Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Политика в Русском Журнале

  Все выпуски  

Политика в Русском Журнале Политика в Русском Журнале


Информационный Канал Subscribe.Ru

Политика в Русском Журнале


Сегодня в выпуске
20.01.2006

"Московские новости" как "Независимая газета"

Новый главный редактор "МН" рискует своей репутацией, "недоброжелатели" уже намекают ему на то, что разница подходов акционера и главного редактора очевидна.

В.Третьякову придется начинать все сначала

Известие о назначении Виталия Третьякова на пост главного редактора еженедельника "Московские новости" пришло, можно сказать, вовремя. Потому как одно из самых известных в России и за рубежом печатных СМИ уже долгое время пребывает в нокдауне.

Нет ничего более печального для авторитетного в прошлом издания, чем видеть, например, такие отклики на публикуемые в газете материалы. "Людей, которые там сейчас работают, что - бьют? Пытают? Детей берут в заложники? Почему они это своими руками набирают, редактируют, верстают, сдают в корректуру? Почему они это подписывают в печать? Оля Тимофеева, ты слышишь? Ну хоть ты мне объясни... Лучше уж Третьяков". Это, если кто не знает, Сергей Пархоменко - весьма одиозный персонаж из стана "либерал-оранжистов". Человек, в жизни которого, по его собственному при! знанию, "МН" сыграли значительную роль.

Комментарий Пархоменко интересен не только этим. Справедливости ради скажем, что столь уничижительная для нынешней редакции "МН" оценка Пархоменко касается интервью первого вице-премьера Чеченской Республики Р.Кадырова, опубликованного в первом номере газеты за этот год. Впрочем, о "политической лояльности" нынешней российской прессы и о проблемах, связанных с этим обстоятельством, поговорим чуть ниже.

Своевременность прихода Виталия Третьякова в "Московские новости", которые остались, пожалуй, единственным изданием, не сменившим "формат" журналистики 90-х на нечто более современное и адекватное времени, актуальна еще и потому, что сама отечественная журналистика переживает сегодня глубочайший кризис жанра и испытывает острую нехватку профессионалов. Ставшая скандально знаменитой статья главного редактора сайта &q! uot;Глоб алрус" А.Тимофеевского о качестве обучения "рыцарей пера и диктофона" на журфаке МГУ стала откровением для молодых журналистов, многие из которых просто не поняли, о чем шла речь в этой статье. Между тем речь в статье Тимофеевского, о чем уже неоднократно писалось во многих изданиях, шла о тех самых "базовых знаниях и навыках", без которых невозможно существование журналистики в любой ее форме и любом "формате". Поэтому, когда во вторник на пресс-конференции, посвященной назначению В.Третьякова, генеральный директор Издательского дома "МН" Д.Купсин заявил, что "акционеры готовы к серьезным затратам, к которым неизбежно приведет расширение штата издания, укомплектование редакции лучшими кадрами", очень и очень многие не поверили в то, что в "Московские новости" ! могут прийти настоящие журналисты-профессионалы.

То, что в "МН" больше не придут "старые зубры" журналистики 90-х, можно сказать совершенно определенно. Высказывание С.Пархоменко - самое убедительное тому доказательство. Молодых журналистов в "МН" может привлечь только лишь громкое имя главного редактора. Тут следует заметить, что имя Виталия Товиевича Третьякова известно сегодня очень и очень немногим молодым журналистам. В основном тем из них, кто специализируется в политической журналистике. Пик славы "Независимой газеты" Третьякова пришелся на 90-е гг. прошлого века, а мы уже прожили пять лет века нынешнего. За это время подросло уже несколько поколений журналистов, у которых свои авторитеты и свои представления о стандартах качества журналистского ремесла. Поэтому Виталий Третьяков, обладающий большим авторитетом в среде журналистов и политологов, будет вынужден рисковать своей репутацией ради восстановления было! й славы "МН". Каким же образом он будет это делать? ! И стоит ли так рисковать?

"МН" как интернет-версия "Независимой газеты"

Современная отечественная журналистика (а в особенности наиболее элитарная ее часть) вот уже несколько лет находится в кабальной зависимости от интернета. В последнее время стало особенно модным писать заметки на основе фактуры из "Живого журнала". Дело доходит даже до того, что пользователи "ЖЖ" являются уже и ньюсмейкерами для журналистов. Давно стала обычным делом практика цитирования в оффлайновых СМИ информации с интернет-сайтов. Поиск интересной темы или ньюсмейкера из трудоемкой работы в "поле" превратился для журналистов в комфортное и увлекательное путешествие по сети. Редакции газет и журналов уже давно поддерживают "обратную связь" с читателями посредством блогов или электронной почты, заменившими в век интернета обычную "бумажную" переписку. ! Век "бумажной" прессы закончился? И тут в самую "взрослую" (если не сказать, "пожилую") оффлайновую газету страны приходит Виталий Третьяков...

В интервью "Российской газете" Виталий Товиевич заявил буквально следующее: "Газета ("Московские новости". - М.Ж.) радикально изменится. Она уже вошла в историю русской журналистики и войдет в нее еще раз. Пусть изменения, которые сейчас готовятся внутри газеты, пока остаются тайной. Новый формат и концепция "Московских новостей" станут неожиданностью как для конкурентов, так и для читателей". На мой взгляд, для того чтобы понять, что же ожидает читателей "МН" и ее конкурентов на рынке СМИ, нужно вспомнить, чем была "Независимая газета" во времена Третьякова.

А "НГ" от Виталия Третьякова, если кто не помнит, была клубом любителей и профессионалов от полит! ики, кул ьтуры, религии и других радостей и печалей окружающего нас мира. Именно эта "клубность" была отличительной чертой "Независимой". Эта черта быстро исчезла после ухода Третьякова с поста главного редактора "НГ", и ныне "Независимая" и "МН" выглядят как близнецы-братья, плывущие по волнам рынка СМИ в разных "лодках" при "попутном ветерке" из заказанных "кем-то" публикаций. Но, говоря о "клубности" новых "Московских новостей" во главе с Третьяковым как о "формате" современного общественно-политического издания, учитывающего "кабальную" зависимость читательской аудитории издания и его журналистов от интернета, не следует забывать печальный опыт "Консерватора", издатель и спонсор которого не выдержал и бросил проект по причинам, о которых не принято говорить. В связи с этим совсем не случайными выглядят слова В.Третьякова о том, что вопрос стабильного финансирования "Московских новостей" имел для него "определяющее значение" и свое согласие встать у руля издания он дал только после того, как убедился в том, что "акционеры готовы инвестировать в развитие газеты необходимые средства".

Какие же еще "ингредиенты" может использовать Третьяков для свершения обещанной им "революции" в "Московских новостях"? И тут возникает вопрос о "политической лояльности" "МН". Возникает он не потому, что газета, побывав в руках Л.Невзлина, утратила присущую ей с момента основания адекватность описания реальности. И не потому, что, по словам В.Познера, который комментировал для Би-би-си назначение Третьякова, "решение по Третьякову" принималось не! акционерами газеты, а в администрации президента. Не это глав! ное. Тут не столько вопрос в "политической лояльности" власти, сколько вопрос о точно такой же "лояльности" газеты по отношению к "традиционному" читателю "Московских новостей", который по-прежнему хочет видеть в "МН" "газету для интеллигенции". С похожей проблемой уже сталкивались "Известия" и другие российские газеты и журналы, которым пришлось меняться в соответствии с законами рынка и велениями времени. Вероятно, Виталий Третьяков, уже зная о необходимости решения этой проблемы, заявил в интервью "Российской газете", что "мнение оппозиции должно звучать и со страниц "Московских новостей", как и мнение неоппозиции". Это может быть, как минимум, интересно, не правда ли?

Свидетельством ориентации В.Третьякова на "клубность" в развитии "МН" является и другая его ф! раза из интервью "РГ": "Я бы предпочел, чтобы со страниц "Московских новостей" звучали мнения главных политических игроков России". Есть ли аналоги этому в интернете, поскольку, как мы уже теперь понимаем, "революцию" в "МН" Третьяков никогда не совершит без учета влияния интернета? Да, есть. Наиболее известным аналогом "клуба" для экспертов и ведущих политиков в сети является политическая экспертная сеть "Кремль.орг". Однако вряд ли Третьяков станет полностью копировать опыт "Кремль.орг", в котором, признаемся честно, есть как свои "плюсы", так и свои "минусы".

Итак, составляющие предполагаемого "формата" "Московских новостей" с Виталием Третьяковым во главе более или менее ясны. Конечно, это "крайние" точки того пространства, в котором прославленному журналисту и политологу пред! стоит "конструировать" обновленную газету. На этом п! ути В.Тр етьякова ожидают многочисленные трудности, ведь, по сути дела, ему ради совершения обещанной им "революции" в "МН" придется создавать газету с самого начала. Новый главный редактор рискует своей репутацией, "недоброжелатели" уже намекают ему на то, что разница подходов акционера и главного редактора очевидна. Однако зачем же хоронить хорошую идею, которая еще даже не начала реализовываться? Виталий Товиевич! От имени всех Ваших читателей и почитателей желаю Вам и "Московским новостям" успеха!

Подробнее
Армия США в Ираке под огнем критики англичанина

Американские военные обвиняются в бескультурье, излишней уверенности в собственной правоте, ничем не оправданном оптимизме и бесполезной чрезмерной регламентации всего, что только можно.

Старший офицер армии Ее Величества в статье, опубликованной Пентагоном, указывает на бескультурье американских военных.

Старший офицер английской армии написал желчную статью, в которой подверг резкой критике вооруженные силы США и то, как они проводят кампанию в Ираке. Американские военные обвиняются в бескультурье, излишней уверенности в собственной правоте, ничем не оправданном оптимизме и бесполезной чрезмерной регламентации всего, что только можно. Статья любезно опубликована армией США в военном журнале Military Review.

В своем обзоре британский бригадный генерал Найджел Эйлвин-Фостер, заместитель начальника программы подготовки иракских военных, указывает, что американские офицеры в Ираке демонстрируют потрясающее "культурное безразличие", которое приводит к настоящему расизму и которое в некоторой степени ответственно за рост повстанчески! х и антиамериканских настроений в стране. На начальном этапе оккупации Ирака, пишет генерал, армия США крайне медленно приспосабливалась к новой тактике боев с противником, а сейчас, настроив против себя значительные слои населения, она столкнулась с тем, что эти проблемы многократно возросли.

Решение журнала опубликовать статью, уже вызвавшую резкую реакцию среди американского офицерства, является частью большой программы по осмыслению и критике действий армии США, ведущейся сейчас в вооруженных силах страны.

Журнал Military Review, руководимый полковником Уильямом Дарли, в этой программе занимает видное место. За прошедшие два года издание опубликовало ряд статей с резкой критикой войсковых операций армии США в Ираке. Опубликованная летом 2005 года статья генерал-майора Питера Кьярелли о том, как лучше всего воевать с повстанцами, стала обязательной к прочтению всеми офицерами, которых направляют в Ирак, в особенности после того, как Кьярелли занял пост номер ! два в руководстве американского контингента в этой стране.

!

Однак о ни одна из предыдущих статей не была настолько прямолинейно-критичной, как исследование Эйлвина-Фостера, старшего офицера армии страны, являющейся ближайшим союзником США в иракском вопросе.

В вооруженных силах США хватает солдат с такими качествами, как патриотизм, чувство долга, преданность делу и талант к воинской службе. "Однако, - пишет Эйлвин-Фостер, - это все тонет в бюрократии, удушающе-жесткой иерархии, предрасположенности к наступательным операциям и мнению, что все возникающие вопросы должны решаться прямолинейно".

Эти черты - наследие традиционного взгляда на армию как на инструмент обычной войны между государствами. Ряд экспертов находит их неподходящими для контрпартизанской войны, которая требует терпения, понимания культуры противника и готовности использовать инновации и "контринтуитивные" подходы, как, например, применение ровно столько силы, сколько необходимо. В контрпартизанских операциях, пишет Эйлвин-Фостер, "самы! й быстрый способ решить проблему зачастую является самым неправильным".

По его словам, ясно видно, что строжайшее подчинение правилам и чрезмерно централизованный принцип принятия решений тормозит армейские операции в Ираке, что дает противнику время понять и среагировать на все маневры американцев. А настроения армии в стиле "все можем - все сумеем", пишет генерал, приводят к вредоносному оптимизму, мешающему трезво оценивать ситуацию в Ираке.

"Данные настроения не приносят пользы, поскольку отбивают охоту у младших командиров докладывать по команде о нежелательных известиях", - заявляет Эйлвин-Фостер. Повсеместно распространенная уверенность в собственной правоте и благородная ярость заслоняют оценку текущего момента с военной точки зрения. Особенно это касается руководства боями в Фаллудже.

Возглавляющий большинство образовательных проектов армии США генерал-лейтенант Дэвид Петрэс, куратор Military Review и начальник Эйлвина-Фос! тера во время службы последнего в Ираке, сказал, что не соглас! ен с бол ьшинством оценок Эйлвина-Фостера, но в то же время заявил: "Он очень хороший офицер, и, следовательно, его точка зрения важна, поскольку мы считаем, что многие ее разделяют".

Данная двойственность оценок вынудила редакцию опубликовать обзор Эйлвина-Фостера с двумя оговорками: во вступлении и примечании подчеркивается, что мнение английского генерала не является официальной позицией правительства Великобритании, армии Великобритании, армии США, Общевойскового центра вооруженных сил США или журнала Military Review.

"Я думаю, он просто невыносимый английский сноб" - это слова полковника Кевина Бенсона, возглавляющего элитное учебное заведение вооруженных сил США Школу перспективных военных исследований. Бенсон планирует написать опровержение обзора Эйлвина-Фостера.

"Я полагаю, что Эйлвин-Фостер преувеличивает", - заявил еще один военный ученый, полковник в отставке Грегори Фонтенот, который командовал американскими войсками в Босн! ии в 1995 году. "Но, - добавил он, - прав Эйлвин-Фостер или не прав, важно то, что армия США понимает, что у нее есть серьезные проблемы".

Сам Эйлвин-Фостер, в настоящий момент находящийся на службе в Боснии, сказал, что первая реакция на его статью была положительной. "Британцы, те, кто читал статью, ее одобряют ", - написал он в письме в Washington Post.

Уильям Дарли, редактор журнала, считает, что поступил правильно, опубликовав статью Эйлвина-Фостера. "К нам пришло множество резких упреков после публикации, в некоторых нас спрашивали, зачем мы вообще согласились публиковать это", - сообщил он корреспонденту Washington Post. "Я сделал это затем, что мне хочется видеть, как мы выиграем войну в Ираке".

Перевел Сергей Карамаев

Подробнее
Прогрессирующий платонизм

Негативный результат референдумов во Франции и Нидерландах не мог не бросить тень на будущую конструктивную деятельность Европарламента, который принужден искать "Альтернативную Европу", но вряд ли знает, как это делать.

Деятельность Европейского парламента, спроецированная на медиа, представляется неравномерной и неравновесной. В одном месте - пусто, а в другом - густо. Так, экстренно созванное по причине возможного энергетического кризиса собрание Европарламента продемонстрировало, что только непосредственная угроза заставляет заговорить об общеевропейской энергетической программе, причем "локомотивами прогресса" и здесь выступили неофиты единой Европы (в частности, поляки), а также подлившие масла в готовый затухнуть огонь британцы. Не окажется ли так, что законотворческая деятельность Европарламента (и деятельность других евроинститутов) будет находить себе место только в лакунах, в провалах, в ситуации того или иного (не всегда экономического) дефицита?

Такое положение дел, когда "общее", "универсально-европейское" зап! олняет то, что остается после индивидуальных неудач, обосновано неопределенностью статуса и идеологии Евросоюза, прошлогодними референдумами во Франции и Нидерландах, мощной критикой "либералистской" логики конституционного договора, проведенной некоторыми фондами. Собственно, негативный результат референдумов (пусть и возникший в достаточно разных условиях) не мог не бросить тень на будущую конструктивную деятельность Европарламента, который принужден искать "Альтернативную Европу", но вряд ли знает, как это делать.

Однако вполне логичная нехватка собственно парламентской деятельности с лихвой покрывается в Европарламенте совсем иным - добровольным исполнением функции блюстителя гуманизма. В этом отношении Европарламент порой напоминает некую Abuse Team. Есть трудности с экономической моделью Единой Европы и даже с обоснованием самого ее будущего единства, однако нет никаких проблем с европейскими ц! енностями. Они - неотчуждаемое богатство, на фоне которого Евр! опарламе нту как будто бы уже и делать нечего, - его законы едва ли не обитают в особом идеальном мире, о которой говорила вся западная метафизика.

В этом смысле "политический консенсус" Европы накладывает определенные ограничения на саму логику "творения закона" и одновременно является наиболее радикальным отказом от идей одного из главных европейских политических мыслителей - Макиавелли. Ведь последний неспроста считал, что поддерживаемые политиками идеи еще ничего не говорят о той политике, которая будет ими проводиться. Однако цинизм сам по себе не является последним словом. Дело не в нем, а в том, что именно заводит машину власти в условиях, когда она может уверить саму себя в предельно идеальном характере собственных действий.

Открывшаяся в среду 18 января новая временная комиссия Европарламента нацелена на! раскрытие нарушений и злоупотреблений, связанных с предполагаемой деятельностью ЦРУ на территории Европы. Вообще, Европарламент не может не интересоваться подобными вещами, с которыми европейские ценности мириться никак не в состоянии. Поэтому европарламентарии всегда найдут время на исследование случаев похищения людей, переправки их американцами через европейские аэропорты, грубого обращения с женщинами и детьми, пыток и т.п. В каждом таком исследовании важно не только то, состоялось ли предполагаемое аморальное событие, но и то, участвовали ли в нем европейцы (как граждане или институции) и с какой степенью сознательности.

Можно сделать предположение, что именно такие исследования (не очень ясного статуса - то ли научного, то ли полицейского) задают нерв формирующейся европейской власти. И здесь важно отметить, что напрашивающиеся сравнения с "инквизицией" или "мировым жандармом" не дотягивают до современности. То есть речь идет о том, чтобы на! примере Европарламента и его действий вчерне наметить то, как! "э то" работает, как работает власть как власть, постоянно обманывающая своих агентов традиционными представлениями о привилегиях и материальными обоснованиями будущих прибылей. Все это, конечно, есть, однако речь должна идти и о том, что заводит власть изнутри. Например, логика "инквизиции" малоприменима уже потому, что она предполагала традиционную фигуру властителя-пастыря и, в конечном счете, разделение на людей, делающих историю, и тех, кто всегда будут ее "не делать" (в роли печников, булочников, программистов и т.п.). Иначе говоря, речь должна идти одновременно о "желании власти" (то есть о том, почему, например, исследованиям пыток отдаются субъективные и организационные привилегии, тогда как принятие бюджета выглядит просто рутиной) и о постепенном формировании ее нового определения, обособляющегося внутри традиционных представлений о власти как проводнике "высших ценностей". Что создается на поверхности универсальной просве! щающей функции Европы?

В первую очередь, дабы развеять некоторые иллюзии, стоило бы обратить внимание на то, что предполагаемое исследование американских "злоупотреблений" на европейской территории само по себе развертывается внутри "гуманитарной" инициативы (гуманитарной войны в Ираке). Но было бы упрощением усматривать в действиях временной комиссии Европарламента своеобразное лицемерие - как будто бы европейцы пожинали теперь плоды своих собственных действий. Гуманизация за рубежом оборачивается странной дегуманизацией в собственных пределах. Интересен момент внедрения, введения предельно "негуманного" содержания в лоно Европы - как будто бы иракцы ненароком отомстили европейцам руками бессознательных американцев, разместивших на их территории тайные тюрьмы с иракскими бесправными пленниками. Конечно, здесь есть момент деструкции самой логики гуманитарного вмешательства ("нельзя остаться с чистыми руками"), но это еще не объя! сняет "интереса" европейцев к этой деструкции.

Речь в первую очередь должна идти о совсем ином - вовсе не о некоей фальсификации гуманистической программы как таковой. В конце концов, политика всегда выполнялась достаточно жесткими методами, поэтому в актуальных политических методах нет ничего нового. Новое усматривается разве что в рассогласовании универсалистского дискурса и самоутверждения власти, всегда сингулярной, предельно эмпиричной. Иначе говоря, предполагаемое исследование "злоупотреблений со стороны ЦРУ" дает возможность для обнаружения бессознательного власти, намечающего ответ на вопрос: зачем власти власть, особенно в объединенной Европе?

Собственно, власть должна давать некоторое преимущество, привилегию, которая не встраивается в логику обоснования власти. Например, есть такое вечное обоснование - "у кого большей ответственности, должно быть больше и власти". Однако ни в одном обществе власть никогда не покрывалась подобной экономикой, она не покрывается даже экономикой "усл! овий" (когда, к примеру, утверждают, будто власть нужна не для получения тех или иных материальных/социальных преимуществ и выгод, а для создания условий долгосрочного их получения - то есть власть выступает здесь в качестве более абстрактного эквивалента любых благ, чем традиционные деньги). По существу, все это верно, однако не создает ядра власти, описание которого всегда доставляло хлопоты политической мысли. Формально власть представляет собой избыток преимуществ, ничем не обоснованный и не экономизируемый (именно поэтому власть всегда захватывается, а не "получается" - и именно поэтому логика престолонаследия требует более общего, ее обосновывающего контекста). Любое обоснование отнимает власть у власти, в этом смысле ее субъективное ядро не может лишиться следа "абсолютизма", который лишь имитирует гармонизацию, совпадение своего собственного - властного - положения и внешней необходимости.

Однако современная Европа подвергла дес! трукции наиболее традиционные способы задания власти в качеств! е необос нованного излишка привилегий. Собственно, идеологически подобный излишек обосновывался обрывом любого рассуждения на уровне "богоданности" власти. Любая власть представляется необоснованным излишком точно так же, как и благодать, хотя это и благодати разного рода. Представительская модель власти, власть как представление, оказывается ее собственной экономизацией и лишением субъективного ядра: власть остается просто "нужной", необходимой, но не "желаемой". Однако она продолжает желаться, желание продолжает работать.

Хотя чаще оно работает по старинке (например, нельзя удивляться случающемуся время от времени оживлению квазигегельянских идей мировой истории и предполагаемого ими противопоставления обычных людей и властвующих носителей мирового духа), необходимы и инновации. Иными словами, желание власти принуждено желать иначе.

Интерес к нарушениям прав человека и общего гуманистического распорядка особенно отчетливо проявляется со времен знаменитого скандала с записями из тюрьмы Абу-Грэйб (хотя европейцы, во-видимому, идут дальше американцев, усложняют логику последних). Минимальный излишек власти заключается в том, что она может сделать то, что другие сделать не могут, прикоснуться к тому, что для других неприкасаемо. Например, просмотреть эти самые записи в рамках специальной сенаторской комиссии, создать парламентскую комиссию для обхода и осмотра предполагаемых европейских тюрем с иракскими пленниками и т.п. Даже если все давно видели записи из Абу-Грэйб (и не только), если они никому не интересны, власть создает постоянно воспроизводимый эффект тайны, открытия неожиданного, обнаружения некоего невыносимого осадка в своем собственном центре. За фасадом действия во имя и ради гуманистических ценностей, и нисколько не противореча этому фасаду, скрывается ядро избыточной сегрегации, отделения власти от всего общества в тех условиях, когда такое отд! еление никак не может быть обосновано и потому остается достат! очно эфе мерным.

Можно было бы показать, как такие инициативы встраиваются в логику фиксирования тех социальных различий и дифференциаций, которые декларативно, в условиях политического равенства, поддерживающего данную власть, не могли бы иметь фундаментального характера. Фундамент власти теперь всегда случаен, акцидентален, она получает свое неоспоримое и бездоказательное преимущество из случая, который невозможно заранее предсказать и предвидеть. В известном смысле желание власти начинается не там, где работает машина управления и распределения власти, а где власть оказывается затребована неким чрезвычайным положением, с которым она совершенно непреднамеренно сталкивается и которое ей, однако, более чем желательно. Равновесная система не может обосновать собственные флуктуации, на которые она отвечает властью - ее инстанциями, которые присваивают эти флуктуации в качестве своего материала "ответственности".

Неслучайна здесь актуализация темы &qu! ot;предвидения" и "зрения" в целом. Если Мишель Фуко определял новоевропейскую власть через дисциплинарность, а затем и "биовласть", то теперь на эти определения, вероятнее всего, надстраивается новое, которое выглядит по сравнению с ними достаточно архаичным. Ранее власть получала излишек преимуществ в том, что могла видеть всё - на что не мог претендовать ни один простой человек. Последний опутан системой "регистраций" - полицейских, рабочих, медицинских и т.п., которые только и позволяли власти видеть всё, причем даже тогда, когда это видение не позволяло сделать какие-то реальные шаги. В этой "дисциплинарной" схеме совмещается собственно логика обоснования власти и логика желания власти - то есть управление с избыточной и не всегда нужной возможностью увидеть то, что просто так не увидишь. Модель такого желания - "одностороннее", прозрачное в одну сторону зеркало, пусть даже абсолютно бесполезное. Однако распростран! ение массмедиа и технологий, оставив "управленческую"! ; состав ляющую дисциплинарности, лишило последнюю ее "желания": теперь все видят всё, что видит власть, даже если фактически власть видит больше и лучше. Всевидение стало обыденным, даже если содержательно оно стало жвачкой. В этой ситуации появился спрос на новый обиход зрения как самого политического чувства.

Новые формы желания власти постулируют, что власть может смотреть на то, что другие не захотят видеть. Власть интересуется не жизнью, а "злоупотреблениями", то есть грязью в ее метафизическом определении, тем, что не имеет "вида", идеи. Власть становится "избранной" через случайное возникновение требующей анализа грязи, для которой как будто нет никаких оснований. Желание власти - это желание видеть что-то другое, закрывая это другое от всех остальных своей спиной. Однако это другое таково, что оно сразу бы потеряло свой избранный характер, вынеси его на общее обозрение.

Подобное превращение желания становится более п! онятным, если рассмотреть традиционную модель европейской политики - модель платоновской пещеры из "Государства". Последняя является не только образцом кинематографа и насильственного принуждения (вспомнить хотя бы лечение Алекса в "Заводном апельсине"), но и моделью представительной демократии, фиксирующей также место желания власти. Формально "вышедший" из пещеры делегируется к истине, онтологически отстаивая интересы всех людей в целом. "Избранный" избирается для представительства людского племени в мире света и возвращения к этому темному племени, а желание определяется по необоснованности и невозможности освобождения из пещеры. Однако сейчас ситуация претерпела обращение: Европа представляет себя как живущую в мире света, за пределами пещеры. То есть в пещере никого не осталось. Власть нужна не для того, чтобы курсировать от света к людям, а чтобы иногда через щелку заглядывать в покинутую пещеру, в которой осталась грязь. Иными ! словами, желание власти теперь определятся тем, что это по-пре! жнему же лание "лишка", необоснованного перехода (от мира черни к миру избранных, от народа к его представлению, от одной социальной формации к другой), однако теперь переход обозревается с другой стороны - из света, для которого само существование "пещеры" представляется нонсенсом.

Формально говоря, некоторые моменты деятельности современных институтов власти образуют комплекс "элитарности", которая не может оставаться лишь "практической", "управленческой" и в то же время не может уйти от собственной случайности. Возможно, что будущая власть станет определяться по избытку некодифицируемого (и рискованного) опыта, который она присваивает в качестве того, что другим не под силу и не нужно. В известном смысле это власть является (в ее желании, а не институциональной форме) властью обезопасивших себя "авантюристов", искателей приключений, однако даже подобный статус всегда списывается на нечто внешнее и непредвиденное. &q! uot;Избранность", "желание власти" и ее "иное" представляются в качестве необходимой платы за поддержание гомогенной политической среды.

Подробнее

Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.

Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков
Другие рассылки этой тематики
Другие рассылки этого автора
Подписан адрес:
Код этой рассылки: russ.politics
Архив рассылки
Отписаться Вебом Почтой
Вспомнить пароль

В избранное