Рассылка закрыта
При закрытии подписчики были переданы в рассылку "VIP-версия: комментарии известных людей на актуальные темы" на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
← Декабрь 2005 → | ||||||
1
|
3
|
4
|
||||
---|---|---|---|---|---|---|
5
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
13
|
14
|
15
|
17
|
18
|
|
19
|
20
|
23
|
25
|
|||
31
|
Статистика
-3 за неделю
Политика в Русском Журнале Политика в Русском Журнале
Политика в Русском Журнале
Сегодня в выпуске
30.12.2005
2005-й: разведка боем
Успехи, достигнутые Россией в уходящем году, не следует воспринимать как должное. Это не более чем промежуточный успех. Все политические акторы, как внешние, так и внутренние, полностью отработали с помощью "разведки боем" стандартные сценарии развития событий.
Оценивая итоги уходящего 2005 года, следует куда как более внимательно анализировать происходящее в стране и в мире. Такой вывод не случаен, поскольку 2005?й год был для России весьма успешным. "Головокружение от успехов" никогда не приводило к добру, поэтому даже тот факт, что впервые за последние годы в августе 2005-го Россию миновали экономические кризисы, природные катаклизмы, теракты и политические перемены, следует рассматривать скорее как поощрительный приз от Фортуны, нежели как награду за кропотливый труд. Все главные вызовы и угрозы у России еще впереди. Именно это показывают ключевые события 2005 года.
Политическая гибкость как угроза
Ровно год назад, подводя для "РЖ" итоги 2004 года, я писал о том, что тот год прошел в России под знаком террористических атак и стремительной "регионализации" российской внутренней и внешней политики. "Р! егионализацию" здесь следует понимать в том смысле, что действия политических акторов в рамках тех или иных политических процессов, происходящих в стране и мире, имеют четкую привязку к тому региону, в котором эти процессы происходят. Что же изменилось за этот год?
В 2005 году в России не было крупных терактов, а ликвидация последствий нападения боевиков в Нальчике была признана одной из самых успешных за последние годы операций спецслужб. Между тем "регионализация" внутренней и внешней политики в уходящем году продолжилась. Россия ведет "газовую войну" с Украиной совсем не потому, что В.Путин якобы хочет "отомстить" В.Ющенко и "задушить" его в "газовой камере" от "Газпрома". "Газовая война" ведется потому, что России необходимо укреплять свое влияние в Европе.
Во внутренней политике "регионализац! ия" еще только начинает брать верх над "управляемой ! демократ ией". Было бы ошибочно рассматривать одну из знаковых тенденций 2005 года во внутренней политике - начало "горизонтальных перемещений" "птенцов гнезда Лужкова" В.Шанцева, Г.Бооса, М.Меня на губернаторские посты в Нижегородской, Калининградской и Ивановской областях - как проявление исключительно "управляемой демократии". Ослабление московской "системы" и подготовка к ее возможному демонтажу накануне выборов 2007-2008 гг., конечно, читается в действиях Кремля. Однако тот факт, что наиболее эффективные "политические менеджеры" из команды Лужкова были отправлены не в политическую ссылку, а на работу в опорных регионах страны, говорит о том, что власть действительно заинтересована в развитии российских регионов.
И уж никак не назовешь политической ссылкой обратное по отношению к случаю с бывшими "политменеджерами" Лужкова назначение бывшего губернатора Тюменской области С.Собянина ! главой администрации президента России. Внимание власти к развитию регионов налицо. Усиление этого внимания чувствуется и в таком, казалось бы, малозначительном факте, как проведение съезда "Единой России" не где-нибудь, а в Красноярске - столице еще одного опорного региона страны.
Подведение политических итогов года было бы невозможно и без констатации еще одного очевидного факта - в 2005 году в действиях власти наблюдалась тщательно продуманная политическая гибкость. Лучше всего эта особенность видится на конкретных примерах. Жесткий приговор М.Ходорковскому и П.Лебедеву и очень мягкий приговор по делу членов НБП, "захвативших" в декабре 2004 года приемную администрации президента. Жесткое "отсечение" списка партии "Родина" от выборов в Мосгордуму и удивительная толерантность, проявленная властью по отношению к участникам так называемого "Правого марша" в Москве. Безоговорочная поддержка Кремля, оказанная на м! еждународном уровне президенту Узбекистана И.Каримову в его ст! ремлении ликвидировать силовыми методами "бархатный мятеж" в Андижане. И очень тонкая работа по "переориентации" в сторону России новых киргизских властей после "фиаско" с А.Акаевым. Четкая работа по "перехвату" Демократической партии России у М.Касьянова и довольно прохладное отношение к происходящему в "Яблоке" Г.Явлинского, которое по степени оппозиционного радикализма за прошедший год стало практически неотличимо от НБП.
На самом деле примеров таких много, но читатель, наверное, уже понял, о чем идет речь. Теперь самое время ответить на другой вопрос: к чему приводит такая политическая гибкость власти и, как следствие, усиление ее позиций внутри и вне страны? Что касается внешней политики, то здесь нам очень помогут итоги года, которые подвел в "Российской газете" авторитетнейший российский политолог В.Третьяков. "В ближайшее время России, начавшей о! бретать определенность своей внешней политики, предстоит столкнуться с серьезными вызовами на международной арене. Я имею в виду не объективно существующие и нарождающиеся вызовы, а как раз чисто субъективное неприятие возрождения мощи России. Целый ряд европейских стран не могут сдержать раздражения по этому поводу", - совершенно справедливо утверждает Третьяков.
"Чисто субъективное неприятие" усиления власти со стороны других политических акторов угрожает ей не только во внешней политике. Внимательно анализируя политическую жизнь страны в 2005 году, можно заметить, что большинство успехов власти было связано с применением ею нестандартных ходов в тех ситуациях, когда другие акторы действовали стандартно или ожидали от власти ее "стандартной" реакции. Вот, например, В.Иванов фиксирует в России тактическое поражение "партии революции" в 2005 году. За счет чего это произошло? Нет, не за ! счет "репрессий" в отношении "революционеров&qu! ot; (кст ати, самый ожидаемый оппозицией ход власти - вспомним хотя бы периодически возникающие споры среди оппозиции по поводу того, кто станет "русским Гонгадзе" или порядком уже заезженную Э.Лимоновым тему загадочных "избиений" нацболов). И не за счет тотальной "зачистки" оппозиционных СМИ (перепрофилирование газеты "КоммерсантЪ" в оффлайн-версию Газеты.ру никаких "последствий" не имело). Это "тактическое поражение" произошло потому, что властью была проделана огромная работа: создана сеть провластных молодежных движений, а также эффективная структура наблюдения за выборами в странах СНГ и анализа их результатов (Международное мониторинговое бюро); развернута пропагандистская работа по разъяснению для населения сути "бархатных революций" и т.п.
Наконец, наиболее привлекательная для превращения в движущую силу российских "оранжевых"! ; партия "Родина" была впервые в практике применения "бархатных" технологий на постсоветском пространстве обоснованно снята по суду с выборов в МГД. Итог известен. "Революции не будет", - написал в "РЖ" лидер молодежной "Родины" С.Шаргунов. Однако добавим к сказанному Шаргуновым одну важную деталь: 2005 год показал бесперспективность реализации в России классического "бархатного" сценария. Эффективная игра Кремля на "контрреволюционном" поле и проявленная им политическая гибкость во внутренней политике приведут уже в следующем году к радикализации оппозиции. Ведь совсем не случайно в своем прогнозе на 2006 год для "Московского комсомольца" С.Белковский заговорил о "начале формирования серьезной внесистемной социалистической и национал-социалистической оппозиции в России". Пок! а креативные способности новых "оранжевых" не идут дальше "второго "Норд-Оста" или отключения света "по Чубайсу" в лютый мороз. Но тревожный рост ксенофобии и преступлений на почве расовой неприязни, фиксируемый в обществе в 2005 году, неизбежно приведет к необходимости четкого определения позиций всех политических акторов по отношению к "национальному вопросу". Что может противопоставить власть радикальной "национал-социалистической оппозиции", если таковая все же появится?
Молодежь как движущая сила
Большинство экспертов сходятся во мнении, что уходящий год стал в России временем бурного роста молодежной политики. Связано это не только с влиянием "бархатных революций" на постсоветском пространстве, но и с необходимостью учета демографической ситуации в стране, а также происходящим в последние го! ды естественным "омоложением" российской политики. Особенность ситуации в сфере молодежной политики особенно ярко проявилась в России в начале осени 2005 года, когда для многих стал очевидным факт "перегрева" этого сектора политического рынка. "Перегрев" выразился в том, что текущая повестка дня в сфере молодежной политики стала значительно отличаться от повестки дня у "взрослых" политиков на тот же момент времени. Более того, в начале осени 2005 года молодежная политика стала значительно более живой, актуальной и интересной, чем политика "взрослая". Такое "обгоняющее" развитие молодежных политических движений по сравнению с дряхлеющими "взрослыми" партиями, совершенно разучившимися вести политическую борьбу вне предвыборной рамки, не могло не привести к появлению разговоров о "конце молодежной политики" или циничных рассуждений о том, что "молоде! жь есть инструмент, и не более".
Финал кампании ! по выбор ам в Мосгордуму зафиксировал разницу в подходах власти и оппозиции к созданию и использованию молодежных политических движений. Напомним, что Союз молодежи "За Родину!" "не вышел" на московский майдан, обещанный лидерами "Родины" в случае снятия списка партии с выборов. Движение "Наши" успешно провело эксперимент с участием специально подготовленных наблюдателей на выборах из числа своих комиссаров. Кроме того, "Наши" организовали exit poll по итогам голосования, результаты которого использовались даже оппозиционными (!) СМИ. Наконец, молодежное "Яблоко" в лице одного из своих наблюдателей на выборах, сорвавшего плакат с изображением Путина, предпринимало тщетные попытки обеспечить себе хотя бы минимальную "засветку" в СМИ. Так наступила ли "клиническая смерть" молодежной политики в связи с "тактическим поражением партии революции" в России или нет?
Ответ на этот вопрос дал пр! езидент Фонда эффективной политики Г.Павловский на "круглом столе" по молодежной политике, состоявшемся в ФЭПе в конце декабря. Как считает глава ФЭП, 2006 год для молодежных организаций России пройдет под знаком идейной борьбы. "Удастся ли им доказать свою состоятельность, когда понадобится стратегически мыслить и бороться на поле идей, - увидим", - сказал Г.Павловский в своем выступлении. "Обгоняющее" развитие молодежных политических движений, зафиксированное впервые осенью 2005 года, должно стать движущей силой, разгоняющей "взрослые" "партийные машины" на входе в избирательный цикл 2007-2008 гг. Молодежные движения, жестко конкурируя между собой, должны давить на "взрослых" политиков и партии, заставляя их меняться, поворачиваться лицом к нуждам и интересам избирателей. Конкуренция идей, а не акций - вот что будет самым главным в развитии моло! дежной политики в 2006 году.
Кроме того, радикализм,! присущи й молодежи в силу возраста, служит отличным указателем рамок, в которых ведется публичная политика. Юридические способы "снятия" нарушителей с дистанции, продемонстрированные властью в случае с партией "Родина" на выборах в МГД, не являются в полной мере панацеей от радикальных оппозиционных сценариев, работающих на разрушение страны. Также не являются панацеей в данном случае и силовые способы борьбы с радикализмом. Если на входе в избирательный цикл 2007-2008 гг. (т.е. в наступающем году) Кремлю удастся реформировать политическую систему страны таким образом, чтобы она не исключала бы и элементов самонастройки (о том, что такое возможно сегодня в России, говорит хотя бы уже упоминавшаяся статья С.Шаргунова), тогда никакие "революции" и межнациональные конфликты России будут нестрашны.
Национальные проекты как реальные дела
Одним из главных событий года стал старт четырех приоритетных национальных проекто! в - "Агропромышленный комплекс", "Здравоохранение", "Образование" и "Жилье". Цели и задачи этих проектов уже известны, здесь мы о них говорить не будем. Обратим внимание на реакцию по поводу данных инициатив власти со стороны более чем скептически настроенных экспертов и идеологов оппозиции. Один из авторов "Политического журнала", например, считает, что национальные проекты "предстают в качестве того, чем они в действительности и являются, - в качестве отступного, подачки обществу с президентского стола, отвлекающего маневра". Значительно более "конструктивен" по отношению к национальным проектам авторский коллектив ИНС, представивший на днях свой очередной доклад под интригующим названием "Обналичивание власти: финальная с! тратегия российского правящего слоя". "Конструкт! ивизм&qu ot; авторов доклада заключается в том, что они предлагают на суд читателей своего доклада... свои "национальные проекты": "Отличие социальных инвестиционных проектов от национальных проектов, широко освещаемых в настоящее время, состоит в том, что они не подменяют собой выполнение основных государственных функций по поддержанию минимального уровня социального потребления, а способствуют развитию предприятий социальной сферы и модернизации социальной среды".
Аргументация авторов в обоих случаях идентична, с той лишь разницей, что фрагмент о "социальных инвестиционных проектах" в докладе ИНС прописан с помощью такого нехитрого политтехнологического приема, как "отзеркаливание". Что из этого следует? Только то, о чем уже говорилось не раз: у российской оппозиции отсутствует позитивная программа. Для нее по-прежнему основной риторикой являются призывы "валить эту власть". Этот факт является еще одним свидетель! ством того, что радикализация является сегодня единственным средством для оппозиции заполучить какие-либо политические дивиденды в начинающемся электоральном цикле. Чтобы отбить эту атаку, власти придется доказать на деле, что национальные проекты - это не пиар-подготовка к операции "преемник", а реальная работа по повышению уровня жизни граждан России.
Итак, подводя итоги года 2005-го и прогнозируя возможные варианты развития событий в наступающем году, можно сказать следующее. Успехи, достигнутые Россией в уходящем году, не следует воспринимать как должное. Это не более чем промежуточный успех. Все политические акторы, как внешние, так и внутренние, полностью отработали с помощью "разведки боем" стандартные сценарии развития событий. Политическая гибкость власти неизбежно будет встречать раздражение у ее оппонентов в стране и за рубежом. Вследствие этого нас, с высокой вероятностью, ожидает в будущем году заметная радикализация политики. С! остав наиболее эффективной "вакцины" против политиче! ского ра дикализма и социальных потрясений на следующий год таков: продолжение гибкой политики власти в сочетании с построением политической системы с элементами самонастройки; усиление влияния молодежи на "взрослую" повестку дня и реальная работа власти по реализации национальных проектов. И очень хочется верить в то, что и август 2006 года пройдет в России без потрясений...
ПодробнееСвобода или смерть
Пока нацболы-гандисты отрабатывали в тюрьме звание героев, ссорясь при этом, кому быть главным героем, НБП наполнялась новыми человеческими инвестициями. Или, как загадочная девочка-мертвая-голова на суде сказала, "человеческим ресурсом".
От редакции: Евгения Тараненко участвовала в несанкционированном митинге в приемной администрации президента вместе с членами национал-большевистской партии 14 декабря 2004 г. Во время акции, где она, по ее собственным словам, проводила исследование методов активности радикальных политических организаций по теме свой диссертационной работы, была арестована, после чего провела год в следственном изоляторе 77/6 в качестве обвиняемой в совершении тяжких и особо тяжких преступлений.
Статью о героизме я начала писать еще до ареста. Сейчас я лишь яснее стала видеть то, что понимала прежде: в героизме есть два момента, которые мне сильно не нравятся. Метафизический и социальный. Когда меня освободили из зала суда, я видела, как нацболов качают на руках их товарищи и кричат: "Галкин - герой!", "Соловьев - герой!" - и так далее по мантрическому списку, кем-то составленному, который пришлось заслушивать каждый день ! в течение полугода моей, наверное, единственной жизни.
Не хочется сплетничать, поэтому я не буду описывать повседневную жизнь героя, хотя теперь много об этом знаю. Простому обывателю, наверное, интересно, неужели герои тоже ходят в туалет. Да, ходят. И еще говорят: "Сосиску надо есть, пока горячая". Разница в том, что герои остро ощущают, когда жизненное пространство становится публичным, и сразу меняются. Когда на них обращены миллионы восхищенных мальчишеских взглядов, про сосиску говорить как-то стремно, лучше гордо выпрямиться и показать всем "зик хайль". Вся жизнь героя проходит в дурацкой лжи. О себе они думают, что существуют, только когда на них смотрит видеокамера или если есть возможность написать о своих действиях в сомнительной газете или, "на крайняк", рассказать товарищам. В остальные моменты (кстати, намного более длительные) жизнь не жизнь, а какое-то прозябание, хотя иногда можно наращивать мускулы, пить, слушать музыку,! возбуждающую героические чувства, - в общем, готовить себя к ! достойно й смерти. Именно о смерти я и хотела поговорить.
В героизме есть две смерти - маленькая, повседневная, и большая, то есть настоящая. Человек, действия которого направлены на создание мифов о себе в средствах массовой информации, живет не собой, а значит, не живет. Это как гоголевский портрет, когда что-то живое, то есть конкретно-реальное, обменивается на красивое изображение. Зато можно его длительно использовать. Показывать друзьям себя за решеткой, страдающим за правое дело. И никто не узнает о том, что герой в самый героический момент хотел почесать ухо и думал о том, что так еще никого и не трахнул. Ведь все будут видеть только то, что предлагает наша общая культурно-историческая память.
Мой дедушка, как и большинство сограждан, до сих пор считает, что я "пошла с баркашевцами". И никто не догадывается, что я видела такую глупость - нацболов, которые заперлись в комнате и кричали сами себе давно заученные лозунги, а потом сидела с уставшими думать н! есчастными людьми, смотрела, как ускользает время, и понимала, что здесь, как и там, ничего никогда не произойдет. Маленькая желанная смерть героя - найти способ быть чем-то другим для других. Когда я вышла из здания суда, я увидела эту смерть-самозабвение, как когда смотришь салют или впадаешь в транс. Также представляю, что такое нужно делать, чтобы потом об этом можно было рассказать.
Однажды я написала на себе неприличные слова про президента и пошла по улице, попала в милицию. Одного раза хватило, чтобы все понять. Если обратиться к психологии, то можно предположить, что люди, склонные к героизму, смерти, наоборот, очень бояться, хотя и кричат: "Да, смерть!" Все просто. Желать, чтобы о тебе написали, означает желать бессмертия. Войти в историю значит не умирать, пока о тебе помнят. Люди обычно рожают, чтобы не умереть совсем. Но герои не хотят быть такими, как все. Всех в историю не берут. Большая смерть имеет отношение к идеальному героизму. Гер! ой-практик умирает всякий раз, как о нем говорят.
Идеаль! ный геро й должен умереть по-настоящему. Тоже чтобы говорили, но больше и лучше. Достойная смерть или недостойная, совершенно неважно, так как смерть - это когда меня нет. Какая разница, не существует достойного или не существует недостойного? В этом ракурсе даже террористы-смертники логичнее нацболов. Они умирают за вечную жизнь, а нацболы хотят умереть, чтобы нравиться себе и себе подобным.
Социальная суть героизма тоже непривлекательна. Представьте себе, что кто-то, видимо неглупый, но плохой, создает модель или сценарий героического действия. Талантливо и регулярно объясняет, кто такие герои, негерои и враги. Угадывает желания. Мальчишескую тоску по маскулинному абсолюту. Стремление ребенка нарушить строй и победить родителей. Победить создателей. Победить одиночество и отчуждение. Победить милашку, которая не дает. Вообще, это не он придумал. Он сделал эклектичный культурный продукт, отвечающий запросам весьма разнообразной аудитории. Поэтому в НБП есть всякие - умные и гл! упые, те, которые любят красоту, и те, кто любит выпить, боевые и не очень, честные и чистые, плохие и трусы. Думаю, побочные игры тоже предполагались - например, волнующая, греховная игра в предателя. Утонченной личности хочется заглянуть в бездну, пообщаться с ФСБ.
Создатель игры поступил как нечестный торговец, который добавляет в кока-колу кокс, чтобы потребители подсаживались. Попробовал раз побыть героем - и уже не хочешь остановиться, до тех пор, пока не представится возможность честно сказать: "Да, смерть!" - и сгореть на виду у восхищенной публики. Один уже попробовал, теперь почти не может ходить. Партия любит эту историю, но ухаживают за героем теперь родители, которые любят его самого.
В игре звание героя - самый главный приз. Создатель игры манипулирует теми, кто желает его получить, удовлетворяя тем самым свои почти обывательские стремления. Красивые женщины, деньги, интересная жизнь... Это на практике у обывателей сосиски, а в идеале име! нно это. Еще про Лимонова пишут. Только не про то, что он геро! й, а про сто пишут в глянцевых журналах. Моя сокамерница разгадывала кроссворд, и там был вопрос: "кто главный у нацболов?". Я даже не удивилась. Этого следовало ожидать. Пока нацболы-гандисты отрабатывали в тюрьме звание героев, ссорясь при этом, кому быть главным героем, НБП наполнялась новыми человеческими инвестициями. Или, как загадочная девочка-мертвая-голова на суде сказала: "человеческим ресурсом". Молодец, честная девочка! Мы потом с подельницей Назаровой веселились и рисовали этот человеческий ресурс - руки, ноги, флаги, голова Резниченко в такой железобетонной емкости - по мотивам страшного фильма "Красный конструктор".
Мы вообще много веселились, чтобы не сойти с ума от всей этой дряни. Рисовали, например, как Ленка Миронычева сначала пьет пиво на несанкционированном митинге, потом исправляется в исправительном учреждении, рожает детей и крестит их у священнослужителя Юлиана Рябцева. Или как адвокат Т., который тоже хотел стать немножко! героем, говорит на суде красивые фразы, только если присутствуют журналисты. Потом становится старым, покупает себе дешевую пышногрудую девочку из Ростова и рассказывает ей про свои заслуги и кормит сгущенкой. А она на него смотрит и говорит: "Абажаю сгущенку!!!". Потому что сгущенка лучше, чем адвокат Т.
Возвращаясь к героизму: Я полагаю, что на руках надо было качать судью Шиханова, который сделал все возможное, чтобы максимальное количество "детей" вернулись к своим родителям. Человек не рассчитывая на то, что про него красиво расскажут. Он вряд ли хочет книжного бессмертия. Да и некому его обожествить. И это как-то больше похоже на героизм. Наверное.
ПодробнееДва времени революции
В России не выходят на улицу потому, что знают - вернуться будет некуда: улица - это лишь пространство, оформленное домами, а тотальная органическая революция камня на камне не оставит от удобств улиц и площадей.
- Your revolution is over! (Мистер Лебовски, обращаясь к Чуваку)
"Большой Лебовски"
Призрак революции совсем не Санта-Клаус. Его можно ожидать не только под Новый год, но и в любой другой сезон. Несомненно, что в последние годы идет достаточно жесткая модификация дискурса революции, которую можно описать, в частности, как потребление самого этого дискурса. То есть речь идет об определенной интериоризации революции, ее использовании в том контексте, который сам представляется в качестве "завершения" единственной "большой" революции, символизированной сломом Берлинской стены и окончанием радикального противостояния политических идеологий.
Эта модификация должна ответить на один вопрос: как реализуется и какую функцию выполняет революция в условиях общества без альтернативного горизонта? То есть там, где она, судя по всему, не нужна.
На момент воссоздания восточно-е! вропейской версии гражданского общества, ставшего контекстом "бархатной революции", задача была не только в том, чтобы сломать Берлинскую стену, но и в том, чтобы сломать ее в каждой отдельной стране и в каждом отдельном сознании. Иными словами, революция, избавившаяся от тяжеловесной марксисткой теории, продолжала представляться в качестве уникального метода прохождения определенного этапа, межи, за которой все будет совсем иначе. Это-то и позволяло мыслить "бархатную революцию" как "событие", которое требует осознающих ее значимость субъектов.
Слом Берлинской стены и победа, пусть и отсчитанная post factum, "бархатных революций" обнаружили вовсе не разочарование, столь часто встречающееся в революционном повествовании, а крушение революционного холизма. То есть представления о том, что любое общество отделено от себя некоей невидимой границей, которую революция ищет и переходит именно потому, что общество должно остават! ься "целым", сохранять некую почти органическую цело! стность, которой угрожают "противоречия" (классовые, национальные и т.д.). Предполагалось, что после перехода подобной границы сам дискурс революции упраздняется за ненадобностью. То есть революция исходно служила инструментом такого перехода, однако этот инструмент сохранился и после своего использования.
Более того, выясняется, что такой переход в постреволюционное состояние не может быть присвоен революционными агентами, они не в состоянии его зафиксировать. Смысл события после его определения равнодушен к его носителям и выразителям. Теперь смысл дан заранее, а революция выступает в качестве его более или менее полной реализации, примера. Именно в ситуации сохранения революции как инструмента, который не подвергается полной утилизации, и исчезновения внутреннего (идеального) горизонта революции возникает новый революционный дискурс, предполагающий более "экономичное" использование того же самого инструмента. Если ранее революция могла пройти и полностью! завершиться, открыв новое летоисчисление, то теперь она никогда не должна расходоваться до конца. Она должна оставлять в остатке саму себя, чтобы из раза в раз повторяться как пример тривиального результата.
Революция экономизируется в том смысле, что сама теперь рассматривается в качестве средства, использование которого должно быть обеспечено подсчетом баланса издержек и доходов. В этом отношении "революции" на постсоветском пространстве отвечают на вопрос о возможности революции в глобализирующемся мире. Глобализируется он неравными частями. Иными словами, он является не тем "целым", в контексте которого развертывается революция, а принципиально гетерогенным множеством, накладывающим весомые ограничения на классическую революционность. Именно из такой гетерогенности, помеченной заранее данным смыслом свершившейся в конце 1980-х "большой революции", возникает рассматриваемая модификация революции как таковой.
Показательный пример! этого процесса связан со спецификой принятия "проекта общеевропейской конституции" в разных странах ЕС. Предельно разные экономические, политические и культурные условия определили то, что в разных случаях приходится обращаться к разным механизмам ратификации проекта конституции - иногда путем парламентского голосования, иногда путем консультативного или имеющего принудительную силу референдума, а иногда такой референдум приходится проводить в странах, где его никогда не было.
Будущая целостность Европы требует, чтобы сейчас в максимальной степени учитывалась специфика каждой из ее "частей", зачастую рассматривающих Европу в качестве чуждой и инородной ("брюссельской") инстанции, не имеющей с настоящей Европой ничего общего. Если понять, что само объединение Европы представляется в качестве большой итоговой революции (определения "целого" общества), то здесь мы видим достаточно типичный симптом смещения революционного диску! рса: революция сама требует диверсификации в зависимости от собственной эффективности и от собственного "экономического" (в широком смысле) контекста. Она уже не является неделимым и почти религиозным событием (возвращения или освобождения). "Большой" революционный дискурс после разрушения Берлинской стены остался в положении чересчур абстрактной и неинтересной по причине своей выполненности эсхатологии, которая, однако, "воплощается" в более "мелких" инструментальных революциях.
В этом отношении достаточно стандартное замечание относительно того, что проект "большой Европы" реализуется в достаточно странных условиях, когда основные носители всего "европейского" (вроде Франции) все больше теснятся восточно-европейскими (и не совсем европейскими) конкурентами, предполагает и более общий смысл, связанный как раз с дискурсом революций. "Большая революция" уже осуществилась (поскольку и "большая Ев! ропа" стала моментом глобализации, то есть большей реализ! ованной революции), и в то же время она остается предельной точкой, будущим, которое должно постоянно воплощаться в настоящем по экономическим законам этого настоящего. Конечная революционная цель прирастает небольшими экономизированными, калькулируемыми революциями, относящимися к ней как "вложения", инвестиции. Революционное событие всегда будет оставаться в недостижимом будущем и прошлом, пока настоящее не сомкнется с этими вечными временами за счет своей собственной экономической игры.
Налицо два времени революции - "прошлое и будущее", равные "уже присутствующему", и противопоставленное им "настоящее", противопоставленное не жестко, а в виде эмпирического факта. Ведь это настоящее занято не революционным "переходом" (переход состоялся), а скорее превращением революционеров в "держателей акций" революции. Новые революции "в настоящем времени" (но не в смысле выполненной вечной революции) все меньш! е отличаются от своеобразного венчурного предприятия. Именно поэтому горизонт "вечной" революции не имеет ничего общего с "перманентной", и именно поэтому последняя выглядит анахронизмом, субъективной привязанностью к искомому революционному событию.
Говоря формально, проблема новых "микрореволюций" коренится именно в том, что "законы рынка" не устанавливаются по законам рынка. Если в XIX веке введение режима laissez-faire требовало огромного государственного аппарата и влияния, то теперь рынок переизобретается в революции каждый раз заново, но с заранее известным результатом. По сути дела, подобная роль революции связана только с тем, что последняя остается единственным инструментом легитимации "естественного" существования общества, имитацией его замкнутости, целостности, "возвращения" к натуральному состоянию. Иными словами, изучение современных революций - задача для нового Карла Полани, а не нового Маркс! а.
Однако революция, вводящая рыночные законы, служащая ! для них условием, не остается внешней по отношению к ним. Наиболее существенное достижение - инсталляция революции в экономическом контексте, обеспечение их серийностью и постепенностью. То есть революция работает с рынком в режиме короткого замыкания. Например, "большая Европа" может прирастать в своем итоговом либеральном будущем за счет окраинной Европы или не-Европы, шаг за шагом, в зависимости от конъюнктуры.
Наиболее явный момент такой модификации революционного дискурса - отмена "событийности" и всех сопутствующих ей моментов. Действительно, можно ли брать средства производства в свои руки не сразу, не в одном революционном рывке, а постепенно, один станок за другим, один актив за третьим? Не изменятся ли при этом сами "руки"? Очевидно, что такая постепенность - как раз то, что отменяет, реализуя по совершенно справедливой экономической схеме, классическую революцию, поскольку просто сводит проблему до наличного класса собстве! нников, ни в коей мере не меняя общей структуры производства и общества. Как известно, именно такая "постепенность" (превращение рабочих в собственников и "снятие" вопроса экономической справедливости) была поднята в качестве одного из первых аргументов против марксизма и классической классовой революции.
Сейчас, однако, происходит не процесс "вытеснения" пролетарской революции, а инструментализация революции в условиях, когда "большая революция" (до сих пор мыслившаяся по модели скорее Французской революции) осуществляется "в вечности" и не представляет проблемы. Одно из следствий указанной инструментализации - неприменимость стандартного "органического" дискурса революции, который предполагал, что революция сама начинается после достижения некоего порога. Теперь дело не в революционной ситуации, а в конъюнктуре, хотя последняя может пониматься достаточно широко. В обществе ничего не "вызревает", н! ет никаких сезонов и "черных" дней, есть лишь присво! ение бур жуазным обществом самой модели буржуазной революции, причем само это присвоение осуществляется по "идеальным" законам рынка. Такое присвоение как раз и не позволяет распознавать это общество в качестве буржуазного, вернее, такое распознание становится тривиальным и не имеющим отношения к постоянно реализующейся сразу на двух уровнях - "вечном" и "эмпирическом" - революции.
В связи с этим легко понять, что, говоря о "провале революции", ее поражении или ее невозможности, мы часто смешиваем два режима, не учитываем ту раздвоенность революции, которая постоянно реализуется, являясь ее актуальной структурой. То есть, вероятнее всего, говоря, например, о "провале революции", мы постоянно имеем в виду "революцию" до собственной модификации, то есть органическое и тотальное событие, апеллирующее к идеальной границе, обнаруживаемой внутри общества. В России структуры не выходят на улицу потому, что знают - вернуться и! м будет некуда: улица - это лишь пространство, оформленное домами, а тотальная органическая революция камня на камне не оставит от удобств улиц и площадей. Но своим знанием эти структуры выдают свое невежество, своеобразный идеализм, который не хочет принимать в расчет тот факт, что призрак революции может менять свою природу.
ПодробнееИнтервью Павловского
Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.
Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков Другие рассылки этой тематики Другие рассылки этого автора |
Подписан адрес:
Код этой рассылки: russ.politics Архив рассылки |
Отписаться
Вебом
Почтой
Вспомнить пароль |
В избранное | ||