Весна-лето 2009 года

(Продолжение. Начало и предыдущие части – здесь, здесь и здесь.)

Часть IV. ХУДЖАИ-ПОК: люди

Собственно, ни одна из уже изложенных частей повествования без людей не обходилась. И не могла обойтись. Даже предыдущая – «Природа». Даже если не произошло бы там неожиданной встречи со стариком-пастухом. Даже если зарисовка о еже, съеденном телемастерами, осталась бы за рамками рассказа. Даже если сам рассказчик ни разу не появился бы в кадре и ни разу не употребил бы в тексте личных местоимений в первом лице, то есть вел бы речь только, скажем, о травках-муравках, – даже и тогда его присутствие – наличие человека! – не могло бы не ощущаться.. Но ведь данная работа вовсе не желает быть чисто ботанической, зоологической или ландшафтной. Она – прежде всего о людях. И посему – они везде и всюду. А здесь их будет гораздо больше. Но самое главное: будут приведены кое-какие рассуждения, касающиеся именно людей и специально прибереженные автором для их обособления, чтобы они не затерялись среди прочих и не прошли мимо читательского внимания.

По моим представлениям (далеко не претендующим на научную строгость, в основном интуитивным), тюркоязычным конгратским и кипчакским племенам принадлежит важное место в двух, взаимосвязанных процессах: ассимиляции монгольских племен, оседавших в Средней Азии при Чингисхане и его преемниках, и в этногенезе узбекского, казахского и каракалпакского народов. Однако часть конгратцев, поселившись в горах, не стали ни узбеками, ни казахами, ни каракалпаками, но так и остались конгратцами. Так было и при Тамерлане, и при Шейбанихане, и при последующих правителях Бухарского ханства, и при вассальных отношениях последнего с царской Россией. Так было и при советской власти, которая постепенно осуществила большую работу, провела границы, создала народы – узбекский, казахский, киргизский и другие, а также соответственные союзные и автономные республики. Но горные конгратцы, обозванные советской властью узбеками, на самом деле, остались конгратцами. Ситуация не изменилась и за прошедшие 18 постсоветских лет. И даже напротив: если советская власть действовала и в горах в виде больших животноводческих колхозов и совхозов, то власти независимого Узбекистана все эти хозяйства тут же развалили, а население бросили на произвол судьбы. И неоспоримый факт: большинство жителей Дехканабадского и Байсунского районов, соответственно, Кашкадарьинской и Сурхандарьинской областей, – это конгратцы. Живущие ныне в условиях еще большей обособленности и фактической изолированности от остального Узбекистана, чем это было при советской власти.

Еще в брежневско-рашидовские времена дехканабадцы прослыли «писателями», то есть жалобщиками. Наверное, объяснение тому следует искать в проблемах занятости населения и поисков лучшей доли: как уже упоминалось в части 2, в горах с работой всегда было туго. Потому-то, видимо, и было здесь много «творцов», которые жалобой, а нередко и клеветой, пытались добиться каких-то благ. К тому же никакое обращение в райком, обком или ЦК КП, даже анонимное, не оставалось без рассмотрения…

Сейчас «писателей» намного поубавилось: новые поколения не столь охочи к перу, да в основном и не умеют доходчиво изложить или умело передёрнуть факты и мысли, но самое главное – нет смысла, жалобы не рассматриваются, и за то никто, никакой ответственности не несет. Но выживать-то в горах теперь стало труднее! И посему конгратцы за последние два десятилетия еще больше замкнулись в себе и еще больше измельчали характером…

Если конгратец частенько бывает навеселе из-за алкогольных возлияний, значит, человек состоятельный и есть на что пить, значит, односельчане должны его уважать. И уважают. В глаза. А за глаза – если и хулят, то остерегаючись.

Если конгратец дал слово, а впоследствии отказался от него, или для достижения своих целей действует обманом, то никого это не удивляет и не возмущает: сегодня ты меня «наколол», а завтра я верну тебе той же монетой.

У каждого конгратца от мала до велика и обоих полов сидит в крови, что в райцентре, а тем более в области, без взятки не решить ни одного вопроса. И дают. И обычно не скрывают, кто, кому, за что и сколько дал. И даже гордятся: значит, он умеет жить, значит, он достоин уважения других.

Набожность, религиозная ритуальность, знание самых расхожих сур Корана, безусловное главенство мужа в семье, авторитет отца среди детей, уважение, во всяком случае, внешнее, к аксакалам, – по этим моментам горные конгратцы, пожалуй, дадут фору остальным узбекам. Но вот конгратец долго и усердно молится на людях, искусно и эффектно выполняет поклоны и другие ритуальные фигуры, а после намаза сразу закрывается в юрте, где его уже заждались два приятеля с бутылкой водки и жареным мясом. И компания соображает «на троих» по всем правилам. Разве что тосты произносят полушепотом и чокаются беззвучно. Чтобы дети не услышали! Они же, и не слыша, всё чуют! Знаю точно: сам участвовал в пирушке! Но я-то намазов не читаю!..

Словом, если конгратцы при советской власти были «писателями», то в новейшее время выживать настолько трудно, что нередко им и вовсе приходится быть лживыми, двуличными, беспринципными людьми. Жаль!..

Жаль хотя бы потому, что именно конгратский народ есть создатель целого ряда фольклорных произведений, среди которых особое место принадлежит дастану «Алпамыш», начавшему складываться в X-XI веках, впоследствии существовавшему в той или иной версии у всех тюркоязычных народов и народностей, донесенный устным народным творчеством до XX века, записанный советскими исследователями от разных сказителей. Наиболее полным и ценным является вариант Фазыла Юлдаш-оглы (1872-1955), уникального человека, сказителя и поэта. Так и не овладев письменной грамотностью, он хранил в своей памяти и исполнял до сорока дастанов, среди них такие шедевры, как «Алпамыш», «Ядгар», «Юсуф и Ахмед», «Рустам», «Мурадхан», «Ширин и Шакар», «Интизар», «Машрика», «Нурали», «Фархад и Ширин», «Ашик Гариб и Шахсанам», «Толганай». Все они записаны и изданы в советское время.

Утверждаю со всей ответственностью: дастан «Алпамыш» как образец героического эпоса, включающего и романические мотивы, ничуть не ниже по своим достоинствам и общечеловеческой значимости, чем «Илиада», «Махабхарата», «Калевала», «Беовульф», «Слово о полку Игореве». В советское время «Алпамыш», неоднократно издавался и в переводе на русский язык: в 1943 году – отдельные главы, а в разных изданиях с 1949 по 1982 годы – целиком.

«Дастан «Алпамыш» – повествование о свободных, вольных, гордых и прекрасных людях, это гимн в их честь, это эпос, нашедший путь к сердцу народа», – писал в своем предисловии поэт Хамид Алимджан, который был издателем дастана на узбекском языке в 1939 году.

«Подобно эпосу, приписываемому Гомеру, дастан об Алпамыше в классической узбекской редакции, несомненно, является одним из прекраснейших образцов мирового героического эпоса, с чертами благородной простоты, спокойного величия, патриархальной человечности, свойственной ранней, "эпической" ступени развития общества», – отмечал известный ориенталист и литератор В.М. Жирмунский («Избранные труды», Ленинград, 1974 г.).

Главный герой дастана Алпамыш – богатырь степных просторов, надежда и опора племени конграт, борец с врагами и силами зла, справедливый человек и правитель, олицетворение силы своего народа. Образ его умной и деятельной жены Барчин – один из самых совершенных женских образов узбекского фольклора. Любовь к родине и семье, уважение к народу и близким, отвага и самостоятельность составляют сущность ее характера.

«Да, мы – потомки Алпамыша», – не без гордости сказал средних лет конгратец кишлака Худжаи-Пок при моем упоминании о легендарном эпосе. Выродившиеся потомки, добавил бы я. Особенно за два последних десятилетия. И не только потому, как уже говорилось, что выживать в горах стало гораздо труднее. Но и еще и потому…

Я решил узнать мнение других людей, встал из-за компьютера и спустился вниз со своего последнего этажа

«Есть ли передачи на УзТВ об узбекском фольклоре?» – обратился я к тем, кто «ящику» уделяет много времени. «Очень редко, а "Алпамыша" как будто и не бывало» – таков смысл ответов.

«Проявляется ли сейчас интерес к узбекским дастанам? Есть ли «Алпамыш» в школьной программе?» – обратился я к учительнице узбекского языка и литературы старших классов. Еще молодая (около 40), но успевшая получить высшее образование в советское время, она, видимо, приняла меня за какое-то "лицо" (директор школы ткнул в нее и велел ей поговорить со мной) и затянула официозно-заученное: «Раньше этому вопросу не уделялось внимания, а теперь положение в корне изменилось к лучшему…» В короткой беседе, буквально полуминутной (начиналось общее собрание учителей школы), я выяснил: «Алпамыш» в школьной программе присутствует; одноименная кинолента произведена на студии «Узбекфильм» (но в советское время!); изданий «Алпамыша» на латинской графике, на которую школы перешли лет 16 назад, пока не было.

Кажется, я в своих ощущениях не очень далек от истины: узбекский народный эпос, в том числе и дастан «Алпамыш», не нужен новым узбекским властям…

И понять их логику несложно. Ведь они утверждают, что наши великие предки – это Амир Темур и его потомство. При сахибкиране узбекская государственность изумляла мир. Прерванная нашествием царской России, а затем узурпированная советской властью, она была восстановлена по инициативе САМОГО и в борьбе под его руководством…

При этом замалчивается то, что Амир Темур принадлежал к монгольскому племени барлас, пришедшему в регион вместе с другими чингисхановскими захватчиками. И карта, вывешенная в Музее народов Узбекистана, искажает границы улуса Джагатая (сына Чингисхана), не включая в эти пределы Ферганскую долину и Самарканд. Под монгольской пятой были там какие-нибудь киргизы, а узбеки – в общем-то, и нет. Узбеки – потомки Амира Темура, который к монголам не имеет никакого отношения…

Не потому ли и «Алпамыш», пусть и не запрещён, пусть и введён в школьную программу, но на самом-то деле замалчивается? Иначе ведь возникнет масса неприятных вопросов о том, кто такие конгратцы и какова их роль в этногенезе узбекского народа. И упрощенная, однобокая «амиртемуровская» история Узбекистана со смещенными акцентами, слепленная под политические, идеологические и материальные нужды новых правителей, развалится, как карточный домик. Чего допускать никак нельзя. Благо, уже выросли зомбированные поколения, которые, даже если отыскали бы и захотели бы прочитать дастаны в оригинале, изданные в советские времена, окажутся в затруднении: переход с кириллицы на латиницу лет 16 назад – это преступный, антидемократический, антинародный акт, разом решивший множество вопросов того и будущих времен. Опять-таки в пользу властей…

В советскую эпоху на родине Фазыла Юлдаш-оглы в Джизакской области был совхоз, носивший его имя, о чем я знал по дорожному указателю на трассе Ташкент-Карши. Теперь, конечно, ни хозяйства нет, ни синей таблички…

Не удивительно, что об «Алпамыше» молчат газеты и УзТВ. Зато на экране по всем каналам чуть ли не каждые четверть часа появляются величественный Амир Темур и молодые люди, благоговейно, затаив дыхание, взирающие на бронзового сахибкирана снизу вверх.

А по мне народные сказители: Эргаш Джуманбульбуль-оглы, Фазыл Юлдаш-оглы, Пулкан-шаир, Ислам Назар-оглы, Абдулла-шаир, Берди-бахши, их дастаны и поэмы, – вот люди и дела, которыми сегодня узбекский народ может действительно гордиться…

«Сохранились ли в горах Дехканабада бахши – сказители дастанов?» - спрашиваю я Джуманазара Курбанова. Он утвердительно кивает головой и добавляет: «Есть и в нашем кишлаке».

Так что, народ живет, как и жил, сам по себе, а власти – для себя…

И при всех негативах, принесенных, как наносный песок сезонных саев, откуда-то с «верховьев», горные конгратцы нередко непосредственны и наивны, как папуасы времен Миклухо-Маклая. И взрослые, не утруждая себя привычными для города приличиями, порой ведут себя, как дети. Скажем, ни один из них не оставался равнодушным к моей записной тетради: обязательно пролистают от начала до конца. В первый раз меня это возмутило, и я сделал довольно серьезное внушение. Но потом понял, что они ищут картинки, а до текстов им дела нет. Да и не может большинство понять их, даже если кто-то и попытался бы прочесть: русского языка напрочь не знают…

Таков комплекс обстоятельств, ситуаций, условий. К сожалению, приходится констатировать еще раз: негативы не остаются просто «песком», но проникают в «породу».  Однако внешне в кишлаке Худжаи-Пок, как и во всем Узбекистане, всё обстоит чинно и благопристойно. Никто – ни лжец, ни вор, ни лицемерный богомолец, умело мимикрирующий и камуфляжно святотатствующий, – сожалеть, а тем паче раскаиваться, не собирается. Никто – ни журналист, ни прокурор, ни духовное лицо, должное не культу поклоняться, но Божьим Заповедям, – стыдить, а тем паче клеймить Зло и зло, не отваживается. А посему пора и мне натянуть благообразную маску и перейти к показу картинок. И начну, пожалуй, с себя...

1 – У озера.

2 – Возле юрты.

3 – Цветные люди.

4 – В гостях у «гигантозавра».

5 – В юрте.

6 – Солидный, внушительный и самоуверенный.

7 – Приехавшая с мамой передовая девушка (в смысле, одежды) из того же райцентра, откуда телемастера (часть 3 повествования) – любители ежатины (мясо лечебное!): на фоне каменного «верблюда».

8 – Девушки из двух других райцентров Кашкадарьи проявили вкус к позированию перед объективом.

9 – Особо смелые женщины купаются и в «мужском» озере. Но в одежде!..

10 – Эти девочки жизнь проживут, в своё время их в этом мире не будет, а громадный слепок камней, неизвестно сколько пролежавший на своем месте, так и не тронется с него.

11 – Группа паломниц.

12 – Остановленное мгновение полета.

13 – Приезжают всей семьей: родители, сыновья, дочь, невестка.

14 – Конгратец из Байсунского района Сурхандарьинской области. Типичен: желтокожий, глаза узкие и светлые, богомольный, с веселым нравом.

15 – Местные мальчишки.

16 – Одно из местных семейств.

17 – Тоже местные люди: между маминой сумкой и папиной спиной сидит еще один мальчонка, младшенький.

18 – Воды тут – святой! лечебной! – много. Берите! Хватит всем!

19 – Но без «человека с ружьем» нельзя: граница – рядом!

20 – Руководитель лечебно-жилищного комплекса, сотрудник Международного благотворительного фонда «Олтин мерос» Джуманазар Курбанов и защитники Родины.

Распрощавшись с конгратским кишлаком Худжаи-Пок, возвращаюсь к самому началу части 1 повествования. «…попил чаю с морковью…». С вареньем из моркови! Истинно национальное лакомство: его варили наши деды и прадеды. Ныне почти забытое и потерявшее свое былое место и значение. Многие не знают и даже не предполагают, что из моркови готовится изумительно вкусное варенье. Никогда не пробовавший такого лакомства ни за что не сумеет отгадать его происхождения, если морковь нарезана тонкой соломкой, но не продольной, а поперечной. «Соломки» очень приятно жевать: пластичны, вкусны, напоминают корочку рахат-лукума, но много лучше. А сироп – как мед: светло-янтарный при использовании желтой моркови и с оттенками мореного дуба – от красной. А сготовил я это варенье по случаю зимнего консервирования: использовал часть моркови, нарезанной для баклажанной икры.

21 – Образцы заготовок про запас.

22 – Морковное варенье… Не пью я чаю из этого сервиза польского фарфора! Красуется в серванте! И розеточки хрустальные – там же! Достал всё для съемки! Ну, не можем мы, узбеки, не пускать пыли в глаза! Хотя бы иногда! Даже такой, как я! Русифицированный, европеизированный и прагматичный…

 17-19.09.2009

   Архив Рассылки