Литературное чтиво

Литературное чтиво Выпуск No 278 от 2005-08-26 Число подписчиков: 20    Артур ХЕЙЛИ "АЭРОПОРТ" Часть 3    23:00-01:30    Глава 4      При первом же взгляде на адвоката Эллиота Фримантла, явившегося во главе депутации от жителей Медоувуда, Мел Бейкерсфелд почувствовал к нему инстинктивную неприязнь. А еще через десять минут эта неосознанная антипатия переросла в чувство отвращения.      Казалось, адвокат сознательно старался держаться как можно более вызывающе и оскорбительно. Беседа еще не началась, а он уже, как бы вскользь, проронил, что "не потерпит никаких уверток - разговор должен идти начистоту", на что Мел возразил очень мягко, хотя и был возмущен в душе. И в дальнейшем каждое слово Мела наталкивалось на недоверие, иронию или прямую грубость. Мел видел, что этот человек нарочно пытается его разозлить, вывести из себя и спровоцировать на какое-нибудь неосмотрительное высказывание в присутствии репортеров. Раскусив его стратегию, Мел вовсе не хотел попадаться на удочку. Он сделал над собой усилие и продолжал говорить рассудительно и вежливо, как всегда.      Фримантл выступил с протестом против того, что он охарактеризовал как "бессердечное равнодушие управления аэропорта к состоянию здоровья и благополучию моих клиентов - добрых семейных граждан, жителей Медоувуда".      Мел возразил, что ни служащие аэропорта, ни авиакомпании, эксплуатирующие этот аэропорт, не заслуживают обвинения в бессердечии и равнодушии.      - Напротив, - сказал он, - мы признаем, что проблема шума существует, и прилагаем все усилия, чтобы с нею справиться.      - В таком, случае, сэр, ваши усилия крайне ничтожны! Что же вы практически сделали? - вопросил Фримантл. - Насколько я и мои клиенты можем видеть - и слышать, - все ваши усилия сводятся к пустым заверениям, которые не стоят ни гроша. Совершенно очевидно, что все вы здесь плевать хотели на наши жалобы, почему мы и намерены возбудить против вас дело.      Это обвинение неосновательно, заявил Мел. Была разработана схема, дающая возможность исключать из пользования взлетно-посадочную полосу два-пять, непосредственно нацеленную на Медоувуд, во всех случаях, когда вместо нее может быть использована другая полоса. Поэтому полоса два-пять используется теперь преимущественно для посадки, что не создает большого шума для Медоувуда, но зато чрезвычайно затрудняет бесперебойную работу аэропорта. Помимо этого, пилотам всех авиалиний дана инструкция применять меры для снижения шума при взлете в направлении Медоувуда с любой, даже самой отдаленной, взлетной полосы, немедленно после отрыва от земли. Командно-диспетчерский пункт следит за выполнением инструкции.      Затем Мел добавил:      - И вот что вам необходимо уяснить себе, мистер Фримантл: это ведь не первая наша встреча с местными жителями. Мы уже не раз обсуждали наши взаимные проблемы.      - Надо полагать, что в предыдущих встречах откровенного разговора не состоялось, - огрызнулся Фримантл.      - Даже если и так, то вы теперь вполне восполнили этот пробел.      - Мы намерены восполнить не только этот пробел, но и потерю времени, и сил, и обманутое доверие, - ведь все это произошло отнюдь не по вине моих клиентов.      Мел решил не спорить. Такого рода пререканием ни та, ни другая сторона ничего не достигнет - разве что прибавит популярности Эллиоту Фримантлу.      Мел заметил, что карандаши репортеров бойко строчат по бумаге. Что-что, а как делать себе рекламу и давать ходкий материал для прессы - это адвокат, по-видимому, неплохо знал.      Про себя Мел решил, что постарается как можно быстрее, не выходя, разумеется, из рамок учтивости, положить конец этим переговорам. Он все время остро ощущал присутствие Синди; она продолжала сидеть, как сидела в момент появления депутации, только теперь всем своим видом показывала, что ее одолевает скука: все, что имело хоть какое-то отношение к служебным делам Мела, неизменно нагоняло на нее тоску. Впрочем, на этот раз Мел готов был ей посочувствовать. Появление медоувудцев он и сам воспринимал сейчас как непрошеное вторжение в его личную жизнь, и притом в самый сложный для него момент.      В то же время Мела не оставляла тревога за Кейза. Как там у него на КДП идут сейчас дела? Может быть, ему следовало настоять, чтобы Кейз прервал работу, и продолжить свою беседу с ним, которая, кажется, могла дать результаты, если бы не помешал руководитель полетов. Пожалуй, и сейчас еще не поздно... Но разговор с Синди не был закончен, и ей, конечно, он должен отдать предпочтение перед Кейзом. А тут еще этот зловредный адвокат продолжает упражняться в красноречии...      - Поскольку вы изволили упомянуть эти, с позволения сказать, меры, которые вы применяете для приглушения звука, разрешите поинтересоваться, что с ними стряслось сегодня вечером? - язвительно осведомился Эллиот Фримантл.      Мел вздохнул.      - Третьи сутки свирепствует снежный буран. - Он окинул взглядом остальных членов депутации. - Мне кажется, каждому из вас это очевидно. Буран создает сложности. - Он рассказал, что взлетно-посадочная полоса три-ноль заблокирована, отчего возникла необходимость временно пользоваться для взлета полосой два-пять, а это, неизбежно, не могло не отразиться на Медоувуде.      - Все это распрекрасно. Мы знаем, что бушует пурга, мистер Бейкерсфелд, - сказал один из медоувудцев - лысеющий мужчина с квадратной челюстью, с которым Мел уже встречался раз на другом обсуждении проблемы аэропортовских шумов. - Но когда вы летаете у меня над головой, мне ей-богу, не легче от того, что я знаю причину этого безобразия - будь то пурга или еще что. Кстати, меня зовут Флойд Занетта, и я был председателем на том собрании...      - Если вы позволите, мне бы хотелось обратить здесь внимание на одно обстоятельство, прежде чем мы пойдем дальше, - как бы невзначай вмешался Эллиот Фримантл. Адвокат явно никак не намерен был ни на секунду уступить кому-либо руководящую роль на этом обсуждении. Он обратился к Мелу, одновременно бросив взгляд в сторону репортеров:      - Дело не только в шуме, который сотрясает дома и барабанные перепонки жителей Медоувуда, хотя и он достаточно губителен для здоровья - расшатывает нервы, лишает детей нормального сна... Ваш аэропорт физически вторгается...      На этот раз Мел позволил себе прервать адвоката:      - Вы в самом деле считаете, что единственный выход из возникшей сегодня ситуации - это закрыть аэропорт?      - Я не только так считаю и предлагаю вам этот выход, но мы можем даже заставить вас закрыть аэропорт. Я только что заявил, что аэропорт физически вторгается в жизнь граждан. Я докажу это в суде от имени моих клиентов, и мы выиграем процесс!      Остальные члены делегации, в том числе и Флойд Занетта, одобрительно закивали.      Эллиот Фримантл сделал паузу, чтобы дать своим словам поглубже проникнуть в сознание слушателей, а сам тем временем обдумывал, размышлял.      Пожалуй, он зашел достаточно далеко. Досадно было лишь то, что, несмотря на все его усилия, управляющий аэропортом не потерял самообладания. Он уже не раз, и часто не без успеха, пользовался этим методом. Метод оправдывал себя, потому что если его оппоненты теряли самообладание, они неизбежно падали в глазах репортеров, а именно этого он преимущественно и добивался.      Но Бейкерсфелд, несмотря на то, что адвокат явно сумел ему сильно досадить, был слишком опытен и умен, чтобы попасться на эту удочку. Ну, ничего, думал Фримантл, кое-чего я все же достиг. Он тоже заметил, что репортеры прилежно записывают его слова, которые (утратив свой язвительно-нравоучительный тон) будут выглядеть совсем неплохо в печати лучше даже, казалось ему, чем его предыдущая речь на собрании в Медоувуде.      Фримантл сам, конечно, понимал, что все это - лишь пустое жонглирование словами, которое по существу ничего не дает. Даже если бы ему удалось склонить на свою сторону Бейкерсфелда - что было весьма маловероятно, все равно Бейкерсфелд был бы бессилен что-либо сделать. Аэропорт существовал и будет существовать в том же виде и там, где он есть. Смысл же этого ночного визита заключался отчасти в том, чтобы привлечь к себе внимание публики, а главным образом (с точки зрения самого Фримантла) в том, чтобы показать жителям Медоувуда, какого стойкого поборника своих интересов они имеют в его лице, что должно было обеспечить непрерывный приток новых соглашений и чеков в контору Фримантла и Сая.      Обидно, конечно, что оставшиеся внизу жители Медоувуда не могут слышать, как он, отстаивая их интересы, дает жару этому Бейкерсфелду. Ну ничего, они прочтут это в завтрашних газетах. К тому же Эллиот Фримантл вовсе не считал, что здесь и завершится ночная схватка Медоувуда с аэропортом. По окончании этих переговоров он выступит по телевидению - он обещал это ребятам из телекомпании, которые не могли тащить сюда свое оборудование и тоже ждут внизу. По его расчетам (и по его же предложению), телевизионные камеры сейчас уже должны быть установлены в центральном зале, и, хотя этот негр, лейтенант полиции, заявил, что не допустит никаких демонстраций, он, Фримантл не сомневался, что если ловко повести дело, его выступление может вызвать и демонстрацию.      Минуту назад он заявил, что намерен возбудить дело в суде, а несколько ранее в тот же вечер заверил жителей Медоувуда, что на это в первую очередь и направлена вся его деятельность. "Прежде всего я уповаю на суд и закон, - сказал он им. - Только на закон, и ни на что больше". Разумеется, это была неправда. Но вся политика Эллиота Фримантла строилась на том, чтобы уметь, когда нужно, сблефовать.      - Какие меры вы в рамках закона примете, это, разумеется, ваше дело - сказал Мел Бейкерсфелд. - Тем не менее я должен напомнить вам, что закон оставил за аэропортами - поскольку они выполняют общественно полезную и необходимую функцию - право на существование вблизи населенных пунктов.      Фримантл поднял брови:      - А я и не знал, что вы тоже адвокат.      - Я не адвокат и к тому же совершенно уверен, что вы это знаете.      - Ну, я было на минуту усомнился, - ехидно ухмыльнулся Эллиот Фримантл. - Потому что я-то, видите ли, адвокат и имею некоторый опыт в этих вопросах. Более того, могу заверить вас, что есть прецеденты, когда дело было решено в пользу моих клиентов. - И, так же, как на предыдущем собрании, он отчеканил весьма внушительно звучащий перечень судебных процессов: "Соединенные Штаты против Каузби", "Григгс против графства Аллегени", "Сорнберг против Портлендского аэропорта", "Мартин против аэропорта "Сиэтл".      Мела это позабавило, хотя он и не подал виду. Он прекрасно помнил все эти процессы. Помнил он и другие, где суд принял прямо противоположное решение, но об этих процессах Фримантл либо не был осведомлен, либо по каким-то причинам решил их не упоминать. Мел подозревал последнее, но вовсе не намерен был вступать в юридические дебаты. Для этого, если потребуется, место в суде.      Однако Мел отнюдь не намерен был оставлять последнее слово за адвокатом, к которому он с каждой минутой проникался все большей антипатией. Обращаясь ко всей делегации в целом, он объяснил, почему не желает касаться сейчас юридической стороны вопроса, но добавил:      - Однако коль скоро мы здесь собрались, я хотел был сказать несколько слов о работе любого аэропорта и о шуме вообще.      Тут Синди зевнула, и он это заметил.      Фримантл тотчас перебил его:      - Сомневаюсь, чтобы в этом была какая-либо необходимость. Мы намерены теперь...      - Позвольте! - Это уже прозвучало весьма внушительно. Мел отбросил наконец свой учтиво-мягкий тон. - Следует ли понимать это так, что после того, как я терпеливо вас выслушал, вы и остальные члены вашей делегации не расположены оказать такую же любезность мне?      Медоувудцы переглянулись. Один из них - все тот же Флойд Занетта, сказал:      - Я так полагаю, что мы должны...      Мел произнес резко:      - Я жду ответа от мистера Фримантла.      - Право, я не вижу причин повышать голос и вести себя неучтиво, уклончиво сказал адвокат.      - В таком случае, почему же вы только этим и занимаетесь с той минуты, как переступили порог моего кабинета?      - Я этого не нахожу...      - А вот я нахожу.      - Вам не кажется, что вы слишком горячитесь, мистер Бейкерсфелд?      - Нет, не кажется. - Мел усмехнулся. - Мне жаль вас огорчать, но я вполне владею собою. - Он почувствовал, что преимущество сейчас на его стороне: его неожиданный отпор застал адвоката врасплох, и тот растерялся.      Спеша воспользоваться достигнутым, Мел продолжал:      - Вы очень много говорили здесь, господин Фримантл, и не всегда достаточно вежливо. Но и я, со своей стороны, тоже хочу кое-что сказать. И я уверен, что представителям прессы интересно выслушать обе стороны, даже если больше никого из присутствующих моя точка зрения не интересует.      - Почему же, очень даже интересует, только мы уже сыты по горло всякими пустыми отговорками. - Эллиот Фримантл и на этот раз, как всегда, быстро оправился. Однако он должен был себе признаться, что мягкая поначалу манера Мела Бейкерсфелда усыпила его бдительность, а последующая внезапная атака застала врасплох. Управляющий аэропортом оказался далеко не таким простаком, как могло показаться с первого взгляда.      - Я не позволял себе никаких отговорок, - заметил Мел. - Я только предложил рассмотреть вопрос о шуме с более широкой точки зрения.      Фримантл пожал плечами. Рассматривать вопрос с любой другой позиции тем более если она может заинтересовать представителей печати, - никак не входило в его планы, поскольку грозило отвлечь внимание от него самого. Но как этого избежать, он не смог придумать с ходу.      - Леди и джентльмены! - начал Мел. - В самом начале нашей сегодняшней встречи говорилось о том, что разговор с обеих сторон должен идти начистоту. Мистеру Фримантлу была предоставлена эта возможность, и он воспользовался ею. Теперь настала моя очередь, и я так же буду вполне откровенен.      Мел заметил, что медоувудцы - две женщины и четверо мужчин - слушают его так же внимательно, как и репортеры. Даже Синди исподтишка наблюдала за ним. И очень спокойно он продолжал:      - Все вы знаете - во всяком случае, должны бы знать, - какие меры принимались в международном аэропорту Линкольна, чтобы по возможности уменьшить шум и облегчить жизнь тем, кто проживает в непосредственной близости от аэропорта. Некоторые из этих мер вам известны, но, помимо них, существуют и другие: испытание двигателей, например, производится в наиболее удаленных частях аэропорта и в строго установленные часы.      Эллиот Фримантл, который уже начал ерзать на стуле, прервал его:      - Но вы же сами признали, что все эти ваши так называемые "меры" на деле не применяются.      - Ничего подобного я не говорил, - резко возразил Мел. - В большинстве случаев они неизменно применяются. Я признал, что сегодня они действительно не применялись ввиду совершенно исключительных обстоятельств, и, откровенно говоря, приведись мне самому пилотировать сейчас самолет и поднимать его в воздух при такой погоде, я бы воздержался от дросселирования двигателей для снижения шума тотчас после отрыва от земли. И скажу больше - такие условия неизбежно будут время от времени повторяться.      - Не время от времени, а постоянно!      - Нет, сэр! И позвольте мне закончить! - Не давая Фримантлу возможности вставить еще хоть слово, Мел продолжал:      - Не секрет, что аэропорты - как здесь, так и повсюду, - дошли до предела своих возможностей по части снижения шума. Вам не понравится то, что я сейчас скажу, и не все в нашем деле это признают, но тем не менее это так: в настоящее время в этом направлении мало что можно еще сделать. Вы не можете заставить двигаться бесшумно, как на цыпочках, тяжелую машину с мощными двигателями и весом в триста тысяч фунтов. И естественно, что, когда вы сажаете или поднимаете в воздух большой лайнер, он сотрясает все вокруг и вытряхивает душу из всех находящихся поблизости. - Кое у кого по лицу промелькнула улыбка, но Эллиот Фримантл нахмурился. - Так что если мы хотим, чтобы аэропорты продолжали существовать, - а, по-видимому, мы все же этого хотим, кому-то придется примириться с шумом или переменить место жительства.      Теперь Мел, в свою очередь, заметил, что карандаши репортеров едва поспевают за ним.      - Не подлежит сомнению, - продолжал Мел, - что авиаконструкторы работают над проблемой уменьшения шума, но, честно говоря, мало кто в авиационной промышленности относится к этому вопросу серьезно, и, конечно, больших успехов в этой области - таких, как в развитии самолетостроения вообще, - мы не видим. В лучшем случае кое-какие паллиативы. Мои слова, быть может, прозвучат для вас убедительнее, если я позволю себе провести одну параллель: хотя грузовики вошли в нашу жизнь много раньше самолетов, по-настоящему эффективного глушителя для них еще не сконструировано.      Следует также иметь в виду, что к тому времени, когда удастся усовершенствовать какой-либо тип самолетного двигателя, уменьшив его шум если, конечно, это вообще удастся, - будут уже сконструированы новые, более мощные двигатели, которые даже с применением вышеупомянутого усовершенствования не могут не создавать больший шум, нежели предшествующие им. Как видите, я говорю с вами предельно откровенно, как и обещал.      Одна из представительниц Медоувуда мрачно пробормотала:      - Да уж куда откровеннее.      - А это заставляет меня, - сказал Мел, - заглянуть в будущее. Так вот: в недалеком будущем появится новое, если можно так выразиться, племя самолетов из семейства лайнеров "боинг-747", включая таких бегемотов, как "локхид-500", которые скоро будут введены в эксплуатацию. А следом за ними не заставят себя долго ждать и сверхзвуковые пассажирские самолеты, такие как, к примеру, "конкорд". Скорость самолетов типа "локхид-500" будет все же меньше скорости звука, и шум от них не намного превысит тот, с каким мы имеем дело теперь. У сверхзвуковых же самолетов к обычному шуму, создаваемому мощными двигателями, прибавится еще возникающий при полете со сверхзвуковой скоростью удар, похожий на выстрел, и это поставит нас перед куда более сложной проблемой шума, чем та, с которой мы сталкивались до сих пор.      Возможно, вам, как и мне, приходилось слышать или читать весьма оптимистические высказывания по поводу того, что этот удар будет возникать лишь на очень большой высоте, далеко от населенных пунктов и аэропортов и на земле почти не будет ощущаться. Не верьте этому! Все мы на пороге крупных, трудно разрешимых проблем: и вы в своих домах, и мы, руководство аэропортов, и авиакомпании, вложившие миллиарды долларов в оборудование, которое должно бесперебойно эксплуатироваться, чтобы их деньги не вылетели в трубу. Поверьте мне, приближается время, когда всем нам захочется вернуться вспять к нынешним нашим проблемам шума - такими они покажутся нам тогда несущественными.      - Так что, собственно, советуете вы моим клиентам? - саркастически вопросил Эллиот Фримантл. - Чтобы они, не теряя времени даром, сами укрылись в психиатрических клиниках, пока ваши бегемоты не загнали их туда?      - Нет, - твердо отвечал Мел. - Этого я не говорю. Я просто откровенно как вы меня и просили - признаюсь, что не могу разрешить их проблемы и не собираюсь давать обещания, которые аэропорт не в состоянии выполнить. А также выражаю свое личное мнение, что шум в дальнейшем будет не уменьшаться, а возрастать. И тут мне хотелось бы напомнить вам, что это отнюдь не новая, внезапно возникшая проблема. Она существует с тех пор, как появился паровоз, а за ним - и легковые автомобили, автобусы, грузовики. Эта же проблема возникала, когда через заселенные местности прокладывались автострады или когда строились аэропорты, постепенно расширяющие свои владения. Все это призвано служить людям - во всяком случае, мы так считаем, - однако все это создает шум и, несмотря на все наши усилия, продолжает его создавать. Ничего тут не поделаешь: поезда, автомобили, автострады, самолеты и все прочее существуют. Это одна из сторон нашего образа жизни, и, если мы не намерены его менять, нам придется как-то приспосабливаться к шуму.      - Иными словами, мои клиенты должны до конца своей жизни отбросить всякую надежду на покой, тишину, безмятежный сон и возможность уединения?      - Нет, - сказал Мел. - Я думаю, что в конце концов им придется переселиться. Я, разумеется, не делаю сейчас никаких официальных заявлений, но убежден, что рано или поздно и наш аэропорт, и все прочие будут вынуждены пойти на многомиллионные расходы и откупить прилегающие к ним населенные районы. Многие из этих районов могут быть превращены в индустриальные центры, для которых шум не имеет значения. Ну и само собой разумеется, тем, кто окажется вынужденным покинуть свои владения, будет выплачена соответствующая компенсация.      Эллиот Фримантл встал и знаком предложил остальным последовать его примеру.      - Вот единственная здравая мысль, которую я услышал за все то время, что мы провели здесь, - заявил Фримантл, обращаясь к Мелу. - Однако выплата компенсации может произойти раньше, чем вы предполагаете, и сумма может оказаться значительно более крупной. Мы с вами еще встретимся. В суде.      Фримантл сухо кивнул и вышел. Остальные последовали за ним.      Мел услышал, как в дверях одна из женщин воскликнула:      - Вы были бесподобны, мистер Фримантл! Я так всем и скажу.      - Ну что ж, спасибо, спасибо...      Голоса замерли.      Мел пошел притворить за ними дверь.      - Мне очень жаль, что так получилось, - сказал он, оборачиваясь к Синди. Теперь, оставшись с нею вдвоем, он уже не знал, что могут они сказать друг другу. Синди холодно заявила:      - Этого и следовало ожидать. Тебе надо было жениться на аэропорте.      Подойдя к двери, Мел заметил, что один из репортеров - Томлинсон из "Трибюн" - вернулся в приемную.      - Мистер Бейкерсфелд, могу я задержать вас на секунду?      - Да, в чем дело? - устало спросил Мел.      - У меня создалось впечатление, что мистер Фримантл не слишком вас очаровал.      - Это не для печати?      - Нет, сэр.      - В таком случае, вы не ошиблись.      - И я подумал, что вот это может вас заинтересовать. - Он протянул Мелу одно из отпечатанных на машинке соглашений, которые Фримантл распространял на собрании медоувудских жителей, вербуя себе клиентов.      Прочитав соглашение, Мел спросил:      - Где вы это раздобыли?      Репортер объяснил.      - И много там было народу?      - По моим подсчетам - человек шестьсот.      - А сколько таких соглашений было подписано?      - Ну, этого я не могу с уверенностью сказать, мистер Бейкерсфелд. Думается, штук полтораста. А некоторые обещали подписать и прислать по почте.      "Вот почему он так актерствовал", - угрюмо подумал Мел. Теперь стало понятно, на кого и с какой целью старался Фримантл произвести впечатление.      - Мне кажется, вы сейчас прикидываете в уме то же, что пытался прикинуть я, - сказал Томлинсон.      Мел кивнул.      - Да, все это вместе складывается в довольно кругленькую сумму.      - Вот именно. Я бы не прочь заработать половину.      - Может быть, мы с вами оба ошиблись в выборе профессии? А вы давали отчет об этом собрании в Медоувуде?      - Да.      - И неужели никто из присутствовавших там не пробовал указать на то, что общая сумма гонорара этого адвоката достигает пятнадцати тысяч долларов по самым скромным подсчетам?      Томлинсон покачал головой.      - Либо никто об этом не подумал, либо им наплевать. Кроме того, Фримантл - это личность. Он, я бы сказал, гипнотически действует на аудиторию. Они смотрят ему в рот, как зачарованные.      Мел вернул репортеру соглашение.      - Вы будете об этом писать?      - Я-то напишу, но не слишком удивляйтесь, если заведующий городской хроникой вычеркнет это. Они всегда боятся задевать этих крючкотворов. К тому же с чисто юридической точки зрения здесь, вероятно, нет ничего противозаконного.      - Конечно, - сказал Мел. - Другое дело, что это неэтично и коллегии адвокатов может не очень-то понравиться. Но ничего противозаконного тут нет. А жителям Медоувуда следовало бы, конечно, сговориться и просто сообща нанять юриста. Но если люди легковерны и хотят помочь адвокату разбогатеть - это их личное дело.      Томлинсон усмехнулся:      - Могу я это процитировать?      - Вы только что сказали мне, что ваша газета такого материала не напечатает. К тому же мы ведь договорились, что наша беседа не для печати, вы не забыли?      - Пусть так.      Если бы от этого мог быть какой-нибудь толк, думал Мел, он бы разрешил репортеру сослаться на его слова: а вдруг, чем черт не шутит, напечатают.      Но он знал, что толку не будет. И он знал также, что множество крючкотворов вроде Фримантла рыщут по стране, вынюхивают, где что неладно, подстрекают людей, осаждают аэропорты, дирекции авиакомпаний, а иногда и пилотов.      Мела, однако, возмущала не сама по себе их активность - частная инициатива в сочетании с легальными средствами является привилегией любого, - его возмущал метод, к которому они во многих случаях прибегали, возбуждая в своих клиентах несбыточные надежды, вводя их в заблуждение, ссылаясь на убедительные с виду, но предвзято подобранные примеры из судебной практики - подобно тому, как делал это сегодня Эллиот Фримантл, и наводняя суды бесчисленными, заранее обреченными на неудачу исками, в результате чего в барыше оставались только сами адвокаты, а клиенты лишь зря теряли время и деньги.      Мел пожалел, что Томлинсон не сделал ему своего сообщения раньше. Это дало бы ему возможность предостеречь медоувудцев против Эллиота Фримантла, показать им, в какую ловушку их заманили, и придало бы его словам вес.      Теперь было уже поздно.      - Мистер Бейкерсфелд, - сказал представитель "Трибюн", - мне бы хотелось задать вам еще несколько вопросов о работе аэропорта вообще. Если вы можете уделить мне минут пять-десять...      - В любое другое время я был бы только рад. - Мел беспомощно развел руками. - Но как раз сейчас у нас здесь происходит слишком много событий одновременно.      Репортер кивнул.      - Я понимаю. Но так или иначе я некоторое время побуду тут. Я слышал, что Фримантл и его шайка что-то еще затевают там, внизу, в центральном зале. Словом, если у вас появится возможность позже...      - Я постараюсь, - сказал Мел, не предполагая, впрочем, что этой ночью у него может еще найтись время для репортеров. Стремление Томлинсона поглубже вникнуть в события, о которых он собирался давать материал, вызывало у Мела уважение к нему, но тем не менее сегодня он был уже сыт по горло всеми этими делегациями... ну и репортерами тоже.      Если даже там что-то и затевается, решил он, то лейтенант Ордвей со своими полицейскими справится с этим и без него.    Глава 5      Попрощавшись с репортером "Трибюн" и притворив за ним дверь, Мел обернулся. Синди стояла и натягивала перчатки.      - Ну, конечно, как ты и говорил, наваливается сотня всяких непредвиденных дел, - язвительно заметила она. - Не знаю, что представляют собой остальные девяносто девять, но не сомневаюсь, что все они важнее для тебя, чем я.      - Ты прекрасно понимаешь, - сказал Мел, - что я выражался фигурально. И я ведь уже принес тебе извинения. Откуда я мог знать, что это произойдет, во всяком случае, что все будет так - одно к одному?      - Но ты же это любишь, разве нет? Тебе все это нравится. Для тебя все это куда дороже, чем я, дети, наш дом, общество приличных, благовоспитанных людей.      - Вот-вот, - сказал Мел. - Я все ждал, когда ты сядешь на своего конька... А, черт, мы, кажется, опять начинаем ссориться. Мы все решили, так ведь? К чему же снова пререкаться?      - Да, конечно, - сказала Синди. Неожиданно она вдруг присмирела. - Да, вероятно, ты прав.      Наступило тягостное молчание. Мел нарушил его первым:      - Подумай, развод - это очень серьезное дело и для тебя, и для меня, и для девочек. Если ты не вполне уверена... если у тебя есть какие-нибудь сомнения...      - Мы ведь как будто уже все обсудили...      - Конечно, но если ты найдешь нужным, мы обсудим это заново еще пятьдесят раз.      - Я не нахожу это нужным. - Синди решительно тряхнула головой. - У меня нет никаких сомнений. Да ведь и у тебя, в сущности, тоже, разве не так?      - Да, - сказал Мел. - Боюсь, что так.      Синди хотела что-то сказать, но передумала. Она чуть было не сообщила Мелу о Лайонеле Эркарте, однако в последнюю минуту удержалась. Успеется Мел сам узнает. Что же касается Дерика Идена, который занимал ее мысли почти все время, пока тут в кабинете находилась делегация от Медоувуда, то о его существовании она не собиралась ставить в известность ни Мела, ни... Лайонела.      В дверь постучали - негромко, но решительно.      - О боже! - пробормотала Синди. - Неужели все время кто-нибудь будет сюда врываться?      - Кто там? - раздраженно крикнул Мел.      Дверь отворилась.      - Это я, - сказала Таня Ливингстон. - Мел, мне нужен ваш совет... Заметив Синди, она приросла к месту. - Простите. Я думала, что вы одни.      - Вы почти не ошиблись, - сказала Синди. - Через несколько секунд меня здесь не будет.      - Нет, прошу вас!.. - Таня вспыхнула. - Я могу прийти позднее, миссис Бейкерсфелд. Я не хотела вам мешать.      Синди внимательным взглядом окинула Таню, ее форменный костюм.      - Вероятно, вы помешали нам как раз вовремя, - сказала Синди. - Во всяком случае, прошло уже добрых три минуты с тех пор, как отсюда ушли последние посетители, а мы редко бываем вместе продолжительный срок. - Она повернулась к Мелу. - Не так ли?      Мел молчал.      - Между прочим, - Синди снова обратилась к Тане, - мне бы хотелось знать, как это вы сразу сообразили, кто я такая?      На секунду Таня растерялась, что было ей совсем не свойственно.      Оправившись, она слабо улыбнулась:      - Я почему-то догадалась.      Синди подняла брови.      - Может быть, и я должна проявить такую же догадливость? - Она взглянула на Мела.      - Вовсе нет, - сказал Мел и представил их друг другу.      Мел видел, что Синди мысленно оценивает Таню Ливингстон. У него не было ни малейших сомнений в том, что его жена уже строит умозаключения относительно его отношений с Таней. Синди, как он давно заметил, была наделена каким-то безошибочным чутьем по части всего, что касалось отношений между мужчинами и женщинами. К тому же Мел чувствовал, что, представляя Таню жене, он чем-то выдал себя. Этого не могло не случиться: супруги слишком хорошо знают малейшие оттенки голоса друг друга. Мел даже не очень удивился бы, если бы Синди догадалась о том, что у них с Таней назначено свидание, хотя по зрелом размышлении должен был признать, что воображение заводит его слишком далеко.      Во всяком случае, о чем бы Синди ни догадывалась, это теперь не имеет значения, сказал он себе. Ведь она же первая заговорила о разводе, так что ей, собственно, за дело до его отношений с другими женщинами? Какую бы роль ни играла в его жизни Таня (а для него самого эта роль была еще совсем не ясна), Синди, рассуждая логически, это не должно касаться. Но женщины, напомнил себе Мел - в том числе и Синди, а возможно, и Таня, редко умеют рассуждать логически.      И тут он был прав.      - Как тебе повезло, милый, - притворно нежно проворковала Синди, - что на этот раз сюда не пожаловала еще одна делегация нудных стариков со своими проблемами! - Она впилась взглядом в Таню. - Вы, кажется, сказали, что у вас какие-то затруднения?      Таня невозмутимо выдержала ее испытующий взгляд.      - Я сказала, что мне нужно посоветоваться.      - Ах, вот как! О чем же вам нужно посоветоваться? По служебным делам или по личным? Или вы уже запамятовали?      - Синди, перестань, - резко сказал Мел. - Какое ты имеешь право...      - Как это - какое я имею право? И почему я должна перестать? - В голосе Синди звучала нескрываемая насмешка. Мелу показалось даже, что она получает от этого разговора какое-то извращенное удовольствие. - Не ты ли сам вечно упрекал меня, что я проявляю слишком мало интереса к твоим проблемам? Так вот, проблема твоей приятельницы пробудила во мне живейший интерес... если, конечно, такая проблема существует.      Таня сказала сухо:      - Я по поводу рейса два. - И пояснила:      - Это беспосадочный перелет до Рима, миссис Бейкерсфелд. Самолет поднялся в воздух полчаса тому назад.      - А что там у них? - спросил Мел.      - Да, сказать по правде, - Таня замялась, - я сама не очень понимаю.      - Давайте, давайте, - сказала Синди. - Придумайте что-нибудь.      - Да замолчи же! - взорвался Мел. - В чем все-таки дело? - спросил он Таню.      Таня поглядела на Синди и начала пересказывать свой разговор с таможенным инспектором Стэндишем. Описала мужчину, который как-то подозрительно оберегал свой чемоданчик, сказала, что у Стэндиша возникли подозрения, не везет ли этот пассажир контрабанду.      - Он на борту рейса два? - переспросил Мел. - В таком случае, если даже и везет контрабанду, то в Италию, и это не должно беспокоить американских таможенников. Европейские страны сами сумеют постоять за себя.      - Я понимаю. УП сказал мне то же, слово в слово. - Таня передала свой разговор с ним и его последние слова, произнесенные с раздражением, но твердо: "Нас это не касается!"      Мел озадаченно посмотрел на нее.      - В таком случае я не понимаю, почему...      - Я же сказала вам, что, может быть, все это пустяки, я сама не знаю, но отделаться от этих мыслей никак не могу. И вот я стала проверять...      - Что проверять?      Они оба уже забыли про Синди.      - Инспектор Стэндиш сказал мне, что этот человек с чемоданчиком вошел в самолет одним из последних. Вероятно, это было так, потому что я сама стояла в выхода и все-таки проглядела старушку... - Таня не договорила. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Короче говоря, я вместе с дежурным контролером, пропускавшим на рейс два, проверила список пассажиров и ведомость их регистрации. Контролер не мог припомнить человека с чемоданчиком, но указал примерно пять фамилий пассажиров, которые проходили последними.      - И что дальше?      - Тогда я просто по наитию опросила все регистрационные стойки относительно этих пяти пассажиров - не бросилось ли им что-нибудь в глаза.      В аэропорте никто ничего сообщить не мог. А вот один из городских агентов действительно запомнил этого пассажира - того, что с чемоданчиком. Таким образом я узнала его имя... и по описанию все сходится.      - Я все же не понимаю, что вы тут усмотрели. Он ведь должен был зарегистрировать где-то свой билет и предпочел сделать это на городской станции.      - Видите ли, агент запомнил его потому, что у него не было с собой багажа - ничего, кроме чемоданчика. И еще агенту бросилось в глаза, что этот пассажир очень нервничал.      - Тысячи людей нервничают... - Внезапно Мел умолк и нахмурился. Никакого багажа? И он летел в Рим?      - Вот именно. Ничего, кроме чемоданчика, который привлек внимание инспектора Стэндиша. Городской агент даже назвал этот чемоданчик портфелем.      - Но кто же отправляется в такое путешествие совсем без вещей? Это как-то нелепо.      - Так подумалось и мне. Нелепо, если только... - Таня запнулась, не решаясь продолжить свою мысль.      - Если только?..      - Если только не знать наперед, что самолет не достигнет места назначения. А вот если вам это заранее известно, то и багаж никакой не нужен.      - Таня, - медленно и тихо произнес Мел, - что вы имеете в виду?      Она ответила упавшим голосом:      - Я совсем в этом не уверена, потому и пришла к вам. Когда я начинаю раздумывать, мне самой такая мысль кажется смешной, фантастической, и все же...      - Договаривайте.      - Хорошо. А что, если этот человек не везет с собой никакой контрабанды... во всяком случае, в обычном смысле слова... Что, если у него потому и не было с собой багажа и потому он так нервничал и так странно держал чемоданчик - даже привлек к себе внимание инспектора...      Что, если все это потому, что у него там не контрабанда... а бомба?      Таня и Мел уставились друг на друга. Мел быстро перебирал в уме все обстоятельства, прикидывал... Мысль Тани в первую минуту и ему показалась фантастической, нелепой. А все же... Ведь такие случаи хоть редко, но бывали. И тотчас возник вопрос: как можно быть уверенным, что это именно такой случай? Чем больше он размышлял, тем очевиднее ему становилось, что поведение этого пассажира с чемоданчиком может иметь совершенно невинное объяснение, и скорее всего так оно и есть. А в этом случае, подняв шум, только останешься в дураках, и вполне понятно, что никому попасть в такое положение не хочется. Но если на карту поставлена судьба пассажиров и самолета, можно ли при этом беспокоиться о том, чтобы не остаться в дураках? Ясно, нет. Но с другой стороны, чтобы забить тревогу, нужны более веские основания, чем чьи-то домыслы и предчувствия. Есть ли какая-то возможность предостеречь, принять меры, не сея паники? - думал Мел.      Пока что он такой возможности не видел.      Но проверить кое-что он все-таки мог. Это было тоже лишь предположение... впрочем, для такой проверки достаточно телефонного звонка. Вероятно, его навела на эту мысль сегодняшняя встреча с Верноном Димирестом, напомнившая ему их стычку на заседании Совета уполномоченных.      Во второй раз за нынешний вечер Мел заглянул в свой карманный телефонный справочник. Затем подошел к столу и набрал номер страховой компании, продававшей страховки в центральном зале. Ему ответил хорошо знакомый голос одной из девушек, давно работающей страховым агентом в аэропорту.      - Мардж, - сказал он, - говорит Бейкерсфелд. Много ли вы сегодня продали страховых полисов пассажирам рейса два?      - Немного больше, чем обычно, мистер Бейкерсфелд. Да и на другие два рейса я продала, кажется, двенадцать, и Банни - она работает рядом со мной - тоже выписывала.      - Вот что я попрошу вас сделать, - сказал Мел. - Прочтите мне фамилии всех взявших полисы и суммы, на которые они застраховались. Почувствовав, что девушка колеблется, Мел добавил:      - Если нужно, я могу позвонить вашему управляющему и получить разрешение. Но вы знаете, что он не станет возражать, а для меня - можете поверить мне на слово - это очень важно, и я не хочу терять время.      - Хорошо, мистер Бейкерсфелд, как прикажете. Но мне нужно собрать все полисы.      - Я подожду.      Мел услышал, как Мардж положила трубку на стол и извинилась перед клиентом. Потом зашелестели бумаги, и раздался голос другой девушки:      "Что-нибудь не в порядке?"      Прикрыв микрофон трубки рукой, Мел обернулся к Тане:      - Как его фамилия - этого пассажира с чемоданчиком?      Таня заглянула в свой список.      - Герреро или Берреро - один раз было записано так, а другой раз иначе. - Она заметила, что Мел вздрогнул. - Инициалы - Д.О.      Мозг Мела напряженно работал. Фамилия женщины, которую час назад приводили к нему в приемную, была Герреро. Так сказал лейтенант Ордвей.      Мел отчетливо это помнил. Полиция обратила на нее внимание, потому что она растерянно бродила по аэровокзалу. По словам Неда Ордвея, женщина была чем-то очень расстроена и плакала, но никто из полицейских не мог добиться от нее толку. Мел собирался сам поговорить с ней, но не успел. Когда явилась делегация из Медоувуда, женщина уже уходила. Конечно, может быть, одно к другому и не имеет отношения...      В телефоне слышны были голоса страховых агентов и пассажиров на фоне шума центрального зала.      - Таня! - Мел старался говорить спокойно. - Примерно двадцать минут назад у меня в приемной была женщина - средних лет, в поношенной и, как мне показалось, порядком промокшей одежде. По-моему, эта женщина ушла, когда сюда набился народ, но возможно, она еще где-нибудь здесь, в пределах аэропорта. Приведите ее сюда и, во всяком случае, как только она попадется вам на глаза, не выпускайте ее из виду. - Заметив Танин озадаченный взгляд, Мел добавил:      - Ее зовут миссис Герреро.      Таня поспешно вышла, и в эту минуту в телефоне раздался голос Мардж:      - Я собрала все полисы, мистер Бейкерсфелд. Можно вам прочесть?      - Да, Мардж, читайте.      Мел внимательно слушал. Список подходил к концу, когда он услышал уже ставшую знакомой фамилию, и невольно весь напрягся. Голос его зазвучал настороженно:      - Скажите, кто оформлял этот полис - вы?      - Нет. Банни. Сейчас я передам ей трубку.      Мел выслушал рассказ Банни и задал несколько вопросов. Разговор их был краток. Мел положил трубку и тут же стал набирать другой номер. Вошла Таня.      В глазах ее стоял вопрос, но Мел предпочел пока что сделать вид, будто он этого не замечает, и она тотчас начала докладывать:      - На административном этаже никого посторонних нет. А внизу по-прежнему миллион народу; нечего и думать найти кого-нибудь в этой толпе. Может быть, объявим по трансляции?      - Что ж, попытаемся, хотя особенной надежды на успех у меня нет.      Судя по тому, что он слышал об этой Герреро, толку от нее добиться будет нелегко и едва ли объявление по трансляции что-либо даст. К тому же ее, вероятно, давно нет здесь - она уже наверняка где-нибудь на полпути к городу. Мел упрекал себя за то, что не поговорил с нею, он ведь собирался это сделать, но его отвлекли другие дела. Делегация медоувудцев, тревога за Кейза... Тут он вспомнил, что хотел вернуться на КДП. Теперь и это придется отложить... Да, еще Синди... Он только сейчас заметил, что Синди ушла, и почувствовал себя неловко.      Он взял со стола микрофон и протянул его Тане.      В эту минуту ответил набранный им номер полицейского отделения аэропорта.      - Мне нужен лейтенант Ордвей, - сказал Мел. - Он еще в аэропорту?      - Да, сэр. - Дежурный узнал голос Мела.      - Разыщите его как можно скорее. Я подожду. И, кстати, как имя женщины по фамилии Герреро, на которую кто-то из ваших людей обратил сегодня внимание? Мне говорили, но я хочу проверить.      - Одну минуту, сэр. - Небольшая пауза. - Ее зовут Инес, сэр, Инес Герреро. Мы уже вызвали лейтенанта Ордвея по его рации.      Нед Ордвей, как и многие другие служащие аэропорта, имел при себе карманный радиоприемник, дававший спецсигнал, как только поступал срочный вызов для лейтенанта. Значит, в эту минуту Ордвей где-то уже спешит к телефону.      Мел быстро дал Тане необходимые указания и нажал кнопку своего личного микрофона, которая одновременно отключила все другие микрофоны трансляционной сети аэропорта. Дверь в приемную была открыта, и он услышал, как оборвалось, на полуслове очередное сообщение о посадке на самолет. За все восемь лет, в течение которых Мел находился на посту управляющего аэропортом, только дважды прибегал он к такой мере. В первом случае - как он врезался Мелу в память! - он сделал это, чтобы объявить о смерти президента Кеннеди. Во втором - это было год назад - к нему в кабинет забрел, рыдая, отставший от родителей малыш. Мел не стал канителиться: отвергнув обычную в таких случаях процедуру, он использовал свой микрофон, чтобы поскорее оповестить родителей, которые, конечно, уже сходили с ума от тревоги.      И сейчас он кивнул Тане, чтобы она начинала свое объявление, а мозг его тем временем сверлила мысль, что, в сущности, он до сих пор не знает, зачем нужна ему эта женщина, Инес Герреро, - ведь у пего нет даже уверенности в том, что все это не пустые фантазии. Но подсознательно он чувствовал, что это не так, что произошло - а быть может, еще и продолжает происходить - что-то серьезное. В таких случаях нужно, не теряя времени, проверить каждую мелочь, в надежде, что каким-то образом, с помощью других людей удастся все разъяснить.      - Прошу внимания! - начала Таня; голос ее звучал, как всегда, ясно и спокойно, и сейчас он был слышен во всех самых отдаленных уголках аэровокзала. - Миссис Инес Герреро, или Берреро, просят немедленно явиться в кабинет управляющего аэропортом на административном этаже центрального здания аэровокзала. Любой служащий аэропорта или какой угодно авиакомпании покажет вам дорогу. Повторяю...      В телефонной трубке затрещало: лейтенант Ордвей был на проводе.      - Нам нужна эта женщина, - сказал ему Мел. - Та, что была здесь у меня в приемной. Герреро. Мы сейчас передаем...      - Да-да, - сказал Ордвей. - Я слышу.      - Она нужна нам срочно. Объясню все потом. А сейчас можете мне поверить...      - Понятно. Когда вы видели ее в последний раз?      - Когда она была вместе с вами в моей приемной.      - Понятно. Что-нибудь еще?      - Да, это может оказаться очень серьезным. Я просил бы вас все бросить, поставить на ноги всех ваших людей. И в любом случае - найдете вы ее или нет - поскорее загляните ко мне сюда...      - Есть. - В телефоне звякнуло: Ордвей повесил трубку.      Таня закончила свое объявление, и не успела она нажать кнопку и выключить микрофон, как в отворенную дверь донеслось новое сообщение по трансляционной сети: "Внимание! Мистер Лестер Мейнуэринг! Просим мистера Мейнуэринга и сопровождающих его лиц немедленно подойти к центральному входу аэровокзала".      "Лестер Мейнуэринг" на условном языке аэропорта означало "полицейский".      Сообщение расшифровывалось так: полицейский, находящийся ближе всего к указанному месту, должен немедленно явиться туда. Под "сопровождающими лицами" подразумевались все полицейские вокзала. Большинство аэропортов пользовались таким же кодом, чтобы вызывать полицию, не привлекая внимания пассажиров.      Ордвей времени не терял. Как только полицейские соберутся у центрального входа, он проинструктирует их относительно Инес Герреро.      - Позвоните Уэзерби, - сказал Мел Тане. - Попросите его как можно быстрее прийти сюда. Скажите, что это важно. - И добавил как бы про себя:      - Для начала соберем всех здесь.      Позвонив, Таня сообщила:      - Он сейчас будет. - В голосе ее слышалась тревога.      Мел подошел к двери в приемную и приотворил ее.      - Вы ведь так ничего и не объяснили мне, - сказала Таня. - Что такое вы обнаружили?      Мел сказал с расстановкой, осторожно выбирая слова:      - Этот человек, Герреро, тот, что улетел в Рим без багажа с одним ручным чемоданчиком - вы еще заподозрили, что у него там бомба, - перед вылетом застраховал свою жизнь на триста тысяч долларов в пользу некой Инес Герреро. И, оплачивая страховку, выгребал у себя из карманов последнюю мелочь.      - О господи! - Таня побелела и прошептала еле слышно:      - Нет, нет... не может быть!    Глава 6      Бывали дни - и сегодня выдался один из таких дней, - когда Патрони радовался, что он работает в техническом секторе авиации, а не в коммерческом.      Эта мысль снова посетила его, когда он наблюдал, как хлопочут рабочие, подкапываясь под занесенный снегом лайнер "Аэрео-Мехикан", который все еще блокировал полосу три-ноль.      Коммерческий сектор, к которому Патрони причислял без разбору ведь административный состав, был, на его взгляд, скопищем чванливых бездельников, вздорящих друг с другом, как капризные подростки. И только в инженерном и ремонтно-техническом секторах сидели взрослые люди и занимались своим делом. Механики (неуклонно отстаивал свою точку зрения Патрони), даже состоя на службе в конкурирующих авиакомпаниях, работают дружно, слаженно, делятся опытом, информацией, а иной раз и профессиональными секретами во имя общего блага.      В подтверждение своих слов Патрони не раз признавался своим друзьям в том, что существует тайный обмен информацией, регулярно получаемой механиками на закрытых конференциях той или иной авиакомпании.      Руководство авиакомпании, в которой работал Патрони, как и большинство крупных рейсовых авиакомпаний, проводило ежедневные телефонные конференции, именуемые "инструктажем", в которых обязаны были принимать участие все авиабазы, аппараты управления и ремонтно-технические службы, имеющие между собой прямую закрытую междугороднюю связь. Проводившиеся под председательством вице-президента авиакомпании инструктажи представляли собой, в сущности, информацию о всей деятельности авиакомпании за истекшие сутки и обсуждение этой деятельности. Происходил откровенный обмен мнениями между ведущими работниками всех секторов. Коммерческий сектор и сектор обслуживания ежедневно проводили свой инструктаж, так же как и ремонтно-технический, только значение последнего, по мнению Патрони, было несравненно выше.      Во время технических инструктажей, в которых Патрони принимал участие пять раз в неделю, все ремонтно-технические службы отчитывались одна за другой. Если за истекшие сутки где-либо происходили задержки или другие неполадки по вине технического сектора, руководство сектора должно было нести за них ответственность. Никакие отговорки во внимание не принимались. Патрони говорил: "Прошляпил - отвечай!" Сообщалось о любых, даже самых ничтожных неполадках в материальной части с целью информации и предотвращения возможности их повторения. На следующем инструктаже в понедельник Патрони предстояло доложить о случае с "боингом-707" авиакомпании "Аэрео-Мехикан" и о своем успехе или неудаче, в зависимости от того, как дальше пойдет у него дело. Ежедневные доклады на инструктажах являлись делом отнюдь не шуточным - особенно потому, что механики были народ тертый и не пытались обвести друг друга вокруг пальца.      А после этих официальных конференций начинались - как правило, без ведома высшего руководства авиакомпаний - приватные совещания. Патрони и другие механики обменивались телефонными звонками со своими дружками из конкурирующих авиакомпаний, делились впечатлениями и информацией, если находили ее существенной. И нужные сведения очень редко не получали распространения.      А в особо серьезных случаях - во всем, что касалось вопроса безопасности, - информация передавалась от одной авиакомпании к другой не на следующие сутки, а тут же. Если, к примеру, воздушный корабль ДС-9 авиакомпании "Дельта" терпел аварию из-за поломки лопасти винта, ремонтно-технические службы "ТВА", "Истерн", "Континентл" и других авиакомпаний, имеющих в эксплуатации самолеты ДС-9, ставились об этом в известность в течение часа. Полученная информация могла предупредить повторение такой же аварии с другим самолетом. Потом за этим сообщением последует снимок поврежденной машины и технический рапорт. И при желании техники и механики других авиакомпаний будут иметь возможность расширить свои познания, ознакомившись на месте с поломкой и прочими повреждениями.      Все, кто, подобно Патрони, работал в тесном контакте друг с другом, любили отмечать, что представители административного и коммерческого секторов конкурирующих авиакомпаний в тех случаях, когда им требовалось встретиться для консультации, редко делали это в служебной обстановке, предпочитая кафе или ресторан. Представители же ремонтно-технического сектора, в противоположность им, постоянно наведывались к своим конкурентам, зная, что им открыт туда свободный доступ как членам единого сообщества. И если ремонтно-технический сектор одной авиакомпании попадал в беду, другие помогали ему, чем могли.      Такого рода помощь была оказана сегодня Патрони.      На протяжении полутора часов, пока велись подготовительные работы для новой попытки вывести увязший самолет, количество людей, принимавших участие в этих работах, почти удвоилось. Поначалу в распоряжении Патрони была только небольшая бригада авиакомпании "Аэрео-Мехикан", да кое-кто из его собственных ребят и "ТВА". Теперь бок о бок с ними усердно трудились рабочие-землекопы из авиакомпаний "Браниф", "Пан-Америкен", "Америкен" и "Истерн".      По мере того как люди все прибывали и прибывали на самых разнокалиберных машинах авиационной службы, становилось ясно, что весть о трудной задаче, стоявшей перед Патрони, уже успела - способом условной тайной сигнализации - распространиться по всему аэропорту, и аварийно-ремонтные бригады различных авиакомпаний, не дожидаясь, когда их попросят, энергично взялись за дело. Это пробудило доброе чувство признательности в душе Патрони.      Все же, несмотря на прибывшую подмогу, Патрони не удалось закончить подготовительные работы за час, как он рассчитывал. Две прорытые в снегу перед колесами самолета траншеи удлинялись неуклонно, но медленно из-за того, что все работавшие время от времени бегали греться в два служебных автобуса, где было сравнительно тепло. Забравшись туда, люди тотчас принимались хлопать в ладоши и растирать щеки, онемевшие от колючего ледяного ветра, который все еще бушевал над заметенным снегом аэропортом.      На ближайшей рулежной дорожке по-прежнему теснились автобусы, грузовики, снегоочистители и прочие служебные машины, в том числе заправочная цистерна и ревущий передвижной генератор - большинство с "мигалками" на крыше. Лучи прожекторов вырывали этот кусок поля из окружающего мрака, превращая его в ослепительно-белый оазис мерцающего снега.      Две траншеи, каждая в шесть футов шириной, шли под небольшим уклоном вверх от огромных колес лайнера к более твердому грунту, куда, по расчетам Патрони, лайнер должен был выбраться своими силами. В глубине траншеи под снегом была мокрая глина, в которой первоначально и застрял съехавший с полосы лайнер. Мокрый снег смешался с мокрой глиной. по по мере подъема траншей вверх количество слякоти становилось все менее угрожающим. Третья траншея - не такая глубокая и более узкая - прокладывалась для носового колеса. Как только удастся вывести самолет на твердый грунт, освободится полоса три-ноль, перекрытая сейчас крылом лайнера. Сам же лайнер нетрудно будет перегнать на соседнюю рулежную дорожку.      Теперь, когда подготовительные работы подходили к концу, дальнейший успех мероприятия зависел от искусства пилотов "боинга-707", которые дожидались своего часа в кабине экипажа и взирали сверху на копошившихся внизу людей. Пилотам предстояло решить основную задачу: какую мощность должны развить двигатели, чтобы самолет сдвинулся с места и не зарылся носом в снег.      Сам Патрони, с тех пор как прибыл на этот участок, почти не выпускал лопаты из рук и вместе с другими рыл траншею. Бездействие всегда угнетало его. К тому же порой он рад был случаю проверить свою выносливость. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как Патрони покинул любительский бокс, однако и сейчас он был физически крепче своих сверстников и даже многих более молодых. Рабочие наземной службы "Транс-Америки" с удовольствием поглядывали на сильную, коренастую фигуру Патрони, работавшего бок о бок с ними. Он увлекал их за собой и подхлестывал: "А ну, пошевеливайся, сынок, мы же не могильщики, а ты не покойник... Что вас все носит в этот автобус, ребята, может, у вас там любовные свидания?.. Если ты еще постоишь в обнимку со своей лопатой, Джек, мороз превратит тебя в жену Лота... Ребята, нам же нужно сдвинуть это корыто с места, пока его конструкция не устарела".      Патрони еще не разговаривал с командиром экипажа и первым пилотом, предоставив это Ингрему, старшему технику "Аэрео-Мехикан", который возился здесь до него. Ингрем сносился с командой по внутреннему радиотелефону и держал пилотов в курсе того, что происходило внизу.      Теперь Патрони распрямил спину и, воткнув лопату в снег, сказал Ингрему:      - Через пять минут мы закончим. Когда у вас все будет готово, велите людям убраться и убрать технику. Лишь только эта махина сдвинется с места, - он мотнул головой в сторону лайнера, - она поведет себя, как пробка от шампанского.      Ингрем, закутанный до ушей в свою парку и весь съежившийся от холода, молча кивнул.      - Вы пока тут кончайте, - сказал Патрони, - а я перекинусь словечком с пилотами.      Старомодный трап, который несколько часов назад подогнали к самолету, чтобы спустить на землю пассажиров, все еще стоял у передней двери.      Патрони взобрался по заснеженным ступенькам, прошел через пассажирский салон и направился в кабину экипажа, с удовольствием раскуривая по дороге свою неизменную сигару.      После мороза и снежной вьюги кабина казалась особенно уютной. Один из радиоприемников был настроен на городскую волну, играла музыка. Когда вошел Патрони, первый пилот, сидевший без пиджака, в одной рубашке, выключил радио, и музыка смолкла.      - Зачем вы? Это не мешает. - Главный механик отряхнулся, словно буль-терьер, обрушив на пол лавину снега. - Я за то, чтобы никогда не вешать носа. Мы же не просим вас сойти вниз и поработать лопатой.      В кабине не было никого, кроме командира экипажа и первого пилота.      Патрони вспомнил, что и бортмеханик и стюардессы отправились вместе с пассажирами в аэровокзал.      Командир, смуглый, кряжистый, чем-то напоминавший Энтони Куинна1, повернулся к Патрони на своем вращающемся кресле и сказал сухо:      - Каждый занимается, чем ему положено, - вы своим делом, мы своим. - Он говорил по-английски безукоризненно.      - Это правильно, - согласился Патрони. - Беда только в том, что наше дело нам часто портят и подваливают работы. Со стороны.      - Если вы имеете в виду то, что здесь произошло, - сказал командир, Madre de Dios <Матерь божья (исп.)>, не думаете же вы, что я нарочно зарыл свой самолет в снег?      - Нет, этого я не думаю. - Патрони выбросил сигару, которая уже никуда не годилась, так он ее изжевал, сунул в рот другую и закурил. - Но раз уж он тут увяз, я хочу быть уверен, что мы его вытащим сразу, с первой же попытки. А если нет, то он увязнет еще глубже, по самые уши. Как и все мы, включая вас. - Он поглядел на командирское кресло. - Что вы скажете, если я сяду сюда и попытаюсь его выволочь?      Командир вспыхнул. У него было четыре нашивки, и он не привык к такому тону, - впрочем, никто и не разговаривал так с людьми его ранга, кроме Патрони.      - Нет, благодарю вас! - холодно сказал командир. Он ответил бы еще резче, если бы не чувствовал себя крайне неловко из-за положения, в которое попал. Он знал, что завтра в Мехико-Сити его ждет весьма неприятный разговор со старшим пилотом компании. И все же внутренне он весь кипел: "Jesus Cristo y por la amor de Dios!" <О господи, ради всего святого! (исп.)> - Там, внизу, целая орава полузамерзших ребят, которые работали не за страх, а за совесть, - не сдавался Патрони. - Вытащить отсюда самолет штука тяжелая. Мне уже приходилось, есть опыт. Так что, может, все-таки дадите мне попробовать еще раз?      Командир с трудом сдержал себя.      - Я знаю, кто вы такой, мистер Патрони, и мне сказали, что вы лучше любого сумеете помочь нам выбраться из этого болота. Следовательно, я нисколько не сомневаюсь, что вам разрешено маневрировать на самолете по земле. Но позвольте вам напомнить, что мне и первому пилоту разрешено еще и летать на нем. И нам за это платят. Так что управлять самолетом мы будем сами.      - Как вам угодно. - Патрони пожал плечами и сказал, ткнув своей сигарой в сторону рычагов подачи топлива:      - Только запомните одно: когда я дам знак, двиньте секторы газа вперед до упора. На полную катушку, понятно? Струсите - все пропало.      И он вышел из кабины, не обращая внимания на сердитые взгляды разъяренных пилотов.      Внизу работы были закончены. Кое-кто побежал в автобус греться. Все машины отогнали подальше от самолета.      Патрони закрыл за собой дверь кабины и спустился по трапу. Старший технолог, закутавшийся уже чуть ли не с головой в свою парку, доложил:      - Все готово.      Патрони сделал еще две-три затяжки и швырнул сигару в снег, где она, зашипев, потухла. Затем он указал на безмолвствовавшие двигатели лайнера:      - О'кей, запускайте все четыре.      Несколько человек уже шли обратно от автобусов. Четверо рабочих подставили плечи под трап и откатили его от самолета. Двое других, стараясь перекрыть шум ветра, крикнули:      - Есть запускать двигатели! - после чего один из них стал перед самолетом, возле передвижного генератора. На голове у него были наушники, подключенные к радиотелефону в самолете. Другой, со светящимися сигнальными жезлами в руках, прошел дальше и стал так, чтобы его было видно пилотам из кабины.      Патрони, одолжив у кого-то защитный шлем, стал рядом с человеком в наушниках. Все остальные высыпали из автобусов - поглядеть.      В кабине пилоты закончили проверку перед стартом.      На земле человек с наушниками начал обычный ритуал подготовки к старту.      - Запускайте двигатели.      Пауза. Голос командира:      - Готовы запускать и форсировать.      Стартер третьего двигателя заработал от аэродромного пускового устройства, со свистом закрутился компрессор, замелькали его лопатки!      Когда скорость достигла пятнадцати процентов нормальной, первый пилот включил подачу топлива. Когда топливо воспламенилось, двигатель отрыгнул облако дыма и, глухо взревев, заработал.      - Запускайте четвертый двигатель.      Следом за третьим заработал четвертый двигатель, и генераторы обоих начали подавать ток.      Раздался голос командира:      - Перехожу на свои генераторы. Отключайте ваш.      - Отключено. Запускайте второй двигатель.      Заработал второй двигатель. Оглушающий рев трех двигателей. Вихрь снега.      Загудел и заработал первый двигатель.      Лучи прожекторов, освещавшие пространство перед самолетом, сместились в одну сторону.      Патрони поменялся наушниками со служащим, стоявшим перед самолетом.      Теперь у него была прямая связь с пилотами.      - Говорит Патрони. Когда у вас там все будет готово, начинайте действовать.      Стоявший впереди служащий поднял вверх светящиеся сигнальные жезлы, готовясь указывать путь самолету по эллиптической дорожке за траншеями, тоже расчищенной от снега по распоряжению Патрони. Если "боинг" выедет на дорожку быстрее, чем предусмотрено, служащему придется удирать бегом.      Патрони присел на корточки перед носовым колесом. Положение тоже небезопасное в случае, если самолет рванет с места. Недаром Патрони сжимал телефонный провод в месте соединения, чтобы сразу же выдернуть вилку из штепселя. Он внимательно следил за стойкой шасси - вот сейчас она начнет перемещаться.      Голос командира:      - Даю газ.      Гул двигателей стал громче. Самолет содрогался от этого гула, напоминавшего укрощенную грозу, земля под ним дрожала, но колеса оставались неподвижны.      Спасаясь от ветра, Патрони прикрыл микрофон ладонями и крикнул:      - Больше газу! Секторы вперед до упора!      Рев двигателей усилился, но лишь слегка. Колеса дрогнули, но не сдвинулись с места.      - До упора, черт подери! До упора!      Несколько секунд двигатели продолжали работать на прежней мощности, потом внезапно мощность упала. В наушниках у Патрони задребезжал голос командира:      - Патрони, por favor <ну, пожалуйста (исп.)>, если я дам двигателям полную тягу, самолет станет на нос, и мы с вами вместо завязшего "боинга" будем иметь обломки "боинга".      Патрони внимательно приглядывался к колесам самолета, откатившимся на прежнее место, и к грунту вокруг них.      - Говорю вам, он вылезет! Наберитесь духу и дайте газ на всю катушку.      - Сами набирайтесь духу! - взбесился командир. - Я выключаю двигатели.      Патрони не своим голосом заорал в микрофон:      - Не выключайте, пусть работают вхолостую! Я сейчас поднимусь! Выскочив из-под носа самолета, он махнул рукой, чтобы подкатили трап. Но не успели его установить, как все четыре двигателя заглохли.      Когда Патрони поднялся в кабину, оба пилота уже отстегивали ремни.      Патрони сказал с осуждением:      - Струсили!      Ответ командира прозвучал неожиданно кротко:      - Es posible <возможно (исп.)>. И возможно также, что это единственный разумный поступок, который я совершил за весь сегодняшний вечер. Ваша бригада готова принять самолет на себя? - официальным тоном осведомился он.      - О'кей, - сказал Патрони. - Примем.      Первый пилот взглянул на часы и сделал пометку в бортовом журнале.      - Когда вы так или иначе вытащите самолет из снега, - сказал капитан, ваша компания свяжется с нашей. А пока что - buenas noches <доброй ночи (исп.)>.      Лишь только оба пилота, застегнув на все пуговицы свои куртки, покинули кабину, Патрони быстрым привычным взглядом скользнул по приборам и рычагам управления. Через две-три минуты он следом за пилотом спустился по трапу.      Внизу его ждал Ингрем. Он кивком указал на пилотов, спешивших к одному из служебных автобусов.      - Так же сдрейфили они и раньше: не решились дать двигателям полную нагрузку. - Он угрюмо покосился на стойки шасси. - Потому он с самого начала и зарылся так глубоко. А теперь увяз еще глубже.      Именно этого и боялся Патрони.      Он снова нырнул под фюзеляж - поглядеть на положение шасси; Ингрем посветил ему электрическим фонариком. Колеса ушли в мокрый снег и жидкую глину почти на фут глубже прежнего. Патрони взял фонарик, посветил под крыльями: оси всех четырех колес были в опасной близости к грунту.      - Крюком с неба разве что его теперь вытащишь, - сказал Ингрем.      Главный механик "ТВА" задумался и покачал головой.      - Надо попытаться еще раз. Снова подкопать - поглубже, подвести траншеи под самые колеса и запустить двигатели. Только на этот раз вытаскивать его я буду сам.      Вокруг все еще продолжала завывать вьюга.      Ингрем поежился, сказал с сомнением:      - Как знаете, доктор. Но, конечно, лучше вы, чем я.      Патрони усмехнулся:      - Если мне не удастся его вытащить, тогда, наверное, удастся разнести на куски.      Ингрем направился к одиноко стоявшему автобусу - снова собирать людей.      Второй автобус уже уехал - повез пилотов "Аэрео-Мехикан" в аэровокзал.      Патрони прикинул: теперь меньше чем за час никак не управиться. Значит, все это время посадочная полоса три-ноль функционировать не будет.      Он направился к своему "пикапу", оборудованному рацией, чтобы доложить об этом на КДП.    Глава 7      Инес Герреро не была знакома с теорией, суть которой сводится к тому, что перенапряженный, истощенный мозг может в целях самосохранения отключаться, и тогда человек впадает в состояние пассивного полузабытья.      Однако ее поведение служило наглядным подтверждением этой теории. Инес Герреро действовала бессознательно, как сомнамбула.      Вот уже несколько недель ее томило беспокойство, тревога, близкая к отчаянию, а события этой ночи нанесли ей последний, сокрушительный удар. И мозг ее отключился - так срабатывает предохранитель при коротком замыкании. Пока Инес Герреро пребывала в этом состоянии - временном, конечно, - она не отдавала себе отчета ни где она находится, ни почему.      Грубоватый, разбитной шофер такси оказал ей не слишком хорошую услугу.      Они сторговались, что он отвезет ее в аэропорт за семь долларов. Выйдя из такси, Инес дала шоферу десятидолларовую бумажку - кроме этой бумажки, у нее почти ничего не было, - ожидая получить сдачу. Шофер пробормотал, что сдачи у него нет, но он сейчас разменяет, и укатил. Инес напрасно прождала десять минут, стоя как на иголках и не сводя глаз с часов аэровокзала, стрелки которых неумолимо приближались к одиннадцати, когда должен был подняться в воздух самолет, отлетавший в Рим, и, наконец, поняла, что шофер такси и не подумает возвращаться. Инес не запомнила ни номера машины, ни фамилии шофера - на что последний и рассчитывал. А если бы даже и запомнила, то писать жалобы не в ее привычках, и, как видно, шофер раскусил и эту черту ее характера.      Несмотря на все препятствия, возникшие по дороге, Инес еще успела бы попасть к посадке в самолет, не задержись она в ожидании сдачи. А теперь, когда она отыскала выход на поле, самолет уже бежал по рулежной дорожке.      Все же у Инес хватило ума воспользоваться советом, полученным по телефону от мисс Юнг, девушки из справочного бюро "Транс-Америки", и она прибегла к маленькой хитрости, чтобы выяснить, действительно ли ее муж находится на борту самолета, отлетающего в Рим. Контролер как раз собирался покинуть свой пост у выхода сорок семь, когда к нему обратилась Инес.      По совету мисс Юнг она не стала задавать вопросов, а просто заявила:      - Мой муж находится на борту самолета, на который только что закончилась посадка. - И она объяснила, что опоздала проводить мужа, но хочет убедиться, что он успел благополучно сесть в самолет. Она достала желтенькую квитанцию, обнаруженную среди вещей мужа, и показала ее контролеру. Мельком взглянув на квитанцию, контролер стал просматривать список пассажиров.      На какую-то секунду в душе Инес затеплилась надежда; а вдруг она ошиблась, вдруг муж ее и не думал никуда улетать; мысль о том, что он мог отправиться в Рим, все еще казалась ей слишком невероятной. Но тут контролер сказал - да, Д.О.Герреро находится на борту самолета, вылетающего рейсом два, и обидно, конечно, что миссис Герреро не успела проводить мужа, но сегодня из-за этого снегопада все пошло кувырком, а теперь он просит его извинить, но ему необходимо...      Контролер ушел, и тут Инес расплакалась: она вдруг почувствовала себя такой одинокой среди всей этой толпы.      Сначала из глаз ее выкатилось несколько слезинок, затем сразу припомнились все несчастья и беды, и слезы хлынули ручьем. Инес скорбела о настоящем и оплакивала прошлое: был у нее дом - теперь его не стало; детей она не может содержать; был у нее муж, хоть и никудышный, но она привыкла к нему, а теперь и он улетел куда-то... Она вспоминала, какой была в молодости, и плакала о том, какой стала теперь; она плакала о том, что у нее нет денег и ей некуда идти - разве что снова в опостылевшую, кишащую тараканами квартиру, да и оттуда ее завтра вышвырнут - ведь от ничтожной суммы, с помощью которой она надеялась умилостивить на время своего квартирного хозяина, ничего не осталось после того, как шофер такси присвоил себе сдачу... Она даже не была уверена, хватит ли у нее мелочи, чтобы добраться до дому. Она плакала, потому что туфли натерли ей ноги, и потому что она была так неприглядно одета, да еще промокла насквозь, и потому что устала, измучилась, и потому что закоченела и ее лихорадило.      Она плакала о себе и обо всех разуверившихся и отчаявшихся, как она.      Наконец, заметив, что на нее стали с любопытством поглядывать, она, все так же плача, принялась бесцельно бродить по аэровокзалу. Именно тогда защитные силы мозга пришли ей на выручку, сознание ее затуманилось, и в спасительном отупении она хотя и продолжала горевать, но уже не понимала почему.      Вскоре после этого она попалась на глаза одному из дежурных полицейских аэровокзала, и он, проявив отзывчивость, которой далеко не всегда отличаются блюстители порядка, усадил ее в укромном уголке и тут же связался по телефону со своим начальством. Лейтенант Ордвей находился неподалеку и сказал, что разберется в этом сам. Он пришел к выводу, что Инес, несмотря на ее подавленное состояние и бессвязную речь, совершенно безопасна, и велел проводить ее в кабинет управляющего аэропортом, считая, что это единственное спокойное и вместе с тем не столь устрашающее, как полицейский участок, место.      Инес покорно поднялась в лифте, прошла по коридору; она как будто даже не сознавала, что ее куда-то ведут, во всяком случае, была к этому равнодушна. Потом она покорно опустилась в указанное ей кресло, радуясь, что может отдохнуть. Какие-то люди входили и выходили, говорили что-то, но все, это происходило как во сне, а очнуться у нее не хватало сил.      Однако некоторое время спустя инстинкт самосохранения, заложенный в каждом человеке, сколь бы ни был он беспомощен и забит, заставил ее очнуться и осознать, хотя и смутно, что нужно действовать, двигаться, делать что-то, так как жизнь не стоит на месте и - какие бы удары она ни наносила и как бы ни была беспросветна и пуста - неумолимо движется вперед.      Инес Герреро встала; она еще не отдавала себе отчета, где находится и как сюда попала, но уже приняла решение уйти. В этот момент медоувудская делегация в сопровождении лейтенанта Ордвея вошла в приемную Мела Бейкерсфелда, где находилась Инес. Делегация проследовала в кабинет, а Нед Ордвей вернулся, и, пока затворялась дверь, Мел успел заметить, что лейтенант разговаривает с посетительницей.      Хотя Инес и не очень хорошо соображала, однако она поняла, что этот здоровенный негр полицейский хочет ей помочь, и вместе с тем возникло неясное ощущение, что она уже видела его где-то, совсем недавно, и тогда он был тоже добр к ней, как и сейчас, куда-то отвел ее и ничего не пытался выспросить; вот и теперь он вроде понимал - хотя она ничего не говорила, что ей надо вернуться в город, но она не уверена, хватит ли у нее на это денег. Инес принялась шарить в кошельке, хотела подсчитать, сколько у нее там осталось, но он остановил ее и, повернувшись спиной к двери в кабинет, сунул ей в руку три доллара. Потом вывел ее в коридор, показал, как пройти вниз к остановке автобуса, и добавил, что этих денег ей хватит на обратную дорогу и останется еще немного, чтобы в городе добраться, куда ей нужно.      После этого полицейский ушел, а Инес сделала, как он сказал: спустилась вниз по лестнице, потом почти у самой двери, ведущей наружу к остановке автобуса, ей бросилось в глаза нечто привычно-знакомое - киоск, в котором продавали сосиски, - и чувство голода, жажды и смертельной усталости сразу вернуло ее к действительности. Она порылась в кошельке, нашла тридцать пять центов, купила сосиску и кофе в бумажном стаканчике, и вид этих обыденных предметов подействовал на нее ободряюще. В уголке, рядом с киоском, она увидела стул и примостилась на нем. Она не отдавала себе отчета в том, сколько времени просидела там: сосиска была съедена, кофе выпит, и пробудившееся было восприятие реальности происходящего снова стало ускользать от нее, заменяясь чувством успокоения и довольства.      Сновавшие перед глазами люди, гул голосов, какие-то объявления по радио все это убаюкивало ее. Дважды Инес показалось, будто она услышала по радио и свое имя, но она решила, что это ей почудилось, что этого не может быть, так как никому на свете нет до нее дела и никто даже не знает, где она.      Она смутно сознавала, что рано или поздно ей придется отсюда уйти, и чувствовала, как это будет для нее трудно. Ну, а пока она тихонечко посидит здесь. Продолжение следует...      1 Энтони Куинн - известный английский киноактер  >>> Уважаемые подписчики!      В последующих выпусках рассылки планируется публикация следующих произведений: Александр Бушков "Охота на пиранью" Ярослав Гашек "Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны" Владимир Войнович "Москва 2042" Эдгар Аллан По "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима" Ждем ваших предложений. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения