Великую Победу мог сотворить только великий народ

I

 Удобно списывать жизнь и смерть, дела и историю на Бога или Диавола…

Диавол властен в убийствах, разрушениях и прочих злодействах, грехах и грешках…

Тьма злодейств, за которые убить, – мало; тьма злодеев, что век свой кончают, не бедствуя…

Простите...

Бог властен в Любви, Созидании и Прощении…

 Да, диптиху 10 лет. Куда они уплыли так скоро и столь незаметно? В какие заоблачные выси? Сумел ли я использовать прошедшее десятилетие хотя бы в половину полной меры?

II

 В текущем году Великой Победе – 70.

Мой родной город – Карши, областной центр, 500 километров от Ташкента в юго-западном направлении. Не знаю даты создания, но военно-воздушная часть с аэродромом неподалеку от города действовала уже в моем раннем детстве. Ханабад, имевший всесоюзное значение. Тот самый, в который в постсоветские времена ненадолго пустили американцев. Крылья армии Узбекистана в основном там и базируются.

Мне, прожившему немало, помнящему полосы прожекторного света, то и дело прошаривавшие ночное небо где-то до середины 50-х, то есть лет 10 и после Великой Победы, державшему в своих детских руках боевые награды отца и дяди, Великая Отечественная – это в первую очередь не Гитлер, не Сталин, не две политические системы, сосуществование которых исключалось, но кошмарное испытание, в котором родичи – мои и моих одноклассников, друзей, однокурсников, сверстников, – победили, не постояв за ценой, оставив на полях сражений многих и многих, претерпев неимоверные лишения и потери, свершая героическое преодоление на фронтах и в тылу. Жаль, боевые награды отца затерялись в буднях послевоенного выживания и последующих идеологических перетрясок, но медали, которыми Держава стала награждать своих защитников впоследствии, – хранились бережно, и я их в марте 2008-го перевез, с разрешения мамы, из Карши в Ташкент. Тогда отпущенного маме века оставалось полтора года…

Нет, для меня награды родителей – не побрякушки. Нет, среди них ордена Ленина нет. Есть юбилейная медаль к 100-летию со дня рождения вождя, которой был награжден отец. Но если был бы и орден, я им гордился бы безмерно и сейчас. Ибо орден Ленина – это не тень человека, с которым ныне связывают все кошмары и преступления коммунистической системы, но знак огромного труда и титанического преодоления, свершенных награжденным: Ленина никому просто так не давали, но только за выдающиеся заслуги, которые бессмертны, не подвержены коррозии времен, не подлежат пересмотру. Речь, понятно, не о палачах-орденоносцах типа Берии, а о тысячах и тысячах рядовых людей.

«Куплю орден Ленина», – лет пять назад возле рынка увидел объявление, видное издалека. И продают! А сознают ли, что предают? Себя, если орден был свой. Отца или мать, если Лениным был некогда возвеличен кто-то из родителей...

Да нет! Не такая уж у нас жизнь захудалая, чтобы позволять себе такие продажи! Не от крайней нужды всплыли они на поверхность, но от зависти к кому-то из ближних, сумевшему удачно приспособиться к новым условиям, от жадности и девальвации нравственности!

Каждая из наград моего родителя и моей родительницы, которых зовут Аваз и Нурзифá, имеет и удостоверение. К наградам мои родители никогда не стремились, не думали о них, что и является неоспоримым свидетельством, что мой отец и моя мать, как и миллионы им подобных, будучи самыми что ни на есть рядовыми людьми по званию, на самом деле велики в самоотверженном выполнении своего предназначения.

Осенью текущего 2015 года, в месяце моего рождения, исполнится 6 лет, как мама ушла в мир иной. Уже 6! А отца нет с нами ровно в 5 раз больше. Но в моем сознании образы родителей, тембр их голосов, речи, движения, взгляды ничуть не утратили своих черт, живости и особенностей. В переживаемые сейчас долгие январские ночи мы с отцом несколько раз общались в моих снах…

III

Ташкент – Ульяновск, первый вечер апреля 2015 года:

Неля, здравствуй!

Вдруг вспомнилось давнее, а имен назвать не могу.

Не знаю, известно тебе или нет. Думаю, что знаешь. Что Ильяс Искандеров в войну, будучи раненым, попал в плен. Содержался в Западной Украине, в Иваново-Франковске. Его выхаживала местная девушка. После освобождения и окончания войны он привез ее в Карши. У них родилась дочь. Наша бабушка не дала житья невестке-украинке. И та вскоре уехала с дочкой на родину. Я всё это знаю от своей мамы.

Где-то в году 1964-м я, будучи 11-классником, написал письмо в Иваново-Франковск. Не помню, откуда взял адрес. Наверно, мама дала. А у ней откуда, тоже не знаю сейчас. Довольно скоро я получил ответ от дочери дяди Ильяса, моей двоюродной сестры, а ваших – старшей сестры. В письме были и фотографии. Она – уже сложившаяся крупная девушка: тогда мне было 17, а ей – лет 20. Есть ли эти фотографии сейчас где-нибудь, опять-таки не знаю. Переписка тогда тоже не сложилась: меня, видимо, поглотили выпускные хлопоты и подготовка для поступления в престижный вуз. Тогда ведь не было репетиторства. Сам себя назначил репетитором аж с самого начала 11 класса.

Так вот, мысли вдруг устремились в прошлое, а вспомнить ни имени сестры-украинки, ни имени ее мамы не могу. И носила ли сестра фамилию отца? Помоги, пожалуйста. Ведь, если ты и не знаешь, то тетя Оля всё помнит...

Может, их и нет нынче в живых. Даже сестры.

Ладно. А может, ты, когда училась в Киеве, побывала у них в Западной Украине? Расскажи, если "да".

Как моя тетечка Оля? Кланяйся ей от меня.

Ташкент – Ульяновск, спустя полчаса, после первого письма:

Вспомнил, как мама называла... Стифá! Это мама дочери дяди Ильяса. А как дочку звали – пока не могу вспомнить. Помоги...

Ульяновск – Ташкент, глубокая ночь:

Привет, Марат!

Я тоже слышала эту историю, правда, думала, что наш отец был в плену в Германии и там познакомился со Стефанией, которая была родом из Ивано-Франковска. Они работали вместе на немецких помещиков-баеров. И что у них родилась дочь Лидия, я тоже знаю. Более того, у нас сохранилась её фотография, красивая очень, похожая на папу девушка в зимней шубе или пальто в белой пуховой шапочке. Я знала с самого детства, что она наша старшая сестра. Мне она очень нравилась заочно, и я называла всех своих кукол именем Лидия. Мне казалось, что это самое красивое имя в мире! Уже живя в Ульяновске, я написала в передачу «Жди меня» с просьбой помочь её найти, но ...безрезультатно... Вот такие вот дела...

А что ты вспомнил об этом... Думаешь на тему война и люди...?

А что ты знаешь об участии нашего отца в войне? Где он служил, на каком фронте воевал? Были ли награды? Как и где попал в плен? Я знаю только, что он был танкистом. Сохранились несколько групповых фото.

За привет – от мамы благодарность и ответный привет.

Ташкент – Ульяновск, 02.04.2015, предрассветная пора:

Может, и в Германии. Про Ивано-Франковск я сам теперь домыслил. Скорее всего, в Германии. Но то, что Стефа выхаживала раненого Ильяса, – это точно. А вот как и где он воевал – ноль: ничего, никогда не знал. Они, настоящие фронтовики, не только не разглагольствовали о войне, даже обрывками не делились. Может, в первые годы и рассказывали кое-что. Но меня тогда еще не было. А потом – был мал. Но думаю, что развернутых разговоров не было. И без них родные, пережившие тяготы и голодуху тыла, представляли ужасы войны. К тому же тогда только про недавно минувшую войну фильмы и крутили. Компенсируя населению молчание фронтовиков. И мы, дети 40-х, родившиеся до, во время и после войны, уже будучи даже подростками, только и любили кинокартины про немцев и русских, то есть военные.

Не рассказывал, видимо, дядя про войну почти ничего. Иначе тетя Оля знала бы кое-что. Может, тут есть и запреты НКВД. Ведь в первые годы, как я знаю опять-таки по случайно оброненным фразам мамы в моем детстве, дядю не раз и не два мучили органы. Забирали из дому среди ночи. Ставили к стенке под дулом пистолета, заставляя признаться в предательстве. Эти пытки, конечно же, подкидывали негатива в сердце, и оно однажды, когда церберы уже лет 7-8 и не беспокоили, не выдержало…

Не распространялся про войну и мой отец. Он вообще был не говорун. Но рассказчиком был интересным. Не рассказывал! Только его выражение: «Кавказ хавоси» (кавказская погода), – стало в нашей семье крылатым выражением. Так отец характеризовал климатические реалии в Карши, когда сильный дождь быстро сменялся ярким солнечным днем, или наоборот. Мы с Соней до сих пор произносим эту фразу, улыбаемся и знаем, о чем речь. И еще одна зарубка в моей памяти: отец и на фронте свинину не ел, отдавал ее другу, русскому; а тот возвращал, когда похлебка была на говядине или баранине…

Да, родитель воевал на Кавказе, там был ранен, там его засыпало землей от разорвавшегося снаряда, там был контужен, оттуда его списали в 44-м в тыл.

Не дожили наши отцы до времен, когда настоящих фронтовиков водили по школам и техникумам, где они делились настоящими воспоминаниями о войне. Твой-то и вовсе ушел молодым. 37 ему было. А мне тогда шел 11-й. И предыдущие лет 6-7 я помню. Помню, каким был дядя Ильяс авторитетным среди всех родственников и знакомых. Каким он был для меня непререкаемо, недосягаемо взрослым. А ведь ему было едва за 30. Война сделала поколения молодых людей-фронтовиков такими. Но у дяди еще было неповторимое, неотразимое природное обаяние. Его не только уважали, его по-настоящему любили все.

Один только пример. Какой-то период, год-два, мои родители (а также бабушка Вазифá) жили в кишлаке, Хилале. Это, конечно, помнишь на правом берегу реки Кашакадарья. А напротив, на другом берегу, вдалеке, – Ханабад. Тогда несколько месяцев прожил в кишлаке и дядя Ильяс. Может, поработал на МТС (машинотракторная станция). За это время научил моего единокровного брата Рахмана, старшего из детей нашего отца, водить автомобиль, "полуторку". Мне тогда, наверно, было года два, а Рахману-ака, получается, лет 17. Но суть не в точных датах и годах. А в том, что Рахман Авазов всю жизнь был шофером, вырастил 11 детей, многим из них дал высшее образование и даже в старости с благоговением вспоминал своего Учителя, Ильяса-ака.

Помню, как часто собирались родственники и односельчане моей мамы. В таких посиделках я всегда ждал художественной части, когда начинали петь. Обязательно певали. Каршинцы – выходцы из татарских аулов довоенной России знали много песен, пели их хорошо и задушевно. Мама моя была одна из главных певуний. Ей, кажется, особенно нравились серьезные, протяжные песни: голову слегка набок, лицо светлело, дышало внутренним восторгом, внешне поначалу чуть-чуть конфузилась, а потом вживалась в исполнение и красивым, сильным голосом вытягивала долгие, трудные звуки. А затем и в пляс пускались, выстукивая по кругу каблуками в такт гармони.

Помню, как они крепко пили и хорошо ели. И как все уже едва держались на ногах, пошатываясь, а дядя Ильяс был по-прежнему прям, и глаза имел, как всегда, трезвые, умные, с затаенной в глубинах доброй усмешкой, словно и вовсе не пил. А дядя Юнус пьянел, становился розовым, и его слегка виноватая улыбка лилась из глаз, с губ и, казалось, даже из ушей…

Да, конечно, Лидой назвали родители нашу украинскую сестру. Нурзифá, Стифá, Вазифá... Эх, бабушка!.. Хотя всё, что ни случается, – к лучшему...

Лидии сейчас где-то 71-й. Надеюсь – жива. Конечно, дети, внуки. Отзовись, Украина! Отзовись, Иваново-Франковск! Отзовись, украинское племя моего любимого дяди Ильяса!

IV

В текущем 2015 году Великой Победе – 70.

Нет, весь я не умру… Это – заголовок второй части диптиха «Ай-Инэ», строка из стихотворения А.С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», 1836 год. Он, Александр свет-Сергеевич, произнес эту фразу и о моем отце, и о дяде Ильясе, и о всех людях, оставляющих после себя хорошие свершения, доброе имя, потомство.

Не вернулся бы отец с войны, не было бы ни меня, ни моих сестренок, ни наших детей и внуков. Не было бы и вышеприведенной переписки с моей двоюродной сестрой Наилёй, которая два десятилетия служила в Карши журналистом, собкором газеты «Правда Востока» по Кашкадарьинской области, и только в 2003-м с мамой, моей дорогой тетей Олей, перебралась в Ульяновск, где их давно ждали младшие члены семьи.

Если Маматкулов Аваз остался бы на полях войны, то ничего не было бы из того, что имело место быть и происходит с Маратом Аваз-Нурзефом. Не было бы в Интернете этого имени. Да и человека такого, не грех повториться, не появилось бы на белом свете ни в каком виде.

А сколько еще интересного и значительного случится в его жизни! Ого-го-го!..

2005-2015 гг.