Служба Рассылок Городского Кота

Русский Журнал. Политика
http://russ.ru/politics
----------------------------------------------------------------------------
Все дискуссии рубрики "Политика" http://russ.ru/forums/msg/935/935.html
Список рубрик РЖ http://russ.ru/journal/archives
Поиск по РЖ http://russ.ru/search
----------------------------------------------------------------------------
Новое в рубрике
http://russ.ru/politics/articles

Глеб Павловский о литературе, Интернете и будущем

Иван Давыдов: Глеб Олегович, в последнее время у Вас брали много интервью, 
но все они так или иначе касались прошедших выборов. И только. Я хотел бы 
предложить поговорить о другом. Это, возможно, несколько странно, но вот 
темы: русская литература и русский же Интернет.
И вот первый вопрос. Вы публикуете в СМИ статьи, то есть с известной 
натяжкой Вас можно назвать журналистом. Довлатов говорил, что всякий 
журналист пишет роман. Вы пишете?

Глеб Павловский: На бумаге - нет. Я конечно не пишу роман, но, наверное, 
как литературоцентричный персонаж, просто по происхождению 
литературоцентричный, я им озабочен. Во всяком случае я многократно в 
течение жизни ловил себя на попытках выстраивания биографии, которые всегда
ведут к некоторой игре с собственной жизнью и озабоченности экспозициями, 
сценами и концовками. В каком-то смысле идея концовки вообще управляет 
романом как таковым, даже если он не закончен. И в моей жизни тоже 
озабоченность концовкой биографии возникла раньше, чем озабоченность самой 
биографией. В этом смысле я его и пописываю, но с меньшим упоением, чем в 
молодости.

И. Д.: И когда-нибудь все это будет оформлено и появится в виде книги?

Г.П.: Не знаю, мне как-то эта мысль не интересна. Она относится к тому типу
концовок, которых я избегал. Это одна из самых ужасных концовок, все 
равно, что умереть в собственной постели. Идея написать мемуары похожа на 
идею умереть в собственной постели.

И.Д.: Сейчас Вы читаете художественную литературу? Хватает времени?

Г.П.: Художественную - нет. Ненависть, временная, я надеюсь, к 
художественной литературе у меня возникла уже довольно давно, и она 
особенно усилилась после 91 года, ответственность за который я возложил 
отчасти на русскую беллетристику.

И.Д.: Это интересная мысль - об ответственности литературы за события 91 
года. Вы не могли бы ее прояснить?

Г.П.: Ну, как мне казалось, по бездарности процесса, никчемности 
действующих лиц и необозримости последствий, к которым вели бездарные 
поступки действующих лиц, все это было глубоко конгениально русской 
беллетристике в ее, преимущественно уже в советской адаптации. Ведь именно 
советская власть стала любимым дитем русской классической литературы. Я бы 
даже сказал - любимейшим. И в этом смысле апогеем процесса для меня стали 
толстые журналы "Октябрь", "Новый мир" и "Огонек" 90-91 годов. Я с тех пор 
стал меньше доверять русской литературе.

И.Д.: То есть все модные, признанные достойными внимания, активно 
обсуждавшиеся книги последних лет прошли мимо Вас?

Г.П.: Да, мы друг без друга обошлись. Перестройка для меня началась с 
быстрого вырождения ряда художественных жанров. Появилось перестроечное 
кино, оно было ужасно во всем. От игры и композиции до манеры двигаться. 
Создавалось ощущение, что даже талантливые актеры всему сразу разучились и 
изображали живые картины на темы "Московских новостей". Этот элемент 
вопиющей духоты, "мусорный ветер", как говорил Платонов, ощущался не только
в кино, но и в литературе перестройки. Это ощущение усиливалось во мне все
восьмидесятые, а в начале девяностых достигло своего апогея. Я просто не 
хотел иметь с этим ничего общего, не хотел осквернять глаз и ухо этой 
литературой и предпочитал читать все что угодно, но не имеющее отношения к 
"модному". Ну, "все что угодно" реально оказывалось историей или 
гуманитарным "нон-фикшн", но даже и статьи в газетах, которые становятся 
безвредными, когда к ним относишься как к образцам кала, - ведь не одно и 
то же, согласитесь, просто вступить в испражнения и!
ли анализировать их, когда они в пробирке? - они приобретают некое особое 
качество... Образчики кала, образчики крови. У Марии Васильевны Розановой 
правильная манера читать газеты: свежие она кидает в кучу, из которой 
каждый день, откуда-нибудь снизу выдергивает произвольно любую газету, и 
читает от корки до корки, утверждая, что они даже интересней становятся, 
отлежавшись. Она права, потому что подистлев газета приобретает характер 
источника, который над тобою не властен, - почти литературы. Она уже не 
может тобой манипулировать, она уже тобой не владеет. Она перестает 
притворяться, что она и есть сегодняшний день - и тогда ей можно доверять. 
Так сказать, обезвреживается жало. И на актуальную художественную 
литературу распространяется это правило. Я надеюсь все это когда-нибудь 
прочитать. Я кидаю в кучу под стол те или иные книжки вперемешку со 
словарями и с некоторыми особо безумными статьями из газет и мню, что 
однажды сяду и это все попрепарирую.

И.Д.: Нельзя ли узнать, что уже оказалось в этой куче?

Г.П.: Там - трехтомник Ерофеева, Пелевин (но у меня было такое чувство, что
является некошерным шагом купить Пелевина, поэтому я его просто украл с 
чужого стола), там и словарь телевизионного жаргона, словарь перестройки, 
словарь совдепии и еще ряд подобных собраний абсурда, изданий, которые не 
столько изучают проблему, сколько ее манифестируют. Забавная книга 
Золотоносова о советской скульптуре из серии "Кабинет" - последнее, что я 
бросил в эту кучу, поверх "Хазарского словаря". Еще недавно купил три тома 
"Московских новостей" эпохи перестройки, они издавались отдельными томами.

И.Д.: Вы заговорили о гуманитарном "нон-фикшн", который, насколько я понял,
сейчас составляет основу Вашего чтения. В этой связи есть вопрос, даже 
проблема: на Россию сейчас обрушился вал переводной литературы, и 
существует мнение, что он окажется невостребованным. Просто в силу его 
количества мы не успеем его даже прочесть, не то что адаптировать, 
ассимилировать...

Г.П.: Здесь, мне казалось раньше, есть проблема, я о ней даже немножко 
писал, но сейчас мне кажется, что здесь много разных проблем несходящихся, 
целое проблемное кладбище, включающее вопросы, относящиеся к разным слоям 
реальности. И, конечно, есть общая трудность нарушенного культурного ряда и
его компенсации впопыхах. Компенсации же всегда ведут к небезвредным играм
с ранее пропущенным. Ну, конечно, первой всегда появляется "запрещенная 
полка" предыдущей эпохи. И, скажем, дефицит предыдущей эпохи издается в 
безумных количествах и издается по принципу: "Помнишь, ты мне давал журнал,
там было про какого-то музыканта, который, летал? Я теперь хочу эту книгу 
купить в бархатном переплете". И появляется "Альтист Данилов". Появляется, 
конечно же, Бердяев, где-то рядом с Камасутрой. Это первый ком, который был
в свое время идеально воплощен лавочкой "19 октября". Это такая реализация
представлений человека восьмидесятых годов о том, как выглядит книжный 
рай. Первое время у меня было!
 даже ощущение, что советская власть издавала больше гуманитарного 
"нон-фикшн", чем антисоветская. И относилась к этому более вдумчиво, лучше 
себе это представляла.

И.Д.: Могу засвидетельствовать, что, например, со специальной литературой 
по ряду дисциплин так оно и было.

Г.П.:  Со специальной наверняка. И потом советская власть ведь связана с 
идеей правил. Советская власть была более репрессивно культурологической, 
чем репрессивно политической, политическая репрессия следовала за 
культурологической правильностью, задачей осуществления правильности и 
контроля правильности. Известно, например, что цитирование Пушкина было 
приравнено к цитированию Ленина, цитаты из Пушкина обязательно выверялись 
по строго определенным изданиям, и нельзя было цитировать прилюдно. Это 
вело к более высокой культуре отбора; культура отбора, выстраивание ряда - 
все это элементы цензуры. Ты можешь даже безобидной вещью нарушить ряд - 
пускай даже ряд враждебный... Сам список еретиков утвержден и не может 
пополняться произвольным образом. Поэтому можно издать Роже Гароди, но 
нельзя издать Клемперера. К тому же, иеретики должны быть солидными, - 
демоны тоже сочтены. Это вело к очень выстроенной картине, где итеративно 
заполись клеточки. Есть клеточка "экзистенциализм" - о!
на должна быть заполнена чем-то представительным. Это снижает возможность 
случайного. Потом все было забыто и разрушено и явилась масса бездарных 
изданий или изданий бездарностей, но проблема-то, в общем, не в этом. Это, 
скорее, флуктуации, обычные для догоняющего развития. Проблема, на мой 
взгляд, глубже. Потому что выяснилось, что русская культура, поименуем ее 
так условно, чтобы обозначить порождающее чрево, породив советскую, 
породила и органичный для себя способ работы со смыслами, работы с 
гуманитарными предметами. И это было неслучайное порождение, она не могла 
случайным образом особенно после ампутации матки в 91 году породить нечто 
иное - альтернативный подход, к тому же и продуктивный, к культурным 
заимствованиям, культурным отражениям, сосуществованию с другими смыслами, 
принятию смыслов и их цитированию. Это привело к хаосу, который 
продолжается до сегодняшнего дня, что было бы тоже не страшным, если бы не 
действительно страшный вопрос: а может ли она породить друг!
ой вариант? На самом деле этот вопрос открыт. Вы можете перебрать в 
магазине гуманитарный "нон-фикшн" и просто захлебнетесь в филологии и 
семиотике, которые играют, в принципе, скромную роль, являются подчиненным 
сектором в культуре западного "нон-фикшн". Важную, но подчиненную, если 
вообще не периферийную, хотя это уже спорный вопрос. Вы найдете массу 
филологии, но не найдете вообще никакой политики. Вы найдете одну-две книги
по политологии, и то это будут, скорее всего, плохие учебники. Или другой 
вариант - какие-нибудь субъективные заметки. Если бы существовала, 
например, книга Фуко о французской политике, вот ее бы наверняка перевели. 
Но не потому, что это книга о политике, а потому, что это книга Фуко. А вот
книг философов о политике, которые на самом деле составляют важный сектор 
западной литературы, их нет вообще. Здесь по-прежнему лучшим из переводов 
на русский является книга Ясперса "Куда движется ФРГ?". Ничего этого у нас 
нет. Нет абсолютно современной истории, в том!
 числе и западной. Зато вам предложат абсолютно чудовищный по 
манипулированию культурными условностями продукт. Вместо, например, истории
вам предложат скверную метафору "режима Пиночета". Причем никто, я готов 
это повторить, ни один человек в Российской Федерации, писавший о Пиночете,
никогда не интересовался, какова действительно была политика Пиночета, как
именно он ее проводил, каковы были ее этапы. И заметьте, не то что книги, 
а даже монографической статьи о Пиночете на русском языке не существует. 
Читатель - быдло, ему достаточно метафоры "диктатура Пиночета". Это пример 
автоидиотизации культуры, которая чем дальше, тем больше загоняет себя в 
тупик, потому что ничего, кроме набора клише, в ней не остается. И дальше 
такое отношение к оперированию смыслами само начинает управлять переводной 
политикой, книжной политикой и т.д.

И.Д.: Как Вам кажется, возможен ли выход из этой ситуации, которую Вы 
характеризуете как тупиковую?

Г.П.: А выход всегда есть - и всегда случаен. Выход всегда или героический,
или случайный. Он требует человека или группы людей, типа группы Ортеги в 
Испании, которые просто прут против течения, это нормальный для Европы 
вариант. Или - по известному русскому анекдоту: "Мать твою", - крякнул 
Александр Матросов и жопой плюхнулся на амбразуру", - то есть просто так 
вышло. Такова, например, подоплека знаменитого "марш броска русских на 
Приштину". Происходит некая случайная обмолвка. Самый известный случай в 
нашей политической истории - это Хрущев в 56 году, когда он просто взял и 
отменил все, что все хотели экстраполировать. В принципе, перевод растущей 
массы книг создает возможность, что будут переведены две-три-пять таких, 
которые найдут несколько читателей - мальчиков и девочек в стране, и в 
принципе этого довольно. Все вдруг переменится.

И.Д.: Обсуждать вероятность случайного выхода, наверное, не стоит - на то 
он и случай. А вот человек, группа людей, способных на описанный выше 
прорыв, - есть ли у Вас на примете такие?

Г.П.: Нет, не вижу. Честно говоря, должен признаться в крахе важного 
элемента моей не столько даже философии, сколько политической веры. Я был 
стохастическим фундаменталистом. Я считал, что где-то неизвестно где есть 
некие хранители, герои, некая здоровая основа, и эти люди так или иначе 
найдут все, разбросанное в разных местах - этакий Некрасов... Рать 
собирается неисчислимая, сила в ней скажется несокрушимая... Ничего 
подобного не наблюдается. Будучи достаточно случайным человеком и пройдя - 
также случайным образом - через политический процесс как минимум последних 
двадцати пяти лет, перебрав его руками, я должен сказать: мы опять 
собрались в том же составе. Что ужасно. Половину этих людей я знал в другие
времена, в других положениях, и они уже тогда меня не вдохновляли. Как, 
впрочем, и я их. Если бы были иные - они бы уже сказались. Я не верю в 
катакомбную Россию.

И.Д.: То есть остается только надежда на случай?

Г.П.: А почему надо обязательно надеяться? Во-первых, всегда есть 
консервативный вариант: контролировать "уровень неизбежного снижения 
уровня". Это само по себе: а) небесполезная деятельность в смысле личной 
гигиены, так и общей санитарии; б) при этом выявляется много интересных 
вещей, идет ревизия инструментария, обзор ландшафта, выявление особо 
вредных гуманоидов и иных живых существ. Ты, может быть, и не можешь с ними
бороться, но вовремя замечаешь особо гнусные типы. Это в принципе 
небесполезно, поскольку сохраняется возможность включения впоследствии 
другой, более взрывной, модели.

И.Д.: Не был ли Ваш "бросок в Интернет" еще и попыткой поиска новых 
сообществ, новых людей, способных формулировать и решать новые проблемы?

Г.П.: Конечно, был. Интернет идеально отвечал моей исходной модели  - 
стахостической игры на обогрев мирового пространства. Идеи о том, что само 
повышение разнообразия является положительным процессом. Всякий раз, когда 
я вылезал с этой идеей, она глубоко возмущала всех политических деятелей 
любых направлений. Они не понимали, как можно работать не на чье-то 
преобладание, а на повышение разнообразия ландшафта, возможно, 
контролируемое, и ограничений возможности чьего-либо преобладания. Это 
всегда казалось каким-то кощунственным вторжением в чужие функции, в 
функции политического господа бога. Для меня же это было более-менее 
естественно, потому что я не чувствовал себя своим ни в одной из 
политических групп, в которых побывал, но во всякой находил не только нечто
временное, но и поводы для близости, для верности, для возникновения таких
обязательств, которые не исчезают с уходом из данной группы. Постепенно 
возникало ощущение ландшафта. Со временем я стал замечать, что этот ла!
ндшафт не очень-то и меняется. Поэтому в последние годы, собственно именно 
они связаны с ФЭПом, я перешел к мысли ни с кем ни спорить, а действовать. 
Я не считаю возможным, к сожалению, вести политический спор с коллегами, 
потому что, во-первых, они - вне контекста такого спора, во-вторых, 
оперируют убийственно плоскими типами и клише, так что от этого спора веет 
тоской. По сравнению с ним споры коммунистической профессуры 30-х годов - 
элитарный диалог. Поэтому я просто решил, что спорить лучше, предъявляя 
дозированное вмешательство в ход вещей. Вы говорите, что есть левый сдвиг, 
а я вам говорю, что есть, наоборот, правый сдвиг, и вам придется в этом 
убедиться╣ Вы говорите, что Ельцин слабый, а я вам говорю, что он сильный, 
и вам придется в этом убедиться╣ Здесь задача не переспорить, потому что 
спорить все равно неинтересно, а задача - защитить часть реальности. Потому
что реальность жива, т. е. альтернативна. Вопрос не в том, "хочет или не 
хочет" Ельцин остаться у власти. Эт!
от вопрос неинтересен для понимания того, что такое Ельцин как политик. Но 
объяснить это в полемике невозможно, потому что надо вовлекать в дискуссию 
такие темы, к которым участвующие просто не готовы. Поэтому проще 
промолчать, сказать: "Ну-ну, посмотрим". Я обращаюсь к метафоре одного из 
режиссеров: он говорил, что пытался спорить о своих сценических принципах в
журнале Театр, но понял, что спор лишен смысла, и решил просто делать свой
театр. Публика же имеет право ходить либо не ходить на спектакль.

И.Д.: Смогла ли сетевая среда - я имею в виду, в первую очередь, людей - 
оправдать Ваши ожидания?

Г.П.: Она, скорее, любопытна, чем вдохновляет. Я узнаю массу знакомцев и 
это узнавание меня настораживает. Вроде я все это уже видел где-то в конце 
60-х, может в начале 70-х. А потом еще раз видел, что печально, в конце 
70-х. Интернет как раз очень похож на неформальный мир Арбата второй 
половины 70-х годов, где в одном подвале кто-то собирает гранаты, рядом 
живут хиппи, рядом группа товарищей вместе с Павловским собирают журнал 
"Поиски"... Есть все, ты ловишь кайф от того, что государство не может 
захватить это все - а все это рядом с Кремлем... В Гостином дворе помнится 
были подвалы с вечно хлеставшей водой. Она хлестала в семидесятые, в 
восьмидесятые, в девяностые... Не знаю, сколько там утекло воды и мы там 
водились. В семидесятые годы там был клуб, он не имел названия, мы просто 
собирались спорить, например о том, уместен или не уместен террор против 
руководителей советской страны. И все это происходило прямо ввиду Кремля. 
Под этим Гостиным двором находится, насколько я п!
онимаю, дивизия, которая охраняет Кремль. Я наслаждался тем, что все это 
рядом и что мы друг друга не замечаем. На это и похож Интернет. Но это не 
плодотворная среда - вот в чем дело. Абсолютный вакуум. Из него можно 
вытащить все, что угодно. А можно и ничего не вытащить. Я не знаю, что из 
этого выйдет. Пока это милый всемирный капустник, политый адреналином.

И.Д.: Продолжая сравнение Интернета с Арбатом╣ Вы сказали, что особую 
прелесть находили в том, что власть не может захватить эту среду. На днях 
состоялась встреча представителей сетевой элиты с Путиным, которая сейчас 
активно обсуждается в Интернет-СМИ. Многие считают, что это была первая 
попытка власти "схватить и обуздать"? Что Вы думаете по этому поводу?

Г.П.: Это здоровая реакция. Неправильная содержательно, но стихийно 
расчетливая. Похоже на поведение девушки, оказавшейся в сомнительной 
компании. Неправильно, чтобы она постоянно была озабочена мыслью поимеют ее
или не поимеют, но, с другой стороны, если вообще не обращать внимания на 
то, где оказалась, тебя просто оттрахают по полной программе. Грань тонкая.
Лучше быть настороже, но не превращаться же в параноика. Власть понятия не
имеет, что она хочет контролировать, но контролировать она хочет, контроль
- это властная функция. Но власть - дура, и на всякий случай она хочет 
проконтролировать все. На этом ее и ловят. Ей подсовывают не подходящие для
контроля предметы, она их изо всех сил контролирует, а в это время с ней 
делают все, что угодно. Я бы не стал особо бояться. На данный момент 
российское государство и Интернет - это две державы, у которых нет общих 
границ, поэтому их переговоры о мире или войне ни для кого не опасны. Даже 
если они объявят друг другу войну, вести !
ее не смогут. Наше государство, конечно, умеет чинить всякого рода 
идиотские помехи, но, к счастью, не систематически, потому что оно не 
немецкое государство и не американское государство. Российское государство 
принципиально асистематично. То, что сегодня происходит между Интернетом и 
властью, это, скорее, взаимное обнюхивание. Путин ищет для себя новые 
рубежи и присматривается, может ли Интернет стать одним из новых рубежей. 
Контроль Интернета его абсолютно не интересует. В подобных вопросах он 
прагматик и точно не будет контролировать то, контроль чего бесцелен и 
затратен. Он контролирует то, от чего действительно зависит, а от Интернета
он не зависит никак. Но в этот процесс, конечно, включается большое 
количество чиновной шоблы, которая в разных формах хочет выразить свою 
лояльность. Она опасна, но не слишком, на мой взгляд. Я думаю, особенность 
современной российской интеллектуальной тусовки в том, что она охотно 
обсуждает проблемы, которых не существует, зато о них можн!
о прочесть в СМИ, и в упор не хочет видеть проблем, которые задают реальные
границы ее жизни. Хотя быть настороже, повторяю, небесполезно.

И.Д.: Ваше мнение особенно ценно здесь еще и потому, что вмешательство 
государства в дела Сети многие напрямую связывают с Вашим последним 
Интернет-проектом - сетевым информационным каналом "Выборы в России".

Г.П.: Это не было вмешательством государства. Это было вмешательством 
Павловского в государство.

И.Д.: Да, безусловно. Но утверждается, что именно после реализации этого 
проекта государство убедилось в том, что Интернет - серьезная 
информационная среда... Ну и решило его слегка обуздать.

Г.П.: Это спор о стратегиях безопасности. Есть, конечно, стратегия 
неуловимого Джо, сбивающегося на роль Иова. Садишься на гноище и ковыряешь 
язвы, оглашая воздух стенаниями. Маловероятно, что в этом случае к тебе 
кто-нибудь приблизится, чтобы тебя контролировать. Если не создавать угрозу
реальным центрам силы, то они тобой не заинтересуются. Я никогда не 
придерживался этой стратегии, мне она чужда и непонятна. Если я кому-то 
помешал, извиняюсь, но есть только один способ в России быть учтенным - это
быть небезопасным. И этот способ универсален. Он справедлив для всех, 
включая отшельников и поэтов. Если ты безопасен, то не получишь даже бумаги
и ручки, чтобы писать жалобы. Сперва тебе должны запретить писать. Это так
просто сложилось.

И.Д.: Вы говорите, что сетевое сообщество обсуждает мнимые проблемы? Может 
быть, тогда Вы могли бы набросать список проблем, достойных обсуждения? 
Реальных проблем?

Г.П.: Трудное для меня предложение. Я с какого-то момента перестал 
выступать в учительской роли с тезисами о том, как надо.

И.Д.: Ну, нет, речь ведь не о том, что надо. О том, что Вам кажется 
достойным. "От частного лица", - как любит говорить Андрей Левкин.

Г.П.: У меня нет отдельных идей для сетевого сообщества. Я и к нему себя не
отношу, поэтому и не чувствую особой корпоративной преданности. В этой 
сфере я не эксперт. Есть такие эксперты, как Антон Носик, которых я читаю, 
не всегда понимаю, о чем речь. Есть такие простые неприятные проблемы, как 
не описанная юридически и политически роль провайдеров, которая дает 
возможность давить на них, а через них - на вас. Есть проблемы 
интеллектуальной собственности в Интернете, хотя они, я думаю, преувеличены
и представляют собой пример обсуждения чужих проблем. Если исходить из 
того, что в мире победит англосаксонская концепция права, то это важная 
тема. Но сегодня возможная победа англосаксонской концепции - это только 
интересная гипотеза. Наверное, надо решать вопрос о языке обсуждения самих 
проблем, о составе участников обсуждения. Есть ненормативное понятие 
иерархии. В Интернете сейчас формально нет никакой иерархии. С другой 
стороны, невозможно обсудить ни одной проблемы, не описа!
в состав участников обсуждения. Даже случайные участники - тоже особая 
категория.

Проблемы, которые я вижу, - они вообще, строго говоря, не сетевые. Есть 
проблема глубокого и всестороннего невроза в отношении к власти в России. 
Мы по философии - гностики, все время скатывающиеся к концепции абсолютного
Зла, которое преобладает в мире, и некоего присвоенного добра, которого 
никогда не оказывается, но за которое всегда голосуют сердцем, чтобы затем 
изблевать в область Зла. А Зло мы описываем с большим упоением и без 
отнесения себя к его миссионерам. У нас нет философии свободы, потому что 
не существует философии власти. Свобода - это готовность отвечать за 
собственные действия, соотнесение возможности их совершать с готовностью 
отвечать за них и в момент, и после их совершения. Власть - это тоже самое,
но относящееся к тем поступкам, которые ты, в принципе, не можешь 
совершать сам. В этом смысле власть - элемент свободы, ее ограничение и ее 
опасный партнер. Но у нас власть перенесена в сферу Зла, из которой не 
может выбраться, так как априорно к нему относитс!
я. Безответственное отношение к власти естественно дополняется 
безответственным отношением к свободе. Поэтому мы, собственно говоря, все 
еще сброд. Сброд, населяющий территорию собственной истории - и ей хамящий.
Мы не являемся ни нацией, ни народом. Да, на сегодняшний день мы некий 
сброд с возникающими в тех или иных местах по случайным поводам 
исключениями. Я абсолютно уверен, что люди, воюющие сегодня в Чечне, - не 
сброд. Но это исключение возникло в силу ряда специфических обстоятельств. 
Есть очаги несброда во власти. Есть очаги несброда вне власти. Но я больше 
не хочу говорить о народе, который в чем-то прав. Это вранье. Но пора 
обсуждать множество вещей. Например, с какой корыстной и преступной целью 
люди избирали Ельцина? Как именно выглядела структура аморализма самих 
избирателей (причем как элит, так и масс) и как она реализовалась после его
избрания. Каким образом Ельцин был превращен в жертвенное животное, 
которое должно быть ритуальным образом заклано и истреблено,!
 и чего, опять-таки, хотели добиться при этом граждане Российской 
Федерации? Они ведь все равно будут и впредь это делать .

Есть проблема отношения русских к истории. Я не хочу возвращаться к 
чаадаевским перепевам, но, строго говоря, Чаадаев медицински прав. Об этом 
даже говорить скучно. Проблема в том, что сегодня в России историческое 
сознание вытеснено артефактом квазизнания о том, что было. Этого нет больше
нигде в мире, по-моему. И с этим в принципе невозможно национальное 
сознание. Если мы не способны быть нацией, то, может быть, мы способны быть
чем-то другим? Не знаю... Сейчас нет экстраполируемой возможности 
сохранения Российской Федерации после 2010 года. Необходимо хотя бы 
проанализировать эту ситуацию, набор и уровень угроз и сформулировать 
стратегии в этой связи. Но нет, - это не обсуждается. А мы по-прежнему 
ведем какие-то фонвизинские споры между западниками и славянофилами, хотя 
западников нигде в мире уже не осталось, только в Москве. Мы имеем дело с 
уникальной страной, которая не обсуждает ни одну свою проблему и не создает
инструменты для обсуждения. Почему у нас нет политическог!
о еженедельника, в котором обсуждаются тенденции краткосрочные? Почему у 
нас нет гуманитарного журнала, в котором обсуждаются актуальные проблемы по
мере их поступления? Мы их обсуждаем в газетах, а газеты - не формат для 
обсуждения долгосрочных проблем. Толстые журналы - также не формат для 
обсуждения таких проблем, но нужного формата мы не создаем. Мы зато 
обсуждаем Березовского.

И.Д.: У Вас довольно пессимистичный взгляд на будущее.

Г.П.: Почему? Придет Вася Пупкин, возрастом 18 лет, скажет: "Вы все козлы, 
не о том говорите..." И предъявит некий другой способ отношения к вещам. 
Ну, его попинают, попытаются убить, может, убьют, а может и не успеют.

И.Д.: Вы уверены, что он придет с неизбежностью?

Г.П.: Если не придет, будущее РФ будет обеспечено теми русскими, которые 
сейчас учатся в Гарварде и Сорбонне. Россия перейдет в виртуальное 
состояние, что, может быть, и не плохо. Понимаете, тот, кто не хочет жить, 
- не жилец. Если страна захочет сохранить очаг собственной культуры на 
своей территории, это так или иначе будет сделано. Если не захочет - нет 
способа заставить ее сделать это. Принудить к этому невозможно. Тогда 
остается рассчитывать на то, что отпечаток русского в так называемой 
мировой, а фактически англосаксонской культуре является достаточно сложным,
чтобы быть систематизированным заново - то есть, сохраненным. Интернет, 
кстати, вообще устраняет возможность несохранения чего-либо. Уже сегодня от
каждого человека, живущего на Земле, может быть оставлен полный архив. Это
новая ситуация, и пока неизвестно, что она значит. Теоретически, если бы 
Ассирия погибла сегодня, то ее можно было бы быстро восстановить. 
Легендарный способ восстановления Израиля теперь являет!
ся простой технологической моделью. Теоретически, опять же, и Россия может 
прекратиться, чтобы восстановиться через 10, 20, 100 лет. Когда сброд 
пройдет переобучение.

И.Д.: И последний вопрос: отступления из Интернета не будет? Вы остаетесь?

Г.П.: Нет, отступления не будет. Я, наверное, хотел бы сжаться и 
присоединиться к хору, чтобы вернуть себе право на взгляд со стороны. Я 
чувствую, что мне необходима дистанция.

----------------------------------------------------------------------------
Новости дня http://russ.ru/politics
Интернет-парламент http://elections.ru
Фонд эффективной политики http://fep.ru

Дискуссии рубрики "Политика":
Сегодня в России
Россия и заграница
http://russ.ru/forums/msg/935/935.html


----------------------------------------------------------------------------
Вы можете написать отзыв на каждую публикацию РЖ на сервере http://russ.ru 
или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов" 
http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
----------------------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов
Русского Журнала по e-mail: http://russ.ru/subscribe/
Russian Journal   mailto:russ@russ.ru    http://russ.ru/