Оппозиция в России существует давно. В царские времена оппозиция требовала отмены крепостного права, введения Конституции, упразднения самодержавия и т.д. и т.п. Говоря о советской оппозиции, вспоминают обычно диссидентов, но их требования к власти не зафиксированы в истории в виде членораздельной программы. Кто-то подпал под цензуру, чем и был недоволен, кого-то не выпускали в Израиль, кому-то не дали дачу, ну а кто-то, как водится, мечтал о свободе, непонятно что именно под этим подразумевая.

Но попадались и совершенно особенные люди: к диссидентам себя не относившие, за свободу, пожалуй, не боровшиеся, многим, по тогдашним меркам, обладавшие и все-таки чем-то недовольные. Таков, например, Александр Александрович Зиновьев, чье 95-летие Россия отметила в 2017 г. Человек сложной судьбы и не менее сложного устройства, огромного ума и всестороннего дарования, признанный на Западе русский ученый, писатель и художник. Непонятый и непонятный, обожаемый одними и ненавидимый другими, человек-загадка, которая, пожалуй, не разгадана по сей день.
Он любил повторять, что всегда предпочитает говорить правду, несмотря на условия и обстоятельства; что книги его продиктованы потребностью высказать эту правду, даже если она нежелательна и неудобна кому-то. Он и других призывал к тому же, призывал не бояться высказываться и бунтовать, если рядом бессовестно попирается правда. 

Прежде всего он был философ и логик, автор почти полутора десятка книг, посвященных вопросам логики. Многие из его работ по логике еще в советское время, до эмиграции, переводились и издавались за границей. Уже тогда пришло к нему признание международного научного сообщества как одного из ведущих логиков XX в. Суть логики Зиновьев видел не в создании формальных исчислений, но в использовании для разработки приемов научного познания. По сути, он является автором новой концепции  логики, наиболее подходящей для описания свойств научных знаний. 

Но широкой публике Зиновьев известен как писатель, автор нашумевших и по-своему эпатажных литературных произведений. Литературную деятельность он начал в пятьдесят четыре года и плодотворно занимался ею до семидесяти семи лет. За это время им написаны шестнадцать романов и повестей, три поэтические книги, одиннадцать сборников публицистики, автобиография, эссе, киносценарий, пьеса, социологические исследования. 

К юбилею ученого и писателя издательство "Молодая гвардия" в серии "Жизнь замечательных людей" выпустило книгу филолога Павла Фокина "Александр Зиновьев". Неоспоримым достоинством книги является собранный автором богатейший биографический материал, представленный почти на восьмистах страницах. Детство в чухломской деревне и в Москве, учеба и служба в армии, участие в боях Великой Отечественной войны, Московский университет и Институт философии, семья, работа, отношения с друзьями и коллегами, конфликт с властью и эмиграция, литературная деятельность и возвращение на родину - обо всем и довольно подробно рассказывает книга П. Фокина. Одного, пожалуй, нет в этой большой книге - ответа на загадку: "Александр Зиновьев - кто он?" 

Читая книгу П. Фокина или работы самого А. Зиновьева, понимаешь, что перед тобой - оппозиционер, оппозиционер по натуре. И при какой бы власти, в каком бы обществе он ни жил, он всегда оставался в оппозиции. Живи он в России до 1917 г., непременно был бы революционером, а не то и террористом-бомбометателем - ведь говорил же он о себе, что вынашивал в юности идею убить Сталина! Живя в СССР, он ненавидел советскую власть и коммунизм, будучи при этом до 1976 г. членом партии, а ведь в партию, кажется, никого силком не затаскивали. Пожив на Западе, вознегодовал на Запад. Вернувшись в постперестроечную Россию, возненавидел новую действительность, призывая народ к бунту, к насильственному захвату власти и вооруженному восстанию: "...Только восстание, только бунты, только жертвы", "На виселицу реформаторов!". Призывая к свержению власти на страницах одних изданий, в то же время в интервью другим изданиям он говорил: "...Из меня всё время пытаются сделать какую-то политическую фигуру. Я не политическая фигура. Поймите это. И не буду никогда", "...Я никого и ни к чему не призывал и не призываю. Я не политик, а исследователь". Но как же называть человека, интересующегося политическими событиями с целью повлиять на них? Зачем авторитетный и уважаемый всеми человек, уверяющий, что не занимается политикой, настаивает на захвате власти вооруженным путем и казни реформаторов? И если это не призыв, то что это? Может ли пожилой профессор не понимать, что его слова будут расценены большинством именно как призыв? А что будет дальше, когда власть окажется захваченной? Что будут делать бунтовщики и весь прочий народ, если тот, кто звал к топору, вдруг устранится и скажет: "Поймите, я не политик, и что теперь делать - не знаю. Меня неправильно поняли"?..

В начале 90-х, когда Зиновьев вернулся в Россию, критикуя Запад и демократов и настаивая, что советский период был "вершиной русской истории", патриотическая общественность цепко ухватилась за него. Еще бы! Известный ученый, признанный на Западе писатель, книги которого выходили почти на всех европейских языках (правда, критику самого Запада там почему-то издавать не спешили), - его мнение, его поддержка дорогого стоят. Зиновьев был принят согражданами как патриот, критик глобализма и неоколониальной политики Запада, автор идеи "глобального человейника". Многие сограждане не подозревали, что перед ними "суверенное государство" - так он сам себя называл, избегая какого бы то ни было определения собственных взглядов. Он говорил, что не был ни коммунистом, ни антикоммунистом. Но он же до эмиграции состоял в КПСС, а в работе "Коммунизм как реальность" призывал к противодействию распространения коммунизма, за что и был удостоен премии Алексиса де Токвиля в 1982 г. А еще была "Исповедь отщепенца", где Зиновьев писал: "Как жить в условиях коммунистического общества, если оно вызывает у тебя протест, но ты не видишь возможности изменить его к лучшему и даже не знаешь, в чем это лучшее должно заключаться, если ты не можешь сохраниться в качестве нравственной личности, если ты хочешь проявить твой индивидуальный дар, если хочешь выразить свое отношение так, чтобы это увидели многие?.." Разве человек, состоящий в КПСС, не называется коммунистом? А тот, у кого коммунистическое общество вызывает протест, - антикоммунистом?..

Но в России 90-х предпочли не замечать всех этих странностей, и за Александром Зиновьевым утвердилась слава "раскаявшегося диссидента", подтверждением чему стала знаменитая фраза "Целились в коммунизм, а попали в Россию". Он называл себя исследователем, он хотел понять: что за зверь такой - "коммунизм". А в это время Запад, чутко прислушивавшийся к его исследованиям, искал, как убить того же зверя. И если бы, как он сам говорил, только знать, что книги его будут использоваться против России, эти книги не были бы написаны.

Все это говорилось уже после распада СССР. Примерно в те же годы появилась книга "Запад. Феномен западнизма". В этой книге он писал, что холодная война была не просто противостоянием капитализма и коммунизма, это была борьба Запада за выживание и господство на планете. "Коммунистическая система в других странах была средством защититься от этих претензий Запада. Коммунистические страны переходили сами к нападению. Но инициатива истории исходила не от них, а от Запада <...> Коммунизм стал объектом атаки со стороны Запада, поскольку сопротивляющийся Западу и отчасти атакующий его мир принял коммунистическую форму. Он мог сопротивляться и даже временами побеждать лишь в такой форме. Потому именно на коммунизме сосредоточилось внимание. Кроме того, борьба против коммунизма давала Западу оправдание всему тому, что он предпринимал на планете все эти годы. Поражение коммунистических стран в холодной войне лишило Запад прикрытия его истинных намерений". Но зачем же вы целились в коммунизм, если знали, что коммунизм для миллионов людей - это защита от колониальных претензий Запада? Ведь не мог доктор философских наук, профессор университета не знать всего этого хоть десять, хоть двадцать, хоть тридцать лет назад!

И не мог профессор не знать того, о чем напишет позже в книге "На пути к сверхобществу": "Всем ходом исторического развития Запад вынуждается на то, чтобы установить мировой порядок, отвечающий его интересам. Он не просто имеет возможности и силы для этого, он уже не может уклониться от этой эпохальной задачи. В ходе холодной войны была выработана стратегия установления нового мирового порядка - стратегия создания реального "Глобального общества". То есть холодная война шла, весь ход исторического развития Запада толкал его к установлению мирового порядка в собственных интересах, а профессор-логик Зиновьев не догадывался, что его книги, обличающие СССР и коммунизм, могут быть как-то использованы в этом противостоянии? 

Позвольте не поверить. Тем более что в интервью 1993 г. Зиновьев сам говорил: "...В 1978 г. меня выбросили из страны как антикоммуниста, антисоветчика. Ко мне приходили политики, журналисты, представители спецслужб (!). Меня спрашивали: "Можно разрушить Советский Союз?" Я говорил: "Можно. Но давайте договоримся с самого начала - то, что я скажу, это не есть мои желания. Советскую систему можно разрушить так-то и так-то. Но это не значит, что я этого хочу..." Если бы эти слова принадлежали какому-нибудь сумасшедшему бродяге, то ничего удивительного в них не было бы. Но когда умнейший человек, не моргнув глазом, говорит, что никогда не хотел разрушения своей страны, но представителям иностранных спецслужб, спрашивавших его, как же все-таки можно страну разрушить, дал дельные и полезные советы, то концы с концами как-то не сходятся. Было бы странным, если бы Запад отказался воспользоваться полезной информацией в деле борьбы с коммунизмом и СССР на пути установления собственного мирового господства. 

А в чем же заключалось покаяние или раскаяние А. Зиновьева, если те самые книги, которые, по его же собственным словам, использовались против России, и которые он ни за что бы не стал писать, если бы знал об их разрушительной роли, с успехом начали издаваться и продаваться на руинах СССР, о чем сам Зиновьев сообщил в одном из писем 1995 г.: "В сентябре на книжной ярмарке в Москве моих книг продали больше, чем всех прочих авторов вместе взятых. Я за пару дней подписал несколько сот экземпляров. В газетах писали обо всех авторах, даже о тех, чьих книг не было на ярмарке или не было продано ни одной. А о буме с моими книгами - ни слова. Узнаю тебя, Русь!"?..

Но кроме репутации "раскаявшегося диссидента", Зиновьев снискал лавры пророка. О нем писали и говорили, как о человеке, первым указавшем на гибельность перестройки. Вспоминались книги "Катастройка", "Горбачевизм", в которых он действительно утверждал, что от перестройки не стоит ждать ничего хорошего, а заодно высказывал свое недоверие "прорабам перестройки" и ее лидеру Горбачеву. В интервью 1997 г. Зиновьев говорил о Горбачеве как о предателе, отдавшем страну на разграбление Западу. Он уверял, что еще в начале 80-х предупреждал о вреде затеянной Горбачевым кампании.

Что ж, он действительно предупреждал. Но только о том, что Горбачев пытается обмануть Запад. Он не верил Горбачеву и считал перестройку бюрократической суетой. В одном из интервью 1985 г. он говорил, что принципы демократии и свободы, в западном понимании, никогда не будут реализованы в СССР. Горбачевскую команду он считал карьеристами и был уверен, что жизнь простого народа от новых реформ не улучшится. Всё так. Но о предательстве речи, увы, не было. Зато повсюду говорилось, что в СССР "развернули беспрецедентную кампанию по замутнению и обману общественного сознания Запада", что советское руководство пытается одурачить Запад, что впереди у СССР - диктатура похлеще сталинской и что Западу следует быть пожестче с Горбачевым.

Ну, кто кого в итоге одурачил, сегодня всем хорошо известно. Неизвестным осталось разве одно: как большой мыслитель мог принять Запад за простодушного ягненка, на каждом шагу позволяющего себя обманывать?..

В 1987 г. во французской газете "Вечерний звон" Зиновьев опубликовал письмо "Обращение к третьей русской эмиграции". Речь в письме шла о том, что эмигранты - мужественные и свободные люди, восставшие "против нашего собственного социального строя, в котором мы выросли, сформировались как личности и прожили много лет". Но новые советские власти пытаются дискредитировать их подвиг и преподнести всё так, что никакого восстания "исторического масштаба" не было, а были отдельные заблуждения. Вот и перестройка - это не более чем "потемкинская деревня", призванная заморочить головы как советским, так и западным людям. И ведь многие "как в Советском Союзе, так и на Западе попались на удочку советской пропаганды и всерьез поверили в демагогию советских властей и их добровольных служек".

А вскоре во французских газетах Le Figaro и La Croix-L`Evenement было опубликовано коллективное письмо "Пусть Горбачев предоставит нам доказательства". Чуть позже это письмо появилось в The New York Times. Среди десяти подписей русских эмигрантов под письмом стояли и подписи Александра и Ольги Зиновьевых. (Существует мнение, что письмо было составлено именно А.А. Зиновьевым.) Авторы письма призывали руководство страны отказаться от "обветшавшего ленинского учения" и заявляли, что примирение между эмиграцией и советским режимом, "не способным уважать свободу творчества", невозможно. "Можно забыть прошлое, - писали авторы письма, - но как забыть вездесущий контроль партии, особенно после того как вдохнешь немного воздуха свободы. Этого не заменить орденом Ленина". Открытый диалог с властями подписанты обещали провести только в одном случае: "Всё, о чем их просят, - это просто отойти немного в сторону и дать зрителям, слушателям, читателям в СССР самим выбрать то, что им нравится". Письмо не осталось без внимания в СССР, на него откликнулись сразу несколько изданий. В "Правде", например, В. Корионов писал: "Живет своей жизнью двухсотвосьмидесятимиллионный народ - хуже или лучше, но занят своей судьбой. И, представьте себе, не подозревал до сих пор, что где-то далеко-далеко расположилось несколько его бывших соотечественников, которые желают для себя особых гарантий".

В связи с этой перепиской снова вспоминается книга П. Фокина. Любопытен выбор лексики, к которой прибегает автор, описывая диалог между эмигрантами и советской стороной. Эмигранты "публикуют письмо", "высказывают полное недоверие", в самом же письме "говорилось" то-то и то-то. Другое дело - советская пресса, которая в лучшем случае "гневно гремит", а в худшем - поднимает "сплошной лай и взвизги бешенства". Хотя, казалось бы, в чем же не прав В. Корионов: "У этих господ не нашлось ни слова осуждения преступлений империализма, развязанной им гонки вооружений, порождаемой им угрозы ядерной войны на Земле и в космосе..." В любом случае, черно-белая картинка с прекраснодушными, благородными эмигрантами и тупыми, лживыми "совками" едва ли уместна и нужна кому бы то ни было. Важнее было бы разобраться во всех перипетиях взаимоотношений соотечественников, оказавшихся по разные стороны не только границы, но и представлений о добре и зле. 

В самом деле, "да из чего беснуетесь вы столько?", почему перестройка внушила такой ужас, и с чего вам переживать за "обманутый" Запад? Какой-нибудь неискушенный человек, наблюдающий за тем, как взволновалась русская эмиграция во главе с А.А. Зиновьевым, мог бы ненароком подумать, что всем этим людям даже гипотетические перемены в СССР крайне невыгодны, поскольку, во-первых, лишат их мученических венцов, а во-вторых, поспособствуют утрате к ним интереса со стороны Запада, что, собственно, и вышло в конце концов. 

Есть и еще один вопрос к профессору Зиновьеву. В письме, которое он подписал и которое, возможно, составил, говорилось: "Кто, например, мешает им издавать наши книги, записывать наши пластинки, показывать наши фильмы и спектакли, выставлять наши картины и скульптуры?.." Но разве, живя в СССР, он выступал за свободу слова и творчества? Ведь его первая книга - "Зияющие высоты" - сама стала формой протеста. Против руководства Института философии, против лжи и подлости, лозунговости и забюрократизированности, против опостылевшей системы. Он никогда не говорил, что боролся за свободу слова, но утверждал, что хотел сказать правду, как он сам ее понимал. Чего же он хотел добиться своей правдой - уничтожения коммунистического общества? Нет, он уверял, что хотел его усовершенствования, считая, что "коммунистическое общество еще в начале своего исторического пути". Но почему же вдруг пятидесятичетырехлетний человек решил бунтовать ради усовершенствования общества? Сам Зиновьев уверял, что импульсом к началу работы над первой книгой стали советские танки в Праге. "Мы восприняли разгром пражского восстания как удар по самим себе, - писал он в "Исповеди отщепенца". - Я тогда сказал Ольге, что такое терпеть нельзя, что за это надо мстить Им, что Им надо дать в морду. С тех пор мысль "дать Им в морду" уже не оставляла меня". 

Итак, в 1968 г. профессор Зиновьев принял решение "дать Им в морду". Но в демонстрации на Красной площади против подавления пражского восстания он не участвовал. И только спустя шесть лет, летом 1974 г., после недавнего конфликта с коллегами по Институту философии он начинает работу над "Зияющими высотами". Кстати, по странному совпадению (интересно, кто-нибудь верит в такие совпадения?) в феврале того же года, после появления во Франции II тома "Архипелага ГУЛАГ", был арестован, а затем выслан из СССР А.И. Солженицын. Любопытно, что к работам Зиновьева П. Фокин применяет солженицынскую формулировку - "художественное исследование"...

Что ж, профессор Зиновьев вслед за писателем Солженицыным решил сказать правду и художественными методами исследовать советскую действительность. Ничего личного. Так появились "Зияющие высоты". Пока книга писалась, рукопись решено было спрятать от возможной заинтересованности со стороны органов безопасности. Спрятать решили не в железном ящике на огороде, а за границей, куда по частям и переправили всю рукопись. А вскоре книга вышла в швейцарском издательстве "L`Age d`Homme", после чего ее привезли в Москву. Начался новый, литературный этап в жизни профессора-логика. 

Сегодня эта книга многим хорошо известна. В центре повествования - город Ибанск, населенный ибанцами с одной и той же фамилией - Ибановы. В Ибанске есть правители - Хозяин, Хряк, Заведующий Ибанском (Заибан) и прочее в том же роде. Все они живут обычной жизнью, за исключением того, что всё время лгут, предают, интригуют, развратничают, пьянствуют и всячески друг друга используют. Неудивительно, что в таком гадюшнике не нашлось места для гениального "Доктора Живаго" или для не побоявшегося сказать правду Александра Исаевича. Ибанск - это "темное царство".
В 1991 г., после того, как книга была уже переиздана в России, в "Литературной газете" появилась рецензия, автор которой писал: "Прав или нет Александр Зиновьев в своих расчетах и прогнозах, не мне судить. Возможно, что и прав. Только я этой его правды не хочу, поскольку в ней нет решительно никакого смысла". 

Смысл действительно уловить сложно. Тот же П. Фокин утверждает, что Зиновьев боролся за "идеальное коммунистическое государство", рассчитывая, что его сатира будет прочитана, услышана и принята за руководство к действию, к искоренению специфических коммунистических пороков. Но можно ли хоть на минуту допустить, чтобы взрослый человек, доктор наук, живший в СССР конца 70-х, мог всерьез рассчитывать на что-то подобное? А мог ли он всерьез думать, что, назвав коммунистическую Россию "Ибанском", а своих сограждан "заибанами", он вправе ждать от них немедленных перемен и скорейшего исправления? Ответ очевиден. Так зачем же, для чего издавалась эта книга, начиналось это противостояние?..

О книге "Зияющие высоты" было написано немало, особенно за рубежом. Пожалуй, точнее всего текст охарактеризовали П. Вайль и А. Генис: "Идея расплывчата и противоречива; сюжета нет вовсе; композиция хаотична настолько, что не хочется употреблять слово "композиция" вообще; <...> заумь научных трактатов смешивается с матерной руганью". Кстати, можно смело утверждать, что писатель Зиновьев породил целое направление в отечественной словесности. Сатира была и раньше. Собственно, и "Зияющие высоты" восходят к "Истории одного города" М.Е. Салтыкова-Щедрина. Но хаотичные произведения, где бы заумь смешивалась с матерной руганью и довольно похабными шутками - это пошло именно от Зиновьева. И когда Виктор Ерофеев прямым текстом сообщает, что "русские - позорная нация. Тетрадка стереотипов. Они не умеют работать систематически и систематически думать" - чем это не развитие ибанских идей?..

Многие книгой восторгались - наконец-то прозвучало слово правды! Ведь Ибанск, по слову журналистки Раисы Лерт, это "квинтэссенция подлости, зла, лжи, устрашающей безнравственности и тупости". Только вот помнится, есть такая книга "Граф Монте-Кристо". Написана примерно о том же: о подлости, зле, лжи, предательстве, безнравственности. Правда, как ни странно, дело происходит не в СССР, а во Франции начала XIX в. Так, может, подлость, ложь, предательство и тупость существовали не только в СССР? А коли так, то чего разоблачаем-то?..

Побывав в 1987 г. в США, Зиновьев написал в письме: "Здесь есть всё плохое, что есть в Советском Союзе, но нет компенсации, которую дает коммунистический образ жизни. <...> Но я жутко устаю от проповедничества. Оно не окупается. На минуту приходит удовлетворение, но его тут же сменяет горечь от зрелища человеческой подлости, пошлости, грязи, жестокости эгоизма". А в 1988 г. он писал из Мюнхена: "Обстановка в Европе сейчас противная. <...> Снова процветает идиотизм, причем - он с каждым днем становится всё более идиотским. Люди ведут себя как последние подлецы. На этом фоне даже советская мерзость выглядит гораздо пристойнее". Итак, всё, что было плохого в СССР, есть и тут - в сердце демократии и свободы. А если сравнивать, то, пожалуй, тут еще и похуже выйдет. Так против чего же он бунтовал, чего хотел?.. И неужели профессор не понимал всего этого, когда писал "Зияющие высоты" или позже - "Гомо советикус", роман о "гомососе"?

Отмечая общие черты людей на разных континентах, он уверял, что нет "человека вообще". Исследуя "гомо советикус", он хотел выяснить, что же особенного в советском человеке, чем он отличается от своего западного собрата и почему сохраняет свою "советскость" даже в эмиграции. Его "гомо советикус" напоминает "русских мальчиков" Достоевского: "Покажите вы <...> русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною. Никаких знаний и беззаветное самомнение" (Ф.М. Достоевский); "Нет тайн, для которых он не нашел бы объяснения. Нет проблем, для которых он не нашел бы решения. Он наивен и прост. Он пуст. И он всеведущ и всесущ. Он преисполнен мудрости" (А.А. Зиновьев). "Гомо советикус" восходит к "русским мальчикам", а стало быть, это не с неба свалившаяся данность, не привитый на русской почке чужеродный росток, а вполне себе родной, русский. Разница лишь в том, что "русские мальчики" Достоевского не кажутся такими монстрами, как "гомо советикус" Зиновьева, что бы они там ни вытворяли. 

Особенности своего творчества Зиновьев объяснял тем, что он прежде всего исследователь, ученый. В интервью французскому телеканалу "Antenn 2" он сказал о себе: "У меня нет никаких программ. Я ничего не предлагаю. Я исследователь. Я констатирую, что есть, и делаю прогнозы, что будет". В своих книгах он попытался объединить науку, искусство и политику. Но эти явления принципиально необъединяемы. Исследователь обязан быть бесстрастным и беспристрастным, всегда оставаясь "над схваткой". Но именно этого не может себе позволить политик или человек, интересующийся политическими событиями с целью повлиять на них. Такому человеку необходимо знать, с какой стороны баррикад он находится в настоящий момент. Политик или тот, кто хотя бы не остается в стороне от политики, всегда отдает себе отчет - за белых он или за красных. В противном случае начинается анархия. Но вместе с тем искусство так же не терпит бесстрастности. Это та сфера человеческой деятельности, где форму создает и диктует чувство. "Художественное исследование" не предполагает бесстрастности. А потому при попытке совместить науку с искусством и политикой что-то обязательно возьмет верх. Зиновьев не раз повторял, что смотрит на людей и явления как ученый, как исследователь. Но ему же принадлежат слова: "...Вот сейчас я критикую Горбачева. Но случись такое, что его начнут поносить, я напишу книгу в его защиту". Да, говоря о защите Горбачева, он имел в виду не личность, а явление, он говорил о взгляде с точки зрения истории. Но даже в этом случае исследователь не может знать, удастся ли написать "книгу в защиту". И не означает ли подобное признание, что оппозиционер, бунтарь, индивидуалист всегда побеждал в Зиновьеве исследователя и художника?

Его сочинения не кажутся бесстрастными. Из них, скорее, можно заключить, что конфликт его с властью был психологическим, а не политическим или идейным. Всё его творчество - это крик человека, не умеющего быть частью целого, не желающего отрываться от общества, но и неспособного быть его единицей. Зиновьевский пафос - это отстаивание своей индивидуальности в любом сообществе, в любом социуме. Война индивидуального против социального определила его творчество. В одном из писем 1996 г. он писал: "В мире вообще нет ничего, что я принял бы. Я не принимаю всё мироздание вообще. Так что единственное решение всех моих проблем - полное исчезновение". Как это напоминает Ивана Карамазова: "Не Бога я не принимаю, Алеша, а только билет Ему почтительнейше возвращаю". Чем было творчество Зиновьева - бунтом интеллектуала, возмущенного несовершенством мироздания, пропитанного пошлостью и скукой, или попыткой найти свое место под солнцем, получить причитающееся? Кем был этот человек - Иваном Карамазовым конца XX в., с тем же атеизмом, восходящим к неприятию детских страданий, с тем же отвращением к человеку, могущему быть сильным и прекрасным, но предпочитающему оставаться ничтожным при любом политическом строе, при любой идеологии, или другим каким персонажем, хорошо знавшим и умело использовавшим человеческие слабости? 

Вопросов остается еще много. Например, в интервью 1999 г. он заявил: "Запад есть враг России, враг моего народа. И поэтому мое место - на родине". Но ведь то же самое было и в 1976 г., когда печаталась на Западе книга "Зияющие высоты". Почему же тогда он не вспомнил, что "Запад - враг моего народа"? А в интервью 2006 г. он сокрушался,  что "Россия в качестве суверенного государства, достойного уважения, в принципе, уже не существует". Но когда такое государство существовало, он писал: "...Ибанск занимает почти всю сушу и граничит со всеми странами мира. Эти границы сильно раздражают ибанцев. Но не потому, что их не выпускают за границу. К этому они привыкли, поскольку не привыкли к тому, чтобы их выпускали. Их раздражает то, что на свете есть счастливчики, незаслуженно живущие за границей..."

Когда-то ученый, писатель, художник и человек Александр Зиновьев оказался перед выбором: стать "счастливчиком", всесторонне состояться, развиться и получить мировое признание, вполне соответствующее дарованию, получить условия для беспрепятственного и ничем не ограниченного творчества либо, не желая наносить вольный или невольный вред своей стране, объясняя ее врагам, как "убить зверя", смириться и довольствоваться научной работой (правда, всемирно признанной) и келейным творчеством. Он сделал свой выбор и, наверное, не нам судить, насколько этот выбор был правильным.

Достоевский называл русский народ самым религиозным, а Белинский, напротив, самым нерелигиозным. Оба были по-своему правы, потому что рассматривали предмет с разных точек зрения. Такого рода двойственность русского характера, отмеченная и Зиновьевым в разных работах, была присуща ему в полной мере. Он утверждал, что бывших советских людей не бывает, что он и есть в первую очередь "гомо советикус". Со всеми присущими ему метаниями и противоречиями, с неукротимой энергией и страдающим сердцем. "Мое отношение к этому существу двойственное, - писал он, - люблю и одновременно ненавижу, уважаю и одновременно презираю, восторгаюсь и одновременно ужасаюсь. Я сам есть гомосос". Это признание дорогого стоит, поскольку многое объясняет. Он сам и есть существо, вызывающее любовь и ненависть, презрение и уважение, восторг и ужас. Он способен "на любую пакость" и на "любую добродетель", он готов на всё и ко всему, он есть "Бог, прикидывающийся Дьяволом" и "Дьявол, прикидывающийся Богом". Была ли эта двойственность врожденной или благоприобретенной, сложившейся в результате огромного жизненного опыта или, по его же собственному утверждению, усвоенной в процессе того, как он взрослел и становился "гомососом", - вряд ли кто-то подскажет. Он считал, что принадлежит к поколению, порожденному революцией и убитому ее последствиями, разочаровавшемуся в ее идеалах и ставшему отщепенцами истории, не имеющими пристанища, где можно было бы отдохнуть душой. В этом состоянии душевного и мыслительного непокоя он и пребывал постоянно. При этом остро, как никто другой, он ощущал и ограждал от возможных посягательств свою индивидуальность, свое Я. 
Мысль его работала без передышки, и, сам беспокойный, он тормошил других, не давая заснуть и удовольствоваться существующим. Вызывавшая это беспокойство двойственность и есть основная черта его личности и дарования. Дарования, позволившего ему создать свою логическую систему и стать одним из ведущих логиков XX столетия, обладающим особым талантом, ясностью мысли и способностью доступно и просто излагать сложнейшие вопросы логики; предложить оригинальную социологическую теорию, объясняющую законы развития общества и позволяющую делать социологические прогнозы; написать десятки книг и снискать мировую известность писателя, художника, ученого.

http://sovross.ru/articles/1561/33282