Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Читаем с нами. Книги о бизнесе

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Левитас: Больше денег от Вашего бизнеса" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Май 2005   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Александр Левитас

Статистика

9.003 подписчиков
-8 за неделю
←   Все выпуски   →

Читаем с нами. Книжное обозрение.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Злобный Ых

Артур Кестлер "Слепящая тьма"

В кошмарах его арестовывали каждую ночь. Люди с винтовками стучали в дверь, входили в его квартиру, приказывали встать, а он все никак не мог попасть в вывернувшийся рукав халата. В реальности все случилось точно так же - с той лишь разницей, что в рукав халата он попал сразу. Под конвоем его вывели из квартиры, и Николай Рубашов, герой Гражданской и нарком легких металлов, перестал быть. Вместо него появился Николай Рубашов, предатель и контрреволюционер, за тридцать западных сребренников вредивший стране и помышлявший убить самого Первого.

Но до того, как о его мерзком предательстве узнают широкие массы, а на яростных митингах его имя заклеймят тысячи и тысячи безымянных ораторов, еще долго. Сначала ему предстоит до конца испить свою чашу. Всю свою жизнь он стоял на страже интересов Партии, выполняя ее волю. За ним стояла историческая правда, а потому ему не о чем было сожалеть. Но сейчас он утратил сознание своей правоты, и ему предстоит поплатиться за это.

Он старый подпольщих, битый и искалеченный и в царских, и в европейских тюрьмах. Он не боится пыток, и боль не заставит его оговорить себя. Но он все равно выйдет на процесс - и скажет все, что от него потребуют его тюремщики. Так нужно Партии, и его последний в этой жизни долг - исполнить ее приказ. Когда-нибудь потом откроют секретные документы, и его имя будет очищено от нелепых обвинений. Но сейчас - время изображать дьявола и плеваться серой, чтобы уйти из этой жизни под рев и улюлюканье толпы. Так требует Партия.

Не следователь убедит его в том, что так надо. Не интеллигентный Иванов, старый друг и соратник. Не неандерталец Глеткин, корректный, затянутый в ремни и ограниченный. Нет, себя убедит он сам. Расплата за то, что он делал с другими, настигает его, и ему суждено умереть. Колеса Истории разотрут его в пыль...

В какой-то степени "Сляпящая тьма" является не только хронологическим (1940 г.), но и духовным предшественником "1984" Оруэлла. Автор, работая корреспондентом в Испании и будучи коммунистом, заслужил известность в СССР своими антифашистскими статьями и чудом выжил во франкистской тюрьме. Однако его популярность у нас резко испарилась после публикации "Слепящей тьмы", в которой он пытался проанализировать причины, по которым старые большевики обливали себя грязью на публичных процессах конца тридцатых. Герой Кестлера, как и Оруэлла, проходит в тюрьме духовную ломку, из скрытого противника режима превращаясь в его истового последователя. Мотивы у этих героев разные, но сам процесс ломки одинаков - следователь-палач не просто заставляет их подписывать признания, но и переубеждает, вкладывая им в голову нужные мысли как их собственные.

Сложно судить, прав ли Кестлер в своих предположениях о мотивах своего героя (точнее, его прототипов). Чтобы понять это, наверное, нужно было жить в то время. Но сама по себе гипотеза очень интересна. Кроме того, автор - иностранец, а потому видел происходящее с иной точки зрения, чем жители СССР того времени (и, кстати, пытался рисовать советские тюрьмы с европейских образцов, не подозревая, что реальность куда страшнее). Поэтому текст рекомендуется тем, кто пытается разобраться в той эпохе в целом и в истории нашей страны в частности.

Жанр: историческая проза
Оценка (0-10): 7+
Ссылка: Мошков
Приблизительный объем чистого текста: 440 kb

Цитаты:

Рубашов размеренно ходил по камере - шесть с половиной шагов к окну, шесть с половиной шагов обратно. Его растревожил разговор со следователем, и теперь, потирая пенсне о рукав, он припоминал каждое слово. Следователь вызвал в нем вспышку ненависти, и он хотел сохранить это чувство: оно помогло бы ему бороться. Однако застарелая пагубная привычка становиться на место своего противника принуждала его разглядывать себя глазами только что ушедшего следователя. Вот он сидел тут, этот бывший - наглый, самонадеянный бородатый человечишка, - и с вызывающим видом натягивал ботинок, демонстрируя драные вонючие носки. Да, у него. были заслуги в прошлом, но тот, уважаемый всеми Рубашов, произносивший с трибун пламенные речи, очень уж отличался от этого, в камере. "Так вот он какой, легендарный Рубашов, - думал Рубашов за следователя со шрамом. - Хнычет, как школьник, что его не накормили. А в камере грязь. На носках - дырки. Типичный мягкотелый интеллигентишка-нытик. Принципиальный или нанятый - разницы-то нету - враг установленных законом порядков. Нет, не для таких мы делали Революцию. Он нам помог ее делать, верно - в те времена он был бойцом, - но сейчас эту самовлюбленную развалину, этого заговорщика пора ликвидировать. А может, и раньше он только представлялся - сколько их вспенилось, мыльных пузырей, которые потом с треском полопались. Да разве уважающий себя человек будет сидеть в неубранной камере?" Рубашов подумал, не вымыть ли пол. Несколько секунд он стоял в нерешительности, потом потер пенсне о рукав, надел его и медленно подошел к окну.

Сероватый, по-зимнему неяркий свет смягчил зловещую желтизну фонарей; казалось, что днем выпадет снежок. Было около восьми утра, значит, Рубашов вступил в эту камеру всего-навсего три часа назад. Двор окружали тюремные корпуса; тускло чернели зарешеченные окна;

Вероятно, за ними стояли заключенные и так же, как он, смотрели во двор; но ему не удавалось их разглядеть. Снег во дворе серебрился настом, под ногами он стал бы весело похрустывать. По обеим сторонам узкой тропы, которая огибала заснеженный двор примерно в десяти шагах от стен, возвышались белые холмистые насыпи. На сторожевой дорожке внешней стены шагал туда и обратно часовой. Один раз, поворачивая назад, он плюнул - плевок описал дугу, и часовой с любопытством посмотрел вниз.

Пагубная болезнь, - думал Рубашов. - Революционер не может считаться с тем, как другие воспринимают мир".

Или - может? И даже должен?

Да, но отождествляя себя с другими, он не сможет изменить мир.

Или - только тогда и сможет?

Тот, кто понимает других - и прощает, - может ли он решительно действовать?

Или - не может никто другой?

Значит, расстрел, - думал Рубашов. - Мои побуждения никого не интересуют". Он прислонился лбом к окну. Двор внизу был безмолвным и белым.

Несколько минут он стоял неподвижно, бездумно прижимаясь к льдистому стеклу. А потом до его сознания дошло, что он слышит негромкий, но настойчивый стук.

Он оглянулся и напряженно прислушался. Постукивание было таким осторожным, что сначала ему не удавалось понять, справа или слева оно рождается. А пока он соображал, постукивание стихло. Тогда он начал стучать сам - в стенку у параши, Четыреста шестому, но не получил никакого ответа. Он подошел к противоположной стене, отделяющей его от Четыреста второго, и, перегнувшись через койку, тихонько постучал. Четыреста второй сразу же откликнулся. Рубашов удобно устроился на койке - так, чтобы все время видеть очко, - и с бьющимся сердцем принялся слушать. Он всегда волновался при первых контактах.



А за два года до собрания Комитета Партия призвала европейских трудящихся к бойкоту молодой хищной Диктатуры, выросшей в самом центре Европы. Следовало во что бы то ни стало перекрыть пути ввоза и вывоза товаров поспешно вооружавшейся враждебной страны. Партийные секции европейских государств поддержали решение Центрального Комитета. Докеры маленького бельгийского порта наотрез отказывались обслуживать корабли, хоть как-то связанные с этой страной. Профсоюз докеров утвердил бойкот. Вскоре начались столкновения с полицией, появились раненые и даже убитые. Исход борьбы еще не был ясен, когда в порт прибыла странная флотилия из пяти черных грузовых кораблей. Над каждым развевался флаг Революции; борта грузовозов украшали имена пяти прославленных вождей Движения, написанные странными, "тамошними", буквами. Докеры радостно прервали забастовку и немедленно принялись разгружать корабли. Через несколько часов, однако, выяснилось, что груз - руда редкого металла - предназначен для военной промышленности страны, которую Партия призывала бойкотировать.

Собрался Комитет ячейки докеров, дебаты закончились яростной дракой. Дискуссия захлестнула всех партийцев, всех участников Движения в стране. Реакционная пресса глумилась над Революцией. Полиция не вмешивалась, предоставив докерам самим решать, что теперь делать. ЦК бельгийской партийной секции объявил об успешном завершении забастовки и дал приказ разгружать корабли. Политика Страны Победившей Революции искусно разъяснялась в партийной газете, но большинство партийцев не поняло разъяснений и вышло из Партии; секция распалась. Многие месяцы она существовала только в умах ее руководителей, однако новый экономический застой снова пополнил ее ряды. Партия опять обрела силу.

Без особых происшествий прошло два года. Затем новая хищная Диктатура, быстро выросшая на юге Европы, начала грабительскую войну в Африке. Партия призвала; трудящихся к бойкоту. Призыв был подхвачен с огромным, энтузиазмом. Теперь многие европейские правительства решили безоговорочно присоединиться к бойкоту, чтобы лишить агрессора сырья.

Без сырьевых ресурсов и особенно без нефти Диктатура неминуемо проиграла бы войну. И снова странная черная флотилия из пяти грузовозов вышла в море. На бортах самого большого корабля было выведено имя человека, выступившего против войны и убитого; на мачте реял флаг Революции; флотилия везла нефть агрессору. До ее прибытия в бельгийский порт оставалось всего сорок восемь часов, но Малютка Леви и его товарищи, конечно же, ничего об этом не знали. Рубашову предстояло их подготовить,

В первый день он ничего не сказал - только слушал и прощупывал почву. На другое утро в Комнате заседаний собрался Комитет ячейки докеров.

Комната - большая, обшарпанная и голая - показалась Рубашову странно знакомой: в любом городе, в любой стране все партийные Комнаты заседаний были казенно однообразными. Происходило это отчасти по бедности, но главным образом из-за мрачной традиции, возводившей казенный аскетизм в норму. На стенах висели старые плакаты, лозунги к давно законченным выборам и желтые машинописные объявления. В одном углу громоздились кипы посеревших от пыли брошюр и листовок; в другом - тюки поношенной одежды, предназначенной семьям бастующих рабочих; в третьем стоял допотопный гектограф. Середину комнаты занимал стол - две положенные на козлы доски. Окна, словно в общественной уборной, были густо замазаны известкой. С потолка свисала голая лампочка; рядом болталась клейкая мухоловка. У стола сидели три Комитетчика, имен которых Рубашов не знал. Малютка Леви с изувеченным плечом, борец Поль и писатель Билл.

Рубашов сказал вступительное слово. Казенная обшарпанность Комнаты заседаний настроила его на деловой лад: он почувствовал себя как дома. Важность заседания стала очевидной - ему было совершенно непонятно, в чем он мог сомневаться накануне. Он объективно осветил обстановку, но пока не сказал, зачем приехал. Бойкот, объявленный агрессору, провалился - из-за продажности европейских правительств. Некоторые еще поддерживают бойкот - на словах, другие не делают и этого. Агрессор остро нуждается в сырье. Раньше Страна Победившей Революции продавала ему излишки нефти. Если она прекратит поставки, то теперь, когда блокада прорвана, буржуазные государства воспользуются случаем и вытеснят ее с мирового рынка - для этого они и нарушили бойкот. В такой обстановке романтические жесты помешают развитию промышленности Там и дальнейшему углублению Мировой Революции. Выводы напрашиваются сами собой.

Поль и трое Комитетчиков кивали: они были природными тугодумами; все, что Товарищ Оттуда рассказывал, звучало научно и очень убедительно; он читал теоретическую лекцию, практических действий от них не требовалось. Они не чувствовали, куда он клонит, - потому что ничего не знали о флотилии. Однако Малютка Леви и писатель обменялись быстрым тревожным взглядом. Это не укрылось от внимания Рубашова. Он закончил - несколько суше:

- Такова принципиальная обстановка в мире. Долг каждого честного партийца - свято выполнять директивы Партии, а вы призваны объяснять товарищам, которые слабо разбираются в политике, внутреннюю сущность этих директив. Вот все, что я хотел сообщить.



Архив рассылки доступен здесь или здесь.

Хотите опубликовать свою рецензию? Пришлите ее редактору или техническому директору (в поле Subject укажите "Читаем с нами").
http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/		 Подписан адрес:
Код этой рассылки: lit.review.bookreview		 Отписаться
В избранное