Новости культуры в Русском Журнале Новости культуры в Русском Журнале

Дети подросли, утренники кончились. Я больше не Дед Мороз. Простите меня, дети.

Всем читателям и соавторам этой колонки с искренними пожеланиями удач в новом году

Тема:

Двадцать восьмого декабря уже минувшего к моменту чтения вами этих строк, но все еще заканчивающегося для автора во время написания колонки (которой, возможно, суждено стать последним выпуском "Понедельника") 2005 года на мосту Дружбы, который иронически соединяет Нарву (Эстония) и Ивангород (Россия), произошло примечательное событие.

По сообщениям информационных агентств, там состоялась очередная (седьмая) встреча Деда Мороза и Санта Клауса.

Встреча была проведена в рамках международной акции "Дед Мороз и Санта-Клаус. Рождество без границ". Ее организаторами выступили Северо-Западное таможенное управление РФ и Северо-Восточный налогово-таможенный центр ЭР. Все предыдущие встречи Деда Мороза с Санта-Клаусом проходили на русско-финской границе. Что именно заставило Санта-Клауса перебраться из Лапландии в эстонский регион Ида-Вирумаа, информационным агентствам неизвестно.

Зато наблюдательные корреспонденты э! тих агентств заметили, что, пересекая границу, Санта-Клаус предъявил российский паспорт. Отчего корреспонденты считают это "неувязкой", следует спросить у них. Очевидно, по их мысли, c в. Николай Мирликийский обязан перемещаться исключительно с удостоверением личности, выданным императором Восточной Римской империи Константином.

Источник:
http://www.lenta.ru/news/2005/12/28/met/

Вариации:

Американцы говорят, что в жизни любого мужчины есть три периода:
1) вы верите в Санта-Клауса;
2) вы не верите в Санта-Клауса;
3) вы - Санта-Клаус.

Я верил в Деда Мороза в раннем детстве. В детском саду на Печерске в Киеве, где нас заставляли есть молочный суп с лапшой и страшную жареную рыбу коричневого цвета, я был за успехи в науках и исключительно малый рост свой назначен исполнять на новогоднем утреннике роль за! йчика. Стишок, который должен был произносить зайчик, я выучил! быстро, хотя там и встречались непонятные выражения вроде "папароши-паснишку". Но в самый последний момент оказалось, что роль моя кроме чисто словесной части включает и драматическую. Режиссеры утренника не сочли нужным меня об этом предупредить, что возымело роковые последствия.

Зайчика должны были на саночках в мешке привезти в залу, где умытые и нарядные дети ждали явления Деда Мороза и раздачи подарков (не помню, были ли уже тогда эти подарки картонными коробочками с конфетами, или в шестидесятые этот прекрасный детский сухпаек еще не изобрели). Зайчик говорил стишок, затем являлись Дед Мороз и Снегурочка; в общем, роль зайчика сводилась к исполнению функции медиатора между залой с неизменным портретом Ленина в пятнистом галстуке на стене и далекими пространствами, из которых прибывают волшебные дедушка и внучка.

Кстати, никакого Деда Мороза в традиционном русском фольклоре нет. Его придумали большевики, придав ему впоследствии для гендерной и возрастной! справедливости Снегурочку, взятую из другой оперы композитора Римского-Корсакова. Однако, как это часто бывает, новый обряд, отчасти заимствованный у гнилого Запада (как и весь большевистский проект был европейской модернизацией, проведенной не вполне европейскими средствами), мог одновременно реанимировать черты архаические. Зимние праздники тесно связаны с солярным мифом и с культом предков. Ряженые ходят по дворам и, как Дед Мороз со Снегурочкой, исполняют специальные тексты, устанавливающие соответствие между размером добровольных съедобных подаяний хозяев и будущим урожаем и приплодом скота:

Кто хлеба не дал,
Тому рожь худа -
Не умолотится,
Не уколотится.
А кто хлеба-то дал,
Тому рожь хороша -
Умолотится,
Уколотится.

Дед и Бабка (в сущности, выходцы из закоцитного мира) среди ряженых едва ли не основные персонажи. Советский обряд перевернул схему: здесь съедобные подарки приносят герои, пришедшие извне, а платой за! подарки как раз становятся тексты: песенки и стишки.

Но! я отвле кся. Роли зайчика я не сдюжил: страшный мешок, в который меня, не предупредив, поместили, а затем ужасный загробный скрежет полозьев саночек по кафельному коридору детсада привели зайчика в совершенно невменяемое состояние. Поэтому, когда меня наконец извлекли под елочкой на желтый свет стоваттных ламп, я был уже в совершенной истерике. В довершение конфуза зайку стошнило. Не помню, как этот эпизод замяли воспитательницы, но праздник явно не удался. Мне было стыдно перед Дедушкой Морозом. А особенно - перед Снегурочкой.

Я перестал верить в Деда Мороза очень скоро, если мерить время сегодняшним аршином (потому что по-тогдашнему это была целая эпоха). Мы с родителями уже жили на Дальнем Востоке. В то время Деды Морозы составляли отдельную касту. Я точно не знаю, каков был социальный и возрастной состав Дедов Морозов в СССР, думаю, что по домам ходили не профессиональные актеры, а любители. Насколько помню, Снегурочек этим полевым Дедам Морозам, Отто Кацам новогоднего мир! а, обычно не полагалось. Так или иначе в каждом доме, где Дед Мороз разыгрывал перед детьми свой немудреный спектакль, ему наливали.

Кстати, и тут заметна интересная инверсия по отношению к традиционному фольклору. Там Дедами и Бабками наряжались дети (или молодежь), а донаторами выступали взрослые хозяева дома. В постфольклорном каноне возрастные и ролевые категории смещались: в качестве аудитории выступали как раз дети, а взрослые рядились в стариков и девочек. Забота о плодородии в городских условиях закономерно трансформировалось в заботу о потомстве (которой, увы, не столь ревностно была привержена традиционная фольклорная культура, привыкшая к высокой рождаемости и детской смертности). Одновременно неофициальная часть визита Деда Мороза, включающая непременную рюмку водки, возвращала к традиционному варианту святочного сюжета. Конечно, и в предпраздничный период взрослые хозяева приносили ритуальную жертву в виде рублей и копеек, конвертированных посредством бюр! о добрых услуг в конфеты, пластмассовые игрушки и нечленоразде! льные пь яные шутки ряженых артистов-аматеров. Но жертвы государственному учреждению было мало, надо было как-то задобрить и непосредственного исполнителя роли. Тут-то и появлялись на сцене рюмка водки, мандаринка и бутерброд с "Краковской" колбасой.

Но я опять отвлекся. Мою веру в Деда Мороза поколебала именно рюмка водки (а может быть, "спирта питьевого", который был более частым гостем в арсеньевских гастрономах), залихватски выпитая дальневосточным дедушкой. Чтобы выпить эту рюмку, исполнитель роли Деда Мороза (придется теперь называть его так) совершил ужасное: он ловко оттянул рукой свою грязновато-белую бороду, заправил рюмку под нее и, запрокинувшись, задвигал обнажившимся острым кадыком. В этот момент я понял, что Деда Мороза не бывает. Потому что представить себе, что именно ко мне по ошибке пришел ненастоящий Дед Мороз (гипотеза, не лишенная обаяния, глядя из сегодняшнего далека), я не мог.

Я стал Дедом Морозом не так давно. Так получилось,! что у моих московских друзей народилось целое поколение малых детей, как раз находившихся тогда в нужном для устройства елок возрасте. И мы решили совместить мое амплуа редкого гостя и традиционную роль. Как и положено эстонскому шпиону, я был фальшивым Дедом Морозом, потому что костюм мой, включавший и замечательную деталь туалета под названием "борода-усы", был, конечно, костюмом Санта-Клауса, выдержанном не в синих, а в красных тонах. Костюм был корпоративным, он принадлежал одному академическому московскому институту, занимающемуся преимущественно проблемами сложной химии.

Костюм этот, заметим для летописного правдоподобия, был изготовлен в Китайской Народной Республике.

Кстати, цветовое различие интересно. Противостояние оранжевых и бело-голубых на Украине в минувшем году точно воспроизводило гамму противопоставления атлантического Санта-Клауса и евразийского Деда Мороза. Потом вроде война между ними утихла, но накануне 2006 года вступила в новую! , газовую фазу. В голову даже приходит гипотетический текст во! сточносл авянской колядки, не зафиксированной пока исследователями традиционного фольклора:

Кто не так голосовал,
Тому труба худа -
Тому газу ни фига,
И тот - по ценам мировым.
А кто так голосовал,
Тому труба толста -
Тому газу сто пудов,
Все за копеечку.

И опять я отвлекся. Быть Дедом Морозом легко и приятно. Шуба, шапка и борода-усы отделяют тебя от мира непроницаемой завесой, как античная маска. Глядеть из-под этой маски на лица детей, которые верят в Деда Мороза, - удовольствие, ни с чем, пожалуй, не сравнимое. Да и на лица детей, которые уже не верят, - тоже.

В последний раз я был Дедом Морозом не на частной квартире, а в одной московской галерее, совмещенной с рестораном, расположенным на первом этаже того же дома. Утренник был сложным: впервые было так много детей (а ведь Дед Мороз обязан помнить всех по именам!), к тому же перед моим выступлением давала представление труппа профессиональных актеров и клоунов. Мало! того, милая девушка, забавлявшая детей дрессированными крысами, должна была, переоблачившись, выступить в роли Снегурочки. Я трепетал. Вокруг каморки, где я переодевался, крутились два пацана того возраста, когда не только в Деда Мороза уже не верят решительно, но и над чужой верой кощунственно потешаются - лет восьми-девяти. Эти пацаны были не из моего контингента, их родители сидели на первом этаже в ресторане, предоставив детям резвиться на воле. Мальчики резвились истово и, резвяся, перезнакомились со старшей частью детей, которых мне предстояло окормлять. Пришлых ребятишек, конечно, пригласили на утренник, организаторы сбегали куда-то на Петровку и спешно купили им какие-то подарки, уложенные мною в мешок. Надо же было случиться, что оба ртутных пацана заскочили в каморку в тот самый момент, когда я уже облачился в китайский мундир Санта-Клауса, но еще не надел бороды-усов. Пришлось прибегнуть к известному педагогам аргументу: я сказал мальчишкам, что они старше, умне! е и потому, конечно, никому из маленьких не расскажут, что вид! ели, как я становлюсь Дедом Морозом. Дал им даже примерить бороду-усы.

Видели бы вы их глаза, когда я вручал им подарки! Они верили в Деда Мороза.

Все сошло прекрасно. Снегурочка не подвела деда. Костюм мы потом вернули в институт. Я оставил свою карьеру Деда Мороза на высшей ее точке. В последний мой приезд, в этом году, я уже не наряжался. Дети у знакомых подросли, утренники кончились.

Я больше не Дед Мороз. Простите меня, дети.

И комментарии в этот раз будут посвящены не "Вариациям" и не "Теме". Это будут просто новогодние истории.

Комментарии:

Макс Фрай

Когда мне было мало лет, новогодние елки были страшным дефицитом. По крайней мере, в городе-герое Одессе, которую некоторые несознательные граждане до сих пор называют "городом юмора".

Обхохочешься, да, но это совсем другая история, вернее, великое множество историй, новогодних и нет, одна другой краше.

Так вот.! Елки, да.

Мало того, что советская власть на дворе, со всеми вытекающими последствиями, так эти чертовы елки еще и не очень-то росли в наших краях. В каком состоянии они попадали на елочные базары, вспомнить страшно. Но население все равно сметало кривые, ощипанные деревца. Поэтому добыть елку считалось великой доблестью. Однажды за неделю до Нового года моя старшая сестра приехала из другого города на похороны - так вышло. И привезла с собой елку. Сказала, на станции продавали, всего за червонец, ну она и взяла - если уж все так удачно сложилось.

А проблему с мандаринами не помогали решить даже своевременно организованные похороны. Мандарины были только на Привозе, стоили безумных денег, но их все равно не хватало всем желающим.

В таких нечеловеческих условиях вопрос веры в Деда Мороза казался ненужной суетой. Ясно, что где-нибудь этот самый дед имеется. Но в большом дефиците, один на всех. И до нас, ясное дело, никогда не дойдет очередь. Поэтому - и лад! но. Ну его. Тут бы мандарин стащить из родительской заначки не! заметно, да ведь не выйдет ничего, мандарины сочли, как сливы в самом дурацком из рассказов Толстого для детей. Или почти самом.

Когда мне было тринадцать лет, папа послал меня добывать елку. То есть не то чтобы так уж послал, а просто честно сказал, что ему все это надоело, а значит, кроме меня добыть елку некому.

Пришлось обуваться и идти на улицу, где была лютая декабрьская стужа, +7 по Цельсию примерно, как всегда в это время года.

Несколько тысяч знаков драматического описания поездок по рынкам можно опустить. И так примерно понятно. Удивительно не это, а тот факт, что мне все-таки удалось добыть новогоднее дерево. Незнакомые мужчины волокли чахлую, плешивую елку в неизвестном направлении. Теперь я понимаю, что они с самого начала намеревались продать увечное растение, а деньги - незамедлительно пропить. Тогда же мне показалось, что с неба спустились добрые ангелы - мало ли, как они выглядят, ясно же, конспирация.

Дома елка обрела покой в ведре с! песком, плешивой стороной к стенке. Украсив ее гэдээровскими игрушками нечеловеческой красоты, мы с папой пошли на кухню. Там он стал пить портвейн, а я - лимонад "Буратино", разбавленный несколькими каплями все того же портвейна. Мы закусывали алкоголь дефицитными мандаринами, хотя до новогодней ночи оставалось еще дня два. Детство мое, таким образом, закончилось.

И хорошо.

Дима Фон-Дер-Флаасс

В былые времена, когда Новый Год на носу, а на базаре елки кончились и остались одни палки, академовский мужик брал нож, веревку и простыню и в полночь направлялся к посту ГАИ на Большой Дороге.

Где-то на полпути, скрытая от всех глаз и огней, есть рощица молодых елок. Мужик срезал приглянувшуюся, заворачивал ее в простыню, обвязывал веревкой и приносил домой много-много радости (в первую очередь радость, что не поймали). Но срезать "под самый корешок" не получалось: снега метр, пока до этого корешка докопаешься... И весн! ой оставшаяся палочка выпускает новую макушку и благополучно р! астет, т олько низенько. Получаются вот такие бонсаи.

И летом мужик возвращается к рощице, смотрит на эти бонсаи и радуется, что таки он не совсем вандал.

Альма Патер

С трудом верится, чтобы американский мужчина Ральф Уолдо Эмерсон верил бы в Санта‑Клауса и уж тем более был бы оным. Что до Деда Мороза и сопряженных с ним публичных мероприятий, то они у кого угодно подорвут доверие к себе. Взять, к примеру, меня. Раз под елкой чуть не на табуретке, изображая своим костюмом Чипполино, пел задорную песенку:

 Я - веселый Чипполино,
Вырос я в Италии,
Там, где зреют апельсины,
Фиги и так далее.

А Дед Мороз, как видно, слухом был обделен поболее меня. И убил во мне певца навек - сказал, мол, вот тебе от меня подарок за такой замечательный стишок. Или вот еще: помню, вырядился в классе втором или третьем шахматным королем, и над! о же такому было случиться, что одноклассница, в которую я, наверное, был тайно влюблен за толстые косы, густые ресницы и, главное, небывалое имя Глория, аккурат оказалась тоже шахматным королем, но при ней еще и подружка ферзь была, так что перевес, естественно, на их стороне оказался. Короче, едва-едва веру в себя восстановил. Как завещал Эмерсон: "Верь себе! Нет сердца, которое не откликнулось бы на зов этой струны". И не наряжайся то Чипполино, то Дедом Морозом - и не жди слова правды от Деда Мороза, который в наших итальянских песнях все равно ничего не понимает.

Ч.

Две тысячи первый год я встречала в семейном кругу - с мамой, пятимесячным щенком, свежеиспеченным мужем и практически полным отсутствием денег. Празднование подразумевалось тихое, классическое, с елочкой, телевизором, подарками, а также выпивкой и обильной жратвой. И если елку мы где-то раздобыли на халяву, телеви! зоров в этом доме три штуки (а каналов на них еще больше), а н! а подарк и и водку мы как-то ужались, то с кулинарными изысками случилась страшная засада. Денег почти не осталось, и хоть убейся. Беда.

Думаю, только жены со стажем в несколько месяцев способны на подобные подвиги: из ничего соорудить праздничный стол. За час до президентов и курантов все было почти готово - мясо дожаривалось, нечто, старательно косящее под торт, занимало верхнюю полку холодильника, а пять довольно замысловатых салатов торжественно торчали на балконе, покрываясь инеем.

За тридцать минут до президента и курантов я, наведя праздничный марафет, вылезла из ванной комнаты и отправилась накрывать на стол. Тарелки, бокалы, вилки, ножи, салфетки... пора доставать салаты.

За двадцать минут до известно чего квартира огласилась сначала воплем нецензурного содержания, а потом рыданиями. Потому что пятимесячная пушистая тварь пробралась на балкон и устроила марш-дегустацию по моим кулинарным шедеврам. Все пять мисок были ополовинены, а то, что осталось, подав! ать на стол не представлялось возможным даже самым небрезгливым людям на свете.

Так, как я плакала в эти предновогодние двадцать минут, я не плакала, кажется, никогда в жизни. Ощущения были, что мир рухнул. Успокоить меня удалось лишь г-ну президенту, и то только потому, что запредельным свинством было бы не дать родным возможности загадать желание после того, как он закончит обращаться к народу. Сама же я старательно отвлекалась от загадываний, потому что желание у меня было понятно какое, а животных я все-таки люблю больше, чем чувствовать себя отмщенной.

Всю ночь я мрачно напивалась, хотя веселили меня как могли. Даже подарок от мамы - распрекрасный набор чашек, большое счастье для студенческой семьи, живущей на съемной квартире, - не примирил меня с действительностью. Катарсис случился первого января, когда мы проснулись от ужасного грохота. Собака, всю ночь прятавшаяся где-то по углам от праведного гнева хозяев, почуяв, что гроза миновала, решила поинтере! соваться остатками праздничного стола и малость не рассчитала ! своих си ленок... Единственная оставшаяся в живых чашка до сих пор стоит у меня на кухне. А так как я хохотала, убирая осколки, я не хохотала, кажется, никогда в жизни.

Две тысячи шестой год я встречала в семейном кругу - с мамой, пятилетней собакой, деньгами и полным отсутствием мужа. Салатов было два (дань традиции, и никто их не ел), подарков не было вообще (все успели раздарить еще до праздников), потрясений тоже не случилось. Собака вела себя пристойно и спать легла раньше всех. Оно, пожалуй, и хорошо.

С Новым годом!

Татьяна Хейн

Я верю в Юрия Михайловича Лужкова. У него под кепкой голова, а в голове - ум. Он верит в дороги, дураков, Церетели и в Деда Мороза как "русскую идею".

Он взял... (чего он только не взял!), он основал Лицей!

Да что там Лицей? Целую Академию Дедов Морозов с факультетами Снегурочек, Ведьм обычных и специали! зированных (пример - Баба Яга), Снежинок и Зайчиков новогодних.

Открылась она в декабре 2001-го, но статус вынашивателя "идеи" приобрела недавно. Да и то только для посвященных.

Но сведения имеют обыкновение просачиваться.

В новогоднюю ночь навещавшие друзья рассказали о прекрасном. На тернистом новогоднем пути им повстречалась не юная, но привлекательная дама - преподаватель одной из столичных школ. Дама поделилась: за месяц до Нового года к ним в школу позвонили и настоятельно предложили рекрутировать одного из педагогов в Академию Дедов Морозов. Критериями для отбора кандидатур служили трезвость жизни (как принцип) и нелегкомысленный возраст. Дама отбор прошла и, оторванная от обязанностей и учеников, начала постигать премудрость дедового ремесла.

На первой же лекции собравшимся в основном немолодым тетенькам объяснили странности выбора: "Надоело видеть в роли главного волшебника страны российской очередного пьяного татарского са! нтехника. Пусть им будет наша интеллигентная женщина-учитель!&! quot; Не которых женщин, правда, отпустили в Снежинки и Снегурочки. Соответственно комплекции. В ведьмы не отдали - перебор на факультете.

Главное, что донесли до будущих Дедов, - их общественно-государственную значимость. "Нету, - говорили им преподаватели, - в нашей стране идеи, способной объединить народ! Вот только на нашего-вашего Деда и надежда!" На робкий вопрос: "А летом что, без идеи жить?" - пояснили: в ближайших планах у устроителей (читай Ю.М.Л.) значится развитие и расширение образа Деда в сторону его весенней, летней и осенней ипостасей. Так же разрабатывается концепт полноценной семьи Морозов, включающей в себя не только неизвестно откуда взявшуюся внучку, елочку, оленя да зайчика, но и прочих недостающих пока родственников.

Обсудить тему, вариации или комментарии || Ознакомиться с чужими комментариями

О надеждах наступившего года размышляют переводчики Марина Бородицкая, Ксения Старосельская, Ян Пробштейн, Светлана Силакова, Владимир Харитонов, Борис Дубин, Владимир Бабков и другие.

К концу года обычно подбивают итоги. В чем-то год выдался хуже предыдущего, в чем-то лучше. Как обычно, целое определяется частностями. Если под конец 2004-го я спрашивала знакомых переводчиков о потерях, то теперь о "нечаянных радостях" петушиного года и про фантазии и ожидания от грядущей Огненной Собаки.

Если про себя, то главное ощущение от года: ушло предвкушение будущего, когда хочется поскорее узнать, что же хорошего приготовил для тебя новый день. То, что называется "праздник ожидания праздника". Неотъемлемое свойство детства. Детство уходило понемногу, в этом году особенно ощутимо.

3 августа в НЛО подписала договор на книгу своих интервью с 86 переводчиками. С иллюстрациями. В следующем году жду. "Нечаянной радостью" стал концерт Джейн Биркин. Я ее очень люблю. Конечно, в России ее любят в первую очередь за Гейнзбура и песню/фильм "Я тебя тоже нет", кто-то за комедии с Пьером Ришаром: А она еще занимается правозащитной деятельностью, ей небезразлична боль других.

Вот другие размышления на эти же темы.

Ирина Ковалева:

1. Я собрала книжку своих избранных поэтических переводов (с греческого и английского), назвала ее "Мои поэты" - поэтов оказалось 14, как строк в сонете. Надеюсь, удастся ее издать в начале года. Дальше пока не загадываю...

2. В июньском номере "ИЛ" был опубликован большой блок материалов о великом греческом поэте Георгосе Сеферисе - "Сеферис, или Путь Одиссея&! quot;. Этот блок я делала три года. Вышло так, что это стало п! оследней моей совместной работой с М.Л.Гаспаровым, так что радость тут смешана с горем. Но все-таки я рада, что М.Л. успел увидеть этот номер напечатанным - он по-особому относился к своим переводам с новогреческого...

Ольга Дробот:

1. Фантазировать на темы будущего не стану, но надеяться на приятные и неожиданные радости, по крайней мере, в области литературы, всегда хочется.

2. Радости уходящего года были разные. Во-первых, радость воплощения мечты и коллективного труда. Это норвежский проект журнала "Иностранная литература". Дело в том, что в 2005 году Норвегия отметила столетие государственной независимости, а первой страной, признавшей ее и установившей с Норвегией дипотношения, была Россия. И мне пришла в голову мысль отметить такой двойной юбилей норвежским номером "ИЛ", а редакция журнала в лице Александра Ливерганта и Антона Нестерова вдруг загорелась этой идеей, и в течение 2005 года благодаря заинтересованному! участию коллег-скандинавистов (из которых я назову Любовь Горлину, Нину Федорову, Екатерину Чевкину, хотя нас было гораздо больше - 12 переводчиков работали над проектом) и профессионализму и долготерпению сотрудников "ИЛ" идея реализовалась: в ноябре этот специальный, одиннадцатый, номер вышел. Настоящая святочная история.

Во-вторых, большая переводческая радость. Выход в свет романа Ларса Соби Кристенсена "Полубрат" - это была большая и важная для меня работа - и приезд автора в Москву на книжную ярмарку.

В-третьих, нечаянная радость и подарок судьбы - это участие в проекте издательства "Вагриус" по изданию новых переводов Ганса Христиана Андерсена. К сожалению, у меня было очень плохо со временем, так что я перевела там малую часть, но работа в этой команде под началом Анатолия Чеканского и Аллы Николаевской была истинным удовольствием.

Ну и радость, о необходимости которой давно говорили многие. В 2005 году удалось нако! нец создать профессиональную лигу литературных переводчиков - ! "Со юз мастеров литературного перевода". Мне кажется, это важный и полезный шаг.

Борис Дубин:

Никаких особых фантазий на счет предстоящего года и далее у меня нет: окружающее не слишком располагает к фантазиям, однако чувствовать и думать заставляет - это точно.

Из книг, о которых знаю, я жду нового сборника стихов Ольги Седаковой, нового романа Александра Гольдштейна, новой книги статей Юрия Александровича Левады. Если к тому будут еще и нечаянные радости - совсем хорошо ("It's too much", как любит говорить Лев Рубинштейн).

Из неожиданных событий года уходящего, причем совсем последних его дней, - две книги: роман Джонатана Сафрана Фоера "Полная иллюминация" в живом переводе Василия Арканова (не знаю, какими будут следующие вещи молодого американца, но эта, уверен, останется) и книжечка новых стихов Марии Степановой "Физиология и малая история" (случай привел только что познакомиться с автором и! даже выпить ритуальную рюмку при вручении премии Андрея Белого в Петербурге).

Владимир Харитонов:

От следующего года, понятное дело, я ожидаю побольше хорошего и поменьше досадного. Более цивилизованных, справедливых отношений с издателями, больше порядка и культуры в нашей профессиональной среде, без возни и закулисья. Литература? Тут я маоист: "Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ'. Касательно собственно переводов - да, пусть все сто, но, безусловно, хороших.

Уходящий год порадовал книгами друзей - "Пастернак" Д.Быкова, "Жилец" М.Холмогорова. В Литературном институте у меня очередной 5-летний творческий семинар. С этими новобранцами я связываю определенные надежды.

Ян Пробштейн:

Уходящий год был довольно удачен: я много писал о современной поэзии и в 'Новом Журнале' (Нью-Йорк) опубликовал ряд статей об Аркадии Акимовиче Штейнберге, Сергее Владимирови! че Петрове (полная версия на сайте "Век перевода") и о Вениамине Блаженном, а в следующем году появится статья о Роальде Мандельштаме (1932-1961), замечательном питерском поэте, умершем 28 лет.

В журнале Slavic Review (Претория, университет Южной Африки) опубликовал статью о И.Бродском, а в следующем году там же появится статья о Велимире Хлебникове. Написал также статью о Владимире Микушевиче, на мой взгляд, одном из самых замечательных современных русских поэтов, но пока не опубликовал. Учитывая, что Микушевичу в 2006 г. исполняется 70 лет, предлагаю Русскому Журналу эту статью. В итоге у меня готова книга о русской поэзии "Одухотворенная земля", которую буквально на прошлой неделе отредактировал. Занимался и американской поэзией и участвовал в работе обществ Паунда и Элиота, а мои доклады по-английски приняты к публикации в книги и сборники. Занимался и переводами, причем не только на русский: в журнале International Poetry Review опубликов! аны мои переводы стихотворений О.Э.Мандельштама, а со дня на день там же должны появиться мои собственные стихи и переводы стихотворений Роальда Мандельштама. На русский язык перевел не переводившиеся ранее стихи Йейтса, Э.Э.Каммингса и современных американских поэтов - Джона Эшбери (р. 1927) и Чарльза Бернстина (р. 1950), подборку стихотворений последнего и мою статью о нем предложил журналу "Иностранная литература", но пока ответа не получил. Пока все размещено на моем сайте, который мне сделали студенты.

Очевидно, буду говорить о Бернстине на конференции переводчиков американской поэзии, которую в следующем году устраивает колледж Дартмут, где заведует кафедрой русского языка и литературы Лев Лосев.

Продолжаю, конечно, работать над собранием сочинений Эзры Паунда, работаем совместно с А.Марковым и Б.Мещеряковым над третьим томом - "Кантос", которых переведено уже более восьмидесяти, хотя 2-й! том, в котором переводы М.Л.Гаспарова, русского композитора и! поэта В ладимира Дукельского, Ивана Елагина, М.А.Зенкевича, Б.Кистяковского, И.Кутика, А.Наймана, В.Микушевича, О.Седаковой, А.Сергеева и многих других, пока так и не появился - издательство Владимир Даль более чем пассивно, истек не только наш контракт на 2-й том, но и в 2005-м истек контракт, данный на два года после публикации (2003), с переводчиками на 1-й, который, насколько мне известно, уже распродан. Так как 1 том был назван лучшей книгой 2003 года и "Экслибрисом НГ' и 'Книжным обозрением', а стихи, вошедшие во 2-й том, наиболее зрелые, на мой взгляд, у Паунда, а 'Кантос' так и вовсе за исключением первых 7 никогда не переводились, думаю, что издание такой книги будет событием. Так что планы на будущий год - издать Паунда, книгу статей о русской поэзии и закончить свою новую книгу стихов. А ближайшие планы - через два дня уезжаю на конференцию славистов в Вашингтон (я ведь сижу между двух стульев - русской и англоязычной поэзией). Всех благ читателям Русского Журнала в ! 2006 году - побольше событий в литературной и духовной жизни и поменьше неожиданностей в жизни экономической (если угодно, китайское проклятие наоборот: "(НЕ) Желаю вам жить в интересные времена").

Марина Бородицкая:

Фантазий у меня много. Например, пристроить в хорошие издательские руки моих "детских" англичан, которые - вместе с уже готовыми чудесными иллюстрациями Михаила Федорова - волею судеб оказались на улице. Найти достойного (или хоть пристойного!) издателя для нашей с Г.Кружковым большой и любимой работы: двухтомного киплинговского "Пака с волшебных холмов". Книга не переиздавалась 10 лет, целое поколение подростков выросло без нее, даже не ведая, чтО потеряли... Вот и в детской редакции "Олма-пресс" у меня про нее недавно спросили: "Киплинг? И не "Маугли"? А чёй-то за текст?"

Вообще словосочетание "достойный издатель" стремительно превращается в архаизм! . И переводить хочется все меньше. И даже делиться переводческ! ими план ами не хочется. Всем советую прочесть замечательную статью Ланчикова "С легким впаром!".

И еще ужасно хочется издать наконец давно готовую книгу, которую мы с Жанной Переляевой составили из лучших передач нашей "Литературной аптеки" (ей в наступающем году на "Радио России" исполнится 10 лет).

А главная - и давно чаянная! - радость у меня в уходящем году была такая: вышла в издательстве "Время" моя четвертая "взрослая" книжка стихов "Оказывается, можно". Небольшая, но в чем-то итоговая, в твердой обложке и составленная мною - впервые в жизни - "из-за такта", т.е. не только из новых стихов, а еще и из старых. Она такого мажорного, мандаринового цвета, с картинкой Пикассо на обложке, прямо хоть клади под елочку. Это моя личная, эгоистичная радость, а из радостей литературных могу назвать, например, книгу Олега Чухонцева "! Из сих пределов" (изд. ОГИ) и давно ожидаемую книгу Александра Ревича "Дарованные дни" (изд. "Время") - я вообще питаю слабость к оригинальным книгам переводчиков, поздним, отлежавшимся, "морёным"...

Вы не спрашивали про утраты года, но я все-таки скажу. Две огромнейшие - Таня Бек и Михаил Гаспаров. За них - не чокаясь.

Владимир Бабков:

Чего я хочу от следующего года? От высших сил хочу того, чего обычно хотят от начальства: чтобы не мешали работать и вообще жить. То есть, чтоб не было катаклизмов и в глобальном, и в локальном масштабе, чтобы все хорошие люди были более или менее здоровы и более или менее живы. Страну нашу несчастную чтобы поменьше трясло - хватит с нее уже. Насчет культуры и литературы: мне кажется, что скоро - может, и в следующем году - произойдет какой-то культурный прорыв, потому что кризис затянулся (не только у нас, а и во всем мире). Возможно, появится наконец что-то по-нас! тоящему значительное, а то давно не хочется переводить ничего,! кроме с тарых книжек, да и те не очень, поскольку нет ощущения, что они всерьез кому-то нужны. Может, и из попсы вылупится что-нибудь стоящее, как Афродита из пены.

Про нечаянные радости прошлого года. Ну, пожалуй, можно назвать нечаянной радостью появление русского Esquire. Я не переоцениваю этот журнал, но если бы несколько лет назад мне сказали, что в глянцевом ежемесячнике, под завязку набитом рекламой дорогих автомобилей и прочего барахла, можно будет печатать рассказы Фицджеральда и Карвера (это в нашей-то стране, а не за океаном), я бы вряд ли поверил. Это не поражает только потому, что уже произошло. Вот если дальше все пойдет туда же, например, в Cosmopolitan начнут публиковать статьи из наследия Гаспарова и Лихачева, - то-то мы заживем.

Ксения Старосельская:

Фантазии: Как известно, года к суровой прозе клонят. Фантазии становятся менее безудержными, более робкими, приземленными; порой норовят найти себе укромное местечко в банальн! ой категории "планы". Могу сказать, что мне хочется. Хочется, чтобы не уходили близкие, чтобы не иссякали силы, чтобы воздух стал чище - очень уж тяжкой была духота, которая на протяжении прошлых двенадцати месяцев все усиливалась, мешая дышать тем, кто поверил, что мы живем в демократическом государстве, где царит справедливость и свобода слова. Хочется, чтобы успешно существовал, преодолевая финансовые трудности, мой родной журнал "Иностранная литература". Чтобы возрос несправедливо угасший интерес к современной литературе Польши. Чтобы на ура прошел посвященный новейшей польской литературе номер "ИЛ", который журнал сейчас готовит, и чтобы в одном из ближайших номеров был полностью представлен только что опубликованный сборник стихов лауреата Нобелевской премии Виславы Шимборской (в переводе Асара Эппеля). Мне хочется, чтобы продолжали выходить книги серии "Современное европейское письмо" издательства НЛО, к составлению "польс! кой" части которой я причастна. Чтобы не менее интенсивно! продолж ал работать семинар молодых переводчиков польской литературы, которым я руковожу уже пятый год, и чтобы переводы его участников появлялись в журнальных и книжных изданиях. Чтобы у меня самой хватало времени переводить польскую прозу. На моем столе растет и глядит на меня укоризненно горка вышедших в последнее время книг, за которые мне не терпится взяться.

В профессиональном смысле 2005 год был вовсе не плох: некоторые планы удалось осуществить, хотя еще больше ждут своего часа. Очень радостным событием был Конгресс переводчиков польской литературы в Кракове - пробыв три дня в кругу 180 единомышленников, приехавших из 50 стран, увлеченно занимающихся одним делом, убеждаешься, что оно нужное и важное и не зря стало делом жизни. Что же касается отечественной литературы, самое сильное впечатление на меня произвели две книги, чьи авторы - так уж случилось - трагически погибли в минувшем году: роман Александра Чудакова "Ложится мгла на старые ступени" и книга &qu! ot;Татьяна Бек. Она и о ней".

Антон Нестеров:

Если время, в которое живешь, ощущать как некое жилое пространство, то это пространство ты делишь с друзьями. И тогда сделанное, достигнутое каждым из них - это как промытое окно в комнате, - такой кусочек радости, нормальности в твоем мире. "Let there be more light" - была такая вещь у ранних "Pink Floyd".

Потому так ждешь чужой удачи, которая была бы неожиданной и меняла бы что-то в твоих отношениях с миром, заставляла бы увидеть что-то, чего раньше не видел или видел иначе. В обновленном так мире на мгновение теряешь равновесие и, чтобы устоять, делаешь шаг вперед, который иначе не сделал бы. И в этом - подарок.

Про иные подарки немного догадываешься - по оговоркам других, по особой атмосфере. Среди таких подарков, которые ждешь на следующий год, рискну назвать н! овую книгу стихов Ольги Седаковой, которая, надеюсь, выйдет. Н! екоторое представление о ней дает публикация в "Континенте". Это какой-то новый для русской поэзии звук, как в стихотворении "Музыка", где о музыке сказано - "музыка, это транзит", и еще:

...Ибо она более чем ничья:
музыка, у которой ни лада ни вида,
ни кола ни двора, ни тактовой черты,
ни пяти линеек, изобретенных Гвидо:
только перемещения недоступности и высоты...

Эти "перемещения недоступности и высоты" открывают иные горизонты, горизонты "после всего": они не обжиты, там холодно и ветер, нас выталкивает туда, может быть, насильно, - но они уже названы в слове, и в них уже можно двигаться, постепенно с ними осваиваясь.

Еще одной такой вещью, меняющей привычную сетку координат, были стихи Алексея Цветкова в "Знамени" следующего года - благо, в сети пе! рвый номер уже лежит. Стихи жесткие - как почти все у Цветкова, но эта подборка - своего рода расчет со многим, что брошено позади, это стихи, которые больше отнимают, чем дают, но за это и благодарность им.

И еще два предвкушения/ожидания - том стихов Целана, подготовленный Марком Белорусцем, и второй том работ о Целане, собранный Ларисой Найдич, который должен выйти в издательстве "Гешарим - Мосты культуры".

Стоило бы сказать несколько слов о проблеме, которая все больше осознается средой, однако не похоже, чтобы следующий год принес тут какое-то решение. Дело в том, что при обилии выпускаемых книг читатель дезориентирован в этом потоке. Когда он приходит в книжный, он просто теряется - столько книг, а он ничего о них не слышал. И он опять берет что-то знакомое... очередного Дэна Брауна. Кто же не знает о Дэне Брауне?! Опасность такого положения все больше понимают и издатели. Отчасти выход из этой патовой ситуации - оживление института рецензировани! я. Не только в специальных изданиях, вроде "Критической массы", " Ex libris НГ ", "Книжного обозрения". Но и в обычных газетах рецензий на книги должно быть больше. Та же "Таймс" не реже раза в неделю публикует не менее чем полполосы книжных рецензий. И это относится почти ко всем "качественным газетам" в Европе и Америке. Но должно пройти время, чтобы рецензии на книги "начали работать". Когда человек на протяжении года хотя бы раз в неделю, пусть мельком, видит, что выходят неглупые книжки, он понемногу начнет их читать. И не сразу, но что-то сдвинется в сознании. И нужен какой-то новый еженедельник книжных рецензий газетного формата, где даже не было бы анализа литературной ситуации, тенденций, разговора о проблемах издательств, а только внятная информация о выходящих книгах. Крупным издательствам стоило бы задуматься о том, чтобы, скооперировавш! ись, проспонсировать подобное издание, - причем рассматривая его не как свой рекламный орган, а как залог их выживаемости и развития. Потраченные на это деньги вернутся потом: издание такого рода подтолкнет людей к возобновлению привычки читать, а там уж и продажи повысятся.

Чего-то, конечно, ждешь в следующем году от проектов, в которых сам принимаешь участие, - собственно, хочешь им успеха, но тут: cross your fingers . В январе я как издатель надеюсь получить из типографии тираж второго сборника стихов Димитриса Яламаса в переводах Ирины Ковалевой, изданный "Итакой". Стихи очень интересные - это как бы проекция в современность той традиции, которая отчасти связана с экспрессионизмом, а отчасти - с обэриутами: фантастически крепкий коктейль. Причем, говоря об обэриутах, я имею в виду их "метафизическое измерение": они ! были не шутники, а метафизики: Хотелось бы, чтобы эта книга бы! ла услыш ана.

Надеюсь, выйдет книжка норвежских сказок, которые мы делали с художницей Ольгой Романовой. Книга очень долго "лежала в столе", а сейчас, кажется, дело идет к изданию. Она задумана как своеобразная адресная книга волшебных существ. В Норвегии бытует легенда, что если подняться в горы Довре, где обитают тролли, взять с земли камешек и потереть им глаза, то человек обретет второе зрение и увидит, что рядом с ним живут иные существа: фоссегримены, хульдры, мары. Вот об этом почти неизвестном здесь "волшебном народце", населяющем Норвегию, - кто есть кто, где живет, как ладит с людьми, - и будет книжка.

Довольно многого я жду от нового проекта, который с весны должен запустить журнал &q! uot;Иностранная литература". Мы собираемся открыть в журнале новую рубрику: "Другая поэзия". Это такая попытка дать "картографию" поэтического пейзажа, каков он есть сейчас. Попытка показать сложных поэтов, чтение которых требует усилия, поэтов, во многом непривычных здешнему читателю, но именно они определяют поэзию сегодня. Среди первых публикаций в этой рубрике: Роберт Крили, Джон Эшбери, Дан Пагис, Вальтер Тюмлер, Пол Малдун, Чарльз Бернстайн:

II

Из неожиданных радостей прошлого года я бы назвал концерт органиста Лионеля Рогга в Москве. Помню ошеломление от "сбычи мечт", когда увидел в городе афишу с его именем. Пластинки Лионеля Рогга я знал еще в незапамятные времена и помню, насколько его Бах требовал предельной концентрации от слушателя - так что после первой стороны пластинки (а это двадцать минут в эпоху винила) ты был совершенно вымотан: Слушая Рог! га, я понял, насколько тот, кто изначально учился играть на ор! гане, от личается от пианиста, "переквалифицировавшегося" на орган: А чуть позже я что-то еще понял про орган, когда услышал слова: "Он хороший органист - он знает, как музыкой двигать воздух в церкви, где играет". А особой надежды услышать Рогга в "церкви, где он играет", у меня не было - при всех моих разъездах (да и не столь их много) Швейцария как-то не попадает в мои маршруты: Концерт был хорош:

Другой раз ощущение невозможности происходящего я испытал в ушедшем году на " Van der Graaf Generator ". Просто группа распалась раньше, чем я начал ее всерьез слушать: И вдруг возможность сравнить то давнее ощущение от пластинок с концертом этого же состава "вживую": " Van der Graaf " воссоединились:

Из сильных раздражителей, в хорошем смысле этого слова, в ушедшем году назвал бы роман Линор Горалик и Станислава Львовского "Половина неба". Горали! к и Львовский попытались написать своеобразную книгу поколения: а что произошло с нами со времен нашей юности? Тут надо оговориться, что порой даже несколько лет - своеобразный водораздел поколений, и мое поколение - то, которое перед ними. Но опыт достаточно схожий и достаточно отличный, чтобы спорить. В "Половине неба" много "игры наверняка" - ностальгия по юности всегда бьет безошибочно, но при всех просчитанных моментах книга вышла интересной. И жаль, что прошла почти незамеченной, то есть, не став предметом разговора. Как же редко говорится о том, что куда-то может привести:

Из таких не услышанных до конца разговоров хотелось бы привлечь внимание к состоянию наших библиотек, обсуждавшемуся в специальном номере "Нового литературного обозрения". Библиотеки - это память, это доступ к информации, и когда они толком не комплектуютс! я и не функционируют, происходит эрозия культурной почвы. ! Мы слишк ом близко подошли к тому, что на этой почве если что-то и сможет расти, то только сорняки: И это уже не узкая проблема специалистов-гуманитариев. Вот почему в этот номер журнала стоит заглянуть обычному читателю, от гуманитарных проблем далекому.

И в конце - о несомненной удаче года. Это выход книги "Пространство другими словами. Французские поэты ХХ века об образе в искусстве", подготовленной Борисом Дубиным. Открывая ее, знал заранее, что будет хорошо, но не думал, что может быть так хорошо. Остается только снять шляпу:

Светлана Силакова:

"ФАНТАЗИИ. Крибле-крабле-бумс!

1) Пусть в России начнется бум испанской литературы. Она тонкая, ироничная и оригинальная. Почин уже есть: Хавьер Мариас приобщил нас к рефлексии средиземноморского розлива, а Перес Реверте показал, что в массовых жанрах возможны интересные вариации. Пора издавать и других видных ! испанских писателей.

2) Австралийский бум тоже не помешал бы. Австралийская душа не менее широка, чем русская.

3) Пусть у читателей всегда будет время для чтения.

4) Пусть у наших современников настолько окрепнет нервная система, что спрос на успокоительную жвачку (в виде стандартных дамских романов) упадет. И в метро люди вновь станут читать Достоевского, вышибая клин клином.

5) Пусть возродится привычка читать журналы (и не только "живые" :))))). Пусть даже в он-лайновом режиме. Точнее, предпочтительно в он-лайновом, ибо над бумажной версией палец озадаченно замирает, не находя кнопки "Comment on this".

НЕЧАЯННЫЕ РАДОСТИ

1) На экраны вышли фильмы, которые, надеюсь, привлекли внимание мало просвещенной аудитории к весьма достойным писателям: Дугласу Адамсу ("Путеводитель "Автостопом по Галактике") и Дайане Уинн Джонс ("Ходячий замок").

2) Появился поиск по блогам. Отличное средство для р! асширения круга знакомств в ЖЖ и добывания неофициальной, но о! т этого не менее ценной информации.

3) Ну, это мое личное, на грани саморекламы: вышло несколько интересных вещей в моем переводе. Впервые довелось перевести роман южноафриканского писателя (Дэймон Гэлгут "Добрый доктор"). Впервые же - книжку для обормотов младшего школьного возраста, первую часть эпического романа Дэва Пилки о супергерое по имени Капитан Подштанник. И, наконец, не смогла сдержаться и перевела нечто научно-популярное, поскольку буквально влюбилась в книжку. Шарман Эпт Рассел, "Роман с бабочками". Взгляд на природу - женский, но не бабский, и уж тем более не дамский. Мягкий юмор, квакерская честность, философия без пафоса.

4) Английским "неологизмом года" признано слово podcast ("оцифрованная радиопередача, которую можно скачать для автономного прослушивания"). Радио люблю, поэтому приятно.

5) На радио потянулись музыканты и писатели. Причем не только на наше российское. Недавно стало известно, что Дилан будет! делать на американской спутниковой станции ХМ еженедельную передачу про музыку.