Новости культуры в Русском Журнале Новости культуры в Русском Журнале

Думаю, что пророк Магомет устоит, даже если на него совокупно налезут все веселые человечки. Включая, между прочим, и Гурвинека.

Тема:

О чем-то хочется написать хорошем, пусть даже оно не будет актуальным. В конце концов, не лентами же информационных агентств, прах их побери, жив человек. Да и что хорошего сообщали нам эти ленты на прошлой неделе?

А вот, например, нашел я такой новостной ресурс, в котором последняя новость датирована 14 октября 2005 года. И содержание этой новости таково: "Новая новость". И предыдущие новости тоже замечательны. Например, сообщается, что в мае "Карандаш, Дюймовочка, Самоделкин и Петрушка приняли участие в самой масштабной благотворительной акции весны".

Речь идет, как догадались читатели старшего поколения, о сайте культового журнала "Веселые картинки". Того самого, логотип которого нарисовал когда-то Виктор Пивоваров. Того самого, который, как сообщают авторы исторического очерка, был единственным периодическим изданием в СССР, не проходившим через предварительную цензуру Главлита. Того самого, в котор! ом действовали помимо участвовавших в благотворительной акции персонажей Незнайка, а также прогрессивные иностранцы Буратино и Чиполлино. И совершенно уже загадочный представитель стран народной демократии Гурвинек.

К сожалению, сайт "Веселых картинок" оставляет совсем не веселое впечатление: половина разделов там вообще ничем не заполнена, все остальное оформлено в стиле "Windows для слепых"...

Но вот, пожалуй, "новая новость" мне понравилась в качестве повода для этой колонки.

Источники:
http://merrypictures.ru/

Вариации:

Мир советского школьника состоял из нескольких пересекающихся, но не непрерывных семиотических сфер. Дом, улица и школа с их резко различающимися языковыми и символическими полями неминуемо вступали друг с другом в конфликты. Это были в первую очередь проблемы именно языковые. И словарь, и правила построения высказывани! й в этих трех сферах могли различаться кардинально, любая ошиб! ка при п ереходе из одной сферы в другую была чревата серьезными осложнениями. Школьник был чем-то вроде синхрониста-переводчика, участвующего в диалоге европейского дипломата старой школы, харизматического лидера из развивающейся латиноамериканской страны и американского сенатора-республиканца из Алабамы.

Можно возразить, что первый эпитет в предыдущем абзаце избыточен. Действительно, такое разделение на символические пространства является более или менее универсальным для жителей городов. Но в случае советской реальности оно приобретало особую остроту в силу принадлежности школьной сферы к миру идеологизированного государства, ревниво относившегося к любым альтернативным языкам.

Если домашний опыт у детей развитого социализма колебался достаточно широко в зависимости от социокультурной страты и педагогических идей родителей, то две других сферы, равно противостоящих интимному домашнему миру, были даны нам всем в более или менее типовом виде.

Мир культуры школьной ! был, прежде всего, миром жесткой аксиологической семантики классов. Словам в нем приписывалось значение сущностей, и все сущности подлежали оценке, положительной либо отрицательной, то есть лексемы стремились к тому, чтобы стать идеологемами. Зная эту особенность официального языка, школьник должен был обучиться правилам комбинации знаков, порой эти правила носили внелогический характер:

Как повяжут галстук,
Береги его:
Он ведь с нашим знаменем
Цвета одного.

Второстепенный признак (цвет) приобретает значение символа, пионерский галстук есть частица знамени, цвет которого, как внушали нам наши педагоги, означает пролитую в борьбе за дело Ленина кровь бесконечных борцов.

Кстати, киевляне моего возраста помнят забавную легенду, связанную с мрачноватым красно-черным фасадом Киевского университета. Легенду эту также излагали нам учителя в школе: вроде бы какие-то студенты когда-то до революции взбунтовались против царя, ! и царь, осерчав, студентов расстрелял и приказал выкрасить зда! ние в та кие вот удивительные тона. В другом варианте речь шла о том, что уже после революции здание перекрасили, чтобы почтить память доблестных студентов (в таком варианте появлялось хоть какое-то подобие логики). О цветах ленты ордена Св. Владимира, имя которого носил университет, я узнал, уже учась в каком-то старшем классе.

Задача педагога состояла (разумеется, помимо собственно преподавания своего предмета) в обучении этим правилам и контролю за порождением учащимися типовых текстов, соответствующих школьной картине мира. В противоположность миру школьному, мир дворовый был миром разговорной речи, и фольклора в первую очередь. Семантические поля здесь были нечеткими, а высказывание часто было направлено на корректировку школьной семантики:

Не стесняйся, пьяница,
Носа своего:
Он ведь с нашим знаменем
Цвета одного.

Явно выраженная "бурлескность" фольклора детей школьного возраста - прямая реакция на жесткость иде! ологических схем школьного языка. В мире школьном пьяница - существо практически несуществующее, вынесенное за скобки общей картины мира или, по крайней мере, обретающееся на его отдаленной периферии (там же примерно, где харкает туберкулез в известном произведении поэта Маяковского). В мире детского фольклора пьяница - это и конкретный дядя Коля из третьего подъезда, и персонаж анекдотов, причем соотношение реального дяди Коли и комического персонажа строится совсем по другим принципам: это не включение в общий разряд на основании доминирующего символического признака, позволяющего отнести явления к одному классу, но сложная игра между фрагментом реальности и единицей текста. Аксиология здесь вытесняется эстетикой: сближение идей далековатых (нос пьяницы и красное знамя труда) получает самодовлеющую ценность. С этим связана и фантастическая разработка обсценной тематики в речевых практиках кучкующихся по дворам и подворотням детишек.

Вопрос о столкновении этих двух к! ультур становится наглядным, если мы обратимся к такому замеча! тельному (и, кажется, не исследованному до сих пор) жанру, как графические палимпсесты в учебниках. Исходные картинки в учебнике (будь то иллюстрация или портрет, мы, впрочем, дальше будем говорить преимущественно о втором случае) дают нам изображения жестко каноническое. Как правило, мы имеем дело с предельно обобщенным образом, часто лишенным авторства (особенно это касалось учебников по литературе для младших классов). Это может быть и фотография, но и фотографии отбираются наиболее канонические. Трудно представить себе, например, бритого Маяковского на портрете в советском учебнике литературы.

Учебник - пространство, одновременно принадлежащее школе и личное. Отсюда - возможность хоть как-то скрасить стандартную скуку на утреннем уроке, разрисовывая исподтишка портрет очередного классика.

Операции, которые при этом проделываются, сродни травестийному перелицовыванию стишка о пионерском галстуке. Писателям (понятно, что портреты Ленина осквернению не подлежат: ! боком выйдет) пририсовываются бороды и усы, глаза их оказываются скрыты за черными пиратскими нашлепками, некоторых одевают в военные мундиры, появляются фонари под глазом, характерная небритость и другие признаки дяди Коли из третьего подъезда. Если речь идет не о маленьких портретиках, а о полноценных репродукциях, самые умелые художники умудряются обыгрывать позу, интерьер и детали...

Мой соученик Олег К., очень одаренный рисовальщик, добрался, например, до репродукции картины "Утро" недавно скончавшейся художницы Яблонской, помещенной в приложении к учебнику литературы. Лето Олег К. провел в деревне у родни, где познакомился с удивительным стариком-самородком, промышлявшим рисованной порнографией и ознакомившим пытливого отрока со своими работами. Знакомство это сказалось, видимо, на манере юного автора и на результате работы Олега с картиной "Утро". Я никогда не забуду, какого цвета была наша классная руководительница, случайно наткнувшаяся н! а учебник Олега К. и обнаружившая эту многофигурную композицию! . Универ ситет Св. Владимира отдыхал, не говоря о носе дяди Коли.

Самый страшный палимпсест этого рода я наблюдал, уже учась в другой школе. Там в рекреации стоял бюст Ленина, а по стенам висели рисованные гуашью картины, изображающие пионеров-героев. Крупно - портрет пионера. И помельче, в клеймах, - сцена подвига. Поскольку именно в этом месте пионеры-негерои на переменах устраивали дикие пляски, в ходе которых содрогался мраморный Ленин и дребезжали стекла, никто из учителей к этому месту старался не приближаться. Между тем в перерывах между плясками и игрой "в деньги" отдельные негерои не оставляли своим вниманием и картины. Видели бы вы, что за веселые картинки в результате были изображены на тех клеймах...

Но Советский Союз перестал существовать вовсе не поэтому.

Думаю, кстати, что пророк Магомет устоит, даже если на него совокупно налезут все веселые человечки. Включая, между прочим, и Гурвинека.

Комментарии:

А.Карташов

З! амечание о неприкасаемости портретов вождей могло бы показаться умозрительным, но, по счастью, был в моей школе человек, на своей шкуре испытавший тяжкую длань последователей пророка. Звали этого несчастного Мишей, и он не нашел ничего умнее, как в собственном, причем подписанном, учебнике по истории СССР для 10-го класса исказить образ вождя и его соратников и соратниц, а потом забыть учебник в кабинете истории.

Плохо зная о правах арестованных и презумпции невиновности, Миша вмиг раскололся, едва лишь в кабинете директора ему продемонстрировали оскверненный учебник со словами: "Это твоe??" Покаяние, впрочем, оказало благотворное воздействие на его судьбу - его лишь условно исключили из комсомола и даже успели восстановить к моменту выпуска и поступления в институт.

Самым забавным в этой истории было обязательное рассмотрение антиобщественного поступка Миши во всех семи параллельных классах, когда учителям задавали один и тот же простой вопрос: "! А что он там изобразил?" Наша классная руководительница, ! женщина умная, сказала так: "Вы ведь проходили в 8-м классе анатомию?" - и с трудом смогла удержаться, чтобы не присоединиться к всеобщему буйному, хотя и не совсем пристойному веселью.

В параллельном же классе историчка - та самая, которая обнаружила крамолу, - не остановилась на этом, а объяснила вполне доступно, что нельзя пририсовывать вождям гипертрофированные половые органы не потому, что это непристойно, а потому, что они, вожди, ценны материи-истории не этим.

Думаю, Мухаммед настолько ценен той же обшей матери, что даже руки или бороды его изображать не следует, и борода пророка смело может быть приравнена к гениталиям Ленина (по крайней мере, в той семиотической сфере, куда нас занесло без всякого нашего желания).

Е.А.

"Наш паровоз летит в откос - туда ему дорога. Зачем нам старый паровоз - электровозов много!" - пели мы на репетиции смотра песни и строя. Время было такое: конец 80-х. В нашей средней общеобразовательной ш! коле палимпсесты цвели и кустились. Скажем, одни гордо вырезали на партах традиционный трехчлен. Другие на особенно скучных политинформациях, когда и "крестики-нолики" успевали надоесть, и все косички уже передерганы, превращали эти нетленки в номер очередного съезда, чтоб и оригинал проступал, и крыть училке было нечем. Некоторые выпендривающиеся товарищи из старших классов норовили изобразить какую-нибудь заковыристую математическую формулу. Потом вторая смена пририсовывала от себя какие-нибудь анатомические детали для пущего эффекта, и текст жил своей жизнью.

Но были и другие палимпсесты, существовавшие вполне официально, но не признаваемые таковыми. Когда в 1991 году я поступила в Авиационный институт и, получив наконец пропуск и допуск, впервые зашла на его огромную секретную территорию, обомлела. У входа в здание факультета стоял гипсовый Ленин и гипсовый Сталин! О господи, куда я попала? Только-только путч кончился, и в автобусе поддатый дядя Вася ра! ссуждал, сколько сала можно натопить из Павлова. В результате ! мозговог о штурма в голодноватой студенческой столовой, где в меню преобладало водянистое картофельное пюре, компот и черствые булочки, а пиво, конечно, отсутствовало, мы решили, что вуз носил гордое имя Орджоникидзе, а все гипсовые усатые грузины чем-то похожи. Хотя, кто знает, вполне возможно, что этот "каменный гость" когда-то был Сталиным, а потом сменил роль. Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса. А рядом скромно стоял сломанный грузовик с загадочной надписью на кузове: "Тише едешь - шире харя".

Дима Фон-Дер-Флаасс

"Партия послала меня на XVй... на XVй съезд комсомола..." - говорил Брежнев.

"Сиськи-масиськи", - говорил он же.

И он же заклинал неведомого демона: "О! О! О! О! О!"

Вряд ли именно эти заклинания вызвали демона перестройки. И не важно, сочинялись ли они в тех же кухнях, где и произносились под ритуальный хохот, или в тайных лабораториях ЦРУ где-нибудь в Дании. В! се равно они были частью большого автокаталитического процесса, где каждый элемент хоть немножко, но причина каждого другого.

Не думаю, что датские магические изображения, даже так разрекламированные, заставят Мохаммеда восстать на неверных - с дымом из головы и бревном в глазах. Но процесс идет. Интересно какой.

Татьяна Волошина

Одним из любимейших занятий советского школьника было "дежурить по школе". Поставленный на дежурство класс на десять минут раньше уходил с каждого урока. Это называлось "подготовить рекреацию". Смысл операции был не ясен никому, даже завучам, но теоретически сорок разбойников должны были рассредоточиться по этажам и тщательно замаскироваться, дабы в нужный момент выскочить и обезвредить отбившегося от строя второклассника. Перед завтраком нужно было уходить за двадцать минут - помогать работникам кухни сервировать столы. Алюминиевые плошки с грохотом швырялись на немаркую клеенку узких столов и! з ДСП, в них наливалось неаппетитное. За помощь дежурному клас! су полаг алась двойная порция. Жизнь дежурящих была настолько хороша, что в день назначенный никому и в голову не приходило прогуливать или болеть.

Но главным призом было "сидение на воротах". Дверьми школьные двери не назывались никогда. Удачно имитируя лагерную вышку, над ступеньками входа стояла высокая парта, за которой на специальных крутящихся креслах зорко охраняли просторы родной школы двое дежурных. Пренебрегая логичным, но фривольным названием "вратари", заслуженных этих людей именовали "воротными". Основной их деятельностью было непосещение урока в момент несения почетной вахты и прослушивание принесенных из дома магнитофонных записей на притулившемся на "парте номер один" школьном кассетнике. Сидеть на воротах хотели все, но назначение зависело от старосты класса. Обычно справедливость блюлась, и за вычетом асоциальных отморозков и двоечников дежурили на "воротах" по очереди.

В каждой школе непременно есть сво! и Белов и Быкодоров. В нашей их звали Малинская и Верховодко. Как и положено хулиганкам, курили они по соседним подворотням, носили длинные звенящие сережки, утыканную значками с изображениями певицы Сандры и певца Фредди Меркури грудь в полупрозрачных кофточках и даже красили веки голубыми польскими тенями. Одевались они во все импортное, потому что в нашем портовом городе все одевались во все импортное. Такой был обычай. Учились Малинская и Верховодко как хорошо, так и удовлетворительно, а потому под конец восьмого класса попали в "воротные".

Приняв пост и взгромоздясь на специальные кресла, Малинская и Верховодко немедленно принялись тревожно всматриваться вдаль и охранять. Поскольку на колыбель наук никто не покушался, Малинской и Верховодко занятие это быстро наскучило. Они достали из портфеля Малинской потрепанный журнал с картинками, а из портфеля Верховодко - кассету "Басф" экстра-хром и задежурили по-настоящему. Счастье их было настолько ! полным и безмятежным, что не могло не быть поругано и растопта! но. И бе да пришла. Роль ее исполнила Чебурашка - юная химичка с удивительного размера органами слуха и равновесия, приехавшая в наш портовый город из глубинного степного профессионально-технического училища по распределению. Чебурашка не любила импортного, покрывалась аллергической сыпью при виде голубых польских теней на чьих бы то ни было веках и для своего нежного двадцатилетнего возраста была невероятной страсти советской женщиной на баррикадах борьбы с перестройкой. Заприметив серьги, значки, просвечивающие блузки и прочие стигмы капитализма на блаженствующих вахтершах, Чебурашка рассвирепела и приготовилась к прыжку, но тут же сдала на попятный: время от времени она забывала, что на третий год перестройки бижутерия и косметика были официально разрешены, а искусство злоупотребления польскими тенями даже преподавалось на уроках домоводства. Немного поразмыслив, наделенная властью выпускница ПТУ решительно понеслась к директору. Через четверть часа Малинскую с Верховодко выдворил! и из райских кресел, отобрали у них журнал с кассетой, а еще через полчаса экстренное учительское собрание рассматривало иск Чебурашки, требовавшей немедленно исключить из школы дебоширок за просматривание порнографической литературы и прослушивание блатных песен.

Учителя увлеченно листали конфискованный журнал, директор подключал магнитофон. Заиграл блатняк. "Оно ж на английском, - удивился директор. - Отчего вы, Ольга Николаевна, решили, что это блатные песни?". "Переводите! - гневно передернула та ушами, - я точно знаю". Три англичанки заспорили, перематывая каждую строчку. Вскоре был вынесен вердикт, что оно какое-то с акцентом и не поймешь, но что-то про то, как у каждого есть свой бог и Исус. "Секстанский блатняк! - восторжествовала Чебурашка. - Гнать вон!"

Учителя Чебурашку не любили и скандал замяли: все-таки перестройка. Но и в девятый класс Малинскую с Верховодко не взяли: все-таки порнография и блатные песни.