Новости культуры в Русском Журнале

Goldenmask.Club в Театральном Центре на Страстном

В Москве стартовал Goldenmask.Club - музыкальный марафон, приуроченный к театральному фестивалю "Золотая маска". В прошлом году Эдуард Бояков, художественный руководитель театра "Практика" и отец-основатель "Маски", сотрудничал с фольклористом и этнографом, замечательным вокалистом Сергеем Старостиным - получился мощный проект с привлечением музыкантов из разных стран - от Грузии до США. В этом году Goldenmask.Club обещает быть еще масштабнее, к Боякову присоединился Александр Чепарухин, продюсер и глава концертного агентства Greenwave. На протяжении долгих лет Чепарухин привозит со всего мира блистательных музыкантов; и в этом году Goldenmask.Club на первую половину апреля грозит не давать меломанам передышки. Если учесть, что музыкальная жизнь Москвы при этом отнюдь не! замирает, а идет полным ходом, становится как-то не по себе: проблема выбора станет центральной проблемой месяца.

Итак к 1 апреля остались: Пат Мастелотто, барабанщик King Crimson с 1994 года и коллега Трея Ганна, сумасшедший конгломерат - пакистанско-английский ансамбль Fun-Da-Mental, польский лихой деревенский оркестр Kapela ze vsi Warszawa, нью-йоркские эклектики Hazmat Modine, бард и гитарист, номинант Грэмми Гари Лукас в безумной компании с музыкантами из Television и Talking Heads, крутоватая панк-девушка Nina Nastasia и "наши"- группа "Ва-Та-Га", жители Карелии, увлеченные поморскими, славянскими, финно-угорскими музыкальными традициями; и ансамбль Farlanders с новыми вокалистками - Таисией и Ольгой Краснопевцевыми. А 15 апреля в день завершения марафона зрителя ждет мощнейшее испытание: на сцену выйдут все участники разом, все это будет называться "Русский джем" - и воспомин! ания об этом музыкальном массиве должны будут зарядить публику! эмоцией до следующего фестиваля.

Подробное расписание на сайте Goldenmask.Club.

Le Jazz в клубе Ikra

Второй фестиваль французского джаза охватит в этом году три города: Ханты-Мансийск, Москву и Санкт-Петербург. В Москве музыканты окажутся 7 и 8 апреля, а играть будут в клубе Ikra. Прошлогодний фестиваль, помнится, вызвал бурные и вполне радостные эмоции публики, однако оказался фестивалем не столько французского джаза, сколько международной музыки разных направлений. К собственно джазменам из всех участников можно было отнести только Бирели Лагрена и Сильвана Люка; а вот увидев в фестивальной программе имя Нино Катамадзе, меломаны изумленно прищуривались. Разно! жанровость никак не повлияла на качество фестиваля, и Le Jazz оказался мероприятием веселым и достойным. В этом году состав участников и в большей мере соответствует названию. В первый день московского фестиваля на сцене появится Belmondo Quintet - проект братьев Стефана и Лионеля Бельмондо (первый был в свое время благословлен и разрекламирован Чатом Бейкером), а затем их сменит квартет Ришара Гальяно - исполнителя на бандонеоне, человека, освоившего и приручившего музыку французских улиц - мюзет. На следующий день перед публикой предстанут великолепный джазовый самоучка пианист Жан-Мишель Пильк и вокалистка Элизабет Катманду, француженка афро-греческого происхождения - ее голосом восхищались Мишель Легран и Леон Паркер. А завершит фестиваль квинтет Жюльена Луро - саксофониста, работающего в разных жанрах, от джаз-рока до электроники.

Шилклопер на Красных холмах

7 апреля знаменитый музыкант Аркадий Шилклопер, играющий на валторне, альпийском роге, флюгельгорне, диджериду (список можно долго продолжать), представит в Доме Музыки свой международный проект Global Village Ensemble. Идея проста: собрать на сцене как можно больше музыкантов со всего мира и устроить грандиозный джем "музыки всего земного шара". Глубоко убежденный в том, что музыка не знает границ и географических делений, Шилклопер всегда стремился к сотрудничеству - к сотрудничеству как к самому содержательному виду работы и искусства. Успев переиграть с великим множеством разных музыкантов, он довел свою идею до совершенства, придумав Global Village Ensemble. Состав его меняется от выступления к выступлению, поэтому говорить о постоянной программе не приходится - в соответствии с древними канонами каждый концерт оказывается неожиданным (иной раз - и для самих музыкан! тов) и неповторимым. В этот раз на сцене окажутся: швейцарский тромбонист Кристоф Швейцер, болгарский перкуссионист Стоян Янкулов, немецкий исполнитель на диджериду Марвин Диллманн, а также давние коллеги и друзья Шилклопера - контрабасист Владимир Волков и вокалист-фольклорист Сергей Старостин - и многие, многие другие.

Ансамбль Bratsch

Цыганский джаз стал для нас уже родной музыкой. На дисках Джанго Рейнхардта или - изредка - Стефана Граппелли, в выступлениях Бирели Лагрена или ансамбля LoJo; цыганский джаз в равной степени ублажает эстетов - любителей джаза, а также тревожит русскую душу. 8 апреля ансамбль Bratsch - звезды World music вообще и цыганского джаза в частности - приезжают в Москву, в тот же ММДМ, чтобы снова ублажить и растревожить. Собственно говоря, bratsch - это традиционная цыганская скрипка. Гитаристом Дан Гарибян и скрипач Бруно Жирар созда! ли свой ансамбль около двадцати пяти лет назад. Первый романти! чески от носился к собственному происхождению, к армянским корням, слушал армянскую, греческую и русскую музыку и, разумеется, был вдохновлен тем же Рейнхардтом. Второй - меньший романтик - стал биологом, десять лет занимался исследованиями - а в результате все равно пришел к музыке. Помимо Гарибяна и Жирара, в состав группы сейчас входят кларнетист, контрабасист и аккордеонист. Музыканты, разумеется, не ограничиваются исполнением только цыганской музыки; в сфере их интересов вся та немыслимая радостная мешанина из клезмера, босса-новы, би-бопа, сальсы и чего еще только ни-, которая до краев наполняет публику немыслимым, пенящимся, как лимонад, весельем.

Под "Вежливый отказ" не распоешься и не растанцуешься. Их слушаешь с тем же отстранением, что классическую музыку или джаз. Зато с куда меньшим ощущением карнавала и сопричастности творческому процессу, которое подчас возникает на рок-концерте.

Под вспышки софитов и барабанную дробь прихрамывающий дирижер выводит на сцену пеструю компанию-оркестр: басиста в розовых штанах, трубача, издали похожего на трубача-медвежатника Квинто из фильма "Ва-банк", седовласового поэта, мефистофельски юркого скрипача и других. Атмосфера мгновенно заряжается какой-то бесшабашной театральностью, литературщиной. За-ради красного, литературного и театрального, словца дирижера хочется назвать то ли капельмейстером, то ли тамбурмажором - оба термина не имеют к нему ни малейшего отношения. Он и дирижером-то пробудет недолго, всего две-три минуты, пока, стоя спиной к публике, будет приветствовать свой оркестр. Затем налет театральности, заданный первым аккордом-приветствием, рассеется. Дирижер уйдет со сцены и вернется через пару минут уже в привычном амплуа гитариста и вокалиста.

Так начинался концерт группы "Вежливый отказ" во МХАТе имени Горького - концерт, который - ради того же словца - тянет назвать одним из самых ярких событий какого-нибудь сезона, предстоящего или прошедшего - это совершенно неважно. После трехлетнего перерыва музыканты вернулись на сцену для того, чтобы отметить день рождения команды (21 год) и вселить в поклонников смутные надежды на новые встречи. Этими же смутными надеждами заканчиваются практически все рецензии на концерт - критики оказываются в непростой ситуации: никакой определенности от Романа Суслова (лидера группы и председателя колхоза "Хрящевский" в Тульской области) не жди, дальнейшие планы группы никому точно не известны.

Вот и получается, что писать о "Вежливом отказе" крайне непросто, сплошной сопромат. Будущее в тумане. О прошлом же и о настоящем написано уже немало, но даже не в этом дело. Сложность заключается в том, что у этих музыкантов необычайно высок уровень рефлексии, и, по сути д! ела, они сами, учтиво, но скучливо, как заученный урок, прогов! аривают журналистам все специфические особенности своей группы. Так басист Дмитрий Шумилов, памятный многим по роли негра Вити в "Ассе", несколькими емкими фразами намечает пунктир истории и творческой эволюции "Вежливого отказа". Условно говоря, это выглядит так:

Мы никогда не были рок-группой, мы не вписываемся в жанровые рамки.

Именно поэтому музыка заведомо оказывается важнее текста, а тот иной раз превращается в бессмысленный и звучный набор фонем.

Именно поэтому - не будучи привязанными к жанру и традиции - мы оказываемся "вне времени"; музыка "Вежливого отказа" может нравиться или нет, но вопрос о ее актуальности абсурден.

Именно поэтому мы не боимся своего возраста; комичная слава пожилых рокеров, решивших тряхнуть стариной, нам не гроз! ит.

Однако как раз о возрасте - правда, в несколько ином преломлении - заговорил Роман Суслов три года назад, объясняя причины прекращения концертов. В клубах, объяснял он, играть невозможно: публика вопит, все прокурено, на следующий день после концерта голова трещит, а музыканты меж тем люди уже немолодые, и им надо отдохнуть. Бравируя своей "немолодостью", Суслов, разумеется, мало кого убедил; но тогда, в феврале 2003 года, история группы, казалось, зашла в тупик - и не творческий застой музыкантов был тому виной, а бредовая ситуация в музыкальном мире. Незадолго до прощального концерта в эфире программы "Земля-воздух" эксперты - диджеи разных радиостанций - слушали изысканные атональные композиции "Отказа", слушали в оцепенении. А придя в себя, признали: ни на одной радиостанции этой музыке места нет; эти отшлифованные-! приджазованные формулировки не то что слишком сложны - иноплан! етны, и нет под них целевой FM-аудитории.

С концертными площадками дело обстояло не лучше, и прощальное выступление "Отказа" три года назад было тому доказательством. В темноте и толчее зрительного зала нарастало нетерпение, концерт задерживался. Суслов долго переговаривался со звукооператором. Потом наконец заиграли - спокойно, ровно, абсолютно вне патетики расставания. (Об этом спокойствии, о выхолощенности и нарочитой, вероятно, затертости звука тогда, помнится, сразу заговорили критики.) Тут вроде бы пустить слезу - любимая группа, последняя гастроль! Рвануть рубаху и подпеть свою любимую, про джигита. Ну, хоть заорать чего-нибудь и зажечь по всему залу сотни зажигалок. А не получается - опять сплошной сопромат: подпеть Суслову невозможно, как невозможно подпеть ребенку, самозабвенно голосящему, тянущему на разные лады атональную песнь собственного спонтанного сочинения! . Орать и рыдать с зажигалкой тоже как-то некстати - ясно, что Суслов со товарищи этого не ждут и не хотят. Диссонанс клубной атмосферы и музыки был в тот момент очевиден, кажется, всем - и самим музыкантам, и зрителям. Эмоциональная и творческая эволюция "Вежливого отказа" как будто пошла наперекор бурному развитию клубной столичной жизни. Чем спокойнее, ироничнее и мудрее становились музыканты, в свое время отказавшиеся от идеи перформанса и шума, тем больше шума и угара предполагалось на клубной сцене конца 1990-х - начала 2000-х годов. К 2003 году неформулируемый конфликт дошел до логического предела; музыканты на три года прервали выступления, и каждый занялся своими делами.

И вот сейчас, три года спустя, они вернулись - по просьбе друзей, как уклончиво сообщается в разных интервью. "Вежливый отказ" появился на МХАТовской сцене масштабным составом - оркестром, а не гру! ппой. На сцене собрались участники "Отказа" самых ра! зных вре мен. Помимо Суслова, тут были и пианист Максим Трефан, и вышеупомянутый "негр Витя" - басист Дмитрий Шумилов, и барабанщик Михаил Митин - люди, игравшие в группе с 80-х годов. Трубач - известный джазмен, философ, радиоведущий и музыкальный обозреватель Андрей Соловьев - в 1989 году он принимал участие в записи пластинки "Отказа" на фирме "Мелодия", а в середине 90-х стал играть с группой регулярно. Самые молодые музыканты - саксофонист Павел Тонковид и Павел Карманов - флейтист и пианист, ярчайший композитор-минималист, оказавшийся в группе более или менее случайно (несколько лет назад он подменял Трефана, попавшего в автокатастрофу). Скрипач Сергей Рыженко, переигравший с великим множеством групп - от заслуженных "ДДТ" и "Аквариума" до маргинальных "Футбола" и "Последнего шанса"; с "Вежливым отказом" он записывал ту же, что и Соловьев, пластинку на фирме "Мелодия". Поэт и автор названи! я "Вежливый отказ" Петр Плавинский в треухе и тулупе появился на сцене ненадолго и прочел пару макабрических, в остеровском духе, стишков из детской книжки "Спички, бритва и лекарства".

Замечательным образом трехлетний перерыв не только не подействовал пагубно на настрой группы и манеру игры - он как будто придал музыкантам сил. Если Суслова, три года не игравшего и занимавшегося коннозаводством, приходится признать феноменом, то с прочими музыкантами ситуация проще. Казалось бы, волею обстоятельств "Вежливый отказ" стал для участников чем-то вроде хобби и каждый из них занимается своим делом (кто исполнительством, кто сочинительством). Но именно эта независимость музыкантов от проекта "Вежливый отказ" оказывается гарантией высочайшего профессионализма.

После длительного перерыва и двух недел! ь репетиций музыканты отыграли блестящий концерт вполне академ! ического толка. Два отделения (в общей сложности больше двух часов) звучали старые композиции "Отказа", доведенные до немыслимого совершенства (в интервью Суслов подчеркивал, что не хочет исполнять никаких новых вещей, потому что те требуют доработки). Десятиминутное шаманство "Густоплясовой". Вкрадчивое нашептывание - "В чужих озерах сна". Теснота слов, теплые сумасшедшие фонемы в "Тучах над городом". Андерсеновский сказочный "Шкаф" с молодецким посвистом Соловьева. Прихрамывающие арпеджио в "Марине и Медведе". Все это - проживание истории "Вежливого отказа" - без малейшего налета архаики. Не перечитывание архивов и не перетряхивание сундуков, а мгновенное и точное попадание зрителю куда-то под дых, солнечное сплетение самого актуального, насущного. Трудно вздохнуть. Сидишь, вжавшись в кресло. Каждая вещь отточена и герметична в своей безукори! зненности. Музыка "Вежливого отказа" всегда была музыкой не самовыражения, а скорее самосовершенствования - и полигоном для самосовершенствования оказался юбилейный МХАТовский концерт.

Доронинский МХАТ - пристанище одичалых ветеранов рок-сцены и место одиозное. Здесь меломаны умирают со смеху, глядя, как пожилые капельдинерши в пиджаках с золотыми пуговицами унимают раздухарившихся фанатов Вячеслава Бутусова. Здесь театралы запальчиво вопрошают, почему на сцене монструозного театра в центре Москвы выступают Трики или Morcheeba, а начинающие талантливые режиссеры и актеры репетируют в подвалах. И здесь же парадоксальным образом выяснилось, что лучшего места для выступления "Вежливого отказа" было не найти. Причин тому несколько. На большой сцене помещаются рояль и полноценная ударная установка. Трезвые и не ошалевшие от клубного шума и чада звукорежиссеры тоже немаловажная сос! тавляющая хорошего концерта; можно безбоязненно выводить на сц! ену полн оценный профессиональный оркестр. Но по-настоящему тут важны причины не технические, а атмосферные. Дело не в театрализации представления, которой на концерте был минимум - разве что приветствие и чтение стишков. Дело в том, что театральное соотношение "зал - сцена" предполагает ту дистанцию "зрителя - артиста", которая так нужна Суслову и так невозможна даже в самом большом клубе. Ведь под музыку "Вежливого отказа", как уже было сказано, не распоешься и не растанцуешься, и девки не будут орать "Леня! Орландину!". Как ни кощунственно это прозвучит, но "Рок-энд-ролль" или "Коммунальный вальсок" ты слушаешь с тем же отстранением (придыханием, удивлением, недоверием, благоговением, внутренним протестом), что классическую музыку или джаз. Зато с куда меньшим ощущением карнавала и сопричастности творческому процессу, которое подчас возникает на рок-концерте.

Финальная надежды на возвращение "Отказа" - хот! я бы и в режиме "летом сельское хозяйство - зимой музыка" - остается. Однако решение зависит не только от планов Суслова и его музыкантов; тут еще вопрос концертной площадки. Эта проблема вполне отрефлектирована Сусловым, который пока не слишком отчетливо представляет себе перспективы группы. И то - где выступать группе в следующий раз? В Доме музыки или Рахманиновском зале? Вероятно, скорее там, чем в "Шестнадцати тоннах" или "Б2".

И надо заметить, что этот вопрос актуален, кажется, далеко не только для "Вежливого отказа". Явственно ощущается недостаток крупных концертных площадок с большой сценой, адекватной акустикой, сидячим зрительным залом. (Отплясывать в стоячем партере Горбушки уже далеко не всем в охоту - мы ж уже немолодые, как сказал бы Суслов). Открываются, конечно, ! новые клубы, вполне удовлетворяющие всем вышеизложенным требов! аниям, н о их пока не так много. Какая-то трансформация клубной жизни должна происходить - назрело. И в то время как завсегдатаи филармоний говорят о поиске новых форм, о том, что академическая музыка должна демократизироваться, разрывать дистанцию и как-то приближаться к своему слушателю, качественной неклассической музыке было бы не худо эту дистанцию восстановить и слегка отстраниться от зрительской толпы. Хотя бы и посредством новых залов.

Все эти АНО, контрольные пакеты, рейтинги, учредители, госсобственность, владение на правах аренды и налоговые послабления свидетельствуют о том, что процесс в образовании пошел - процесс приватизации.

Сообщения о том, что кто-то из фигурантов списка Forbs покупает себе очередной клуб, яхту, виллу, шато, замок, дворец, стали уже настолько привычными, что на них мало кто обращает внимание. Заголовок "Дерипаска приватизирует Плехановскую академию" вызывает у читателя куда большую заинтересованность, и не потому, что его волнует расширение ассортимента покупок, а потому, что он понимает: приватизации подлежит новая сфера, на этот раз - объекты образовательной инфраструктуры. Дотошные журналисты не преминули напомнить, что на самом деле это не первый опыт вхождения акул бизнеса в образование, прецедент уже был: Ходорковский покупал РГГУ, эксперимент закончился не очень удачно. Но с Плехановской академией случай иной - ее ректор Виталий Видяпин попросил Владимира Путина превратить вуз в автономную организац! ию с частным соучредителем ("Коммерсант"). По словам ректора, речь идет о "реализации частно-государственного партнерства в сфере образования, или создании вуза нового типа". Процесс пойдет небыстро - в три этапа, для начала вуз планирует получить статус автономной некоммерческой организации (АНО) и пригласить в соучредители Олега Дерипаску, потом пять лет, с 2006 по 2011 год, будут "отрабатывать механизмы партнерства", а через пять лет, на третьем этапе, предполагается разработать федеральную законодательную инициативу. Ну, в общем, лет через десять АНО-ЧГП станет легитимным.

Пока же ректор Видяпин говорит о том, что госорганы должны провести оценку университета и "если нас оценят в 100 миллионов долларов, то доля соучредителя ! будет не 50 миллионов, а 100". За такие деньги, считает р! ектор, м ожно создать "настоящий западный университет - не Оксфорд, а Стэнфорд, работающий на практикоориентированной основе", университет со "спортивным дворцом, кинотеатром, бутиками и парикмахерскими".

Насколько нужны университету, который находится не в чистом поле, а в столице России, свои бутики, - решать соучредителям; читателю, особенно сетевому, минутный поиск показывает: "Закон РФ о некоммерческих организациях. Статья 10. Автономная некоммерческая организация, где в пункте 1 говорится: "Имущество, переданное автономной некоммерческой организации ее учредителями (учредителем), является собственностью автономной некоммерческой организации. Учредители автономной некоммерческой организации не сохраняют прав на имущество, переданное ими в собственность этой организации", а в пункте 2 утверждается, что "автономна! я некоммерческая организация вправе осуществлять предпринимательскую деятельность, соответствующую целям, для достижения которых создана указанная организация".

Сочетание статей закона и 100 миллионов, которые учредитель передаст вузу в собственность, свидетельствует, что так можно сделать неплохой гешефт и с полным правом, на законных основаниях, заняться предпринимательской деятельностью в сфере образования. Пугать неудачным опытом не надо, потому что еще минута на поиск - и перед тобой свидетельства того, что есть примеры куда более успешного выстраивания цепочек "образование - бизнес" и "бизнес - образование".

Конечно, превращение Плехановской академии в АНО и миллионы ее потенциального учредителя - сюжет увлекательный, но локальный какой-то, тянет разве что на новеллу. В целом же картина куда масштабнее, эпическое, ! можно сказать, полотно. О том, что бизнес во главе с Российски! м союзом промышленников и предпринимателей (РСПП) решил посодействовать образованию, стало известно два с лишним года назад. За это время выяснилось, что роль благотворителей предпринимателей не устраивает, подход этот "абсолютно тупиковый" и говорить с государством на образовательную тему бизнес будет не как спонсор, а как партнер. Еще в первой декаде марта в Петербурге в ходе "круглого стола" "Взаимодействие бизнеса и образования в реализации приоритетного национального проекта" президент РСПП Александр Шохин заявил, что "контрольный пакет в этом случае остается за государством: финансовый донор, в свою очередь, получает возможность контролировать расходование вкладываемых в подготовку кадров ресурсов".

Ключевые слова здесь, конечно же, "контрольный пакет", точнее, говорить надо "контрольный пакет акций". Там, где появляются акции, появляется и акц! ионерное общество, и акционеры, и стоимость акций. Как и чем о! пределяе тся стоимость акций компании? В частности, ее местом в рейтинге себе подобных. А потому представители бизнеса, отметил г-н Шохин, должны участвовать в разработке требований к системе образования и проведении рейтингов учебных заведений.

Усвоенная во времена дикого капитализма формула "Любой каприз за ваши деньги" сработала - первые рейтинги уже появились.

Насколько они помогут потенциальным покупателям в определении стоимости объекта поглощения, сказать трудно, но для обывателя это увлекательнейшее чтение. Ну, вот кто, например, слышал что-нибудь об Ивановском государственном энергетическом университете? Мало кто. Про Санкт-Петербургский университет слышало, наверное, гораздо больше людей. "Сарафанное радио" - это дело одно, рейтинг - совсем другой коленкор. Так знайте же, л! юди, потребители и покупатели, что Ивановский институт (9-е место) обгоняет и питерский университет (15-е), и легендарный московский Физтех (11-е). Что от того, что Новороссийская государственная морская академия занимает 78-е место, РГГУ - 47-48-е, а МГИМО - 23-е? Если кто-то хочет стать капитаном дальнего плавания, трудно предположить, что он выберет гуманитарный вуз. Если компания занимается перевальным бизнесом, вряд ли она станет вкладываться в специалистов по международной журналистике. Но это взгляд обывателя с его трезвой логикой.

Рейтинги, как объясняют, нужны для того, чтобы отказаться от "уравниловки" в финансировании и определить группу лидеров - это 20 вузов, которые получат статус национальных. Им на каждого обучающего студента будут выделять из госказны по 5 тысяч долларов в год. Во вторую группу попадут около 300 вузов, они станут зваться межрегиональными и бу! дут получать за каждого обучающегося студента по 3 тысячи долл! аров. В третьей группе окажутся еще 600 вузов - им ежегодно будет выделяться по 2 тысячи. Отказ от "уравниловки", от "всеобщего равенства", введение градационного финансирования - идея замечательная, рейтинг - инструмент для ее реализации вроде бы вполне подходящий. Но стоит вглядеться в первые две строчки предложенного рейтинга:

Если не стараться доказать, что 4 больше, чем 6 и! 26, что 0,39 меньше, чем 0,06, то понять основания, на которых МВТУ занимает 1-е место, а МГУ - 2-е, невозможно, тому могут быть только причины.

Но коллизия ведь не только внутри одного рейтинга, но и между рейтингами, потому что есть еще и рейтинг вузов от Минобрнауки, который "безусловно, объективен, но опирается прежде всего на затратные показатели, такие, как, например, количество докторов наук"; а к концу лета свой рейтинг, отражающий потребности работодателей, обещалась составить "Деловая Россия".

"Без царя в голове" - говорят про того,
Головою кто слаб и недужен...
Я ни против, ни за не скажу ничего;
В голове царь, быть может, и нужен.

(В.С. Лихачев)

Но рей! тинг будет, потому что в России необходимо ввести систему рейтинговых оценок деятельности вузов, - так сказал президент на встрече с 24 капитанами российского бизнеса. Для начала президент сообщил капитанам, что государство выполнило перед ними свои обязательства и установило плату за землю под приватизированными объектами на уровне 2,5 процента от кадастровой стоимости, а затем посоветовал им "принять прямое участие в образовательном процессе, в проведении занятий, принятии экзаменов" и призвал их мобилизоваться на решение национальных проектов, в частности, в сфере образования. А глава РСПП Александр Шохин еще раз сказал, что бизнесмены все-таки хотели бы! смягчения налогового администрирования и ограничения сроков н! алоговых проверок.

Все эти АНО, контрольные пакеты, рейтинги, учредители, госсобственность, владение на правах аренды и налоговые послабления свидетельствуют о том, что в рамках ли национального проекта, вне ли его, но процесс в образовании пошел - процесс приватизации.

Подробнее

---

Долги наши

L’Enfant - шедевр запредельного уровня. Картина кажется простоватой лишь тем людям, которые не подключены к актуальной проблематике современного западного искусства. Тем, кто остановился в своем развитии в районе "Андрея Рублева".

Название колонки - фигура речи, устоявшийся оборот, не пугайтесь. На самом деле разговор пойдет про персональные долги автора; читатель же, как всегда, никому ничего не должен, читатель хорошо устроился. Фрукт! Попадаются, впрочем, и волчьи ягоды.

Итак, автор не удосужился вовремя написать о некоторых заметных картинах прошлого сезона, и автор виноват. Картины эти долгое время не попадались автору на глаза, как вдруг взяли да и попались! При этом каждая агрессивно предложила: возьми меня.

Автор аккуратненько взял, осторожно попробовал. Местами испытал удовольствие, а один раз даже до смерти влюбился. Недавний девиз автора - "ни в коем случае не оглядываться и не тормозить!" - был снят с повестки, списан в утиль. Хватит уже прогрессивничать. Требуется внимательная ревизия недавнего прошлого. В результате из всего доступного ему многообразия автор выбрал две рифмующиеся картины минувшего сезона.

Одна - безусловно великая, другая - однознач! но любопытная. Автор склеил картины по тематическому признаку: они про новорожденных, про человеческих детенышей. Кроме того, для обеих характерна напряженная форма и формализм этот идет содержанию на пользу.

Вначале картина "любопытная". Тодд Солондз сделал свои Palindromes еще в 2004-м. До нашего проката фильм доковылял только минувшей осенью, а до автора и того позже. По-русски называется "Перевертыши". Зря он так называется, надо было поименовать "Палиндромы". Нужно было акцентировать здоровую формалистическую установку.

Палиндромы - то, что одинаково читается слева направо и справа налево. Слово, фраза, стихи. "А роза упала на лапу Азора" - что-то вот такое, прикольное. Или же п! опроще: "кабак". То есть в палиндроме главное не душ! а, а кон структивный принцип. Персонаж Солондза Марк изъясняет по-своему: "Палиндромы - когда ничего не меняется. Когда одни и те же буквы". Происходит все это безобразие от греческого palindromeo - "бегу назад".

И еще: палиндромы актуализируют идею серийности. Я частенько пишу про серийность, и приговор мой неизменно неутешителен: серийность чудовищна! Хотя, допустим, в юности все мы сходили с ума от разного рода модернистских штучек, от самой идеи существования в человеческой природе этих, извиняюсь за выражение, "шенбергов-вебернов". (Преувеличение, стилистическая фигура! Все простится этим парням за "Лунного Пьеро", за Скрипичный концерт Берга и за кое-что еще. А хотя бы и за трудолюбие.)

Героиня картины Тодда Солондза - девочка по имени Авива. В первой главе она совсем маленькая смешная негритяночка. Во второй, действие которой происходит "через несколько лет", уже потешная белая толстушка, несколько старше первой, но все равно в районе 13 лет. В третьей - уже рыженькая, но тоже подросток, лолита. В четвертой - громадная-прегромадная молодая негритянка, витальную мощь которой даже и не знаю, чему уподобить.

Одну из инкарнаций Авивы предъявила весьма уважаемая мной Дженнифер Джейсон Ли, которой, ясное дело, далеко за тридцать или даже недалеко за сорок. В последней главе картины все актерочки, изображавшие до этого Авиву, стремительно сменяют одна другую, так что в каждом последующем план-кадре появляется очередная инкарнация одержимой идеей материнства девчушки.

В самом финале снова появл! яется мордочка первоначальной негритянской девочки, и уста это! й самой мордочки выражают надежду на то, что теперь-то уж она, Авива, точно станет матерью. Кстати, черная девочка хотела этого еще в начале картины, воркуя на груди у своей почему-то вполне бледнолицей матушки. "Хочу много-много детей. Это единственный способ иметь под рукой множество людей, которых можно любить!" - что-то вот такое.

Во второй главе Авива неумело переспала с пареньком-ровесником. В третьей - забеременела. В четвертой родители вынудили ее сделать аборт в клинике доктора Флейшнера. После она сбежала из дома, попутешествовала. Переспала, кажется, с водителем трейлера и снова забеременела. Убедила этого самого водителя пристрелить ненавистного доктора Флейшнера. Вернулась домой. Внимательно выслушала педофила Марка, который настаивал на том, что, по сути, человек не меняется, хотя и подвергается внешним изменениям. В последнем эпизоде снова переспала с подростком. Заявила прямо в объектив, что теперь-то уж непременно родит. По большому счету, лента бест! олково-неудачная. Кое-что, однако, нравится.

Зато во время просмотра картины братьев Дарденн L’Enfant, удостоенной Золотой пальмовой ветви на прошлогоднем Каннском фестивале и, насколько могу судить, встреченной у нас кисло-презрительными недоумениями, мне попросту снесло крышу. Я много чего хвалил в прошлом году, но L’Enfant - это абсолютный чемпион качества, шедевр запредельного уровня. Картина эта кажется простоватой, представляется отрыжкой неореализма тем людям, которые ни умом, ни телом не подключены к актуальной проблематике современного западного искусства. Тем, кто остановился в своем развитии где-то в районе "Андрея Рублева", кто до сих пор утешается в духовной резервации советского образца. Допустим, очередная новомирская "Периодика" (#3, 2006) информирует о том, что известный по! эт Станислав Куняев высказался о кино как о безбожном искус! стве Поэт склеивает все подряд совершенно безосновательно. Безбожного кина сколько угодно, не поспоришь. Но разве нет безбожных стихотворений?! Да вот же одно, общеизвестное куняевское: "Добро должно быть с кулаками, чтобы летела шерсть клоками!"

Я о том, что надо же развиваться, надо же делать внутренние движения, попутно задумываясь о стране и ее подрастающем поколении, которое воспитывается сейчас на идеях некомпетентности, переходящей в спесь, и разврата, переходящего в маразм. В последнее время, знаете ли, хочется говорить все менее оригинальные вещи. Потому, наверное, что все более оригинальные вещи говорят наши власть имущие: "Кино - безбожное искусство!" "Голливуд - развращает!" Ответных слов попросту нет. Что называется, Бобик сдох.

Максимально отжав Palindromes, получаем в руки две смыслообразующие вещи. Во-первых, тут странная история с протагонистом. Имя протагониста, Авива, в единственном числе, как ему и положено, но зато ! соответствующих этому имени физических тел - множество!

Во-вторых, обращает на себя внимание девочкина мотивация: она хочет кучу детей для того, чтобы после иметь под рукой много заведомо любимых людей. В сущности, для эгоизма! При этом ей совершенно все равно, от кого будут эти дети, при каких обстоятельствах они будут зачаты.

В прологе картины, кстати, нам предлагают видеозапись похорон: двоюродная сестра Авивы была изнасилована, зачала и после наложила на себя руки: да лишь бы не рожать от кого попало. Пролог этот трагически маркирует слом эпох, обозначает конец "старого порядка": та девочка, которой было не все равно, с кем спать и от кого рожать, - лежит в гробу. Вдобавок на ней двойной грех: убийство себя и ребенка. Та же, которой все равно, жива, благополучна, многолика и зачастую пышнотела.

Вот, кое-что предварительное прописал и понял: картина много лучше, чем показалось сначала! Тут очень остроумно зашифрована новая ситуация, сло! жившаяся в головах: доминирование абстрактного гуманизма и выр! одившейс я в гнусный слоган "все равно от кого" политкорректности. Современное секуляризованное общество отменяет саму идею персонализма. Остается бессмысленное сюсюканье, остаются оторванные от реального жизненного содержания абстракции: "Дети - это хорошо! Дети - цветы жизни!" Говорят, в России новая мода - рожать как можно больше, чтобы после горделиво появляться с этими ребенками на публике. Говорят, новые русские уже вбросили слоган: "Дети - это престижно!" Деторождение сведено, таким образом, к некоему механическому акту, к акту человеческого самовластья: трах тибидох - на выходе ребеночек. Фабрика престижа. Фабрика "любви".

Авива, это странное существо без определенного тела, без определенного лица, не испытывающее потребности в выборе партнера, то бишь в любви подлинной, полагающееся единственно на свою заветную дырочку, безотказно работающую в режиме "вход-выход", вдобавок имеющее массу так называем! ых добрых намерений. Да ведь это типовое чудовище нашего времени! Абстрактность и механистичность вместо персональной ответственности, серия - вместо лица. Солондз сделал это! Солондз молодец.

"Не желай множества негодных детей и не радуйся о сыновьях нечестивых. Когда они умножаются, не радуйся о них, если нет в них страха Господня. Не надейся на их жизнь и не опирайся на их множество. Лучше один праведник, нежели тысяча грешников, и лучше умереть бездетным, нежели иметь детей нечестивых, ибо от одного разумного населится город, а племя беззаконных опустеет" (Сир. 16, 1).

Однако все достоинства "Перевертышей" меркнут в сравнении с достоинствами эпохального "Ребенка" братьев Дарденн. Я полагаю, этот вариант названия много лучше, нежели укоренившийся - "Дитя".

Слово "Дитя" путает карты, однозначно указывая на девятидневного мальчика Джимми, родившегося у молодой женщины Сони от молодого мужчины! Брюно. Но парадокс этой удивительной картины в том, что главн! ый ее ге рой - именно половозрелый вор Брюно. Это он ребенок и он инфант! Все-таки русское слово "ребенок" более вариабельно, нежели "дитя". Если бы фильм назывался "Ребенок", зритель быстрее догадывался бы о том, что слово это относится в первую очередь к Брюно.

Однако и это не вся правда. Первоначально Соня тоже ребенок. Дарденны работают грубо, зримо и точно. Они остроумно надевают и на Брюно, и на Соню одинаковые модные куртки. В этой аскетичной картине одинаковые куртки работают безотказно - уравнивают Брюно и Соню, уравнивают именно в качестве детей, в качестве озабоченных полнотой биологической жизни недоумков.

Брюно ворует с помощью двух совсем уже подростков. Эти - намного младше, чем Брюно, лет 14 от роду. Все трое, однако, общаются на равных: собираются в заброшенных строениях, распределяют копеечную добычу. Типа, разбойники. Но на деле, конечно, ифанты, придурки. Дарденны целенаправленно понижают возраст и психологический с! татус Брюно, развенчивая миф о том, что взрослый по внешнему виду человек хотя бы отчасти этому виду соответствует. Здесь что-то похожее на стратегию Солондза.

Оказываясь в компании 14-летних и на равных с 14-летними, Брюно обнаруживает свой подлинный возраст. Не стоит забывать при этом, что инфант этот уже стал биологическим отцом! Впрочем, до поры до времени ребенок мало его интересует. До тех самых пор, пока ему не приходит в голову заработать на ребенке деньги, продав через подставных лиц - неким неизвестным усыновителям. Когда Брюно предъявляет ошалевшей Соне вырученные деньги и та падает в обморок, парень произносит незабываемую фразу, идущую из самых глубин его души: "Соня, мы сделаем еще!" И после, оправдываясь, снова: "Что такого?! Я думал, мы сделаем еще!!!" Ср. с Солондзом. Все та же гордая идеология человеческого самовластья: Брюно полагает, что ребенок - следствие его волевого решения и его биологического усилия. Образ Бр! юно гениально воплощает сознание человека, ставящего се! бя в цен тр мироздания. Хорошо бы, Станислав Куняев назвал хоть одно произведение современной русской литературы, которое бичевало бы пресловутое безбожие с такой же яростью, с таким же умом и с таким же беспримерным изяществом, с какими делает это дарденновский L’Enfant.

Повторюсь, довольно молиться на Германа и Тарковского! На дворе XXI столетие, и сегодня базовые произведения мировой культуры создают именно кинорежиссеры, и кинорежиссеры эти - иного сорта, нежели кумиры позавчерашнего дня. Киаростами и Каурисмяки, Кроненберг и братья Дарденн, Джим Джармуш и Майк Ли, Ханеке и Спилберг... Ну хватит уже упиваться провинциальностью советского разлива!

Существует великая опасность интерпретировать образ Брюно в социальном ключе: дескать, уличный дебил, отверженный пария, представитель низов и окраин, что с него возьмешь! К этой интерпретации картина Дарденнов не имеет ни малейшего отношения, она ее целенаправленно преодолевает и отменяет.

Помнится, описыва! я предыдущую работу Дарденнов "Сын" в "Новом мире", я отмечал, что братья властно и решительно нарушают кинематографическую конвенцию: подвижная ручная камера приближается к героям на невозможное расстояние. Камера все время зависает на очень близком расстоянии от лица. С такого расстояния видят только очень близкого человека и в основном в постели: мать - ребенка, любовники - друг друга. Однако Дарденны неизменно предлагают улицу в реалистическом ключе! Что же в таком случае означает наше приближение к малознакомому парню по имени Брюно и к малознакомой женщине Соне - на расстояние дыхания, вплотную??

Означает то самое: картины Дарденнов работают не со зрением. Раз Брюно и Соня даны не в постели, а на улице, где, повторюсь, такое приближение к постороннему человеку невозможно, значит, Брюно - не Другой и Соня - не Другая. Дарденны мастерски, посредством ювелирной кинематографической работы, возгоняют образы парня! и его гражданской жены - до масштаба Человека вообще. Брюно и! Соня - это Мужчина и Женщина, Я и Ты.

Дарденны намеренно рассказывают очень простую историю. Они акцентируют базовые антропологические категории и плотность этой их работы невероятна! Добрую половину фильма Брюно, этот крепкий, этот уверенный в себе парень, который "всегда знает, где взять деньги", занимается тем, что толкает впереди себя очередную механическую игрушку. Абсолютно гениальный ход, вершина кинематографического мастерства!! Сначала в роли этой игрушки - детская коляска с девятидневным Джимми. После продажи ребенка это - уже пустая коляска. Ближе к финалу Брюно идет ровно по тем же улицам, толкая уже вышедшую из строя мотоциклетку - ярко раскрашенный скутер. Парню все равно, что катать. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Картина Дарденнов безупречно зарифмована. Все эти криминальные мужские игры, вся эта суетная игра во взрослую жизнь, вся эта гордость по поводу собственной биологической состоятельности ("Ребенок? Сделаем еще, сделае! м столько, сколько нужно!") скрывают подлинную сущность героя: заигравшегося с механическими игрушками ребенка.

Повторюсь, фильм сделан так тонко и так точно, что у внимательного и честного зрителя не остается иллюзий. Такой зритель внезапно понимает, что сам он ничем не лучше, не значительнее, нежели Брюно. Что Брюно - это он, зритель, и есть. Возомнивший о себе прах. Заигравшийся в суету сует дурачок. "Захотим - и сделаем еще! Сделаем все, что захотим!" Ничего ты не сделаешь. В финале оказавшийся за решеткой Брюно встречается с простившей его Соней в комнате свиданий и плачет. Плачет Брюно, плачет Соня. Единственная оставшаяся у них ценность - ребенок по имени Джимми - случилась помимо их воли. Дарденны вмещают в свою картину максимум религиозного содержания, доступного светскому искусству.

После просмотра я исчеркал впечатлениями целую небольшую тетрадочку. Чтобы не все впечатления ушли после в небытие, приведу еще два-три наблюде! ния. К вопросу о плотности повествования, об изобразительной м! ощи и вы разительности. Тем, кто теперь посмотрит картину, предлагаю обратить внимание на эпизод в начале. Двое подростков и Брюно поделили добычу в заброшенном, кажется, гараже. Вот именно, разбойники, крутые мужики, поделили добычу: видеокамеру, деньги и плейер! Обеспеченные чувством собственного достоинства, парни выходят на свет божий, а камера услужливо следует за ними, лишь бегло схватывая Соню, смиренно ожидающую добычливых героев с ребенком на руках.

Полураздвинутые ноги, голые коленки, бестолковое выражение лица, короче, случайно мелькнувшая в глубине кадра "бабья дурь"! Камере даже "не приходит в голову" фиксироваться на этой покорной рабе обстоятельств, ибо повествовательная стратегия, как водится, обслуживает "подлинных героев", то есть сильных мужчин. Пластическое решение этих пяти секунд - не случайность, конечно, а ювелирная, выверенная работа Дарденнов с картинкой, ритмом и смыслом! Вот так, господа, делается кино. И не как иначе.

Или эпизод, когда Брюно приходит в голову продать ребенка. Он по обыкновению толкает перед собой коляску, он говорит по мобильнику, как вдруг в его глазах загорается огонек, огонек глупости. Опять ювелирная работа: темпоритм, расстояние от камеры до героя, почти нулевая интенсивность мимической игры актера - все выверено до мелочей, все работает, возгоняя частную глупость до масштаба глупости всечеловеческой. Брюно прямо на наших глазах попадает в дьявольскую ловушку, неправильно переоценивая ценности! Невероятно, я такого еще не видел.

Или эпизод с завещанием. Кроме видеокамеры, денег и плейера, парни уворовали некую надежную коробочку. С трудом ее взломав, Брюно разочарованно вздыхает: "Завещание!" После чего рвет конверт, набивает коробочку камнями и выбрасывает все это в реку. Снова гениально! Парни понимают про игрушки-безделушки, но ничего не желают знать про саму идею конца. Они - еще гордые. У них в головах еще нет идеи финала. И в! от Брюно быстро-быстро выбрасывает, истерично избавляется, пря! чет непр иятную ему правду - на дне водоема.

Наконец, запредельный по уровню эпизод с продажей ребенка. Какая-то пустая заброшенная квартира с недобрыми красными шторами. Кладет Джимми в уголок, а сам уходит на пустую кухню и звонит заказчику: "Готово!" Минута ожидания и дьявольской тишины. После возвращается в комнату, где ребенка уже нет, зато есть конверт с честно заработанными деньгами (типа, моя же сперма!).

Потрясающая работа с категориями "время" и "пространство". С категориями "невменяемость" и "смерть". Ведь в эту самую минуту ребенок словно бы умирает для Брюно, элиминируется. Брюно не ведает, что творит, но обстановка и темпоритм выразительно предъявляют тот инфернальный ужас, которого он пока что, по своей глупости, не может оценить, но который будет стоять за его страшными слезами в финальном эпизоде.

Подробнее

---

---

Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ

---

© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

	Название вуза	Число предприятий, готовых принять выпускников	Число п! редприятий, на которые пришли выпускники 2005 года	Число принятых выпускников 2005 года	Доля от общего числа (%)
1	Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана	26	4	4	0,06
2	Московский государственный университет	23	6	26	0,39