Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Ироническая хроника

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Секреты счастья, здоровья и успеха" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Декабрь 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Тарас Бурмистров

Статистика

2.328 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Ироническая хроника Нигилизм в России



Тарас Бурмистров. Ироническая хроника

19 декабря 2007 г.
Нигилизм в России

За ослепительным сверканием комбинаций, являемых нам сейчас властью, остаются в тени медленные и более интересные процессы, идущие в глубинах нашего социума. Так, остался мало осмысленным удивительный результат партии власти на последних парламентских выборах – «Единая Россия» набрала в кавказских республиках около 100%, в Москве – 53%, в Петербурге – чуть больше 50. Последний результат – самый низкий по России, и уже по этой простой шкале с тремя «реперными точками» можно сделать довольно далеко идущие выводы.

В 1842 году в тогдашней столице Российской империи состоялся чрезвычайно любопытный разговор, который, к счастью, дошел до нас в точности, почти буквально. Человек, записавший реплики участников этой застольной беседы, менее всего руководствовался праздным любопытством: ему казалось, что для его начальства в III отделении эти сведения будут представлять несомненный интерес. Правда, в этом случае барон Фиркс, известный также как Шедо-Ферроти, самым очевидным образом попал впросак: присутствие за столом самого Дубельта сделало невозможным подачу этого рапорта на Фонтанку; но изумление перед такими крамольными речами у барона было столь велико, что он все равно записал текст беседы, впоследствии пригодившийся для его книги «Le nihilisme en Russie».

Барон Фиркс обозначает участников этой беседы инициалами; некоторые из них раскрыты в статье Ю. М. Лотмана «К вопросу об источниковедческом значении высказываний иностранцев о России». Все это лица чрезвычайно высокопоставленные: хозяин дома – генерал-адъютант Бутурлин, Ж. – сенатор Жемчужников, С. – граф Строганов, Д., как уже говорилось – шеф жандармов Дубельт.

– Я присутствовал на смотру, который император делал Преображенскому полку, – сказал один из присутствующих, – а так как некоторые построения пришлось повторять до трех раз, все это продлилось дольше обычного.

– Как, – спросил генерал Ж..., – император снова инспектировал преображенцев? Но ведь он же устроил им смотр на прошлой неделе.

– Что вы хотите, – заметил граф С..., – это сделалось какой-то манией. Император не знает другого времяпровождения, как играть в солдатики. Гвардия сыта по горло учениями и смотрами!

– Это поглощает его целиком, и у него не остается времени на другие дела, – добавил сенатор Ж... – Вот уже восемь дней как министр юстиции напрасно добивается аудиенции, чтобы получить высочайшие резолюции по ряду дел, которые рассматриваются в сенате.

– Если и дальше так пойдет, все придет в упадок, – заметил с другого конца стола кн. К... – В Министерстве внутренних дел мы ожидаем иногда неделями высочайших резолюций, которые вообще не прибывают, потому что император занимается только военными.

- На это я позволю возразить, – заметил гр. С... – Император занимается и многими другими вещами, лишь бы они касались его прославленной железнодорожной линии между Петербургом и Москвой.

Эти слова графа С... явились сигналом для всеобщего вопля, который поднялся со всех сторон по поводу так называемой несчастной идеи московской железной дороги. Все единодушно осуждали это предприятие. Находили нелогичным, что в стране, в которой почти совсем нет шоссейных дорог, сооружают железную. Исчисляли, что на деньги, в которые станет эта «императорская игрушка», можно было бы покрыть всю страну широкой сетью шоссе.

– Неужели несмотря на это, – позволила себе заметить г-жа Б…, - несмотря на доказательства столь убедительные, император продолжает настаивать на исполнении этого проекта?

– Сразу видно, что вы не знаете императора, – сказал на это генерал Д..., - это упрямейший из людей, и если он вбил что-нибудь себе в голову, ему хоть кол на голове теши (последняя фраза приведена у автора в буквальном переводе: «Dussiez-vous aiguiser un pieu sur sa tet!» – ТБ).

Бедолага Фиркс заключил из всего этого, что он угодил едва ли не в стан мятежников (или, как более деликатно выразился он в своей книге: «случай тут соединил за столом личных врагов императора»). Но то, с чем он столкнулся, было по-своему закономерно. Для любого авторитарно устроенного общества всегда необыкновенно важным является то, что можно назвать «иерархией пространства»: подвластное государство делится на столицу и провинцию, в столице заводятся полки приближенные к особе императора и не очень, органы власти самим размещением своих резиденций в городе, близостью или удаленностью от императорского дворца демонстрируют степень участия в государственных процессах. Сакральная структура Петербурга в этом отношении представляет необыкновенный интерес: достаточно просто прогуляться по набережной Невы от Зимнего дворца в сторону Финского залива, чтобы почувствовать, как падает этот градус – от Адмиралтейства и военных министерства к Сенату и Синоду, далее на Английской набережной – посольства, особняки полководцев и государственных деятелей. Декабристы, приведшие свои полки на Сенатскую площадь (вывести их на Дворцовую они не решились), самым явным образом нарушили эту пространственную иерархию. Парадокс, очень ярко переданный бароном Фирксом, заключался в том, что степень свободомыслия в России была так же четко ранжирована, как и все остальное: что в принципе было немыслимо в провинции, отчасти разрешалось в Москве; что не допускалось в Москве, было терпимо в Петербурге; то, о чем нельзя было говорить в армейских казармах, можно было обсуждать в гвардейских; о чем запрещалось писать Пушкину и Лермонтову, можно было лично доносить императору; и только Николаю I позволялось все.

В современной России мы видим авторитаризм гораздо более мягкий, чем это было в России императорской или советской; но природа его от этого не меняется. Негласное соревнование регионов на свободомыслие, в котором выиграл Петербург, обогнавший Москву на целых 3% - эта та же «ярмарка тщеславия», тщеславия навыворот, которое продемонстрировали высокие сановники за столом генерала Бутурлина полтора с лишним столетия тому назад. Это значит, что Петербург более комфортно себя чувствует, чем Москва, в новой России – и даже, в каком-то отношении, с большим основанием может называться ее столицей. Увы, Петербургу пришлось заплатить за это нелегкую цену. Когда дело дошло до выстраивания вертикали, Москва заупрямилась, оставив у себя Юрия Михайловича Лужкова, а Петербургу пришлось согласиться на то, что было навязано ему свыше. Но, проглотив эту горькую пилюлю, мы, петербуржцы, можем теперь наслаждаться положением особо приближенного города, позволяя себе по отношению к власти едва ли не все – даже реальные цифры на выборах.

Сайт автора: tbv.spb.ru
Свои комментарии к этой статье Вы можете оставить в моем журнале на этой странице.
В избранное