Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Наука и эзотерическая традиция

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Астрология и Психология" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Август 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Юрий Черный

Статистика

567 подписчиков
-1 за неделю
←   Все выпуски   →

Наука и эзотерическая традиция Вып. 38. В.П. Визгин. Границы новоевроп. науки (оконч.)


НАУКА И ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ

Выпуск 38 от 2007-08-20

Количество подписчиков - 656

Автор - Юрий Черный

 
 

В.П. Визгин. Границы новоевропейской науки: модерн / постмодерн (Реферат) // Границы науки. – М., 2000. –  С. 192-227 (Окончание).

(Начало – см. в вып. 30, 31, 34, 35, 36, 37.)

«В проекте модерна естествознание понималось не только как верное средство для достижения благополучия людей на Земле, но и как деятельность, способная возвышать и совершенствовать человеческую природу» (с. 216). В этом был убежден, например, Декарт. Декартово убеждение в первой половине XX в. разделял французский философ Башляр.

Однако удалось ли науке за прошедшие примерно 350 лет создать «рай на Земле» и совершенного человека? Нет. Напротив, пропасть между научно-техническим и интеллектуальным развитием и нравственно-духовным прогрессом за это время только выросла.

Говоря о науке в контексте культуры и истории XX в., можно констатировать, что религиозная миссия и полномасштабно мировоззренческая функция, возлагавшиеся на науку, себя не оправдали. Вообще, религиозная функция все более и более возлагалась на науку по мере того, как она отделялась от религии и теологии и вытесняла их с центральных позиций в культуре.

До XVII в. наука еще целиком входила в объемлющий ее теолого-метафизический контекст. Эта длительная традиция восходила к Платону, Аристотелю, неоплатоникам, схоластам и в целом сохранялась у Декарта, Лейбница, Мальбранша, Спинозы. И только Просвещение в лице энциклопедистов отворачивается от Декарта, объявляет родоначальником новой науки не его, а Ф. Бэкона и сознательно и последовательно исключает ссылки на божественное начало из научной аргументации. В XIX в. наука становится массовой эрзац-религией, что подкрепляется ее успехами в создании величественных теорий.

Но уже в XX в. ситуация существенно меняется. «Этому процессу способствовали отырытия в области термодинамики необратимых процессов, работы по кибернетике, синергетике и другие направления, создавшие постнеклассическую науку конца XX в.» (с. 219-220). Это привело к созданию новых концепций в философии и истории науки, которые серьезно потеснили старые теории, основанные на сциентизме и позитивизме.

Отношение общества постмодерна к науке в известном смысле парадоксально. Оно сочетает в себе разрушение веры в ее безграничную мощь с сохранением ее эрзац-религиозной функции. В отношении к науке скепсис одновременно перемешан с верой.

Однако неудача науки как заместителя религии, претендующего не только на осмысление всей полноты бытия, но и на совершенствование человека и его души, не означает неудачу науки как познания. Просто наука превысила свои возможности, вышла за свои пределы. Ужас Паскаля перед лицом картины мира, открывшейся в результате триумфа новой механики и космологии, вызван не столько ощущением физической немощи человека перед громадностью сил и пространств, сколько бессмыслицей всей ситуации, если ее признавать правдой о бытии в целом. Даже такие строгие рационалисты, как неокантианцы, признавали пределы науки как последнего слова о реальности. Кассирер писал по этому поводу: «Существует такой род опыта о действительности, который остается вне формы естественнонаучного объяснения. Он лежит там, где «бытие» выступает не как бытие вещей, внешних объектов, а как бытие живых субъектов».

В последние десятилетия самосознание науки существенно меняется. Методологический «монархизм» декартовского типа сменяется методологическим «анархизмом» в духе Фейерабенда. «Структурализм подводит науку под общий ранжир семиотической системы наряду с мифом и литературой… Наука рассматривается как исторически ограниченное и культурологически условное явление, не способное к достижению истины, имеющей общеобязательное значение для всех эпох и культур. Постструктурализм, воскрешающий ницшевскую онтологию воли к власти и присоединяющий к ней некоторые представления, навеянные квантовой физикой и молекулярной биологией, сводит вопрос об истине к вопросу о средствах ее социально-значимой имитации. Истина при этом выступает как понятие с пустым значением, которое, однако, ценится, так как способно внести свой вклад в баланс сил, пронизывающий современный мир как борьбу за власть» (с. 223).

Не следует думать, считает автор, что подобная деформация классического образа науки есть результат какой-то злокозненной диверсии со стороны «ренегатов»-эпистемологов и философов-релятивистов. Дело в том, что сама современная наука изменилась как в своем теоретическом облике, так и в техносоциальном воплощении.

Преодолевая горизонт классического идеала знания, наука отчасти приближается к его античному варианту и идеалу. И в то же время нельзя говорить о том, что такое приближение уже состоялось или что оно неизбежно. Постмодерн как культурная эпоха характеризуется тем, что выход за классические парадигмы культуры модерна уже произошел, но законченный образ новой культуры еще не сложился.

Ситуация постмодерна напоминает нам ситуацию кануна рождения новой науки, но в условиях иного – асимметричного – соотношения религии, науки и эзотерической традиции. С одной стороны, в наше время наблюдается не разрыв науки с традиционной религией, а скорее попытка оформления их нового союза. С другой – границы науки становятся «прозрачными» по отношению к оккультным течениям, как это было в XVI и начале XVII в. Только теперь герметизм провоцирует не активизм и прагматизм знания, а напротив созерцательность и самоугубленность, заботу о самосовершенствовании и духовном единстве с природой.

«Если в XVII в. речь шла о том, как за счет традиционной религии дать место науке как новому лидеру в культурном ансамбле, то теперь речь идет о том, как, не потеряв ценности науки как цивилизационно значимого познания, вернуть роль высшего культуробразующего начала традиционной религии, возможно с ее трансформацией, с поворотом к нуждам и проблемам времени» (с. 226). Такого возврата требует сама неудача науки как заместителя религии. На заре возникновения новой науки ей помог союз с христианством. Возможно, новый союз такого же типа поможет ей преодолеть мировую смуту постмодерна.

Таким образом, резюмирует В.П. Визгин, «пограничные ситуации «входа» в модерн и «выхода» из него соотносятся между собою по принципу инверсии соотношения между такими компонентами культуры, как наука, религия, эзотерическая традиция. И историк должен об этом внятно сказать» (Там же).

Юрий Черный.
















 

 

 

 

 
В избранное