Новости культуры в Русском Журнале Новости культуры в Русском Журнале

Присутствие на Non/fiction издательских монстров - "АСТ" с Дэном Брауном и "Олмы" с мистическим романистом Сергеем Алексеевым - пугает ценителей особой атмосферы ежедекабрьской ярмарки.

Предыдущий мой репортаж с Non/fiction # 7 начинался с констатации: ярмарка удалась. Следующие дни лишь подтвердили верность первого ощущения. Последовательно описать все, что происходило в залах ЦДХ с пятницы по воскресенье, попросту невозможно - слишком много лиц, книг, событий, тенденций. Попробую поэтому волюнтаристски выделить главное и кратко остановлюсь на том, что кажется действительно интересным, важным и симптоматичным.

Начнем, как водится, с врученных за отчетный период наград. В пятницу вечером стали известны имена новых лауреатов премии имени Андрея Белого. Ими стали Мария Степанова (книга стихов "Физиология и малая история") в номинации "Поэзия", художник Юрий Лейдерман (текст под названием "Олор") в номинации "Проза", Борис Дубин (сразу с двумя книгами) в номинации "Гуманитарные исследования" - все решения предсказуемые и уже в силу этого особых эмоций не вызывающие. О стихах Степановой с восхищением высказывались самые разные обозреватели, от Дмитрия Ольшанского до Николая Александрова и Бориса Кузьминского. Дубин есть Дубин, фигура статусная, тут вообще никаких особых вопросов быть не может. Наконец, Лейдермана предпочли присутствовавшему в шорт-листе Михаилу Шишкину ради лишней демонстрации собственной радикальности и размежевания с "фармацевтами" из "Национального бестселлера".

Закономерно и то, что четвертую премию, за особые заслуги перед отечественной словесностью, вручили Вячеславу Курицыну, выпустившему не так давно толстенный сборник своих "русскожурнальных" виклей. Курицын и впрямь был едва ли не л! учшим кр итиком 90-х, его тексты пяти-десятилетней давности читаются сегодня как классика. И это несмотря на напрочь отсутствующий вкус, смешные мессианские претензии и уникальную способность вестись на любую чушь, будь то сетература или слэмы. Удивительно все-таки устроена литература!

Премию Анатоля Леруа-Болье (журналисты вслед за официальным сайтом ярмарки повадились называть его Полем), присуждаемую французским посольством за лучшую книгу о Франции на русском языке, получила Вера Мильчина - автор исследования "Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы", выпущенного питерским "Гиперионом". Премию имени Мориса Ваксмахера - за лучший перевод с французского - присудили известному радиоведущему Сергею Бунтману, познакомившему (при посредстве издательства "Аграф") русского читателя с романами Жака Рубо "Грааль Фикция" и "Рыцарь Молчание".

Гвоздем премиальной программы ярмарки должно было стать вручение "Студенческого Букера" Дмитрию Быкову, однако герой дня на церемонию не явился. Впрочем, и без него отведенный под мероприятие час прошел нескучно. Студенты вслед за своими старшими коллегами приоткрыли тайну совещательной комнаты, сообщив, что на финишной прямой основными конкурентами Быкова были Михаил Шишкин и Олег Зайончковский. Вообще впечатление такое, что весь этот сюжет с параллельным Букером просто-таки специально сочинили для демонстрации здравого смысла и хорошего вкуса. Вот продержится премия, дай Бог, еще пару лет - глядишь, и взрослому жюри на таком фоне чудить расхочется.

Из многочисленных презентаций динамичнее прочих смотрелись мероприятия "Мостов культуры". Представление детс! кой серии издательства оживил Игорь Губерман, сообщивший, что ! у него в запасе тоже есть стишок для детей - "По речушке меленькой, / На ромашке беленькой / Плыли две букашки / На большой какашке" - и поинтересовавшийся, не хотят ли "Мосты культуры" включить в план его книжку. Презентация же "Хасидских историй" Мартина Бубера получилась и вовсе образцовой: историк философии Константин Бурмистров критиковал издание с научной точки зрения, а пресс-секретарь Федерации еврейских общин России Борух Горин - с религиозной. Выступающие так увлеклись, что восстанавливать справедливость и рассказывать об очевидных достоинствах книги пришлось корреспонденту "РЖ".

Два ярких события произошли под конец ярмарки. Сначала "Лимбус-пресс" объявил о смене капитана - вместо уходящего на заслуженный отдых Виктора Топорова главным редактором издательства стал Павел Крусанов. А чуть позже отмечало свое десятилетие "Издательство Ивана Лимбаха". Во время устроенной по этому поводу пресс-конференции выяснилось, что загадочный Иван Лимбах вовсе не персонаж Хармса, как отчего-то полагают многие коллеги, а просто питерский бизнесмен и меценат, который производит удобрения и на вырученные деньги выпускает хорошие книжки.

Что еще? В издательстве "Престиж-книга" не так давно начала выходить серия современной русской прозы от Бориса Кузьминского, и на днях она приросла сильным романом петербургского автора Павла Вадимова "Лупетта". "Азбука" привезла модного француза Эрика-Эмманюэля Шмитта. Мэтр пожаловался, что представлял себе Россию по Чехову и потому надеялся увидеть много чаек на вишневых деревьях. Однако ни фауна, ни флора ожиданий не оправдали, и Шмитт был грустен...

То есть все, буквально все на ярмарке было хорошо. Вот только одна тревожащая тенденция: в прошлые годы издательские монстры мероприятие в ЦДХ игнорировали - ! и слава Богу. Но престиж Non/fiction в их отсутствие (и во мно! гом благ одаря ему) вырос до такого уровня, что и "АСТ", и "Эксмо", и "Олма" сочли за благо в этом году на декабрьской ярмарке поприсутствовать. Повели они себя, надо сказать, в чужом монастыре вполне по-хозяйски и, как тот поручик, мигом все опошлили. "АСТ" принялось потчевать публику Дэном Брауном и брошюрками с гороскопами, "Олма" осчастливила интеллектуалов встречей со своим штатным мистическим романистом Сергеем Алексеевым. Исключение, пожалуй, пока составляет "Эксмо", но понятно, что под дурным влиянием соседей и оно в следующем году не удержится, приведет в зал ЦДХ какую-нибудь даму с мопсами. И тогда прощай, особая атмосфера ярмарки Non/fiction, о которой столько всего написано за последние семь лет. А это было бы жаль - признаться, привык я уже к этой ежедекабрьской лафе, как-то сглаживает она неприятные ощущения от начала зимы.

Когда сегодня приходится читать о грязных выборных технологиях, об "открытых письмах" кандидатов друг к другу и их бесконечных исках в судах, о неожиданных кинопремьерах и то ли мнимых, то ли подлинных махинациях с бюллетенями, о высосанных из большого пальца статистических данных, я отчего-то всегда вспоминаю, как сотрясалась от рыданий спина Наташи.

Тема:

Как сообщают информационные агентства, на минувшей неделе в елецкой гимназии "Альтернатива" приступили к внедрению в практику СМС-дневников. Теперь родители гимназистов будут ежедневно получать от педагогов сообщения об успехах и неудачах своих детей.

Директор гимназии Александр Трубицин уверяет, что положительный эффект уже налицо. "Ученики, - говорит директор, - стали активнее работать на уроках и участвовать в общественной жизни гимназии".

О планах внедрения прямой трансляции из классов и рекреаций пока ничего не сообщается.

Среди других новостей липецкого портала следует отметить заголовок "Добрая Пэдэдешка научит трех поросят-нарушителей вести себя на дороге!".

Источники:
http://portal.aradio.ru/?an=newsreg_st_item&uid=47519&IDSI! TE=22
http://portal.aradio.ru/?an=newsreg_st_item&uid=40958&IDSITE=22

Вариации:

Дневник и классный журнал - два столпа, на которых держалась традиционная школьная педагогика. Дневник - для памяти ученика и для общения педагогов с его родителями. Журнал - официальный двойник дневника, память обо всех отметках, нетленный документ. Записанные в дневник оценки не обладают окончательной онтологической достоверностью; лишь то, что продублировано в журнале, - окончательная истина. В журнал, разумеется, не попадают текстовые сообщения, поведение отливается здесь в односложные слова: "примерное", "хорошее", "удовлетворительное"...

"Стрелял на уроке математики" - такая запись была у меня в дневнике. И еще: "Плевался на уроке пения".

С классным журналом было связ! ано несколько сюжетов. Как любой государственный документ, он ! был засе кречен от любознательного внимания простых граждан, поэтому любой ученик, оставшись один на один с журналом, первым делом кидался его перелистывать. Какие там можно было открыть тайны, не знаю. Впрочем, в списке учащихся была графа "национальность" - зачастую именно она привлекала любителей секретов и сенсаций. Конечно, имелись расхождения между оценками в дневниках и в журнале. Как правило, в журнале успеваемость представала в более радужном виде.

В шестом классе мы украли классный журнал.

Мотивировка этого нелепого и страшного преступления была для меня загадкой уже тогда. Кажется, мы таким образом хотели отомстить нашей классной руководительнице, милейшей преподавательнице английского. За что? Почему? Совершенно не понимаю. Какие-то обиды на "англичанку" таили в своих душах участвовавшие в заговоре девочки, что-то у них не сложилось с английским языком. Так или иначе, мы образовали преступную группу в составе целых семи человек. Журнал был ! выкраден прямо из класса и спрятан в шестнадцатиэтажке, где проживала одна из злоумышленниц. На лестничной клетке, за батареей. Естественно, случился страшный скандал, классная руководительница плакала, учителя глядели волками, завучи рыскали по коридорам, отлавливая подозрительных, и проводили с ними воспитательные беседы в духе доброй Пэдэдэшки, девочки стали нервничать, журнал вытерли специальной тряпкой, смоченной духами "Красная Москва" (чтобы сбить со следа милицейскую собаку и стереть отпечатки пальцев), принесли назад в школу и попытались засунуть за батарею теперь уже в школьном коридоре. За этим занятием и поймала одну из моих недалеких подельниц учительница русского языка Елизавета Михайловна, возвращавшаяся как раз в свой кабинет из какого-то нужного похода. Было наряжено следствие. Девочки ловко воспользовались сексистскими стереотипами и представили себя тупым оружием в наших грязных руках. Из мальчиков самыми виноватыми назначили нас с Федотовым, по! тому что мы кололись медленнее всех и тем самым выказывали неж! елание р азоружиться перед педагогическим коллективом. Мне пришлось сменить школу, и больше я журналов не похищал.

У школьного дневника статус более сложный. С одной стороны, он принадлежит ученику (так и написано: "дневник ученика такого-то класса Имярек") и тем самым является как бы его собственностью. Эта особенность сказывалась, например, на практике разрисовывания пластиковых обложек дневников. Практика не поощрялась, но была довольно широко распространена в нашем поколении. Еще в перестройку, кажется, эта составляющая дневника была легализована: появилась возможность выбрать дневник с картинкой. Хочешь - "Ласковый май", хочешь - Майкл Джексон, хочешь - мультипликационные бурундуки Чип и Децл.

С другой стороны, наличие дневника обязательно, за "забытым" дневником могут отправить домой, причем запись об этом событии украсит страницы того же дневника. Если журнал - место общения учителя и вышестоящих органов, то дневник - площадка встречи ! ученика, учителей и родителей.

Самый распространенный сюжет, связанный с дневником, - подделка оценок и подписей. Я знавал одну девочку по имени Наташа, достигшую в этом деле немыслимого совершенства. Она не вырывала страниц, не стирала оценок ластиком или лезвием безопасной бритвы "Нева", она просто вела два дневника параллельно. Один, украшенный замечаниями и "двойками", предназначался для школы. Во втором, который демонстрировался родителям, не было ни замечаний, ни двоек. Настоящий дневник каждый день после школы укладывался в тайник, оттуда извлекался дневник запасной, куда эта чудесная Наташа аккуратно и умело переносила подписи учителей и оценки.

Оценки, конечно, корректировались, так что картина успеваемости девочки представала перед родителями в более радужном виде. О том, что эта практика является отражением описанной выше системы ведения классных журналов, мы не задумывались, хотя теперь сходство бросается в глаза. Педагоги, выпол! няя план по успеваемости, втирали очки начальству, девочка, в ! сущности , дублировала их работу. Финал у этой истории был, конечно, печальный: однажды Наташа приняла участие в похищении классного журнала, родителей вызвали в школу, вскрылась правда, и "двойная бухгалтерия" сгорела.

Когда сегодня приходится читать о грязных выборных технологиях, об "открытых письмах" кандидатов друг к другу и их бесконечных исках в судах, о неожиданных кинопремьерах и то ли мнимых, то ли подлинных махинациях с бюллетенями, о высосанных из большого пальца статистических данных, обо всей этой круговерти мнимостей и симулякров, я задумываюсь над тем, насколько тяжела и опасна жизнь в кругу бюрократических знаков, и отчего-то всегда вспоминаю, как сотрясалась от рыданий спина Наташи, когда шла она от дверей школы в сопровождении своего папы - милицейского полковника в полной форме.

Комментарии:

Павел Воронцов

Интересно, появится ли сообщение в прессе, когда ребята эту штуку взломают и омобиленные родители ! начнут получать откровенную туфту? Вряд ли. И между прочим, с появлением ГАС "Выборы" параллель и аллюзии  с девочкой Наташей и всякими политиканами становятся вполне закономерны. Способы взлома становятся одинаковыми - не удивлюсь, что скоро появится возможность голосовать с помощью СМС. Прогрессивная технология, ага. Здравствуй, новое счастливое будущее, третий сон Веры Павловны, большой светлый барак, и у каждого - алюминиевая миска и алюминиевая ложка (сотовая шайтан-машина).

Аноним

Когда я учился в 9-м классе одной широко известной школы, у нас пропал журнал. За прошедшие с тех пор 22 года никто из одноклассников или одноклассниц так и не раскрыл тайны его исчезновения. Может быть, это и вправду были происки врагов. Мышки в школе были только очень маленькие, крыс выше подвала я никогда не видел.

Журнал не нашли, и администрация школы запретила нам поход. Мы вообще в том году получили по наследству репутацию самого безал! аберного класса старшей школы.

Спас нас неизвестный наци! оналист. Однажды утром стена по сторонам от двери в учительскую оказалась украшена символами, не входящими в состав одобренных для использования в целях наглядной агитации пионерскими, комсомольскими и партийными организациями. При обсуждении этого феномена директор школы заявила, что происшедшее наверняка дело рук 9 "Б". Этого не выдержала наша учительница математики и обратила внимание учительского коллектива на бедственное и без того положение класса - журнал пропал, в поход не пускают. Директор согласилась с тем, что объем неприятностей зашкаливает, поэтому в поход стоит пустить.

Завершая национальную тему, я припоминаю, что почему-то восстановление оценок в журнале оказалась большой проблемой для одного моего одноклассника, являющегося ныне известным в Рунете и за его пределами православным националистом. Но тогда предположить этакое развитие было практически невозможно.

Йон Кюст, западный славист

В третьем классе датской гимна! зии (т.е. в 12-м классе) мы оказались на уроке музыки в одной из многочисленных маленьких учительских, которые располагались между классными помещениями. Там мы должны были готовить какой-то мадригал (у нас была строгая музыкальная специализация). Бас, альт, сопрано и я там нашли журнал, в котором учитель географии Лейф (Вечная Mерзлота) Миккельсен записывал, кому он ставил какие оценки. О том, что он ставил невысокие оценки, мы уже знали. Прозвище он получил потому, что он говорил по-русски (в армии учил) и занимался Сибирью в свободное от гимназии и нас время.

Вечная Мерзлота нас обнаружил. Это было хуже чем тогда, когда мама Расмуса увидела, как мы читаем порнографический журнал. Или для Ларса тогда, когда его мама к нему зашла, когда он занимался онанизмом.

Совсем стало плохо тогда, когда я, уже в качестве председателя учкома, присутствовал как наблюдатель на очередном педсовете и Вечная Мерзлота во время пункта "разное" встал и сообщил, что к! оллегам не следует разрешать ученикам готовиться в преподавате! льских к абинетах, которые располагаются между классными помещениями, потому что на днях, как уже обсуждалось, был такой случай, и когда прозвучало "как уже обсуждалось", то все на меня посмотрели, и я понял, что Вечная Мерзлота уже сообщил всем о том, что мы там делали. Было очень неудобно потому, что нам было уже по 17-18, почти взрослые, и я сидел и курил с учителями, и перед учительницей музыки стало так неудобно, ведь у нее глаза были строгие.

Павел Воронин

Однажды на перемене между сдвоенными уроками литературы небольшая группа учеников 9 "А" класса Тучковской средней школы номер 3 творила страшное. Поставив на стреме двух девочек-хорошисток и одного двоечника, постоянно воровато оглядываясь и взволнованно перешептываясь, два круглых отличника, гордость школы, матерые олимпиадники и будущие медалисты рылись в ящиках учительского стола. Нет, журнал они красть не собирались. Их интересовал небольшой листочек бумажки 10 ! на 15 сантиметров с выписанными на нем в столбик парами "число-буква". В общем, на школу как снег на голову свалился тест по русскому языку, и как его сдавать, было совершенно непонятно. Написали мы его потом, между прочим сами, и весьма недурственно. Сами - потому что бумажку учительница унесла с собой для последнего согласования, а вернувшись, обнаружила непривычно спокойный 9 "А", с каменными лицами, настороженно следящий за каждым ее движением. Настороженно - потому что обыск стола не был таким уж бесплодным: вместо вожделенного листика мы с Дениской нашли маленькую круглую жестяную баночку. На баночке фломастером было четким учительским почерком Татьяны Викторовны выведено всего одно слово: "вазелин".

Когда я несколько лет назад увидел лавинообразно разошедшийся с anekdot.ru по Рунету стишок "Я рисую в деканате // Вазелином слово 'хватит'! ", передернуло меня, надо сказать, знатно. Детские страхи! , они во обще самые сильные.

Дима Фон-Дер-Флаасс

В интернате, кроме дневников и журналов, была еще тетрадь дежурного воспитателя. Она хранилась в незапертом ящике стола в воспитательской, на том же этаже, где жили мы, и туда иногда удавалось пробраться и почитать:

"В 23:00 мое внимание привлекло громкое пение "Интернационала". Хор состоял примерно из 16 мальчиков 10-7 класса".

"Б.Ф. не ночевал в своей комнате, а вместо него лежала искусно сделанная кукла, что удалось обнаружить лишь утром".

Куклой мы особенно гордились. Во время отбоя ночной воспитатель долго ее разглядывал и сказал: "К сожалению, единственный способ проверить - это разбудить его". Что и сделал утром.

Классный журнал и дневник - "бюрократические знаки", инструменты насилия государства над личностью. Тетрадь дежурного воспитателя так не воспринималась; она была летописью, повестью о славных деяниях. Даж! е "кондуитом" мы ее, как помнится, не называли - и не по невежеству. Может быть, дело в том, что она не была официально разграфлена, как дневники и журналы. А может быть, в том, что ночные воспитатели (честь им и хвала!) сумели даже на таком государственно-насильственном посту оставаться в первую очередь людьми.

Татьяна Хейн

В классном журнале очень легко переделать "единицу" на "четверку", а "тройку" на "пятерку".

Матильда - учительница биологии, по совместительству наша классная и мой личный заклятый идеологический враг - оценивала мои знания по ее предмету исключительно этими двумя цифрами.

Дело было не в весьма посредственных знаниях, а в споре, в который я влетела по исключительному кретинизму и скуке.

Сентябрь, теплынь, пыль в лучах, Матильда в маникюре на подагрических пальцах. Жужжание, жужжание. О чем? И вдруг осмысленность: "А вот при Сталине, и пусть его сей! час забыли и молчат... (и что-то там дальше заунывно-жужжащее ! в пыли)& quot;.

Рука сама поднялась. Просто от невыносимости тягомотной Матильдиной речи и пыльного солнца. А дальше, как по нотам, на радость классу: про Сталина как такового, про страх, краем про войну и под конец (так сказать, бравурным аккордом) про Лысенко с мулом.

Причем две трети повествования были вполне осмысленным диалогом, перешедшим только в конце в визг, топот, выгон с настойчивым приглашением матери, и только матери ("Мы знаем твою бабушку!").

Матери было сказано, что бабушка вырастила опасного подстрекателя и, по всей видимости... проститутку. От "проститутки" пришлось отказаться после прихода в школу грозного (обида не за меня - за бабушку) деда. С "подстрекателем" никто как-то не спорил.

А дальше была окопная война без моего перевеса, пока не выяснилось, где лежит журнал.

Оценки особо не волновали. При любом раскладе, сколько бы троек и колов ни украшало, Матильда была обречена на мою "четверку" в! четверти, полугодии и году. Тут шансов не было. В промежутки между колами вставила бы "пятерки", и дело с концом. Все это понимали. Но унижение! Не колами - "тройками".

Ну так на тебе, выкуси!

Семидесятилетняя подагрическая, орденоносная и заслуженная Матильда прекрасно помнила, что она выставляла в моей графе. Но на месте колов и "троек" (не всех) гордо красовались "четверки" и "пятерки". И ни потертостей, ни сомнений в почерке.

Она тряслась, бегала к директору и завучу, получала сочувственное: "Ну забыли. Вы ведь пожилой уже человек" - и ничего сделать не могла.

Операция по смене Матильдиного внутреннего мира проводилась три раза. После второго она стала выводить мои оценки настолько крупно и загибисто, что подделать их уже не представлялось возможным. Что ж, наутро она получила перечеркнутую "тройку" с характернейшей, только ей принадлежащей надписью: "исправленному верит! ь". А потом мне надоело. Бояться надоело и ждать прямого ! вопроса: "Это ты?"

Если бы она хоть раз задала - получила бы ответ.

Баталия закончилась весной, в мае. Стенгазетой про Молотова - Рибентропа, "неудом" по поведению в году и выгоном из школы.

Матильду попросили на пенсию в том же мае.

Обсудить тему, вариации или комментарии || Ознакомиться с чужими комментариями