине и конце текста. Начало и конец текста необычайно
важны. И.В.Арнольд считает их "сильной позицией": употребление в этой
позиции любого поэтического образа в большинстве случаев считается сигналом
его символического статуса [2,c.124]. Большую роль в плане усиления
символического звучания образа "соловья" играет также его повторная
номинация в стихотворении.
            Н.М.Языков умело направляет внимание читателей в необходимом ему
направлении. Поэт на протяжении всего текста обращается к "соловью", что,
без сомнения, способствует выдвижению символического образа на первый план,
его акцентировке в восприятии читателя:
                                                  Но скоро ты умолкнешь,
сладкогласный!
                                                  Тебе не петь и завтрашнего
дня!
                                                  Ты улетишь!:

[25,c.79]
            Во-вторых, Н.М.Языков включает образ соловья в состав устойчивой
романтической оппозиции (природа-социум), в контекст стандартной поэтической
ситуации, что также свидетельствует об употреблении этого образа как
традиционного символа. В начале стихотворения "соловей" входит в
романтический поэтический комплекс, в пейзажную зарисовку, т.е. выступает в
функции эмблемы:
                                                 Яснеет лес, проснулся
соловей,
                                                 И песнь его то звучно
раздается
                                                 По зеркалу серебряных
зыбей,
                                                 То тихая и сладостная
льется
                                                 В дубравной мгле, как
шепчущий ручей:

[25,c.79]
Однако уже следующие строки переводят образ-эмблему в более обобщенный,
символический план:
                                                Но скоро ты умолкнешь,
сладкогласный!
                                                Тебе не петь и завтрашнего
дня!
                                                Здесь будет бой и долгий и
ужасный,
                                                При заревах военного огня
                                                Ты улетишь:

[25,c.79]
Н.М.Языков идет по пути создания дедуктивного типа символа. Поэт включает
отвлеченную зарисовку соловьиного пения в контрастный поэтический контекст,
благодаря чему и достигается символический эффект.
            Семантическую структуру текста организуют две поэтические
парадигмы: природная ("лес", "деревья", "небо", "река") и социальная ("бой",
"война", "пожар", "огонь", "черный дым"). Обе эти парадигмы заданы
стереотипно, в традициях романтизма. Соловей входит сразу в две поэтические
парадигмы. Поэт рисует яркую, запоминающуюся картину охваченного огнем леса:
"Ты улетишь, как зашумев листами,// Пойдет пожар трескучий по ветвям,// И
черный дым огромными столбами // Поднимется к высоким небесам" [25,c.79].
Война вынуждает соловья, мирного певца весны, покинуть любимые им места. Как
видим, Н.М.Языков делает "соловья" главным лицом поэтической картины, строит
текст таким образом, чтобы "навести" читателя на понимание символического
смысла изображаемого. В стихотворении Н.М.Языкова соловей символизирует
идиллию, мечту, хрупкость и беззащитность природы, красоту, гибнущую под
напором жестокой действительности.
            В стихотворениях А.С.Пушкина "Соловей и роза" (1827) и
Д.Веневитинова "Я чувствую, во мне горит:" (1827) в основе традиционного
символа "соловей" лежит семантический концепт персонификации.
            Оба поэта обращаются к восточной теме соловья и розы. Однако в
стихотворении Веневитинова роза отсутствует, главным действующим субъектом
является "соловей":
                                                   :Так соловей в тени
дубров,
                                                       Восторгу краткому
послушный,
                                                       Когда на долы ляжет
тень,
                                                       Уныло вечер воспевает
                                                       И утром весело
встречает
                                                       В румяном небе ясный
день.

[6,c.126]
В стихотворении А.С.Пушкина, напротив, главными действующими лицами являются
и соловей, и роза:
                                                 В безмолвии садов, весной,
во мгле ночей
                                                 Поет над розою восточный
соловей:

[19,c.98]
И у Пушкина, и у Веневитинова поющий соловей олицетворяет влюбленного.
Правда, оба поэта не ограничиваются подобным истолкованием восточного
образа. Они переводят персонификацию в символ, но делают это по-разному. В
стихотворении А.С.Пушкина соловей поет над розой, но роза не отвечает на его
чувства:
                                                 Но роза милая не чувствует,
не внемлет
                                                 И под влюбленный гимн
колышется и дремлет:

[19,c.98]
Эта "драматическая" ситуация, типичная как для восточной, так и для русской
поэзии, не интересует Пушкина сама по себе. Поэт использует
персонифицированные образы соловья и розы вовсе не с тем, чтобы живописать
историю взаимоотношений влюбленных. Поэт придает восточному интерсюжету
философский подтекст, а образам соловья и розы - символический характер. В
представлении Пушкина соловей, поющий над розой, символизирует поэта,
посвятившего себя служению красоте. Содержание символов соловья и розы легко
дешифруется, так как в тексте имеется ключ-индикатор к их прочтению. Таковы
последние строки стихотворения, обращенные к соловью-поэту:
                                                Не так ли ты поешь для
хладной красоты?
                                                Опомнись, о поэт, к чему
стремишься ты?

[19,c.98]
Стихотворение "Соловей и роза" должно рассматриваться в ряду других
стихотворений Пушкина ("Поэт", "Поэт и чернь"), посвященных теме искусства.
Символическое истолкование образов соловья и розы было дано поэтом не
случайно. В этом стихотворении Пушкин высказывает сомнение в том, что поэт
должен посвятить себя лишь служению красоте и отказаться от изображения
других сфер жизни. В стихотворении Д.Веневитинова соловей тоже выступает не
только как персонификация, но и как символ. Веневитинов организует
читательское восприятие таким образом, что напрашивается прямая аналогия
соловей-поэт, "любовник розы","певец любви". Стихотворение строится на
основе развернутого сравнения, в результате чего и осуществляется перевод
"соловья"-person'ы в символ:
                                                         Пою то радость, то
печали,
                                                         То пыл страстей, то
жар любви,
                                                         И беглым мыслям
простодушно
                                                         Вверяюсь в пламени
стихов.
                                                         Так соловей в тени
дубров:

[6,c.126]
В стихотворении Д.Веневитинова соловей используется как традиционный символ
поэта, поэтического творчества, поэзии, воспевающей любовь и красоту. Но в
отличие от Пушкина, Веневитинов не подвергает сомнению подобный идеал
искусства, но, напротив, утверждает его. Семантика образа-символа "соловей"
достаточно ясна и прозрачна и легко редуцируется из контекста.

 2. Особенности функционирования индивидуально-авторского символа
               <соловей> в поэтических текстах I-й половины XIX века.

В стихотворениях В.А.Жуковского  <Песня> (1809), Е.А.Боратынского <Что за
звуки? Мимоходом> (1841), А.С. Пушкина <Не дай мне, Бог, сойти с ума>
(1833), В.И.Туманского <Май> (1823), Н.М.Языкова <Я.П.Полонскому> (1844)
соловей выступает как индивидуально-авторский символ.
Поэты стремятся преодолеть стереотипность в восприятии образа соловья и его
поэтического комплекса. Но делают это разными способами. В.А.Жуковский и
Е.А.Боратынский включают  "соловья"-эмблему в качественно новый,
<философский> контекст глубоко субъективных размышлений о мироздании, о
жизни, о назначении человека. В.И.Туманский и Я.П.Полонский качественно не
трансформируют поэтический контекст, но вносят в картину соловьиного пения
определенную конкретизацию, что-то свое, глубоко личное, в результате чего
образ соловья наполняется неожиданным символическим звучанием. Наиболее
радикальный путь избирает А.С.Пушкин. Он придает образу соловья новационные,
сложные референциальные смыслы, включая его в парадоксальный реалистический
контекст.
В стихотворении В.А.Жуковского <Песня> семантика образа соловья формируется
в процессе его вовлечения в сразу несколько семантических микроконтекстов.
На первый взгляд, кажется, что <соловей> задан в стереотипном поэтическом
окружении (<весна>, <тень>, <дуброва>, <майские цветы>). Однако Жуковский не
ограничивается использованием соловья лишь как эмблемы романтического
пейзажа. <Соловей> активно коррелирует с поэтическим контекстом. Жуковский
придает образу соловья статус слова-стимула. Показательно, что уже включение
<соловья> в текст влечет за собой реализацию на эксплицитном и имплицитном
уровнях текста ряда ассоциатов (соловей > весна > "весна жизни" > молодость
> игры > надежда > желания > наслаждения > счастье).
В свою очередь, ассоциативно-смысловые ряды выступают как семантический
микроконтекст, в рамках которого <соловей> приобретает дополнительные
референциальные смыслы. Соловей символизирует гармонический взгляд на мир,
радость жизни, счастье, райское начало бытия, идеальное.
В стихотворении Жуковского <соловей> включается в большой лирический
контекст, в философские раздумья поэта о жизни, судьбе, назначении человека.
О символическом статусе соловья свидетельствует и факт повторной номинации
этого образа. Соловей встречается 2 раза: в I-й и II-й строфах
стихотворения.
Жуковский вовлекает образ соловья в два противоположных семантических
микроконтекста. Поэт противопоставляет тем самым два взгляда на жизнь, две
концепции бытия. Молодости свойственна наивная вера в жизнь, безоглядное
упоение ее <играми> и <забавами>, Юноша доверчиво внимает соловьиному пению,
наслаждается красотой майских цветов, <весенних лет мечтами". Такое
состояние, по Жуковскому, кратковременно, но именно оно и называется
счастьем:
Счастлив тот, кому забавы,
Игры, майские цветы,
Соловей в тени дубравы
И весенних лет мечты
В наслажденье, как и прежде:
                                                                    [9;
с.24]
Но со временем наивное восприятие жизни окрашивается в пессимистические
тона, человек вступает в борьбу с Роком. Такой человек постепенно утрачивает
надежду, поэтому его не радуют соловьиные трели и прежние забавы: "Беден
тот, Кому забавы <:>// Кто сказав: <прости> надежде, // Взор ко гробу
устремил> [9; с.24].
В последней строфе стихотворения возникает глубоко личный для Жуковского
мотив несбывшихся надежд, несостоявшегося счастья. Поэт сокрушается о том,
что жестокий Рок отнимает у него возлюбленную, не дает с ней соединиться:

Для души моей плененной

Здесь один и был цветок,
Ароматный, несравненный:
Я сорвать!.. Но что же Рок?
<Не тебе им насладиться;
Не твоим ему доцвесть!>
Ах, жестокий! чем же льститься?
Где подобный в мире есть?
                                                        [9; с.24].
В большом <философском> контексте стихотворения >соловей> приобретает
дополнительную смысловую коннотацию. Соловьиная идиллия оказывается нарушена
не течением времени, старостью и другими объективными причинами, как это
было у других поэтов, но мистическими обстоятельствами - вмешательством
внешних сил, жестокого Рока.
В представлении Жуковского <соловей> символизирует не только <весну жизни>,
молодость, забавы, надежды на счастье,  но и романтическую мечту, идеал,
недостигаемый в реальной действительности и возможный в ином, лучшем мире.
В стихотворениях В.И.Туманского <Май> и Н.М.Языкова <Я.П.Полонскому>
поэтический контекст, в состав которого включен образ соловья, достаточно
традиционен. Однако новым является то, что поэты дают зарисовку соловьиного
пения под особым, индивидуально-авторским углом зрения. Туманский и Языков
стремятся к <освежению> вещного восприятия слова-образа <соловей> путем
подбора к нему нетрадиционных синонимов-определителей. В результате
 "соловей"-эмблема трансформируется в <знак>, <деталь> и, в свою очередь,
эта деталь, благодаря своей необычности в традиционном поэтическом контексте
приобретает символический характер. В качестве примера рассмотрим элегию
В.И.Туманского <Май>.
Стихотворение четко делится на две части. Первая часть включает в себя
изображение идиллического мира природы (<повеял май>, <шумят и блещут воды>,
<на солнце лист трепещет и блестит> и т.д.). Вторая часть посвящена описанию
дисгармонической настроенности души лирического героя:

Но светлый май меня не веселит:

:
Но я, томясь в душе мятежной,
Однообразием и жизни, и забав,
Безумный, я б желал, чтоб снова вихорь снежный
Затмил красу потоков и дубрав
                                                                    [17;
с.261].
Вторая часть достаточно традиционна, первая часть - необычна. Туманский
отказывается от стереотипного эмблематического изображения природы. Поэт
дает конкретный, узнаваемый пейзаж. Показательно, что В.И.Туманский
использует вместо применявшегося в романтической поэзии <журчащего ручья>
образ <шумящих> и <блещущих> вод, заостряет внимание на деталях (<На солнце
лист трепещет и блестит>) и т.п. В поэтическое изображение природы поэт
включает и образы, традиционно не принадлежавшие к <высоким> (<огороды> и
<луга>).
Новизной отличается и зарисовка соловьиного пения:
Пусть тот весны очарованье славит,
Чью душу кроткую, как тихий мир полей,
До поздних лет младенчески забавит
И первый лист, и первый соловей.
                                                        [17; с.264].
В стихотворении В.И.Туманского "соловей" входит в предметную поэтическую
парадигму,: выступает не просто как эмблема, но как <знак>, <деталь>
узнаваемой картины природы. В то же время семантическая заданность образа
<соловья> не сводится лишь к функции <знака>.
В.И.Туманский идет по пути создания индуктивного типа поэтического символа.
Показательно, что только два образа-детали из предметной поэтической
парадигмы (<соловей> и <лист>) приобретают у поэта семантическую
многомерность. Туманский подбирает к словам <соловей> и <лист>
нетрадиционный, запоминающийся эпитет <первый>, добиваясь тем самым
своеобразного <освежения> вещного содержания привычных романтических
образов. Кроме того, о символическом употреблении образов <соловья> и
<листа> свидетельствует тот факт, что Туманский включает их в контекст
философских размышлений лирического героя о жизни, о мире в целом.
<Первый лист> и <первый соловей> - не просто примета весны. В стихотворении
В.И.Туманского противопоставляются два взгляда на жизнь, две концепции
бытия. Поэт глубоко по-своему обыгрывает слова-образы <первый лист> и
<первый соловей>. Байронический герой, человек, знающий жизнь,
<повзрослевший сердцем>, не способен тешиться соблазнами и иллюзиями
молодости, наслаждаться соловьиной гармонией.
Напротив, человек, сохранивший до <седых волос> детски-наивное отношение к
жизни, будет всякий раз как бы заново переживать одни и те же чувства и
эмоции. Для такого <взрослого ребенка> появившийся из набухшей почки лист
всякий раз будет первым, соловьиная песнь, слышанная неоднократно, будет
звучать как в первый раз.
В философском контексте стихотворения В.И.Туманского образы-детали <соловья>
и <листа> приобретают семантическую многомерность, обрастают дополнительными
референциальными смыслами, символизируют гармоническую настроенность души,
вечную <юность сердца>, наивность, восторженность в восприятии
действительности, идиллическое отношение к миру, противоположные скепсису и
сомнению байронического героя.
Наиболее радикальный путь символического осмысления образа соловья
представлен в поэзии А.С.Пушкина (<Не дай мне, Бог, сойти с ума>). Поэт
включает этот образ в новый, реалистический контекст, что было в целом не
характерно для поэзии I-й половины XIX века. Кроме того, Пушкин, как
истинный гений, сохраняет мифологическую подоплеку образа соловья, тем самым
умножая его символическое поэтическое звучание. Пушкин превращает образ
соловья в один из ключевых элементов глубоко индивидуализированной
поэтической картины мира.
Как известно, Пушкин проделал в своем творчестве своеобразную эволюцию от
романтизма к реализму. Соответственно менялось и отношение поэта к
традиционной романтической образности. Если в ранней лирике <соловей>
выступал как персонификация (<О дева-роза, я в оковах:>, 1824) или
традиционный символ (<Соловей и роза>, 1827, <Демон>, 1823), то в
стихотворениях 30-х годов (<Не дай мне, Бог, сойти с ума>, 1833) этот образ
приобретает статус индивидуально-авторского символа. Пушкин обращается к
индуктивному способу создания реалистического символа. Поэт преобразует
традиционную эмблему в деталь реалистической картины действительности, а
затем придает этой детали сложный символический смысл. Как справедливо
отмечает Л.Я.Гинзбург, в своем зрелом творчестве Пушкин <показал, что слово
может полностью сохранять свое первичное, основное значение и свое
вещественное содержание, осуществляя при этом безграничные смысловые
потенции> [8; с.163].
В стихотворении Пушкина <Не дай мне, Бог, сойти с ума> основной объектной
темой является тема безумия. Воплощение этой темы в тексте имеет ярко
выраженный социально-политический подтекст. Для Пушкина безумие - это аналог
свободы, воли. Безумец свободен, живет в собственном мире <чудных грез>, не
подчиняется общественным нормам:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
                                                        [19; с.313].
Именно поэтому общество считает его опасным, изолирует от себя, запирая в
сумасшедший дом:
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь, как чума,
Как раз тебя запрут:
                                                        [19; с.313].
Стихотворение "Не дай мне, Бог, сойти с ума" явилось своеобразным откликом
как на общественно-политическую ситуацию 30-х годов (гонения на
<сумасшедших>, <вольнодумцев>), так и на события в жизни самого поэта
(<травля> Пушкина светским обществом).
Однако стихотворение Пушкина не следует сводить лишь к выражению каких-либо
политических, пусть даже и злободневных идей. На наш взгляд, при
внимательном прочтении текста в нем обнаруживается скрытый второй план, а
тема безумия приобретает философское звучание. Своеобразным <ключом> к
расшифровке пушкинского стихотворения могут служить <природные>
образы-символы (<соловей>, <дуброва>, <вихорь>, <небеса>, <волны>).
В стихотворении Пушкина заданы три поэтические парадигмы: 1) природная
парадигма (1) (<темный лес>, <вихорь>, <пустые небеса>, <волны>); 2)
природная парадигма (2) (<соловей>, <дуброва>); 3) социальная парадигма
(<крик>, <брань>, <визг>, <звон оков>, <смотрители ночные>, <решетка>,
<цепь>). Композиционное развертывание текста влечет за собой реализацию
традиционной оппозиции <природа - общество>, столь популярной в
романтической поэзии. Однако у Пушкина она приобретает глубоко своеобразный
характер.
Природа в стихотворении изображается двояко. С одной стороны, это мир
красоты и гармонии (<соловей>, <дуброва>), с другой - царство стихийных,
<безумных>, темных сил. В этом плане природа и безумие оказываются у Пушкина
явлениями одного порядка. Образ безумца дан на фоне природы. Безумец
скрывается в <темном> лесу, наслаждается игрой <бушующих> волн, глядит в
<пустые> небеса.
Экспрессивно-смысловым центром природной поэтической парадигмы (1)
становится образ <вихря>. Вихорь - наиболее концентрированное выражение
дисгармонии, хаоса, разрушения. Не случайно Пушкин уподобляет безумца вихрю:
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса:
                                                        [19; с.313].
Природа у Пушкина противопоставлена обществу. Во II-й части стихотворения
Пушкин рисует картину содержания безумца в сумасшедшем доме. Это учреждение
у поэта выступает как аналог общества, социума. Если природа для Пушкина -
это олицетворение абсолютной свободы, стихийных сил, то социум, напротив, -
это символ абсолютной несвободы, подавление всяческого своеволия в
человеческой личности.
Пушкин вкладывает новое содержание в традиционную романтическую антитезу
<природа - общество>. Для него не только социальные предписания (как у
романтиков), но и природные, стихийные силы в человеке, его абсолютная
свобода не являются идеалом, расцениваются как мнимые, иллюзорные ценности.
Философская концепция бытия у Пушкина находит воплощение в образе разумной,
<сотворенной> природы. Идеальное, положительное начало Пушкин связывает с
образами <соловья> и <дубровы>.  (II природная поэтическая парадигма).
Поэт отказывается от использования <соловья> как эмблемы элегического или
идиллического пейзажа. У Пушкина природный комплекс соловья предстает в
усеченном виде: соловей выступает в связке лишь с одним образом - образом
шумящей дубровы. Показательно, что природная поэтическая парадигма (2)
(соловей и дуброва) включается Пушкиным в состав социальной поэтической
парадигмы по принципу контраста:

А ночью слышать буду я

Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров -
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
                                                        [19; с.314].
В результате образы соловья и дубровы теряют свою отвлеченность, условность
и наполняются вещественным, конкретным содержанием. В то же время
наблюдается и обратный процесс:
в рамках различных поэтических парадигм (семантических контекстов)
образы-детали <соловья> и <дубровы> обрастают новыми имплицитными смыслами,
приобретают философское, символическое звучание.
Природный парадигматический ряд (2) является самым минимальным семантическим
контекстом, в рамках которого формируется референциальное ядро образов
соловья и дубровы. Будучи в одной связке, эти образы оказывают друг на друга
определенное семантическое влияние. "Соловей" встречается только в последней
V строфе, тогда как образ дубровы перекликается с образом <темного леса> из
II строфы стихотворения. Однако образ дубровы дан здесь с положительной
смысловой коннотацией. По-видимому, это происходит потому, что образ дубровы
предстает в сочетании с образом соловья, который традиционно принадлежит к
образам идеально-возвышенного плана.
В свою очередь, соседство с <дубровой> сказывается на семантической <ауре>
слова-образа <соловей>. В словаре С.И.Ожегова понятие дуброва объясняется
следующим образом: <1) Дубовый лес, роща; 2) Лиственная роща (высок)> [14;
с.155]. В романтической поэзии образ дубровы используется, но не столь
часто, как образ <лесочка> или <сада>. Образ дубровы вносит определенную
конкретизацию в поэтическую картину действительности у Пушкина.
Контактность образов соловья и дубровы, как элементов парадигматического
ряда выступает у Пушкина и на более глубинном, <архетипическом> уровне
текста.
Образ дубровы задан в стихотворении как образ-мифологема. Понять семантику
этого образа поможет сопоставление с образами дуба (дуброва - роща из дубов)
и дерева (дуброва - любая рода из деревьев).
Традиционно в мифологии разных народов дерево символизирует древо жизни,
воплощение божественной энергии, связывающей сверхъестественный и
естественный миры [22; с.75]. Сходную семантику имеет и образ дуба. Дуб
символизирует ось мира, ритуальное, сверхъестественное дерево, а также мощь,
выносливость, жизненную силу [22; с.87].
Показательно, что дерево связано с сотворением мира, зарождением жизни,
райским началом бытия. <Во многих традициях, - пишет Д.Трессидер, - автор
"Словаря символов" (1999), - дерево растет на священной горе или в раю> [22;
с.75] .
Мифологический статус получает у Пушкина и образ соловья. Традиционно образ
птицы (соловья) символизирует связь души человека с космосом, потусторонним
миром, божественным началом [22; с.293-294]. Образ соловья (птицы) имеет
ярко выраженный идеальный характер [22; с.352]. Другой исследователь, Д.Холл
указывает, что птицы (соловей) выступают как неотъемлемая принадлежность
идеального места, Рая, Эдема [23; с.246].
По-видимому, в стихотворении Пушкина контактность образов соловья и дубровы
оказывается не случайной. Оба эти образа имеют сходную мифологическую
основу, символизируют Творца, жизненную энергию, созидающее начало в
противовес  хаосу, разрушению. <Соловьиная роща> (дуброва) - это сотворенное
идеальное место, аналог рая, природа, очищенная от стихийных проявлений.
Первый семантический микроконтекст, в состав которого входят образы соловья
и дубровы, формирует архетипическое семантическое <ядро> этих образов.
Однако конкретная, текстовая реализация символических потенций образов
соловья и дубровы оказывается возможной, лишь благодаря включению в другие
поэтические парадигмы (семантические контексты) и в большой лирический
контекст стихотворения в целом.
Семантический контекст, социальная поэтическая парадигма (<тюрьма>, <цепь>,
<решетка>, <оковы> и т.п.) оказывают существенное влияние на формирование
символической заданности образа-символа <соловей>. <Цепям>, <решеткам>,
<оковам> противостоят <шум дубровы> и <соловьиное пение>. Природные
образы-реалии символизируют свободу, жизнь, счастье, тогда как сумасшедший
дом - неволю, страдания, медленное умирание человека.
Второй ряд социальной парадигмы (<брань смотрителей ночных>, <визг>, <крик>
сумасшедших) тоже дан по контрасту с <соловьиным пением> и <шумом дубровы>,
но на звуковом уровне. Сумасшедший дом - это не только несвобода, но и мир
зла, безобразного. В подобном контексте <соловей> и <дуброва> приобретают
дополнительные смысловые коннотации. Соловьиная мелодия и шум дубровы
символизируют не только свободу, жизнь, счастье, но и прекрасное в
противовес безобразному, ужасному.
Социальная поэтическая парадигма, в составе которой задан <соловей>, не
исчерпывает его символических потенций. Смысловой периферией по отношению к
данному семантическому контексту выступает природная поэтическая парадигма
(1), представленная в I-й части стихотворения.
Взаимодействие природных парадигматических рядов наиболее ярко реализуется
посредством оппозиции двух экспрессивно-смысловых центров - образов
<соловьиного пения> и <шумящей дубровы> (V строфа) и образа <пустых небес>
(II строфа).
Безумец живет в мире <чудных грез>, но его восприятие действительности
ущербно. Он не слышит соловьиного пения и шума дубров. Для безумца небеса
пусты, в них он не видит Бога. Душа безумца подвержена стихийным, роковым
силам, и нравственные ориентиры утрачивают для него значение. Но для Пушкина
приемлемым является именно осмысленное, нравственное отношение к
действительности, принятие мироздания, творения Бога. Стихийной природе и
буйству безумца (природная парадигма(1)) в стихотворении противостоят
природа разумная, сотворенная, райская, гармоническая (природная парадигма
(2)). Возникающая по контрасту с <безумием>, <хаосом> картина соловьиного
пеня и шумящей дубровы несет сложный символический смысл. Посредством этих
образов-символов находит выражение особое, авторское отношение к миру не
только эстетическое, но и этическое. В процессе сопряжения двух разнородных
семантических контекстов <соловей> начинает символизировать не только
красоту, гармонию природы, но и <райское> идеальное начало мироздания,
возвышенное, Творца.
Итак, анализ поэтических текстов, предложенный в настоящей статье показал,
что в русской поэзии II-й половины 20-50-х годов наблюдается стремление
поэтов к использованию образа соловья в двух семантических значениях: 1) как
традиционного символа; 2) как индивидуально-авторского символа. Наибольшей
частотностью пользуется традиционный символ, тогда как к
индивидуально-авторскому символическому употреблению образа соловья
обращаются лишь немногие (в основном крупные) поэты - А.С.Пушкин,
В.А.Жуковский, Е.А.Боратынский.
<Символ> - новый, более высокий этап в эволюции образа соловья по сравнению
с <эмблемой>. Если в романтической поэзии <соловей> - эмблема с его
повышенной эмоционально-экспрессивной <аурой> служил обычно средством
создания идиллического (или элегического) пейзажа и раскрытия любовных
переживаний лирического героя, то символ выступает как способ выражения
определенных поэтических идей (свобода, родина, природа, поэтическое
творчество, идеальное, возвышенное).
Использование <соловья> как традиционного символа не предполагает
существенной трансформации поэтического контекста. Семантика этого образа
достаточно ясна, прозрачна и легко редуцируется из текста. В основе
традиционного символа лежит дедуктивная транспозиция. Новые референциальные
смыслы <соловей> получает, благодаря переводу семантического концепта
<эмблемы> или <перcонификации> в более отвлеченный, обобщенный план.
Напротив, употребление <соловья> как индивидуально-авторского символа
предполагает частичное или полное реформирование поэтического контекста.
В стихотворении обычно отсутствует сознательная авторская установка на
выявление семантической заданности образа. Индивидуально-авторский символ
создается на основе как дедуктивной, так и индуктивной транспозиции. Но в
обоих случаях первостепенную роль играет индивидуально-авторский контекст.
Новые референциальные смыслы <соловей> - эмблема (дедуктивный способ) или
<соловей> -  знак (индуктивный способ) получает, благодаря включению в
различные семантические контексты или поэтические парадигмы. Наиболее
трудным является индуктивный путь создания индивидуально-авторского символа,
ярко представленный в поэзии А.С.Пушкина. Поэт осмысляет образ соловья как
реалистическую деталь, но в то же время придает этой детали
мифологически-символический характер, делает ее элементом индивидуальной
поэтической картины мира. Направление в символизации образа <соловья>
(поэтическая индукция), избранное Пушкиным, получит свое дальнейшее
продолжение и развитие в поэзии I-й половины XIX века, в частности в лирике
такого глубоко оригинального поэта, как А.Фет.





Примечания

(на СД)


-------
Русский гиперСВОД посвящается
200-летию со дня рождения
Владимира Ивановича Даля.

ГиперСВОД конструируется в рамках
научно-исследовательской работы
"ГИПЕРТЕКСТОВЫЙ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СВОД ЛЕКСИКИ
РУССКОГО ЯЗЫКА".
Проект финансово поддержан
Российским фондом фундаментальных исследований,
грант РФФИ N2000-06-80176, научный руководитель С.В.Лесников.
mailto:gowor@online.ru?subject=80176.


 ********

Словарь русских словарей (ред. С.В.Лесников)
http://subscribe.ru/catalog/science.humanity.hypervault

$$$$$$$$$$$$$$$$$
 Уважаемые ЧИТАТЕЛИ, пожалуйста, если подписка Вас не устраивает (особенно
 покидающим ее НАВЕЧНО), сообщите причины мэйлом по адресу:
  mailto:gowor@online.ru?subject=remark
С уважением - Сергей Лесников.

Вопросы, советы и замечания жду по адресу mailto:gowor@online.ru?subject=RusLing 

КООРДИНАТОР