Казначей. Тэк-с…Пожертвования…Конечно, хотелось бы побольше. (Невнятно бормочет, считая, шевеля пальцами.) Крохи – не проживёшь. Теперь – ликёры. Ликёрчики наши знаменитые…Что-то плохо стали идти…И здесь круглой суммы не видать…Однако…


В келью заходит настоятель.

Настоятель. Мир тебе, сын мой.
Казначей. Мир вам, отец. (Поднимается, откладывая книгу на койку.)
Настоятель. Труды твои…Ну что результат? Утешителен?
Казначей. Ох, боюсь, нет.
Настоятель. Всё в руках Божьих…И тем не менее? Что сулит нам год?
Казначей. Хотелось бы чего-то более весомого.
Настоятель. Но – наши ликёры?
Казначей. Вы знаете, очень мал спрос.
Настоятель. Н-да…Видно, предпочтительней стали крепкие напитки. Пожертвования?
Казначей. Мало, отец мой, мало…Тяжёлый будет год.
Настоятель. Всё в руках Божьих.
Казначей. Так-то оно так, отец, но ведь жареный каплун…
Настоятель. Помилосердствуй, сын мой…
Казначей. Не в пост, не в пост, отец…Баранья лопатка, к примеру! А мозги с горошком? А поросятина?
Настоятель. А вино? Ох, что это я…
Казначей. Ничего, ничего…Но на это нужны деньги. Реальные знаете такие дублоны. Золотенькие кругляши. Или же наша жизнь…
Настоятель. Наша жизнь полностью в руках Божьих. Помолимся, сын мой.

Обращаются к распятию. Становятся на колени.
Слышно невнятное бормотание.
Через какое-то время поднимаются.

Настоятель. Думается, брат Бернар очень страдает.
Казначей. Ну, ещё бы…
Настоятель. Но ведь он отмечен высшей милостью! Не забывай об этом.
Казначей. Я помню…как же…стигматы – мало кому дано…
Настоятель. Вот именно.
Казначей. Конечно, он должен страдать. Потеря крови, нет нормального аппетита…
Настоятель. Сын мой, нельзя всё сводить к еде.
Казначей. Ах, простите. (Задумчиво) Но и забывать про неё грех. Сотворил-то её Господь. (Мечтательно) А помните тех куропаток, крепко прожаренных в масле, со специями…А? Или…
Настоятель. Хватит, хватит, сын мой, не грешите…
Казначей. (приглушённо) Какой же тут грех?
Настоятель. И всё же думается брат Бернар невероятно страдает.
Казначей. Отец мой, вы так настойчиво повторяете это, что я начинаю подозревать некую мысль.
Настоятель. Заднюю, ты хочешь сказать?
Казначей. Нет, ну почему же…Но если интерес к его стигматам, которыми благословил его Господь, так уж велик, то почему бы и братьям не получить немного?
Настоятель.Что именно ты имеешь в виду?
Казначей. Ну, скажем, небольшую плату…
Настоятель. Полно, как ты смеешь!
Казначей. А что тут такого? Разве у вас не было подобных помыслов?
Настоятель. Ну…если только совсем небольшую.
Казначей. Вот и я говорю – чуть-чуть. Не надо зарываться. Совсем немного – с любопытствующих. А брату Бернару от этого хуже не будет. В телесном плане.
Настоятель. В телесном плане – да. Он и так достаточно плох. Но не забывай, брат, это чудо, и мы не вправе эксплуатировать его.
Казначей. Чуть-чуть, отец мой, самую малость. Чудо от этого не изменится.
Настоятель. Кхм…Пожалуй, да…Но всё же…
Казначей. Да, отец мой?
Настоятель. Не стоит ли позвать лекаря?
Казначей. Ах, что они знают – эти лекари! Тем более – чудо.
Настоятель. Да, но чудо-то надо поддерживать. Тем более выгода нашему монастырю…Ой…
Казначей. Ну вот видите, отец, вы и сами об этом думаете.
Настоятель. Да. Вынужден. На том и порешим.
Казначей. А лекаря-то звать будем?
Настоятель. Непременно.


Келья брата Бернара. Худой, измождённый
Человек, лежащий на койке прикрыт холстиной.
Возле него – Настоятель, Казначей и Лекарь.
Лекарь – в костюме ХХ века, в белом халате,
Круглолиц, в очках.

Брат Бернар. Пить…Дайте пить…

Казначей наливает в кружку воды из кувшина,
Стоящего на тумбочке, подаёт ему. Приподняв
Голову, брат Бернар пьёт.

Настоятель. Ну что, доктор, вы можете сказать?
Лекарь. Н-да…Случай сложный. Не думал, что такое бывает.
Казначей. Потеря крови очень велика.
Лекарь. Да уж…
Настоятель. Но, вы поймите, мы все заинтересованы в здоровье брата Бернара. Вся наша братия, монастырь…
Лекарь. Неужели? А я думал для вас более естественно ожидать его смерти.
Казначей. Ах, что вы, нет, нет…

Брат Бернар стонет.

Лекарь. Ну что ж, раз так…Пульс нормальный, давление…тоже почти в норме. Истечение крови, конечно, велико, но она по-видимому быстро восстанавливается.
Настоятель.То есть?
Лекарь. То есть смерть ему не грозит. В ближайшее время по-крайней мере.
Настоятель. Это точно?
Лекарь. Да.
Казначей. Слышали, брат Бернар?
Брат Бернар (еле слышно). Уж лучше смерть.
Настоятель. Что ты, брат мой. Не гневи Господа нашего…
Казначей. Но скажите, доктор, не надо прилагать каких-то особых усилий, чтобы поддерживать здоровье нашего брата?
Лекарь. Хм…ну, пост ему, конечно, ни к чему. Хотя желудок перегружать не следует. Варёное мясо, бульон, немного овощей, варёных опять же…курица…
Казначей ( мечтательно). Курочка…ой…
Настоятель. Будь сдержаннее брат казначей.
Казначей. Да, да, отец мой, буду.
Лекарь. Ну и раны стоит промывать. Лучше особым травяным настоем. Я оставлю рецепт.
Казначей. А рюмочка нашего знаменитого ликёра не повредит?
Лекарь. Думаю, нет.
Настоятель. Да, но у него совсем нет аппетита.
Лекарь. Ну что ж, не насилуйте. Захочет – поест. Нет – не надо. Это в общем всё.

Брат Бернар тихо стонет.

Настоятель. Потерпи, брат мой, всё не так плохо.
Казначей. Мы проводим вас, господин лекарь.
Лекарь. Да, пожалуйста. А то я запутаюсь в ваших лабиринтах.

Мужик. Да, простому человеку туда-то и не пробраться. Экую громаду отгрохали! А зачем? Нас дальше канцелярии не пускают. Прошение там оставить или что…Также как к этому брату Бернару. Интересно вообще взглянуть бы было. Однако вот – плати. Хотя может и правильно.
Кучер. И что бухтишь с самим собой?
Мужик. Говорю – интересно б взглянуть на этого святого. А?
Кучер. Чего там интересного.
Мужик – Ну как – чудо!
Кучер. А!..какое там чудо! Вон мой тоже – чудо, чудо. Отправился прошение подавть,
Чтоб допустили в монастырь.
Мужик. Так это получается они вместе – замок и монастырь?
Кучер. А ты как думал? Всё не так просто. Н-да. Сам-то чего здесь сидишь?
Мужик. Прошение в канцелярию подать.
Кучер. И ты туда же!
Мужик. Да нет. Я по своим делам. По хозяйским.

Из ворот выходит важный господин.
Фрак, цилиндр. Кучер соскакивает,
Открывает дверь кареты. Господин
Долго возится, усаживаясь.

Господин. Трогай, братец.

Карета уезжает. Мужик исчезает
В воротах замка. У лимузина –
Вышедший из замка джентльмен.

Джентльмен. Итак – разрешение получено. Взносы уплачены. Теперь – в монастырь.

Садится в машину, уезжает.
Мужик, появляющийся минуту спустя,
Громоздится на свою телегу.

Мужик. Ну, хоть святого того мне не видать, а по хозяйству послабление вышло. И то хорошо.

Уезжает. Замок сереет таинственно.

Некто. И что – это правда?
Лекарь. Истинная правда.
Некто. И ты сам видел?
Лекарь. Не только видел – обследовал.
Некто. И что?
Лекарь. Так и есть – незаживающие раны.
Некто. И – жив?
Лекарь. Жив. Пульс, давление – в норме.
Некто. Никогда б не поверил.
Лекарь. Я и сам…не знал. Что бывает.
Некто. Ну что ж…иди.

Лекарь выходит в одну из дверей.

Шевелящийся затылок. Чудо не чудо, но бизнес изрядный. Эк, монахи отчебучили. Надо ж!

Эксцентричная дама. Брат Бернар, о благословите, брат Бернар!
Казначей. Потише, мадам, потише, вы тревожите его.
Эксцентричная дама. Вы подумайте, такой молоденький, и уже отмечен.
Казначей. Он совсем не молоденький, мадам.
Эксцентричная дама. Нет? но это лицо, бледность.
Казначей. Он теряет кровь, отсюда и бледность.
Брат Бернар. Брат казначей, кто это? Зачем она здесь?
Казначей. Это наша добрая сестра, брат мой. Она много жертвует обители.
Брат Бернар. Зачем она так кричит?
Эксцентричная дама. Что вы, что вы. Я буду тихо.
Брат Бернар. Но зачем она здесь?
Казначей. Все хотят взглянуть на чудо, происшедшее с тобой, дорогой брат.
Брат Бернар. Как это утомительно.
Эксцентричная дама. Брат, милый брат, я тоже была молодой…
Брат Бернар. Но я совсем не молод.
Эксцентричная дама. Да, но ваше лицо..
Брат Бернар. Это измождение. Это боль…
Эксцентричная дама. Ах, вы наверное способны творить чудеса. Такой знак.
Казначей. Мадам, брат Бернар чудес не творит.
Эксцентричная дама. Ах, я уверена он мог бы вернуть мне молодость.
Казначей. Зачем вам ещё одна молодость, мадам?
Эксцентричная дама. Ах, молодость! Цветение! Радость!
Брат Бернар. Брат казначей, можно она уйдёт?
Казначей. Да, да, мадам…брат утомился…он теряет много крови…Пожалуйста, не соблаговолите ли покинуть келью?
Эксцентричная дама. Да, да…Но как жаль, что он не хочет творить чудеса…(уходит)

Та же келья. Казначей, джентльмен
Из авто, брат Бернар.

Джентльмен. Простите, я заплатил сполна,я имею право.
Казначей (как бы препятствуя). Минуту, всего минуту. И никаких вопросов – брат устал.
Джентльмен. Да нет у меня никаких вопросов. Взгляну и всё.
Казначей. Брат Бернар, брат Бернар, новый посетитель.
Брат Бернар. Опять? Зачем?
Казначей. Брат мой, брат мой, вы должны помогать родной обители. Чудо не только ваше достояние.
Джентльмен. Хм. Действительно раны.
Казначей. А вы небось думали, что мы ему куски мяса сырого к рукам привязали?
Джентльмен. Думал. Ну не мяса…фокусы какие-нибудь.
Казначей. Ну теперь убедились?
Джентльмен. Пожалуй, да. Что ж…
Казначей. Взглянули – пора и честь знать. Дайте ему отдохнуть.
Джентльмен. Да, да, конечно. Ох, эти лабиринты ваши.
Казначей. Ничего сложного. Братья подскажут.

Эксцентричная дама. Ах, отец, я просто потрясена.
Настоятель. Да, мадам, есть отчего.
Эксцентричная дама. Ах это чудо. Такое чудо…Вы знаете, я дама со средствами, я готова опять пожертвовать сумму вашей обители.
Настоятель. Вы очень добры, мадам.

Эксцентричная дама заполняет чек.

Эксцентричная дама. Раз в сто лет…такое бывает раз в сто лет!
Настоятель. Может быть реже, мадам.
Эксцентричная дама. Ах, как жаль, что он не желает творить чудеса!
Как жаль! Он бы точно вернул мне молодость.
Настоятель (принимая чек, тихо). Это вряд ли, мадам.

Заходит, озираясь, брат Пётр.

Брат Пётр. Бат Бернар, брат Бернар, они вас совершенно замучили!
Брат Бернар (со стоном). Кто здесь?
Брат Пётр. Это я – брат Пётр.
Брат Бернар. Дай мне пить, брат, я хочу пить.

Брат Пётр наливает воды, помогает напиться.

Брат Пётр. Что-нибудь ещё, брат? Хочешь я принесу еды? Овощей? Куриного мяса?
Брат Бернар. Нет, нет. Я так устал.
Брат Пётр. Они же профанируют чудо, брат. Они наживаются на вас. Поправляют делишки от непродающихся ликёров. Их надо остановить! На тебе благословение Божье, брат! Запрети им!
Брат Бернар. Благословение Божье? Ах, какая боль. У меня только жуткая, постоянная, неутихающая боль. Я чувствую вытекающую жизнь. И я боюсь умирать. Ох, как больно!
Брат Пётр. Это крест твой, Брат, крест и благословение.
Брат Бернар (не слыша). И зачем мне это? За что? Тихо молился, тихо жил…и вот…ай-яй-яй, как больно…
Брат Пётр. Брат Бернар, неужели ты не чувствуешь дыхания чуда? Неужели?

Брат Бернар стонет.

Брат Пётр. Но надо же остановить вакханалию вокруг тебя. Это…это…язычество какое-то…Это хуже, чем язычество – это шабаш. Духовный разврат. За деньги показывать твои раны.
Брат Бернар. Разврат теперь повсюду…Пусть их. Зачем они увели лекаря? Он бы помог. Дал бы какие-нибудь мази. Остановил эту вечно текущую кровь.
Брат Пётр. Но чудо?
Брат Бернар. Тебе бы такое чудо!

Брат Пётр глядит на него потрясённо.
Наливает в кружку воды, но не решается предложить
Её брату Бернару, выпивает сам,
И выходит в коридор, тихо притворяя дверь.

Брат Пётр (один в коридоре). Что же это? Господь дал знак, а никто не видит, будто ослепли все. Эти заинтересованы только в деньгах, этот ощущает одни страдания. Неужели…всё так…Но тогда, тогда…что же…я должен…О! Ужас…не могу выговорить. Получается, кто-то должен убить брата Бернара, чтобы спасти…хотя бы память о чуде…Но убить? Как же…Противоречит заповеди…да и вообще. Или как-то можно всё же остановить их?

Настоятель. Итак, брат мой?
Казначей. Всё хорошо, отец. Нам даже не надо больше производить ликёры.
Настоятель. Неужели.
Казначей (раскрывая книгу). А взгляните сами на эти столбцы. Посмотрите на эти вселяющие надежду колонки цифр. Наши дела чудесны.
Настоятель. Ну, совсем сворачивать производство ликёров не стоит, ибо…
Казначей. Что вы, что вы, никто и не собирается его сворачивать. Зачем?
Настоятель. Вот-вот. Кстати, брату Бернару может быть следует почаще давать по глоточку?
Казначей. Можно, конечно. Но он не особенно юбит. А у нас теперь (мечтательно) и на куропаточек есть, тех, в крепко прожаренном масле…
Настоятель. Ах, сын мой, ты опять.
Казначей. Отче. Отче, вы ведь не сами не прочь отведать хорошей ветчинки, или утиную грудку.
Настоятель. Ах, грехи наши.

В келью врывается брат Пётр,
Взволнованный. Растерзанный.

Настоятель. В чём дело, сын мой? Почему ты позволяешь себе врываться?
Брат Пётр. Отец настоятель, брат казначей, я призываю вас одуматься!
Настоятель. Что? О чём ты?
Брат Пётр. О кощунстве, о святотатстве, совершаемом вами, о попрании чуда, о попрании небесного знака.
Настоятель. Остановись, сын мой.
Брат Пётр. Нет, нет, эти деньги, как не совестно вам…эта торговля…
Казначей. Одумайся, брат мой, всё, что мы делаем, идёт на пользу обители, всё это для братьев.
Брат Пётр. Ах, перестаньте, пустые слова! Просто вы стремитесь поправить свои финансовые делишки, пошатнувшиеся от непродающихся ликёров.
Настоятель. Не смей, сын мой, не смей.
Казначей (тихо). Уже поправили.
Брат Пётр. Одумайтесь, призываю вас!
Настоятель. Ты призываешь нас, поставленных над тобой, одуматься? Ты не доверяешь нам?
Брат Петр. Надо немедленно – слышите вы – немедленно – прекратить этот шабаш, эту дикую круговерть…
Настоятель. Ты забываешься, сын мой!
Казначей. Это тебе стоит задуматься.
Брат Пётр. Если не запретите этого вы…то я…то я…
Настоятель. Что ты?
Казначей. Уж не грозить ли нам вздумал?
Брат Пётр. Если вы не слышите голоса разума, я найду, повторяю,
Другие способы заставить вас не делать того, что вы делаете.
Настоятель. Остановись, сын мой.


Брат Пётр исчезает за дверью.
Настоятель и Казначей смотрят друг на друга.

Настоятель. Ты слышал, сын мой?
Казначей. Нет, каково?
Настоятель. Он грозил нам!
Казначей. Видали яйцо, вздумавшее учить курицу?
Настоятель. Неслыханно.
Казначей. Но вдруг…
Настоятель.Что вдруг, сын мой?
Казначей. Вдруг он и впрямь предпримет какие-то действия?
Настоятель. Но какие? Чем он вообще может помешать?
Казначей. Ну знаете…всякие сплетни, слухи, кривотолки.
Настоятель. И?
Казначей. Вот уже казна пустее, и наша жизнь…
Настоятель. Что наша жизнь?
Казначей. Она видоизменяется…Ну, вы понимаете.
Настоятель. На что ты намекаешь, сын мой.
Казначей. Ах, не есть нам тогда цесарок! Ведь ликёрчики наши, наши замечательные ликёрчики уже не дают такого дохода, а жертвователи…сами знаете – они активны только при наличии чуда.
Настоятель. И что?
Казначей. Надо предпринять что-то такое…Э-э-э…
Настоятель. Я не понимаю тебя, сын мой.
Казначей. Стоит изолировать брата Петра.
Настоятель. Изолировать? Как? У нас не темница.
Казначей. Или…знаете бывают несвежие продукты.
Настоятель. То есть?
Казначей. Ну, они не идут на пользу здоровью, а совсем наоборот.
Настоятель. Что я слышу, сын мой!
Казначей. Или даже есть такие травки, стоит только шепнуть повару, и вот…
Настоятель. И?
Казначей. Брат Пётр замолчит. Онемеет. Совсем.
Настоятель. Какой ужас, сын мой! Как только эта идея…
Казначей. Или наши дела плохи, отец…
Настоятель. Ты полагаешь – выхода нет?
Казначей. Я полагаю или – или. И потом не забывайте, мы заботимся о всех братьях.
Ведь обитель наша есть тело, и если один орган болен, его надо лечить. И путь удаления – самый надёжный путь.
Настоятель. Прискорбно слышать это, сын мой.
Казначей. Что же делать? Все мы смертны.
Настоятель. Ну хорошо, пожалуй, в твоих словах есть рациональное зерно. Похлопочи, сын мой, как ты умеешь…

Казначей. Брат мой, вот из этого пузырька (протягивает) необходимо добавить несколько капель в порцию брата Петра.
Повар. Но зачем? И что это за капли?
Казначей. Видишь ли у брата Петра от свалившегося на нас счастья случилось расстройство рассудка. Он мечется в исступлении, смущает братьев, и убеждает посетителей – ты только подумай! – что никакого чуда нет.
Повар. Как нет?
Казначей. А вот так – мол, иллюзия. Обман зрения.
Повар. Не может быть.
Казначей. Я тоже долго не верил. Но пришлось Я-то в трезвом рассудке.
Повар. А…может, лекарь…
Казначей. А лекарь именно и посоветовал эти капли.
Повар. А, понимаю, остудить разгорячённое воображение.
Казначей. Ну, конечно. Брат будет спать, а проснётся крепким и здоровым и увидит, как он заблуждался.
Повар. О, я понял. Как это милосердно с вашей стороны, брат казначей, заботиться о здоровье нашего брата!
Казначей. Ну что ты – это мой долг! Так поступил бы каждый на моём месте.
Повар. О да, да…Непременно. Сколько капель необходимо?
Казначей. Три, не более ого.
Повар. Непременно, непременно, сделаю, как вы сказали. Не волнуйтесь, добрый брат мой.
Казначей. Замечательно. Надеюсь на тебя.

Миллионер. И часто такое бывает?
Казначей (льстиво). Ну что вы! Раз в столетие.
Миллионер. Н-да…Откиньте-ка эту дерюгу, я хочу взглянуть ещё раз.

Казначей откидывает покрывало.
Брат Бернар стонет.

Миллионер. Действительно кровь.
Казначей. Самая настоящая человеческая кровь. ( закрывает брата Бернара).
Миллионер. А ну-ка, говорите честно, - не фокусничали?
Казначей. Что вы, как бы мы посмели…Это истинное чудо.
Миллионер. А он вообще-то жив? По виду не скажешь. Лежит как труп.
Казначей. Брат Бернар, брат Бернар, скажи хоть слово. Наш гость интересуется твоим здоровьем.
Брат Бернар (с трудом открывая глаза) Кто здесь?
Казначей. Наш щедрый жертвователь.
Брат Бернар (никого не замечая). Вам бы такую боль…вам бы…
Миллионер. Ах, так ему больно?
Казначей. А как же! Всё по-настоящему.
Миллионер. А вы не пробовали…кхм…лечить?
Казначей (быстро). Смотрел не один лекарь. Все сказали – чудо.
Миллионер. И никакие мази не помогают?
Казначей. Абсолютно.
Миллионер. И долго он у вас так тянет?
Казначей. Четвёртый месяц уже.
Миллионер. Не думается, что это надолго.
Казначей. Ах что вы, всё в руках Божьих.
Миллионер. Кхм…Кровь же уходит. И вы посмотрите на него – худой, измождённый, наверняка ничего не ест.
Казначей. О, еда почти ему не нужна. Его питают высшие силы.
Миллионер (качает головой). Сомнительно. Но зрелище, конечно, то ещё. Ну ладно, пойдёмте.

Брат Бернар. Один. Наконец-то один. Как утомили меня. Я для них теперь точно дойная корова. Почему, почему всё произошло именно со мной? Господи, я не молил об этом, даже не помышлял, и вот…какая мука (подносит к глазам окровавленную руку). Течёт, опять течёт…Неостановимо, неумолимо…какие крупные капли ( слизывает языком). Солоно. Солона собственная кровь (опускает руку). А как я любил работать в огороде! Какие замечательные были у меня грядки! Как ласкало их солнышко! На просвет был виден каждый стебелёк, и каждый светился (переводит дух). А кусты! Моя смородина! Сок спелости! Как я радовался земным этим плодам. Тихо жил, тихо молился. А теперь? Зачем?..Всё из-за того, что ликёрчик их не даёт им теперь такого дохода, как раньше. Вот и решили меня использовать. А я даже встать не могу. Эти раны. Может, их можно б было залечить, да разве они позволят!
Конечно, нет! Жизнь выходит из меня с этими каплями. Как холодна смерть! Я страшусь её дыхания, Господи! Что ж я больше никогда не увижу солнышка? (плачет). Я хочу назад, к своим грядкам, хочу на землю…Слеза…солёная, как кровь…
(напряжённо поворачивает голову). Шаги? Я опять слышу шаги. Опять ведут кого-то. Притворюсь спящим. Нет сил ни видеть, ни слышать (ложится, закрывает глаза).

Дверь отворяется. Входят Казначей с Настоятелем.

Настоятель. Спит. Наш брат спит тихо, как младенец.
Казначей. Сегодня было много посетителей. Он устал.
Настоятель. О да, это блаженная усталость. Сам не зная того, он славно потрудился сегодня ради обители.
Казначей. Хм…это не его смородина да разные там грядки. Это настоящие золотые кругляки. И они потекли к нам рекою. Как славно мы заживём!
Настоятель. Тихо, тихо, брат мой.
Казначей. Да, вы правы, отец мой. Не стоит ему мешать.
Настоятель. Сегодня посетителей больше не будет?
Казначей. Нет. Никого.
Настоятель. А завтра? Тщательно ли ведётся учёт?
Казначей. Циферка к циферке. Всё абсолютно точно.
Настоятель. Но…не иссякнет ли поток жаждущих взглянуть на чудо?
Казначей. О, даже если так, задел-то у нас создан не малый. Нам хватит надолго. А потом ещё что-нибудь подвернётся.
Настоятель. Пойдём, пойдём, не будем ему мешать.( как бы вспомнив). А ликёрное производство?
Казначей. Можно сворачивать. Оставить только для себя. А торговать уже лишнее.
Настоятель. Всё же совсем прекращать торговлю не стоит. Мало ли что!

Уходят, тихо закрывая дверь.
Брат Бернар открывает глаза,
Приподнимает голову.

Брат Бернар. Две крысы! Две жирные, гадкие крысы. Будто это они выпили мою кровь. Значит выхода нет. Всё ли я чётко слышал? О да. Всё, и достаточно чётко. Смородина им моя не угодна! Ликёры свои делать не будут. Ах, я никогда не любил приторную эту патоку…И что теперь? Умереть? Господи, пошли ты им, этим крысам, по такому же чуду! За что мне? Господи (кричит) убей меня! Сил моих нет терпеть! Забери меня отсюда! (в исступлении падает на койку, бьётся затылком).

Одна из келий монастыря.
Гроб с телом брата Петра.
Возле гроба Повар.

Повар. Истинный Бог не хотел. И в мыслях моих того не было, чтоб навредить. Брат казначей сказал. Сам я не видел, не слышал, что такого Петр говорил. Казначей, конечно, крыса та ещё…ну да как не подчиниться? Думал во благо. Три капли. Только три. Прости меня, Пётр. Только как же теперь – я убийца выходит? Ах, как же так…Но ведь настоятель сказал – на всё воля Божья…я и сам знаю…
Не убийца я, не убийца! (бормочет молитву).

Входит настоятель.

Настоятель. Ты здесь, сын мой.
Повар. Да, отче. Никак отойти не могу. Вдруг – моя вина.
Настоятель. Нет, нет. Напрасны твои терзания.
Повар. Помогите, отец. Душа скорбит.
Настоятель. Скорбь душевная приемлема. От неё – сердце чище становится. И дух бодрей.
Повар (недоверчиво). Уж не смеётесь ли вы, отец, надо мною, грешным?
Настоятель. Что ты, сын мой, как можно. Я тоже скорблю.
Повар. Тяжелей мне, отец, пищу я готовил. И отвар добавлял.
Настоятель. Уж сказал же тебе – ни твоей вины тут нет, ни казначеевой. И отвар не при чём. Срок его вышел.
Повар. Так-то оно так…Но…
Настоятель. Что «но»?
Повар. Скорбит душа, отец.
Настоятель. Помолимся.
Повар. Помолимся, отец мой.

Бормочут молитвы.

Лицом к нам – Настоятель.
В кресле Некто с медлительной речью
И тяжёлым затылком.

Некто. Ну что, мой любезный святоша, как идут дела?
Настоятель. Тьфу, тьфу, тьфу – вроде бы нормализовались.
Некто. Кха-кха…А ликёры свои не забрасывайте. Люблю я ваши ликёры.
Настоятель. Нет-нет, что вы. В скором времени ящичек вам подошлём.
Некто. Хорошо. Да, а смутьян этот – как бишь его – унялся?
Настоятель. Унялся. Тут, знаете, преинтересная история получилась. Поел он тушёной капустки – и дух вон. Во как бывает.
Некто. Ха-ха…тушёной капустки…Насмешил. Хитры вы брат с казначеем вашим.
Настоятель. Помилуйте, мы тут совершенно не при чём. Божье соизволение. Сроки земные вышли.
Некто. Да ладно тебе…сроки! Ну а этот как – благословенный наш-то, отмеченный?
Настоятель. Брат Бернар?
Некто. А то кто же?
Настоятель. Измождён. Конечно. Да лекарь хлопочет. Поддерживающий настой составил. Так что ещё какое-то время продержится.
Некто. Какое-то! Нужно не какое-то, а подольше! Учти.
Настоятель. Да мы б сами рады. Но…не от нас зависит.
Некто. Старайтесь. Я вот думаю – плату за вход к вам удвоить.
Настоятель. О, это было бы чудно!
Некто. Да, чудно. Проценты, разумеется, те же.
Настоятель. Ну, конечно.
Некто. Ладно, сделаем, пожалуй. А теперь иди. Устал я.
Настоятель. Уж считайте, что меня нет. Благодарю за аудиенцию.
Некто. Давай, давай…Привет вашему стигматику.

Настоятель уходит.
Шевеляшиеся складки могучего загривка.

Некто. Всё. Тишина. Безвластие. Себе я уже не господин. Ничем не лучше того разнесчастного брата Бернара с его ранами. И всё это игрушки – деньги, монастырь, жертвователи…не больше дыма, не лучше сна, в который я сейчас ухожу…

Возвращался домой бывший комсомольский вожак в дурном настроении. Ему надоело быть вечной собакой, таскающей дичь из воды для брата большого начальника. «Когда, черт побери, я начну работать на себя?!» – мрачно раздумывал он. Давно не молодой, а карман все еще пуст. Не сравнить с его товарищами владеющими огромными базарами, сногсшибательными особняками. И ведь как только не ухищряйся, все равно ничего не припрячешь от этого шакала с ненасытной утробой: с Акимыча глаз не спускает, повсюду натыкал своих соглядатаев!
Вскоре служебную «Волгу» главы района, раздражая Акимыча, несколько раз обогнал Мёкё на новеньком «БМВ» с откидным верхом. Машина была забита аильской молодежью вперемешку со стариками. Они дико смеялись, потому что никогда еще в жизни не ездили на такой шикарной машине. На пустыре, подражая Биле, Мёкё попытался боднуть одинокое дерево роскошным хромированным передком своего «БМВ», но не попал. Проскочив, он развернулся, и не смотря на протестующие крики своих пассажиров, снова нацелился на карагач. Помешала протаранить дерево Кана. В последний момент она рванула руль на себя и машина, вильнув, проехала в сантиметре от ствола. Тут Акимыч взорвался. Эх, зараза, наконец-то появился повод выместить на ком-нибудь свое зло после общения с Вампиром! Выйдя из «Волги», он грозным жестом остановил автомобиль, перегруженный людьми, и за шиворот вытащил Мёкё из-за руля. В конце концов, Мёкё не сын Вампира, с ним можно и не церемониться. При виде страшно разозленного «район-байке» люди мгновенно рассеялись, оставив Мёкё и Кану с ним наедине.
Но Мёкё главы района не больно испугался. Раньше не боялся, а теперь после того, как его мать стала знаменитостью, тем более. Но задираться не стал, подумал, Акимыч пошумит и отпустит. Но тот, чертыхаясь, понося на чем свет стоит «общественно опасного» Мёкё, виновного в создании «аварийной обстановки, где могли быть жертвы», уселся за руль его «БМВ» и поехал. И не к матери Мёкё, что бы сдать ей на руки охламона или на худой случай в отделение милиции, а к себе домой. Зачем, нам кажется, сам Акимыч не подумал. По дурости загнал в свой двор чужой автомобиль, как на штрафную стоянку, и не иначе. Но когда Акимыч увидел, забежавшего следом за «БМВ» во двор Жулика, то понял, что не зря связался с Мёкё. Именно его собака-воровка натолкнула на мысль как можно хитрым способом оставить при себе шейховские деньги и не отдавать их алчному Вампиру.
- Эй, лихач! – щелчком дистанционного пульта закрывая машину, сказал Акимыч сыну Самын. – Привяжи собаку возле машины. Пусть охраняет. И шевелись быстрее, а не то прикажу отогнать твою машину в облГАИ.
Угроза была реальная и Мёкё, подозвав Жулика, привязал пса на длинную веревку.
- Теперь дуй за матерью, есть серьезный разговор.
А Мёкё чё? До фени! Он не школяр, чтобы при первом окрике бежать за матерью! Пошел с Каной домой не спеша, демонстративно насвистывая на ходу.
Как только за сдвинутой парочкой захлопнулась калитка ворот, Акимыч без промедления взялся за осуществление своего замысла. Вытащил из тайника на хозяйственной полке самыновскую пачку долларов, потом вооружившись большими ножницами и захватив старые газеты, уселся за столом во дворе под навесом. Изготовить долларовую «куклу» особого труда не составило: сверху нарезанной столбиком газетной бумаги прикрепил одну настоящую 100-долларовую купюру, а снизу – вторую. Затем фальшивую пачку для большей схожести стянул банковской бумажной лентой, которую отклеил с подлинной пачки. «Куклу» завернул в целлофан и крепко перевязал ниткой. А чтобы «кукла» была хорошей приманкой, завернул в дополнительный полиэтиленовый пакет, где раньше хранилось мясо. Для подстраховки полиэтиленовый сверток дополнительно смазал жиром. Теперь оставалось сверток зарыть в землю, чтобы Жулик, как бы невзначай, его раскопал. Акимыч – советской закалки человек, не поленился, сам пошел в огород, выкопал лунку под урючиной, положил туда сверток и слегка присыпал землей. Вроде бы нормально. Если пустить вечно голодную собаку, то обязательно унюхает. А дальше? А дальше Акимыч был уверен в успехе. Слишком прославился пес Мёкё среди односельчан своими воровскими повадками. Все поверят, что Жулик утащил доллары у Аким Акимыча, если увидят их двоих бегущих по улице: впереди собака со свертком в зубах, а за ней – собственной персоной глава района. Вы думаете некрасиво бегать за собакой такому солидному человеку? Чепуха! Ради 10 тысяч долларов он готов бегать хоть где! Даже без штанов у людей на виду! Акимыч отвязал Жулика от бампера машины, подвел на веревке к лунке в огороде, а чтобы тот побыстрее схватил сверток, в последний момент отвязал еще и от ошейника. Эх, вот когда началась настоящая комедия! Жаль, кроме Акимыча в саду никого не было, а то попадали бы чочко-сайцы на землю от смеха. Пес вместо того, чтобы сразу же схватить «вкусно» пахнущую приманку, поднял ногу и помочился на урючину. Но Жулик не был «снайпером», струя его мочи, минуя ствол дерева, прямиком угодила в лунку со свертком и залила эту ямку чуть ли не до краю. Затем задрав хвост, пес побежал по территории владения Акимыча, неторопливо изучая основания стволов деревьев и продольные ложбинки арычков. Не ожидавший такой подлянки Акимыч натурально растерялся, поняв, что теперь пес вряд ли подберет «подмоченную» приманку. А лезть за испоганенным свертком рукой не хотелось. Акимыч попробовал и свистом, и голосом подозвать к лунке Жулика, а тот на его призывы начхал. Подбежал к дому, стал там вынюхивать углы и предметы хозяйственного обихода, явно почувствовав запах съестного. Ситуация осложнялась на глазах. Если пес доберется до стола, то непременно стащит оттуда кусок вареного мяса, который Акимыч положил на тарелку, освобождая полиэтиленовый мешочек. Медлить дальше нельзя было! Акимыч выхватил из лунки мокрый от собачьей мочи сверток, начал им с громким криком махать, стараясь отвлечь от стола пса. Но было уже поздно! Жулик вскочил на стол, не жуя проглотил кусок мяса, потом ткнулся носом в целлофановый сверток с настоящей пачкой долларов, перетянутый резинкой. Целлофановый пакет был из-под комплекта пахучего турецкого мыла и для Жулика оказался поистине царской находкой. Но откуда было знать главному чиновнику района, что пес Мёкё – мыломан? Он схватился за сердце, когда Жулик вцепился зубами в сверток, а после того как «район-байке» закричал, пес рванулся вон со двора, унося драгоценную добычу. Драгоценную, конечно, для Акимыча! О-о, дорогие читатели, что после этого началось! Такой трагедии, честно, мы давно не видели. С диким криком глава района бросился на улицу вслед за проклятой собакой. За ним бросилась бежать жена Луиза-Акайя Саидовна, выскочившая на крик мужа изнутри дома. К орущим благим матом супругам присоединились соседи и другие прохожие. Все четко видели в пасти собаки американские деньги и без всяких расспросов присоединялись к бегущей толпе. Облава получилась потрясающая. Без преувеличения, наверное, весь Чочко-сай, и стар, и млад, гонялись за собакой Мёкё. А Жулик был чемпионом в этом деле. С щенячьего возраста привык, чтобы за ним гонялись с палками, камнями, ружьями. И никогда не позволял попасть в себя, тем более поймать. Короче погоня кончилась для Акимыча плачевно. Пес умудрился оторваться от преследователей, забежал на бревенчатый шаткий мост через реку и по своей излюбленной дурацкой привычке начал рвать, глотая целлофановую обертку. Доллары посыпались через щели между бревен, как песок сквозь пальцы и поплыли по воде вниз по течению. Некоторые смельчаки бросились в бурную реку, пытаясь достать уплывающие деньги, но бесполезно. Бумажные купюры крутились и вертелись в речном потоке так, что никому не давались в руки. Словно бог удачи отвернулся от людей, заколдовал доллары.
Так и уплыли денежки. Акимыч, стоя на берегу, метал гром и молнии, обещая с этого дня перестрелять всех аильских собак во главе с Жуликом. А народу что? Бесплатная забава. Посмеялись и разошлись, обсуждая превратности судьбы шальных самыновских денег…