Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Служба Рассылок Городского Кота


Служба Рассылок Городского Кота
АНТОЛОГИЯ ХРИСТИАНСКОЙ ПОЭЗИИ

Дорогие читатели! Поздравляю вас всех с праздником Троицы!

И представляю вам выпуск, подготовленный Антоном. Это новое и очень
интересное слово в нашей расылке.

Выпуск 15. Александр Сергеевич Пушкин.

 ...Подобное нечто было с нашим великим полувером поэтом Пушкиным?
Он был в полной славе, вызывал восторг не только в России, но и за
границей, и, кажется, по музыкальности стиха не было ему равного.
Но стихи эти были о земном, как сам он говорит: - "Лире я моей вверял
изнеженные звуки безумства, лени и страстей." Но на него имели большое
влияние речи Митрополита Филарета, заставляя его вдумываться в свою
жизнь и раскаиваться в пустом времяпровождении.
Однажды Митрополит Филарет служил в Успенском соборе. Пушкин зашел
туда и, скрестив, по обычаю, руки, простоял всю длинную проповедь,
как вкопанный, боясь проронить малейшее слово. После обедни
(поздняя литургия) возвращается домой. - "Где ты был так долго?" -
спрашивает его жена. - "В Успенском". - "Кого там видел?" -
"Ах, оставь", - отвечал он и, положив свою магучую голову на руки,
зарыдал. - "Что с тобой?" - стревожилась жена. - "Ничего, дай мне
скорее бумаги и чернил". - И вот, под влиянием проповеди Митрополита
Филарета, Пушкин написал свое дивное стихотворение, за которое много,
верно, простил ему Господь".

В часы забав иль праздой скуки
Бывало лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт.

1830.

В одном из его вариантов было:
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.

Особенно замечательно последнее четверостишье: "...и внемлет арфе
Серафима в священном ужасе поэт". Пушкин, конечно, никогда не слыхал
пения Серафимов, но, очевидно, подразумевал под этим нечто великое,
что сравнивал с проповедью Митрополита Филарета (теперь кананизован).
Мы благодарны Пушкину за то, что он оставил нам такой духовный памятник
о Митрополите Филарете.
 ...
Для тех, кто не бывал на прежних беседах, будет новостю то, что я сейчас
скажу - у художников в душе всегда есть жилка аскетизма, и, чем выше
художник, тем ярче горит в нем огонь религиозного местицизма. Пушкин был
мистик в душе и стремился в монастырь, что выразил в свое стихотворении
"К жене".
(К сожалению я не нашел стихотворения с таким названием "К жене")
Но может быть вот это. (Во всяком случае оно несет в себе мысль о
стремлении в обитель и о не удовлетворенностью миром)

Пора мой друг, пора! Покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
1834

И той обителью, куда он стремился, был Псковский Печерский монастырь.
Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей,
но и сатана не дремал и не дал осуществится этому замыслу.
 ...
Опять повторяю - лучшие писатели наши стремились к Богу, хотя теперь
как-то забыли об этом и теперь студенчество ничего не читает, не имеет
понятия ни о Шекспире, ни о Пушкине, а они могли бы поднять их от
будничной, серой, обыденной жизни  привести к Богу. Впрочем, надо сказать,
что такое чтение хотя и может довести до мысли о небе, но ведет оно,
так сказать, дорогами окольными, лучше нам избрать прямой путь, который
перед нами открыт, лучше читать творения св. отцов Церкви и жития святых.

Из бесед св. прп. Варсонофия Оптинского.

В Николин день 1828 года митрополит Филарет окончательно решил уйти на
покой.
Он сел за письменный стол, взял большой лист плотной голубой бумаги,
осмотрел
гусиное перо, перекрестился и стал писать:
"Всемилостивейший Государь!
Священный долг служить Вашему Императорскому Величеству верою и правдою
особенно вожделенным для меня делает благодарность к милостям и благодеяниям
Вашего Императорского Величества, неизреченно для меня великим."
Тут он остановился и задумался:
- Да, тяжело мы пишем Тяжело - Пушкин учит, как писать, да не слушаемся
Да Пушкин. Александр Сергеевич. Упрямые и жестоковыйные мы люди!
Митрополит опять заскрипел гусиным пером:
"Но, при сознании внутренних моих недостатков, немощь телесная, в течение
немалого времени едва преодолеваемая принужденными усилиями, наконец,
отнимает
у меня надежду соответствовать обязанностям вверенного мне служения+"
- Я устал! От всего я устал! - сказал он вслух, не отрываясь от письма. -
С душою некогда побеседовать!
"Посему приемлю дерзновение Ваше Императорское Величество всеподданнейше
просить об увольнении меня от управления вверенной мне епархиею и дозволить
избрать жительство в одном из монастырей."
- Да, тяжелый язык, тяжелый! - опять подумал митрополит, скрепляя прошение
подписью:
"Вашего Императорского Величества верноподданный, митрополит Московский и
Коломенский Филарет".
- Завтра отправлю по назначению. Буду ждать Высочайшей резолюции!

  
На другой день И.В. Киреевский послал митрополиту на прочтение новое
стихотворение Пушкина:

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:
Сердце, пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

Перед духовными очами митрополита предстала душа великого поэта. До
содрогания
стало жалко его, потерявшего самое драгоценное в жизни, - веру в жизнь и в
свое на земле призвание. В митрополите заговорил вдруг пастырь, призванный
спасать человека. Все, что его тяготило и мучало за это время, уступило
место
ясному и глубокому сознанию своих задач и высокой своей посвященности.
- нельзя же так, Александр Сергеевич! - подумал он тепло и нежно. - Такая
сила
тебе дадена и вдруг взываешь ты в тоске: "Дар напрасный, дар случайный."
Всем нам тяжело, Александр Сергеевич.
Во время вечерних, на сон грядущий, молитв митрополит опять вспомнил
стихотворение Пушкина.
Он положил земной поклон.
- Мир и успокоение подаждь душе раба Твоего Александра, ибо нужен он народу
нашему. Во тьме ходящему!
И когда произнес эти слова, что-то яркое вспыхнуло в душе его. Он не мог
больше молиться. Не закончив "вечернего правила", он поднялся с колен,
зажег
свечу, взял перо и быстро стал писать:

Не напрасно, не случайно
Жизнь судьбою мне дана;
Не без правды ею тайно
На тоску осуждена.

Сам я своенравной властью
Зло из тайных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, забвенный мною,
Просияй сквозь сумрак дум,
И созиждутся Тобою
Сердце чисто, светел ум.

- Будь что будет! - сказал он. - Но эти строки пошлю Пушкину, как ответ на
его
горькие слова.
Тут он взглянул на конверт, адресованный Государю Императору.
- Нет, нельзя мне покидать кафедры ради безмолвного монастыря, - решил он, -
надо потрудиться! Ради тех великих и малых потрудиться, кои томятся тоскою и
сомнениями в присномутном житии нашем! Подвиг надо восприять! Кто же утешит?
Кто спасет?

+ + +

Филарета долго томила мысль: дошел ли ночной его голос до сердца поэта?
И вот однажды получает он строки, написанные рукою самого Александра
Сергеевича Пушкина:

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт.

- Слава Тебе, Христе Свете Истинный, - перекрестился митрополит, - что
пробудил малым, неискусным моим словом душу великого поэта!
И поцеловал пушкинские строки.

(ПУШКИН И МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ
В. А. Никифоров-Волгин)

  

Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средб дольных бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешения.
Да брат мой от меня не примет осуждения,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

1836.

(Здесь имеется ввиду молитва св. прп. Ефрема Сирина)

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.

1825.

Источники: старец Варсонофий Оптинский (Беседа с духовными детьми).
Пушкин. Избранный произведения. М. 1968. Т1.
Статья из интернета про митрополита Филарета и Пушкина.

Составил Антон. ahtoh2@mail.ru
Ваши отзывы, предложения, свои варианты выпусков прошу присылать по адресу: ivan555@cea.ru Ведущий рассылки: Иван Датский.

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru

В избранное