Тарас Бурмистров. Ироническая Хроника

30 марта 2007 г.
Речь в Сенате

Примерно с месяц назад мировые новостные ленты вытолкнули на поверхность очередное сообщение из Америки, которое не знаю как кого, а меня искренне порадовало: в современном искушенном мире большой политики не часто наталкиваешься на такой светлый ключ простосердечия, наивности и душевной чистоты. Эти прекрасные человеческие качества явил нам в данном случае американский отставной адмирал Майк Макконнел, на днях назначенный главой национальной разведки США.

Майка Макконнела пригласили в Сенат, чтобы послушать мнение разведки о новых мировых угрозах, стоящих перед Америкой. Логика в этом, несомненно, есть: главный разведчик страны (сложная бюрократическая структура, которую он возглавляет, контролирует даже ЦРУ – в той степени, в которой ЦРУ вообще может быть проконтролировано) просто в силу своей должности не может избежать хотя бы некоторой информированности в этом вопросе. Правда, как выяснилось из доклада г-на Макконнела, американская разведка, похоже, свои агентурные сведения черпает в основном из речей президента США, выступлений главы Госдепартамента и таких газет, как Washington Times.

Конечно, и тема доклада была далеко не первой свежести. Речь шла о том, что Россия продолжает скатываться к авторитаризму, ровно ничего нового: западные демократии, когда собираются кого-то бомбить (пусть не в ближайшей перспективе, так более отдаленной), всегда долго рассуждают сначала о скатывании к авторитаризму. Но ведь можно было и в этом случае подобрать какие-то оригинальные формулировки, перефразировать затертые выражения, чтобы давно избитая тема засверкала новыми красками. Адмирал Макконнел поступил прямо противоположным образом: он не просто повторил зады, газетные и политические штампы; не совладав с грамматикой, он сделал это так невразумительно, сбивчиво и сумбурно, что у непредвзятого слушателя от его речи могло родиться лишь недоумение, как человека с такой памятью на цитаты вообще могли взять в разведчики.

«Вот в чем моя озабоченность», говорил Макконнел сенаторам, «стало ли движение к демократии [в России] – как мы ее понимаем – контролироваться, так что это теперь не вполне демократический процесс». (“Is the march toward democracy, the way we understood it… now being controlled in a way that it is less of a democratic process”). Это живо напоминает бессмертную формулировку объяснения в любви из классической пьесы Оскара Уайльда: “Miss Fairfax, ever since I met you… I have admired you more than any girl… I have met since… since I met you” («Дорогая мисс Фейрфекс, с тех пор как я встретил вас… я полюбил вас больше, чем любую другую девушку… из тех, которых я встречал с тех самых пор… с тех пор, как встретил вас»).

По шаблону Макконнела вообще можно построить множество прекрасных обвинений. «Уверены ли мы, что в этой стране права человека соблюдаются в достаточной степени, чтобы обеспечить соблюдение прав человека?». «Чувствует ли себя здесь пресса достаточно свободно, чтобы свободно отстаивать свободу прессы?». Но, конечно, требование того, чтобы «движение к демократии» было не просто «демократическим процессом», а «вполне демократическим процессом», в силу своей абстрактности и широкой применимости, предоставляет намного больше возможностей.

Впрочем, нанизывая свои вариации, адмирал Макконнел слегка проговорился: он упомянул не о демократии, а о «демократии, как мы ее понимаем» – существенная разница. «Демократия в американском понимании» для любой страны мира, как известно – это полная подконтрольность Вашингтону и мгновенная готовность принять «позу подчинения», как это демонстрируют сейчас Прибалтика, Польша и Грузия. Движение к этой подконтрольности не просто так, а непременно демократическим образом, то есть вроде как добровольно, или, по крайней мере, с совершенной имитацией этой добровольности – это высший пилотаж в глазах заокеанского начальства, уровень, за который иные восточноевропейские лидеры удостаивались оваций в обеих палатах американского Конгресса.

На самом деле, конечно, все эти неувязки кажущиеся: сбивчивость и противоречивость шефа национальной разведки имеют свое объяснение. Американский политический язык принципиально одномерен, он может оценивать все явления в мире по единственной простой шкале: больше авторитаризма – больше демократии. Одобрение и порицание на этом языке выглядят поэтому почти одинаково. Желая сделать реверанс в сторону своего патрона Буша, не любящего, когда его упрекают в провале российского направления, Макконнел сказал о движении к демократии в России; стремясь в то же время выразить свою обеспокоенность (главным образом по поводу объема финансирования разведывательных организаций), он заявил о недостаточной демократичности этого демократического процесса.

Второе оказалось явно ближе его сердцу, и он развил эту тему подробнее. «Движение к демократии отступило на шаг назад», сказал Макконнел. «Теперь все больше делается для того, чтобы контролировать происходящее, контролировать население, партии и так далее – вплоть до того, что следующий руководитель России будет просто указан» (“There are more arrangements to control the process and the populace and the parties and so on, to the point of picking the next leader of Russia”).

Здесь все звучит душеспасительно, но особенно умиляет «вплоть до того»: очень аккуратно, в форме то ли вопроса, то ли предположения, осторожная американская разведка устами своего шефа констатирует, что в действиях теперешних властей России она заметила признаки намерения передать власть недемократическим образом, а именно отдать ее преемнику. Нам оставалось бы только восхититься этим блестящим разведывательным анализом, если бы не одна маленькая деталь: хоть по тону Макконнела и можно было сделать вывод, что он сообщает о чем-то совершенно небывалом и невиданном, но, в отличие от его благодарных слушателей в Сенате, мы где-то уже слышали о подобной практике смены руководителей России. А именно в телевизионном обращении нашего первого президента как раз перед отставкой. Трудно поверить, что адмирал Макконнел просто не знает о том, что произошло в России в конце 1999 года, но вообще все возможно, уровень его осведомленности о нашей стране очень низкий, видно, агентурная сеть в Москве пока еще недостаточно развита. Так, например, когда в ходе слушаний один из сенаторов поинтересовался у Макконнела: «Смена власти Путина должна произойти в течение следующих шести-восьми месяцев, да?» – «Да, сэр, я думаю, что в этом году», вежливо ответил директор национальной разведки. Интересно бы знать, с какой страной он нас путает?

Весь этот осторожный тон американская разведка усвоила, видимо, после того, как ей удалось несколько раз поразить мир своей фантастической дальновидностью: прогнозов делалось много, на то они и разведчики – но такие события, как развал Советского Союза и 11 сентября 2001 года в Америке, упали все-таки как снег на голову. Теперь представители американского разведывательного сообщества, особенно высокопоставленные, предпочитают высказываться менее категорично, то и дело вворачивая «я думаю», «мне кажется», «все больше» и «все меньше». На всякий случай же никаких реальных предсказаний больше не делается, а под видом «тенденций» подаются факты не просто проверенные, а крепко выдержанные, испытанные временем, не менее чем семилетней давности.

Помимо точности гаданий, есть еще одна серьезная проблема: анализируя разведывательные данные во всеуслышание, важно следить за тем, чтобы самому не стать случайно источником информации для противника. Майк Макконнел, с рассеянностью, достойной отставного адмирала, проговаривался везде, где только было возможно: «Те, кого слушает Путин, рассматривают все через призму растоптанности России или [пытаются показать], что мы тормозим их развитие для своих целей», говорил он. «Мне кажется, они неверно истолковывают эту призму. Но у них много жизненных сил и энергии от высоких цен на нефть», посетовал он.

Оставим в стороне здесь обычное для Макконнела изящество выражения, «призму растоптанности» и прочее. Вообще не очень демократично говорить о «растоптанности», в данном контексте надо употреблять такие выражения, как «выбор свободы». Но Макконнелу язык демократической риторики, в общем-то простой и несложный, дался, похоже, с большим трудом. Американские политики вообще привыкли мыслить на одном языке, а изъясняться на другом, несравненно более возвышенном и приятном для слуха, но у них, по крайней мере, с перекодировкой возникает меньше проблем, чем у Макконнела, который в Сенате говорит почти так же, как у себя дома за барбекю с друзьями. Почему бы и нет, собственно, но тут надо уметь вовремя сдерживаться и не выбалтывать, по крайней мере, то, что услышал от этих друзей, потом перед широкой публикой.

Дело здесь, однако, не столько в лингвистических тонкостях и не в косноязычии директора национальной разведки. В США есть множество политиков, у которых речевые способности развиты намного лучше, чем у Макконнела, но и их высказывания, если их свести к краткой формуле, остаются такими же противоречивыми: сколько мы ни делаем русским добра, подавляя авторитарные замашки их властей, они все равно этому сопротивляются, используя для этого любую подвернувшуюся возможность вплоть до жизненной энергии от высоких цен на нефть. Стоит заметить, что это системная противоречивость, внутренняя, коренящаяся в самой американской истории.

Америка родилась как сверхдержава после победы во Второй мировой войне, и с тех пор во всех ситуациях неизменно воспроизводит модель поведения, усвоенную в ходе этой родовой травмы. Суть ее заключается в том, что в некой стране, неважно в какой части света она находится, приходит к власти некий диктатор (архетипически это Гитлер), который начинает с того, что терроризирует собственное население, потом нападает на окрестные страны, захватывает их и тоже терроризирует, и все стонут под его игом, пока не вмешивается великая и свободная Америка, разносящая в щепки диктатора и его клику, на радость порабощенным народам, и прежде всего на благо той самой нации, к которой принадлежал очередной неудавшийся фюрер. После этого деморализованная и дискредитировавшая себя в глазах всего мира нация отказывается от большей части своего суверенитета в пользу Соединенных Штатов, которые, может быть, и не всегда удачно ею управляют, но по крайней мере не творят таких вопиющих злодеяний, как свергнутый диктатор, так что на его фоне их управление выглядит очень даже прилично.

К нацистским Германии и Японии эта модель действительно подошла вполне удачно, но к истории развала Советского Союза, или, например, Югославии она оказалась применима уже с большими оговорками. Еще меньше Гитлера напоминал Саддам Хусейн, и уж совсем на него непохож мировой террорист N1 Осама бен Ладен. Но Америка по-другому не умеет: с упорством, достойным лучшего применения, она пытается всем, кто оказывается ей в какой-то степени неподконтролен, навязать гордую роль диктатора, который только тем и занимается, что каждодневно совершает преступления против человечности. Это такое автоматическое движение: примерно так у простого обывателя рука тянется к оружию при малейшем постороннем шуме на некоторых улицах американских городов. Беда в том, что эта модель заметно истрепалась за шесть десятилетий интенсивного использования, и когда ее теперь пытаются навязывать таким лидерам, как Путин, это производит скорее комический эффект. Спасать Германию и немецкий народ от Гитлера еще было можно, но спасать Россию и русский народ от Путина уже несколько смешно. Но выхода нет: иного морального обоснования своей гегемонии Америка так и не выработала.

Эта американская самоуверенность, убеждение в том, что они любым народом при любых обстоятельствах будут управлять лучше, чем сам этот народ с собой бы управился, уходит корнями в общую англосаксонскую самоуверенность, на которой в свое время покоилась Британская империя. Когда столица англосаксонского мира была перенесена из Лондона в Вашингтон, поменялось только одно: у американцев, в отличие от педантичных англичан, терпения никогда не хватало, чтобы полноценно имитировать заботу о нуждах других народов, вплоть до того, чтобы взять на себя тяжелое бремя по их управлению. Они думают, что можно промямлить что-то там не очень внятное в Сенате, и дело будет в шляпе. А когда и удается выпестовать полноценного тирана, как Саддам Хусейн, нервы сдают опять-таки не вовремя: едва-едва только человек вступил на верный путь, вторгся в Кувейт, как американцы тут же кинулись суетливо водворять его в прежние пределы. Не было разумения понять, что, построй он хоть какую-нибудь плохонькую империю из разных стран, все эти страны после освобождения достались бы Вашингтону сами собой, как это было с послевоенной Европой, упавшей в рот Америке, как спелое яблоко. Но если не хватает терпения ждать, надо учиться провоцировать: закрытие нескольких газет или введение цензуры на телеканалах – это пустяк, не стоящий внимания, и не надо нам всем рассказывать, что эти милые грешки «обнажают природу режима», ничем не отличающегося от гитлеровского. Умелая провокация может делать чудеса в этом отношении, только надо не распыляться, а бить в одну точку, в слабое звено. Из близких нам стран могу посоветовать американцам обратить внимание на Белоруссию, которой правит лидер, как раз удобный по темпераменту для таких упражнений. Как только он почувствует, что у него после долгого периода бед и злоключений вдруг начало почему-то все получаться, он ни перед чем не остановится, и чем больше курьезных экспериментов будет им поставлено, тем глубже и весомее окажется последующая легитимация американского присутствия на этой земле. В России подобными склонностями отличается прежде всего мэр одного очень крупного города, но так случилось, что в этом городе находятся и федеральные власти, а это может внести ненужные осложнения в процесс.

Адрес автора
Сайт автора
Живой Журнал