Глава 8 романа «ОТЕЧЕСТВО»

Иван Игнатьевич Христичев

Телефон на столе стонал, звонил, и разрывался. Зорин вздрогнул, от неожиданности выпрямился, заерзал на своем стуле и поспешно подошел к столу, на котором стоял телефон и настойчиво продолжал звонить. Не уж-то отказали в моей просьбе, подумал Александр.

Зорину с большим трудом удалось отказался от своих юношеских, совсем почти детских, размышлений. А размышлял семнадцатилетний первый секретарь райкома комсомола энской области о своей Родине, которая оказалась в тяжелой опасности.

Ах! Родина ты моя единственная. От чего же на твою судьбу выпало так много испытаний и огромных страданий. Эти слова произвольно вырвались из его уст, он с опаской оглядел, пустую комнату и взглянул по углам, не подслушивает ли его какой-нибудь провокатор. Александр встрепенулся от такой мысли, не равен час, за такие мысли можно загреметь под фанфары на какую-нибудь стройку, типа волго-донского канала. Он быстро собрался. Этим качествам он научился в детском доме, где тоже только замечательные приспособленцы могли выжить. Опомнился, кто он такой и где находится, снял трубку, ало, в трубке монотонно, с паузой и чистой русской речью отозвались, – это говорят с райвоенкомата. Александр Андреевич зайди к нам, тебя срочно желает видеть военком.

– Я мигом, только передам полномочия моему заму, одна нога здесь, вторая у вас.

– Хорошо, мы вас ждем.

Зорин постучал в стенку с северной стороны и крикнул, – Надежда Игнатьевна, зайди на пару минут.

Надежда Черняева на три года была моложе Зорина. Он кратко, как он умел, изложил задачу, вместе обсудили вопросы по обмену комсомольских билетов образца военного времени. Бегло посоветовал своему заму, как разрешить вопросы, поставленные перед райкомом комсомола вышестоящими органами, они касались мобилизации и создании подпольных организаций молодыми комсомольцами.

Подражая взрослым товарищам и руководителям вышестоящих партийных организаций, за которыми его неутомимый зоркий взгляд постоянно и очень усердно следил, Александр умел учиться на ходу у своего собеседника, у друга или сотрудницы. Он умел отбросить все второстепенные, не очень важные вопросы, которые можно быстро додумать и восстановить, по построению действий и событий. Такие качества очень важные для разведчика.

Александр встретил, на пороге кабинета своего заместителя Надежду Игнатьевну. Она выглядела утомленной от бессонных ночей, он взял ее за худые предплечья, пристально посмотрел в глаза.

Почти совсем по взрослому проговорил, – вот что Надежда Игнатьевна, я полагаю, в надежные руки вручаю доверенные мне дела. Выпала мне, Зорину, не знаю, за какие такие заслуги непревзойденная прямо скажем фантастическая честь для меня находиться в таких местах, где невероятно жарко и очень трудно, где необходим железный, выносливый характер настоящего мужчины. – это Зорину захотелось порисоваться, он любил возвыситься немного. Проявить самостоятельность, показать свою удаль, подчеркнуть, какая он важная птица, что он необыкновенный человек. – Короче, Надежда, я подал рапорт, чтобы меня отправили на фронт, так что, дорогая, надеюсь, скоро мы простимся с тобою, а пока до свидания.

Александр пожал своей молодой коллеге руку, быстро одел телогрейку, и в возбужденном настроении выбежал из своего кабинета, направился в райвоенкомат в другой конец улицы Котовского. Зорин переменил свой режим сна, стал меньше спать на час, вставал раньше привычного режима. По полтора часа занимался акробатической гимнастикой. Его заветная мечта была стать профессиональным разведчиком. Эта профессия требует полной отдачи, не только своих сил, но всецело самого себя. Такой человек должен быть универсалом во всех областях, профессиональным человеком, абсолютно все уметь делать. Иначе не победить врага, и самому не выжить. Так Александр представлял себе то дело, которым он собирался заниматься. Он упорно стал отрабатывать самодисциплину, оттачивать во всем свое мастерство. Сегодня он мало уделил внимания физическим нагрузкам. Зорин никого не стеснялся, побежал на своих длинных марафонских ногах.

Вбежал в военкомат, возле самого кабинет военкома, слегка отдышался, плотной барабанной дробью постучался, не дождавшись ответа, резко распахнул дверь.

– Товарищ военком, секретарь комсомольской организации Зорин, по вашему приглашению прибыл. Жду распоряжений, вышестоящих органов, готов выполнять любые поставленные передо мною задачи, какой бы сложности они не оказались.

– Проходи дорогой, проходи, что это ты так официально. Я тебя пригласил для дружеской беседы. А ты уже служивым себя считаешь. – Майор переложил палку, с правой руки в руку левую. Хотел было сделать шаг назад, чтоб подойти к карте, висевшей на стене, почти всю стену занимала своим размером. Лев Борисович оступился на своем еще не привычном протезе. И чуть-чуть не упал на пол. Зорин, во время отреагировал на происходящие события, одним прыжком подскочил, и сумел поддержать под руку. Майор не успел еще привыкнуть к своему протезу и приспособиться к искусственной третей ноге. Он протянул руку, поздоровался с Зориным.

– Ну, что ж секретарь, проходите, устраивайтесь, будьте как дома. К вам есть дело, государственной важности. Чай будите пить?

Зорин круто и резко повернулся на одной ноге на сто восемьдесят градусов и ответил, – некогда мне чаи гонять, Родина наша в опасности, давайте по существу и дело делать! Я не люблю впустую время терять, его и так нам отпущено очень мало. – Зорин приблизился ближе к майору, нажимая своей крепкой, юной фигурой на военкома и задал вопрос, – Лев Борисович, а как на фронте? Очень страшно, терпеть можно? У меня непреодолимое желание на себе испытать все трудности и тяготы военного времени. – Уж такой он был строптивый по характеру. – Я с детства привык и специально создавал себе искусственные трудности, затем, чтобы в последствии их побеждать, тем самым воспитывал в себе стойкость к неожиданностям, и непредвиденным обстоятельствам. Я сообразил, вы только что возвратились из госпиталя, а как дела на фронте, мы ведь побеждаем?

– Мой вам дружеский совет, поубавьте свой горячий пыл и суету, а то рано сгорите, без толку, а вы с вашей энергией Родине больше живой нужен, чем мертвый, или потерявший силы, вот возьмите с меня пример, специалист я был отменный, а результаты, как сам видишь, плачевные. Какая, от меня помощь отсюда, только кадры поставлять военной машине.

Майор откашлялся, прихрамывая и опираясь на палку, попятился назад, чтобы лучше оценить своего собеседника. Чем-то молодой человек напоминал офицера немецкого, оберлейтенанта, военкому пришлось встречаться с ним там, за линией фронта. Военком служил в разведке. Про себя майор подумал: «Похоже, из этого парня можно воспитать отменного разведчика. Простой, стройный, почти незапоминающейся внешности мальчуган, не по годам рослый, светло-соломенного цвета волосы, прямой нос, серо-голубые глаза с прохладно-зеленым оттенком, подвижный, энергичный, спортивного телосложения, особенных примет не имеет. Очень сильно на арийца похожий, нордический профиль.»

Военком собрал все свои мысли, напряг опытное свое внимание, еще раз пристально окинул взглядом Зорина, совершенно точно определил. Этот парнишка без всяких препятствий подойдет за чистокровного немца. Его можно засылать во вражеский тыл. Майор до мельчайших подробностей все продумал, свое первое впечатление разобрал по всем вариантам, как игру на шахматной доске. Продолжая размышлять, неожиданно для себя спросил, – Александр, сколько вам полных лет?

– Полных семнадцать, – отстрелял Зорин.

– Ну…да…да-да… не густо, – протянул сквозь зубы бывший фронтовик.

Зорину, как бы пришло озарение, подсознание окрылило ему смелость и находчивость. Он заговорил на чистом немецком языке. – Der Genosse майор! Zorin in der Vollkommenheit Hat die deutsche Sprache ergriffen Eben ist fertig, in der Praxis seines Wissen zu verwenden In der notigen Richtung.

У военкома от неожиданности в глазах мелькнуло застывшее удивление. А он был бывалый солдат. В жизни встречались всякие сюрпризы, но такое хорошее произношение немецкого языка, да еще деревенским мальчишкой, впервые разведчику слышать пришлось. Военком, чтобы не усомниться в этом парне, еще много раз будет наблюдать за ним и изучать его поведение и настроение, скрупулезно будит выискивать что-нибудь отрицательное. Лев Борисович, прищурил свои маленькие глазки, острые как лазерный лучик. Стремительным, еле уловимым, быстрым взглядом, смерил Зорина снизу вверх. Убедился, что перед ним юноша не по годам зрелый человек, гармонично и всесторонне развитый, достигший хорошего физического развития и интеллектуального, на зависть своим товарищам.

Майор Смирнов задал Зорину еще несколько наводящих вопросов, – Кто родители, где и кем работают, где находятся в настоящее время?

Смирнов о Зорине знал все до мельчайших подробностей, но вопросы продолжал задавать, для дела, чтобы при общении, подловить на каких-либо сложносочиненных, запутанных, незаметных вопросах или ответах. «Кто его учителя. Где в настоящее время находятся, в какой школе учился, и как учился, нравилось учиться или нет, как относились школьные товарищи к нему, а он к ним?»

Саша как–то сник от неожиданных вопросов. Закусил нижнюю губу, притих, побледнел, глаза потускнели, стали какие-то блеклые, безжизненные. Смирнов предельно внимательно проследил за поведением Зорина, подверг сомнению его способности стать разведчиком. Плохо то, что у парня слишком динамичная психика, Душа раскрытая на распашку, быстрее подошла бы на сцене для актера, но не разведчику. Быстрые выразительные переживания, ярко окрашенная смена душевного состояния. Похоже, этому парню досталось от жизни, пришлось повстречаться с горюшком. Наверное, не сладко жилось, он знает, сколько стоит фунт лиха.

Зорин совсем стал серьезный, только куда подевалось, присущее ему ироническое настроение с устойчивым пафосом. Тихо шмыгал носом, украдкой поглядывал из-под своих густых бровей. В данный момент, он не похож был на смелого, бойкого, решительного парня, на которого можно положиться, доверить Александру большие тайны, и вместе пойти в разведку. Скорее он стал похож на обыкновенного, ранимого парня. Ему больше подошло бы к лицу ездить верхом на лошадях, играть в футбол. Отдыхать, с удочкой на берегу реки, шалить со своими сверстниками, играть в забавные игры.

Ребятам, которым играть, да играть в детские забавные игры, приходилось не по годам мужать, и несовершеннолетними уходить на войну, защищать свою Родину. Во время боев обучаться военному искусству и вступать в неравные схватки, с хорошо обученными, боеспособными войсками вражеской армии.

Лев Борисович глубоко вздохнул, отечески произнес, – Эх! Горе наше незваное! – Как-бы перекладывая на свои раненные плечи вину за все случившееся от этой проклятой войны. Не понимал, как ему оправдаться, чуть слышно произнес, – Какая-же это бездонная, черная пропасть эта проклятая война. Поглощает и поглощает вот такие молодые судьбы, еще не оперившихся птенцов, ни в чем не повинных юнцов, да не только детей, а всех людей, которые повстречались не своем пути с этой проклятой войной. В этой жадной, очень голодной, ненасытной войне.

Зорин несмело, сбиваясь, начал свой рассказ, он очень стыдился своего прошлого. У Сашиных родителей был он единственный сын. Мать к нему относилась как к драгоценному украшению. Очень бережно, как хрусталю. В дальнейшем, мама Зорина, не стала рожать больше детей, потому что муж ее стал отпетым алкоголиком, пил так сильно, что когда не находил средств на зеленого змея, тогда он пропивал все, что можно продать и пропить. Допился, как говорят, до ручки, дошло до того, что трусики своей жены выносил продавать, или сменить на стакан спиртного. Стал безмерно злым человеком. Саша продолжал свой рассказ, – мне часто не заслуженно от него доставалось, в особенности, кода не находил денег, чтобы похмелиться, его больше десяти минут выносить было невозможно. Зорин вспомнил один случай. Позже я в детском доме, даже фамилию поменял, когда отца посадили в тюрьму, он в пьяном состоянии спалил хлебное поле не скошенной пшеницы в Краснодарском крае.

– Я не пожелал носить отцовскую фамилию, вредителя Родины, как ему был вынесен приговор Народным судом нашей Родины. Как-то под утро на руках притащили его дружки, собутыльники, пьяного домой. Мы с мамой ели втащили его в избу, а у него изо рта дым идет, такой серый, как из паровоза, все это замешано на перегаре спирта, пива и никотина. Изо рта моего отца исходил такой запах гнилого болота. Рядом стоять было совсем невозможно, кружилась голова, вызывались позывы очистить желудок. Мама попросила меня: «Сыночек, сбегай на конюшню, и собери в пол-литровую баночку конского навоза. Если не предпримем никаких мер, наш папа сгорит», проговорила мама, «Бери ведро и сколько хватает духа, молнией беги», беспрекословно я послушался маму. Я ее очень любил, набросил фуражку, схватил ведерко маленькое, сделанное из консервной банки из-под повидла. В припрыжку бегом, представляя себя красноармейцем верхом на коне, на самом деле оседлал палку и сколько духа поскакал на конюшню. Мне было восемь с половиной лет. Благо конюшня находилась в полукилометре. Я тогда чуть навеки не остался в конюшне. Набрав свежего конского навоза от гнедого жеребца, я спешил, хотел быстрее вернуться домой, принести спасительное средство моему отцу, сгоравшему без огня. Я зацепил крючком от ведерной дужки за хвост этого Буяна, второпях, не раздумывая. Дернул хвост коня. Он с такой силой лягнул в нижнюю область живота, попал копытом прямо по круглым органам моего детородного места. У меня в глазах потемнело. Из глаз сверкнули мириады звезд, и всякого рода молнии всевозможными цветами. Меня нестерпимо стало тошнить. Я присел в уголке конюшни, поддерживая руками нижнюю область живота, просидел несколько минут, пока невыносимая боль чуточку успокоилась.

Кое-как удалось уйти, крадучись по стенке конюшни от страха перед лошадью. С тех пор я панически боюсь лошадей. Прихрамывая и спотыкаясь, добрел домой, всю дорогу придерживал рукою низ живота. Когда вполз в избу, отец корчился на полу в предсмертных судорогах, кричал жуткой матерщиной, прямо-таки волчьим воем. Этот крик отдавался эхом под самой крышей нашего жилища, ухая и ахая на все лады матов. Мне показалось, что на крыше сидит домовой или филин и копирует все произнесенное моим отцом, передразнивает его стенания. Звал к себе в гости на постоянное место жительства. В груди отца клокотало, и горел костер, так кричал мой отец, катался по полу как поджаренный. И выражался, что он находится в гостях самой преисподней, в аду.

Мать быстро зачерпнула из ведерка столовой ложкой конского отработанного продукта и положила в граненый стакан, залила водою, размешала. Добавила половину чайной ложки соды. Попросила меня, чтобы я ножом, разомкнул крепко сжатые зубы. С невыносимым трудом мне это удалось выполнить, чуточку разжать зубы. Мама маленькой струйкой стала вливать все содержимое в рот отца. В горле у него как вулканом клокотало, он кривился, фыркал, сопротивлялся и все выплевывал обратно, через губу пускал фонтаны. Кричал и матерился, что его топят, и проклинал ту минуту, в которой он родился на белый свет, выкрикивал: «Мне горько, ой, мама роди меня обратно, отпустите меня, пожалуйста, не издевайтесь.» Мало-помалу дым прекратился выделяться изо рта, отец умолк и уснул, крепким глубоким сном младенца.

– Какого терпения нужно родным и близким от такого алкоголика, – проговорила с напевным голосом моя мама.

На следующий день он немного поохал, выпил огуречного рассола, потом капустного. Пришел в себя, собрал свои инструменты для плотницких и столярных работ, и уехал в неизвестном направлении, не сказал никому ни единого слова. Он смотрел все время в пол, отцу было крайне стыдно, за содеянный свой поступок. Мы его не видели около года. В тот год зима выдалась холодная, морозы стояли до пятидесяти градусов и ниже. Изба у нас покрытая была из камыша, кровля легкая и теплая, полов еще не было. Пол был глиняный замешанный на соломе, грязный и холодный. Отец уехал, не оставил нам ни дров ни угля, ни копейки денег, да и откуда было деньгам взяться. В одну такую очень холодную ночь, мама собирала хворост и дерн по берегу озера, с топором в руках, топор ее спас от мгновенной гибели. Она провалилась по самую шею в озеро, где находилась бездонная трясина, там стояла полынья, на солончаках. Благо она срубила длинную жердь, с ногу толщиной, трясина ее засасывала, она крепко вцепилась руками в жердь, выронила топор в полынью. Долго барахталась в этой не замерзающей полынье, и когда покидали последние силы, прибежала на помощь наша собака, овчарка, звали мы ее Шальной. Так вот собака вцепилась зубами в мамину телогрейку. За воротник и вытащила с полыньи. Мама сильно простудилась, заболела двухсторонним воспалением легких. Восемь дней проболела, пролежала в бреду, в горячке стала кашлять кровью, а через два дня, не приходя в сознание, отошла в царство земное. Потом и я чуть не умер с голоду, к счастью неожиданно приехал отец. Забрал меня и привез к дедушке с бабушкой в деревню Каменка. Оставил меня на попечение бабушки с дедушкой, мне он сказал, что попытает счастья на Кубани, поедет на заработки хлеба. Дедушка мой Максим, и бабушка Груша были довольно преклонного возраста. Деду Максиму за сто лет, а бабушке Груше около века. Они доживали последние годы отпущенные им. Только я никак не мог понять моего отца, да и сейчас не понимаю, не человек, а перекати поле, нигде он не задерживался более семи, восьми месяцев на одном месте. То его выгоняли с работы по пьяному делу, то он сам проявлял свое недовольство и увольнялся, находил всегда причину, говорил «Меня здесь не хотят понимать». Мы были предоставленны сами себе, естественно нашей школой была улица. Воспитывались, в частности, у таких же ребят, как и мы сами, у соседских детей на улице. Нашими учителями были постарше нас уличная детвора.

Правда, мне сказочно повезло. Соседями моих старичков была семья немецких поселенцев, еще с Петровских времен. Они в своей семье разговаривали на немецком языке, чтобы его не забывали их дети, Курт и фролен Анна. Я у них часто бывал в гостях, с Куртом мы были ровесники, гоняли мяч вместе. Поскольку это было в детском возрасте, я с необыкновенной легкостью запоминал немецкие слова. В детдоме, меня учительница немецкого языка очень полюбила за мое произношение. Наталья Ивановна приложила много усилий, чтобы продолжить со мною занятия по изучению немецкого языка. Во всем детском доме я был единственный, кому давались легко знания, не только по языковедению, но и по всем другим предметам. В уличной среде можно было научиться, как хорошим делам, так и плохим. Кого к чему тянуло. Или как говориться, кто на что родился, тот там и пригодился.

При этих разговорах Зорин в замешательстве умолк, но тут же исправился, ему очень были неприятные воспоминания о своих прошлых деяниях и заблуждениях. Когда он запутался в своей жизни и ступил на путь преступлений, связался с уголовниками и ворами. Но если это нужно для дела, Саша краснел, бледнел от своих воспоминаний, он обратился ко Льву Борисовичу, – Можно я опущу подробности, расскажу в кратких картинках?

Зорин потерял направление разговора и ход мысленного полета, с мыслями он быстро разобрался и продолжил. В общем, я стал общаться с плохими ребятами, у которых нет родителей, и им приходилось самим добывать хлеб наш насущный своими способностями, ловкостью рук, и трюкачествами. Которые они умели развивать, не теряя ни секунды. Тренировали кисти и пальцы своих рук колодами карт, цепями, и всякими другими инструментами, как жонглеры цирка. Воры это и есть непревзойденные жонглеры карманов, квартир и банков, все нижеперечисленные объекты являются для вора цирковой ареной.

Был такой случай, мы с ребятами моего детства, влезли в форточку школьного буфета. Взяли конфеты, разных сигарет, папирос, водки вина, и пива. Как оказалось, спиртное завозили в школьный буфет для выполнения плана, и продавали учителям, для снятия стресса, после напряженного дня с трудновоспитуемыми подростками. А иначе не с чего платить зарплату продавцу.

Еще дрались цепями, колами улица на улицу, так, ради забавы, от нечего делать, до проявления кровопролития. После победители щеголями ходили, носы свои на небеса заберут и выхваляются. Вот мы. Смотрите на нас, какие мы герои, а ведь мы были малышами. Примеры мы брали, разумеется, от взрослых, от отличившихся людей, не ординарных личностей. Сила сноровка и удача есть, ума не нужно. Как говорят, смелость города берет. На склады райпотребсоюза часто за забором воровали пустую тару. После чего сдавали и покупали махорку, папиросы, курить я начал со второго класса. Мне стыдно по сегодняшний день за мою распущенность и глупость.

В тридцать третьем году. Я пошел в первый класс приволжской средней школы, начал учиться с большим интересом. Мне все хотелось знать. У меня хорошая была успеваемость по всем предметам. Но, к сожалению это продолжалось недолго. Как-то во втором классе, мы всем классным коллективом, на большой перемене играли в снежки. Необходимо отметить, ребенком я был живым, подвижным, с сильно привязчивым характером. Если вдолблю что-либо себе в голову, обдумаю и решусь, разобьюсь, но задуманное выполню.

Заигрался с хорошенькой девочкой, в нашем классе училась Пышная Люда, преуспевающая ученица. Все мальчишки в классе на нее засматривались и были в нее влюбленные, она была круглая отличница, я тоже от нее не отставал. Увлекшись игрой, я забыл сбегать в место размышлений по своей нужде. Прозвенел звонок, предупреждающий об окончании перерыва, я побежал в место для раздумий о дальнейшей моей жизни. Возвращаюсь, как не старался успеть, все же оказался за спиной учительницы начальных классов Фалько Веры Васильевны. Она толкнула меня в грудь, и прошипела со злостью, как змея, сквозь гнилые свои зубы: «Иди, догуливай!» Без тебя обойдемся. Я растерялся и спрятался в темном углу школьного коридора. Меня заметил завхоз школы Зубко Егор Кузьмич. И жестоко надрал мне уши, да так больно, что я вылетел из школы пулей.

На улице моросил осенний дождь со снегом. Я съежился, втянул голову в плечи; было зябко и неуютно. На школу я озлобился, у меня сформировалось отвращение на всю оставшуюся жизнь. Напротив школы находился Приволжский рынок, местные называли его «Блошиный базар». К нему были пристроены киоски с разными продуктовыми товарами, рядом находился буфет, где на разлив продавали всевозможные спиртные напитки, пиво, табак, соленые бычки, рыбные консервы. К буфету была пристроенная парикмахерская, в которой работал муж нашей учительницы, парикмахер Иван Иванович. Как-то раз он возвращался с работы, в доску пьяный, а пил он часто, и унес с собою кровать, привязанную возле хозяйственного магазина как реклама. За это он получил два года лишения свободы. Время было голодное, какая там зарплата у учительницы начальных классов, и у парикмахера не густо. У них уже было трое детей, два мальчика и девочка. За эту злополучную парикмахерскую я решил спрятаться от ненавистных учителей, прохожих, и ненастной погоды. Там стоял мальчуган без половины правой руки, с одним выбитым глазом, бледно-зеленым лицом с синими, глубокими прожилками на лице от осколков и пороха самодельной мины. Эти шрамы делили его лицо на восемь частей света. Его в школе называли изобретателем. Он изобрел на основе спичечной серы, угля, селитры и марганца самодельную мину. Хотел наглушить рыбы матери на ужин. Стал ее испытывать, в результате инвалид с раннего детства. Он стоял, хладнокровно курил самодельную сигарету, свернутую одной рукою. В дальнейшем, когда мы подружились, я узнал, что у Сероштана совершенно отсутствовали болевые ощущения. Он напрочь лишился, каких либо чувств, и не ощущал никакой боли. С такими возможностями, наверное, он был бы чемпионом мира по боксу. В его руках разорвалась самодельная мина, чудом медики вырвали его из рук самой смерти. Кирилл достал из внутреннего кармана сложенную гармошкой газетную бумагу, коробку из-под конфет леденцов с табаком-самосадом, и предложил мне, «бери кури». Просвистел беззубым ртом, картавым голосом себе под нос. «Давай вместе покурим, согреешься». Я неумело стал производить цигарку, хоть и приходилось наблюдать, как это делают взрослые. Цигарка никак не хотела получаться, похоже судьбой не предназначалось мне стать заядлым курильщиком. Он нервно выхватил из моих рук все принадлежности, присел, положил бумагу на правую берцовую кость, прижал ее правой культей, левой подогнул желобок, посыпал табаком.

Очень ловко, левой рукой, протянул вместе с заготовкой по правому бедру вдоль ноги и вмиг свернулась цигарка, «бери мамин сыночек», протянул мне готовую цигарку. Прикурил у него от его цигарки, контактным способом, непроизвольно затянулся дымом, заклинило в гортани, дыхание почти остановилось, дышать стало нечем. Перед глазами затуманилось, выступили слезы, под ногами все поплыло, голова закружилась. Общее состояние, как по голове получил кувалдой с приличной силой могучего молотобойца. В голове вспышка озарения, будто кто-то факел зажег в мозгах. Послышался гортанный голос, «зачем ты вдыхаешь эту гадость, что в этом хорошего?»

Эти слова были светлого ангела, стоявшего справа. Слева стоял черный силуэт, темных сил, он слегка улыбался, наклонился к моему уху, своим холодным дыханием, обжигал мне ухо и шею, шептал мне своим глухим голосом. «Для того чтобы стать быстрее взрослым, тебе очень хотелось побыстрее вырасти и стать взрослым. Потом быстро состариться и быстрее умереть. Так что определись, чего ты хочешь, а то ты как марионетка, сегодня Богу молишься, а через час служишь мамоне, забываешь о Боге. Кури на здоровье, мы подождем, чуть попозже душу твою заберем. Мы за души человеческие сражаемся не на жизнь, а на смерть. Ваши души это наше убежище, мы в них перевоплощаемся, и между вас живем, гармонию вашего мира разрушаем. Ваш мир приводим к быстрой кончине, к Апокалипсису. Очень часто мы занимаем государственные посты, управляем странами, таких умников, как ты, соблазняем, и служить в ад мобилизуем. Нам слуги ой как нужные. Кури и поправляйся.»

Светлый ангел, справа стоящий, сник, мрачный стал, заплакал. Темный силуэт заметил, что светлый сник, еще наглее взялся за свое грязное дело. «Ты не обращай внимания на этого плаксу, продолжай курить. А там по бабам тебя поведем, с разгульной жизнью тебя ознакомим, это люди тоже наши. Женщин мы тебе своих для начала представим, чтоб тебя развратили, и научили, как следует. Дальше ты пойдешь самостоятельно развращать и обольщать праведных девушек. Которые строят из себя святош, или хотят ими стать. Мы не дадим им этого сделать, нельзя допускать победы светлых сил. У нас в запасе целая армия таких развратниц. Так что не горюй и не грусти молодец, все равно, ты будишь наш служивый. Да мы за такие души, как твоя Сашенька, целую дюжину не пожалеем, даром отдадим, как пушечное мясо. Ты очень старайся, пей, гуляй, девочек как можно больше коли, страх им нагоняй. Пока, до свидания, в другом месте я свое грязное дело буду делать.» Оба силуэта растворились в воздушном пространстве. Зорин быстро помотал головой слева вправо, справа влево. Что за маразм в моей голове твориться, с Зориным такое наваждение в первый раз произошло, наверное, наркотик от первой затяжки привел к этому состоянию. Появились голоса и видения. Вроде я нормальный человек, а вот тебе парадокс! Такое привиделось.

– С этого момента моя учеба, пошла под откос вместе с табачным, дымом испарилась. Я стал расти трудновоспитуемым ребенком, словно бес в меня вселился. И вот возвратился отец из тюрьмы, как гром среди ясного дня, его за примерное поведение и хорошие трудовые достижения досрочно освободили. Дед Максим рассказал ему о моих шалостях, злоумышленных преступлениях, моей дружбе с беспризорниками. Все закончилось тем, что отец привязал меня к столбу на крылечке, я провел всю ночь привязанным к столбу стоя, уснуть совсем не смог, слезами залился, облизывал соленую жидкость, от обиды, да пить очень хотелось. После этой экзекуции я своего отца возненавидел. Утром он связал за спиною мне руки, взял веревку и привязал на поводок, как маленького щеночка, повесил себе не плечо ружье с двумя стволами, взял поводок в руки и скомандовал: «Шагай вперед, мой караван» Эти слова он произнес напевая.

Был он чрезвычайно суровый и жестокий, после очередной попойки. Вел он меня на бечевке вдоль речки, между большими булыжниками, огромными валунами, беспорядочно нагроможденными друг на друга. По своей природе эти камни относятся к ледниковому периоду.

Некоторые из них встречались шлифованные, на яйца похожие, гигантского размера, со среднюю хату. Природа создала из них, сказочные, архитектурные формы, вдоль Волги. Издали они были похожи на какие-то корабли, пирамиды, а некоторые нагромождения смахивали на сказочные замки. Между ними образовались стихийные лабиринты, пещеры, зигзагообразные проходы.

Когда проходили мимо этой причудливой архитектуры, у меня мелькнула мысль: «Попробую сбежать от отца, авось, улыбнется удача, и судьба мне пойдет на встречу». Я попросился у отца, обратившись к нему, – папа, я хочу в место размышлений.

– Куда? – переспросил он.

– Ну, по большому делу, что ты как маленький, в туалет понимаешь.

– Поразмыслить нужно, произнес он...

Отец грозно произнес мне, почти закричал, – садись здесь возле меня, – и развязал мне руки. Вынул из кармана кисет, развернул его, достал из кисета газету, смятую от многоразового употребления, оторвал кусок, свернул козью ножку. Стал набивать ее табаком, а встречный порывистый ветер, налетевший с Волги, выдул с самодельной трубки табак. Отец мой забыл про все на свете, отборной матерщиной выругался и отвернулся, чтобы набить свою самодельную трубку табаком и по-новому прикурить ее. Этим замешательством и забывчивостью моего отца я умело воспользовался. Пока он усердно был занят своим делом с производством козьей ножки, я присел за валуном. Нельзя было терять ни единой секунды, я рассчитал все до мелочей со скоростью молнии. На четвереньках, как заяц, попрыгал около десяти шагов. Прыгнул в лабиринт, протиснулся между двух валунов братьев, перепрыгнул через куст ежевики и затерялся между каменными нагромождениями. За перевалом выскочил из этой каменной стихии, и что было сил, понесся по направлению к роще. Вокруг распростерлись широкие русские просторы, лишь вдали на горизонте виднелся темно-синей стеной, дремучий, надежный мой защитник. За долиной стоял, густой, дремучий лес, друг молодежи. Отец прикурил, два три раза сладко затянулся. Проглотил дым, похоже, от голода, в желудке согрелось от теплого дыма и никотина, зевнул, крепко сплюнул, и позвал сына, чтобы он выходил. Ответа не последовало. Отец взбесился, громко закричал, выругался грязным матом. «Сашка сучий сын, хватит дурить, выходи мать твою душу, застрелю как серого зайца.» К счастью или несчастью, Александра поймать было уже невозможно. Он достиг леса надежного друга и защитника. Зорин отыскал поваленное дерево, с вывернутыми корнями из земли, собрал веток, нарвал сухой травы. В вывернутых из земли корягах постелил себе мягкую, и уютную, постель, похожую на гамак. За ночь хорошо отдохнул в мягкой и ароматизированной постели, новые силы неведомо откуда разлились на его тело. Утром поднялся вместе с восходом солнца, определил направление, отыскал дорогу и направился в город. Впереди Зорина ожидала полная таинственная загадка, и неизвестное будущее.

Расспрашивал встречных людей, где находится железнодорожный вокзал. В животе урчали внутренние органы, они играли марш голодного часа. Что делать, куда податься, чем удовлетворить желание моего желудка. В голове Зорина сквозняком и хороводом гуляли навязчивые мысли: «Где можно добыть денег». В карманах Зорина гулял ветер.

– Честное слово, Лев Борисович, но вором я не хотел становиться. И все же голод не тетка. Я заметил пьяного мужика, хорошо одетого. Вы не поверите, часа четыре его выслеживал, все время тенью ходил за ним, пока не вытащил у него тридцатку. С этой тридцаткой я зашел в ресторан в помещении вокзала, чтобы съесть чего-нибудь горячего, я уже двое суток ничего не ел. Заказал себе борщ, отбивную, усевшись в середине зала за столом, мне принесли мой заказ. Не успел съесть первое блюдо, как в зале ресторана появились два милиционера. Они позволили мне докушать мой обед, терпеливо стояли за моей спиной. Когда я закончил обедать, повели в железнодорожное отделение выяснять, кто я такой и откуда, потребовали предоставить мои документы. У меня никаких документов не оказалось. Я воспользовался хитростью, которую унаследовал от моей мамы. Пришлось безо всякого угрызения совести, говорить неправду, когда старшина задал вопрос, как моя фамилия; я вместо Баранова, назвал себя Зориным Александром Андреевичем, и родителей у меня нет, они умерли во время коллективизации. Таким образом, меня отправили в Подмосковье, в детский дом. Фамилию Зорин я присвоил себе потому, что в лесу проснулся на зоре, мне было так хорошо и уютно, что я впервые в жизни погрузился в размышления о смысле жизни. Для какой цели мы живем, на этой планете, какое наше предназначение в этой жизни?…

Про голод, про страх на время забыл, когда один находился в лесу, а среди ночи перекликались между собой филины, они то ухали, то выли как волки, а порой так задорно смеялись, что у меня по спине бегали вибрационные волны. От страха я съежился, и заткнул уши листвой, чтобы не слышать ночных звуков в лесу, тем не менее, проснулся, выспавшимся и полным новых сил. С тех пор я стал Зорин Александр Андреевич. В детском доме ко мне относились с большим уважением. Мне всегда и во всем доверяли, давали всякие общественные нагрузки и поручения. Меня интересовало буквально все. Отлично рисовал. Немецкий язык, на котором я уже умел разговаривать, давался с такой легкостью, что я не терял ни единой минуты на усилия. Во время уроков я с легкостью разговаривал с учительницей, и она следила за моим произношением, и основными грамматическими и синтаксическими правилами. К точным наукам, я тоже относился с большой ответственностью и любовью. Мне удалось вывести собственную формулу жизни и успеха во всем: «Это большая и очень преданная любовь». Такая любовь, способна совершать чудеса. С любовью удается достигнуть больших вершин в жизни. Без любви не следует браться ни за какое дело, не стоит выполнять никакую работу. Так что я от чистого сердца благодарен моей Родине и сотрудникам детского дома. За беспредельную любовь ко мне, за их теплое отношение и заботу. За то, что они поделились со мной своими знаниями. И за потраченное личное время, которое они нисколько не жалели, чтобы я стал хорошим человеком.

– Гм,- м…- да, оно-то, – произнес военком, конечно да, потрогал шрам за ухом и подумал майор.

Какой воспитанный парень, внимательный и какой благородный. Похоже, и мое доброе намерение, пронесет через всю жизнь, возможно и меня при случае будит вспоминать, не злым, а добрым словом. А если ему судьба улыбнется, может быть воплотит мою мечту в реальность и станет замечательным разведчиком, и пройдет путь, дорогу дальше меня. Жаль только, что материнской любви и теплоты так и не удалось тебе испытать. А в слух произнес – Ну да, все хорошо, давай ближе к делу. Вот тебе направление на комиссию. Там во дворе помещение, – майор подвел Зорина к окну и указал, где находится помещение. – Иди, а когда закончатся твои мытарства по кабинетам специалистов, возвращайся ко мне, продолжим начатое дело.

Зорин вышел с кабинета военкома. Пересек двор военкомата и зашел в приземистое помещение с табличкой с правой стороны дверей «МЕДСАНЧАСТЬ». Подошел к двери, постучал, за дверью раздался голос «Войдите».

Зорин открыл дверь и вошел: – здравия желаю товарищ подполковник.

Посредине кабинета, ближе к противоположной стене, стоял дубовый, большой с выточенными ножками стол. За столом сидел преклонного возраста, весь серебристо-белого цвета, в белом халате военврач, наклонившись над столом, он что-то сосредоточенно переписывал с одной медицинской карты в другую. На миг подполковник приподнял голову, отложил ручку пером на чернильницу, глаза его сверкали черными угольками, а белые усы как-то смешно дергались, от контузии на фронте, он ответил: – Здравствуй орел. Проходи, присаживайся, как твоя фамилия, – и военврач въедливо всматривался в молодого человека. Как вампира к крови, так военврача тянуло к молодости и здоровью молодого человека.

– Зорин Александр Андреевич, – ответил парень и стал напряженно переминаться с ноги на ногу.

– О… о… о. – Протянул военврач, – я не ошибся, ты настоящий орел, высоких тебе полетов мой дорогой. Я в твои годы, в гражданскую войну, еще в отряде Орджоникидзе, был первым джигитом, любил клинок и с ним никогда не расставался. Всегда находился на переднем крае.

На самом деле, воображение Зорина нарисовало в своем мозгу военврача хорошим боевым красноармейцем, мастером своего дела. В нем так и играла кавказская кровь, отважного бойца. Саша подумал: есть у нашей страны много героических людей, не оскудеет наша страна на хороших отважных людей. Есть с кого пример брать, основную эстафету перенять.

– Вот, что Зорин, пройди в другую комнату и раздевайся! Приказал военврач. Лена, проверь по поводу грыжи этого орла. Его готовят в особую школу, мне звонил Лев Борисович.

Елена позвала Александра, – Зорин, проходите ко мне. Зорин подошел к столу в углу, за которым сидела девушка ненаглядной красоты. Александр потерял дар речи, в голове его выстроился ряд стройных мыслей. Когда он увидел Елену, все мысли перестроились в беспорядок, какой то хаотический бред. Вот на что способные, невиданной красоты девочки, сводить молоденьких невинных мальчиков с ума. Отнимать дар речи. Есть поговорка у взрослых мужиков, опытных ловеласов, которые любят подтрунивать над неопытностью подростков. Часто они выражаются с усмешкой на устах: «Хочешь как волк, а просишь как заяц, впору тебе юноша, пожить с какой-нибудь опытной жрицей любви, чтобы она обучила тебя хорошим манерам, и передала тебе свой опыт настоящей любви». В нашей жизни очень важно, для удачной семейной гармонии и отношений.

– Зорин, снимайте брюки, ложитесь на кушетку, сейчас займемся делом.

– Что? – засмущался и покраснел как помидор Александр. В его голове мелькнули сложные, сексуальные шальные мысли.

– Снимайте брюки, – спокойно ответила студентка медицинского вуза, у молодежи есть свои жизненные тайны и загадки.

Зорин покраснел, по телу, волной пробежала какая-то, приятная истома, новые чувства, которых Зорину до сих пор не приходилось испытывать. Ему никак не хотелось подчиняться этой красавице, молодой студентке из медицинского института, которая вот-вот, после практики получит диплом молодого специалиста. Зорину очень стало обидно, что такую красоту, примет в свои жернова этот черный, ненасытный дракон. Этот черный дракон, беспрерывно поглощающий, в свое огненное чрево миллионы невинно страдающих людей. Эти двое прекрасных в своем расцвете молодых людей не подозревали, что не пройдет и десяти лет, когда они объединят свои судьбы. У Елены была статная фигура, все тело гармонично сложенное, и такое ее тело красивое, притягательное, что Зорин пугался этой красоты, она настолько стройная была совершенная, как Афродита Милосская у Микеланджело, итальянского скульптора, только намного жизнерадостнее и уверенная в жизни своей и убежденности. Ее прекрасный озорной характер, веселый нрав, в сопровождении шуточек и прибауточек, с задорными приколами, с незабываемым юмором, надолго поселятся в душе Зорина. Потом он попадет в невыносимые, безысходные ситуации, и когда будет обслуживать самого Сталина, где за каждым его движением будут непрерывно следить поначалу его карьеры. В самых безнадежных ситуациях он будит вспоминать Елену Викторовну, брать с нее пример жизнестойкости. Кто веселый, жизнерадостный, и не таит в себе обид на других людей, тот долго живет и без болезней.

Аленушка всегда и везде навеки поселится в глубине самого сердца Зорина, он первое впечатление и первую платоническую любовь к ней пронесет через всю свою жизнь. Алена станет для Зорина эталоном красоты и спутницей его жизни. Лишь нити любви оборвет нелепая его смерть внебрачной дочери, которую воспитают уголовные отбросы общества.

Так он влюбился с первого взгляда. Он, как лучший разведчик своей страны, пройдет по всем странам Европы, и больше нигде не встретит, такой невиданной красоты девушку своей мечты.

– Снимайте! – почти по военному приказала Елена, более официальным и строгим голосом. Создалась безвыходная ситуация, и Зорин подчинился приказу, снял брюки и весь обнажился...

Елена очень придирчиво, и скрупулезно стала ощупывать, вокруг детородного органа и в паху, настойчиво искала грыжу. У Александра участилось сердцебиение, все тело затрепетало. Как осенний, осиновый лист, последний оставшийся на высокой ветке, от легенького дуновения ветерка. Его бросило в жар. Основной виновник, ответственный за деторождение, задергался, стал оживать, трепетно наливаясь кровью, и на глазах рос вверх и вширь, он быстро заступил на боевое дежурство в верхней мертвой точке. Зорин покраснел, весь размяк и растерялся.

Елена оказалась в эротическом вакууме, она попала в состояние нирваны от слабости и сильного головокружения. У этой пары энергетические оболочки стремились к единому знаменателю слиться в один кокон, стать единым целым, как написано в святой книге две половинки одного яблока обрели друг друга. На какую-то долю минуты им стало так хорошо, что они оба отключились от окружающего мира, забыли кто они такие, и где они находятся… Им обоим показалось одновременно, что со времени создания окружающей нас Вселенной они слились и представляли одно целое в единстве со всем миром. От Елены исходил такой горячий пар, как от раскаленной сковородки, хоть яичницу на ней поджаривай. Так сильно раскалились в ней страсти.

Военврач строго закричал, – Алена, а ты что, первый час замужем? Впервые надела белый халат? - они оба встрепенулись, опустились с небес на грешную землю, расстрелянную, немецкими снарядами и авиабомбами. - Ты где пропала, - Елену вывел из приятного гипнотического состояния, оклик противного на тот момент грузина, который стоял у нее за спиной. Она услышала в бессознательном состоянии, почти из подземелья, еле разобралась в смысле происходящего. – Возьми графин с холодной водой и окати этого гордого орла, видишь, как взметнул в поднебесье.

Какой он сильный в полете, пошутил грузинский военврач. В другом углу, хихикнула, техник лаборант, она лет на десять постарше Елены была. На тот момент у нее было четверо детей.

Естественно, была специалистом наивысшего разряда, была обучена всем половым тайным хитростям, всеми прелестями, мудрой, полноценной взрослой жизни. Ольга пришла на помощь молодым растерявшимся людям, впервые попавшим в ситуацию эротического страстного урагана. Она принесла графин с холодной водой, окатила холодной струей, горячего гордого орла. Он сложил свои могучие крылья, немного подергался и успокоился, опустился в свое исконное гнездо, и уснул крепким молодым сном. Зорину предложили одеться и пригласили пройти в третью комнату. В этом кабинете, стояли две кровати, стоял, тумбочка, и три стула. На окне стоял комнатный лимон, и на нем висели с десяток маленьких лимончиков, лимончики вырастил сам подполковник, поскольку он был сыном потомственных садоводов. Цветок фикус, с роскошной своей кроной, закрывал широкое окно, создавал своим могучим присутствием, мягкий полумрак, для интимных превосходных отношений. Этот интим хорошо располагал к превосходному пониманию, между человеческими чувствами. А ведь все это не случайно было устроено. Будущего разведчика нужно испытать не только на грубые материальные ценности, но и на тонкие чувственные отношения между полами людей. Если нельзя подкупить, перевербовать разведчика, то перед любовью и красотой женщины очень трудно устоять. Лишь один из десяти тысяч способен выстоять, и остаться преданным своему делу.

Зорину предложили присесть на кушетку, сплошные таинственные интриги не давали покоя молодому, здоровому, сильному человеку. На тумбочке с белой салфеткой, стояла закуска накрытая, с бумажными салфетками, какие-то предметы, а рядом стоял графин с прозрачной жидкостью и на четверть литра размером, стоял ограненный стакан. Елена наполнила из графина, полный стакан, прозрачной жидкости, и повернулась в сторону Зорина, повелительным тоном приказала, «Пейте товарищ Зорин». Александр сконфуженно засмущался. Пятна морковного цвета плавно стали разливаться по его щекам. Ему не хотелось терять фарс своего достоинства, и, хорохорясь от юной глупости, опрокинул наполненный стакан, чуть не задохнулся, во рту все обожгло. Ему показалось, что по небу и горлу разлилась огненная гиена. Он хлебнул воздуха, задохнулся и закашлялся: «Хох, х., х.» Из глаз выступили слезы, совсем стало не по себе.

Помаленечку дыхание успокоилось, восстановилось в своей норме. Его бросило в жар, язык стал не помещаться во рту, заплетался, во рту сушило. Надо заметить, что до этого Зорин никогда не употреблял спиртного. Он с такой глубокой ненавистью относился к забулдыгам и алкоголикам из-за своего отца, что был уверен в себе, что никогда в своей жизни не прикоснется к этим адовым мероприятиям. Он всегда помнил тот отвратительный случай, когда конским навозом заливал алкогольный пожар в груди своего отца. По всему телу разлилась приятная, согревающая сила, все тело размякло, расслабилось. Руки, ноги и голова стали деревянными, отказались повиноваться его управлению. Вокруг все плавно и нежно стало расплываться, закружилось, заплясало и как в тумане растворилось. Зорин уснул глубоким младенческим сном, а сотрудницы медсанчасти дремали по очереди, сменяли одна другую. Зорин спал спокойно, изредка улыбался, губы свои складывал трубочкой, вроде собирался с кем-то целоваться. Алене это очень понравилось, она сидела рядом и записывала в тетрадочку ночное поведение молодого человека, который ей сильно понравился, она в него влюбилась с первого взгляда.

Иван Игнатьевич Христичев

Painter.Hristichev.info Галерея живописи И.И. Христичева Оставить отзыв