Злобный Ых

Брэм Стокер "Вампир"

Тяжело достается хлеб английскому юристу конца просвещенного девятнадцатого века. Любой заказ хорош, и нос воротить не принято. А потому таинственный запрос из далекой Трансильвании о покупке дома в окрестностях Лондона ничуть не удивляет владельца юридической конторы. И вот молодой человек, только что сдавший экзамены на звание юриста, едет в неизведанные края. Гостеприимный замок графа Дракулы распахивает перед ним свои тяжелые двери, и завывания стаи волков остаются далеко за надежными, хотя и ветхими стенами. Только полная безлюдность несколько портит все впечатление. И вот уже несчастный молодой человек начинает понимать значение уговоров местных жителей - ни в коем случае не ездить сюда! Но поздно - кровососущее чудовище уже ни за что не выпустит на свободу чужака, знающего тайну его гроба.

А его друзья и невеста на родине не находят себе места от неизвестности. Бесследная пропажа человека страшит - но где и как его искать? От него уже пришли письма, что он покинул замок графа и едет на родину. Значит, остается только ждать и надеяться. А тем временем в порт приходит ужасное судно - русская шхуна с бесследно исчезнувшей командой, трупом капитана, привязанным к рулю, и загадочным дневником. И огромный волк при всем честном народе спрыгивает на берег и исчезает в лесу. И вот уже невинная девушка сомнабулически гуляет по ночам и с трудом просыпается по утрам, а на шее ее - две странных подсохших ранки, и в жилах остается все меньше крови. Никакие усилия друзей не могут спасти ее от безвременной смерти, и вскоре после похорон ночами начинают пропадать малолетние дети.

Но зло обязательно будет наказано! Мужество людей способно противостоять любому проклятью Лукавого. И вот решительные охотники один за другим обыскивают логовища вампира и лишают его убежища, а тот, напуганный преследователями, решается бежать к себе на родину. Но нет - кара настигнет его и там! Осиновый кол в сердце и горсть чеснока в рот - такова судьба великого древнего вампира графа Дракулы...

Роман, написанный в 1897 г, представляет собой классическое произведение, по большому счету лежащее в основе подавляющего большинства современных произведений - книг и кино - о вампирах. Именно в нем была описана Трансильвания в качестве родины вампиризма, способность вампиров превращаться в летучих мышей, туман, их неотражабельность в зеркалах и повышенная притягательность для людей противоположного пола. Кроме того роман весьма неплохо написан: впечатление от него не портит даже заведомо (для современного читателя) прозрачная интрига, заранее предсказуемые сюжетные ходы и неизбежный финал. Несколько напрягает непривычный для современной литературы эпистолярный стиль: текст оформлен в виде личных дневников и писем. Несмотря на все это, данный роман настоятельно рекомендуется всем как классический в своем жанре.

Пара дополнительных ссылок на готическую тему: тут и тут.

Жанр: готика
Оценка (0-10): 7
Ссылка: Мошков
Приблизительный объем чистого текста: 670 kb

Цитаты:

Я был не один... Комната была та же, нисколько не изменившаяся с тех пор, как я в нее вошел. Я мог различить благодаря лунному свету свои собственные следы, которые разрушили сеть накопившейся на полу паутины. В лунном свете против меня находились три молодые женщины; судя по одеждам и манерам это были леди. Я думаю, что видел их сквозь сон, так как несмотря на то, что свет луны находился позади них, от них не было никакой тени на полу. Они подошли ко мне вплотную и, посмотрев на меня, начали затем шеп­таться между собой. Две из них были брюнетками, с тонкими орлиными носами как у графа, с большими темными проницательными глазами, казавшимися со­вершенно красными при бледно-- желтом свете луны. Третья леди была белокура -- самая светлая блондинка, какая только может существовать, с вьющимися, густыми золотистыми волосами и с глазами цвета бледного сапфира. Мне казалось, что я знаю это лицо, что я во сне его когда-- то видел, но никак не мог вспомнить, где и когда именно. У всех трех были великолепные белые зубы, казавшиеся жемчугом среди рубиново-- красных сладострастных губ. В них было нечто такое, что сразу заставило меня почувствовать какую-- то неловкость. В душе моей пробудилось какое-- то мерзкое желание, чтобы они меня поцеловали своими красными чувственными губами.

Они пошептались между собой, и потом все трое рассмеялись каким-- то удивительно серебристым музыкальным смехом. Блондинка кокетливо кивнула головкой, а другие подзадоривали ее. Одна из них ска­зала:

-- Начинай! Ты первая, а мы последуем твоему примеру. Твое право начать.

Другая прибавила:

-- Он молод и здоров; тут хватит поцелуев на всех нас.

Я спокойно лежал и, прищурившись, глядел на них, изнемогая от предвкушения наслаждения. Светлая дева подошла ко мне и наклонилась надо мною так близко, что я почувствовал ее дыхание. Оно было какое-- то сладкое, точно мед, а с другой стороны, действовало на нервы так же своеобразно, как и ее голос, но в этой сладости чувствовалась какая-- то горечь, какая-- то отвратительная горечь, присущая запаху крови.

Я боялся открыть глаза, но прекрасно все видел, приоткрыв немного веки. Блондинка стала на колени и наклонилась надо мной. Она наклонялась все ближе и ближе, облизывая при этом свои губы, как животное; при свете луны я заметил, что ее ярко-- красные губы и кончик языка, которым она облизывала белые острые зубы, обильно покрыты слюной. Ее голова опускалась нее ниже и ниже, и губы ее, как мне показалось, прошли мимо моего рта и подбородка и остановились над самым горлом. Я ощутил какое-- то щекотание на коже горла и прикосновение двух острых зубов. Я закрыл глаза в томном восторге и ждал, и ждал, трепеща всем существом.

Но в то же мгновение меня с быстротою молнии охватило другое ощущение. Я почувствовал присутствие графа; он был в бешенстве. Я невольно открыл глаза и увидел, как граф своей мощной рукой схватил женщину за ее тонкую шею и изо всей силы швырнул в сторону, причем синие глаза его сверкнули бешенством, белые зубы скрежетали от злости, а бледные щеки вспыхнули от гнева. Но что было с графомНикогда не мог вообразить себе, чтобы даже демоны могли быть охвачены такой свирепостью, бешенством и яростью! Его глаза метали молнии. Красный оттенок их сделался еще ярче, как будто пламя адского огня пылало в них. Лицо его было мертвенно бледно, и все черты лица застыли, как бы окаменев; а густые брови, и без того сходившиеся к носу, теперь напоминали тяжелую прямую полосу добела раскаленного металла. Свирепо отбросив женщину от себя, он сделал движение в сторону двух других, как бы желая и их отбросить назад. Движение это было похоже на то, которым он укрощал волков; затем своим громким, твердым голосом, пронизывающим воз­дух в комнате, несмотря на то, что он говорил почти шепотом, он сказал:

-- Как вы смеете его трогать! Как вы смеете поднимать глаза на него, раз я вам запретил? Назад, говорю вам! Ступайте все прочь! Этот человек принадлежит мне! Посмейте только коснуться его, и вы будете иметь дело со мною!

Светлая дева грубо-- кокетливым движением повернулась к нему и сказала, смеясь:

-- Ты сам никогда никого не любил; и никогда никого не полюбишь!

Другие женщины подтвердили это, и раздался такой радостный и в то же время грубый и бездушный смех, что я чуть не лишился чувств, казалось, бесы справляли свой шабаш. Граф повернулся ко мне и, пристально глядя мне в глаза, нежно прошептал:

-- Нет, я тоже могу любить; вы сами могли в этом убедиться в прошлом. Я обещаю вам, что как только покончу с ним, позволю вам целовать его, сколько захотите. А теперь уходите. Я должен его разбудить, так как предстоит еще одно дело.

-- А разве мы сегодня ночью ничего не получим? -- со сдержанным смехом спросила одна из них, указывая на мешок, который граф бросил на пол и который двигался, будто в нем находилось что-- то живое. Он утвердительно кивнул головой. Одна из женщин моментально кинулась и развязала мешок. Если только мои уши не обманули меня, то оттуда раздались вздохи и вопли полузадушенного ребенка. Женщины кружились вокруг мешка, в то время как я весь был охвачен ужасом; но когда я вгляделся пристально, оказалось, что они уже исчезли, а вместе с ними исчез и ужасный мешок. Другой двери в комнате не было, а мимо меня они не проходили. Казалось, они просто испарились в лучах лунного света и исчезли в окне, поскольку я заметил, как их слабый облик постепенно изглаживается на его фоне.

Затем ужас охватил меня с такой силой, что я упал в обморок.

Ван Хелзинк приехал опять. Прежде всего он спросил меня, сообщил ли я Артуру все симптомы болезни Люси. Я ответил отрицательно. Он одобрил мой поступок, затем предложил мне записывать весь дальнейший ход болезни самым тщательным образом, утверждая, что случай с Люси явится, может быть, одним из интереснейших в медицине всего мира. Но сообщить подробности он от­казался, говоря, что ему самому не все ясно, и что он до сих пор не совсем уверен в диагнозе.

Когда мы пришли, миссис Вестенр тотчас же вышла нам навстречу. Она была встревожена, но не до такой сте­пени, как я этого ожидал. Нас с Ван Хелзинком провели в комнату Люси. Если вчерашний вид ее меня потряс, то сегодняшний привел в ужас. Она была бледна, как призрак; краска сошла даже с губ и десен, щеки ввали­лись, а скулы сильно выдавались; мучительно было смо­треть и слушать, с каким трудом она дышит. Люси лежа­ла без движения и по-- видимому была не в силах говорить, так что некоторое время мы все молчали. Затем мы осто­рожно вышли из комнаты. Как только за нами закрылась дверь, Ван Хелзинк быстро прошел по коридору до сле­дующей двери, которая оказалась открытой. Мы вошли туда. Он лихорадочно закрыл дверь и воскликнул: "Боже мой, это ужасно! Нельзя терять ни минуты. Она умрет! У нее так мало крови, что нужно немедленно сделать переливание. Кто из нас, ты или я, пожертвуем собой?"

-- Я моложе и здоровее, профессор.

-- В таком случае приготовься сейчас же; я принесу свою сумку.

-- Я готов.

Спускаясь вниз по лестнице, мы услышали стук в дверь; когда мы дошли до передней, то увидели, что слу­жанка только что открыла дверь и впустила Артура. Он бросился ко мне и сказал нетерпеливым тоном:

-- Джон, я очень беспокоился. Я читал между строк твоего письма и был как в агонии; а так как отцу лучше, то я и примчался сюда чтобы самому увидеть, в чем дело. Этот джентльмен -- доктор Ван Хелзинк? Я так благо­дарен вам, сэр.

Сначала профессор рассердился, что в такой момент ему помещали; но затем, приглядевшись к Артуру и уви­дя, каким крепким сложением и великолепным здоровь­ем тот обладает, он переменил гнев на милость и, пожи­мая его руки, обратился к нему с чрезвычайно серьез­ным видом:

-- Сэр! Вы приехали как раз вовремя. Вы жених нашей дорогой мисс? Она плоха, очень, очень плоха... Нет, дитя мое, так нельзя, -- прервал сам себя профессор, уви­дя, что тот внезапно побледнел и почти в обмороке упал в кресло. -- Вы должны ей помочь. Вы можете сделать дольше, чем кто-- либо из нас, и ваше мужество -- ваша лучшая помощь.

-- Что же я могу сделать, скажите, я исполню, -- хрипло произнес Артур. -- Моя жизнь принадлежит ей, и я готов отдать ей свою кровь до последней капли.

-- Мой юный сэр, я не требую от вас так много, -- возразил профессор, иронически улыбаясь.

-- Что же мне делать?

Ван Хелзинк ударил его по плечу.

-- Идемте, -- сказал он. -- Вы молодой и, слава Богу, очень здоровый человек. Вы здоровее меня, здоровее моего друга Джона. Молодая мисс плоха, ей нужна кровь, иначе она умрет. Мы с Джоном только что решили про­извести трансфузию крови. Джон собирался дать свою кровь, так как он моложе и сильнее меня. Но теперь здесь вы. Вы лучше нас, старых и молодых, которым при­ходится заниматься таким усидчивым умственным тру­дом. Наши нервы не так крепки, а кровь не так ярка, как ваша.

Артур ответил ему:

-- Если бы вы только знали, как охотно я отдал бы за нее жизнь, вы бы поняли...

Он остановился, голос его от волнения сорвался.

-- Милый мальчик, -- сказал Ван Хелзинк, -- в скором времени вы будете счастливы от того, что сделали для спасения той, которую любите. Идемте же и успокой­тесь. Вы можете еще раз поцеловать ее, но потом вам придется уйти -- я дам вам знак.

Мы направились наверх к Люси. Артур остался за дверью. Люси посмотрела на нас, но ничего не сказала. Она не спала, но просто была слишком слаба. Только гла­за ее говорили. Ван Хелзинк вынул несколько предметов из своего чемодана и положил их подальше на столик. Затем он приготовил усыпляющее средство и, подойдя к кровати, ласково сказал:

-- Вот, маленькая мисс, ваше лекарство... Выпейте это, будьте пай-- девочкой. Я посажу вас, чтобы легче было его проглотить. Ну, вот!

Она с трудом проглотила лекарство -- оно долго не действовало. Причиной тому, в сущности, была ее чрез­мерная слабость. Время тянулось бесконечно долго, пока, наконец, ее не стал одолевать сон, и она заснула. Про­фессор был вполне удовлетворен и позвал Артура в ком­нату, попросив его снять сюртук. Затем он добавил:

-- Вы можете ее поцеловать, пока я перенесу стол на место. Джон, дружок, помоги мне.

Таким образом, никто из нас не видел, как Артур на­клонился к ней.

Затем Ван Хелзинк приступил к операции и сделал ее с невероятной быстротой. Во время трансфузии, каза­лось, будто жизнь снова возвращалась к бедной Люси, лицо же Артура становилось все бледнее, хотя оно и сия­ло от невыразимой радости.

Но какой ужасный надлом, должно быть, произошел в здоровье Люси, если то, что в конец ослабило Артура, дало ей лишь незначительное облегчение. Лицо профес­сора было серьезно, он чрезвычайно внимательно и зорко следил за Люси и Артуром. Я слышал биение своего соб­ственного сердца. Немного погодя профессор тихо про­говорил:

-- ДовольноПомоги ему, а я займусь ею.

Я перевязал рану Артура и взял его под руку. Тут Ван Хелзинк, не поворачиваясь к нам, сказал (у этого человека глаза, кажется, были и на затылке):

-- Храбрый юноша! По-- моему, он заслужил еще один поцелуй, который он сейчас же и получит.

Покончив со своей операцией, он поправил подушку у головы пациентки. При этом он слегка сдвинул с места черную бархатную ленту, которую Люси постоянно носи­ла вокруг шеи, закалывая ее бриллиантовой пряжкой -- подарком жениха -- и, показав мне на маленькие крас­ные знаки на ее шее, тяжело вздохнул. Затем он повер­нулся ко мне и сказал:

-- Уведите теперь нашего храброго юношу, дайте ему портвейну, и пусть он немного отдохнет. Потом пусть он пойдет домой и хорошенько поест и поспит, чтобы снова восстановить свои силы после той жертвы, которую он принес своей невесте. Ему не следует тут больше оста­ваться... Стойте, еще одну минуту! Вы, сэр, наверное бес­покоитесь за результат, так знайте, что операция была успешна. На этот раз вы спасли ей жизнь и можете спо­койно пойти домой и отдохнуть с сознанием того, что все, что в наших силах, сделано. Я расскажу ей все, когда она проснется; она вас полюбит еще больше за то, что вы для нее сделали. Прощайте!

Когда Артур ушел, я снова вернулся в комнату. Люси тихо спала, но дыхание ее стало глубже. Ван Хелзинк сидел близ кровати и не сводил с нее глаз. Бархатка снова прикрыла красный знак. Я шепотом спросил про­фессора:

-- Что же вы сделаете с этим знаком?

Архив рассылки доступен здесь или здесь.

Хотите опубликовать свою рецензию? Пришлите ее редактору (в поле Subject укажите "Читаем с нами").