RSS-канал «Московица Богородичный колпак»
Доступ к архиву новостей RSS-канала возможен только после подписки.
Как подписчик, вы получите в своё распоряжение бесплатный веб-агрегатор новостей доступный с любого компьютера в котором сможете просматривать и группировать каналы на свой вкус. А, так же, указывать какие из каналов вы захотите читать на вебе, а какие получать по электронной почте.
Подписаться на другой RSS-канал, зная только его адрес или адрес сайта.
Код формы подписки на этот канал для вашего сайта:
Последние новости
Моя 10-ка лучших ревизионистских фильмов - 3.
2023-03-12 18:27 moskovitza
Первая чaсть здесь, вторая - здесь
8. Чародеи.
Настройщик московской фабрики музыкальных инструментов Иван Пухов (Александр Абдулов), отпрашиваясь в первых кадрах фильма «Чародеи» с работы на встречу с невестой, с готовностью рассказывает любопытному начальнику о будущей жене: «Она чародейка, можно сказать, ведьма - у нее работа такая: волшебство в сфере услуг». Зритель раслабленно настраивается на очередной ремейк популярной комедии «Я женился на ведьме» с Вероникой Лейк, и тут Пухов добавляет: «Она приезжает из Китежграда - это город такой, его недавно из-под воды подняли».
Невидимый град Китеж, откуда всему миру светит праведная молитва, русский Монсальват, ушедший под воду озера Светлояр, согласно легенде, должен подняться в день Страшного Суда, когда мертвые восстанут из могил. Слова Пухова о том, что Китеж «подняли», недвусмысленно указывают на рукотворный характер Армагеддона, переключая повествование из эсхатологического в пост-апокалиптический регистр, живо интересовавший режиссера Константина Бромберга: не случайно последний эпизод его предыдущего сериала, складывающегося с «Чародеями» в техномагическую дилогию, назывался «Мальчик с собакой», прямо отсылая к постапокалиптической новелле Харлана Эллисона A Boy and His Dog. Бромбергу не нужно было переносить действие из современности в бесконечно далекий и несбыточный 2024 год, как это сделал Эллисон: в 1982 году привычный коммунальный адок следовал за каждым жителем СССР, как цирк - за Львом Троцким. С видимыми проявлениями конца времен - товарным дефицитом и низкой культурой обслуживания населения - должна была покончить экспериментальная «волшебная палочка» - побочный продукт исследований гебешной шарашки НУИНУ из ЗАТО Китежград, в которой трудилась невеста Ивана Пухова - чародейка Алена Санина.
На протяжении 20 лет хорошо знакомые зрителям герои повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» - могущественные чародеи - бессмысленно прозябали в «почтовом ящике» изъятого из официальной топологии «наукограда», довольствуясь унылым техницистским «знанием без силы» и даже не пытаясь использовать свои магические скиллы, чтобы прекратить страдания материального мира и вырваться из сферы услуг в сферу духа. Вытеснившие Магию на периферию сознания технологизированная Наука (тупиковая форма подлинного знания) и Религия отсроченного «светлого будущего» превратили земное обиталище человека в душный привокзальный зал ожидания, заплеванный жестяной накопитель провинциального аэропорта. Релятивированные магические предметы, конверсионные разработки «волшебной палочки» для предприятий службы быта или «скатерти-самобранки» для комбинатов общественного питания - такие же унылые символы не знающей утоления, бесконечной «плебейской жажды прогресса», как кибернетический голем, сконструированный сумасшедшим ученым Громовым из «Приключений Электроника» с единственной целью - чтобы играть в шахматы с 11-летним мальчиком в трусиках.
«Сфера услуг не имеет конца, она беспредельна как вселенная и так же бесконечна, в отличие от нас, - сетует замдиректора НУИНУ по науке Киврин в разговоре со своей начальницей и возлюбленной Шамаханской, в очередной раз отказавшейся узаконить их отношения (Валерий Золотухин и Екатерина Васильева), - Я устал быть в заколдованном кругу». Бывшему завотделом Линейного счастья, одержимому линейным временем (в его кабинете отсчитывают неумолимые секунды не меньше дюжины настольных и настенных часов), наконец-то стала очевидна изначальная ущербность прогрессорства. Человеческий дух, облаченный материей, находится во власти одного из ее атрибутов ‒ времени, единственная функция которого - отнимать жизнь в дурной бесконечности замкнутого (воз)вращения. Земное бытие человека - это бытие-к-смерти и бытие-в-смерти, существование объекта среди объектов - «условно живых экспонатов» склада-музея НУИНУ (очередной фантазм русского деревянного зодчества - на этот раз всплывший из суздальских видений Дэвида Рокфеллера).
Маг Киврин осознает, что Время можно преодолеть, лишь восстав против злого бога явленного мира. Бунт Электроника был мятежом вещи, созданной человеком с утилитарной целью, восстанием раба. Бунт Мага - это восстание человека, созданного подобным надмирному Богу и утверждающего собственную власть над миром. В своей борьбе с демиургом Киврин прибегает к сложнейшей эвокативной магии - Енохианскому Деланию Апокалипсиса. Ритуал 48 ключей уже привел к приоткрытию сторожевых врат нижнего мира - именно он «поднял» из вод Китеж. Для того, чтобы настежь распахнуть ворота вторжению ведомых Хоронзоном легионов хаоса, магу Киврину необходим невыраженный первичный ключ, Ключ Великой Богини-Матери, который может быть передан лишь существу, обретшему целостность в образе изначального андрогина. В апогее ритуала адепту Киврину предстоит раздвоиться в себе самом и вернуться к единству Бафомета, обвенчавшись с Великой богиней, в роли которой он видит свою неприступную возлюбленную Шамаханскую.
Киврин, бежавший в одной из прошлых жизней в Индию и нечувствительно превзошедший йогу, хорошо знал, что в эпоху Кали-юги действенны только тантрические техники слияния бесстрастного Шивы с огненной Шакти. «Путь Тантры тяжел и опасен…» - предостерегал послуживший братьям Стругацким прообразом Киврина Иван Ефремов, теоретик магико-научного синтеза и увлеченный практик тантрического секса. Понимая, что успешному осуществлению «химической свадьбы» с ведьмой Шамаханской, фамилия которой указывает на ассиро-вавилонские влияния и магическое халдейство («сила высасывающей смерти»), может воспрепятствовать его опьянение страстью, Киврин решает перенести операцию на сверхфизический план: завладев при помощи приемов контактной и инцепционной магии низшими аспектами своих коллег по работе - Саниной и Сатанеева, он создает темные астральные проекции Короля и Королевы, а сам исчезает из действия (лишь раз его зеркальный двойник является по ту сторону зеленоватого темного магического кристалла).
Иерогамия ненасытной дьяволицы Саниной, наученной «всякому нечестию, включая искусство подведения глаз», и одержимого вожделением Сатанеева, с готовностью заключившего кровный договор с суккубом (напряженный дуэт Александры Яковлевой и Валентина Гафта), не случайно выведена Бромбергом в центр зрительского внимания. Как невозможна шиваизация Шакти исключительно на физическом плане (Сатанеев оказывается неспособен преодолеть привязанность к собственному материальному телу и пройти испытание огненной купелью), так и конец света не является полностью физическим и не исчерпывается неким ужасным вещественным событием. Демоны Хоронзона ждут своего часа в умах людей, и человек, открывая им врата своего сознания, становится големом - материальным носителем чумы, войны, голода и танатоса. Эвокативная магия высвобождает не чистую волю чародея-оператора, но волю сущности, с которой он установил контакт.
Но возможно ли вообще пробуждение от сна материи, выход из колеса сансары? - спрашивал себя зритель «Чародеев», разуверившийся в гримуарной магии КПСС и обещаниях поп-науки, внимательнее присматриваясь к идущему через весь фильм «путем дурака» Ивану Пухову (и его двойнику - не ведающему своего пути Гостю с Юга, сомнамбулически блуждающему в темных подземных лабиринтах телестудии Останкино). На пути личной герметической трансформации Иван срывает лохмотья Шута, надевает костюм Мага (отсылающий к каноническому образу пагата, созданному Траволтой в «Лихорадке субботнего вечера»), проходит развилку выбора Влюбленного между двумя Аленами в багряном и белом одеяниях и демонстрирует готовность к отрицанию собственной личности в позе Повешенного в мастерской Лаборатории абсолютных неожиданностей...
...Неудавшийся ритуал Киврина все же впустил долгожданный ветер хаоса в эфир безвременья: через пару часов после телевизионной премьеры "Чародеев" в образовавшийся пространственно-временной разлом проник призрачный мерцающий Президент СССР Василий Васильевич Кузнецов, чтобы поздравить советских людей с новым 1983 годом.
9. Незнайка с нашего двора.
«Незнайка, Кнопочка и Пестренький залезли в автомобиль и уселись рядышком на мягком сиденье. Машина тронулась. Они обернулись назад и увидели заходящее солнце. Солнечный город всё ещё был виден вдали. Чёрные силуэты домов как бы отпечатались на светящемся диске солнца. Таким они видели Солнечный город в последний раз. Солнышко опустилось за горизонт, и город как бы растаял в туманной дали».
...Роман-сказка Николая Носова «Незнайка в Солнечном городе» был напечатан в августовской и сентябрьской книжках московского журнала «Юность» за 1958 год - через год после выхода «На дороге» Керуака (оперативно переведенного Верой Ефановой в 1960 году для «Иностранной литературы») и за год до публикации «Голого завтрака» Берроуза. Книга Носова оказалась вписана в плотный поток битнической прозы, а Незнайка стал полноправным узнаваемым голосом «разбитого поколения», а немного позже - и поколения «детей цветов», узнавших себя в коротышках из Цветочного города.
Цветочный город - анархо-примитивистская коммуна собирателей и охотников - был лишь одним из множества поселений коротышек, образующих систему полисов с собственными укладами. В непосредственной близости от него находились Зеленый город - монастырское хозяйство на принципах аграрного (садово-огороднического) дистрибутизма, и Змеевка - военное поселение засечной стражи; чуть дальше - психоделический Катигорошкин, все жители которого катались на велосипедах (трибьют Носова своему знаменитому ровеснику Альберту Хофману), а за семью холмами - дистопический технополис «людей с хорошими лицами» - Солнечный город и его индустриальные спутники - Каменный и Земляной города, населенные пролами и морлоками. Декларируемый невидимыми властями Солнечного города камералистский принцип полицейской заботы о всеобщем благе реализуется через тотальную био- и алгоритмократию: в результате успешно осуществленных «воспитательных мероприятий» (тюремной и психиатрической репрессивной нормализации) и повсеместного внедрения системы видеослежения поведение жителей было жестко маршрутизировано и сведено к обмену баллов, накопленных за выполнение социально-полезных функций (социальный кредит) и демонстрацию желательного поведения (психопаспорт), на регламентируемые товары и услуги («Мы работаем, а потом каждый берёт в магазине что ему надо» - поясняет Ниточка).
Незнайка и его друзья внесли в этот санитарно-полицейский рай биополитического контроля битнический дух протеста и интереса к скрытой реальности, превратив его в игровое пространство диких вечеринок со спорами о любви, волшебстве и совести, кул-джазом и сексуальными эскападами, в живой город, в котором есть место буйному веселью, тоске и меланхолии. Авторитарная власть на это вторжение ожидаемо ответила усилением репрессий (расширением полномочий милиции и созданием квазимилитарного «общества наблюдения за порядком»), дополнительными мерами контроля (каждый житель должен иметь пешеходный радиолокатор НУПРЛ, который при необходимости может быть использован для внешнего управления) и апартеидом (разделением ветрогонов на два сорта - диких и домашних). Этот просвещенческий дискурс сегрегации "дикарей" точно воспроизвел влиятельный американский критик Норман Подгорец, в год публикации «Незнайки» откликнувшийся на растущую популярность бит-культуры статьей с неслучайным названием «Незнайки из богемы», в которой указал и на проблему (битники «поклоняются примитивизму, инстинкту, энергии, "крови"»), и на возможный (помимо репрессивного, не давшего немедленного желаемого результата) путь ее решения: «Если у битников и появляется интерес к интеллектуальной сфере, они прибегают к мистическим доктринам, иррациональной философии и левому райхианству».
«Когда я слышу, как кто-то рассуждает об инстинкте и естестве и тайнах человеческой энергии, мне становится не по себе <читай: я снимаю с предохранителя свой браунинг>», - откровенничал "нормис" Норман. Но власть в борьбе с угрожающим сложившемуся порядку девиантным культурным кодом опирается не только на полицию: наиболее действенной техникой является апроприация свободного духа, «отрицающего общественные нормы, традиции и ценности», его овеществление поп-культурой, превращение в предмет потребления. Невидимые власти Солнечного города решают использовать мистическое иррациональное бунтарство Незнайки как инструмент территориальной экспансии и выхода на растущий потребительский рынок Цветочного города, в том числе, для того, чтобы разрешить очередной кризис перепроизводства («Огромные количества жёлтых брюк, выпущенных одёжной фабрикой, остались лежать в магазинах. Их никто не хотел брать.»)
В фильме Одесской киностудии «Незнайка с нашего двора», работу над которым начинали режиссер Ирма Рауш и сценарист Инна Веткина, а заканчивали сменившие их Игорь Апасян и Юрий Волович, Незнайка возвращается в Цветочный город поп-оракулом эзотерического нью-эйджа, чтобы взять его под контроль с помощью новых чар - обещания доступа к волшебству для всех его жителей. «Хорошо в нашем Цветочном городе! - бесхитростно формулирует свою предвыборную программу Незнайка. - А было бы ещё лучше, если бы у нас все было как в Солнечном городе». Проводником интересов властей Солнечного города Незнайка стал еще до начала фильма, получив необходимый градус в ритуале масонского посвящения, описанном Носовым в последней, 33-ей (sic!) главе романа-сказки: «Сегодня день рукавичек, или, как его иначе называют, праздник солнечных братьев, -- сказал волшебник. -- Все берут рукавички и меняются между собой. Те, кто обменялись, становятся солнечными братьями. Скоро в Солнечном городе все будут братьями». Прогноз хорошо информированного волшебника не лишен оснований: первым же, кого увидели Незнайка и его друзья, выйдя из гостиницы на прогулку по Солнечному городу, оказался «коротышка в белом фартуке». Белый запон и перчатки - одни из главных атрибутов тайного масонского братства: рука в белой перчатке ведет профана во тьме к вратам Храма в обряде посвящения, а вступивший в братство должен надевать перчатки в собраниях. Именно в таких белых перчатках то и дело появляются в кадре загадочные волшебники - кураторы Незнайки (братья Торсуевы).
Незнайка бросает вызов действующим управленцам Цветочного города, объединенным в символическую Ложу, возглавляемую Досточтимым Мастером Знайкой (в решающие моменты он демонстрирует членам Ложи свой огромный Циркуль). Партия Знайки имеет абсолютное большинство в городской ратуше и контролирует все сферы деятельности: силовой блок и ВПК (Пулька, Винтик и Шпунтик), карательную медицину и фармакомафию (Пилюлькин), тайный надзор (Стекляшкин) и медиа-обслугу (звезда пропагандистского шоу Синеглазка, "понаехавшая" за лучшей жизнью из Зеленого города, поэт Цветик и художник Тюбик, на вопрос: «Вы что, собираетесь рисовать ночью?» отвечающий фразой из инсигний Шведского устава: «Там, куда я иду, светло» (Fra Mørket Til Lyset)).
Незнайка делает ставку на маргиналов, аутсайдеров существующего режима, городские отбросы. Создаваемая им Партия незнаек - это классическая банда Цветочного города, боевое крыло масонской Ложи (нужно ли напоминать, что лидер нью-йоркского отделения Партии незнаек Уильям Пул по прозвищу "Билл Мясник" возглавлял одну из уличных банд Нью-Йорка, а основатель Партии незнаек Альберт Пайк был великим командором Верховного совета южной юрисдикции, 33° ДПШУ). Обе группировки используют максимально грязные методы борьбы - подкуп, шантаж, киднэппинг, фальсификации, секс-шпионаж. Положительных героев в фильме нет, и создатели картины подчеркивают это уникальным антикастингом: на все значимые роли отобраны юные актеры, образы которых лишены даже намека на объективирующую милоту в духе «Багси Мэлоуна». «Поддавайтесь, прикидывайтесь овечками, пока я не разузнаю планы противника», - инструктирует своих головорезов Незнайка, отсылая зрителя к стратегии Фабианского общества. «Цель нашего маскарада - незаметно установить наблюдение за городом, пока все веселятся», - вторит ему Знайка.
Кто же победит в этой борьбе? Потому ли теряет свои позиции Знайка, что он опирается на ушедшую в прошлое псевдорациональность квази-научного знания? Потому ли получает преимущство Незнайка, что его воля к власти упакована в модную метафизическую обертку? Подсказка содержится в сцене из романа-сказки Носова, в которой архитектор Кубик приглашает Незнайку поехать с ним на заседание Архитектурного комитета. «Мне ещё ни разу не удавалось попасть на заседание архитектурного комитета!» - восторженно восклицает Незнайка. Это и неудивительно: ведь если в двери масонского Храма профан стучится сам, то в Орденскую надстройку над символическим масонством постучаться невозможно. Ордена, управляющие масонством и использующие его как политический инструмент, сами приглашают к себе отличившихся братьев - Мастеров из символических Лож.
«Незнайка с нашего двора» вышел на телевизионные экраны 2 мая 1984 года - через неделю после всесоюзной премьеры фильма Тамары Лисициан «Тайна виллы "Грета"» - беллетризованной версии книги Владимира Малышева «За ширмой масонов», поставив перед зрителями неочевидные вопросы о соотношении контуров Власти и Управления в эпоху надвигающихся декоративных перемен.
10. Сказки старого волшебника.
«Куда вы, Золушка, опомнитесь - ведь это же не ваша сказка!» - одергивает Красная Шапочка свою соседку по праздничному застолью на королевском балу, в ужасе сорвавшуюся с места с двенадцатым ударом часов. Здесь все чувствуют себя не вполне в своей сказке: сама Красная Шапочка, которой до смерти надоело ухаживать за больной бабушкой, Золушка, бесконечно теряющая хрустальную туфельку и вынужденная возвращаться в начало истории, Людоед, ставший вегетарианцем, Рауль Синяя борода, испытавший на себе инверсию гендерного насилия, и, конечно же, состарившийся в ожидании любви Принц, бредущий неизвестно куда в темноте подземелья и бормочущий сквозь зубы: «Странное королевство».
Странный фильм «Сказки старого волшебника», поставленный «по мотивам сказок Шарля Перро» на Одесской киностудии режиссером Натальей Збандут, женой могущественного директора Одесской киностудии Геннадия Збандута, вышел на телевизионные экраны 1 января 1985 года, через три месяца после лондонской премьеры картины Нила Джордана «В компании волков» - первой экранизации ревизионистской сказочной прозы Анджелы Картер. Стивен Бенсон поспешил назвать новых сказочников «поколением Анджелы Картер», имея в виду, в первую очередь, их приверженность принципам феминистской ревизионистской мифологии в духе Маргарет Этвуд, А. С. Байетт и писателек круга Эммы Теннант. Последующее развитие сказочного ретеллинга позволяет говорить скорее о поколении Иосифа Лебензона и Виктора Рабиновича - сценаристов «Сказок старого волшебника», определивших формат жанра "пересказки" на десятилетия вперед и одновременно показавших его ограниченность.
Предложенный Лебензоном и Рабиновичем рецепт отверточной пересборки ограниченного набора европейских сказочных нарративов, укладывающихся в «Пентамерон» Джамбаттисты Базиле, достаточно прост и технологичен: объединить как можно больше героев одной или нескольких сказочных вселенных общей сюжетной аркой (или, если не получится, фигурой рассказчика - в фильме Збандут это Перро), поменять привычные амплуа героев (обязательные условия - реабилитация образа "злой" ведьмы и акцент на беспомощности "доброй" волшебницы) и исполняющих их роли актеров, поместить действие в интерьеры шэбби-шика (в «Сказках...» за них отвечали известный одесский художник Владимир Шинкевич и начинающая Оксана Медведь), позволить зрителю испытывать радость «узнавания знакомых имен» (принцип Тарапунцель и Румпельштепселя), приправить набором банально-глубокомысленных сентенций и несмешных шуток и постараться выбить финансирование на несколько сезонов; на выходе - «Новые сказки братьев Гримм», «Братья Гримм» и просто «Гримм», «Десятое королевство», «Однажды в сказке», «Чем дальше в лес», «Страшные сказки», «Расскажи мне сказку» и т.д. и т.п.
«Мы напишем новые сказки, похожие на те, что были раньше! Для начала мы изменим детали, а затем перепишем все концы сказок, и очень скоро все привыкнут к новым сказкам и забудут, что эти истории когда-то были другими,» - говорит Злая мачеха (Дороття Удварош), главная героиня фильма Яноша Рожи и Иштвана Кардоша «Бал сказок», вышедшего на экраны за 9 месяцев до «Сказок старого волшебника» и похожего на них до степени неразличимости, с той лишь разницей, что кураторами сборной команды сказочных персонажей там выступают братья Гримм. «Пока мы будем сидеть и ждать добрую фею, они захватят все наши сказки!» - в ужасе откликается Людоед из фильма Збандут, предвидя вал расовых, классовых и гендерных сказочных ретеллингов. «Я оставил сочинительство сказок и стал охранять те сказки, которые сочинили задолго до меня, - делится наболевшим старый Перро, недоучившийся волшебник и несостоявшийся сказочник, - От кого охранять? От черствых и жестоких. Чтобы быть сказочником, надо иметь горячее сердце... - Сергей Юрский обрывает на полуслове апокрифический афоризм Дзержинского и грустно добавляет: - Я просто хранитель сказок».
Но возможно ли вообще охранять сказки от рвения товарищей-вокистов с их холодными головами, горячими сердцами и чистыми руками? В конце концов, безжалостно переписывал сказочные финалы и сам Перро - идеолог «новых» в споре с «древними», ставивший современные переделки античных сюжетов выше оригиналов. Лебензон и Рабинович не дают готовых ответов, но советуют внимательнее присмотреться к ходу времени в «Сказках...»: оно - по словам старого волшебника - «то мчится, то тянется, то засыпает». Это уже не необратимое сказочное время, стрела которого может быть направлена в будущее или прошлое, и не циклическое время мифа (время вечного возвращения). Это многомерное, серийное (сериальное) время, когда из любой точки повествования можно перенестись в любую другую точку, поставив направление сказочного сюжета в зависимость от позиции, занятой наблюдающим за временем героем и наблюдающим за наблюдателем зрителем.
В фильме Рожи состарившийся принц пришел на шабаш ведьм только для того, чтобы увидеть пробуждение принцессы и умереть. В фильме Збандут старый принц (Игорь Кваша) пришел в зачарованный замок с твердым намерением разбудить заснувшее время и принцессу, и буквально на минуту разминулся с самим собой молодым (Антон Табаков). Такая встреча, без сомнения, случилась во сне принца, пропутешествовавшего по своему второму измерению в собственное будущее, но материализоваться она смогла бы только в случае подлинного трансперсонального Пробуждения. «Конечно, людям живется нелегко, но они умеют видеть прекрасные сны», - сказала прекраснодушная Злая мачеха в "Бале сказок». «Они не спят, они умерли! - с грустью констатировала лишенная иллюзий Злая колдунья (Татьяна "Ицыкович" Васильева) в «Сказках старого волшебника», - Спящих можно разбудить, а их никто никогда не разбудит».
Такова моя 10-ка лучших ревизионистских фильмов. А какие фильмы, пересматривающие привычные культурные коды, нравятся вам? Было бы интересно знать.
Моя 10-ка лучших ревизионистских фильмов - 2.
2023-03-11 17:44 moskovitza
Начало здесь
5. Аленький цветочек.
Когда режиссер Ирина Поволоцкая, известная по лавкрафтианскому хоррору «Таинственная стена», запускалась на студии им. Горького с фильмом «по мотивам сказок о красавице и чудовище» (как заявлено в титрах), он не знала, что в стадии реализации находятся еще как минимум три киноверсии этой популярной истории: всесоюзная премьера «Аленького цветочка» состоялась 25 августа 1978 года - ее опередили простенькая холлмарковская экранизация Филдером Куком "детской" адаптации классического сюжета от мадам де Бомон и "взрослый" спин-офф декамероновской франшизы от Луиджи Руссо с садомазохистскими игрищами в гареме жестокого царя Владимира и зооэрастией богатой купчихи Варвары, а спустя полгода на экраны вышла «Дева и Диво» Юрая Герца, раскрасившего классический фильм Жана Кокто в цвета хаммеровского готического ужастика.
От этих картин работу Поволоцкой в первую очередь отличает сценарная основа: Наталья Рязанцева обратилась к каноническому тексту Габриэль-Сюзанны Барбо де Вильнев, в котором за судьбу Красавицы и Чудовища ведут сложную магическую позиционную борьбу отвергнутая Принцем Злая фея и преследующая семейный династический интерес Добрая фея. Разумеется, опытный кинодраматург не ставила целью вместить в часовой сценарий все перипетии этого объемистого гротеска, который лучше всего описывается словами самой мадам де Вильнев: «Это была очаровательная путаница, где все лобызали друг друга, не понимая точно, кто перед ними», но с благодарностью использовала тщательно проработанную историю заклятия Принца. Наскоро слепленную мадам де Бомон манихейскую версию (Злая фея заколдовала принца просто потому что она Злая) требовательные редакторы издательства «Просвещение» вряд ли включили бы даже в литературную хрестоматию для нерусских школ. С позднейшим диснеевским улучшением, в котором Принц наказан за то, что не впустил укрыться от непогоды оказавшуюся колдуньей пожилую женщину, заранее расправился великий Сергей Михалков в стихотворении «Одна рифма»: «Этот случай про старушку Можно дальше продолжать, Но давайте скажем в рифму: — Старость нужно уважать!» Недалеко ушла от этих версий и "оригинальная" история об Аленьком цветочке, которую Сережа Багров услышал от призрачной кастелянши Пелагеи, явившейся ему в очередном приступе падучей: Сергей Аксаков умер за 75 лет до совещания передовых комбайнеров, на котором наконец-то выяснилось, что «сын за отца не отвечает», а потому в его изложении злая волшебница, прогневавшись невесть за что на короля, обращает в страшное чудище его малолетнего сына-королевича.
От разноцветных видений хворенького Багрова-внука в фильме остался только сам Аленький цветочек, а точнее, целое поле алых маков Иссык-Куля в финальных кадрах; возможно, это воспоминание о последнем, что увидела режиссер Поволоцкая в далеком 1963 году, когда ее в желтушном бреду эвакуировали со съемок фильма «Зной». В сказке мадам де Вильнев заколдованный принц одержим выращиванием розового куста в своем саду. Мистическая роза, растущая на кресте - это личное делание Чудовища, символизирующее его надежду на побег из преходящего мира страдания, на возрождение и воскресение. Простодушие, с которым "башкирский Пруст" заменил Розу опиатическим аленьким цветочком (в студенческие годы Аксаков заглянул было в петербургскую ложу Ордена розенкрейцеров «Умирающий сфинкс», ничего не понял и в ужасе ретировался), позволило Рязанцевой вывести за скобки повествования переживания Зверя. В фильме чудовище бессубъектно, это профан, обитающий не в Rosarium philosophorum, а в "диком" лесу, Зеленый человек из глубин грубой души «славного народца» в одеянии из мхов, кореньев, ветвей и трав, сконструированном художником по костюмам Бертой Куратовой.
От чудовища, как, впрочем, и от красавицы ничего не зависит, их никто ни о чем не спрашивает - это фигуры в странной игре двух Фейри, призрачные фигуры вязкого опиатического сновидения. Участники киноэкспедиции «Киргизфильма», где так неудачно началась трудовая биография Поволоцкой, могли разгонять тоску отваром кокнара, Багров-внук таскал опиум с прикроватной тумбочки соседа по имению Петра Иваныча Чичагова, а «Аленький цветочек» пропитан запахом лауданума, отсылающим к «Кристабели» знаменитого опиумиста Сэмюэля Кольриджа и ее более популярной версии - «Кармилле» Джозефа Шеридана Ле Фаню. Поплавская ориентируется не на раскрученную Карнштейнскую трилогию (хотя Алла Демидова в некоторых ракурсах и похожа на Ингушку Петрову), а на цветовую гамму «Бархатного вампира» знаменитой Стефани Ротман и сценографические решения Висенте Аранды в «Кровавой невесте». Герои фильма бесконечно бродят по выстроенным художником Константином Загорским зеркальным коридорам-лабиринтам среди портретов предков и самой Джеральдины/Миркаллы/Злой Феи, покидающей свое изображение, чтобы сменить парик белой богини рождения на черный парик богини смерти и пророчества. В ее палитре нет только алого цвета Полной Луны – цвета любви; оператор Александр Антипенко использует специальную фильтрозональную пленку, добиваясь эффекта «антицвета», раздражающего глаз.
Мадам де Вильнев в своем сочинении педалирует эфебофилию Злой Феи: уродливая и высокомерная дряхлая мегера, не совладавшая со старческою страстью к юному принцу и не смирившаяся с его отказом, оставила его претерпевать ужасные последствия своего гнева. Волшебницу Демидовой можно было бы заподозрить в склонности к корофилии, как ее предшественниц («Хороша, мила, румяна, шея лебединая, вот только не в моем вкусе», - оценивающе разглядывает она юную красавицу), если бы зритель не знал ее истории: девушка, влюбленная в принца, подарила ему на балу красный цветок, а он лишь бессердечно рассмеялся. Юная Фея оказалась не готова принять посланное ей испытание («Богиня любит только для того, чтобы убить и разрушает только для того, чтобы оживить») и обратилась ко злу. История Злой Феи - это история долгой болезни, бесплодной попытки «выкашлять своего дьявола ревности, гордыни и тоски», как позднее описывала сценарист Рязанцева, жена режиссера Авербаха, состоявшего в любовной связи с актрисой Шикульской, опыт мучительного расставания со своим любовником философом Мамардашвили.
Черный и белый парики Злой Феи - это ее бесконечное колебание между угнетенным депрессивным состоянием нигредо и оцепенением альбедо. Из этой герметичной ловушки Злую Фею спасает ее коллега по ордену Фей - Добрая Фея (великолепный Андрей Чернов), прошедшая испытание змеиным периодом и ставшая древним стариком, чтобы получить дозволение действовать непосредственно против другой феи. Добрая Фея думает, что хлопочет о своем родственнике Принце, но это лишь внешняя проекция подлинного делания: чтобы соединились Красавица и Принц, должны обрести единство Злая и Добрая феи. Зло и добро, прекрасное и ужасное, совершенное и несовершенное - суть Единое, скрытое от глаз непосвященного за видимым дуализмом.
«Покажи мне свои глаза - я не испугаюсь!» - взывает Красавица к Чудовищу, и Павлин, один из спутников Злой Феи, раскрывает свой хвост, являя ее взору вспыхнувшие глаза бездны - серафимов многоочие из Буслаевской Псалтыри. Так перед Красавицей раскрывается во всей полноте красота и великолепие астрального тела ее избранника, а "Старая ведьма" и "Старый дурак" (как назвают друг друга герои Чернова и Демидовой) уплывают на лодке к берегам Счастливых островов.
6. Ледяная внучка.
Фильм «Ледяная внучка», премьера которого состоялась в канун нового 1981 года, стал вторым опытом обращения мастера кино беспокойного присутствия Бориса Рыцарева к творчеству Ганса Кристиана Андерсена. В 1975 году прогрессивные кинематографисты всего мира заступили на почетную трудовую вахту в честь столетия со дня смерти великого сказочника; Рыцарев поучаствовал в этом культурном флэшмобе альманахом «Принцесса на горошине», вышедшим на экраны в мае 1977 года, в составе которого обращает на себя внимание новелла, смело претендующая на звание самой странной экранизации «Дорожного товарища». Конечно же, этот приз мог бы достаться кислотной видео-версии этой ранней андерсеновской сказки, снятой в том же 1977 году маститой Ники де Сен-Фалль, женой знаменитого Жана Тенгли, если бы она не ограничилась 7-минутным тизером, потратив весь бюджет на ЛСД для своего юного соавтора и сожителя Константина Эдмунда Уолтера Фиппса, графа Малгрейва, впоследствии унаследовавшего титул маркиза Норманби.
Первое, что бросается в глаза в версии «Дорожного товарища» от Рыцарева и сценариста Миронера - это демонстративное отсутствие самого Дорожного товарища, благодарного мертвеца, с равным удовольствием помогающего спасшему его тело от надругательства некрофилов бедняге Йоханнесу и удовлетворяющего флагелляционные фантазии парочки пресыщенных либертенов - тролля и принцессы. Странствующий принц (красавчик Андрей Подошьян), как будто вспомнив о наставлении рядового Дедова: «Никогда не путешествуйте с мертвецом», решает самостоятельно спасти прекрасную принцессу из замка Пернштейн от колдовских чар тролля. И здесь принца и зрителей поджидает еще одна неожиданность: принцесса не одержима, не околдована троллем, а - по точному замечанию феи из осинника - очарована им. «Проклятая ведьма», как за глаза называют ее придворные, любит и сражается за свою любовь; это не безжалостная фаллическая фам-фаталь, демоническая искусительница из фантазмов Андерсена (хотя знойная Марина Ливанова внешне похожа на женщин Неаполя, напугавших юного сказочника сильнее, чем извержение Везувия), а самодостаточная женщина, ведущая войну, на которой пленных не берут.
Вдохновленный увиденным Вернер Герцог отправился в Пернштейн, замковый ров которого еще хранил Hebel de Germin - дыхание костей, снимать «Носферату – призрак ночи», а Борис Рыцарев - под Архангельск, в музей деревянного зодчества «Малые Корелы», на съемки экранизации андерсеновской сказки «Ледяная дева», написанной через 30 лет после «Дорожного товарища». Выбор этого сканзена в качестве места съемки не случаен: действие сказки Андерсена происходит в Швейцарских Альпах, среди поразивших воображение писателя «бревенчатых домов». Именно из Швейцарии бумажный архитектор Виктор Гартман, восхитившийся устройством альпийских деревянных шале, привез эскизы будущего «русского стиля в архитектуре» - картонной потемкинской выгородки, которая коллективному воображаемому недавних обитателей землянок и бараков (буквально: казарм) и по сей день представляется жилищем русского крестьянина.
«Было у Деда Мороза много внучек-снегурок. Как ляжет снег, они тут как тут, и ну проказить - никакого сладу с ними нет». Рыцарев, сам написавший сценарий, изначально выносит за скобки весь мусор, навороченный вокруг образа Ледяной девы русскими кабинетными мифологами, безумными реконструкторами Берендеева царства. Его героиня, что подчеркнуто в названии, - это не дочь Мороза (как Снегурочка из одноименной пьесы Островского и ее многочисленных медиа-изводов, с которыми режиссеру полемизировать не интересно; да и любой зритель, поставленный перед необходимостью выбора между экранизациями Кадочникова и Цветкова, отдал бы предпочтение «Легенде о снежной женщине» Токудзо Танаки), а именно Внучка, т.е. одна из множества дочерей любвеобильного молодца Морозко. Даже описанная Андерсеном пластика и образ действий Ледяной девы выдает в ней родство с Морозко: Губительная дева перелетает с одного ледяного уступа на другой с быстротой серны, переплывает ревущие потоки на тонкой сосновой веточке, перепрыгивает со скалы на скалу, а ее платье развевается по ветру. «Я уже отметила прелестного мальчика своим поцелуем, но не успела зацеловать до смерти, — говорит она, — Он мой, я доберусь до него!»... Морозко скачет с елки на елку в красных сафьяновых сапожках на босу ногу и в тулупе, наброшенном на голое тело, чтобы удобнее было «любезничать» с заплутавшей в зимнем лесу девицей. Поскакивает Морозко, потрескивает, да пощелкивает, а сам думает только об одном: сперва ли тукнуть девицу, а потом заморозить, либо тукнуть уже окостеневшую.
Полемическое острие ревизионистской сказки Рыцарева направлено против фейклорного образа Снегурочки как покорной жертвы. Традиционная сказка о виктимной Снегурочке - сюжет из криминальной сводки, очередное сообщение о насилии в среде девочек-подростков. Пошла Снежевиночка (имя изменено) с девушками в лес по ягодки; кто больше всех наберет — ту прежде других замуж отдадут. Снежевиночка побольше всех набрала ягодок; подружки взяли ее да убили, чашечку раскололи, катышком укатали, блюдечком утрепали, под кустиком схоронили. Две школьницы из Архангельска убили свою одноклассницу из зависти. Изуродованное тело Ники (имена изменены) обнаружили в лесу. Ира и Лина долго издевались над жертвой: резали лицо осколками от бутылки, душили пакетом и ремнем, а после закопали.
В фильме Рыцарева Снегурочка возвращается - как она вернулась в советскую культовую обрядность аккурат в канун 1937 года - не пьяной помятой ведущей новогоднего корпоратива, но ледяным демоном, чтобы делать то, что она умеет лучше всего: «убивать, убивать, убивать, убивать, убивать», как завещал великий социалист Бернард Шоу. Ледяная внучка, получившая в миру имя Любаша, одинаково умело обращается с холодной сталью кинжала, заставляя похотливого князя (блеклый Альберт Филозов) в ужасе ретироваться, и с семихвостой плеткой («Нельзя не верить слову княгини, а то снова можно плеточки отведать», - мечтает о новой порции наказаний сладострастно извивающийся в ногах у Любаши мутный типок Гриня, кидающий любимой предъявы за шмот (Андрей Градов)), но ее фирменный прием - заслепить соперника, полоснуть по глазам колкой порошей, заморозить и рассыпать ледяное чучелко в криогенную труху.
В финале картины Любаша (любимица режиссера Светлана Орлова) с невидящим неподвижным взглядом демонстратора моделей одежды насмерть вымораживает целую деревню, не щадя матерей с малыми детьми, и проваливается в последний криосон, в котором переживает интенсивный женский хэппи-энд, наградив смертельным ледяным поцелуем наконец-то настигнутого Гриню. Критика, почувствовавшая этот неведомый холод аутсайда, встретила фильм ледяным молчанием, которое продолжается до сих пор...
7. Принцесса цирка.
«Я выступал в цирке обычно по вечерам, иногда совсем ночью. Воздух, напряженный от дыхания, взрывался криками, особыми страстными воплями цирка Модерн. Никакая усталость не могла устоять перед электрическим напряжением этого человеческого скопища. У него было свое лицо, пламенное, нежное и неистовое». Автор этих строк Лев Троцкий, главный большевистский трикстер, был не единственной звездой цирковых представлений в охваченной революционным экстазом 1917 года российской столице. На аренах трещавших по швам цирков Чинизелли и «Модерн» сменяли друг друга неизменно собиравший благодарную аудиторию инвалидов, воров и проституток Ленин и его коломбина Коллонтай, Крыленко и Луначарский, Урицкий и Володарский.
Нигде профессиональный революционер не чувствует себя так уверенно, как в цирковой стихии, ведь революционер - это подпольщик, заговорщик, конспиратор, шпион, а придуманный англичанином Филипом Астлеем «современный цирк» с его экстерриториальными гастролирующими труппами был важнейшим институтом международного шпионажа. Освальд Мосли, лидер Британского союза фашистов, косплея своих российских коллег, смог собрать десятитысячный митинг в кенсингтонском зале «Олимпия» - зимней арене знаменитого Цирка Бертрама Миллза. Наследник и управляющий этой цирковой империи Сирил Миллз был штатным сотрудником МИ5 - в середине 30-х годов он выполнял разведывательные полеты над территорией Германии на своем «Дэ Хэвиленде», а в годы второй мировой войны курировал легендарного двойного агента Пужоля "Гарбо" Гарсия, участвовал в разработке операции «Хиджра» по интернированию агентов-дезинформаторов и представлял интересы британской разведки в США и Канаде.
Но цирковой триумф Освальда Мосли меркнет в сравнении с побившей все рекорды зрительского интереса антрепризой митинга «Революционная Россия и оборона страны» в цирке Чинизелли на Фонтанке, на который публику заманивали участием таких мегазвезд как управляющий военным министерством Борис Савинков и бывший лидер боевого крыла партии эсеров Екатерина Брешко-Брешковская. Цирк и шпионаж были основными темами творчества сына «бабушки русской революции» - популярного писателя, журналиста и киносценариста Николая Брешко-Брешковского. Постоянные либреттисты композитора Имре Кальмана - Альфред Грюнвальд и Юлиус Браммер - наверняка смотрели распространявшиеся в Европе фирмой «Патэ» снятые по сценариям Брешко-Брешковского фильмы «Борец под черной маской» и «Графиня-шпионка, или австрийская авантюра», сюжет которых лег в основу оперетты «Принцесса цирка», впервые показанной 26 марта 1926 года на сцене театра «Ан дер Вин» в бывшей столице империи, лишившейся в одночасье не только большей части территориальных владений, но и мощной разведывательной сети. В ностальгии по ушедшим временам авторы воскресили на сцене предвоенный 1912 год, когда Петербург и Вена стали свидетелями странного любовного романа циркача под черной маской и графини-шпионки.
Советские мастера оперетты перенесли действие «Принцессы цирка» из России во Францию, акцентировав мотивы социальной отверженности и сословной розни. Этот "классовый" подход сделал главным героем оперетты Мистера Икса, что было окончательно зафиксировано в названии популярного фильма, в котором Георг Отс с лицом и повадками сельского механизатора из Коорди, нацепив шапочку человека-муравья, уныло отбывал на арене свой смертельный номер "Прыжок через пупок", мрачно обещая: «Мы постоим за свое достоинство». Этьен Вердье хотел только одного - с ноги открывать двери аристократических салонов и лобызать ручки светских дам, мысленно представляя себя этаким простолюдином Ханно Конопатом, добившимся руки «коричневой принцессы» Марии Адельгейды цур Липпе.
Светлана Дружинина собиралась закрепить экранизацией оперетты Кальмана свою репутацию режиссера музыкального кино (к этому времени она уже сняла музкомедию, водевиль и мюзикл), но, столкнувшись в ходе работы над сценарием с оригинальными образцами русской лубочной, «подкаретной» литературы (в первую очередь, детективами Брешко-Брешковского - «Опереточные тайны», «Шпионы и герои», «Гадины тыла», «В сетях предательства», «Ремесло сатаны», «Дочь Иностранного легиона», «Принц и танцовщица»), открыла для себя новый жанр авантюрно-любовных «российско-фальшисторических» историй в духе зряховской «Битвы русских с кабардинцами», который и сделал ее в итоге по-настоящему популярной. Фильм «Принцесса цирка», вышедший на телевизионные экраны 25 декабря 1982 года, стал своеобразным прологом к бесконечным «гардемаринам», в котором Дружинина вернула действие оперетты в «прекрасную Россию прошлого», а графиню-шпионку - в название и в центр зрительского внимания.
В версии Дружининой у связанных общей тайной Принцессы цирка и Мистера Икс появляется по-настоящему достойный противник - граф Сакусин, ротмистр из только что созданной в составе Военного министерства службы военной контрразведки (блистательный Владимир Балон - фехтовальщик, стиляга, бонвиван - дополняет новыми красками созданный им десятилетием раньше в вольфенштейн-квесте Юнгвальд-Хилькевича «Дерзость» образ мастера контршпионажа майора Августа Винцента).
В ходе расследования утечки секретных сведений из военного ведомства, усилившейся в период обострения отношений между Австро-Венгрией и Россией, Сакусин, сотрудник Санкт-Петербургского КРО, вышел на окружение генерала Палинского, имевшего доступ к законопроектам военного министра и докладам Комиссии по государственной обороне. После внезапной кончины графа Палинского поток агентурных сведений прекратился, что заставило Сакусина внимательнее присмотреться к молодой вдове генерала графине Федоре, ранее характеризовавшейся им как «девочка, которая ничего не знает и только что вернулась из-за границы» (где, вероятно, и была завербована и подготовлена на роль «медовой ловушки», как ее коллеги Рут "Соня" Вернер и Эми "Синтия" Торп). Оказалось, что графиня Палинская не пропускает ни одного представления гастролирующего в Петербурге цирка Фирелли, звездой которого является невесть откуда взявшийся загадочный трюкач Мистер Икс в скрывающей лицо полумаске («писаный красавец» Игорь Кеблушек). Очевидно, Мистер Икс - секретный связной, прибывший в Россию с заданием вывести из игры ценного агента-нелегала "Федору", утратившую доступ к источнику информации, эвакуировав ее через закрытые границы под видом цирковой принцессы, используя экстерриториальный статус кочевого цирка (по схожим нелегальным каналам переправляли из окупированной Франции в закрывшую границы Швейцарию «безутешную вдову» Мари Луни - предыдущую шпионку в фильмографии Натальи Белохвостиковой из триллера «Тегеран 43», вышедшего на экраны годом раньше - чтобы "случайно" внедрить ее в группу Штернера).
Сакусин ходит кругами вокруг Икса, выискивая бреши в его легенде: затевает драку в ответ на слова «Я не подчиняюсь военным приказам», чтобы вызвать профессиональную ответную реакцию, безуспешно пытается выудить информацию в ходе пьяного застолья и, наконец, почти открывается достойному сопернику: «Я думал вы штатский, а вы наш». Ловушка вот-вот захлопнется, но холодные и расчетливые мастера суггестии "Икс" и "Федора" выбирают иной - неожиданный - способ эксфильтрации: они берут в разработку влюбленного в "Федору" слабоумного князя Сергея Владимировича (Николай Трофимов) и "заряжают" его сознание хитроумным планом "двойного бракосочетания", как иллюзионист - второе дно волшебного сундука.
...«А вы не так просты, как показались вначале, - на секунду опомнившись от наведенного транса, бормочет светлейший князь, - А что если вас разоблачат?» «Об этом я уже подумал, - с кривоватой ухмылкой отвечает Мистер Икс, - Придется уехать навсегда». Но возможно ли это? «Уйти из цирка Модерн было еще труднее, чем войти в него, - делился своим цирковым опытом Лев Троцкий, - Когда я оказывался за воротами, цирк трогался вслед». «Маска на арене - это честная игра, а в жизни - ложь», - лукавил мистер Икс, хорошо зная, что вся жизнь шпиона проходит на арене. Larvatus prodeo - сказал юный Декарт, выходя на сцену жизни, а в конце ее добавил: «Хорошо прожил тот, кто хорошо скрывался».
Окончание здесь
Моя 10-ка лучших ревизионистских фильмов - 1.
2023-03-10 18:20 moskovitza
Каждая смена технологического уклада сопровождается перепрошивкой культурного кода обслуживающих его антропологических протезов - т.н. "культурной революцией" с неизбежными эксцессами массовых погромов. Сейчас, когда самопровозглашенные инспекторы "глобального устойчивого развития" ставят все новые дырки в правах человека, а обслуживающие их баландеры из голливудского хозотряда разливают по дырявым шлемкам кинозрителей пустую похлебку "новой нормальности", все более редким становится опыт индивидуального художественного высказывания, подвергающего сомнению и пересмотру сложившиеся культурные конвенции. Вот почему я решила составить свою 10-ку лучших ревизионистских фильмов из "длинных 70-х" годов прошлого века.
1. Дон Жуан в Таллине.
Унаследовавшая крупное состояние знатная дама, переодевшись в мужское платье, отправляется с компаньоном в длительное путешествие по России, опережаемая славой покорителя женских сердец... Очередная порция похождений "джентльмена Джека"? - насторожится, ознакомившись с этим синопсисом, случайный зритель, почувствовав запах "лавандовой угрозы". Русский анабазис состоятельной землевладелицы Анны Листер начался в 1839 году в Гельсингфорсе (и трагически оборвался в Кутаисе). Героиня фильма «Дон Жуан в Таллине», вышедшего на экраны 20 марта 1972 года - дочь покойного Людовико ди Тенорио, вынужденная, чтобы не потерять права на наследство, выдавать себя за несуществующего брата-близнеца - дона Жуана, въезжает в Россию по южному берегу Финского залива - через Ревель, находящийся в петле времени, где «пулемет еще не изобретен», но уже работает городская кинохроника, действует дорожный знак «парковка», а ассортимент средневековой корчмы ограничен условиями советского дефицита («Конец квартала: фонды кончились», - оправдывается трактирщик в исполнении Юхана Вийдинга).
«Предоставим психоаналитикам расспрашивать друг друга, выясняя, был ли дон Жуан гомосексуалистом, нарциссом или импотентом», - иронически призывал Фуко. Режиссер Арво Круусемент (годом ранее дебютировавший мегауспешной экранизацией «Весны» Оскара Лутса) и сценарист Самуил Алешин (локализовавший свою популярную пьесу «Тогда в Севилье») решительно опрокидывают набившие оскомину каноны донжуановедения, предлагая свое решение: дон Жуан был женщиной, для которой кросс-дрессинг, изначально вызванный необходимостью обойти законодательные установления, стал орудием деконструкции гендерных ролей и средством выхода за конвенциональные границы сексуальности.
Дон Жуан (Гунта Виркава, дочь знаменитого жонглера Рижского цирка) с одинаковым удовольствием наслаждается харизматической властью над пресыщенным доном Гонзало, командором ордена Калатравы (Яак Тамлехт, до своей внезапной кончины на 45 году жизни только официально женившийся 5 раз - на Маре, Хелле, Вайме, Эйве и Урве), соблазняет донну Анну (Юлия Чурсина, жена солиста ленинградского ВИА «Дружба» Тойво Соостера) и практикует садомазохистскую инверсию ролей со своим слугой Флорестино (очередной трикстер в фильмографии Лембита Ульфсака).
Для дона Жуана половая идентичность не является проблемой собственно "сексуального" существования: травестия - не более чем игра, которая (обеспечивая финансовую независимость) дает ему возможность облекать желание в самостоятельно определяемые формы. Именно такая гендерная флюидность, обеспечивающая производство новых - в том числе, десексуализированных - удовольствий, и является уникальным способом сопротивления репрессивному порядку желаний. И именно этого посыла не поняли многочисленные эпигоны Круусемента - от крепкого ремесленника Вадима Племянникова, через год выпустившего «Дон Жуан 73, или Если бы Дон Жуан был женщиной» - унылую апологию либертинажа фам-фасиль, которую не спасло от провала даже участие Брижит "Бебе" Бардо и Джейн "Сумки" Биркин, до "британских ученых" с их "открытием" о том, что Гитлер был женщиной.
2. Автомобиль, скрипка и собака Клякса, или За пять поцелуев.
Зритель, решивший пробраться сквозь полуторачасовой режиссерский opus magnum Ролана Быкова «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», премьерный показ которого состоялся 6 января 1975 года, - претенциозное нагромождение экспериментов с вариоэкраном, беспомощных ужимок популярных актеров, выдаваемых за яркие импровизации, проходных незапоминающихся мелодий композитора Максима Дунаевского и псевдоумилительных бредней маленького шизофреника Кузи, призванных скрепить распадающийся сюжет, - будет вознагражден спрятанной в подзаголовке картины короткометражкой «За пять поцелуев» - субверсивной притчей о поклонении двум ликам Великой Богини - Еве и Лилит.
Обряд «становления мужчиной» оказывается для юного жителя Таллина Олега Починкина (Андрей Гусев в начале актерской карьеры) не веселым семейным торжеством в ресторане, а мучительным посвящением в страсти земные. «Когда тебе 13 лет, вся жизнь висит на волоске», - поет Олег Анофриев, солист типичного "одесского" оркестра, без которого не обходится празднование бар-мицвы. После первого же поцелуя своей возлюбленной Анечки Хорошаевой (замечательная Наташа Тенищева - абсолютное попадание в образ) Олег с ужасом понимает, что все эти истории о том, что теперь он должен нести полную ответственность за свои поступки, ничего не стоят, если он не в состоянии контролировать часть собственного тела. «Это полная потеря самоконтроля», - констатирует дедушка Аршак (Зиновий Гердт) в финале мучительно долгой сцены извержения пенной жидкости из вибрирующего в руках Олега пожарного шланга, устремленного вверх, на красующуюся в подвенечном платье старшей сестры Анечку.
Олег в растерянности - он не понимает, куда может завести его этот всепобеждающий зов плоти, и тогда сценарист фильма - московская поэтесса, филолог, исследователь шумеро-аккадской мифологии Алла Ахундова вводит в повествование его повзрослевшего двойника - Сережу, безнадежно влюбленного в Анину старшую сестру Аллу (запоминающиеся и единственные роли Сергея Соловьева и Татьяны Фоминой). Алла - воплощение неодушевленной материи, Великой Матери - Кибелы; большую часть экранного времени она лежит на диване с отсутствующим видом, иногда срываясь с места, чтобы найти очередного возлюбленного Аттиса, готового принести свою плоть в жертву ее утробе, дающей жизнь новым рабам Митры. «Два года просидела в девятом классе - одни мальчишки на уме, - суммирует суть этих имперских мистерий мать Аллы, - Была б она парнем, ее б хоть в армию забрали!».
Субъектное "отсутствие" Аллы, представляющей собой, по замечанию Сэмюэла Батлера, «лишь способ, которым одно яйцо производит другое яйцо», страшит Олега не меньше, чем настойчивое присутствие Лилит в обезоруживающем обличии Лолиты. Суть Анечки-Лилит в том, чтобы манить, притягивать, подталкивать человеческое бытие ко все большей сложности, просветленности и взаимосвязанности, пока оно не станет столь же совершенным как и Пустота, станет нераздельным с Пустотой. В драматическом финале фильма Анечка, протянувшая Олегу яблоко Гнозиса и увлекшая его за собой в лесную чащу, оборачивается Черной Козой Шуб-Ниггурат, преображающей силу сексуального притяжения в хтоническую силу сопротивления матричному биологическому процессу.
«Откуда не свете берутся козы!» - в отчаянии восклицает Олег, поставленный перед выбором между Материей и Плеромой. Решится ли Олег, как до него Жуан все в том же Таллине, посягнуть на правила т.н. "природного функционирования", чтобы отстоять право на производство бесплодных удовольствий, или потеряется в топологической ловушке, сменившей таллинскую темпоральную петлю из фильма Круусемента: ворота населенного пестрым левантийским людом типично южного дома "галерейного" типа, над которым нависает силуэт таллинской городской ратуши, выходят на московскую Ивановскую горку, а дюны Пярнуского взморья оккупированы кавказским общепитом («Грузины такие добрые люди!» - восклицает Анечка со своей фирменной порноангелической ухмылкой, благосклонно принимая угощение взволнованных шашлычников).
3. Под крышами Монмартра.
«Мне не удалось покорить Париж. Вернусь в свою провинцию», - со смесью раздражения и облегчения признается роскошная дама полусвета Нинон Тиссье (уроженка Биробиджана Валентина Смелкова, покорившая сердце москвича Владимира Гориккера - режиссера фильма «Под крышами Монмартра», впервые вышедшего в телевизионный эфир 3 января 1976 года). Серьезно? - не верит своим ушам респектабельный представитель творческой интеллигенции, получивший по высочайшей протекции должность главного реставратора Лувра Рауль Делакруа (Александр Кайдановский) - бывший сожитель провинциалки Нинон, за год парижской жизни сумевшей пробиться на вершину успеха: она стала примадонной популярного театра «Водевиль», и, самое главное, содержанкой его превосходительства Джузеппе Фраскатти (Владимир Басов), министра изящных искусств в правительстве Наполеона III. Еще недавно о такой карьере мог бы лишь мечтать и сам Делакруа. «Буржуа не хотят покупать мои картины!» - в бешеном приступе героического (само)проституирования рычал отчаявшийся «художник современной жизни», приревновавший Нинон к ее успеху - ведь в ситуации, когда буржуазные стандарты потребления превратили в товар массового производства не только не находящую сбыта станковую живопись, но и женщину, Нинон удалось предложить себя в качестве уникального продукта платежеспособному потребителю в жестокой конкуренции с другими поставщиками в общем-то однотипных услуг: всевозможными гризетками, лоретками, мидинетками, катринетками, кокотками, куртизанками и прочими профурсетками.
Недоумение Делакруа, с легкостью обменявшего призрачную вольницу представителя т.н. "богемы", пользующейся странной репутацией "опасного класса", на бюджетную синекуру, понятно: ведь покорить Париж невозможно - он принадлежит всем и никому. Жак Риветт, вынося эту максиму Шарля Пеги в название и эпиграф своего кинодебюта, лишь намеком дал понять зрителю, что в ее основании скрываются лабиринты темного заговора. Единственным действием, которое имело место в фильме Риветта, было само место действия - тщательно реконструированная психогеография Парижа глазами фланирующих "иногородних" - от "загадочных" американцев Терри Йордан и Филипа Кауфмана до "странных" русских Тани Фединой и Анюты Барской.
Гориккер, не хуже Риветта знавший, что все не то, чем кажется (его отец в 1941 году разработал товарный знак "обороны Москвы" - "звездочку Гориккера", известную всему миру как "чешский еж", сконструированный в 1935 году бывшим легионером, майором Чехословацкой армии Франтишеком Кашиком), идет еще дальше: его Париж - это размалеванная холщовая ширма, произвольно перемещаемые по сцене увеличенные фрагменты туристической карты (художник Александр Бойм вновь применяет прием комиксовой плоской декорации, успешно опробованный в «Городе мастеров» и «Короле-олене») с характерными для ревизионистского кино пространственно-временными петлями. Сценарист Генрих Рябкин относит время действия к 1853-54 годам (министр Фраскатти, подобно своему коллеге по кабинету Морни, собирается в спекулятивных целях скупать землю и здания, через которые должны пройти новые бульвары в рамках предстоящей "османизации" Парижа), но за окнами богемной масарды-коворкинга уже видны и эти бульвары, и силуэт еще не построенной Эйфелевой башни; каскадная парочка мадмуазель Арно и дядюшки Франсуа (Людмила Касаткина и Олег Анофриев) вспоминает, как в молодости пела в еще не написанной «Прекрасной Елене» Оффенбаха, а Нинон получает в подарок от "папика" из будущего туалет «от Диора».
Уткнувшись в эту ширму, запав в текстуру нарисованного на холсте Парижа, простодушная провинциалка Нинон (как и риветтовская Анне Гупиль) начинает догадываться о наличии заговора в основании окружающего ее иллюзорного мироустройства. «Ваша пьеса насквозь лжива, - бросает она в лицо авторам водевиля «Карамболина», сладкой парочке своих бывших соседей по коливингу композитору Марселю и поэту Анри (Игорь Старыгин и Владимир Носик), - Героиня предпочитает богатству бедность, герой - страдающий неподкупный поэт, а фабрикант, конечно же, подлец и подонок. Все это на потребу галерке!». Отказ художественной "богемы" от буржуазных ценностей носит декоративный характер: «музыкант, художник и поэт» - типичные представители прекариата - несчастные, бесправные, неспособные к организованному действию и готовые на любые унижения («Как хочется всегда быть порядочным», - присягает системе социального рейтинга Марсель) за подачку безусловного базового дохода (их подлинная мечта (как и театрального режиссера Жерара Ленца из фильма Риветта) - пристроиться на довольствие в государственное учреждение культуры).
Соперница Нинон - холодная расчетливая Виолетта Шевалье (Евгения Симонова, cекретарь комитета комсомола Щукинского театрального училища, делегат съездов ВЛКСМ), выдающая себя за простую девчонку из парижского предместья с оперативной кличкой "фиалка Монмартра" (фиалка - символ бонапартизма с 1815 года), чувствует себя в стихии заговора как рыба в воде (как и риветтовская Терри Йордан), умело организуя посадский люмпен-пролетариат и направляя желания толпы, уводя ее от осознания природы заговора и фигур заговорщиков. «Вы, господин Бруйяр, - обращается она к директору театра, - ставите оперетты про графов и князей, а зритель, который приходит сюда, хочет увидеть на сцене таких же простых людей, как он сам». Да, - вторит Виолетте толпа, чутко откликающаяся на аристократические приемы социальной демагогии, - не хотим ничего знать пусть даже и о мнимой жизни династической знати, тайно правящей нашими судьбами, хотим видеть на сцене династии сталеваров и знатных доярок, числить во врагах буржуа, промышленников и банкиров, и выслушивать мнения по жизненно важным вопросам от гангста-рэперов и баскетболистов.
В кульминационной сцене "пьесы в пьесе" Виолетта сбрасывает маску. Ее героиня, приняв обличье вора-домушника, обчищает квартиру карикатурного банкира под сочиненную опытными либреттистами Самуилом "Сулико" Болотиным и Татьяной "Гадюкой" Сикорской к перезапуску кальмановской «Фиалки» в Московской оперетте в 1954 году песенку «Ура законам», суть которой сводится к простому и понятному ленинскому лозунгу «Грабь награбленное». Зритель сразу узнает в Виолетте будущую участницу Парижской Коммуны Луизу Мишель, профессиональную революционерку, носившую мужскую одежду. Простодушный солдат Морис из «Разгрома» Золя, увидев Красную деву на баррикадах Монмартра, мог подумать, что «Париж принадлежит Коммуне». Но Гориккер посылает ясный сигнал, развивая парвулескианские интуиции Риветта: революции совершаются лишь в воображении опьяненной толпы, прикрывая очередное "выяснение отношений" между подлинными хозяевами мира.
Гориккер отводит богеме положенное ей место руководимой профессиональными исполнителями (такими как Виолетта) и исполняющей чужую волю банды промотавшихся кутил из аристократии, авантюристов из буржуазии, бродяг, солдатни, уголовников и беглых каторжников, мошенников, фигляров, лаццарони, карманных воров, фокусников, игроков, сводников, содержателей публичных домов, носильщиков, поденщиков, шарманщиков, тряпичников, точильщиков, лудильщиков, нищих — словом, всю разношерстную массу, которую обстоятельства бросают из стороны в сторону и которая только и может называться la bohème. «Так с кем же вы, мастера культуры?» - спрашивает режиссер картинно богемствующих "пролетариев умственного труда", неспособных осознать, что проблемы маргинальных слоев населения, в которые они себя, самонадеянно рисуясь, записали, могут скоро оказаться и их собственными проблемами.
4. Чертова невеста.
«Осторожно: сифилис!» - с такого предупреждения, по мнению детской писательницы Алдоны Лебите, следовало бы начинать каждый показ картины "детского" кинорежиссера Арунаса Жебрюнаса «Чертова невеста», вышедшей в широкий прокат 1 марта 1976 года. Добрая сказочница была не единственной, кого вывел из равновесия ревизионистский подход «культурных отморозков» (по выражению видного литературного функционера Юозаса Балтушиса) к культовой повести Казиса Боруты «Мельница Балтарагиса или Что творилось во времена оны в Приудрувье».
Иконокласты с Литовской киностудии не просто «осквернили и выпотрошили» (как сказал все тот же Балтушис) основную тему книги Боруты - столкновение человека со сверхприродным торжествующим злом без всякой надежды на спасение, но превратили «мистерию неумолимого рока» в рок-оперу, вписав ее в текущий контекст оккультной волны Черного Водолея с элементами ведьмсплуатации и фолк-хоррора. История о мельнике Балтарагисе, его жене Марцеле, их дочери Юрге и ее возлюбленном Гирдвайнисе, в слепом отчаянии бьющихся о непреодолимую стену своих судеб, выстроенную невидимыми силами, отступила на второй план (как и набившая оскомину тема "договора с дьяволом" - великий аманитонавт Роу в своем последнем фильме «Варвара-краса, длинная коса», вышедшем на экраны 30 декабря 1970 года, расправился с этим тропом в стиле психоделик-фолка 60-х): внимание зрителя удерживает рассказ о зарождающейся при странных обстоятельствах любви вечной ведьмы - богомолки Уршуле и падшего ангела - болотного черта Пинчука.
Саундтрек к «Чертовой невесте» записывался Симфоническим оркестром Государственной филармонии под управлением Юозаса Домаркаса на Вильнюсской студии звукозаписи в середине 1973 года. К этому времени рок-опера была уже сложившимся и востребованным в Литовской ССР жанром (не случайно первая постановка мюзикла «Иисус Христос Суперзвезда» в континентальной Европе состоялась именно в Вильнюсской художественной академии 25 декабря 1971 года - на несколько месяцев раньше представлений в гетеборгском «Скандинавиуме» и белградском «Ателье 212») со своим каноном и штампами, которые композитор Вячеслав Ганелин (получивший свою порцию неудовольствия литовской интеллигенции как "инородец", недостаточно знакомый с народной мелодикой) остроумно апроприировал, жестко привязав образы героев к музыкальным лейттемам и упаковав фольклорные мотивы в обертку полистилистики (как это сделало «Фэйрпортское соглашение» за год до него в «"Баббакомб" Ли» и попытаются спустя два года сделать «Песняры» в «Песне о Доле»).
Съемки картины были закончены в 1974 году (премьера была отложена на полтора года из-за судебной тяжбы либреттиста Сигитаса Геды, требовавшего от студии признать себя соавтором сценария), когда накал ведьмсплуатации в мировом кино слегка угас (в начале 1970 года фильмы, копировавшие пионерские ходы «Великого инквизитора» Майкла Ривза, выходили буквально каждую неделю: «Молот ведьм» Вавры, «Кровавый судья» Франко, «Печать Дьявола» Армстронга и Ховена, «Плач банши» Хесслера), и в моду начал входить фолк-хоррор. Жебрюнас с удовольствием использует мотивы из «Крови на когтях Сатаны» Пирса Хэггарда, «Бабочки» Джордже Кадиевича, действие которой тоже разворачивается вокруг мельницы - только водяной, и, конечно же, «Плетеного человека» Робина Харди, прямо цитируя его в последних сценах своего фильма.
Ведьма в фолк-хорроре - это уже не характерная для сатанинского ужастика объективированная жертва/искусительница, как Кристина и Бетти в «Ведьме-девственнице» Рэя Остина, Моргана и Смеральдина в «Любви к трем апельсинам» Виктора Титова или Танита в «Выходе дьявола» Теренса Фишера, известном в американском прокате под названием «Невеста дьявола», к которому отсылают зрителя своего языческого хоррора Жебрюнас и Ганелин. Главной героиней экранизации «Мельницы Балтарагиса», как ясно из названия фильма, становится Уршуле - ведь это именно ее прозвали «чертовой невестой» фанатичные даватки-богомолки из богадельни одержимого бесами Швендубрского прихода в разговоре с пастором Бонифацасом Бобинасом, который так долго откладывал на потом борьбу с суеверной чертовщиной, что сам начал верить в ее непреодолимую силу.
Путь Уршуле идет в прямо противоположном направлении - от использования демонической магии как оборотной (темной) стороны христианского эгрегора к открытию в себе истинной силы природного ведовства (Древнего Ремесла), раскрывающей свободу человеческого духа и исток священной любви. «Неправда, пастор, - защищается Уршуле от наветов даваток, - Я не была чертовой невестой, хотя Балтарагис и хотел меня обманом за черта выдать. Я никогда не была ведьмой и никогда не летала на метле!» Но популярная викканская поговорка не зря гласит: «Ведьма однажды, ведьма навсегда». Уршуле отказывается от демонизированного авраамического оккультизма, но не от пантеистической теургии чистого ведьмовства.
Несомненной удачей режиссера стало приглашение на роль Уршуле Регины Варнайте (с 1966 года он играла Уршуле в спектакле «Мельница Балтарагиса» Каунасского драмтеатра, которому отдала полвека). За 17 лет экранного времени Уршуле не изменяется внешне: в ней одновременно присутствуют все ипостаси Триединой Богини. Время не властно над Уршуле - она его невеста, мать и убийца. В финале повести Боруты черта Пинчука сражает молния Перкунаса, а одержимые бесами жители Приудрувья топят Уршуле в реке как ведьму. В «Чертовой невесте» "бич божий" так и не появляется (это могло бы расстроить неоязычников из «Ромувы», если бы они ко времени премьеры не были загнаны властями в эзотерическое подполье), а Уршуле берет судьбу в свои руки: хитростью спася Пинчука (безукоризненная работа Гедиминаса Гирдвайниса), от которого отвернулся его покровитель Вельзевул, она бросается за возлюбленным в болотную тину. «Обыкновенную женщину разве заманишь в болото, - сетовал Пинчук, оценивая свои матримониальные шансы, - да ни одна колдунья, ни одна ведьма не пойдет за такого черта, который ленив и никому не причинил ни добра ни зла». Каждая ведьма и каждый черт имеют право на счастье, - утверждают Жебрюнас и Ганелин, - хотя бы в сумеречных видениях сошедшей с ума Юрги, которые возмущенные борутоведы приняли за «голливудский хэппи-энд».
Продолжение - здесь
Моя 10-ка лучших постгуманистических фильмов - 3.
2022-08-22 19:15 moskovitza
Первая чaсть здесь, вторая - здесь
8. Полет с космонавтом.
«Эй, стой, дай мне свой мотоцикл!» -- тормозит на проселочной дороге сельского байкера на неубиваемом ковровском Восходе-3М полуголый милиционер в разорванной рубашке... Очевидно, новую картину Геннадия Васильева «Полет с космонавтом» по сценарию Валентина Черных, вышедшую на экраны в октябре 1980 года, с нетерпением ждал и внимательно смотрел уже не только Ридли Скотт, но и Джеймс Камерон. От отца киберпанка ждали продолжения «Новых приключений капитана Врунгеля» - урбанистической дистопии с коррумпированным государством, всевластием транснациональных корпораций, футуристическими роботами и антисоциальными маргиналами-хакерами. Но Васильев обращается к неочевидным идеям спекулятивного постгуманизма, делая героем своей новой картины постчеловека, способного изменять свою когнитивную природу за счет приобретения и утраты человеческих и нечеловеческих свойств.
Выпускник средней школы Семен Брусничкин (убедительный Валерий Шальных) в серебряном костюме и мотоциклетном шлеме, закрывающем лицо, носится по родной деревне Лаптево Верхнепинского района на хромированной Яве-634, пытаясь задавить свою любвеобильную пассию Маринку и ее очередного ухажера. Этот несомненный оммаж Васильева еще одному комиксовому прекурсору киберпанковской стилистики «Врунгеля» - брутальному судье Дредду, впервые появившемуся на страницах альманаха 2000 AD в марте 1977 года усилиями Пата Миллса, Джона Вагнера и Карлоса Эскуэрры - пожалуй, единственный эпизод фансервиса, если не считать фирменного васильевского формикапанка: постчеловек Семен осуществляет загрузку сознания (Mind Uploading, или Whole Brain Emulation) вручную с ретрофутуристических аналоговых носителей - аудиокассет. Васильев и Черных, разумеется, далеки от мысли, что именно загрузка сознания является обязательным условием для создания постчеловека - более того, в случае Семена этот метод явно не обладает достаточным потенциалом.
Перед зрителем предстает демонстративно чужая, иная по отношению к человеку форма жизни. Семен лишен стереотипной человеческой сексуальности, телесности, эмпатии, аффектов и желаний - он не хочет выпивать в компании друзей, танцевать у костра и целоваться с девушками, но одержим странными нечеловеческими желаниями - пройти службу в армии, работать в колхозе, служить в милиции и - как будто этого недостаточно - стать космонавтом. «Вы знаете, среди моих знакомых нет ни одного, кто хотел бы стать космонавтом, - озвучивает общечеловеческую позицию по этому вопросу студент Игорь (Николай Глинский), новый хахаль Маринки, которую Семен тщетно пытается любить, загрузив для этого в операционную систему толстый учебник «Любовь», - кроме моих племянников. Но они у меня в детсад «Ракета» ходят, так что это у них от глупости - по детскому недомыслию».
«Недомыслие» в случае Семена - это демонстрируемая им возможность думать не-по-человечески; его интересы демонстративно не совпадают с «интересами жизни». Зрителю неизвестен изначальный постчеловеческий техногенез Семена. Он с равной степенью вероятности может быть как космическим рейнджером («Прилетел ты на другую планету, дикарям надо помочь организовать жизнь», - фантазирует проницательный председатель колхоза Иван Петрович (точный Михаил Брылкин), первым назвавший Семена «недушевным (т.е. inhuman) человеком»), так и продуктом местного вмешательства в репродуктивный процесс («Я нормальный, ты вроде тоже...» - недоуменно смотрит отец на мать, прозревая в сыне что-то неладное, сам Семен довольно рассказывает: «Вот-вот будет выведена группа клонов с абсолютно одинаковым генотипом, в космосе это будет обязательно!», а председатель определяет его как «ядерно-цитоплазматический гибрид»).
Васильев и Черных показывают, что гипотетические постлюди - при условии, что их существование вообще возможно — могут возникнуть любым из множества способов, поэтому концепцию постчеловека следует изучать без оглядки на конкретные механизмы, но в контексте истории человеческой пересборки. Вот почему создатели фильма помещают своего героя в нечерноземную глубинку (съемки проходили в Коврове и Торжке) - традиционную среду делокализованной жизни существ, обладающих «промежуточным» онтологическим статусом и особым образом «делегированным» когнитивным аппаратом - распределенной сетью множественных потоков ментальных состояний и темпоральностей за пределами их привычного наблюдателю эпохи модерна субстрата - персональной субъективности.
Для этой живой материи традиционные подходы критического постгуманизма нерелевантны, поскольку она никогда не существовала в модусе «гуманизма»: из первобытной болотной хтони («иных», еще-даже-не-не-людей), минуя модерн («нового времени не было» именно и в первую очередь для них) с его умозрительным марксистским теоретическим антигуманизмом (уже-не-люди), земляки Семена решительно перешли к практическому антигуманизму - разложению на агрегатные состояния лагерной пыли и колхозной гнили (уже-не-не-люди). Когда самодовольная Донна Харауэй, безобразно паясничая на потребу сытой публике, "смело" заявляет: «Я не постгуманистка, я — компостистка: все мы компост, а не постлюди», она не вполне отдает себе отчет в том, что говорит.
Странное "желание" постчеловека Семена «изучить релятивистскую астрофизику и улететь к звездам», его отчаянные усилия по когнитивной модернизации - это и есть программа постчеловека, задача которого - приобрести технические ресурсы, необходимые для самостоятельной деятельности, независимой от жизни «людей в узком смысле». Семен не хочет быть компостом, он хочет за волосы вытащить себя из армейского болота, колхозного навоза и ментовской самореплицирующейся серой слизи - единственных доступных ему земных форм жизни, достичь антигравитации и навсегда улететь от призрачной шалавы Маринки под синтвейв композитора Алексея Рыбникова и слова робототехника Ганса Моравека: «Не важно, чем заняты люди, поскольку они всё равно остаются позади, как вторая ступень ракеты».
9. Кошкин дом.
Пьеса Самуила Маршака «Кошкин дом» часто издавалась под одной обложкой с драматической версией сказки «Теремок», объединенной с ней общей темой - отчаянной попыткой пересборки гетерогенного сообщества разных видов людей/нелюдей через поломку/пожар. Изначально представлявший собой концепт-мюзикл о выживании стаи кошек-беспризорников на тлеющем смертельным огнем пепелище европейских некрополисов (первая версия писалась "Доктором Фрикеном" для большевистского детского приюта в Краснодаре в 1922 году - спустя пару лет Г.Ф. Лавкрафт откликнулся на нее блестящим стихотворением «Кошки», точно уловившим постапокалиптическую интонацию Маршака), в новой редакции, законченной в 1947 году накануне очередной волны государственного каннибализма, «Кошкин дом» превратился в развернутую зооморфную метафору постгуманистической онтологии, в которой все выведенные в одну плоскость [объекты-зачеркнуто] животные равны «в своих личных вакуумах», но некоторые оказываются равнее «в симбиотических отношениях».
Пьеса, продержавшаяся в репертуаре Центрального детского театра более полувека, получила свое абсолютное сценическое воплощение в обновленной версии - мюзикле молодого режиссера Сергея Яшина, бережно восстановившего партитуру, написанную для первой постановки композитором Василием Золотаревым и высоко ценившуюся самим Маршаком. Под впечатлением от премьеры спектакля ЦДТ, состоявшейся 26 декабря 1978 года, Э. Ллойд-Уэббер начал работать над своей версией «Кошек». Впервые показанный на сцене Нового лондонского театра 11 мая 1981 года, этот мюзикл не только повторяет постапокалиптический концепт (здесь снова встретились пародировавший «пустотный канон» Т.С. Элиота Лавкрафт и переводивший «Популярную науку о кошках» Маршак) и сквозной сюжет пьесы (отношения стареющей кошки Гризабеллы и котят-беспризорниц Джемаймы и Виктории), но и заимствует пионерскую сценографию Эдуарда Змойро (к счастью, благодаря отснятой режиссером ТО «Экран» Александром Воропаевым телеверсии спектакля, вышедшей в эфир 7 октября 1981 года, любой желающий может сравнить, например, сцену с катящими гигантское колесо цыплятами в «Кошкином доме» и "придуманную" Джоном Нейпиром сборку локомотива в эпизоде «Кошек» про Скимблшенкса).
Но главного в «Кошкином доме» Маршака-Яшина создатели «Кошек» не увидели или не захотели увидеть. Снисходительное метафорическое приравнивание человеческого рода к животным (кошачьему племени Джелликл) изначально предполагает их различный статус. Маршак демонстративно взламывает этот бестиарный код культуры; герои его пьесы - не наделенные человеческими качествами животные и не люди, в которых проступает что-то животное, не антропоморфизированные зооморфы или зооморфизированные антропоморфы, а асамбляж, динамическая сборка изначально неартикулированных акторов, между деталями которой отсутствуют внутренние (логически необходимые) связи и отношения.
Метод Маршака предполагает уход от использования обобщенных категорий человеческого и нечеловеческого. Он решительно отказывается от антропоцентристских универсалий, предполагающих человечество единым и проецирующих это представление на животных. Собрав в Кошкином доме животных разной природы (хищников, копытных, птиц), драматург создает для акторов такое поле артикуляции, в котором они могут реализоваться во взаимодействии. Девиз Маршака: «Дайте акторам высказаться», - и гости Кошки начинают высказываться, запуская «коллапс тождества. Их отличают не только и не столько телесные практики («Зачем вам стулья наши есть? На них вы можете присесть», - пытается одернуть козла и козу хозяйка-Кошка), сколько пищевые предпочтения. «Давным-давно Жил-был козел...», - начинает рассказывать сказку старый Козел. «Вот он мышей ловить пошел...», - подхватывает Кошка, как-будто не замечая, что речь идет о травоядном животном. «Смотри, перина - чистый пух!» - восхищается Петух убранством кошкиных покоев. «Она цыплят крадет, петух!» - с тихим ужасом понимает Курица.
Это вторжение ужасного в привычные представления о природе выводит зрителей «Кошкиного дома» на совершенно другой горизонт для мысли, чем любителей мюзиклов, жующих жвачку «Кошек». Маршак и Яшин разворачивают жуткую картину живой смерти - радикального самоотчуждения объекта, его сосуществования со своим собственным не-существованием в одном пространстве и в одном времени - будь то скотобойня «Кошкиного дома" или тюремная камера «Теремка».
Метафорически или в открытую (как в телевизионной антологии странного и ужасного «Терем-теремок»), но речь идет всегда об одном: пересборка плоской онтологии уравнивает животное поедающее и животное поедаемое. Как формулирует Батай, «различие между ними, конечно же, существует, но то животное, что поедает другое животное, не может противопоставить себя последнему в порядке подтверждения такого различия». Хищные и копытные - по Маршаку - это и есть люди - «суперанималы» и «диффузники», симбиоз каннибалов и их подножного корма. Как дикая кошка убивает дикую козу, так и суперанимал сживает со свету диффузника, в равной степени не задумываясь о поддержании экологического равновесия и тем самым поддерживая его.
10. У матросов нет вопросов!
Уроженец деревни Лаптево Семен Брусничкин из фильма «Полет с космонавтом» в своем становлении-постчеловеком прибегал к технологии загрузки сознания с внешних аналоговых носителей. Уроженец деревни Дубки, матрос рыболовецкого траулера «Арго» Саша Фокин (Вадим Андреев) осуществляет с той же целью прямо противоположную операцию - выгрузку (или, скорее, разгрузку) остатков сознания, незамутненного вопрошанием о бытии. «Я вообще речей не говорю - в принципе!» - решительно заявляет Саша на первой минуте фильма, и через какое то время снова - хотя его никто ни о чем не спрашивает - добавляет: - «Речи в судах - не моя специальность!» Декларируемая Сашей незаинтересованность в суждении сопровождается демонстративным отказом от мысли и от ее опосредования языком: его скудная речь практически ограничена к месту и не к месту употребляемым квазинародным присловьем (авторство которого принадлежит сценаристу картины Аркадию Инину), вынесенным в название фильма, вышедшего на экраны 12 октября 1981 года - «У матросов нет вопросов!».
В своей предыдущей картине - порношаншаде «Баламут» - режиссер Владимир Роговой, пытливый исследователь народной психологии (folk psychology), рассказал комическую историю слабоумного деревенского паренька, конструктивно - на уровне прошивки - не способного к изучению иностранного языка. Дополнительно произведенная выгрузка бейсика гарантированно превратила бы Баламута в Герасима - традиционный интерфейс отношений подданных с властью («народ безмолвствует»). Впрочем, власть также лишь симулирует логоцентризм через языковую избыточность многочисленных решений и постановлений, бессвязный набор букв, расплывающихся черной краской газет - несчитываемыми дырами перфокарт: «Порядок наведут, уже наводят, - бормочет Фокин, обращаясь к коррумпированному проводнику поезда, - Постановление читал? Уже машины билеты выдают!». Проводник, не верящий в сингулярность («Машину кто придумал? Человек! Вот человек ее и надует!»), хорошо знает, что власть утверждает себя не постановлениями, а неречевым принуждением, в механизм которого он встроен - через тотальную Нехватку как ответ на любое Желание с последующим вменением вины и требованием искупления. Попытки восстания против такого порядка подавляются суггестией, которой Фокин подвержен, как и любой другой диффузник (его легко вводит в состояние гипнотического транса случайный костоправ из привокзального травмпункта в провинциальном Матвеевске). «Они же как клопы на нашем теле, - возмущается Фокин «вездесущими махинаторами и жуликами», - как будто все их собственное - гостиница, поезд, ресторан! А ведь это все наше - народное! Отчего же мы перед ними юлим, отчего же трусим? Ведь нас же в тысячи раз больше, в миллионы! Эх мы, люди!» (сценарист Инин здесь прямо указывает, что диффузники и неоантропы, составляющие 80% человечества, бессильны против суперанималов и суггесторов).
Волевое решение матроса Фокина отказаться от мышления о мире, который может обойтись без мышления матроса Фокина о нем и которому Фокин нужен только как еда, вызывает невольное уважение. Роговой и Инин приводят пример Фокина как популярную (народную) стратегию постчеловеческого становления, как «разрыв» («disconnection») с логосом-законом.
По Роговому, такой способ пересборки бывшего человека за пределами нормативных структур семантического поля облегчается тем, что народная психология изначально не конституирована лингвистически, язык в ней заменен иным способом репрезентации аффективных состояний. Аффект - это сдвиг с языка, дискурса и репрезентации в Реальное, в то, что невозможно не только почувствовать, но и помыслить. Псевдоосвободительная мантра «я там, откуда я мыслю» здесь не работает. Бытие-ничем ни в каких реципрокных отношениях с мыслью не пребывает — это бытие Нигде в качестве Ничто.
В конце фильма Фокин и его пассия Алефтина Шанина (условно очаровательная Наталья Казначеева), отдавшись потоку незамутненного эстезиса, переходят в этот неизведанный антропологический режим, не опороченный человеческим сознанием, а из их ротовых отверстий выпадают речевые остатки, не несущие никакой семантической нагрузки:
А вопросов не осталось,
Ведь жизнь матроса это – во!
А, главное, мало б не показалось,
И остальное типа того.
Такова моя 10-ка лучших постгуманистических фильмов. А какие фильмы о пересборке надоевшего всем "человека" нравятся вам? Было бы интересно знать.
Моя 10-ка лучших постгуманистических фильмов - 2.
2022-08-22 19:08 moskovitza
5. Новые приключения капитана Врунгеля.
«Путь к совершенствованию - это скрещивание живого человека с машиной. Роботу-бастарду, совмещающему в себе живое и механическое, принадлежит будущее! - надрывается директор по развитию и главный компьютерный аналитик транснациональной корпорации «Want and Sons Company» Блок Сайлент (популярный Владимир Басов), демонстрируя членам экипажа яхты «Беда» новую разработку компании - фембота «Кэт 203-стерео» (Наталья Мартинсон), - Кэт - наша гордость. Мы создали простое и управляемое Нечто, лишенное души и прочих сентиментов. Они могут дышать самым грязным воздухом, им не страшна никакая радиация. Мы на пути к созданию синтетического мира!». Пока капитан Врунгель и его команда вежливо выслушивают мегаломанские бредни этого безумного экстропианца, прожженного наркомана капитала, глашатая новой трансгуманистской синт(-)этики, за окнами корпорации, расположенной на 526 этаже офисного здания, жители мрачного дистопического мегаполиса задыхаются от ядовитых выхлопов машин («Без противогазов люди мрут как мухи» - рассказывает Блок Сайлент) и миазмов разложения государственных институтов. Высокие технологии здесь сочетаются с низким уровнем жизни, всевластием сросшейся с властью корпоративной мафии, социальным неравенством, незащищенностью, бесправием и отсутствием перспектив.
Нужно ли лишний раз напоминать, что популярный киножанр «киберпанк» обязан своей визуальной стилистикой именно фильму режиссера Геннадия Васильева «Новые приключения капитана Врунгеля», вышедшему на экраны 26 августа 1979 года? Художник-постановщик Константин Загорский, уже известный зрителям по космоопере «Москва-Кассиопея», мог опираться в своей пионерской работе только на пару прото-киберпанковских комиксов, опубликованных в 1976 году - «Прогулку в город будущего» Петрова и Беленького и «Долгое завтра» Мебиуса и О'Бэннона, в то время как Ридли Скотту, приступившему к съемкам «Бегунка со скальпелем» в марте 1981 года, достаточно было просто скопировать видео-ряд заложенного «Врунгелем» стандарта «кассетного футуризма» с мощными электронно-вычислительными машинами, работающими на магнитных носителях («Компьютер все выяснит!» - утверждает Блок Сайлент, верящий во всесилие Скайнета), подключаемой от сети «виртуальной природой» (лозунг корпорации: «Мы делаем природу сами»), пневматическими лифтами и антигравитационными трубами, неоновым рекламным дождем и, разумеется, обольстительными гиноидами-убийцами (уже промелькнувшие на экране годом раньше в эпизоде «Фемботы в Лас-Вегасе» сериала «Бионическая женщина», эти куклы паранойи идеально вписались в киберпанковскую эстетику).
Но примечательнее всего во «Врунгеле» то, что создатели визуала киберпанка одновременно поставили вопрос о пределах развития жанра в целом. Опытного драматурга Александра Хмелика, написавшего сценарий «по воспоминаниям о повести А. Некрасова "Приключения капитана Врунгеля"», кажется, вовсе не интересуют похождения троицы странных маргиналов: продавца из аптечного киоска на Гурзуфской набережной Врунгеля, плотно сидящего на барбитуратах, работника муниципальных бань Лома, практикующего гурджиевскую айда-йогу, и классического школьника-онейронавта Васи Лопотухина. Хмелик скороговоркой про(бор)матывает скучные эпизоды "приключений" экипажа «Беды», вознамерившегося раскрыть тайну Бермудского треугольника (зрительский интерес к этой «городской легенде» подогрел оперативно выпущенный издательством «Прогресс» в 1978 году русский перевод нон-фикшна Лоуренса Д. Куше), каким-то образом связанную с темными делами коропорации «Вант и Сыновья», чтобы поскорее перейти к главной теме. Переформулируя панковский слоган No future!, сценарист и режиссер задаются вопросом: а есть ли будущее у киберпанка? Что стоит за парадоксальным киберпанковским оптимизмом, опирающимся на веру в мифическую силу научного прогресса?
В воображаемом будущем киберпанка социальные проблемы будут решены анархическим свободным присвоением технических достижений. Да, улица находит собственное применение любой вещи, - соглашается Хмелик, - но каждая ли вещь техносферы дойдет до улицы? Исходя из коллективного опыта полувекового существования в дистопическом проекте low tech - low life, где возведенная в ранг государственной тайны технологическая бедность (неловко прикрытая мифом о не знающих аналогов вундервафлях) косвенно подтверждалась реалиями бушкрафтерского быта (настоящий блейдраннер - тот, кто может смастерить кипятильник из бритвенных лезвий), Хмелик приходит к неутешительному выводу: технологические потоки закапсулированы в соматической системе ненасытного капитала-вампира. Так киберпанк с его наивными фетиш-инвестициями прямо на глазах зрителя превращается в киберготику (подчеркнутую квази-аристократическим "готичным" дизайном рабочего кабинета суперолигарха сэра Ванта).
Киберготическая логика приводит экипаж «Беды» к неолуддизму. Новыми технолуддитами движет не страх перед технологией как таковой, но стремление в радикальной трансгрессии высвободить механосферу из мертвящих объятий капитала, заставить циркулировать интенсивные потоки становления, не считаясь с возможными последствиями. Вот почему, попав в кабинет Ванта, Вася Лопотухин при помощи рогатки активирует систему пенного пожаротушения, выводя из строя центральный компьютер компании. Кибергот Лопотухин - вирус, взломавший протоколы корпоративной сети и открывший черную дыру из киберпространства в «реальный мир».
В заключительном эпизоде фильма плот с потерпевшим крушение экипажем «Беды» входит в самый центр Бермудского треугольника и попадает в странное турбулентное облако разноцветных эпилептических вспышек. «Мы превращаемся в..!», - обрывается на полуслове ужасный крик Лопотухина, и герои картины через пространственно-временную воронку переносятся на набережную Гурзуфа в разгар бархатного сезона. Что же произошло в этой сцене, так удивительно похожей на инцидент Вела, зафиксированный через месяц после премьеры фильма - 22 сентября 1979 года? Лопотухин на пресс-конференции пытается убедить слушателей, что «имевшие место необычные физические явления» - дело рук сэра Ванта, устроившего в Бермудском треугольнике временную автономную зону для накопления капитала путем неприкрытого грабежа «без социальных обязательств». Скорее Бермудский треугольник - это место постоянно действующего Филадельфийского эксперимента и проекта Монток (не случайно общественное внимание к ним активизировалось после премьеры «Врунгеля»: в 1983 году была закрыта военная база в Кэмп Хироу, а Джон Карпентер спродюсировал «Секретный эксперимент»), и именно взлом Лопотухиным подключенных к экспериментальной сети серверов компании Ванта вызвал необратимое искривление пространственно-временного континуума - т.н. «конец истории», окончательно дискредитировавший и отменивший все проекты «будущего».
6. Бабушки надвое сказали.
С легендарными иконами киберфеминизма Авдотьей Никитичной и Вероникой Маврикиевной телезрители впервые познакомились на рубеже 60-70-х годов в вейрд-ревю «Терем-теремок». Спустя десять лет воительницы гендерного джихада, не расстававшиеся с «Лейкой» и бон-мотом, а то и с пулеметом, удостоились собственного полнометражного шоу «Бабушки надвое сказали», вышедшего в телевизионный эфир 31 декабря 1979 года. Фильм этот, казалось бы, обреченный на то, чтобы остаться незамеченным в суете предпраздничных приготовлений, не просто оказался востребован зрителем - его по праву можно считать провозвестником и первым манифестом нового спекулятивного феминизма.
Блистательная работа двух актеров - мастеров пластичного гендера Бориса Владимирова и Вадима Тонкова, двух режиссеров - Валерия Харченко и Юрия Клебанова, двух сценаристов - Юрия Воловича и Ярослава Хоречко, двух операторов - Константина Апрятина и Романа Цурцумия и двух композиторов - Георгия Гараняна и Бориса Фрумкина - положила конец надоевшим заплачкам о женской объективации, бесконечным разговорам о том, что «женщина не существует» в качестве Реального, а только в качестве Символического, как объект (артефакт) мужского бессознательного. Авторы картины убедительно показывают, что на самом деле не существует ни бабы, ни мужика: люди вообще не "воспринимаются как" объекты, они изначально являются объектами, а, значит, их невозможно объективировать. Но чтобы в полной мере реализовать преобразующий потенциал такого объектно-ориентированного феминизма, чтобы сделать его в полной мере интерсекциональным и иммерсивным, необходимо расколоть изначально плоскую онтологию единого плана объектов надвое (отсюда - странное на первый взгляд название фильма и необъяснимое удвоение всех его создателей), чтобы затем пересобрать на новых основаниях - как несвязное множество «вещей в себе», в котором не существует категориальной разницы между естественными, технологическими, культурными или научными сущностями.
Мужик и баба - это такие же позиции в бесконечном каталоге объектов, как и атомы, международные корпорации, гиены, серебряные единороги и кофейные чашки. Авторы «Бабушек» с наслаждением запускают цепочки длинных предметных перечислений, наподобие восхитивших Фуко борхесовских невозможных таксономий, впоследствии получивших название «литаний Латура»: «А как же звери, ослы, униформисты, удав Гоша?!» - восклицает ассистентка директора цирка Вера. «Принесите нам бочку пива, ящик воблы, тазик горчицы, самовар ведер на 20-25, две гладильных доски, цветной телевизор и бильярд!» - требует от администратора сочинского отеля «Москва» Авдотья Никитична.
Случайное упоминание бильярда в этом ряду, разумеется, не случайно. «Не попали!» - комментирует раскатавшая партию в пирамиду с чучелом бурого медведя Маврикиевна странную траекторию бильярдного шара. Создатели фильма отсылают зрителей к знаменитой «проблеме Юма», чтобы лишний раз напомнить: никогда не следует ожидать определенной последовательности событий, исходя из конечной перспективы нашего опыта; нет никакой необходимости для вещей/явлений подчиняться привычным физическим законам и нет причины, по которой они не могут в любой момент стать упорядоченными любым иным способом.
Именно на этих принципах основано действие агрегата объектной пересборки - циркового аттракциона «Олимпийский телефон», представляющего собой две ТАРДИСо-подобные телефонные будки, между которыми должна происходить «транспортировка образа». «Приглашаю на сцену желающих принять участие в нашем иллюзионном представлении! Добровольца ждет редкая удача - испытать не себе полное разложение человека на молекулы! - заманивает зрителей на сцену сочинского Зеленого театра безумный изобретатель Миша (необычайно популярный Владимир Басов) и уже не так уверенно добавляет: - С последующим восстановлением, конечно». Негарантированность результата испытания на разрыв и целостность демонстрирует судьба доверчивой зрительницы Маши: она сперва превращается в директора цирка Юрия Сергеевича, ранее вместе с будкой телепортированного «в район Бермудского треугольника», потом в попугая ара, а потом и вовсе развоплощается.
Как дают понять авторы фильма, причиной нарушений при пересборке становятся помехи на линии: в телепортацию вмешивается междугородняя телефонная станция, диспетчер которой настойчиво пытается соединить участников аттракциона с Семипалатинском. Упоминание Семипалатинска (со знаменитым ядерным полигоном, получившим в среде испытателей неофициальное название «двойка») в одном ряду с Бермудским треугольником (привет создателям «Врунгеля»), разумеется, также не случайно. Как моряки «Элдриджа», ставшие невольными участниками Филадельфийского эксперимента, так и пораженные болезнью доктора Жарова обитатели Семипалатинска испытывали на себе странное воздействие - они как бы «рассыпались», распадались на молекулы, выпадали из реальности, а затем вновь соединялись, причем часто произвольным образом.
Попав в поле действия «Олимпийского телефона», актеры Владимиров и Тонков и преследующие их виртуальные двойники - Маврикиевна и Никитична - претерпевают именно такую трансформацию. «Это кто-то, кого нет, они существуют только в твоем воображении, их нет и не будет», - неловко успокаивает Владимиров своего партнера, ужаснувшегося открывшемуся зазору между двумя объектами - реальным (изьявшим себя из опыта) и чувственным (существующим только в опыте). Вместо того, чтобы пускаться в ложные объяснения этой жуткой двойной поляризации (кажущееся одним на деле представляет собой два, или же кажущееся двумя на деле есть одно; рабочее название фильма - «Кто есть кто»), изобретатель Миша врубает пульт аттракциона, создавая напряжение между объектами и их качествами, и, тем самым, пересобирая Тонкова, Владимирова, Маврикиевну и Никитичну в четвероякий объект...
Через год после премьеры «Бабушек...» Кейт Буш принялась штурмовать вершины хит-парадов с композицией «Babooshka» (или «Проказница», как было переведено название этого хита на флекси-диске лейбла «Мелодия» 1983 года «Послушай музыку»), «манерная и помпезная» Донна Харауэй начала писать «Манифест киборга», а Грэм Харман пошел в среднюю школу.
7. Вечерний лабиринт.
«Дайте мне точку опоры, и я превращу ее в многоточие...», - говорит сумасшедший ученый Миша в финале фильма «Бабушки надвое сказали». «Дайте мне лабораторию, и я переверну мир!», - воскликнул Бруно Латур в 1983 году, суммируя впечатления от просмотра «Бабушек...» и вышедшего на экраны 28 марта 1980 года фильма «Вечерний лабиринт» - двух картин, объединенных желанием их авторов предложить новые архитектуры бытия за пределами антропоцентрического лабиринта «рациональности человеческого разума». Если для великого мага Джона Ди, верившего в абсолютное единство мироздания, «линия является продуктом перемещения точки» (Monas Hieroglyphica), то для изобретателя Миши из «Бабушек...» точка не порождает линию. Линия при попытке ее «ухватить» распадается на отдельные точки, становится многоточием... Реальна (манифестирована) лишь дистанция между точками, а сами они метафизичны. Пытаясь развить интуиции Миши, Латур приводит в пример самолет, который связывает два аэропорта через работу авиалинии. Самолет перемещается при видимом отсутствии (присутствии в свернутом виде) сложного технологического объекта-института, сделавшего это перемещение возможным.
Именно таким сложным объектом (-лабораторией, -ансамблем, -институтом) и предстает в полнометражном дебюте режиссера Бориса Бушмелева и сценариста Георгия Николаева динамическая сборка из временного творческого коллектива изобретателей - напористого "Шефа" (вновь на экране необычайно востребованный Владимир Басов) и мечтательного Николая Потаповича Алексеева (замечательный Виктор Ильичёв), разработавших проект аттракциона — железобетонного лабиринта с «расчетным временем блуждания» 3 часа 18 минут, профильной лицензирующей конторы «Главаттракцион» с брутальным начальником (эффектный Александр Лазарев) и загадочной секретаршей Элеонорой Васильевной (блистательная Татьяна "Ицыкович" Васильева), и гостиница «Золотая нива» с ее многочисленным обслуживающим персоналом. Это и есть Лаборатория по производству Лабиринта - гибридная актор-сеть, стабильно-нестабильная совокупность агентов (людей, нелюдей, не-людей и вещей), связанных друг с другом в едином пространстве и осуществляющих совместную деятельность, направленную на решение (никогда не окончательное) общей задачи.
"Шеф" вступает в эту лабораторию-«лабиринт мира» как самонадеянный изобретатель эпохи модерна, чей опыт мира ограничен человеческими представлениями о нем. Способ «познания» модерна - это научный штурм, атака, нападение на объект. Но действуя таким образом, невозможно изобрести/открыть/сконструировать что бы то ни было, так как объекты сопротивляются исследователю, ограничивают его («Вещи дают сдачи», - говорит Латур). Такими «вещами»-актантами, отказывающимися сотрудничать с изобретателем, становятся начальник «Главаттракциона», уклоняющийся от выдачи разрешения, различные нематериальные сущности, встречающиеся на пути Шефа и Алексеева во время их психоделического гостиничного квеста, и, конечно, же сам аттракцион-лабиринт, существующий только на бумаге, но оказывающий активное воздействие на ход изобретения.
В отличие от Шефа и Алексеева, являющихся составляющими и производными работы лабиринта, зритель может следить за траекториями акторов c привилегированной позиции внешнего наблюдателя. Фильм становится практической пошаговой инструкцией по анализу любого социотехнического ассамбляжа. «Вот акторы», - говорит себе зритель, наблюдая за слаженной работой швейцара, метрдотеля и официанта гостиничного ресторана (виртуозные Михаил Кокшенов, Лев Поляков и Александр Пашутин), дисциплинирующих посетителей и принуждающих их к компетенции пользования лабиринтом. «Это люди или нелюди?» - пытается определить зритель, и создатели картины приходят на помощь: «Ну будьте человеком!» - умоляет Алексеев швейцара Федю пропустить его в ресторан и слышит в ответ: «Не буду, не положено!». «Ага, нелюди, - понимает зритель, - А что они делают?» «Устраивают ловушки» - Бушмев и Николаев разворачивают целую сеть хитроумных «пунктов обязательного прохождения» (obligatory points of passage) и «черных ящиков»: любая попытка пройти в ресторан, сдать вещи в гардероб, подняться на лифте на нужный этаж или пройти мимо поста дежурной по этажу всегда заставляет гостя внутренне собраться и превращается в непреодолимое испытание. Лифтер, гардеробщик, дежурные по этажу (запоминающиеся Георгий Светлани, Николай Парфёнов, Валентина Талызина и Елена Вольская), грузчики, уборщица и даже совсем уже случайный постоялец отеля - типичный посетитель типичного «не-места», полноценный пустой актор, пропускающий через себя различные множества пространств-сингулярностей, все они - проводники Лабиринта, его агентные сущности («Мне мерещится, что я в номере, а на самом деле я здесь», - тщетно пытается обрести субъектность героиня Талызиной). «И с каких пор эти нелюди вовлечены в действие?» - «Всегда.» - «А что произошло теперь, что/кто сделал их видимыми?» - «А это другой актор, которого нужно точно так же зарегистрировать и определить в тех же самых терминах».
Таким актором в фильме выступает Темная Фея Лабиринта, повелительница троллей и гоблинов Элеонора Васильевна (через шесть лет ремесленник Джордж Лукас скопирует экзотерический контур этой схемы в своем «Лабиринте»). Изначально представленная зрителю как секретарша-машинистка, т.е. устройство записи, без которого лабораторные реалии не могут существовать, она оказывается вовлеченным в действие Посредником, запускающим игру динамических и материально-дискурсивных сил. «Она такая, она играет, играет, а потом не играет, и вот когда ты думаешь, что она уже не играет - она снова играет... В этом она вся», - взволнованно рассказывает о своей подчиненной, способной трансформировать реальность эксперимента, начальник «Главаттракциона». Именно Темная Фея прерывает череду зрительских вопросов: «Не надо задавать глупых вопросов, - обращается она к Алексееву, - Если ты меня раньше не понял, то теперь-то уж точно не поймешь. Я не для тебя все это делаю».
Темная Фея вмешивается в ход эксперимента не для того, чтобы помочь молодому ученому - по Латуру - «превратить общество в большую лабораторию», как это случилось в биопанковской антиутопии Марка Орлова «В город пришла беда» и в нынешней превзошедшей самые мрачные ожидания трансгуманистской черномагической действительности. Она приглашает Николая Потаповича отказаться от позиции «познающего», принять познание как соучастие, а в идеале - как совпадение познающего с познаваемым объектом. Только проникнув в тайный центр объекта, в ту самую метафизическую точку, не присутствующую в проявленном мире, можно обрести подлинное знание и вырваться из дурной бесконечности многоточия...
Окончание - здесь
Моя 10-ка лучших постгуманистических фильмов - 1.
2022-08-22 19:04 moskovitza
Стоит ли вообще заводить разговор о некогда популярном постгуманизме, который окончательно стал, в лучшем случае, полезным идиотом для трансгуманизма, а в худшем - его продажной девкой? Возможно, именно сейчас, когда обещания новых форм идентичности и перформативности обернулись очередной «перепрошивкой» пассивного и бесправного "человека" с целью «улучшения его физических и когнитивных данных» - то есть пищевой ценности (редактирование генома) и инсектоидной управляемости (маршрутизация поведения), и следовало бы обратиться к антиобскурантистскому пафосу фильмов золотой эры постгуманизма - 70-х годов прошлого века - с его последовательным отрицанием антропо, гео- и теоцентризма. Вот почему я решила составить свою 10-ку лучших постгуманистических фильмов.
1. Терем-теремок.
Ежемесячная юмористическая передача «Терем-теремок», продержавшаяся на голубых экранах всего один сезон 1970-71 годов, своей главной темой заявляла Удивительное, на поверку, однако, чаще всего оказывавшееся Странным и Жутким (The Weird and the Eerie), что позволило Георгию Осипову сравнить это ушедшее в небытие теле-ревю с «Сумеречной зоной» Рода Серлинга. «Удивительное всегда рядом, просто надо уметь оглянуться, внимательно приглядеться, и обязательно увидишь что-нибудь дома, на улице, в транспорте», - говорит начальник ХОЗУ Теремка Борис Домовой (со-режиссер и ведущий передачи Александр Ширвиндт), приглашая зрителей посмотреть очередной эпизод антологии, в котором пассажиры рейсового автобуса с лицами и повадками лагерных шнырей заживо съедают зашедшую в салон с проверкой контролершу... «Давайте выйдем из этого автобуса, жутковато немножко становится», - словно опомнившись от наведенного каннибалистического транса предлагает ведущий, но, кажется, уже поздно: доверившийся "юмористическому" анонсу телезритель обнаруживает себя затянутым в неуютную постантропологическую (а также постантропоцентрическую и постгуманистскую) перспективу.
«Терем-теремок» создавался как альтернативная телевизионная площадка для участников труппы столичного Театра Сатиры, не занятых в съемках популярного «Кабачка "13 стульев"». Уже само название нового шоу - буквально: "Тюрьма-тюремка" - свидетельствует о намерении его авторов противопоставить уютному кабачку - локальному пабу, второму дому для хорошо знающих друг друга завсегдатаев, номинально-человеческому «миру-для-нас» - принципиально иное пространство, потенциально чреватое вторжением чужеродной био-логи(к)и.
«Теремок» - одна из четырех «первых сказок» (наряду с орально-каннибалистическими «Колобком» и «Репкой» и анально-садистической «Курочкой Рябой»), призванных закрепить на стадии индивидуации (травматической сепарации от материнского симбиотизма) продуктивную модель поведения в специфическом «тюремно-лагерном социуме». Все фольклорные варианты «Теремка», включая версии с предельно откровенными названиями «Череп-терем» и «Вошиная хата», как и многочисленные авторские обработки - от антивоенного памфлета Маршака до изощренной психоделии «Под грибом» Сутеева, не просто излагают в типических АУЕ-деталях ритуал тюремной социализации, но и аксиоматизируют то, что Батай называл имманентностью между поедающим и поедаемым.
Зритель, подключенный к системе коллективного опыта (с детства знакомый с «Теремком»), не может не узнать в плотоядно облизывающихся "пассажирах" автобуса героев сказки с блатными погонялами, выдающими принадлежность к разбойничьему и воровскому цехам - главным гильдиям ремесленников присваивающего уклада: из-за кустов-хватыша, из-за-угла-хмыстеня, на-горе-увертыша, везде-поскокиша, тяпыша-ляпыша-всем-гнетыша. Вор (скокарь, щипач, фуфлыжник, фармазон, медвежатник, форточник, карманник, и т.д.) - учит «Теремок» - должен сидеть в тюрьме, чалиться на Сумеречной зоне, причем сидеть с комфортом, в окружении свиты шестерок и на горбу у бесправных парий (таракана-шеркуна, мухи-горюхи да вши-поползухи), рожденных - как и репка, колобок и яйцо - только для того, чтобы быть сожранными. А парии эти - учит сказка - должны безропотно откликаться на вечный зов Теремка, послушно стучаться в его двери, входить в вошиную хату, представляясь по всей форме и проходя неизбежную прописку, а свою непонятную и неодолимую скотскую тягу в стаю/стойло с последующим поеданием ворами-хищниками воспринимать как избавление от мук индивидуации, как возвращение в утраченное симбиотическое блаженство через единение в роевой утробе.
Так что же происходит в Теремке? Кому живется весело, вольготно в пустой черепной коробке, валяющейся посреди ледяной пустыни Реального? Не случайно именно этот вопрос вынес в название своего перевода сказки знаменитый английский писатель и разведчик (неизбежная тавтология) Артур Рэнсом. Кто этот Темный Чужой, гипнотизирующий читателя «Сказок дедушки Петра» с виньетки художника Дмитрия Митрохина? И что это за «внешнее», вторгающееся «порывом бытийных ветров» с телевизионного экрана в одомашненный мир простодушного потребителя «интеллигентного юмора» и подчиняющее его правилам, которые он не способен контролировать?
Ответ создателей передачи однозначен: отбросив псевдогуманистическую трескотню о видовой и этической однородности человечества, они решительно переворачивают привычную антропологическую оптику. В основе антропогенеза - по мысли авторов «Терема-теремка» - лежит не труд, а облигатный каннибализм, а человечество состоит из двух хищных и двух нехищных видов. Хищники - это жестокие суперанималы, потомки адельфофагов, воры и бандиты, носители «темного упругого бытия, готового в любой момент рассыпаться звездной, едва собранной против случайного объекта агрессивностью», и их подручные - суггесторы, хитрые псевдолюди, «более утонченные агрессоры», загоняющие силой внушения нехищный скот на убой. Нехищные аутсайдеры человеческой популяции, составляющие при том ее абсолютное численное большинство, - это диффузники, покорная и беззащитная перед натиском суперанималов толпа, «шляпня», легко поддающаяся гипнотическому воздействию со стороны суггесторов, и неоантропы - менее внушаемый вид, рутинные гуманисты с претензией на обостренную нравственность и этику.
Именно против неоантропов с их обще-гуманистическими призывами «оставить тщетные попытки отделить людей от не-людей» и «наладить более вежливые, долговременные и тонкие взаимоотношения внутри тех ассамбляжей, в которые вступает каждый из нас» (т.е. к самоубийственному «гостеприимству Теремка») направлено полемическое острие памфлета постантропологов из телевизионного вейрд-шоу. Ширвиндт и Ко решительно объявляют господствующими этос Каннибала и разум Калибана. «Не человек мыслит мифы, но мифы мыслят людьми», - любил повторять Леви-Стросс. Не антрополог производит своего дикаря, но дикарь производит (пересобирает) своего антрополога, - вторят ему авторы «Теремка». «Мы не можем мыслить как каннибалы, мы можем, самое большее, мыслить вместе с ними», - жалобно блеет неоантроп(олог) Вивейруш де Кастру. Поздно, - несется ему в ответ из далекого телевизионного прошлого, - Случилось самое худшее: каннибалы из Черепа-Терема мыслят за нас и вместо нас.
2. Люди и манекены.
Седой карлик в элегантном пальто с меховым воротником и в шапке-пирожке быстро проходит через анфиладу комнат заброшенного старинного замка, отражаясь в подернутых патиной паутины безумных зеркалах, и открывает тяжелую скрипучую дверь, за которой его ждут с десяток восковых фигур, уставившихся в пустоту предвкушающим взглядом. На латунной табличке двери - имя директора-распорядителя этого Кабинета ужасов: Аркадий Райкин. Так начинается первый эпизод сериала «Люди и манкены», вышедший в телевизионный эфир 8 ноября 1974 года. Расслабившиеся в свой законный выходной после Красного Хэллоуина телезрители ожидали увидеть что-то вроде «Нового экспоната» - психотриллера из антологии «Сумеречная зона», герой которого - хранитель музея восковых фигур сходит с ума и становится одним из манекенов. Но популярный эстрадный комик Райкин, дебютировавший в этой картине в качестве кинорежиссера и киносценариста, не подвергая деконструкции образ манекена (автоматона, голема, альрауне, марионетки, куклы, андроида) как иконы Ужасного, использует навязываемое масскультом противопоставление "человека" как свободно мыслящего субъекта манекену как безмозглому неавтономному объекту для антиантропоцентрической атаки на бастионы корелляционизма с его мифом об укорененности сознания.
«Кибернетика, электроника… А голова на что? Голова, черепок - он ведь варит, кумекает! Шарики бегают! Мысль движется, мозги шевелятся - думает человек, соображает!» - надрывается в саморазоблачительном запале болван-рационализатор в одноименной сценке, написанной Михаилом Жванецким еще в 1967 году для спектакля Ленинградского театра миниатюр «Светофор» и вошедшей в третий эпизод сериала. По Райкину-Жванецкому мысль никогда не принадлежит мозгу, который ее мыслит; мысль приходит в человеческий череп откуда-то еще - и создатели вейрд-ревю «Череп-Тюрьма» убедительно показали, откуда именно. Речь идет не о концепте «становления-манекеном», как в «Новом экспонате» и других подобных образчиках жанра сверхъестественного ужаса. Райкинские "люди" (а под "людьми" суггесторы настойчиво предлагают (внушают) понимать только и исключительно человеческий вид диффузников) - это и есть манекены, управляемые силами, о которых им ничего не ведомо и над которыми они не имеют никакой власти.
«Века минуют на земле, Пускай минуют - мы не против, - напевают манекены запоминающиеся строчки Бориса Заходера, меланхолично вальсируя под музыку Геннадия Гладкова в перебивках между эстрадными номерами, - Следов раздумий на челе Сколь ни ищите - не найдете!». Люди с экстернальным (не считываемым на челе) мышлением, наведенным оборотнями-суггесторами - это мясные куклы для нужд вурдалаков-суперанималов эпохи инволюционной статики, в которой века минуют, но время остановилось. Так заявленная в начале сценки кибернетика становится киберготикой - торжеством майнд-контроля извне над «живыми мертвецами» в мрачных декорациях вампирического паранойяльного безвременья 70-х. «Ни грусти, ни веселья Ни ночью и ни днем! В свое прозрачной келье Мы призрачно живем...» - рапортуют манекены. Призрачная жизнь фантома, спектра, зомби, нетрупа - судорожное насильственно-бессознательное существование маниакального тела, живого лишь настолько, чтобы сохранять пищевую ценность и товарный вид для потребителей-каннибалов.
Именно странный «товарный фетишизм» людоедов, их завышеные требования к таре и упаковке пищевых продуктов (преувеличенный антропоморфизм «всегда с иголочки одетых» манекенов с гипернормативной маскулинностью и феминностью и тщательно проработанными правильным чертами лиц - цефалоимитаторов) может быть - по мысли Райкина - их слабым местом. Онтология каннибальского мира является фетишистской: диффузники как «виды-двойники» суперанималов становятся для них притягательной и навязчивой эдипальной фантазией, призванной удовлетворить потребность в соединении двух миров. Персонажи Райкина решительно идут на штурм этого обманчивого изоморфизма в попытке, отвязавшись от внушенного суггесторами образа "людей", перестать мыслить как "люди" и начать мыслить радикально Иное. «Трансформация» - коронный эстрадный прием Райкина с использованием масок-шлемов в стиле комедии дель арте: в сценке «Родительское собрание» место людей на сцене занимают обросшие клочками шерсти гуманоидные ксеноморфы с пузырящейся бугристой кожей.
Любимые персонажи Райкина - агенты темного гнозиса, восставшие против творения «дегенераты», т.е. помеси между четырьмя человеческими видами, те самые «извращённые ангелы», воспаленно-метафизические души с натянутой струной горнего духа, которые только и могут решиться на радикальную трансформацию и переключение материального носителя мысли на прием сигналов Абсолюта. На экране сменяют друг друга контркультурные алкоголики и субверсивные тунеядцы, мастера изощренного бюрократического саботажа, пародирующие некомпетентного злого демиурга, диверсанты корпоративного ужаса и, конечно же, вездесущие герои своего времени - спекулянты - пионеры спекулятивного реализма, решительно размежевывающиеся с химерой гуманизма («Я гуманист, я все соображаю через ГУМ») во имя сверхцели - устранить самих себя и объединиться с великим внешним.
...Заключительный эпизод «Людей и манекенов» вышел на экраны в дни Хэллоуина 1975 года, и Томас Лиготти погрузился в самую длительную из своих депрессий, отягощенную тревожно-паническим расстройством. Именно в 1975 году он впервые начал писать, а точнее, записывать увиденное в транслировавшихся инфернальным телевидением снах манекена: «Во сне я сижу у себя в спальне на расстеленной кровати и одет в пижаму»...
3. Я больше не буду.
Плодовитый Евгений Шерстобитов успешно работал в самых разных киножанрах - от оперетты до шпионского детектива, но широкую известность получили его пионерские экранизации супергеройских и темных комиксов. Обращение режиссера к серии фуметти нери Бориса Савкова, Зиновия Гердта и Михаила Львовского, выпускавшихся в начале 60-х годов мейджором комикс-индустрии - издательством «Детский мир» - не было случайным. Их герой, младший школьник Вова - типичный персонаж черного комикса: горделивый, само(до)вольный и полный решимости обрести запретные знания и силы, не предназначенные древними элохим для простых смертных. «Я чем-то выше всех окружающих, - говорит о себе раздувшийся от хамеца Вова (в фильме, вышедшем на экраны 23 августа 1976 года, когда первоклашки Брассье и Бенатар собирали школьные ранцы, его сыграл озорной Андрей Базыкин), - Во всем нашем дворе мне нет равных. У меня несколько неуживчивый характер, но это свойственно всем выдающимся натурам». Больше всего на свете Вова ненавидит многочисленные предписания, ограничивающие его личную свободу, и хотя на вопрос внезапно появившегося Дежурного Волшебника: «Тебе кажется, что правил слишком много? Сколько бы ты пожелал вычеркнуть?» он с нарочитым безразличием отвечает: «Ну, хотя бы одно, только что от этого изменится?!», зритель понимает, что Вова, решительно вставший на Путь левой руки, готов к тому, чтобы отринуть все 613 обязывающих и запрещающих мицвос.
Все эти ментальные запреты и вытесняющие замещения лишь кажутся данными посредством сообщества людей - они
пред-детерминированы изначальной «травмой жизни как вымирания» и являют собой фантазматическую попытку совладать с волей-к-ничто, которая, в свою очередь, связана с влечением к смерти. Антикорреляционистская позиция Вовы предполагает освобождение от всего, что привязывает мысль (сознание) к бытию как диктату формы. Не быть - значит сделать шаг за пределы бесконечного конца существования - к личной божественности. Отсюда - радикальный языковой жест «Я больше не буду!», вынесенный Шерстобитовым в название фильма. Вова решительно размежевывается с родным языком досубъектного коллективизма, в котором ламентация Иова (7:8) "I will be no more" традиционно переводится как «Не будет меня», а использование связочного глагола «быть» в изъявительном наклонении, утверждающее метафизику индивидуальной души, допускается лишь в качестве нервной шутки («их бин больной»).
Вова - адепт драконианской каббалы; его не прельщает «бытие-ничем» (etre-rien) несодержательного множества (inconsistent multiplicity) соединившихся в высшем принципе - Кетер, ставших одним как радостным Единым со злым демиургом. Вову манит не-бытие (non-etre) Одного - того, кто сам создает новые миры и правит ими. Конечная цель его Пути - клипа Таумиэль, управляемая двумя демоническими Богами-близнецами — Сатаной, уничтожающим то творение, против которого восстал темный адепт, и Молохом, открывающим врата во вселенную, в которой маг становится Творцом.
Вот почему, когда волшебник предлагает создать Вове цифрового двойника, тот без колебаний соглашается. «Обыкновенная таблица умножает только числа, а волшебная - что угодно на что угодно, - поясняет принцип действия матричной технологии волшебник, - Сколько бы вы хотели Вов?» «Двух было бы вполне достаточно», - сдержанно отвечает Вова, предвкушая появление своего демонического близнеца и желанный конец Пути.
Нужно ли говорить, что Вовина гордыня - жажда немедленного результата - привела его в неофитскую ловушку. Подготовленный зритель сразу узнает в дежурном районном волшебнике из бригады неотложной волшебной помощи трикстера-искусителя Самаэля - санитара в наброшенном поверх кителя белом халате и с потешно нацепленным лобным рефлектором. Нельзя пройти через черные мерцающие врата Самаэля, не проведя инвокацию демона гордыни Адрамелека, - предупреждают Шерстобитов, Гердт и Львовский.
Результатом репликации Вовы-1 становится не обретение им своего демонического близнеца, а разложение его генома (индивидуальной цельности) на цифровые составляющие. Теперь с тем, что еще недавно было Вовой, можно проводить такие же дигитальные операции, как с любым другим объектом («Вот, пожалуйста: трижды часы, четырежды лампа...» - куражится Самаэль). Двоичный код Вовы-2 отличается от искомого Близнеца как 10 сфирот от 11 клипот. Для темного адепта Вовы, принявшего обманчивый цифровой дождь за желанное разделение клипы Таумиэль, возможность сделать радикальный шаг за пределы порядка - на 11-ую ступень - закрылась. И уже неважно, кого встречает в конце фильма Вовина мама, недоуменно бормочущая: «Сынок, тебя как будто подменили» - Вову-1 или его активизированную цифровую копию, бодро рапортующую: «Все должно быть по правилам, ведь правила придуманы не зря!».
4. Не плачь, девчонка.
«Женя, что ты за социалистический реализм снял?» - восторженно спросил Зиновий Гердт у Евгения Шерстобитова, отсмотрев отснятый и начерно смонтированный материал фильма «Я больше не буду». «В устах ироничного Гердта эта похвала дорогого стоила», - заметила редактор фильма Екатерина Шандыбина, продолжившая работу с легендарным Фирсовичем и на следующей картине - «Не плачь, девчонка», вышедшей на экраны уже через год - в октябре 77-го (Шерстобитов, по его собственным словам, «снимал быстро и оперативно»).
Если в «Я больше не буду» режиссер лишь обозначил попытку героя силой разума пробиться к реальности, избавленной от человеческого («Великому Внешнему»), то в новой своей работе он, действительно, "включает" социалистический реализм "на полную". Метод соцреализма - спекуляция о реальности; это фантастика невозможного, вне-научная фантастика, опирающаяся на передовое учение вне-научного (кислотного) коммунизма. Уже поэтому социалистический реализм просто обязан быть странным и жутким, - утверждает Фирсович, последовательно выстраивая на экране непредставимую вселенную, в центре которой оказывается невозможный объект - молодой киевлянин Андрей Воробей (для плакатного красавца Олега Сологуба эта роль в кино оказалась единственной), мечтающий пройти срочную службу в Советской Армии, но снова и снова признаваемый негодным к строевой по причине вегетососудистой дистонии. Зрителю так же трудно представить себе назойливого призывника, бесконечно обивающего пороги военкомата и терроризирующего призывную комиссию, как «кентавра» или «единорога», но Шерстобитову этого мало. Оказывается, негодный к армейке Воробей еще и отказывает в близости своей физически зрелой юной возлюбленной Светке (анемичная Марина Ильичева), не считая себя вправе вступать в интимные отношения до прохождения обряда мужской инициации. Воробей - типичный герой социалистического реализма: вымышленный объект в невозможной топологии, исчерпывающе описываемый расхожей присказкой - «ни в пизду, ни в Красную Армию».
Для визуализации этой промежуточной фигуративности нелокализованного Просака Шерстобитов отправляет своего героя в добровольное изгнание: Андрей делает вид, что уходит в армию, а сам вербуется в рыболовецкий совхоз, базирующийся в крымском селе Уютное. Разумеется, место это выбрано Фирсовичем не случайно: уже своим названием Уютное (район Судака, бывший Немецкой колонией) вызывает ассоциации с Фрейдовским Uncheimlich, противопоставляющим концепцию жуткого именно уютным (heimlich) границам привычного человеческого самосознания в домашнем (heimisch) мире. Ощущение странного возникает, когда что-то присутствует там, где не должно, - показывает Фирсович на примере назойливого призывника, - а чувство жути накрывает, когда что-то отсутствует там, где должно быть. Именно таким Жутким предстает Уютное перед приехавшими навестить Воробья по адресу полевой почты Светкой и ее дедом-фронтовиком Степаном Егорычем: вымерший поселок с вечно закрытым по неясным причинам почтовым отделением, скользящими вдоль каменных стен тенями аборигенов и внезапно проносящимися по пустынным горбатым улицам футуристическими военными патрулями. «Это ловушка. Это — нигде, и это — навсегда», - понимают Светка с дедом, оказавшись в этом вязком вакууме безвременья, где решения XXV съезда КПСС вечно ждут своего воплощения в жизнь на плакате под густым слоем степной пыли.
Эта прозрачно-призрачная граница узнаваемой и в то же время абсолютно невозможной реальности становится параллактической суперпозицией - идеальным местом встречи Светки с Воробьем. Недооформленная монструозность недопризывника, его страстное желание стать другим, выжечь себя новыми бессознательными формами принадлежности (affilation) и войти в иной порядок бытия - среду коллективного армейского разума - одновременно пугают Светку и вызывают желание. Это эротика отчуждения (alienation) и влечения к чужому (alien) - ксенофилия как танатофилия, как чистое вожделение к смерти, то есть жизнь.
«За власть Советов смело мы в бой пойдем, за власть Советов все как один умрем!» - истошно надрывается в пароксизме утилизаторского некропатриотизма счастливый Воробей, наконец-то обретший бессмертие некроморфа в дружном армейском коллективе (легендарный либреттист Евгений Шатуновский отсылает слушателей этого фокстрота к революционной песне, сочиненной рыцарем Алексеем Алексеевичем: «На баррикады мы все пойдем! За свободу мы все покалечимся и умрем!»). Нет ничего особого в том, чтобы быть трупом, даже живым трупом, - убеждает любимую Воробей, - «Разлука еще будет, не плачь, еще два года всего (композитор Михаил Бойко превращает марш Шаинского и Харитонова, давший название фильму, в издевательский вальсок). - Я ведь обещал вернуться через два года, понимаешь, мне очень нужно это время, чтобы узнать, что я такое».
Продолжение здесь
Моя 10-ка лучших эротических комедий - 3.
2022-04-14 11:33 moskovitza
Первая чaсть здесь, вторая - здесь
8. Горожане.
«Горожане» Владимира Рогового изначально были обречены на сравнение с «Таксистом» Мартина Скорцезе: премьеры обеих картин состоялись в один день - 9 февраля 1976 года, обе рассказывали историю ветерана войны с ПТСР, работающего водителем такси в большом городе и медленно сходящего с ума от столкновения с реальностью, обе были частично сняты в монохроме (впрочем, фильм Рогового обязан этому эффекту в большей степени особым свойствам пленки «Свема», традиционно использовавшейся киностудией им. Горького). Московский таксист, бывший фронтовик по прозвищу "Батя" (ветеран Ташкентского фронта Николай Крючков), как и его нью-йоркский коллега Трэвис Бикл, бесцельно колесит по залитым неоновыми огнями улицам бетонных джунглей и пытается преодолеть свою фатальную неспособность к коммуникации, вслушиваясь, а иногда и неловко вмешиваясь в разговоры полусумасшедших пассажиров (десяток кринжовых актерских этюдов от Азер до Ярмольника) и бесконечно имитируя телефонные звонки воображаемой романтической пассии "Нине Павловне". Случайная встреча с малолетней проституткой (убедительная Лариса Удовиченко) и парадоксальное удовольствие, полученное Батей от жестокой разборки с ее садистическим клиентом, запускают в травмированном ветеране программу "анонимный вигилант". В голове его грохочет «эхо далекой войны», и он принимает решение в одиночку очистить улицы темного города от грязи.
Количество сюжетных совпадений невольно заставляет усомниться, действительно ли сценарист «Таксиста» Пол Шредер вдохновлялся лишь «Записками из подполья» Достоевского. Скорее можно предположить, что он использовал темы и ходы повести Владимира Кунина «Я работаю в такси», легшей в основу сценария «Горожан» (первую экранизацию этой книги, написанной в 1962 году и в 1966 году вошедшей в авторский сборник «Настоящие мужчины», осуществленную королем ленинградского нуара Львом Цуцульковским, Шредер, разумеется, видеть не мог: весь тираж фильма «Я — шофер такси» с Ефимом Копеляном в главной роли был уничтожен, а негатив смыт). Но чего Шредер не мог учесть, так это изменений, внесенных Куниным и Роговым в сценарий.
«Я в такси работаю! Вы у меня все как на ладони! Я вас сквозь рентген вижу!» - бешено орет Батя - нет, не в зеркало (You talkin’ to me?), а сквозь лицо своей слабоумной дочери-школьницы (инфернальная Марийка Кукушкина, впоследствии известная как Марина Дюжева). И тут - в самый драматический момент - сюжетные линии двух картин расходятся, и в свои права вступает эротическая комедия. И начинается она с предельно откровенной сцены: на Москворецкой набережной Бате «въезжает в зад» (жаргон автомобилистов здесь более чем уместен) троллейбус № 16 с фронтовым товарищем Иваном за рулем - так два москвича-ветерана парадоксально встречаются спустя тридцать лет. Роговой не случайно пригласил на роль батиного друга Георгия Юматова, сыгравшего в «Офицерах» главного героя Алексея Трофимова. Ему важно было переснять сцену абсурдной в своей неожиданности встречи двух влюбленных - Трофимова и Вараввы, исключив из нее женщину-разлучницу Любу, чтобы высвободить подлинное желание, запертое в пародийном эдиповом треугольнике, избавить своих героев от мучительного фантазма тринитарных, "семейных" инвестиций либидо.
Сквозная тема творчества Рогового - попытки обретения его героями, раскрестьяненными обитателями квази-городского посада, фантомной коллективной идентичности: в «Офицерах» - через ритуальное анальное огораживание в митраистском маннербунде («защиту Родины»), а в начале «Горожан» - через машинную встроенность Бати в шизопотоки дорожного движения (ретентивность московских пробок и экспульсивность стрит-рейсерства на скорости под 120 км/ч). Батя, как и Бикл, пытался войти в воображаемое сообщество горожан через зеркало заднего вида; позиция вуайериста помещала его в поле власти, вовлекая зрителя в осуществление перверсивной фантазии (вот как эту беспокоящую позицию «наблюдающего за наблюдателем», чувство принадлежности к невидимому сообществу видящих отрефлексировал посетитель популярного кинофорума: «Подкупающая искренность советского кинематографа буквально приковала меня к месту. Я незримым призраком следовал за главным героем (emphasis added), вместе с ним переживая, негодуя, а иной раз протягивая руку помощи нуждающимся»).
Подставив свой задний бампер под удар Ивана, Батя высвобождает энергию желания из плена эдипальных кодировок. Машина желания всегда запускается, будучи «испорченной» (попавшей в аварию, поломанной). Батино такси и троллейбус Ивана - "машины-органы" - скользят по городской поверхности "тела без органов" в уникальной трехминутной сцене оргиастического производства («Садись, не бойся, я с тобой поеду!» - кричит такси-Батя; «Проводи еще остановку», - трепетно просит троллейбус-Иван) под чувственный фанк композитора Рафаила Хозака (еще один участник съемочной группы «Офицеров»). Пассажиры такси и автобуса, как и опешившие зрители, смущенно смеются, осознавая себя подключенными к потокам производства желания частичными объектами городского ассамбляжа - целибатной машины.
9. Солнце, снова солнце.
«Я не рыба, - говорит обнаженная красавица Тоня (восемнадцатилетняя солистка таллинского варьете «Виру» Мерле Тальвик), выходя на берег Казантипа, и добавляет, меряя горделивым взглядом бригадира молодежной рыболовецкой бригады Сашку Таранца (артист балета Большого театра Борис Грошиков), - Так меня не поймаешь. Мне нужен лучший».
«Тебя мне вытолкнуло море!» - отводя взгляд, недоуменно подвывает Таранец пафосным тенором Александра Градского: кем же является эта неземная и неморская красавица, рожденная из тины Меотийского болота - русалкой, как называет ее пилот вертолета рыбразведки Саенко (красавчик Александр Соловьев), или царевной-лягушкой, нуждающейся в расколдовывании, улавливании, особой поимке. «Ну держись, Тонечка, будет твой Сашка из лучших лучший!» - восклицает Таранец, еще не до конца понимая, чем ловить свою возлюбленную («Чем работать: сеть гнилая, мотор ни к черту!» - жалуется капитан-бригадир сейнера «Ястреб» Таранец председателю колхоза Горбову (популярный эпизодник Иван Рыжов)). Тоня - Гегелевская амфибия, пограничная фигура трансформации, своей абсолютной наготой противопоставленная всем культурным кодам. Чтобы поймать ее, недостаточно набросить рыболовную сеть - нужно самому выпутаться из символической сети, наброшенной на недостижимое Реальное, на которое, как на ослепляющее солнце, смерть или совокупление, невозможно смотреть прямо.
Время действия повести Дмитрия Холендро «Свадьба», впервые опубликованной в апрельской книжке журнала «Юность» 1967 года и легшей в основу сценария эротической комедии Светланы Дружининой «Солнце, снова солнце», вышедшей на экраны спустя десять лет - 12 мая 1977 года, ограничено одним днем. За этот день Таранец, находящийся под абсолютным влиянием любовного аффекта, с калейдоскопической (кинематографической) скоростью сменит на глазах зрителей крайние состояния режимов чувственности: чтобы поймать любимую, он фальсифицирует трудовой подвиг (наденет социальную маску «передовика», отвратившую Тоню), ужаснется запущенной машине фациальности, предпримет отчаянную попытку ускользания из социума и освобождения желания через становление-животным - маргинальным одиночкой и вернется в стаю в новом качестве.
Особую достоверность рассказанной Холендро и Дружининой истории придает то, что за время съемок фильма, растянувшихся на два года, похожая метаморфоза произошла и с исполнителем главной роли Грошиковым - из танцора главной балетной сцены страны он превратился в отверженного и покинутого влюбленного с сомнительным социальным статусом. Попытка отснять натуру на Керченском полуострове в августе 1974 года закончилась предсказуемо: участники киногруппы открыли для себя волшебный мир домашнего вина и цветущей дички («Ну и косяк - на всех бы хватило!», - восхищается рыбак Копейка (Олег Анофриев)), и в результате на месяц экспедиции пришелся один съемочный день. Съемки отложили до весны, но 27 марта 1975 года популярная актриса Виктория Федорова (снявшаяся, в том числе, в дипломной режиссерской работе Дружининой «Зинка») бежала в США. Мужчина с приятным русским лицом (так сдержанно оценил экстерьер Грошикова организатор побега "журналист" «Нэшнл инквайрер» Генри Грис) был единственным из друзей Федоровой, кто знал о готовящемся отъезде. «Милый человек, питавший ко мне самые нежные чувства, он, к сожалению, появился в моей жизни в самое неподходящее время, - вспоминала Федорова, - Он признался мне в любви, был очень добр, но я не могла ответить ему взаимностью». Грошиков вернулся в Щелкино к ледяному морю, беспонтовому рудику, местному шмурдяку, от которого раскалывалась голова, и неотвязному привкусу пыли, поднимаемой в воздух бандами постапокалиптических байкеров, бороздящих соленую степь. Его встретило не ласковое оранжевое солнце Казантипа, а солнечный анус (solar annulus) - прореха в символической сети, c которой, как писал Батай, «ничто столь же слепящее не может сравниться, разве что солнце, хотя анус это ночь».
Яростное тело Таранца/Грошикова притягивает эти лучи светозарного насилия, как тело судьи Шребера, становясь поверхностью записи всех процессов производства желания и овладевая им. «Не хочу я быть никаким героем, - обрушивается Таранец на растерявшихся членов бригады, - Я не ваш, я дикарь, я ничей!» «Я животное, я негр, я человек низшей расы на все времена»,— вторит Таранцу Делез, - я внешнее, раскодированное, детерриторизованное. «Не знает море, что оно море, Не знают чайки, что они чайки!» - надрывается Градский, описывая триумфальное становление Таранца животным. Для Таранца, вернувшегося в солипсическое замыкание животной среды, нагота Тони больше не является мучительным препятствием, потому что он лишен знания о ее запретной непристойности.
Разумеется, параноидальная машина вскоре вернула аномалуса Сашку Таранца в стаю, Борис Грошиков, попавший в поле зрения охранки, был вынужден закончить многообещающую карьеру и после долгих мытарств устроился учителем танцев в западно-европейской глубинке, а Светлана Дружинина прославилась как создатель историко-патриотических порно-сериалов, триумфальное бесстыдство которых было бы невозможно без предпринятого в этой субверсивной эротической комедии разговора о непристойности маски и приличии наготы.
10. Берегите женщин.
Светлана Мишова, как и ее тезка Светлана Дружинина, пришла в режиссуру из актерской профессии. Но если запоминающимися ролями голливудская старлетка похвастаться не могла (виной тому был отталкивающий восточно-европейский акцент: родители вывезли 16-летнюю Светлану в США из Советской России через Польшу в середине 60-х годов), то уже первые снятые ею фильмы - «Ультра плоть» и «Корабль секса» - поставили Мишову в один ряд со знаменитыми женщинами-режиссерами, пионерами порноиндустрии 80-х годов - той же Дружининой, Сьюз Рэндолл и Кандидой Ройял.
«Корабль секса», работу над которым Мишова начала в 1980 году вместе со своим вторым мужем - продюсером и сценаристом Давидом Маршем, задумывался как пародия на популярный сериал АBC «Корабль любви», в свою очередь представляющий собой аллюзию на эротическую комедию Одесской киностудии «Путешествие миссис Шелтон». В фильме Мишовой двое мужчин обманом (переодевшись в женское платье) проникают на борт океанского круизного лайнера, все члены экипажа и пассажиры которого - женщины. По странному стечению обстоятельств, осенью того же 1980 года будущий король евротрэша Александр Полынников, решительно поддержанный редактором Евгенией Рудых, имевшей опыт сотрудничества с Полынниковым-оператором в «Юльке», делал свои первые шаги в режиссерской профессии на съемочной площадке фильма Одесской киностудии «Берегите женщин», в котором амбициозный дипломник факультета журналистики Евгений Масловский (актерский талисман Полынникова Андрей Градов с волнующими воображение аккуратными усиками) обманом (под видом повара) проникает на буксир «Циклон», команда которого состоит исключительно из женщин.
Это довольно странная команда: четыре номенклатурных барышни - дочери высшего руководства портового флота (от начальника Валерии Сергеевны (ее прообразом была, очевидно, Зельма Степановна Ульянова, 16 лет возглавлявшая Одесский портофлот) до таинственного снабженца Николая Николаевича, чекистского куратора портового контрабандного канала), решившие от сытого безделья исповедовать сепаратистский феминизм. «Сколько мы порогов пообивали, прежде чем нам разрешили без мужчин плавать!» - восклицает дочь замначальника портофлота, матрос Галя (Елена "Шахерезада" Кокалевская). Вероятнее всего, родители дают своим ломящимся в открытую дверь чадам («В наше время женщины имеют такие же права, как мужчины», - неохотно признает дочь могущественного Николая Николаевича, капитан-судоводитель Люба (Марина Шиманская)) наиграться в модный радикализм, побыть фаллическими женщинами, а заодно наработать стаж, прежде чем пристроить их на лайнеры загранплавания (легко представить девушек с «Циклона» на месте героинь «Корабля секса» - капитана, сыгранного популярной Коди Николь, и ее команды - Кэнди Барбур, Николь Блэк и Келли Нихолс).
«А на «Циклоне» что, циклопы плавают?» - спрашивает недалекий инженер судоремонтного завода Сергей (Альгис Арлаускас) у своего коллеги по самодеятельному ВИА «Девятый вал». «Скорее сирены», - мрачно отвечает Слава Блиничкин. Сценарист Анатолий Козак, автор многочисленных эссе об Одессе и памфлетов о еврейской идентичности, очевидно, отсылает зрителя к вышедшему незадолго до премьеры фильма феминистскому манифесту Дороти Диннерштейн «Сирена и Минотавр», причем речь идет не о позднейшем концепте Морских дев (русалок с рыбьими хвостами), а об античных сиренах, верхняя часть тела которых была женской, а нижняя — птичьей. Именно через птичью символику традиционного мифа об анальном рождении Козак и Полынников предлагают зрителям, выросшим на «Курочке Рябе», рассматривать компенсаторную реактивную псевдопродуктивность маргинальных тел экипажа «Циклона».
Фиксация сирен с «Циклона» на невагинальной продуктивности (иронично подчеркнутая тем фактом, что Шиманская заканчивала съемки на позднем сроке беременности) увязывается создателями фильма с доминированием в их телесном символизме пищеварительного тракта. Их фарсовая анальная продуктивность неразрывно связана с оральной ненасытностью, способностью бесконечно поглощать ненавистные макароны. «Весь мир потешается над макаронами, называя их пустотой, завернутой в тесто», - говорил Лакан. Вместе со всем миром и зрителю приходится смеяться над бесконечно повторяемым дочерью заведующего портовым складским хозяйством, боцманом-бучом Олей (великолепная Светлана Пенкина) панчлайном «Не надо про макароны!», пока стремительно повышающий свою квалификацию кок Масловский не подает на стол новое блюдо, исчерпывающе манифестирующее ту самую пустоту, отсутствие, дыру Реального, зияющую на месте Вещи - мозги в горшочке.
«Простите, а вы кем капитану приходитесь?» - интересуется у Масловского дочь начальницы портофлота и старшего инженера судоремонтного завода, моторист Валя (трагически рано ушедшая Галина Веневитинова). «Коком», - растерянно отвечает студент, вызывая своей репликой смущенный смех зрителей, хорошо знакомых с пейоративной коннотацией омонимичного английского слова, но не вполне понимающих, к какому из регистров, определяющих психическую деятельность, оно относится. Лакан до последних дней безуспешно пытался решить эту задачу, как правило, называя «пенисом» реальный биологический орган, а под «фаллосом» понимая и воображаемые, и символические его функции, но иногда сбиваясь на термины «реальный фаллос», «символический фаллос» и «символический пенис». Козака и Полынникова не могло удовлетворить это смешение, семантическое скольжение и неполнота репрезентации центрального элемента в структуре лаканианского дискурса.
Капитан Люба, переключая режимы отказа и отверженности в гендерном маскараде, претендовала на то, чтобы самой быть "Фаллосом" - означающим символического порядка, отвергла "Пенис", предложенный ей коком Евгением для воображаемых сексуальных отношений (на поверку оказывающихся лишь полиморфным мастурбаторным извращением, как убедительно показывает Светлана Мишова в «Корабле секса») и в итоге осталась с "Хуем" - невыносимой пустотой Реального по ту сторону принципа удовольствия. «Корабль секса» вышел на экраны 24 сентября 1981 года, а 18 октября телезрители впервые посмотрели «Берегите женщин». Увы, Лакан умерший месяцем раньше - 9 сентября, так и не увидел, как его триада получила лингвистическую завершенность «в полном соответствии - как торжествующе заметил выдающийся исследователь клинической антропологии Русского мира Сергей Зимовец, - с великой артикуляцией символического, воображаемого и реального».
Такова моя 10-ка лучших эротических комедий. А какие смешные фильмы, бодро рапортующие о победе Эроса над Танатосом, нравятся вам? Было бы интересно знать.
Моя 10-ка лучших эротических комедий - 2.
2022-04-14 11:26 moskovitza
5. Надежда.
«Борьба против империализма и сексуальная революция идут рука об руку, - любил повторять лидер Фракции Красной Армии Андреас Баадер, - Трахать<ся> и стрелять - это одно и то же». Жарким летом 1972 года, в дни, когда Баадера и его соратниц - Гудрун Энслин и Ульрику Майнхоф - схватила и бросила в застенки немецкая полиция, съемочная группа киностудии им. Горького во главе с пророком мирового кинематографа, отцом итальянского неореализма Марком Донским отправилась в далекое сибирское село Шушенское, чтобы отснять финальные кадры фильма «Надежда» по сценарию офицера МГБ и соратницы Коллонтай Зои Воскресенской-Рыбкиной - сцену вступления ровесника и единомышленника Баадера, 29-летнего революционера-подпольщика Владимира "Старика" Ленина в церковный брак со своей боевой подругой Надеждой "Миногой" Крупской (Андрей Мягков в шаге от всесоюзной славы "Жени Лукашина" и Наталья Белохвостикова, протеже Сергея Герасимова).
Впрочем, брак для парочки красивых и опасных аутло - лишь пустая формальность, что хорошо понимают и они сами («Позвольте, я возьму вас под руку - для конспирации», - обращается Ленин к Крупской, которую кураторы коммунистического проекта приставили ему в качестве "бороды"), и искренне хлопочущие об обустройстве жизни молодых ссыльных минусинский окружной исправник и чиновник столичного департамента полиции, печально констатирующий в разговоре с Крупской: «Вы из тех одержимых, для кого человеческая любовь не существует».
Да, Ленин и Крупская не хотят трахаться, они хотят стрелять в чиновников и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а городовых - серной кислотой. Для Наденьки триггером, запустившим защитный механизм сексуализации террора, стало совпавшее по времени с бурным пубертатом и смертельной болезнью отца убийство Александра II. «Свершился приговор народа - убит царь!» - взволновано щебечут соученицы Крупской по гимназии Оболенской, - «Говорят, что царя убила девушка!» - «Кто эти герои?» - «Кто бы они ни были, история всегда будет склонять перед ними голову!». Встретившись в день казни первомартовцев взглядом с Софьей Перовской (Донской показывает террористическую ячейку в раскрученном прессой формате МЖМ - как хорошо знакомые зрителям троицы медиа-икон RAF или Красных бригадиров - Ренато Курчо, Маргериты Каголь и Альберто Франческини) и «не увидев в ее глазах страха», Крупская впервые испытывает тот "революционный оргазм", который, по словам Баадера, только и дарит подлинное ощущение "преисполненности", в отличие от судорожных пароксизмов пуританской похоти.
«Революция не терпит оргиастических состояний, вроде тех, которые обычны для декадентских героев и героинь, - подчеркивал Ленин, - Несдержанность в половой жизни буржуазна: она признак разложения». И хотя шушенское Dolce far niente невольно подталкивает Наденьку к тому, чтобы «потаскаться с товарищами» (по ядовитому замечанию сестры Ленина Анны Ильиничны), а самого Ильича - потискаться с Глебом "Сусликом" Кржижановским (бард Михаил Ножкин, уже отличившийся в «Ошибке резидента»), а замкнутость сектантских кружков является питательной средой перверсивной чувственности (едва познакомившись с Крупской, народоволец Мещеряков, по его собственному признанию, «немедленно начал упорные атаки, чтобы совратить ее в народничество, а она, со своей стороны, старалась склонить его к марксизму»), молодые революционеры остаются верны своему выбору.
«Представляю, как этот "дирижер" замучает бедную Надежду Константиновну своей ортодоксией», - шипит вслед покидающим конспиративную квартиру Ленину и Крупской Петр "Близнец" Струве (будущий директор театра «Ленком» Марк Варшавер), беспринципный приживал кошелька марксистского движа Александры "Тетки" Калмыковой. Но не о крепкой ленинской ортодоксии грезит Крупская. В кульминационной сцене биопика она, чувственно прикусив нижнюю губку, с томной улыбкой наблюдает за разгоном казаками стихийного бунта рабочих - и понимает, что взрывному мастурбаторному распутству бунта может и должно быть противопоставлено бесконечное сладострастие революционной борьбы, перманентный оргазм подрывной, диверсионной, пропагандистской и организационной деятельности.
Современники описывали Донского как «человека, живущего эмоциями и по существу мало понимающего в политике» и, одновременно, как «человека, умеющего беседовать с богами». Кажущуюся несвоевременность предпоследней работы великого мастера подчеркивает удивительный факт - в 1972 году «Надежда» была единственным запущенным в производство фильмом о Ленине. Но это и не фильм о Ленине. Если в соцреалистическом кино вождь мирового пролетариата был эксцентричным суетливым стариком, комическим "дедушкой" при степенном рассудительном "отце" Сталине, а в нарождавшемся в начале 70-х брежневианском каноне он предстает респектабельным компетентным управленцем, топ-менеджером молодой советской республики, то в «Надежде» Ленина просто нет. Фильм Донского - это, пользуясь терминологией Грегора Модера, «комедия лакуны, которая сосредотачивается вокруг фальшивой бороды, вокруг накладного фаллического символа». Фаллическая нехватка вводится Донским как избыток - как уникальная способность Крупской к принятию постоянных либидинальных импульсов, табуируемых революционных перверсивных фантазмов, и эта самодостаточность женского наслаждения вызывала у первых зрителей картины одновременно страх и смех. «Разговор о смерти вызывает смех — смех принужденный и непристойный. Разговор о сексе не вызывает даже и такой реакции», - так через два года после состоявшейся 5 ноября 1973 года премьеры комедии Донского пытался отрефлексировать увиденное Бодрийяр. Политический терроризм сексуальной революции вывел влечение смерти за пределы фаллического закона и стал прибавочным наслаждением женщины, а пришедшийся как нельзя ко времени фильм Донского поднял вторую волну феминистического насилия: вслед за «Надеждой» с экрана в жизнь пришли Ирмгард Меллер и Ангела Лютер, Бригитта Монхаупт и Зиглинде Хофманн, Натали Менигон и Жоэль Оброн.
6. У самого Черного моря.
Потомственный советский литератор Георгий Гулиа, сын создателя абхазской письменности, творил исключительно на русском языке, жил в московском номенклатурном золотом гетто на Новопесчаной, а на историческую родину ездил как в антропологическую экспедицию, чтобы лишний раз проверить свою коллекцию автомобилей в гараже дачи в Агудзере и понаблюдать за жизнью аборигенов - изнывающих от безделья и похоти усатых мужчин в смешных кепках-аэродромах, чудаковатых седых стариков-лозоходцев, изрыгающих патентованные благоглупости (т.н. «народную мудрость») и перемывающих друг другу кости бесформенных и безвозрастных тетушек и кумушек, замотанных в черное тряпье.
Из записей этих многократно переиздававшихся в сборниках «малой прозы» полевых наблюдений, которые критика превозносила как «небольшие, пересыпанные блестками юмора, остроумия рассказы и новеллы», литературные негры Гулиа слепили к 60-летию писателя -лауреата сценарий полнометражного фильма «У самого Черного моря». Руководство телестудии «Мосфильма", получившее сверху «юбилейную» разнарядку, поручило режиссуру двум невостребованным аутсайдерам - актеру-эпизоднику Александру Кузнецову и начинающему кинодраматургу Оскару "Никичу" Криличевскому (фильм так и остался фактически единственным в их режиссерской карьере) - и приставило к ним ушлого продюсера Семена Кутикова, который выбил съемочной группе командировку на Золотой берег Абхазии в разгар бархатного сезона. 25 апреля 1975 года в телевизионный эфир впервые вышла комедия о том, как «молодой москвич проводит свой отпуск в маленьком абхазском селении. Радости и горести, будни и праздники жителей села вторгаются в его жизнь, и он становится их активным участником».
Этот синопсис от правобладателя комичен уже сам по себе, хотя бы потому, что жовиальный «молодой москвич» в фильме - это 55-летний холостяк в брюках с высокой талией, габитусом школьного преподавателя НВП и повадками маньяка из тех, что месяцами продолжают жить с умершей мамой в хрущевской двушке-распашонке (очередное блестящее попадание в образ от корифея актерского киноцеха Николая Гринько). Но еще смешнее то, что Глебу Николаевичу Чехарину, исследователю византийской литературы X-XV веков, автору монографии о Родосских песнях любви (альтер-эго Гулиа, баловавшегося «исторической прозой»), приехавшему отдыхать дикарем в поселок Мысра, еще недавно бывший временным прибежищем пиратов и контрабандистов в малярийных болотах, нет никакого дела ни до будней и праздников самого села, ни до радостей и горестей его обитателей. И это при том, что столичный литературовед выступает объектом желания сразу трех женщин - секретаря поселкового совета Виолы (запинающаяся Лия Ахеджакова, копирующая комические приемы Пиппо Франко), куротницы Лиды (Марина Полбенцева в образе Дианы Дорс) и виноградаря местного совхоза Светланы (хиппующая Валентина Теличкина с переводным тату «власть цветов» на щеке нагружает зрителей либидинозными фантазмами обошедшего их стороной «лета любви»). Своей демонстративной невовлеченностью в происходящее Чехарин как бы нехотя стравливает перевозбудившихся баб, и без того готовых вцепиться друг другу в импортные парики («Вам нужно очень серьезно лечиться!» - шипит примадонна киевского мюзик-холла Лида на местную активистку Виолу; «Обаяние у Лиды деланое, популярность копеечная, а впечатляет набор красок и самореклама», - злословит Светлана за спиной соперницы).
Кузнецов и Никич выстраивают свою комедию как ловушку для зрителя, заманивая его ожиданием конвенциональной развязки и оставляя ни с чем (даже застолье в финале оказывается не свадебным, а солнцепоклонническим). Фильм становится гимном неуловимости перверта, прославлением нарциссического сопротивления Чехарина попыткам украсть у него одинокое наслаждение самим собой. Чехаринская сексуальная дисфункциональность, его радостная анальная андрогинность подрывает жесткий социальный канон эротической комедии.
«Глеб Николаевич, скажите, на своем жизненном пути вы встречали нашу современницу, которая бы созрела для удовлетворения <ваших> духовных потребностей?» - спрашивает задыхающаяся от вожделения Виола. Чехарин загадочно молчит: перверту не нужен «созревший плод», его тело принадлежит Другому и служит для поддержания наслаждения Другого.
Неудивительно, что пионерская субверсивная комедия Кузнецова и Никича была встречена с непониманием. «Признаюсь, я не поверил, когда увидел титр «конец» в фильме «У самого Черного моря», - недоумевал влиятельный критик Виктор Демин на страницах журнала «Советский экран», - Решил, что, наверное, после программы «Время» передадут вторую серию. Уж больно обидно — сидеть, терпеть, ждать: вот, мол, что-то будет, и так ничего не получить в результате». Немецкие мастера эротической комедии в своем раздражении пошли еще дальше - через полтора года после премьеры «У самого Черного моря» они выпустили свой консервативный ответ на подрывную работу советских конкурентов под недвусмысленным названием «Плод созрел», превратив пожилого нарцисса Чехарина в 19-летнюю нимфоманку Патрицию, обретающую в итоге серии приключений на морском курорте простое бабское счастье. Так абхазская фига <в кармане> стала греческой смоковницей.
7. Путешествие миссис Шелтон.
Знаменитый мем «В СССР секса нет», отсылающий к формуле Лакана "il n'y a pas de rapport sexuel", имеет, как и каждый культурный продукт, произведеный в криптоколонии, свой первоисточник в метрополии - фарс Алистера Фута и Тони Марриота «Никакого секса, пожалуйста, мы - британцы», впервые показанный на лондонской сцене в 1971 году и не сходивший с подмостков Вест-Энда следующие 17 лет. Популярный в Одессе телевизионный диктор и начинающий драматург Рудольф "Рудик" Отколенко, несомненно, вдохновлялся этой пьесой (и ее кинематографической версией 1973 года), когда начал работать над сценарием очередной эротической комедии Одесской киностудии «Путешествие миссис Шелтон» - истории о невозможности сексуальных отношений между двумя чопорными англичанами - истеричной швеей-надомницей с шахтерского севера Элен Шелтон и тяжелым ипохондриком, портовым разнорабочим из Саутгемптона Джоном Кейтсом/Иттингом, волею судьбы встретившимися в морском круизе «Лондон - Сидней» на советском теплоходе (в его роли выступил океанский лайнер «Михаил Лермонтов»), зафрахтованном английской туристической фирмой.
Чтобы подчеркнуть главную тему фильма, режиссер Радомир Василевский, уже знакомый зрителю по гендерному триллеру «Дубравка», пригласил на главные роли двух максимально неподходящих друг другу актеров - утонченного клозетного гея, капризную приму театра Моссовета Геннадия Бортникова и разбитную Валентину Талызину с лицом и манерами потасканной бордель-мамы (Талызина легко могла бы исполнить тот самый скетч об отсутствии советского секса на телемосте «Женщины говорят с женщинами» вместо администратора интуристовской гостиницы «Ленинград» (т.е. бандерши валютного кагэбэшного притона) Людмилы Ивановой, позднее эмигрировавшей в Германию).
Но речь в картине, разумеется, идет не о "технической" невозможности сексуальных отношений, как в такой же причудливой паре фабианцев Сиднея и Беатриссы Вебб, обучавших на рубеже веков в Англии юную Александру Коллонтай азам того, что они стеснительно называли «рабочим движением». Василевского и Отколенко интересуют пределы эротического высказывания: сексуальные отношения невозможны потому, что о них невозможно что-то рассказать, как-то описать их, определить или исчислить. Если это и получается сделать, то только с медицинской (физио-, психо-, патологической) точки зрения. «Сексуальное не пишется» и может сообщать о себе разве что опытом избыточной жизни тела, его медицинскими эксцессами, как это случилось с Талызиной во время съемок. «У меня был роман с кагэбэшником, от которого я забеременела. Я не решилась оставить ребёнка и сделала эту операцию в Одессе в гинекологической клинике. Всё прошло неудачно, - рассказывала Валентина Илларионовна, - В павильоне стояла жара от софитов, и вдруг я почувствовала, как из меня что-то хлынуло. Я увидела, что из меня вышла большая кровавая "лягушка"... И опять и опять вылетали эти кровавые "лягушки"».
История Иттинга и Шелтон разыгрывается на океанском круизном судне - идеальной модели чумного обсерватора или паноптикона, в котором "отдыхающие" подвергают себя самоизоляции за собственный счет, добровольно отдавая себя во власть и под надзор санитаров - людей в белых кителях и халатах. Создатели фильма, разумеется, задействуют элементы т.н. «эротики белых халатов» - квази-медицинского эротического дискурса 60 -х годов. Судовой врач Караваев (Всеволод Сафонов, непревзойденный мастер амбивалентности и оборотничества) выступает главной инстанцией надзора и власти на судне, неотступно следуя за капитаном и замыкая на себя все разговоры о сексе и ритуалы признания влюбленных. «Передайте Иттингу, что я его жду в каюте», - просит Караваева миссис Шелтон. «Я стал ее видеть во сне», - признается зловещему медиатору желания мистер Иттинг. Без клинического надзора над сексуальностью невозможно создать лексикон сексуального наслаждения.
«У нас на судне зайцев быть не может, - твердо и четко заявляет капитан Кравченко (красавец Владимир Талашко) и поясняет: - Так у нас называют безбилетных пассажиров». "Отдыхать" в такой плавучей тюрьме невозможно, в такой круиз можно и нужно отправляться только зайцем - гоббсовским фри-райдером, киником, не связанным с надзирателями никаким «общественным договором» и имеющим конечной целью побег. Это и есть главный посыл фильма, которого, разумеется, не могли понять эпигоны с американского телевизионного канала АВС Спеллинг и Сондерс, запустившие через год после премеры «Путешествия миссис Шелтон», состоявшейся 17 августа 1975 года, свой бесконечный комедийный сериал об эротических похождениях экипажа и пассажиров океанского круизного лайнера (первый пилот «Корабля любви» вышел в эфир 17 сентября 1976 года).
В декабре 1974 года, когда «Путешествие...» еще монтировалось, Слава Курилов спрыгнул с кормы плавучего паноптикона - лайнера «Советский Союз», совершавшего типичный советский «круиз без захода в порты» (аналог этапирования), и проплыл в открытом океане сто километров за трое суток, прежде чем выбраться на берег свободы. Уроженка Коммунарска Луганской области Лилиана Гасинская, вдохновившись образом неприступной стюардессы Зои из «Путешествия...», поступила в Одесское ПТУ морского туристского сервиса, а после его окончания распределилась в ЧМП для работы официанткой на круизах «Совфрахта». Через пару месяцев после премьеры следующей совместной работы Отколенко и Василевского - историко-революционного фильма с недвусмысленным названием «Побег из тюрьмы», - 14 января 1979 года, во время стоянки советского круизного теплохода «Леонид Собинов» в порту Сиднея «девушка в красном бикини» покинула борт плавучей тюрьмы через иллюминатор и за 40 минут доплыла до берега Сиднейской бухты.
Через семь лет - 16 февраля 1986 года - неподалеку от этих мест затонул снявшийся в «Путешествии...» теплоход «Михаил Лермонтов», выполнявший круиз на основании фрахта с английской туристической фирмой, 17 июля вышел в эфир телемост Ленинград - Бостон со скетчем «В СССР секса нет», еще через год в лондонском Театрленде прошла последняя реприза фарса «Никакого секса, пожалуйста, мы - британцы», телеканал АВС показал последнюю серию «Корабля любви», а вскоре ушла на дно и вся советская Атлантида.
Окончание здесь.
Моя 10-ка лучших эротических комедий - 1.
2022-04-14 11:24 moskovitza
Трудно представить себе киножанр менее смешной, чем эротическая комедия - несмешной настолько, что он умер даже раньше, чем само кино. Но, может быть, именно сейчас, когда постироничное трансчеловечество, безумно хохоча в объятиях санитаров, добровольно расстается со своим человеческим, слишком человеческим геномом, стоит посмотреть последним взглядом на фильмы, создатели которых с простодушной искренностью пытались представить Эрос не частью всепобеждающего Танатоса, а его бинарной оппозицией, обещающей конец одиночества, излечение от влечения смерти и ре/эволюционное усовершенствование человеческого порядка. Вот почему я решила составить свою 10-ку лучших эротических комедий времен расцвета жанра - 70-х годов прошлого века.
1. Посол Советского Союза.
«Понятно, теория Александры Коллонтай: революция должна разрушить брак», - скептически комментирует советский фигурист Владимир Ильич утверждение своей югославской поклонницы Милены о том, что «без свободной любви нет истинной революции». Фильм Душана Макавеева «В.Р.: мистерии организма», посвященный психоаналитику Вильгельму Райху, вышел на экраны 10 мая 1971 года, ровно через год после всесоюзной премьеры картины Георгия Натансона «Посол Советского Союза». Осуществленный Райхом, создателем сексуально-энергетической социологии, фрейдо-марксистский синтез был бы невозможен без предшествовавших ему теоретических (растиражированных россыпью апокрифических мемов: «дорогу крылатому Эросу», «долой стыд», «теория стакана воды» и т.п.) и практических усилий (поисков «новых, более совершенных, полных и радостных отношений между полами») валькирии половой революции Коллонтай, выведенной под именем Елены Кольцовой в пьесе "братьев Тур" «Чрезвычайный посол» и ее экранизации.
Ариадна Пугавко, одна из "братьев Тур" и соавтор пьесы и сценария «Посла», не понаслышке знала об отмирании старой семьи, так описанном Коллонтай в программной статье 1918 года: «Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с "устойчивой семьей" и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным — "дикий брак", брак парный и брак втроем и даже сложная форма брака вчетвером». В 15 лет Пугавко пополнила ряды несовершеннолетних жен знаменитого немецкого коммунистического секс-туриста товарища Макса Гельца («Об отношении Гельца к женщинам, комсомолкам и пионерам мне было сообщено товарищами, которые с ним ездили», - рапортовала мопровка Стасова, в свое время приведшая Коллонтай в половую революцию; речь, вероятно, шла о ткачихах, которые, по воспоминаниям современников, «ездили к Гельцу в гости целыми фабриками»), а после его загадочной смерти вошла в большую семью "братьев Тур" вместе с такой же страстной байкершей, дочерью внешторговского функционера Дзидрой Кадике, ее мужем Леонидом Тубельским и его соавтором Петром Рыжеем.
Пугавко и Рыжей в «Чрезвычайном после» помещают старуху Коллонтай (в МХАТовской постановке 1967 года ее роль исполняла парторг театра Ангелина Степанова, разменявшая седьмой десяток) в дурную бесконечность сказки «Золушка» как снова и снова терпящей крах стратегии статусной компенсации. Пролетарская принцесса дворянского происхождения садится в Карету и едет во Дворец на Бал "крутить динамо" сказочному европейскому Принцу, поведшемуся на отороченный экзотическим русским мехом Башмачок. Но с последним ударом кремлевских курантов карета превращается в дыбенковскую тачанку, «элегантная меховая пелерина» - в кацавейку из драной кошки, а дряхлая "замарашка"-посол возвращается не в первое в мире государство сказочного благоденствия рабочих и крестьян, а во всю ту же ледяную пустыню Реального, по которой в недоумении бродил корреспондент «Свенска дагбладет» в напрасных поисках «теплых уборных».
Опытный Натансон, снимая «Посла» как эротическую комедию, хорошо понимал, что главное в механизме производства комического - это точно откалиброванный зазор между ожиданием и действительностью. Поэтому, позаимствовав на роль шведского короля потешного старца Анатолия Кторова из МХАТовской постановки, в пару ему режиссер поставил не жуткую старуху, а 45-летнюю приму вахтанговского театра Юлию Борисову (через год отчаянно молодящейся Борисовой придется конкурировать на сцене в роли Клеопатры с образами, созданными Вивьен Ли и Элизабет Тейлор на пороге тридцатилетия). «Что поделать, - скрывая неловким смешком новомодный «кризис среднего возраста», признается Коллонтай прелестной графине Рунге (Ада Лундвер, белокурая дива таллинского варьете «Астория»), - Мне приходится исполнять сразу две обязанности: посла и его жены». Эту сцену на премьерных показах в апреле 1970 года переполненные залы встречали дружным хохотом. Десятилетия борьбы Коллонтай за новые сексуальные отношения, коллективную семью, за женские агентность и субъектность завершились не просто «кризисом», но крушением - комическим конструктом андрогинного равенства в одиночестве, которое в принципе не может быть коллективным, причем определить (отразить на письме) эту конструкцию оказалось возможным только в терминах буржуазного брака.
За месяц до премьеры «Посла Советского Союза», на мартовской лекции семинара «Изнанка психоанализа» Жак Лакан впервые представил слушателям знаменитую формулу: il n'y a pas de rapport sexuel («сексуальных отношений не существует»), впоследствии локализованную для 1/6 части суши в версии «в СССР секса нет». Так Натансон и Пугавко стали полноправными участниками лаканианского поворота во фрейдомарксизме, легитимизировавшего в академическом дискурсе и масскульте дискурсивную сексуальность.
2. А человек играет на трубе.
В 1970 году два амбициозных дебютанта Одесской киностудии - режиссер Борис Дуров и сценарист Владислав Федосеев - заложили основы субжанра эротического кино, впоследствии получившего широкую известность как «альпийская секс-комедия» или «баварское порно». Согласно растиражированной "официальной" версии, немецкий режиссер Франц Марушка почерпнул идею своего первого ледерхозе-фильма «Привет из кожаных штанов», вышедшего в прокат 15 марта 1973 года и вызвавшего волну сиквелов и подражаний, из газетной заметки о молодежном досуге в альпийской горной гостнице. Очевидно, однако, что Марушка просто скопировал сюжетные тропы и визуальные коды фильма «А человек играет на трубе», впервые показанного по центральному телевидению двумя годами ранее - 26 апреля 1971 года.
Хотя действие картины Дубова и Федосеева разворачивается не в Баварских Альпах, а в Карпатах - на провинциальных задворках альпийской горной складчатости - требовательный любитель «баварского порно» найдет в ней все приметы жанра - от тирольской шляпы на голове директора горной гостиницы (знаменитый Борис Сичкин) и альпийского йодля, которым пылкий влюбленный Миша подзывает в горах ледяную красавицу Наташу (юный выпускник ЛГИТМиКа Вячеслав Гунин и Виктория Лепко, "пани Каролинка" из кислотного вестерна «Кабачок "13 стульев"»), до озорных горнолыжных трюков плотоядных инструкторов (исполненные энтузиастами нарождающейся субкультуры на самопальных лыжах, они ничем не уступают кульбитам профессиональных спортсменов из фильма канадского режиссера Роджера Кардинала «Секс в снегу», вышедшего в прокат всего на месяц раньше) и веселой беготни по гостиничным коридорам и «перепутанным номерам с незапирающимися ванными» под остроумный эйсид-джаз импровизаторов-авангардистов Евгения и Андрея Геворгянов, резидентов московского музыкального кафе «Аэлита». Не случайно в 1976 году советские кинозрители расходились с показов фривольной картины Альфреда Форера «Трое на снегу», с неимоверным трудом полученной «Совэкспортфильмом» по бартерной сделке (в обмен на прокатные права на психотриллер Сергея Микаэляна «Премия» о захвате заложников красной бригадой Потапова) со стойким ощущением, что все это они уже где-то видели.
Но главное в пионерской работе мастеров Одесской студии - это демонстрация товарной сексуальности "отдыха", которой помечено все на престижном курорте - фабрике по производству желания. В пасмурной зимней Одессе Миша, то и дело расчехляющий свою маленькую блестящую трубу, с маниакальной навязчивостью преследовал Наташу, тщетно пытаясь обратить ее в объект своего желания, а Наташа при помощи истерических симптомов давала понять, что отказывается служить "пустым экраном" его вожделения. Курорт - это место, где женщина автоматически утверждается в статусе объекта: «Право быть Наташиным партнером предоставляется тому, кто ее догонит на лыжном кроссе!» - сообщает выступающий господином дискурса Директор гостиницы приехавшим на отдых молодым рабочим и студентам. Отдых эротизирован потому, что встроен в производственный процесс как способ восстановления производительной силы. Снятый в 1974 году на волне успеха «баварского порно» и по его лекалам фильм Валерия Позднякова носит неслучайное название «Сюрпризы после смены»: зимний отдых в заводском профилактории обещает бригаде строителей приятные половые сюрпризы со стороны бригады маляров после рабочей смены, т.е. ставит сексуальную разрядку в зависимость от успешного выполнения производственного плана.
Альпийский досуг легитимизирует преследование вожделеющим Мишей своего объекта - в горах он примеряет на себя роль охотника и становится полноправным хищником. Не случайно местом съемки выбран только что построенный пансионат «Беркут». Беркут — самый крупный из орлов, хищных птиц семейства ястребиных. Название пансионата, несомненно, отсылает к знаменитому «Орлиному гнезду» в Баварских Альпах, но и превосходит его, так же как дерзкий образчик гуцульского архитектурного модернизма от Грынива и Воловца превосходит традиционный филистерский дизайн «уютного гнездышка Гитлера» (как ласково называют туристический объект в Бергхофе рекламные буклеты). Таким же чудесным образом преображается и Мишина труба («Это что такое? Труба?! Так поднимите ее - она, наверное, помялась», - потешается над Мишиным инструментом одесский профессор-экзаменатор), вздымаясь вверх знаменитой гуцульской трембитой – самым длинным музыкальным инструментом в мире. Наташа, конечно же, не может не заметить этого и, в полном соответствии с асимметрией “сексуальных отношений”, получает свой курортный приз: она жарким любовным поцелуем расколдовывает Мишу, замерзшего, подобно лягушонку Кваки, на Яблунецком перевале между мазохистской Галицией и садистской Трансильванией.
3. Где вы, рыцари?
С каждым годом все меньше зрителей готовы обменивать растрачиваемый ресурс своего смеха на стандартный набор слэпстик-гэгов, упакованных в т.н. «американские комедии для взрослых», в которых американские сорокалетние девственники снова и снова падают лицом в американские же пироги. Отталкивающая неспособность голливудских бракоделов отрефлексировать современный феномен лишения миллионов людей доступа к рынку "сексуальных отношений", ведущего к их исключению из социального обмена эротизированными телами и последующей (само)стигматизации, тем поразительнее, что уже более полувека назад на Киевской киностудии им. Довженко был найден универсальный рецепт комедии об инцеле - человеке, оставшемся наедине со своей сексуальностью и вынужденном инвестировать не в "отношения", а в паранойю.
Героем телефильма «Где вы, рыцари?», впервые вышедшего в эфир 30 декабря 1971 года, стал именно такой Инцел - ботан с внешкой Sub8, сорокалетний доктор биохимии Кресовский (популярный комедийный актер Леонид Быков безошибочно пригласил самого себя на роль «вундеркинда с неразвитой мускулатурой» в картину, где ему удалось максимально реализовать свой скромный режиссерский потенциал, не в последнюю очередь благодаря продолжению сотрудничества с творческим союзом драмоделов, взявших, в пику "братьям Тур", коллективный псевдоним "сестры Гинряры" (ставшую хитом театрального сезона 1969-70 годов пьесу «Уходят женщины», легшую в основу сценария, написали две из трех сестер - Михаил Гиндин и Генрих Рябкин)), подвергшийся жесткому газлайтингу со стороны Чада и Стейси (рокера-байкера Жени и мастера парашютного спорта Юли; снявшиеся в их ролях Александр Халецкий и Елена Брацлавская после бегства в США в 1975 году пытались построить американскую карьеру именно на таком образе пары пугающе совершенных гига-альфачей - дуэта Sasha & Lena).
Для чада-Жени, столичного мажора, «содержателя двухкомнатного притона», и стейси-Юли, амбициозной иногородней лаборантки Института биохимии, их показной, демонстративный дейтинг, начавшийся из протеста против институтских интриг («Назло всем? - это неплохо!», - азартно восклицает Юля), - разновидность трейдинга, в котором возможные "сердечные" риски воспринимаются как часть биржевой ”любви-игры”. Для инцела Кресовского, открыто декларирующего свою недобровольную исключенность из социального и сексуального обмена («Одиночество страшнее смерти», - красуется он в разговоре со своим расчетливым ассистентом Ермиловым), "неразделенная любовь" к Юлии («Это прекрасно: любить, надеяться, ревновать», - постанывает безумный ученый в приступе эротического томления) служит лишь прикрытием его подлинного стремления - проникнуть по ту сторону принципа удовольствия, к пределу наслаждения. Такое наслаждение вcегда одиноко, его нельзя разделить с фантазматической "возлюбленной" - если какие-то отношения и возможны, то отложенные "на потом". Но такая отсрочка не может быть бесконечной, и опытный перверт Кресовский прибегает к спасительному смещению, превращающему субъект влечения в объект.
Таким объектом предсказуемо становится туфелька Юлии: впервые прикоснувшись к Башмачку "Прекрасной Дамы" на Балу (танцевальном вечере на институтской базе отдыха), Кресовский останавливает свое желание, "пристегивая" его к фетишу. Инцел больше не принадлежит себе: его мучительное "удовольствие желать" принесено в жертву наслаждению Другого, а Башмачок (психический протез, купирующий страх кастрации) служит переключателем для запуска эксцессивных разрядок. «Что это?» - в ужасе спрашивает Кресовский, увидев пару юлиных башмачков на полу в комнате Жени. «Туфли» - кротко отвечает либертен, заманивая жертву в воронку безумия, и на вопрос: «А почему здесь?» отвечает безошибочно-объективирующе: «Ночевали у меня», вызывая у обезумевшего инцела приступ неконтролируемой агрессии, запротоколированный в отделении милиции как «рыцарский поединок на шпагах».
«Юрочка, а могли бы вы из-за меня подраться на шпагах?» - спрашивает своего возлюбленного и непосредственного начальника расследующая устроенную Кресовским поножовщину лейтенант милиции Нина Тищенко (Людмила Сосюра, жена главного редактора довженковской телестудии). Так Быков, Гиндин и Рябкин предлагают зрителю задуматься над вопросом, вынесенным в название комедии. Где, в какой топологии находится мужчина-рыцарь, слуга Прекрасной Дамы, вменяющей ему беспрекословное исполнение эксцентричных желаний?
«Женщина, Женечка, - это загадка материи; женщина может выкинуть такую зигзаг-параболу», - говорит своему соседу по коммунальному притону измученный ночными кошмарами Егор Францевич, и он, очевидно, знает больше, чем говорит (дискурс господина подчеркивается приглашением на эту роль Вадима Байкова, знаменитого "пана Вотрубы": свой статус крипто-Ленина из «Кабачка "13 стульев"» он подтверждает обращенной к оппоненту инвективой: «Вы - нечеловечный человек»). Как некоторые космические тела, проходящие по параболической траектории вблизи массивных объектов, не захватываются их гравитационным полем и продолжают свободный полет, так и женщина ускользает от определения. Женское наслаждение не может быть уловлено в языке, поскольку принадлежит Другому. Рыцарь-инцел, слуга «нечеловеческого партнера», залипающий в мучительном наслаждении Другого, может встретиться со своим объектом желания только в психозе.
4. Юлька.
«Нашу Юлю обвиняют в аморальном поведении! Она заперлась с одним мальчиком в классе! - отчаянно кричит в лицо своему мужу мать 16-летней Юлии Похвалько, - Я тебе говорила, что это училище до добра не доведет!». Фильм «Юлька» задумывался Одесской киностудией, вдохновленной мировым успехом изобретенного ею «баварского порно», как составная часть нового проекта немецких мастеров эротической комедии - запущенной в 1970 году серии картин «Доклад о школьницах», в доступной форме рассказывавших зрителям о сексуальных эскападах подрастающего поколения: о том, «что родители считают невозможным», «что лишает родителей сна», «о чем родители даже боятся подумать» и «что приводит водителей в отчаяние».
«Юлька», вышедшая на экраны 28 января 1973 года, вполне могла бы стать одной из виньеток очередного фильма Эрнста Хофбауэра и Вальтера Бооса «Доклад о школьницах - 5: то, что все родители должны знать», премьера которого состоялась двумя месяцами позже. Могла бы, но не стала, быстро исчезнув из проката и не принеся славы своим создателям: она так и осталась единственной самостоятельной работой "вечно второго" режиссера-ветерана Константина Жука (вторым он был и на картине «А человек играет на трубе») и сценаристки Евгении Рудых, многолетнего начальника сценарного отдела студии; на ней закончилась, по существу не начавшись, актерская карьера исполнителей главных ролей - Ирины Варлей и Виктора Царькова; и даже музыка Евгения и Андрея Геворгянов, повлиявшая в свое время на ледерхозе-саундтреки Питера Вайнера, потерялась на фоне запоминающегося аудиоряда штатного композитора «Школьниц» Герта Вилдена. Очевидно, было в этой внешне непритязательной эротической комедии что-то, о чем не «должны были знать все родители».
Комедия Жука и Рудых изначально развивается по стандартной для «Докладов о школьницах» схеме: проснувшееся любовное влечение отправляет восьмиклассницу Юльку на экстренный поиск объекта либидных интенций, вызванная вожделением трансгрессия привлекает внимание надзорных инстанций - родителей и педагогов - и становится предметом разбирательства, заканчивающегося фальшивым признанием (ложной исповедью) объекта, запускающим комическую спираль власти и удовольствия от обмана и нарушения правил сексуального поведения. Цель этой затеянной властью манипуляции, имплицитно включающей игровой элемент "свободы" - "сексуальное насыщение" объекта, т. е. включение его либидо в социум на условиях, навязываемых господствующими культурными стереотипами.
Своего Принца - видного самца Колю Котолупа - Юлька встречает на городской танцплощадке «Чудильник», куда она тайком от родителей сбежала в маминых туфлях. «Это был первый бал в моей жизни!» - восторженно признается очередная советская Золушка своей монструозной бабушке (королева крипоты Вера Кузнецова). «Твоей дочери пора иметь свои туфли на каблуках», - формулирует бабушка Юлькин запрос на перекодирование желания в товарную сексуальность. И здесь сюжетные линии «Докладов о школьницах» и «Юльки» расходятся.
Уйдя вслед за Котолупом после восьмого класса в профессионально-техническое училище, Юлька - дочь благополучных родителей из технической и творческой интеллигенции - не просто понижает в акте индивидуальной любовной трансгрессии свой социальный и символический статус до уровня "рабочего" - маляра-отделочника. Труд - ни в какой форме - не являлся изначальной целью ее сексуальности, ни как женский labour (роды), т.е. генитальное воспроизводство природы (Юлька, родившаяся в год декриминализации абортов, формировалась с представлением о телесной автономии), ни как воспроизводство капитала. «Это не моя обязанность - работать, а рабочих, - одергивает Юлька директора школы, - Каждый должен быть занят своим делом! - и уже менее решительно добавляет: - Мое дело - учиться». Впрочем, к учебе «глупышкa» (по маминому определению) Юлька также не способна - ее в одинаковой степени мутит и от умственного, и от физического труда. Ее дело - встроить свое тело, захваченное желанием, в режим либидинальности.
И здесь она встречается с неожиданным препятствием. «Не каждому удается быть счастливым в любви», - осторожно намекает заместитель директора ПТУ Егор Семенович (нарратив любви традиционно замещает цензурированную риторику сексуальности), а преподаватель Тимофей Иванович открыто угрожает: «Кто не находит счастья в работе, тот не найдет его и в любви».
Если цель капиталистической власти в «Докладах...» - изъять генерируемое школьницами прибавочное наслаждение через экстатическое потребление ими либидинально ориентированных образов (товаров), чтобы затем вписать его в капиталистический оборот, то руководители распределительной экономики, в которой движение капитала считается непристойным и потому спрятано от посторонних глаз, пытаются изъять прибавочное наслаждение не через производство консьюмеристских желаний (невозможное в условиях тотального дефицита), а через сексуализацию труда. Юльке по старинке вменяется т.н. «потребность в труде», к ней обращен анальный призыв «поднатужиться», якобы вознаграждаемый «неотчуждаемым» стахановским экстатическим оргазмом, но на дворе 70-е годы, и ржавая советская машина рационализации сексуальности давно дает сбои. «А давайте покрасим стены класса в разные цвета! - щебечут ПТУшницы, уныло имитируя трудовой энтузиазм, - А давайте работать в каникулы, чтобы успеть закончить ремонт школы к 1 сентября». Юлька, усвоившая этот казенный дискурс не хуже своих товарок, знает ему подлинную цену и не собирается сдавать государству свою валюту желания по курсу «Известий».
Уже в первой своей (совместной с легендарным Александром Серым) картине «Иностранка» Жук показал, как случайно открывшая для себя экономию нехватки французская школьница Мадлен Бертье начинает увлеченно спекулировать дефицитным мороженым на одесском Золотом пляже («Она брала много денег - у нас это называется спекуляция!» - возмущаются отдыхающие. «А что, это разве плохо?» - недоумевает Мадлен). Юлька, не способная самостоятельно выполнить шпаклевку окна, использует Котолупа, чтобы фальсифицировать в свою пользу результаты конкурса по профессии. «Кем же ты станешь, если еще девчонкой начинаешь свою жизнь с обмана?» - в ужасе спрашивает отец. Но должны ли родители знать то, что попытался сформулировать Лиотар через год после премьеры «Юльки»: «Если верно, что не подлежащий обмену фантазм желания обретает способность стать доступным для коммерции, то вырисовывается нечто вроде либидинальной валюты, или, скорее, нечто вроде конвертируемого в валюту либидо».
Продолжение здесь.
Моя 10-ка лучших кинематографических специальных агенток - 3.
2021-08-01 13:26 moskovitza
Первая чaсть здесь, вторая - здесь
8.Лидия Флоря, она же Мария Валуце, она же Лидия Северинова, она же «Актриса», она же Агент № 12.
Роковая красавица Мария Валуце, нелегально проникшая на территорию Молдавии под личиной фольклористки Лидии Флоря, без труда влюбляет в себя талантливого кишиневского пианиста Штефана, а её коллеги из базирующегося в Вене разведцентра среди бела дня похищают приехавшего на международный симпозиум отца музыканта - профессора Андрея Ротаря и пытаются склонить его к научному сотрудничеству при помощи добытого шпионкой компромата. В 1976 году, когда студия «Молдова-фильм» поручила дебютанту Иону Скутельнику постановку фильма «Агент секретной службы», трудно было представить себе менее своевременный сюжет: в недавно открывшемся в пригороде австрийской столицы Международном Институте прикладного системного анализа – детище усилий президента Джонсона и предсовмина Косыгина -западные ученые предавались совместным научным исследованиям с коллегами из Восточного блока под приглядом председателя Лондонского зоологического общества лорда Солли Цукермана и зятя «царевича Алексея» Джермена Гвишиани, в Москве заработал созданный все тем же Гвишиани филиал МИПСА – Всесоюзный научно-исследовательский институт системного анализа, а только что учрежденный в Вене совзагранбанк «Донаубанк» планомерно перекачивал «золото партии» на зарубежные счета бенефициаров из Политбюро.
Но сценарист Михаил Маклярский, взяв за основу триллер молдавского писателя Иосифа Фрейлихмана «Сюрприз-12», впервые опубликованный в 1957 году, многократно переиздававшийся в составе суперпопулярного омнибуса «Щупальца спрута», библиотечные экземпляры которого были зачитаны до состояния Кумранских свитков, и получивший культовый статус в Венгрии (перевод выдержал несколько изданий, а в 1977 году был адаптирован маститым Тибором Хорватом для комикса Атиллы Фазекаша в газете «Непсаба»), в своем последнем шпионском фильме (он не дожил девяти месяцев до всесоюзной премьеры в марте 1979 года), снова сделал то, что всегда ему удавалось лучше всего – придумал целую сеть хорошо законспирированных австро-венгерских шпионов. Австро-Венгрия в свое время «слиняла в три дня», но самая большая разведывательная агентура континентальной Европы, конечно же, никуда не делась. Часть т.н. «австрийских военнопленных» трудоустроилась в разведуправлении ГШ РККА и попала под английскую зачистку «немецко-троцкистских шпионов» в 1937 году, а остатки агентуры, законсервированной в странах Восточного блока под цели британского проекта «Израиль», были слиты в рамках т.н. «разоблачения сионистского заговора». Маклярский, «подтянутый, седоватый джентльмен с иронической всезнающей усмешкой на губах» (каким он запомнился слушателям Высших сценарных курсов), выдававший себя за сына одесского портного, арестовывался в ходе каждого из этих процессов, и каждый раз, как и положено английскому куратору, выходил сухим из воды.
Среди странных, причудливых порождений фантазии Маклярского, напоминающих самого известного из его големов Николая Хохлова, изображавшего австрийского поляка, уроженца Трансильвании, - таких как заезжий коммерсант Юджин Каминский, невесть что забывший в Кишиневе, неприметная киоскерша Галина Няга, она же связная Мюллер, испуганная переводчица фрау Штудлер, - по праву выделяется самодостаточная и решительная агентка Флоря. Если у Фрейлихмана Лидия Северинова, дочь белогвардейца, отправляющаяся на свое первое задание в СССР – молодая, «не более двадцати пяти лет, живая, остроумная, стройная блондинка с пышными вьющимися волосами, большими голубыми с живой искоркой глазами, полуприкрытыми длинными ресницами и пухлыми, красивого рисунка губами», то в фильме это матерая 35-летняя разведчица с большим опытом работы в поле и уникальными боевыми навыками, сумрачная, выгоревшая на работе профессионалка. Скутельник доверил роль блистательной Ирине Мирошниченко, уже имевшей опыт работы в шпионском кино – в вышедшем в 1971 году криптоколониальном боевике сына режиссера Файнциммера «Миссия в Кабуле» она сыграла агентку Марину Сурицкую, в которой зрители узнали британскую разведчицу Евгению Шелепину, секретаршу Льва Троцкого и жену Артура Рэнсома, приставленую к первому из трех одновременно отправившихся в Афганистан советских посольств, конкурировавшихза право контролировать канал переправки царского золота английским кураторам большевиков. «Она не просто заблуждающийся человек - она враг!» - с содроганием говорит о Флоря полковник Василаке, и безжалостная разведчица с холодным блеском карих глаз, повернувшись к зрителю, подтверждает: «Я - агент номер 12. Это моя профессия. И больше ничего. Ненавижу. Ненавижу».
9. Ирина Равская, она же «Купюра», она же «Щука».
Телеспектакль «Самоубийство», поставленный в 1981 году ветераном Ленинградского телевидения Иваном Рассомахиным по повести редактора отдела морали и права журнала «Огонек» Виктора Пронина «С утра до вечера вопросы», погружает зрителя в странный призрачный мир социалистического предпринимательства, извлекающего прибыль из искусственного дефицита и криминализации повседневной экономической деятельности – мир «опытных комиссионных спекулянтов западногерманскими и японскими магнитофонами и транзисторами», валютных проституток и фарцовщиков, счастливых обладателей чеков Внешпосылторга, завсегдатаев ресторана гостиницы «Интурист», отплясывающих под запретные мелодии и ритмы зарубежного ВИА «Чингиз Хан», всесильных товароведов и товароведьм.
Такой ведьмой предстает в воображении простодушных («честных») ленинградских следователей Демина и Кувакина, бедных завсегдатаев пирожковых и пышечных, загадочная организаторка валютной торговли, известная в милицейских сводках под кличкой «Купюра». «Дамочка, по слухам, довольно приятной наружности, очень осторожная, ни с кем в контакт не вступает, выходит обычно сразу на иностранца, без каких бы то ни было посредников, - инструктирует своих подчиненных начальник следственного отдела РУВД Рожнов, – Мы знаем некоторых ее клиентов, знаем кое-какие ее приемы, но сама она пока остается неуловимой. Умеет заметать следы». Вот почему, когда в ходе расследования самоубийства иногородней студентки Селивановой, использовавшей итальянскую лиру в качестве книжной закладки, следователи выходят на усталую, замордованную, с трудом молодящуюся 40-летнюю хозяйку притона Ирину Аркадьевну Равскую (прима театра им. Комиссаржевской Наталья Орлова), они не сразу понимают, с кем (и чем) имеют дело.
А насторожить их могла бы уже планировка «бордельеро» Равской, оборудованного, как и конспиративная квартира ВГУ, на которой встречались Соболевская с Дежаном, потайной комнатой для фотофиксации досуга посетителей – «потасканных заморских кавалеров», как называет их Демин. Равская – креатура УКГБ по Ленинграду и области, специальная агентка, операторка элитных девушек по вызову Ларисы, Зины и Гали (пригласившего на их роли Ларису Леонову, Эру Зиганшину и Лейлу Киракосян режиссера Рассомахина можно по праву считать пионером новомодного «слепого кастинга»), пылесосящая розничный валютный рынок под крышей и в интересах бригадиров с Литейного. «Все станет известно людям, над которыми ваше начальство не властно!» - недвусмысленно предупреждает Равская озадаченных милиционеров. «Понимаю... Конечно, теперь уж не мы с вами будем заниматься, Ирина Аркадьевна, или как вас еще величают?..» - смущенно осекается Демин, для которого оперативный псевдоним специальной агентки Равской так и останется тайной.
10. Лена Козлова, она же Наташа Белая, она же Света Кораблева.
Маленькая книжечка «Секспионаж: эксплуатация секса советской разведкой», выпущенная нью-йоркским издательством «Харкорт Брейс Йованович» в 1976 году, вернула интерес к советским «ласточкам» и вызвала волну беллетризаций и экранизаций. Корреспондент Агенства печати «Новости» в США Геннадий Герасимов спешил поделиться со своей аудиторией впечатлениями о только что прочитанном «почти патологическом сочинении Дэвида Льюиса»: «Советская сторона, сообщается напуганному читателю, создала на базе «извечной сексуальной привлекательности теплого и податливого человеческого тела» развитую разведывательную индустрию. Причем наряду с «телами» красных соблазнительниц следует опасаться и технических новинок: зеркал или даже обоев, с другой стороны оказывающихся прозрачными, радиопередатчиков в накладных искусственных грудных сосках, видеомагнитофонов, работающих во тьме кромешной, препаратов, меняющих поведение в сторону куража…»
Одним из первым откликнулся на публикацию Льюиса отставной шпион Олег Грибанов, он же беллетрист Олег Шмелев. В повести «Знакомый почерк», написанной совместно с Владимиром Востоковым и опубликованной журналом«Огонёк» в 1977 году, Грибанов, «насмотревшийся всякого» через дырку в стене конспиративной квартиры ВГУ, с содроганием описывает уникальные эротические переживания штурмана советского торгового флота Юрия Фастова, попавшего в «медовую ловушку» двадцатилетней сексшпионки Наташи «Белой»: «Он вернулся домой на следующее утро. Он узнал за эти сутки много такого, чего при всем своем довольно многообразном опыте не успел узнать за предыдущие тридцать семь лет жизни. А на следующее утро все представилось не таким уж и гадким».
«Да, шальные деньги понюхал, смазливая девочка поцеловала, и все – готов!» – суммирует нехитрый метод вербовки Фастова куратор контрабандного канала, майор госбезопасности Краснов в экранизации повести, осуществленной опытным режиссером Владимиром Чеботаревым и вышедшей в прокат под названием «Кольцо из Амстердама» в марте 1982 года. «Подставные девочки» Белая и Черная выведены в фильме как студентки института культуры Лена и Зоя(Валентина Воилкова и Ольга Мясникова), выполняющие за контрразведчиков всю черновую работу, пока те, имитируя бурную деятельность, бесцельно фланируют по традиционно кишащему шпионами Новодевичьему кладбищу – на его сумрачных аллеях назначали встречи герои «Операции “Феникс”» Прудникова, соблазнительная юная разведчица Эрна Эгер из «Второго раунда» Тараданкина и Фесенко, и, конечно же, сногсшибательная агентка ЦРУ Брижитт «Бэйби» Монфор, одну из книг о московских похождениях которой Лу Карриган так и назвал: «Новодевичье, 6 ноября».
Через год после премьеры «Кольца из Амстердама» режиссер Евгений Татарский пригласил Валентину Воилкову в свой новый фильм – «Колье Шарлотты». Отважные эксперименты с нелинейным повествованием в тексте Востокова и Шмелева, переданные Чеботаревым на экране через серию монохромных флешбеков, очевидно, навели Татарского на мысль превратить сюжетную линию героини Воилковой – Светланы Кораблевой в своеобразный приквел «Кольца» - историю вербовки будущей «подсадной» девочки чекистскими бригадирами. Артур Макаров перелопатил сценарий Анатолия Ромова – ученический компендиум популярных шпионских тропов, решительно убрав из него пару опытных «подсадных» агенток «высшего класса» - яркую блондинку Агнесс и брюнетку Эвику, перешедших на оперативную работу в бар валютной гостиницы из Дома моделей. «Фифочка» Кораблева, «целомудренная до омерзения», по ее собственным словам, простушка, радующаяся добытому по случаю братом-фарцовщиком платьицу-марлевке из магазина «Ганг», на глазах у зрителей подвергается жесткой гебешной разводке. Невозможно без содрогания смотреть, как злобный полковник Серегин раздевает Светлану хищным взглядом маньяка: «Вот на вас джинсы, с рук они стоят 180 рублей, примерно в такую же цену сапожки. Наверно, есть кожаное пальто, дубленка – есть ведь? Возникает вопрос: откуда все это?» «Спрос за шмот» - популярный гебешный прием; за разговорами о нетрудовых доходах и культе потребления, ведущем к духовному обнищанию и моральной деградации, скрывается извращенный товарный фетишизм оперов («Странная была студентка Селиванова - две дубленки, сапожки такие, что сам бы носил», - проговаривается участковый в «Самоубийстве»), распространяемый ими на потенциальных рекрутов. Такими же обещаниями заманивает в фильме «Секретное оружие», вышедшем на экраны 3 марта 1985 года - через три месяца после премьеры «Колье Шарлотты», полковник Худенко в школу сексшпионажа бедную сиротку Елену Козлову (Линда Хэмилтон, только что закончившая съемки в «Терминаторе»).
Такова моя 10-ка лучших кинематографических специальных агенток. А какие киноистории эмпауэрмента женщин – агентов нравятся вам? Было бы интересно знать.
Моя 10-ка лучших кинематографических специальных агенток - 2.
2021-08-01 13:25 moskovitza
Начало здесь
4. Лейтенантка Мара Лейя.
Завершив утренний боевой макияж, эффектная красавица с асимметричным каре достает из туалетного столика табельный пистолет Макарова и отработанным жестом загоняет его в стильную оперативную кобуру. Этот волнующий эпизод, открывающий фильм «24-25 не возвращается», вышедший на экраны 28 апреля 1969 года, очевидно, остался от режиссера Ростислава Горяева, парой лет раньше успешно дебютировавшего в популярном жанре «девушки с пушками» картиной «Ноктюрн». Доснимать фильм с рабочим названием «Браслет и Будда» пришлось уже коллеге Горяева по Рижской киностудии Алоизу Бренчу, успевшему зарекомендовать себя в детективном жанре, так что зрителям, пробирающимся сквозь хитросплетения сюжета,остается только надеяться, что лейтенантка МВД Мара Лейя (великолепная Жанна Болотова) все-таки пустит в ход свою пушку -- хотя бы в последнем акте.
Но прежде чем раздадутся выстрелы, следовательке Лейя предстоит распутать свое первое дело, улики в котором (те самые «браслет и будда») указывают на ее жениха – врача Иманта Герберта (породистый Александр Белявский, пятью годами ранее сыгравший в паре с Ларисой Соболевской в «Ночи без милосердия» Файнциммера), из клиники которого был похищен уникальный медицинский препарат «Витофан».
Загадочная и неприступная, сосредоточенная и задумчивая Мара в одиночку ведет расследование, не забывая на ходу менять эффектные наряды. Болотова снимается, как и положено рафинированной москвичке из дипломатической семьи, «в своем», не полагаясь на фантазию талантливого художника по костюмам Яниса Лаймониса Матисса, ограниченную студийным бюджетом.Черно-белые ансамбли, жакеты с воротником-стойкой и эффектной застежкой на молнии, кардиганы в стиле милитари с погончиками и накладными карманами отсылают к оп-артовским моделям и кэтсьютам, созданным для Эммы Пил Джоном Бэйтсом и Аланом Хьюзом. Мара Лейя – несомненная икона стиля, одна из самых элегантных специальных агенток, и Болотова идеально попадает в образ ледяной красавицы, высокомерно-снисходительной столичной штучки, опробованный ею еще в герасимовском «Журналисте»: ее героиня в ходе следствия ухитряется разговаривать свысока даже с «центровыми из поднебесья», легендами рижской команды «ТТТ» и женской сборной СССР по баскетболу, обладательницами всех возможных титулов и призов Сильвией Кродере и Скайдрите Будовской.
Расследование приводит Мару в Патхори – небольшой город на иранской границе (съемки проходили в Баку), где и должно выстрелить «чеховское ружье». В киноповести Анатоля Имерманиса и Гавриила Цирулиса злоумышленники намеревались использовать для вывоза «витофана» традиционный контрабандный переход в Закарпатье, налаженный еще совместными усилиями Эвиденцбюро и Главупра Генштаба и успешно действующий по сию пору. Но дорабатывавший сценарий Михаил Блейман, в то время руководивший под началом Михаила Маклярского сценарными мастерскими на Высших курсах сценаристов и режиссеров, предпочел перенести действие завершающей сцены героического подвига суперагентки Мары с карпатского перевала на кавказский горный серпантин – т.е. из «черты оседлости», зачищенной в ходе т.н. «борьбы с космполитизмом» (Блейман, как и Маклярский, попал под раздачу в этой «компании») от остатков австро-венгерской агентуры, в регион, трансграничная оргпреступность в котором создавалась и традиционно контролировалась английскими спецслужбами.
5. Адвокатка Анна Блоу, она же госпожа Эвелина Барк, она же агентка Ирандуст, она же Ориенталия.
На границе Азербайджанской ССР с Ираном,среди курдских контрабандистов - колбаров и гилянских партизан - фидаинов уже долгие годы несет свою тайную службу героиня увлекательного мини-сериала Григория Кохана «Тайник у красных камней» -разведчица Анна Блоу, «спящая» агентка высочайшего класса, гиперполиглотка, прекрасно знающая географию, историю и культуру Востока, залегендированная как блестящая адвокатка, одновременно ведущая барристерскую и солиситорскую практики по гражданским и уголовным делам.
Гранд-дама советского кино, 45-летняя Ирина Скобцева играет умудренную опытом нелегальной работы «женщину-Лоуренса» - именно так называли «заинтересованные лица в разведбюро Азия-ОС-4» знаменитую двойную агентку Эвелину Барк, фам фаталь из шпионского триллера осетинского мастера остросюжетной прозы Хаджи-Мурата Мугуева «Кукла госпожи Барк». Зрители фильма, вышедшего во всесоюзный телеэфир 19 марта 1973 года, сразу узнали в Анне Блоу утратившую роковое очарование молодости, но не профессиональный азарт хищницы «английскую журналистку», прибывшую в конце 30-х годов из СССР на оперативную работу в Иран («Да, да, сюда я приехала не через Багдад или Мохаммеру, а из вашей страны, - смеясь, рассказывала советскому полковнику Дигорскому 33-летняя белокурая красавица с крохотной изящной родинкой на щеке, - Я была больше десяти дней в Москве и уж оттуда выехала в Тегеран»). Очевидно, в Москве Эвелина-Анна Барк-Блоу была вакцинирована одной из первых партий разрабатывавшейся учеными ВИЭМа Людмилой Кудриной и Александром Гурвичем в рамках проекта «Оборотень» (регенерация тканей и митогенетическое излучение) экспериментальной сыворотки «Супер-Солдат», замедляющей процессы старения, что и позволило ей оставаться в строю до начала 70-х годов – времени действия «Тайника...».
Тем удивительнее, на первый взгляд, выглядит бездарный вывод из «большой игры» десятилетиями выстраивавшей свою безупречную легенду агентки Ирандуст. Поручив из московского Центра демонстративно «бросовое» задание -- подтвердить адрес шпионской явки, засвеченной арестованным при переходе советской границы агентом Лойнабом для придания достоверности истории его побега «в государство рабочих и крестьян в поисках лучшей жизни», отважная Ориенталия попадает под подозрение шефа регионального отделения САВАКа Джафара («Мне кажется, ваша мисс Блоу вовсе не та, за кого она себя выдает», - говорит проницательный полковник тайной полиции своему бизнес-партнеру из ЦРУ Майку, обведенному Блоу вокруг пальца – она ловко подменила брелок от ключа зажигания в родстере простодушного американца на дубликат с вмонтированным в непременную фигурку Будды супермощным передатчиком) и вынуждена поспешно эвакуироваться в СССР.
«Ну, как там у нас? Как дома?» - тревожно спрашивает Анна Блоу, кажется, не вполне представляя себе, о чем идет речь, и растерявшийся связной, майор Кравцов, так же неопределенно отвечает: «Все хорошо...». Начало 70-х – это конец британского патронажа над Ираком. САВАК остается один на один со своими новыми хозяевами из ЦРУ, скармливая им запущенную английской разведкой туфту о «советских ракетных установках, которые не может обнаружить ни один американский спутник», а Анна Блоу отправляется доживать свой век на новую родину с новым заданием - изображать, подобно своим колегам из т.н. «кембриджской пятерки», высокорангового перебежчика из секретной службы ее Величества. Госпожа Барк сама является «куклой», - пытаются внушить зрителю сценаристы Алексей Нагорный и Гелий Рябов. «Неужели я связана на всю жизнь! Не иметь права говорить что хочешь, жить как хочешь! – притворно сетует еще одна героиня Ирины Скобцевой, офицерка связи МИ-6 Барбара Кидс в фильме «Пятьдесят на пятьдесят», вышедшем на большой экран 5 февраля 1973 года - одновременно с премьерой «Тайника...», - Мне иногда кажется, что кто-то другой живет, а я такая маленькая, ничтожная, просто существую!». Режиссер Файнциммер, невольный участник операции по вербовке посла Дежана, не случайно пригласил Ирину Скобцеву в свой шпионский фильм: в 1970 году в США были опубликованы материалы слушаний Комитета Сената по судебным органам, в ходе которых приглашенный для дачи показаний «сценарист» Юрий Кротков рассказал о работе Скобцевой на ВГУ в качестве «ласточки» еще в те времена, когда она была тянкой Юлия Куна, маститого кинооператора и участника «афинских ночей» на оперативной даче в Куркино- Машкино.
6. Агентки Светлана Фаттахова и Карин Берг.
Блестящий бенефис первой красавицы узбекского кинематографа Светланы Норбаевой, сыгравшей в третьем эпизоде мини-сериала «Здесь проходит граница», поставленном режиссером Эдуардом Хачатуровым по мотивам произведений известного певца анального огораживания Анатолия Чехова (телевизионная премьера 27 мая 1975 года), сразу две главные роли - матерую разведчицу Светлану Фаттахову и начинающую агентку Карин Берг,- погружает зрителя в мрачную атмосферу двойничества и одержимости призраками прошлого на зыбкой границе между мирами, схлопывающейся в черную дыру узбекского зиндана.
«Из Москвы сообщили: к нам прибывают четыре группы иностранных туристов, - инструктирует генерал госбезопасности Камалов своего подручного – полковника погранвойск Якова «Ёшку» Корешникова, - Известно, что в третьей группе находятся люди, связанные с разведцентром». «Из сорока прибывающих, в общем-то, порядочных людей кто-то, наверняка, враг. Но кто!?» - сладострастно размышляют чекисты, предвкушающие редкое удовольствие от реверсивной пенетрации государственной границы. И в самом деле, трудно представить, что могло бы заинтересовать иностранную разведку в Узбекской ССР в августе 1973 года – уж точно не секретная формула смертельно ядовитого дефолианта «Бутифос», который кукурузники сельхозавиации распыляли над спинами детей, по три месяца в году батрачивших на хлопковых полях местных баев. Светлана Ибрагимовна Фаттахова тоже уже не вполне помнит, с каким заданием Разведцентр забросил ее в Центральную Азию – «спящая» агентка привычно ходит на работу в Республиканское управление геодезии и картографии, принимает активное участие в работе месткома, обустраивает уютную квартиру и готовится к свадьбе, как вдруг...
«Приготовьтесь к возвращению на родину!» - приказывает связной Алибек, ранее известный как басмач Абзал, прибывший в Ташкент под видом художника Артура Рединга, чтобы эвакуировать Фаттахову из СССР, заменив ее агенткой-двойником из группы интуристов. «Ну почему именно сейчас! --- восклицает Фаттахова, - О боже, ну почему, ну почему я не имею права на счастье?!» «А мне здесь нравится, особенно люди: какие-то они все здесь уверенные, спокойные и добрые!» - беспечно щебечет Карин Берг, прошедшая ускоренный курс подготовки разведчиков и потому не способная трезво оценить, куда она попала, и предвидеть, чем закончится ее первое задание. На границе миров стираются различия между агентом и его двойником, но именно стратегия производства фантомных тел шпионажа обезоруживает советских пограничников, отвлекая их внимание от действительных целей зарубежной агентуры. Полковник Корешников, одинаково хорошо способный контролировать поперечно-полосатую и гладкую разметку контрольно-следовой полосы, проваливается в зазор между замещаемым и замещающим и попадает в кольцо аутоэротизма. Муладхара Корешникова, впустив шпионок, закрывается мула бандхой, и по лицу его пробегает легкая дрожь от физиологического наслаждения процессом задержания - граница на замке.
7. Тамара Ефимова, более известная как «Сука».
«Сверчков и Крошин, позаботьтесь о безопасности Тамары Ефимовой: на это обращаю особое внимание!» - инструктирует полковник Зарубин руководителей группы захвата опасного преступника Брунова. И действительно, в финальной сцене фильма «Золотая мина», впервые показанного по Центральному телевидению 24 июня 1978 года, задержанию матерого бандита Брунова в баре курортной гостиницы уделено столько же внимания, сколько обеспечению физической защиты Ефимовой: ее прикрывают своими телами как минимум две оперативницы. Очевидно, столь тщательно оберегаемая Тамара – ценный и трудновозобновляемый ресурс специальных структур, а именно «источник», т.е. завербованная осведомительница или «сука», как, красуясь перед опергруппой, аттестует ее схваченный Брунов.
Кураторам Тамары, разумеется, не составило труда вывести свой объект на Брунова, используя его потаенные страхи. Опытный кинодраматург Артур Макаров переписал робкий сценарий отставного сотрудника ГУВД Ленинграда Павла Грахова так, чтобы фраза, содержащая ключ к личной драме Брунова, рано потерявшего отца и «воспитанного» манерным пластическим хирургом Яном Подниексом, досталась актрисе Жанне Прохоренко: «Ян Карлович - страшный человек. Это он сделал Борю таким». Олег Даль предельно убедителен в роли клозетного гея – фотографа, оклеившего стены своей квартиры картинками из модных журналов, мучительно переживающего свою «инаковость», скрывающего ее от себя и от окружающих. Фраеру на отдыхе положена роскошная маруха, а латентному гомосексуалисту – «борода», публичная «подруга». Именно благодаря «бороде» Тамаре, статус которой начальство повышает прямо на глазах зрителя -из разряда «дамочек, к ресторану привычных» она переходит в обслуживающий персонал только что открывшегося мегаломанского интуристовского гостиничного комплекса «Ялта»- пустившемуся в бега Брунову удается попасть в разгар курортного сезона на территорию этого вожделенного режимного объекта, штат которого тщательно укомплектован т.н. «компетентными органами» (не случайно мелькнувший в кадре в сцене задержания Брунова бармен, очевидно, в чине не ниже майорского, вновь появляется в эпизоде снимавшегося здесь же годом позже фильма «Новые приключения капитана Врунгеля»).
Манекенщице Ленинградского дома моделей одежды Елене Фомченко, которую на съемочную площадку привела Неля Баркова, бессменный ассистент по актерам режиссера Евгения Татарского, попадание в образ далось легко. Модельный бизнес традиционно считается средой, где опера вербуют информаторок и осведомительниц или обеспечивают прикрытием (официальным трудоустройством) ранее завербованных «с улицы». Манекенщица – фантомное тело, идеальный топос существования специального агента; демонстраторка моделей одежды демонстрирует записи на теле, подлежащие декодированию присваивающим взглядом и, тем самым, избегает подлинного разоблачения. К сожалению, для Фомченко, как и ее для ее коллег с обложек журналов мод, промелькнувших на экранах в фильмах этой 10-ки – рижанки Аснате Смелтере («24-25 не возвращается») и эстонки Файме Юрно («Здесь проходит граница»), этот опыт перенесения на экран жизненных реалий оказался единичным.
Окончание здесь
Моя 10-ка лучших кинематографических специальных агенток - 1.
2021-08-01 13:23 moskovitza
Даже искушенные любители кино все с большим трудом ориентируются в заполонивших в последнее время экраны русских специальных агентках - многочисленных детях Черной вдовы Наташи Романовой, выпускницах потаенных Красных уголков в темных Ленинских комнатах. Анна Полятова и Катерина Казанова, Маша Ростова и Наташа Ченкова, Оксана Воронцова и Доминика Егорова, Мелина Востокова и Елена Белова, три сестры Деревко и их совсем уже невообразимое игровое потомство (всевозможные Нади Зеленковы, Даши Федорович и Наташи Волковы) с калейдоскопической быстротой сменяют друг друга, демонстрируя зрителям стандартный до уныния набор полученных навыков шпионажа, обольщения и убийства. Но за дежурной трескотней голливудских бракоделов об эмпауэрменте суперагенток скрываются все те же приемы социально-либидозных манипуляций и потребительские практики. Между тем, отдельные эпизоды истории кинематографа показывают, что женщины в агентурной профессии могут обретать свободу для осуществления собственных стратегий. Вот почему я решила составить свою 10-ку лучших кинематографических специальных агенток.
1. Лора Соболевская, она же Лариса Кронберг, она же Пиковая Дама, она же Синеглазка.
Тридцатилетняя мосфильмовская старлетка-эпизодница сыграла роль приманки в «медовой ловушке», расставленной на посла Франции в СССР Мориса Дежана мастерами советского кино и захлопнувшейся летом 1958 года. Сценарная проработка и кастинг исполнителей были поручены кинодраматургу Юрию Кроткову, автору фильмов о входящей во взрослую жизнь грузинской молодежи, продюсером выступил начальник контрразведки Олег Грибанов, впоследствии получивший известность как Олег Шмелев – один из создателей тетралогии о злоключениях Резидента Тульева, а маститый режиссер-лауреат Александр Файнциммер довольствовался ролью ревнивого возлюбленного в решающем эпизоде операции.
Файнциммер, недавно расставшийся со своей предыдущей пассией - статной кинодивой Эльвой Луценко, отчаянно добивался благосклонности Соболевской, только что «сломавшей семейную жизнь» маститому сценаристу-лауреату Евгению Помещикову, написавшему для нее эпизодическую роль гламурной трактористки Зоси Королевой в колхозном фэнтези «Посеяли девушки лен». Файнциммер соблазнял Соболевскую традиционнными обещаниями главной роли в своем новом фильме, но Кротков – под гарантии начальства - предложил актрисе, зарабатывавшей на жизнь игрой в покер с доверчивыми толстосумами из промкооперации, нечто большее – комнату в коммуналке и московскую прописку.
...Возвращаясь с очередного пикника, Соболевская попросила очарованного ею Дежана остановить посольский лимузин у маленького грязного пруда, со смехом разделась до комбинации, забралась в воду и вышла оттуда, по словам Кроткова, курировавшего эту актерскую импровизацию, «дважды обнаженной», напомнив взволнованному послу об откровенном эпизоде из довоенного фильма Марка Аллегре «Дамское озеро» в исполнении венгерской актрисы Илоны Мечери, известной под псевдонимом Ила Меери, за которую долгие годы успешно выдавала себя международная авантюристка, «графиня Гестапо» Мария Чернышева-Безобразова. Файнциммер, преследовавший влюбленных на своей новенькой светло-серой «Волге», остановился в чахлой роще в 100 метрах от разворачивающейся сцены и неловко рылся в моторе, бросая разгневанные взгляды в сторону Соболевской. Посол понял, что нужно действовать быстро, и безропотно отправился за чекистской «ласточкой» на конспиративную квартиру ВГУ КГБ при Совете Министров СССР, оборудованную средствами аудио-,фото- и кинонаблюдения..
.
Новый фильм Файнциммера «Ночь без милосердия» с Ларисой Соболевской в главной роли вышел в широкий прокат в октябре 1962 года, в разгар т.н. «Карибского кризиса». В этой пионерской работе Файнциммер, отталкиваясь от недавнего инцидента с летчиком-шпионом Пауэрсом, решился сказать неудобную (и мало кем тогда услышанную) правду о т.н. «ядерной угрозе» как галлюциногенном иллюзионе, продукте тайных экспериментов с психотропными веществами и техниками НЛП. Спустя год, накануне мировой премьеры фильма «Из России с любовью», был отозван заморским начальством из затянувшейся командировки в СССР куратор Соболевской Юрий Кротков (находясь в туристической поездке по Великобритании с группой творческой интеллигенции по линии ССОД, он «попросил политического убежища»), а еще через год со своего поста в ходе зачистки отработанных «хрущевских» кадров был отставлен Грибанов. В боевом строю осталась только Пиковая Дама: игравшая в шахматы так же хорошо, как и в карты, Соболевская стала новой спутницей самого молодого чемпиона мира Михаила Таля, расставшегося с примой ансамбля «Березка» Мирой Кольцовой (в дальнейшем отличившейся участием в устранении «шелепинца» Месяцева). Романтические свидания Чемпиона с его Синеглазкой в поражающей воображение норковой шубе проходили почему то не в с таким трудом полученной Соболевской комнате (по слухам, комитетское начальство расплатилось с «ласточкой»; не дефицитной столичной жилплощадью, а наручными часиками из чекистского конфиската), а в квартире ее напарницы по покерным каткам актрисы Мордюковой, съехавшей по такому случаю к актеру Андроникашвили, недавно разведшемуся с актрисой Гурченко.
2. Старшая лейтенантка Людмила Скуратова, она же аспирантка Кира Балашова.
Вынужденная импровизировать в незнакомом и враждебном замкнутом маннербунде (на секретной базе испытания газовых смесей для глубоководных погружений на маленьком острове посреди океана) контрразведчица Скуратова (в блистательном исполнении Ады Шерметьевой – единственной женщины в актерском ансамбле и на съемочной площадке фильма «След в океане», поставленного Олегом Николаевским на Свердловской киностудии и вышедшего на экраны 30 мая 1965 года) по праву может считаться первой Джейн Бонд мирового кинематографа – не «девушкой Бонда», а «Бондом в юбке» (и в изящном монокини) с непременным коктейлем мартини и сигаретой в тонких пальцах. Премьера ближайшего конкурента - фильма Умберто Ленци «Aгент 008: операция по уничтожению» о похождениях действующей на свой страх и риск агентки ЦРУ Макдональд (стройная Ингрид Шеллер) состоялась лишь через три месяца, которые на перегретом рынке еврошпионского эксплуатационого кино шли за год.
Героиня грациозной и интеллектуальной Шереметьевой (которую знавшие ее характеризовали как «эмансипе»; карьере в кино она предпочла долгое путешествие за личным счастьем) демонстрирует не только высокий профессионализм, феноменальную интуицию, собранность и готовность стрелять на поражение (подобие улыбки лишь изредка мелькает на сосредоточенном лице «машины для убийства»), но и потрясающую физическую и психическую женскую автономию в экстремальных условиях неопределенности (за более чам пятьдесят лет так и не появился зритель, разгадавший все повороты изобретательно закрученного Кириллом Рапопортом и Юрием Яковлевым сюжета). Скуратовой, в последний момент введенной в контрразведывательную операцию под видом аспирантки медицинского института вместо попавшей в аварию тщательно подготовленной коллеги, приходится на ходу вникать как в конфигурацию шпионской сети (в буквальном смысле слова, под прицельным огнем противника), так и в суть проводимых профессором Сретенским экспериментов.
Подручный профессора, смешливый врач Кушля, так описывает эффект, производимый галлюциногенной смесью Сретенского, при помощи которой диверсант-аквалангист может достичь предельной глубины погружения атомной подводной лодки: «Товарищи, если появятся симптомы опьянения, станет весело, или вдруг начнет мерещиться всякая чертовщина, поднимите руку!».Создатели фильма безошибочно уловили одну из главных тем новомодного спай-фая, пришедшего на смену мрачному шпионскому кино предыдущих десятилетий: за«пятилеткой напряженности» следует «психоделическая революция», т.е. конверсия результатов военных экспериментов. «Лучшие ныряльщики со всех флотов» рисковали жизнью, испытывая гелиевые смеси (камера легендарного оператора Олега Лебедева запечатлела уникальные технические приемы подводного рукопашного боя, неизвестные создателям вышедших в одно время со «Следом в океане» шпионских фильмов «Агент 117 разбушевался» и «Шаровая молния»), чтобы их потомки могли «дуть шары» на Думской и Рубинштейна.
3. Татьяна Остапенко, она же фрейлейн Луиза Дидрих, она же Лизка-танцорка, она же Агент № 18.
Пока хорошо законспирированная резидентура иностранной разведки во главе с загадочной «Нимфой» охотилась за чертежами секретного изобретения молодого специалиста бакинского института нефтехимии Сардара Азимова, весь Баку, пропахший «жирным пити из гороха и свежей говядины тайного убоя» и «терпким неприятным запахом анаши, похожим одновременно на запах махорки и ладана», охотился за дефицитным ширпотребом: летними нитяными перчатками, капроновыми чулками, кофточками и прочими «импортными тряпками». Всеми этими богатствами, а также «американскими сигаретами «Кемел» и “Честерфилд”» певицу столичного ресторана «Жемчужина» Татьяну Остапенко, «высокую, нарядно одетую 35-летнюю блондинку с одухотворенным мягкой грустью красивым, будто изваянным из розового мрамора лицом и удивительно синими глазами, опушенными длинными темными ресницами», снабжал влюбленный мажор Селим, сын профессора Мирахмедова, у которого «живой интерес к ресторанам, темным компаниям, импортным тряпкам сочетался с полным безучастием к тому, что делается вокруг».
Так охарактеризовал одного из персонажей картины опытного режиссера Али Сэттара Атакишиева «Следствие продолжается» ее сценарист Михаил Маклярский – отставной полковник МГБ и директор Высших сценарных курсов – в небольшом репортаже о ходе съемкок фильма для октябрьского номера журнала «Советский экран» за 1966 год. О главной героине фильма и его литературной основы (повести Джамшида Амирова «Береговая операция») - Татьяне Остапенко Маклярский не упомянул. Не нашлось у него слов и об исполнительнице роли загадочной певицы – прелестной Людмиле Шляхтур, уже имевшей опыт работы в шпионском кино (в нацисплотейшене «Игра без правил» она сыграла Алевтину Кротову, американскую агентку по кличке «Моцарт», заброшенную в Москву под именем Наташи Леонтьевой). Дело в том, что сын сценариста - Борис «Боба» Маклярский, известный московский плейбой, по словам его жены, «к своим тридцати пяти годам пере<бр>авший весь ансамбль «Березка» и весь балет Большого театра», - приехал проведать отца на съемочной площадке и немедленно поддался чарам красавицы Шляхтур. «Скольких ввела в заблуждение эта маска, под которой таилась опаснейшая хищница, - мог бы воскликнуть Маклярский-старший вслед за Амировым, - в сколькие доверчивые сердца проникла она, действуя этим печальным взглядом своих голубых глаз!». Впрочем, для описания этого короткого служебно-курортного романа подошла бы и реплика тети Маши – болтливой сменщицы пособника шпионов – одноногого сторожа яхтклуба, увлеченного спекулянта и анашиста Худаяра Балакиши оглы: «И чего они в этой анаше находят, ума не приложу. Накурятся, глаза выпучат и смеются, как полоумные, смотреть противно».
Недовольный Маклярский посреди съемочного процесса решительно сократил сюжетную линию шпионки Остапенко-Дидрих. История коварного соблазнения певицей инженер-полковника Яценко стремительно оборвалась (и была наспех заменена необязательным музыкальным дивертисментом), а единственной разоблаченной агенткой оказалась неприметная библиотекарша Раиса Черемисина (Нина Головина), она же резидент «Нимфа», она же русская американка Устрялова, которую, по словам полковника ГБ Чингизова, «с детства воспитывали в духе ненависти к советской стране и всем советским людям». На этом «Нимфа» и прокололась – узнав от библиотекарши Диляры, что ученый Азимов направляется в командировку в Западную Германию, она разразилась саморазоблачительной тирадой, за версту выдающей иностранную шпионку: «Знаешь, я не понимаю людей, мечтающих о загранице – у нас ведь и у самих прекрасных мест немало. А там кроме жестокости и несправедливости ничего не встретишь. Человек там чувствует себя одиноким». Ликующие чекисты, схватившие «Нимфу» при попытке бегства в территориальные воды Ирана, даже не догадывались, что - по милости сценариста Маклярского - план двойной инвагинации супер-шпионок оказался успешно реализован и «матерая преступница и авантюристка» - агентка № 18 обрела искомую свободу действий.
Продолжение здесь
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 17.
2020-12-21 13:02 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Заговор Каинитов: Войди в каждый дом.
«Продовольственная программа на период до 1990 года» была выполнена досрочно: уже к 1989 году в каждом пятом городе и множестве сельских районов СССР было введено нормирование основных продовольственных товаров, ичезнувших из розничной сети - мяса, колбасы, животного масла, чая, муки, сахара, круп, хлеба, дрожжей, алкогольных напитков, майонеза и кондитерских изделий, а также дефицитных промтоваров — мыла, стирального порошка, соли и спичек. Подлинные цели Каинитского заговора перестали быть Темной тайной, и разработчики Колхозного Готик-Панка открыто заявили о них в одной из последних своих картин. Сериал «Войди в каждый дом», вышедший в телевизионный эфир 23 января 1990 года, стал данью памяти первому стихийному Каиниту - Первому секретарю Рязанского обкома КПСС Алексею Ларионову, тридцатью годами ранее организовавшему ритуальный геноцид колхозного и частного скота, поставивший вверенную ему область на грань голода.
Из трех даркфиков, посвященных подвигу Ларионова (не считая пьесы Бориса Можаева «Единожды солгавши», которая, как указал жж-пользователь vasilisk_, была впервые опубликована в 1988 году, когда сериал уже был запущен в производство), маститый режиссер-мирдовженковец Василий Ильяшенко безошибочно выбрал популярный роман Елизара Мальцева «Войди в каждый дом», выдержавший к моменту экранизации более дюжины переизданий. «Секретарь обкома» Всеволода Кочетова, впервые напечатанный в 1961 году в журнале «Звезда» и через год экранизированный Владимиром Чеботаревым, был к этому времени отодвинут на периферию читательского и зрительского внимания (Кочетов, выведший в образе "положительного" героя Денисова своего партийного покровителя Фрола Козлова, как оказалось, поставил не на ту лошадку, а в 1973 году и сам повторил подвиг Ларионова, добровольно уйдя из жизни), а полифонический роман Николая Шундика «В стране синеокой», опубликованный в 1969 году в журнале «Волга» лишь благодаря протекции главного редактора журнала «Волга» - самого Николая Шундика, экранизации не поддавался (несмотря на искреннее стремление автора улучшить свой opus magnum, упорно редактировавшего, дорабатывавшего и переиздававшего его на протяжении 20 лет под названием «Зарок»). История Мира тьмы началась с переноса на экран первого колхозного романа Елизара Мальцева «От всего сердца» (довженковская лента Барнета «Щедрое лето» вышла на экраны 8 марта 1951 года) и по праву должна была завершиться экранизацией его главной колхозной эпопеи на студии им. Довженко.
Елизар Логгинович Мальцев, сын забайкальского старообрядца из семейских - деникинского офицера, чудом сумевшего сбежать из нарождавшегося Мира колхозной тьмы в солнечную Калифорнию, всегда чутко реагировал на веяния времени и умел извлекать из них практическую пользу. Сталинскую премию второй степени, полученную в 1949 году за роман «От всего сердца», Мальцев, по его собственным словам, в течение двух недель конвертировал в «дачу в Переделкине, квартиру на улице Горького, машину ЗИС и жену – балерину Большого театра». На основе романа им были совместно с драматургом Натальей Венкстерн написаны пьеса «Вторая любовь», немедленно поставленная в Театре им. Ленинского комсомола кузиной Венкстерн Софьей Гиацинтовой, а затем с триумфом прошедшая на сцене МХАТа, и либретто оперы Германа Жуковского «От всего сердца» (в новой редакции - «Первая весна»), частично использованной в качестве саундтрека к фильму «Щедрое лето».
В отличие от простодушного хардлайнера Кочетова, осторожный Мальцев, увлеченный коллекционер абстрактного искусства и знаток купажированных виски, отложил расправу с демоническим секретарем обкома Пробатовым - главным героем своей эпопеи, первую книгу которой журнал «Москва» напечатал в 1960 году (более чем на полгода опередив конкурентов из журнала «Звезда» с кочетовским «Секретарем обкома»), до завершения партийной смуты середины 60-х. В предисловии к вышедшей отдельным изданием в 1968 году второй книге, заканчивающейся самоубийством Пробатова, Мальцев признавался: «Между нынешним днем и временем, отраженным в романе, лежит целая полоса в жизни народа и партии, отмеченная такими важными вехами, как памятный октябрьский Пленум ЦК и XXIII съезд партии. На них были открыто осуждены отжившие методы руководства хозяйством страны, приняты решения, которые положили начало новым экономическим преобразованиям». Выдержанность Мальцева была оценена по достоинству: в 1969 году компетентные органы дали ему беспрецедентное разрешение на частную поездку в США к семье покойного отца.
За таким же осторожным выжиданием «преобразований» застал Мальцева в 1986 году в Доме творчества писателей в Дубултах сценарист Семен Ласкин: «Мальцев - человек живой, активный и интересный, - записал он в дневнике, - Волнуется за сегодняшние события, боится, что Горбачеву не удержаться, будто бы он сказал, что бюрократический аппарат держит свои позиции, мы не можем сдвинуться ни на шаг. И что положение в стране столь серьезно, что вопрос "кто - кого" стоит крайне остро». Аккуратно переждав бюрократические разборки, привычно окрыленный курсом на очередные «перемены» Мальцев вместе с молодым кинодраматургом Алексеем Тиммом, запомнившимся игрокам Мира тьмы полнометражным дебютом «Крутое поле», принялся за работу над сценарием сериала «Войди в каждый дом», решительно перенеся время действия с конца 50-х в «день сегодняшний» - вторую половину 80-х годов, а место - с далекого Алтая в стремительно пустеющее Нечерноземье.
Но не эти изменения стали главными. Тонко чувствуя игровую природу Мира колхозной тьмы, Мальцев и Тимм выстроили сюжет сериала как конспирологический стелс-квест, в который отправляется простой конюх-правдоруб из села Черемшанка Егор Матвеевич Дымшаков (Алексей Булдаков в своем привычном амплуа), чтобы докопаться до истоков каинитского заговора. Дымшаков постепенно понимает, что инициатором неосуществимого колхозного почина о перевыполнении в 3,5 раза плана по мясу и в 2 раза - по молоку является не председатель-панк Аникей Ермолаевич Лузгин (колоритный Игорь Ефимов), погнавший на бойню коровенок из личных хозяйств черемшанцев, не курирующая этот убийственный почин сумеречный инструктор Приреченского райкома Ксения Корнеевна Яранцева (красавица Людмила Николаева), не ее демонический начальник - и.о. первого секретаря райкома Сергей Яковлевич Коробин (Геннадий Крынкин), отчаянно цепляющийся за ускользающую власть, и даже не вновь назначенный первый секретарь Обкома Иван Фомич Пробатов (Игорь Ледогоров), начинающий догадываться, что его подставили. Чтобы выяснить, кто же «заманил в ловушку» всю эту нежить («Ты же ходишь не в живых и не в мертвых», - проницательно определяет Дымшаков природу партинструктора Яранцевой), герой квеста в традиционном режиме "ходока" отправляется в Москву и, пройдя через чистилище мавзолея Влада Ленина, попадает в бесконечные коридоры Госплана, таящие неведомые опасности, а оттуда в святая святых партийной Неписи - ЦК КПСС. В полном соответствии с законами игровой вселенной зритель не увидит визави Дымшакова - загадочного представителя Неписи Юрия Дмитриевича - даже со спины, но никаких сомнений Мальцев и Ильяшенко не оставляют: решающий магический удар по рептилоидной агрополитике, стоивший карьеры председателю («Меня что ли с чащобы вызвали, чтоб людей пугать? Я что ли зверь?» - стонет Лузгин), партбилета - инструктору райкома Яранцевой и жизни - не вынесшему позорной отставки секретарю обкома Пробатову, был нанесен именно отсюда.
Две Магических Атаки.
Для снятия рептилоидного аграрного проклятия участники Канитского заговора в высших эшелонах клана Красной нежити задумали и успешно осуществили две магических атаки - Паспортизацию колхозников и Продовольственную программу. Целью камералистского освобождения крестьян было разрушить навязанный им оседлый деревенский уклад и выпустить ликанов из колхозных борозд в изначальную среду обитания - на волю гладких пространств. Целью "Продовольственной программы" (и ее второго этапа - антиалкогольной компании) было полное прекращение производства т.н. "продовольствия" - навязанного ликанам рептилоидной агрополитикой затваривающего пищевого рациона (пресловутых "хлеба и вина") - и окончательный демонтаж сельского хозяйства для возвращения изборожденной насильственной пахотой земле ее извечных свойств. Голод в сочетании с Волей должны были, по замыслу Каинитов, стать катализатором, активирующим у колхозных оборотней полный набор взаимодействующих хтонических признаков, систематически влияющих на все функции организма - от пищеварительного тракта до центральной нервной системы, запустить своего рода "мусорную ДНК" - охотничью программу, не проявлявшую себя в течение тысяч лет, и выпустить из подсознания бесправных колхозанов "внутреннего зверя".
«Чем хуже - тем лучше! Чем быстрее все развалится, тем скорее...», - зловеще осекается первый серетарь райкома Коробин в сериале «Войди в каждый дом», раскрывая своему скользкому подручному Иннокентию Анохину, метящему на место второго секретаря, планы заговорщиков. «Чем хуже работает техника в колхозе, тем выгоднее нам!» - глумится директор «Сельхозтехники» Георгий Корнеевич в гримдарке «Хроника одного лета» над простодушным секретарем обкома Кондратом Петровичем, пообещавшим колхозам выбить машины под уборку, и торжествующе добавляет: - «Кондрат Петрович не учитывает, что четвертая часть присланной техники неисправна!»
«На прилавках одни славные почины лежат!» - восхищается Дымшаков стремительностью, с которой исчезла из магазинов привычная еда. Не случайно другой герой Алексея Булдакова - председатель колхоза «За коммунизм» Павел Зузенок в фильме «Вот моя деревня» демонстративно устраивает в городе лоточную торговлю экзотической брюквой. «Дожили - забыли, как брюкву есть!» - восклицает баба в образовавшейся у лотка очереди. «А ничего смешного, товарищи! Это все результат борьбы с природой, - разъясняет Зузенок, - Можно сырую, а можно в печи напарить!».
Пареная репа, а также волшебные грибы и гнилушки, сыть (Cyperus rotundus), сныть (Aegopodium podagraria) и другие осоковые вновь должны были стать, по замыслу Каинитов, основой рациона вольных охотников и собирателей, как это было заведено у доаграрных племен кочевников-лотофагов, которые не просто были сыты снытью, но, вкушая ее, достигали заветных "островов бессмертия". Не случайно в апокрифическом «Житии Адaмa и Евы» говорится: «Кaин, родившись, срaзу же вырос, побежaл и принес трaву». Тщательно разжевывая после еды растительные волокона сыти и сныти, охотники не только готовили вервии для устройства силков на мелкую птицу и дичь, но получали необходимое количество углеводов и веществ, тормозящих рост бактерий, способствующих разрушению зубов (нужно ли напоминать, что именно навязанные палеоконтактерами пшеницевые растения создают благоприятную среду для размножения вредоносной Streptococcus mutans, переводящей сахарозу в молочную кислоту).
«Заросла земля - развалины да сорняки!» - восхищенно любуется Русской Саванной вернувшийся из партийного стелс-квеста в родные края ходок Дымшаков, бредя сквозь заросли пятиметрового борщевика. На протяжении столетий рептилоидная нежить отчаянно пыталась застолбить как можно больше территории под свои агропромышленные нужды и прикрепить к ней подневольный люд (достаточно вспомнить характерные названия эпизодов Мира колхозной тьмы: уже упоминавшиеся «Мы здесь живем», «Здесь нам жить», «И завтра жить», «Здесь, на моей земле», «Здесь наш дом», а также «Люди на земле» Евгения Ульшина по мотивам одноименной повести Владимира Дрозда и «На своей земле» Игоря Апасяна и Вадима Трунина), не обращая внимания ни на прямые предупреждения («Земля здесь людей никогда не видела, плуга не знала! Дикая земля!» - говорит в фильме «Мы здесь живем» старый лесник Буланбай комсомольцам, прибывшим из Ленинграда, Сталинграда и Ворошиловграда осваивать целинную казахстанскую степь), ни на принципиальную неспособность колхозных оборотней что-либо освоить: каждая проведенная Борозда оборачивается эрозией почв, оврагами и все большим Бездорожьем - кажущейся безвылазностью, парадоксальным образом разглаживающей только что вспаханное пространство («Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить!» - торжествующе восклицает Председатель колхоза «Колос» Екатерина Васильевна Рогачева (жена режиссера Нина Антонова) в «Возвращении» Анатолия Буковского по сценарию Виктора Богатырева).
Великий мирдовженковец Виктор Богатырев в своих картинах постоянно возвращается к теме "ничейности" колхозной земли, ее неисчислимости и "опричности" прикрепленным к ней оборотням. В «Доверии» Ильинского-Богатырева хищный председатель-панк колхоза «Южный» Лена Ивановна (Лариса Леонова) угрожающе шипит в лицо вновь назначенному председателю Свободненского исполкома Марьяне Трофимовой (Елена Санаева): «Ты занимайся хозяйством в своем королевстве, а я в своем! Ты меня не тронешь, и я тебя не зацеплю!». «Но ваше королевство на территории нашего Совета», - робко отвечает неопытный представитель советской власти, и слышит в ответ:«А территория чья? Колхозная!». В «Возвращении» Буковского-Богатырева Председатель колхоза Рогачева спрашивает горожанина Сорокина (Юрий Назаров), получил ли он согласие сельсовета на выкуп земельного участка под продаваемым отцовским домом. «А чего в сельсовете? - недоумевает Сорокин, - Земля, говорят, колхозная - на усмотрение председателя». «А ты бы им ответил: земля прежде всего советская, а потом уж колхозная!» - ловко парирует Рогачева. В этой топологической модели, сконструированной Богатыревым как классический дабл-байнд, проявляется принцип «абсолютной вненаходимости» колхозной земли, указывающий на ее изначальную кочевую природу.
«Где ваше постоянное место на земле?» – настойчиво пытает следователь Иван Лукич (Юрий Можуга в мирдовженковском боевике Николая Винграновского по сценарию Виктора Говяды «Тихие берега»), проводник партийно-рептилоидной ретерриториализации, вольного оборотня Фому (Владимир Волков), промышляющего "браконьерским" ловом идущих на нерест лещей, и слышит в ответ гордое: «Я меняю места ради познания истины!». В каком разительном контрасте находится этот ответ, искажающий злобой лицо следователя, с рептилоидной максимой Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Кампучии товарища Пол Пота, мотыгой загонявшего своих подданных в борозды рисовых чеков: «Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт наконец подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени».
Конец Мира тьмы.
Мир колхозной тьмы закончился в одночасье, как и положено игровой вселенной - «не взрывом, но всхлипом» - не взрывом мифической Царь-Бонбы, тайной работой над созданием которой идеологи Камарильи оправдывали глобальную Маскировку наружного пространства СССР («Мы тут наверху боремся за то, чтобы наш город Старопорохов выглядел самым грязным, самым аморальным и самым лживым городом нашей страны, - говорит бригадир маскировщиков в книге Юза Алешковского, - Маскируемся, одним словом, а под нами делают водородные бомбы, и товарищ иностранец, разумеется, ни о чем не догадывается»), но всхлипом «плачущего большевика» Николая Ивановича Рыжкова, последнего Председателя Совета министров СССР, оставившего неубранный урожай 1990 года под снегом и со слезами на глазах призвавшего на всю страну с высокой трибуны повысить неоправданно низкие цены на хлеб (высокая каинитская награда - сигила Героя Труда РФ - нашла героя лишь спустя 30 лет). Но паника и товарный дефицит, вызванные этим отважным призывом, к недоумению и ужасу заговорщиков-каинитов, не привели к восстанию ликанов.
Выпущенные из своих вольеров колхозаны, вместо того чтобы, вырвавшись на волю, восстановить права над разглаженным пространством Русской Саванны, ломанулись в сельпо, магазины райцентров и столичные универмаги и универсамы, заняв места в бесконечных очередях за дефицитом. «Все подвальные заначки завтра же должны быть реализованы, желательно после пяти вечера!» – робко пытается угрожать всесильным торговцам универсама, скрывающим под прилавком последние остатки промтоваров, председатель райисполкома Владимир Иванович Колесников в готик-панке Марка Орлова «Хроника одного лета» по сценарию Виктора Богатырева. Маленькие и редкие потребительские радости («На торговую базу продавщица сельпо ездила с депутатом - тот мандат вынул, и нам даже детские колготки удалось вырвать!» со слезами на глазах благодарит Колесникова обезумевшая селянка) лишь подчеркивают горечь поражения. Каинитский заговор оказался разгромлен - и не столько из-за вмешательства Метрополии, после инспекции пустых прилавков осуществившей гуманитарную бомбардировку криптоколониальных территорий «ножками Буша», сколько из-за видимого "предательства" ликанов, не принявших каинитский дар Воли.
Ne jamais croire qu'un espace lisse suffit à nous sauver.
Но было ли оно, это предательство? Главная ошибка многих разработчиков и игроков Мира тьмы кроется в непонимании природы Оборотня и его связи с территорией. Скрытность и невидимость Оборотня как персонажа колхозной вселенной (многократно превосходящая даже неразличимость высшей партийной Неписи) далеко не случайна - он и сам не то, чем кажется, и не принадлежит ни гладкому кочевому, ни бороздчатому оседлому пространству.
Большинство геймеров, ориентирующихся на игровой мейнстрим, привычно сводят фигуру Оборотня к Ликантропу - человеку-волку, представляя его этаким фурри. «Я тебя, дед, просила, чтобы ты ко мне в этой шкуре не ходил», – говорит буфетчица Варвара (Инна Чурикова в «Стряпухе») скалящемуся сторожу-кубаноиду Сливе, круглый год рыскающему по станице в эффектном фурсьюте. Но ошибка такого упрощения не только в том, что феномен оборотничества значительно шире представлений фурри-фэндома (как известно, фольклорный оборотень может обращаться как в животных, так и в копну сена, камень, туман или тучу). Дед Слива одинаково легко принимает облик волка и имитирует внешность человека, оставаясь в действительности кем-то другим, а именно Оборотнем - представителем отдельного класса существ, отличных от людей и животных и обладающих развитыми способностями к трансформации.
Оборотень - невидимое в бинарной оптике существо, не человек и не волк, прикидывающийся человеком и оборачивающийся волком. Оборотень не принадлежит ни к кочевым, ни к оседлым сообществам - он блуждает во тьме «абсолютной вненаходимости» на невидимой границе гладкого и бороздчатого пространств. «Никогда не верьте, что для нашего спасения достаточно гладкого пространства!» - этот страстный призыв, прозвучавший впервые в 1980 году, не был услышан и осмыслен заговорщиками-каинитами, решившими выпустить оборотней на волю гладких номадических территорий.
Так же как оппозиция человека и ликана (псевдо-оборотня) разрешается фигурой Оборотня, оппозиция гладкого и бороздчатого пространств разрешается дырчатыми пространствами (espaces troués) на их невидимой границе.
Оборотень невидим, бессубъектен, он не имеет самости, потому что помещен в дыре - пустоте мира, особом пространстве редукции субъекта. Оборотень - не субъект, но и не объект, он - невидимый безмолвный Абъект (abject), выпавший из символической матрицы, отверженный, отброшенный. Оборотень-Абъект -трансгрессивная фигура исключения, отброс между мирами субъектов (живых) и объектов (неживых). Оборотень - "вместитель места", его локус - не-место, дыра в земле, землянка, временное пристанище троглодита. Отсюда недоверие Оборотня ко всем видам надземной архитектуры сел и "городов" - от полусгнивших покосившихся изб до загаженных бараков и "панелек" (даже самый красный терем для него - тюрьма) и демонстративное прославление заведомых неудобств дырчатых пространств («Мне в холодной землянке тепло»).
Великий визионер Виктор Богатырев в своей первой совместной работе с Анатолием Буковским - сериале «Варькина земля», вышедшем на телевизионные экраны в марте далекого 1970 года, вложил в уста своей героини примечательные слова. Встретив в родном селе вернувшихся из города одноклассниц, срезавшихся на вступительных экзаменах в вуз, Варвара Кравец говорит им: «В горы подайтесь, землянку выроете, заживете по-партизански до следующего года». В следующей серии Варвара, уже устроившаяся с подругами на колхозную ферму, вновь возвращается к этому разговору: «Я еще с лета одну балку присмотрела - выкопаем там земляночку и заживем, пока с фермы карантин снимут!»
Варькина земля - это "варварская" дыра в привычном бытии, дырчатое пространство, вмещающее Оборотня. Варькина земля - это партизанское не-место, невидимое оком государственного тела, теряющего остатки былой мощи в попытке удержать карантинный контроль над бороздчатым пространством, и не считываемое дронами кочевой машины войны на гладких пространствах. Варькина земля - это червоточины (wormholes), туннели дырчатого пространства, кротовые норы землянок, схроны в индустриальной заброшке, бетонных остовах незавершенки и фортификационных руинах, зловонные дыры вентиляционных шахт, фавелы из бытовок вдоль окраинных теплотрасс и в садово-огородных товариществах, лабиринты гаражных бидонвилей. Варькина земля разрастается, оставаясь незримой, высверливает все новые ходы в прилегающей материи бороздчатых и гладких пространств, чтобы слиться с ними в одну Черную дыру. Варькина земля - это первый этап партизанской не-войны Оборотней на пути к торжеству пространства над временем, к победе Темных территорий над Темными веками и остановке профанного аграрного времени. Это новая игра, в которую будут играть новые, еще неведомые геймеры.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 16.
2020-12-19 12:42 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Битва магов: колхозные парторги.
Колхозный парторг, занимающий нижнюю ступень (фактически, ссыльную должность) в масонской иерахии Камарильи, правящей Миром тьмы - обычно существо несамостоятельное, полностью зависящее от воли председателя-панка, как суетливый Сергей Сергеевич Волков (Анатолий Кузнецов в фильме Эдуарда Гаврилова и Валерия Кремнева «Встречи на рассвете» по сценарию своего тезки Анатолия Кузнецова, попросившего политического убежища в Великобритании через месяц после премьеры картины), или неразличимое в сумрачной тени готичного председателя, как простодушный Никита Федорович Егоров (Павел Волков в даркфике «Сердце не прощает»). Парторг решается бросить вызов своему всесильному председателю только по прямому указанию районного партийного начальства. Молодой колхозный парторг Глеб Грибов (Евгений Жариков в фильме Владимира Монахова «Любовь моя вечная» по сценарию Олега Стукалова-Погодина), подстрекаемый секретарем райкома партии Григорием Русовым (Николай Засухин), принимается травить авторитарного Председателя-панка Михаила Петровича Зубова (Анатолий Папанов), огрубевшего и озлобившегося на односельчан за 25 лет руководства колхозом. Колхозный парторг Райд (Хеленд Пеэп в фильме Игоря Ельцова «Под одной крышей» по повести Ганса Леберехта «В одном доме»), выполняя волю вновь назначенного секретаря райкома, энергичной и вдумчивой Сеппель (Айно Сеэп), наставляет на путь истинный зарапортовавшегося и отрицающего новые методы хозяйствования Председателя-панка Мари Пыдер (конечно же, Дзидра Ритенберга). Неискушенный парторг Норайр Мелойян (Армен Джигарханян в фильме Моко Акопяна «Воды поднимаются» по сценарию легендарного редактора альманаха «Рыболов-спортсмен» Хрисанфа Херсонского, укрывшегося под псевдонимом "Хрисанф Гюльназарян"), по команде из райкома начинает критиковать методы руководства своей родственницы - председателя Арев (величественная Метаксия Симонян), переставшей считаться с мнением колхозников.
Разработчики Готик-Панка, присягая на верность двум важнейшим корбукам Мира тьмы, созданным их предшественниками («Наш общий друг» и «Секретарь обкома»), делают - в полном соответствии с герметическим "символом веры" («что наверху, то и внизу») - ранее неприметного Парторга и невидимого (претендовавшего на место в рядах партийной Неписи) Секретаря Обкома полноправными участниками линейки наряду с занимающим центральную позицию в этой триаде Секретарем Райкома.
Великие мирдовженковцы - сценарист Виктор Богатырев и режиссер Николай Ильинский - не случайно дали своей первой совместной картине, созданной при участии Олега Ленциуса, название «Секретарь парткома». Избранная парторгом колхоза «Родина» принципиальная Полина Гончаренко (пугающая Людмила Полякова) начинает самостоятельно, без оглядки на районное начальство, жестко прессовать односельчан, выкармливающих уток в своих подсобных хозяйствах заныченной колхозной маслянкой, и вступает в противоборство с безвольным председателем Павлом Калиновичем Любарским (очередной председатель Михаила Глузского). «Надо давать срок за каждый украденный кочан кукурузы!» - трещит Гончаренко на очередном заседании парткома. Заседание - основная арена боевки в Готик-Панке; Гончаренко с равным успехом способна заседать прямо в поле на сельском сходе, на пионерском сборе в школе, посвященном теме «Коммунистическим трудом славен наш советский человек», в сарае МТС на бюро бригады механизаторов, на парткоме, обсуждающем подготовку к осеннему севу, и на бюро райкома: «Вспомните, о чем говорили на последнем Пленуме ЦК! - кричит она в лицо секретарю райкома Задорожной (Антонина Максимова) и, перезарядив обойму спеллов, делает контрольный выстрел: - Вот почему я особенно налегаю на факт соцсоревнования!» Готичному председателю остается лишь признать поражение, объясняя его своей сумеречной природой: «Ты ведь только черное и белое воспринимаешь, а я весь из оттенков состою», - с тоской признается он Полине.
Соратник Ильинского по Миру Dовженко Анатолий Буковский, взяв в сценаристы опытного Николая "Миколу" Зарудного, ответил на «Секретаря парткома» запоминающимся готик-панковским эпизодом «Здесь нам жить», в котором фанатичный секретарь парторганизации колхоза Яков Чигирин (Николай Мерзликин- Второй) терроризирует тружеников села Снигуры, призывая их честно глядеть в глаза друг другу. Принципиальный и требовательный парторг угоняет трактор, чтобы переборонить небрежно засеянное зазнавшимся знатным бригадиром Мироном Ковалем (монструозный Константин Степанков) поле, сам выводит на выпас коров вместо нерадивого скотника, пытается высушить сгноенное колхозниками сено и похищает из райцентра отходника Петро Шамрая (Борислав Брондуков), чтобы вернуть его в семью. Кульминация готик-панковской боевки - открытое боестолкновение Чигирина и Коваля на заседании парткома с взаимными обвинениями в принципиально неверном понимании методов партийной работы, где оруженосцами героев выступают влюбленные в Парторга зоотехник Катерина Богорад (жена режиссера Нина Антонова) и сестра Коваля, студентка третьего курса сельскохозяйственного техникума Яринка (Ирина Мицик).
Битва магов: колхозные комсорги.
Может показаться, что колхозный парторг - последний рубеж обороны готик-панковских каинитов, но мирдовженковец Виктор Богатырев, верный своей теме "погружения во Тьму" как первой стадии Магического Восхождения, вводит в игру еще двух персонажей с самых нижних уровней колхозной партийно-хозяйственной иерархии - колхозного комсорга и председателя народного контроля.
Секретарь первичной комсомольской организации (комсорг) колхоза - один из самых неприметных персонажей Мира тьмы. Его единственный прокачиваемый скилл - культурно-массовая работа, которой он отдается без остатка, как птичница из деревни Поддубки, комсорг Люба Ермолаева (Елена Рокотова в фильме Герберта Раппапорта «Поддубенские частушки» - экранной версии спектакля драматической студии Ленинградского Дворца культуры им. Кирова по одноименному рассказу Сергея Антонова в постановке Оскара Ремеза и Льва Шостака), безудержно генерирующая "озорные частушки", которые создателям фильма часто приходится обрывать на полуслове, оставляя зрителя в недоумении («Тракторист стоял и клялся, Что влюбился от души, А на деле оказался Насто...»). Озорства в Любиных частушках не больше, чем в первом концерте для оркестра Родиона Щедрина «Озорные частушки», рециклированном плодовитым композитором в одноименный балет (в 1970 году перенесенный на экран режиссерами Владимиром Граве и Виктором Смирновым) и оперу «Не только любовь», в либретто которой были использованы колхозные рассказы Сергея Антонова (под все тем же названием «Озорные частушки» в 1973 году ее экранизировали на «Мосфильме» дипломники ВГИКа Вера и Александр Токаревы).
Безумные попытки комсорга Ермолаевой бороться при помощи частушек с «заадминистрировавшимся» Председателем колхоза Василием Степановичем, решившим в приступе панковского самодурства разобрать построенную колхозными косомольцами птицеферму («Председатель Боровой Все качает головой») прерывает только внезапное появление высокого начальства - Инструктора райкома и, по совместительству, дочери председателя Настасьи Боровой (Маргарита Суворова).
Тем неожиданнее оказывается для игроков Мира тьмы встреча с главным героем мини-сериала Николая Ильинского и Виктора Богатырева «Юркины рассветы», по праву считающегося визитной карточкой Мира Dовженко. Освобожденный секретарь комитета комсомола колхоза «Заря коммунизма» Юрий "Юркеш" Хмель (икона Мира тьмы Валерий Рыжаков) - виртуоз готик-панковской боевки, непревзойденный мастер заседаний, занимающих две трети экранного времени. Одержимый идеей организации социалистического соревнования между комсомольско-молодежными агрегатами колхоза, Юркеш на изи проходит все уровни - заседание райкома комсомола, заседание совета бригады, заседание бюро комсомольской организации, заседание правления колхоза и общее комсомольское собрание, одерживая убедительную победу над председателем колхоза Александром Сергеевичем (Иван Краско), пытавшимся загнать комсомольцев в колхозное соревнование на общих основаниях. «Председатель передового колхоза проявляет политическую близорукость», - торжествующе кастует Юркеш убийственный спелл, стирая в пыль председателя-обидчика, уведшего у него невесту Аллу, и отправляется в поле надзирать за своими холопами («Вы тут почище обмолачивайте» - покрикивает комсорг) и выгонять их на воскресник латать раздолбанные дороги в обмен на вампирское обещание вечной молодости (именно так - «Обещание» - называется песня Марка Фрадкина и Роберта Рождественского, исполняемая за кадром Аллой Абдаловой и Николаем Соловьевым: «Заря взойдёт ещё не раз. А мы на свете будем жить, И молодость не кончится у нас»).
Вышедшая на пенсию принципиальная доярка колхоза им. Ленина Прасковья Семеновна Лихолетова (Любовь Соколова в фильме мирдовженковцев Александра Муратова и Виктора Богатырева «Осенние утренники») посвящает освободившееся время преследованию жителей родного села Скворечники, пытающихся укрепить свои подсобные хозяйства украденным с колхозной фермы молоком и гранулированными комбикормами, и вступает в противоборство с «потускневшим», утратившим инициативу Председателем Андреем Степановичем Нечипоренко (Николай Михеев), дающим взятки барашком нужному человеку - инженеру автохозяйства, запахивающим поля с урожаем помидоров и берущим заведомо невыполнимые социалистические обязательства. Лихолетова в сложном квесте пробивается на прием к первому секретарю райкома Сергею Анисимовичу Матушкину (Юрий Платонов), настаивая на сворачивании формального соцсоревнования, и на кульминационном заседании бюро парткома добивается назначения председателем группы народного контроля.
Битва магов: секретари обкома.
На районное партийное начальство поначалу уповает и новый принципиальный секретарь парткома колхоза-миллионера «Росме» Витолд (Янис Паукштелло в фильме Яниса Стрейча и Паулса Путниньша «В заросшую канаву легко падать») в своей борьбе с погрязшим в пьянстве и кумовщине председателем Вандером (Юрис Леяскалнс), но вскоре, узнав, что чудесные достижения Вандера основаны на неформальных контактах с районными бонзами в колхозной сауне, переоборудованной в райкомовский бордель, понимает, что помощи надо добиваться на уровне обкома.
В фильме Стрейча и Путниньша Секретарь Обкома еще не виден, но его позиция Неписи, парящей над схваткой хозяйствующих субъектов, уже пошатнулась. В Готик-Панке Секретарь Обкома становится одним из полноправных игровых персонажей, а «схватка бульдогов под ковром» (как охарактеризовал Черчилль в апокрифическом афоризме принцип византийской "маскировочной" управленческой традиции) выходит на поверхность. Не случайно великий режиссер Вячеслав Бровкин, известный широкому зрителю в первую очередь по алхимическому телетрактату «Следствие ведут ЗнаТоКи», дал заключительному фильму из своего телевизионного цикла о битве обкомовских магов «Политический театр» название «Трое на красном ковре». В эпизодах с участием Секретаря Обкома метаигровой шум сведен к минимуму (рулбук «Справочник секретаря обкома» с детальным описанием абилок персонажа - вещь непредставимая в системе Мира тьмы) – это, как правило, чистые словески, требующие от геймера максимального погружения и навыков свободного отыгрыша с использованием запретных полемических приемов.
Обкомовская магия: Заклятия.
В открывающем цикл «Политический театр» эпизоде «Два взгляда из одного кабинета» по сценарию матерого пропагандиста Федора Бурлацкого вновь назначенный Первый секретарь Обкома, резонер и демагог Василий Романович Широков (запинающийся Андрей Болтнев) пытается решить проблему дефицита продовольствия («В магазинах хлеб, сахар да крупа. Мясо - с перебоями, овощи - глаза бы не смотрели!») при помощи мощных партийных заклинаний, которыми он обменивается в ночной тиши своего кабинета со Вторым секретарем обкома Иваном Петровичем Стрешневым (вальяжный Петр Вельяминов), опытным аппаратным приспособленцем, отстаивающим свое право кошмарить садоводов-огородников, тщетно надеявшихся получить справки на вывоз продукции со своих приусадебных участков за пределы области. Сходным образом устроена магическая боевка в сериале Искандера Хамраева «Грядущему веку» по одноименному роману Георгия Мокеевича Маркова: вновь назначенный Первый секретарь Обкома, прогрессивно настроенный Антон Соболев (Юозас Киселюс) бросает партийные спеллы в засидевшегося на своем посту Второго секретаря Обкома Степана Степановича Томилина (Геннадий Воропаев), ретрограда и начетчика, покрывающего бесхозяйственного, безвольного и безынициативного секретаря райкома Романа Кузьмича (Михаил Глузский).
В многопользовательском боевике Валерия Гурьянова «Апелляция», сценарий к которому написал опытный Эдуард Володарский по мотивам одноименной повести Владимира Гребенюка, Первый секретарь Обкома Дмитрий Васильевич Плотников (Вячеслав Тихонов), преодолевая инертность Второго секретаря Обкома (Михаил Кузнецов) и заручившись поддержкой многоопытного председателя колхоза Ивана Степановича Миронова (непременный Всеволод Санаев), сражается с демоническим Первым секретарем Райкома Андреем Андреевичем Пастуховым (Всеволод Шиловский) и его пугливым подручным - Вторым секретарем Райкома Леонидом Владимировичем Балабановым (Игорь Ефимов) за душу исключенного из партии решением Бюро райкома за самоуправные действия прогрессивного главного агронома совхоза «Любавинский» Бориса Сергеевича Холмового (Владимир Конкин), отданного на растерзание райкомовским вампирам безвольным директором Григорием Афанасьевичем Гуриным (Вадим Лобанов). «На Бюро обкома поговорим! Я с вами не на жизнь, а на смерть буду бороться!» - бесстрашно бросает вызов обкомовскому бонзе Пастухов, умело ведущий свою игру по окончательному развалу сельского хозяйства во вверенном ему районе (именно он заставил агронома срезать плошади под картошкой и засеять невсхожим ячменем высокоурожайное картофельное поле).
В «Троих на красном ковре» Вячеслава Бровкина по сценарию Романа Солнцева, подведшего итог своим исследованиям нравов обкомовской нежити в фильме Виктора Бутурлина «Торможение в небесах», новый молодой секретарь Обкома Андрей Андреевич Невзоров (Виктор Запорожский) пытается выступить арбитром в боестолкновении вошедших в клинч Председателя сибирского колхоза Михаила Ивановича Сошкина (Леонид Куравлев) и первого секретаря Райкома Виктора Ивановича Коновалова (непременный Владимир Самойлов). Советливый Председатель грозится сделать немыслимое - подать иск в прокуратуру на секретаря Райкома, умело создавшего критическое положение в сельском хозяйстве: именно он отдал распоряжение распахать и защелочить целинную степь, что привело к уничтожению плодородного слоя, и заставил председателя отправить молодняк на жертвенный убой для выполнения районного плана по мясу. Секретарь Обкома полагается в разрешении спора на традиционный сет магических заклинаний из «Продовольственной программы», но вскоре убеждается, что непримиримые соперники также владеют искусством партийной полемики.
«Есть элемент демагогии», - уважительно оценивает Невзоров скиллы Сошкина, названного Коноваловым «демагогом от сохи». Не помогает и отсылка секретаря Обкома к партийным авторитетам - тайным именам начальствующих духов-архонтов. Оказывается, что магическое искусство памятования имен - партийная эскапическая мнемоника - утратило свою сакральную силу: теперь каждый колхозник, включив новенький телевизор в "зале" своего благоустроенного коттеджа на центральной усадьбе, может нанизывать вслед за диктором программы "Время" бесконечно длинную цепь труднопроизносимых имен миродержателей: «...у трапа самолета высокого гостя встречали товарищи Капитонов, Долгих, Катышев, Зимянин, Рябов, Слюньков, Зайков, Воротников...»
Обкомовская магия: Обряды.
И тогда секретарь обкома Невзоров прибегает к высшей канитской магии: при помощи секретных заклятий во «Второй встрече на красном ковре» он превращает секретаря райкома Коновалова в руководителя районного агропромышленного объединения (РАПО). Формирование РАПО - единого органа управления агропромышленным комплексом - один из мощнейших обрядов «Продовольственной программы», призванный при помощи агропромышленной кооперации и интеграции преодолеть заклятие Неполноты и вернуться к первоначальной целостности. Магическое Восхождение в Плерому божественной жизни возможно лишь через самособирание и воссоздание изначального единства: каинитский апокатастасис есть одновременно восстановление всего сущего и уход в за-бытие - Конец Мира тьмы и Начало Царства света.
Могущественный секретарь обкома Кондрат Петрович (Юрий Волков в «Хронике одного лета» Марка Орлова по сценарию Виктора Богатырева) увлеченно экспериментирует с реорганизацией сельского хозяйства в одном из курируемых районов: он обращает бывшего секретаря райкома Владимира Ивановича Колесникова (Владимир Андреев) в председателя райисполкома, а назначенному на его место Павлу Степановичу (Сергей Яковлев) поручает «преодолеть психологический барьер», разделяющий председателей колхозов и руководство Сельхозтехники и Райпотребсоюза при переходе к агропромышленной интеграции. «Сейчас судьба всех нас свела в агропромышленное объединение», - блеет Павел Степанович, любуясь председателем Совета РАПО Ниной Васильевной (триумфальное возвращение Натальи Фатеевой в Готик-Панк через 20 с лишним лет после «Нашего общего друга», символизирующее возврат к утраченному единению).
Идеи агропромышленной интеграции и межхозяйственной кооперации овладели безумным секретарем райкома Михаилом Георгиевичем (Аристарх Ливанов в захватывающем готик-панке Михаила Израилева «И придет день...» по сценарию Всеволода Егорова) еще до принятия «Продовольственной программы», поэтому для достижения магического результата - создания Совета колхозов - ему приходится непрерывно - на протяжении трех четвертей экранного времени - кастовать старые проверенные спеллы из гримуаров Влада Ленина. «К сожалению не все понимают, что назревшие вопросы следует решать творчески, как учит нас Владимир Ильич. Вот смотрите, - ухватив за пуговицу зашедшего в тускло освещенный кабинет молодого председателя отстающего колхоза Кирилла Мефодьевича Руснака (Богдан Ступка), заходится секретарь, нервно листая затрепанную синюю инкунабулу, - Найти практически осуществимые, удобные, подходящие для нас формы перехода от частичных раздробленных кооперативов к единому народному кооперативу».
«Прежде чем колхозы войдут в коммунизм, они должны пройти еще более высокую ступень своего развития, - кликушествует секретарь, повиснув на случайно встреченном в райкомовском коридоре председателе-панке передового колхоза Лукреции Ивановиче Куркулеве (Николай Тимофеев), - Мы должны поднять уровень обобществления средств производства и экономики в целом, а этого можно добиться путем той же ленинской кооперации хозяйства, но уже на основе более крупной, масштабной концентрации». «Вы знаете, концентрация и специализация сельскохозяйственного производства требует на сегодняшний день от ученых, занятых выведением высокоурожайных сортов, разработкой новых машин и промышленных технологий, чтобы они взяли на себя, как бы это сказать, внедрение в производство своих достижений, - беснуется секретарь, вцепившись в белый халат директора сельскохозяйственного НИИ Александра Анатольевича (Владимир Гинзбург), - Внедрение в производство научных разработок - это, я бы сказал, самое слабое место всей системы кооперации и интеграции, и мы не можем двигаться вперед, сверкая этой ахилессовой пятой. Пришло время соединить науку с производством. Понимаете, ведь речь идет о синтезе, о создании единого формирования, научно-производственного объединения, где бы ученые работали вместе рука об руку с людьми, которые пашут землю».
«Райком партии поддерживает мнение, что наиболее подходящей действенной и демократической формой руководства процессом межхозяйственной интеграции и агропромышленной кооперации может стать совет колхозов, разумеется наделенный соответствующими полномочиями, - восторженно кричит секретарь на заседании Бюро обкома, - На заре коллективизации Владимир Ильич Ленин указывал, что бедняк не авторитет для масс, за ним не пойдут, а вот если середняк тронется в кооперативы, тогда и наступит великий перелом».
Мегаломанскими планами «агропромышленной интеграции по вертикали» одержим и Секретарь райкома Иван Пантелеевич Жосу (Вячеслав Шалевич в фильме Николая Гибу «Корень жизни» по сценарию Анатолия Горло). Он бросает работу в райкоме и переходит на пост председателя Совета колхозов, затягивая в орбиту своего безумия успешного столичного ученого Андрея Степановича Барбу (Владимир Ивашов в роли сына зоотехника Штепана Барбу из «Офицера запаса» - первой части колхозной тетралогии великого мастера Мира тьмы Николая Гибу) и председателя-панка колхоза «Маяк» Александру Тихоновну Тинкэ (непременная Клара Лучко). Чтобы заставить черствую карьеристку Тинкэ перейти на должность председателя промышленного межколхозного сада «Память Ильичу», секретарь прибегает к проверенному заклятию из оперативной магии: «За слабый контроль хозяйственной деятельности решением Бюро райкома товарищу Тинкэ выносится взыскание - строгий выговор без занесения в учетную карточку». Последним препятствием на пути каинитов-заговорщиков, решивших раскорчевать старые плодоносящие сады и заложить на их месте новый агропромышленный гигант («фруктовый Донбасс») без возможности уборки, хранения и переработки продукции, становится старый председатель колхоза «Бируинца»; Лукьян Васильевич Батыр (Михаил "Михай" Волонтир), в отчаянной попытке предотвратить рейдерский захват подкладывающий под лиричного Барбу, тяжело переживающего разлад с красавицей-женой Сабиной (Светлана Светличная), свою дочь - юную прелестницу Настю (Наталья Рычагова). Но антирейдерский "капкан" не срабатывает, и ячейка каинитов продолжает свою борьбу. «Главное сейчас - разъяснить людям, что другого выхода у нас нет. Да и у них тоже!», - угрожающе глядя с экрана, предъявляет свой ультиматум Жосу.
К антирейдерской "отравленной пилюле" прибегает и старый председатель колхоза «Заря» Алексей Степанович Кунцевич (Николай Пастухов в фильме Сергея Сычева «Личный интерес» по мотивам повести Валентина Блакита «Чти имя свое») в попытке предотвратить враждебное поглощение своего хозяйства молодым председателем соседнего колхоза «Гигант», пробивным и напористым Александром Владимировичем Сурмилой (Николай Еременко-младший предельно убедителен в чрезвычайно востребованном и достаточно редком образе хищного "упакованного" агросексуала). Кунцевич селит свою дочь - вернувшуюся из города и вскружившую голову Сурмиле молодую РСП Лену (Елена Цыплакова) - в старом доме на спорной меже, разделяющей угодья двух хозяйств. Придется ли угодившему в капкан "черному рыцарю" Сурмиле отказаться от амбициозных планов создания гигантской «агрофирмы», тем более, что председатель РАПО Илья Викторович Лозовик (Валерий Филатов) не спешит занять его сторону, "вентилируя" вопрос объединения колхозов на низовом уровне инструктора райкома?
Руководство Белгородского промышленного объединения «Энергомаш» предлагает другому молодому агросексуалу - бывшему директору совхоза Игорю Михайловичу Шитикову (Алексей Арефьев в фильме Валериана Пидпалого «И завтра жить» по сценарию Евгения Оноприенко) - осуществить рейдерский захват отстающего колхоза «Белогорский» и реорганизовать его в заводской агропромышленный цех для снабжения заводчан сельскохозяйственной продукцией. Приехав в родную деревню Князевку с молодой красавицей-женой Ириной (Александра Яковлева-Аасмяэ), Шитиков вступает в борьбу с противящимся поглощению панковским председателем колхоза - известной своим солдафонством Верой Сергеевной Мартыновой по кличке "Барыня" (Лидия Федосеева-Шукшина). Скользкий секретарь райкома Антон Петрович Карпинский (Юрий Муравицкий) не спешит занять одну из сторон в столкновении, но когда старый друг Барыни, бывший редактор районной газеты Александр Дмитриевич (Владимир Сошальский) предлагает ей обратиться за помощью «на самый верх» - к Маскировщикам из столичной партийной Неписи, Мартынова неожиданно понимает каинитскую правду и горячо восклицает: «Я не пойду к этим людям, которые так высоко затаились!»
Такую же каинитскую искру высекают реорганизационные обряды в созании секретаря райкома Петра Савельевича Харькевича (Леонид Неведомский в фильме Бориса Горошко «С юбилеем подождем» по сценарию Евгения Будинаса и Анатолия Кудрявцева). Настаивая на переходе Виктора Никитича Ткачука из председателей колхоза в председатели РАПО, Харькевич причитает: «РАПО или еще как, на сельхозуправлении только вывески меняли, а суть оставалась прежней», и внезапно со всей силы бьет себя по темечку с истошным криком: «Вот здесь нам нужна реорганизация, вот здесь!»
В семнадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Заговор Каинитов: Войди в каждый дом – Две Магических Атаки - Конец Мира тьмы - Ne jamais croire qu'un espace lisse suffit à nous sauver.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 15.
2020-12-18 12:58 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Агро-дампиры.
Если бы селекционера-генетика Авдотью Павловну вместо колхоза «Комсомолец» сослали в сельхозартель «Зеленый дол» - место действия одноименного фильма Тамары Родионовой по сценарию Сергея Антонова - ей вряд ли удалось бы безнаказанно предаться вейсманизму-морганизму: школьные опытные делянки там прочно оккупировали маленькие фанаты мичуринской агробиологии во главе с двенадцатилетним Петей Ивановым (Сережа Подмастерьев), который, списавшись с академиком Лысенко, получил от него письмо с двадцатью зернышками уникального сорта пшеницы «Чародейка» и - вместе с товарищами по школе, создавшими секретную полеводческую бригаду, - принялся безудержно их яровизировать втайне от председателя колхоза Харитона Семеновича и нового агронома Сан Саныча (Петр Лобанов и Борис Рыжухин).
Маленькие агро-дампиры часто приходят на помощь старшим товарищам в деле продвижения рептилоидной агрополитики. Иногда это действующие в одиночку офицеры-вербовщики, путешествующие по стране с рассказами о преимуществах колхозного строя, такие как девятилетняя Аленка (Наташа Оводова в одноименной картине Бориса Барнета по сценарию все того же Сергея Антонова), расписывающая случайным попутчикам прелести освоения целинных земель, и пионер Сева Щеглов (Володя Костин в фильме Ильи Фрэза «Путешественник с багажом» по одноименной повести Владимира Железникова), нахваливающий встреченным им по дороге в Артек людям свой алтайский совхоз и обещающий их там трудоустроить от имени директора Чистова (легендарный Виктор Авдюшко). Иногда - влюбленные в сельхозтехнику юные самородки-механизаторы, такие как Петька из колхоза «Маяк» (Андрей Крылов в фильме Валентина Попова «Вы Петьку не видели?» по сценарию Предводителя Княжеского совета Всея Руси Василия Петровича Тишкова-Одоевского), нашедший в поле брошенный односельчанами за ненадобностью комбайн и починивший его, самостоятельно раздобыв дефицитные запчасти, Петька по прозвищу "Жердь" (Андрей Гусев в фильме-спектакле Антонины Зиновьевой «Четыре беспокойных дня в Кудиновке» по сценарию Владимира Тучкова), пытающийся тайно вытащить и отремонтировать утопленный одноклассниками в болоте трактор, пятнадцатилетний сирота Алешка Левшин (Борис Кузнецов в фильме Татьяны Лукашевич «Ход конем» по мотивам повести Михаила Жестева «Приключения маленького тракториста»), идущий на подлог, чтобы осуществить свою мечту о карьере колхозного тракториста-передовика, или ученик ремесленного училища Мишка Стрекачев (Алексей Борзунов в психоделическом роуд-муви Ильи Фрэза «Необыкновенное путешествие Мишки Стрекачева» по сценарию Николая Чуева), отправляющийся с собственноручно изготовленной шестеренкой для комбайна в погоню за мечтой - на уборочную в подшефный целинный совхоз.
Но чаще всего агро-дампиры, как и их младшие сверстники - дампиры, охотящиеся на браконьеров, сбиваются в стаи - т.н. ученические производственные бригады. Такие эпизоды разработчики Мира тьмы массово поставляли на экраны с середины 70-х годов, когда деревни начали стремительно пустеть после принятого по настоянию министра внутренних дел Щелокова решения о распространении общегражданской паспортной системы на 60 миллионов жителей села.
«Не удержите, не в старое время живем, у каждого паспорта есть, супостат, ирод», - кричит баба Груня, мать собравшейся в город за лучшей долей доярки Мани, председателю разваливающегося колхоза «Зареченский» Ивану Титову (Виктор Полищук в готик-панке Бориса Ивченко и Владимира Зимы «Два дня в начале декабря»). Вслед за освобожденными камералистским указом сверху колхозниками в города потянулись и выпускники сельских школ. «Сегодня у нас на селе праздник. По традиции мы вручаем нашим детям после окончания десятилетки аттестаты и паспорта. Мы советуем и просим вас - идите дорогой ваших отцов-хлеборобов», - блеет лиричный председатель колхоза «Заря» Заречный (Леонид Бакштаев в психоделических «Смотринах» по сценарию великого мирдовженковца Виктора Богатырева), хорошо зная, что никогда больше не увидит счастливых обладателей краснокожих паспортин.
Чем меньше вчерашних школьников остается на селе, тем больше агро-дампиров населяют Мир колхозной тьмы. «Со школьных лет впитав любовь к земле, Друзьям достойный подаем пример мы: Всем классом остаемся на селе, В поля идем работать и на фермы», - нестройно скандируют выпускники, распропагандированные новым директором сельской школы в Толкунах, выпускником пединститута Виктором Лобанком (Сергей Шкаликов в фильме Александра Ефремова «Экзамен на директора» по сценарию Владимира Бутромеева и Евгения Митько). В вышедшем на экраны одновременно с «Экзаменом на директора» фильме Владимира Шамшурина «Затянувшийся экзамен» по сценарию Анатолия Кудрявцева бывший директор сельской школы Виктор Иванович (Юрий Гребенщиков), назначенный решением райкома на должность председателя колхоза, с ужасом понимает, что работать на земле некому («В одной бригаде шесть человек осталось, да и те скоро на пенсию уйдут») и предпринимает отчаянную попытку оставить в деревне выпускников, которых сам же и готовил к поступлению в ВУЗы. С тем же конфликтом интересов сталкивается и директор сельской школы в Тургусе Василий Завьялов (Алексей Жарков в фильме Адольфа Бергункера «Родился я в Сибири...» по сценарию Юрия Яковлева), выдвинутый решением обкома на пост секретаря райкома. Молодой учитель математики из сельской школы в зоне неустойчивого земледелия Павел Студенцов (Владимир Еремин в фильме Валентина Морозова «Снег на зеленом поле» по сценарию Эдуарда Шима) агитирует своих подопечных восьмиклассников остаться в неперспективной деревне Жуковка и закладывает вместе с ними опытную делянку с редкими сортами картофеля.
Девятиклассники сельской школы из колхоза им. 12-летия Октября - герои фильма- спектакля Антонины Зиновьевой «Любовь и картошка» по одноименной повести Владимира Киселева - собирают рекордный урожай картошки на необитаемом острове посреди полесских болот. Девятиклассники сельской школы из колхоза «Рассвет», возглавляемые фанатичным агро-дампиром Сашко и комсоргом Мариной (Володя Андреев и Оля Демшевская в фильме Юлия Слупского и Бориса Шиленко «Остров юности» по сценарию Александра Власова), преодолевая понятное недоверие начальства («Только и ждете последнего звонка, чтобы в город уехать!» - говорит проницательный председатель Петр Митрофаныч в колоритном исполнении Николая Скоробогатова), организуют молодежный экспериментальный колхоз «Рассвет 2» на необитаемом острове посреди Каховского водохранилища и выращивают там уникальный урожай помидоров из семян, присланных академиком Богучаровым. Выпускники сельской школы в далеком горном аиле - герои «Деревенской мозаики», поставленной Дооронбеком Садырбаевым по мотивам рассказа Касима Каимова - решают остаться в колхозе и посвятить себя нелегкому чабанскому труду.
Ученики сельского ПТУ, возглавляемые сыном директрисы Иваном Демидовым (Валерий Малинин в фильме Ольгерда Воронцова «Мы - ваши дети» по мотивам пьесы Геннадия Никитина и Ольги Пыжовой «Иван») отправляются на практику в отстающий совхоз и, столкнувшись со злобным зведующим фермой «Заря» Зубахиным, отправившим дойное стадо на жертвенный убой, решают создать молодежное звено и остаться работать на селе. Сельским старшеклассникам из колхозного фэнтези знаменитой кино-сказочницы Ирмы Рауш «Степная эскадрилья» по сценарию Валентины Спириной, возглавляемым безумным агро-дампиром Сергеем Лотаревым (Андрей Коробков), удается невозможное: преодолевая сопротивление председателя колхоза Алексея Чернобая (Борис Невзоров), они создают ученическую производственную бригаду, захватывают несколько нуждающихся в наладке комбайнов и выводят их в поле в разгар уборочной страды. «В газетах пишут, что нас к земле надо приучать», - юродствует юный комбайнер степной эскадрильи по кличке "Журналист" (Сергей Шелгунов).
В попытке "приучить школоту к земле" (ликвидировать критическую Нехватку рабочих рук на уборке урожая, образовавшуюся после освобождения крестьян) партийно-хозяйственная Непись обратилась к последнему резерву - городским школьникам и студентам, которых стали в массовом порядке вывозить в т.н. «лагеря труда и отдыха» на «летние практические работы». Студенты-первокурсники пединститута Галя Полякова и Юра Шаповалов (секс-символ Ольга Кабо и Игорь Шептицкий в фильме Ярослава Лупия «И повторится все» по сценарию Гаянэ Оганисян-Слуцки) выезжают с девятиклассниками городской школы на уборку урожая в подшефный совхоз (в другой своей дампирской картине - «Хлеб детства моего» - Лупий довел жертвенность маленьких агро-дампиров до абсурдного предела: пионеры Васька и Витька решили самостоятельно разминировать поле спелой ржи, чтобы дать взрослым односельчанам провести жатву ценного эргота). Одесские девятиклассники из фильма Ярослава Ланчака «Все начинается с любви» по сценарию Александра Чумака проводят «пятую трудовую четверть» в подшефном колхозе, за романтическими перипетиями первой влюбленности не забывая вскрывать отдельные недостатки в колхозном строительстве (дебютировавший в этой картине Игорь Шавлак впоследствии дал своей первой режиссерской работе неслучайное название «Семья вурдалаков»). Классный руководитель, учитель труда Петр Иванович (Борис Григорьев в фильме Юрия Григорьева «Поле перейти» по сценарию мастера пионерской эротической прозы Эдуарда Пашнева) вывозит городских девятиклассников на уборку картофеля в совхоз «Первомайский», где прошло его детство, и пытается убедить готовящегося поступать в институт агро-диссидента Сережу Жукова (Андрей Маталаев) в прелестях работы на земле. Девятиклассники одной из городских школ приезжают на практику в леспромхоз и под влиянием лесничего Юрия (Юрий Кузьменков в фильме Бориса Конунова «Лес, в который ты никогда не войдешь» по сценарию Тамары Лихоталь и Маргариты Мосяковой) проникаются любвью к родной природе. В «Первом парне» Аркадия Сиренко студенты провинциального вуза, приехавшие "на картошку" в нечерноземный колхоз «Новый путь», настолько впечатляются царящим там запустением, что решают остаться на уборке даже под угрозой отчисления. «Четверть урожая в земле! - кричит совестливый студент Клетов в лицо доценту Молодцову, - Кто за нас это все доделает!? Старик с одной рукой? Бабки, кто хоть ползать может?».
Магия Готик-Панка.
С освобождением крестьянства (т.е. изъятием главного бесплатного и возобновляемого Ресурса) Нехватка в Мире колхозной тьмы становится тотальной, а сам он приобретает отчетливо апокалиптические черты. Игровые эпизоды Колхозного Готик-Панка отличает нарастающая паранойя, предчувствие скорой катастрофы, панический тон повествования и амбивалентная атмосфера безнадежности или, напротив, надежды: ведь если конец Света в большинстве глобальных сюжетов означает начало Тьмы, то конец колхозной Тьмы есть начало взыскуемого каинитами Света. Разработчики Готик-Панка дают понять: судьба Мира тьмы решается прямо сейчас, и ничего хорошего ждать не стоит.
Паспортизация крестьян закончилась в 1981 году, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев произнес с трибуны XXVI съезда КПСС магическую формулу «Экономика должна быть экономной», а в мае следующего 1982 года на Пленуме ЦК КПСС был принят гримуар «Продовольственная программа СССР на период до 1990 года» - набор заклинаний, призванных - по официальной версии - «интенсифицировать производство в сфере сельского хозяйства и улучшить ситуацию с продовольственным снабжением в СССР», которое к этому времени полностью зависело от поставок из-за рубежа (ежегодный импорт зерна достиг 45 млн. тонн, а мяса — 1 млн. тонн).
Магическое мышление - мышление словами, в котором продовольствие заменяется «продовольственным вопросом». Красные маги Готик-Панка для достижения производственных результатов используют исключительно магические формулы (мощные заклятия, утвержденные «Продовольственной программой», такие как «Рост производства зерна — ключевая проблема в сельском хозяйстве!», «Обеспечим рост производства плодов, овощей, картофеля!», «Животноводство - ударный фронт!») и ритуалы (заседания ковенов всех уровней и реорганизационные мероприятия).
«Продовольственная программа – дело всенародное, дорогой Валентин Сергеевич!» - говорит председатель райисполкома Владимир Иванович Колесников (Владимир Андреев в культовом гримдарке Марка Орлова «Хроника одного лета» по сценарию великого мирдовженковца Виктора Богатырева) злобному майору милиции, гоняющему деревенских старух-торговок, разложивших копеечные пучки вялой зелени на заплеванном асфальте за покосившимся зданием автобусной станции. Проверенный спелл из «Продовольственной программы» (его канонический текст в утвержденной Пленумом версии: «Продовольственная программа — всенародное дело!») срабатывает немедленно, и прибывший на место стычки секретарь райкома Павел Степаныч (Сергей Яковлев) заставляет зарвавшегося мента закупить и установить лотки для уличной торговли: «Расценивайте это как партийное поручение!»
«Вы не чувствуете пульса времени. Мы все понимаем, что продовольственная программа это не стакан воды - взял да выпил», - одергивает недавно назначенный Первый секретарь райкома Елена Николаевна Новикова (фам-фаталь Светлана Коркошко в фильме Аждара Ибрагимова и Анатолия Делендика «Неудобный человек») скользкого приспособленца - второго секретаря райкома Воробьева (Эрнст Романов), решившего сжить со свету неуживчивого председателя колхоза Петра Иваныча Бирулина (Владимир Самойлов в очередной "председательской" роли). Несмотря на то, что Бирулин обладает всеми характерными приметами председателя-панка - на протяжении четверти века он демонстрировал строптивость, грубость и своеволие, выгнав с работы нечистую на руку кладовщицу и переведя в разнорабочие спившегося бухгалтера, его фигура в апокалиптической линейке Готик-Панка отступает на второй план, как и другие персонажи "Большой пятерки" - готичные председатели, хантеры и призраки.
Битва магов: Секретари райкома.
Готик-Панк - это суверенная территория Секретаря райкома, точнее, двух секретарей - Первого и Второго (в региональной линейке "Сородичи Востока" их называют соответственно Биринчи и Иккинчи), а основная задача геймера - задетектить и отыграть того из Секретарей, кто своими действиями (или бездействием) приближает конец Мира тьмы. Это тем более сложно, что в Готик-Панке, пронизанном советским двоемыслием, ничто не является тем, чем кажется ("совки не то, чем кажутся"), а потому от игрока требуются уверенные навыки индивидуального и группового инролинга и "метаигры". Обязательность двойного отыгрывания является главной особенностью готик-панковского сеттинга, придающей ему дополнительную глубину: игрок вроливается в персонажа на уровне реального мира, но и сам персонаж на уровне вымышленного мира вынужден постоянно играть различные роли, заключая и разрывая соглашения (пакты) с внутриигровыми фракциями - ковенами.
Боевка Первого и Второго секретарей райкома из «Неудобного человека», бросающих друг в друга мощные спеллы из «Продовольственной программы» на заседании Бюро райкома, ведется за председателя-панка Бирулина, открыто выступающего против строительства гигантского мясо-молочного комплекса и едва не допустившего гибели колхозного стада коров. На первый взгляд может показаться, что оба секретаря видят в Бирулине своего союзника в борьбе за уничтожение материальных носителей «сельскохозяйственной продукции» и ее перевод в слова ("магические формулы"), имеющей конечной целью преодоление "аграрного проклятия". Однако шансы на победу в этом сражении больше у игрока, вооруженого доскональным знанием Лора, позволяющим безошибочно выбрать персонажа с подлинной каинитской искрой Света и прокачать его способность поддерживать одновременно максимальное количество заклинаний (На магическое заклятие Воробьева, предложившего объявить Бирулину «строгий выговор с занесением в учетную карточку», Новикова отвечает зубодробительным (де)маг(ог)ическим спеллом: «Самое страшное - это равнодушие! Время, само время требует от нас и жить и руководить иначе!»).
Опытный геймер увидит в боевой системе «Неудобного человека» отсылку разработчиков к пионерскому эпизоду битвы партийных магов - фильму Виталия Войтецкого «Своими руками» по мотивам очерков Валентина Овечкина, вышедшему на экраны в 1956 году. Именно в этой опередившей свое время картине впервые схлестнулись на бесконечном ночном заседании Бюро сельского райкома Первый и Второй секретари - Виктор Семенович Борзов и Петр Илларионович Мартынов (Виктор Викторов и Андрей Гончаров), не поделившие старого председателя-панка богатого колхоза «Власть Советов» Опенкина (Георгий Слабиняк). Геймерам тогда пришлось поломать головы, выбирая между двумя парадоксальными стратегиями "уничтожения еды": Первый секретарь рассчитывал отрапортовать в высшие инстанции об успехах хозяйства Опенкина, а Второй пытался "размазать" результаты «Власти Советов» по всем колхозам нищего района. Не случайно позднейший ремейк этой картины - фильм-спектакль Надежды Марусаловой по пьесе Александра Буравского «Говори...» в постановке Московского театра имени Ермоловой, ставшей одним из главных событий театрального сезона 1985 года (с блистательным дуэтом Валерия Еремичева и Алексея Жаркова в главных ролях), был дополнен ярким эпизодом биографии самого Овечкина: не в силах смотреть на результаты партийного руководства колхозным строительством, писатель предпринял попытку самоубийства, выстрелив себе в глаз.
По той же схеме выстраивается повествование и во множестве других эпизодов Готик-Панка. Первый секретарь Пореченского райкома Николай Васильевич Рожков (Борис Гусаков в мини-сериале Юрия Кавтарадзе и Василия Ардаматского «Опровержение»), заручившись поддержкой вновь назначенного главного редактора районной газеты «Вперед» Евгении Петровны Марченко (Лилиана Алешникова), пытается сломать практику размазывания высоких результатов передового совхоза «Прогресс», возглавляемого председателем-панком Петром Терентьичем Кривцовым (Петр Щербаков), изворотливым ловкачом и хамоватым самодуром, по всем нищим хозяйствам района. На заседании Бюро райкома Рожков, используя проверенные партийные спеллы («В решении XXV съезда и в Постановлении о Нечерноземье сказано о социальных преобразованиях на селе!»), принимает сторону совестливого Председателя колхоза «Первомайский» Степана Степаныча Ямщикова (Николай Скоробогатов), которому районное начальство спустило заведомо невыполнимый план поставок. Первый секретарь Туровского райкома в Нечерноземье Иван Семенович Быков (Вячеслав Богачев в фильме мирдовженковца Бориса Савченко «Земляки» по мотивам одноименной повести Ивана Васильева), заручившись поддержкой редактора районной газеты Федора Васильевича Пастухова (Игорь Ледогоров), на заседании Бюро райкома обрушивается с критикой на своего земляка из деревни Козий Брод - председателя передового колхоза Евгения Максимовича Лаптева (Александр Казаков), извратившего при попустительстве членов райкома принципы инициативы и самостоятельности и ставшего панком в погоне за колхозным дефицитом. Вновь назначенный Первый секретарь райкома в Нечерноземье Нил Андреевич Велехов (Владимир Кашпур в готик-панке Виталия Кольцова «Близкая даль») встает на сторону решившей сдать слабый скот на жертвенный убой совестливой заведующей Заплавским отделением небогатого совхоза «Прогресс» Анны Владимировны Тальниковой (Артур Макаров написал сценарий для своей музы Жанны Прохоренко) в споре со Вторым секретарем райкома Деминым (Владимир Земляникин), поддерживающим панковского директора совхоза Погодина (убедительный Всеволод Санаев). Магические партийные скиллы Второго секретаря не действуют на беспартийную Тальникову («Пора ей за отсутствие дисциплины взбучку устроить», - неловко пытается кастовать Демин), что позволяет Велехову усадить свою протеже в директорское кресло.
Вновь назначенный Первый секретарь сельского райкома, совестливый Биринчи Азиз Кудратов (Теша Муминов в фильме Юлдаша Агзамова «Ради других» по сценарию директора киностудии «Узбекфильм» Ульмаса Умарбекова, написанному оытнейшим Николаем Рожковым) борется с надменным Вторым секретарем Сабиром Усмановым (Хамза Умаров) за председателя колхоза Тошматова (Шариф Кабулов), под влиянием Иккинчи запустившего работы по севообороту и даже распорядившегося вырубить ведущую к сельскому кладбищу тополиную аллею, за которой трогательно ухаживал старый декханин Ехуб ота (Хабиб Нариманов). Другой Биринчи - недавно назначенный Первым секретарем Толукского райкома кадровый партийный работник Усен Бакиров (Советбек Джумадылов в фильме мастера киргизского артхауса Геннадия Базарова, который так и называется - «Первый», по сценарию, написанному им совместно с Леонидом Дядюченко), отчаянно пытается улучшить жизнь числящегося благополучным района, ломая сложившиеся при Иккинчи Карагулове (Нуржуман Ихтымбаев) традиции хозяйствования. Вновь назначенный Первый секретарь райкома партии Георгий Торели в уже упоминавшемся Готик-Панке «Повесть о секретаре райкома» расходится со Вторым секретарем Асмат Иашвили (Ева Хутунашвили) в оценке методов работы колхозного председателя-панка Мераба Сетуридзе (импозантный Гоги Харабадзе) и проталкивает на его место своего фаворита - молодого агронома Резо Имедадзе (Леван Учанейшвили).
Первый секретарь сельского райкома Кирилл Бужор (любимец театральной Одессы Борис Зайденберг в фильме Юрия Борецкого и Виталия Демина «Офицер запаса» по сценарию семейного дуэта Николая Гибу и Зинаиды Чирковой) вступает в конфликт с партактивом и председателем райисполкома, продвигая на должность председателя колхоза молодого строптивого зоотехника Штепана Барбу (Григоре Григориу), противящегося строительству новой животноводческой фермы. Недавно назначенный первый секретарь сельского райкома Абрар Шукуров (Хамза Умаров в фильме Эдуарда Хачатурова «Слово председателю» по мотивам романа Адыла Якубова «Совесть»), вступает в борьбу с незаурядным и деятельным председателем колхоза «Ленин юлы» Атакузы Умаровым (Пулат Саидкасымов), за 20 лет хозяйствования оторвавшимся от нужд колхозников и пользующимся для достижения своих амбициозных целей сомнительными услугами поддерживаемого Иккинчи всесильного снабженца Джамала Бурибаева («Хоть слово "бури" и означает — волк, у меня только фамилия Бурибаев. Если сама не захочешь, я тебя не съем!» - соблазняет демонический начальник управления «Сельхозтехники» в блестящем исполнении Мурада Раджабова очередную невинную жертву).
Первый секретарь Просторненского райкома Ксения Барышева (Нина Антонова в мирдовженковском готик-панке своего мужа Анатолия Буковского «Пора летних гроз» по сценарию великого Виктора Богатырева) решительно критикует на выездном расширенном Бюро райкома мягкотелого Второго секретаря Сергея Петровича Грачева (Александр Аржиловский), занявшего в споре о районной структуре посевных площадей сторону вызывающе грубого председателя-панка колхоза «Степной» Олега Николаевича Шляпникова по кличке "Бритва" (Виктор Щербаков). Второй секретарь райкома Анна Сергеевна Кулешова (Нина Попова в мирдовженковском готик-панке Бориса Ивченко и Владимира Зимы «Два дня в начале декабря») на заседании Бюро райкома решительно встает на сторону принципиального председателя нищего колхоза «Знамя труда» Валерия Николаевича Кравчука (Сергей Подгорный), демонстративно снижающего надои и срывающего районный план по поставкам мяса государству, в споре с Первым секретарем Андреем Дмитриевичем Морозовым (Всеволод Гаврилов), поставившим на зарвавшегося председателя-панка богатого колхоза «Рассвет» Петра Григорьевича Моисеенко (Георгий Семенов) и заручившимся поддержкой партийной Неписи - не появляющегося в кадре Первого секретаря обкома Бориса Викторовича. «Область изо всех сил вытягивает план, подбирает со всех крохи, а ты планируешь снижение! - орет присланный Неписью на заседание Бюро инструктор обкома Александр Григорьевич Воинов (Виталий Розстальный) и заходится в безумном хевелитском камлании, требуя жертвенного убоя: - Мясо должно быть в магазинах каждый день! Мы пока вынуждены идти на убытки отдельных хозяйств, чтобы обеспечить население продуктами». У Первого секретаря наготове мощное партийное заклятие («Я предлагаю коммунисту Кравчуку поставить на вид!»), но он еще не знает, что исход битвы магов будет решаться на совете ковена - совместной комиссии обкома и облисполкома.
Матерый первый секретарь сельского райкома Василий Петрович Стогов (Всеволод Санаев в фильме Андрея Разумовского «В распутицу» по повести Бориса Можаева «Полюшко-поле»), поддерживаемый демоническим начальником сельхозуправления Бобриковым (Владимир Земляникин), умело противостоит неловким "прогрессивным" попыткам лиричного второго секретаря Матвея Ильича Песцова (Любомирас Лауцявичюс) сломать привычный севооборот и ввести в звеньях загибающегося колхоза, возглавляемого старым председателем Игнатом Павловичем Волгиным (Сергей Плотников), коллективный подряд. Несчастливо женатый Песцов под тоскливое пение своей возлюбленной - колхозного агронома Нади Селиной («Не лучше ли мне будет Живой в могилу лечь, - завывает Надя в исполнении трагически рано ушедшей из жизни Марии Зубаревой, - Живой в могилку лягу - Скажите: умерла..»), окончательно погружается в Мир колхозной нежити и уходит парторгом в колхоз. Лиричный инструктор райкома Евгений Иванович Лященко (Геннадий Фролов в мирдовженковском блокбастере Николая Литуса и Михаила Резниковича «Всего три недели...» по сценарию великого Виктора Богатырева), не найдя поддержки у районного партийного начальства в борьбе с крутым председателем сельхозартели «Луч» Игорем Кирилловичем Сивко (Михаил Матвеев), также уходит секретарем парткома в колхоз на место парторга Саблина - слабохарактерного подпевалы председателя-панка.
В шестнадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Колхозный Готик-Панк: Битва магов - Колхозные парторги – Колхозные комсорги - Секретари обкома - Обкомовская магия: Заклятия и Обряды.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 14.
2020-12-16 13:00 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Колхозный Готик-Панк: Тайна Духа.
Колхозный Готик-Панк - универсальный кроссовер всех персонажных линеек Мира Тьмы, объединенный доминирующей темой "темной тайны" (dark mystery), средоточием которой может стать любой из героев колхозной вселенной - готичный партийный вампир или бесшабашный председатель-панк, безжалостный дампир или бестелесный гайст. Мир тьмы полон страшных тайн, но главная тайна - внутри героя, и это не тайна Крови, на которой делался акцент в линейках Готики и Панка, а тайна непознаваемого мира Духа. Готик-Панк высоко котируется у продвинутых игроков Мира тьмы не только из-за уникальной криповой атмосферы и неоднозначности сюжетных ходов, но, в первую очередь, благодаря неясной природе трудно прокачиваемых персонажей (часто относимых ньюшками к категории НЁХ) - заговорщиков-Каинитов, прозревших в себе частицу Духа и исполнившихся решимости вырваться из созданной злым демиургом сельскохозяйственной темницы и вернуть Мир к его изначальной доаграрной природе.
«Родные по Крови - это еще не родные по Духу», - комментирует Галина (Евгения Уралова в готик-панковском сериале легендарных мастеров Мира Dовженко Николая Ильинского и Виктора Богатырева «Родные») противоборство своего мужа - готичного председателя колхоза «Большевик» Павла Тарасова (Виталий Шаповалов), мучительно переживающего тотальную Нехватку, со старшим братом Алексеем (Всеволод Платов) - осевшим в городе начальником райсельхозуправления, панковским начетчиком и очковтирателем. «Вот братья - одна кровь, а как будто совсем чужие люди!», - удивляется молодая сельская библиотекарша Лида (Наталья Егорова в готик-панковском корбуке «Ночь председателя», поставленном по сценарию Иосифа и Виктора Ольшанских Львом Мирским), ставшая свидетелем конфликта бессменного председателя колхоза, панка-самодура Павла Сухорукова (Михаил Глузский) с демоническим старшим братом Петром (Петр Чернов), давно перебравшимся в город.
В эпизоде «Земля» из Куркульской линейки "Хроник Тьмы", снятом Амвросием Бучмой и Лесем Швачко по одноименной повести Ольги Кобылянской, праздный охотник Савва (Павел Грубник), младший сын зажиточного буковинского крестьянина, убивает своего старшего брата, работящего Михайлу (Сергей Фещенко) в споре за родительское наследство.«На этом месте брат убил брата, воду для поля не поделили», - рассказывает Володя, ревнивый ученик безумного академика-селекционера Таланова из фильма мирдовженковца Василия Ильяшенко «Красное поле», о происхождении странного хачкара на «родине пшеницы - Армении».
Снова и снова создатели Мира тьмы дают игрокам понять, что «все люди братья, но не все братья - люди», но никто не говорит о "темной тайне" Колхозного Готик-Панка с такой прямотой, как загадочный суфий «Таджикфильма» - режиссер Бако Садыков, открыто вводящий в повествование тему Каинитов в двухсерийном эпизоде «Время зимних туманов».
Сородичи Востока: Путь Дервиша.
... Вернувшись в родной высокогорный аул после службы в десантных войсках, гвардии сержант Нурали Раджабов узнает, что его жена Барфина год назад ушла от него к директору животноводческого совхоза Умару Наимову, и активно включается в сельскую жизнь. Экранизация изданной в 1976 году повести участника 6-ого Всесоюзного совещания молодых писателей Саттора Турсуна «Лук Рустама» могла бы стать очередным проходным эпизодом Призрачной линейки Мира тьмы про Ревенанта-дембеля, если бы в 1982 году за нее не взялся Садыков - один из столпов среднеазиатского артхауса, близко знакомый с Гулрухсор Сафиевой, «выведшей Хайяма из кабака в куништ», и Лоиком Шерали, вдохнувшим новую жизнь в традиционную форму газелей, рубаи и дубайти.
«Продовольственная программа решается сейчас и здесь, а не в вашем кабинете!» - в отчаянии пытается докричаться по телефону до партийно-хозяйственной Неписи директор совхоза (лиричный Теша Муминов), но проблема Нехватки шифера и толя для зимних кошар, кажется, вовсе не занимает устроившегося совхозным шофером Нура (мужественный Байрам Дурдыев). Странный дембель неделями бродит по живописному урочищу Чилдухтарон, пытаясь набраться мудрости у дервиша-пастуха Сайдо (убедительный Абдугафор Каримов), бьющего в звонкий таблак и строящего из подручных материалов гигантский Звуковой маяк. «Равновесие!» - так объясняет Сайдо принцип устройства этого сложного кинетического объекта (художник Владимир Салимов прямо отсылает зрителя к конструкциям Жана Тэнгли). Суфий познает свою Волю по мере обретения равновесия – внутреннего (равновесие состояний) и внешнего (равновесие обстоятельств).
Бако Садыкову важно показать, что суфийская реализация и трансмутация сознания могут стать результатом мистического опыта, полученного здесь и сейчас - в повседневности колхозной деревни. Вот почему другой бродячий проповедник - механик передвижной кинобудки Кудрат (запоминающийся Джамал Садриддинов) со словами: «Сегодня вы увидите самый замечательный, самый известный фильм про Ходжу Насреддина!» зазывает ребятишек не на культовые «Похождения Насреддина» по сценарию Витковича и Соловьева, а на фильм Климентия Минца «12 могил Насреддина» - единственную экранизацию «Тонкостей несравненного Насреддина», действие которой не привязано к сконструированному схоластами квази-историческому жизнеописанию муллы, а разворачивается прямо в Мире колхозной тьмы.
В «12 могилах» панковский председатель колхоза, принявший Насреддина за представителя народного контроля, пытается ублажить лже-ревизора, скрывая истинное положение дел. Другой колхозный раис, заточенный вместе с Насреддином в палате N 6 психиатрической больницы, выдает себя за султана турецкого, рапортует о сдаче государству рекордного урожая хлопка и произносит пафосную речь о превращении пустыни Кара-кум в цветущий огород. Безумный мир колхозной тьмы - это чудовищная иллюзия, небытие сумасшедшего дома, вырваться из которого по силам лишь идущему гностическим путем маламати. Климентий Минц очевидным образом полемизирует со сценаристом трех фильмов о мастере Насреддине, влиятельным интерпретатором суфизма Виктором Витковичем, потомком первого посла петербургского двора в Афганистане Яна Виткевича, знаменитого тройного агента в центральноазиатской Большой игре. Помимо личной неприязни (Минц уступил Витковичу своего соавтора обэриутских времен Григория Ягдфельда) двух авторов разделяет трактовка Тариката: по Витковичу суфий следует мистической доктрине, по Минцу дервиш проделывает мистический путь. Высмеивая бесплодные поиски места захоронения Ходжи («Какая польза людям от ваших споров?» - спрашивает Насреддин, узнав, что на раскопках в Пенджикенте ученые нашли уже тринадцатую его могилу), Минц намекает на широко известную одержимость своего удачливого соперника прахом Биби-Ханым, старшей жены Тимура (Витковичем оставлены сладострастные описания останков Мульк-ханым: «Хорошо сохранившийся костяк маленькой женщины; части одежды, кусочек бархатного женского наряда, местами на лице кожа, ногти на руках, и волосы… прядь седых волос!»).
Чтобы помочь широкому зрителю сориентироваться на этом пути, изобилующем экзотическими персонажами - свирепым каландаром Джамолом, братом директора совхоза (Талгат Нигматулин, во время съемок уже вступивший на свой смертельный «четвертый путь» под руководством Абая Борубаева), златовлаской Михри, потомком белокожих арийцев Памира и Гиндукуша – калашей, ягнобцев и язгулямцев (загадочная красавица Адолат Зухурова), развлекающим детвору масхарбозом (в исполнении знаменитого аниматора Мунавара Мансурходжаева) - несостоявшийся режиссер и опытный сценарист Валентин Максименков протягивает нить от шедшего Путем Розы мастера озарения, суфийского учителя Шихабуддина ибн Хабаша Сухраварди к европейскому наследнику Даров глубокого знания - розенкрейцеру (последователю Пути Розы и Креста) Виктору Гюго.
Каиниты.
Взяв в руки потрепанный томик «Собора Парижской богоматери» 1955 года издания, Нур Раджабов вспоминает, как в школьной театральной постановке он играл настоятеля собора - архидьякона Клода Фролло. В пугающем флэшбеке звучит его внутренний диалог: «Каин! Что сделал ты с братом своим? – Что сделал я с ним, Господи? Я призрел его, я вырастил его, вскормил, я любил его, боготворил, и я его убил!». Выбор Садыковым и Максименковым именно этой сцены из романа великого магистра Приората Сиона, написавшего: «Есть нечто более ужасное, чем убийство Авеля Каином», разумеется, не случаен. Рептилоидная космогония Мира тьмы с ее трагической предопределенностью дополняется в Колхозном Готик-Панке каинитской космологией, дающей игрокам уникальную возможность обнаружить спящую в плоти персонажей Пневму, высечь при помощи мнемонических игротехнических практик искру Духа, и совершить Восхождение из темных покровов колхозной тьмы к изначальной (доаграрной) полноте и целостности - Плероме.
Авель - рожденный из плоти сын Адама и Евы - стaл первым убийцей нa Земле, принесшим труп агнца в жертву Господу этого мира, испытывающему наслаждение от крови невинной божьей твaри. Каин - рожденный из плоти и Духа сын Евы, оплодотворенной дыханием Люцифера - бросил в лицо злому Демиургу горсть навязанных "зерновым выбором" семян, освободив себя раз и навсегда от низшего Бога и его нечистого и ошибочного создания. История сводных братьев Каина и Авеля - носителей духовной и животной природы - переосмысляется разработчиками Мира тьмы как преодоление навязанного человечеству выбора между двумя типами агрокультуры - оседлым растениеводством и кочевым (пастбищным) животноводством. Ложная рептилоидная дихотомия повергается светом Гнозиса: Каин, проклятый злым творцом Елдабаофом, обретает подлинную свободу от призраков Пространства и Времени в вечном Изгнании и вечном Бодрствовании. Знак Каина пересекает одновременно и рифленую землю оседлого пространства и номадическую почву гладкого пространства, не останавливаясь ни на том, ни на другом: это бродячий знак странствия вольного охотника, не привязанного ни к аграрному (лунному) времени хлеборобов, ни к циклическому времени пастухов, и ведомого исключительно Божественной искрой ангела света внутри него.
Поиск искры Духа, из которой может разгореться воспоминание об истине, дарящее прозрение и шанс на спасение из узилища колхозной тьмы - главный квест персонажей Готик-Панка. «Я не могу закопать в землю свой талант, Я Гомо, Гомо!» – восклицает Терентий Власенко (Николай Гриценко в опередившем свое время фильме Исаака Шмарука и Виктора Ивченко «Судьба Марины» по сценарию Лидии Компаниец), ненадолго вернувшийся в село Лебединки после учебы в столице и с ужасом понявший, что его ничто больше не связывает с женой Мариной, озабоченной лишь увеличением сахаристости свеклы, и их слабоумной дочерью Галинкой. «Тарас Васильевич, что такое Гомо?» - спрашивает затваренная Марина (Екатерина Литвиненко) у парторга колхоза «Перемога» и, услышав в ответ: «Гомо - это по-латыни человек», заходится в рыданиях.
Найти в себе человеческую каинитскую искру отчаянно пытается и звеньевая механизаторов Мария (икона Мира Dовженко Светлана Тормахова в фильме Владимира Шмакова «Дожди по всей территории» по сценарию Елены Зыковой). «Я хочу знать, кто я! Я спрашиваю: кто я?!» - кричит в лицо председателю колхоза Семену Михайловичу (Афанасий Тришкин) бескомпромиссная молодая трактористка, пробудившаяся после магического обряда, проведенного ее сестрой, деревенской колдуньей Светой, и понявшая, что «трудиться от зари до зари на своей железяке» - это сделанный кем-то за нее "выбор".
Mage: The Ascension
Один из двух основных постулатов Готик-Панка состоит в том, что в Мире колхозной тьмы есть люди (и не важно, кто они - "простые" трактористы, выученные агрономы, маститые ученые-селекционеры, председатели, колхозные парторги или секретари райкомов), способные пробудиться от сна, разорвать покрывало Майи (Tapestry, или Колхозную Портянку), и изменить реальность в соответствии со своей истинной волей при помощи особых магических практик. Маги Восхождения, вслед за Каином, отрицают несправедливые и абсурдные заповеди Чуждого бога-творца («Нет никакого закона и никакого судьи»), повязавшего кровавой жертвой Авеля. Колхозной магии Крови (сексуальной магии) они противопоставляют зов Духа и магическое Ведовство - знание имен и заклинаний для победы над миром демонов и начальствующих духов (архонтов).
«На нас напало злое племя», - прямым текстом раскрывает суть последней битвы Магов Восхождения с аграрными рептилоидами Первый секретарь райкома Василий Васильевич (Владимир Меньшов в фильме Виктора Трегубовича «Вот моя деревня...» по мотивам очерков Анатолия Зябрева) усталому председателю загибающегося сибирского колхоза «За коммунизм» Павлу Петровичу Зузенку (Алексей Булдаков), пришедшему в райком пожаловаться на затваривание последних колхозников из деревни Кудринка, не успевших сбежать в соседний городок на строительство бетонного завода: «Некого посадить на перегрузку посевного зерна, потому что оно протравлено, и организм должен быть здоровый и сильный, чтобы на него ртутные пары не повлияли. А где я возьму этот организм?».
Пасхалки Готик-Панка.
Фильм ветерана Мира тьмы Трегубовича не случайно имеет то же название, что и дампирский сериал по сценарию автора «Маскировки» Юза Алешковского, а диалог секретаря райкома и Председателя Зузенка («А рыба есть у вас?» - «Извели») прямо отсылает к сцене рыбалки Маркса-Энгельса-Ленина из этого важного для разработчиков колхозной вселенной текста. Такие "пасхалки" - отличительная черта Готик-Панка, синтезирующего все персонажные линейки, художественные приемы, актерские образы и сюжетные тропы Мира тьмы.
Мирдовженковцы Борис Ивченко и Владимир Зима, назвавшие свой готик-панк о непростых заботах второго секретаря райкома «Два дня в начале декабря», вводят таким образом в повествование тему Оборотней: у южных и западных славян декабрь традиционно считается волчьим месяцем (влченец, welcze meszactzwo, vlčí měsíc) - периодом разгула волков и нечистой силы. Название мини-сериала «Возвращение» - последней совместной работы Анатолия Буковского и Виктора Богатырева - отсылает геймеров к эпизодам Призрачной линейки. Не случайно и приглашение опытного Юрия Назарова на роль Сергея Сорокина, приезжающего в родное село с намерением продать отцовский дом и принимающего трудное решение остаться работать в совхозе и навсегда вернуться к родной земле: за 20 лет до «Возвращения» молодой Назаров сыграл в фильме мирдовженковцев Роллана Сергиенко и Александра Сизоненко «Белые тучи» горожанина Юрко, возвращающегося в родное украинское село Баштанка к смертельно больному отцу Сашко.
Королевы Колхозной Готики задействованы в знаковых ролях Матерей тьмы в готик-панковских эпизодах по сценариям Виктора Богатырева: Вера Кузнецова сыграла мать председателя Шаповалова в «Родных» Николая Ильинского, а Елена Максимова - мать инструктора райкома Лященко в фильме Литуса и Резниковича «Всего три недели...» В сериале Василия Ильяшенко «Войди в каждый дом» знатная доярка Авдотья Никифоровна Гнеушева (Клара Лучко) смотрит по телевизору фрагмент фильма «Кубанские казаки» с выступлением колхозной звеньевой Дарьи Никаноровны Шелест (Клара Лучко).
Сцена из «Варькиной земли» - первой совместной работы мирдовженковцев Анатолия Буковского и Виктора Богатырева, в которой назначенная колхозным водовозом 18-летняя Варька Кравец (35-летняя жена режиссера Нина Антонова) ловко управляется с воловьей упряжкой, визуально цитирует эпизод из первого блокбастера Колхозного Панка «Щедрое лето» с участием юной телятницы Веры Горошко (Нина Архипова).
В фильме Анатолия Буковского «Визит в Ковалевку» по сценарию Виктора Говяды и Владимира Федорова иронически обыгрывается и преломляется через сифианский гнозис сюжетный ход из линейки Подменышей: саратовский писатель Александр Стрельников с женой Ириной (Владимир Трошин и жена режиссера Нина Антонова) приезжает в украинское село к председателю колхоза Любомиру Козачине (Виктор Мирошниченко) и выясняет, что Козачина - вовсе не тот однополчанин, которому он спас жизнь на поле боя. В итоге спаситель сам нуждается в спасении, так как становится жертвой Мира тьмы, в который он пришел.
Гротескная зарисовка визита делегации американских фермеров в колхоз «Большевик», возглавляемый председателем Тарасовым (Виталий Шаповалов) в «Родных» Ильинского и Богатырева остроумно пародирует вышедшее на экраны парой лет раньше мокьюментари «Американский фермер в СССР», герой которой - американский бизнесмен, фермер из штата Вашингтон Дан Макберрон мотался по всей стране в поисках секрета успехов колхозного строя под присмотром сценариста Алексея Степунина и режиссера-оператора Александра Киселева, известного по участию в скандальном шмокьюментари «Тайное и явное: цели и деяния сионистов». С трудом отчитавшись перед зарубежными гостями о доходах колхоза и зарплате работников, усталый Тарасов объясняет председателю райисполкома Рязанцевой (Маргарита Криницына) причины столь странного интереса: «У них все устроено по такому принципу: не рассчитаешь - вылетишь в трубу к чертовой бабушке. Я прошлой осенью во Франции насмотрелся».
Заговор Каинитов: Темная Тайна.
"Пасхальная" отсылка к «Маскировке» у Трегубовича и Зябрева имеет вполне прикладной характер. Каинитам, свившим гнездо заговора прямо в клане Красной нежити, приходится одновременно участвовать в партийно-рептилоидных маскировочных мероприятиях и тщательно скрывать свои подлинные намерения от псевдо-соратников по Камарилье. Второй постулат Готик-Панка состоит в том, что полем Последней битвы станет невидимая и непреодолимая пропасть между двумя породами "человеческих существ" - Каинитами, которые могут пробудить в себе искру Духа, и звероподобными креатурами рептилоидов - авелитами, изначально ее лишенными. В блестящей гностической притче «Персональное дело», поставленной Геннадием Павловым в 1975 году по дебютной пьесе секретаря комсомольской организации Литинститута Виктора Суглобова «Персональное дело Олега Егорова», начинающий Маг Восхождения, член Бюро сельского райкома комсомола Александр Колчин (Алексей Инжеватов) говорит о местных селюках буквально следующее: «Я их ненавижу, я рассудок теряю, когда вижу их поганые наглые рожи. Вот мы говорим: воспитывать их надо, не родились же они такими. А я думаю - родились, вон как рождаются уроды. И будь моя воля, я бы их отлавливал как диких зверей, помещал в специальные резервации, и пусть они там...»
В готик-панковском фильме-спектакле Виктора Рыжкова и Надежды Марусаловой «Вызов» по сценарию Ивана Винниченко, вышедшем на телевизионные экраны меньше чем через год после шедевра колхозной сексуальной магии «Сын председателя», зоотехник Юрий Берест (Сергей Приселков), сын вышедшего на пенсию панковского председателя колхоза «Вызов» Ивана Тарасовича Береста (Виктор Хохряков), напрасно требует от партийного начальства, чтобы его назначили на смену отцу: «Я ведь Берест, понимаете, Берест, у меня задатки руководителя в генах уже заложены». Но магия Крови не действует на секретаря парткома Анатолия, который побеждает своего соперника при помощи заученных заклинаний из партийно-хозяйственных гримуаров и связки тайных имен: «Ты слишком много берешь на себя. Сейчас от нас требуется максимальная специализация, концентрация и межхозяйственная кооперация. В каждом нынешнем современном председателе колхоза должен сидеть не только Чапаев и Мичурин, но и Фурманов и Макаренко». Столь же решительно парторг колхоза «Коммунар» Иван Кривохиж (Виктор Мирошниченко в фильме Михаила Терещенко «Право руководить» по сценарию Василия Решетникова) отвергает кровные претензии заведующей фермой Татьяны (Людмила Никончук) на кресло Председателя, оставленное ее отцом - панковским ветераном Андреем Солодуном (Виктор Чутак): «Она выросла от доброго рода, впитала в себя лучшие черты своего отца, но ведь деловые и морально-политические качества по наследству не передаются». Сторителлер в фильме Ольгерта Дункерса «Цыплят по осени считают» по сценарию Андрея Дрипе откровенно смеется за кадром над попытками тракториста колхоза «Прогресс» Якоба Майзитиса вырастить из своего сына Виктора (Николай Юревиц) агро-дампира, отправив его учиться в Яунпилское ПТУ сельских механизаторов: «Любовь к технике: современная генетика ее пока не расшифровала как признак наследственности, но мы с вами можем смело утверждать, что у нашего героя, будущего потомственного механизатора, техника в крови».
Претензии лысенковских сельхозмагов на выведение (репрессивное "воспитание" голодом и холодом) новых устойчивых видов колхозанов - будь то молодой колхозник-камазотц, сторожевой колхозник-патриот или юный агро-дампир - столь же несостоятельны, как бесплодные усилия ученых-селекционеров по выведению новых видов сельскохозяйственных культур. Подлинное видообразование не под силу селекционной науке, добровольно закрывшей глаза на природное изобилие видов, которым до аграрного палеоконтакта свободно пользовались праздные собиратели - носители присваивающего менталитета.
Безумный селекционер, потративший всю свою никчемную жизнь на улучшение "спущенного сверху" ограниченного количества сортов и пород и впадающий в отчаяние на пороге смерти, как мирдовженковский Степан Тимофеевич Таланов из «Красного поля» - популярный персонаж линейки колхозного Готик-Панка. «Не разгадал я тайну зерна, а годов мало осталось», - кряхтит академик-селекционер Иван Павлович Луговенко (Владимир Седов в фильме Анатолия Чемодурова и Владимира Досталя «Здесь, на моей земле» по сценарию Бориса Привалова), всю жизнь пытавшийся вывести из трех заветных зернышек, которыми его отец разжился в Мессопотамии - эпицентре аграрного палеоконтакта - во время Персидской компании, высокоурожайный сорт пшеницы «Алмаз», под контрольный обмолот которой энергичный секретарь обкома Назаров (Вячеслав Говалло) выделил лучшие земли совхоза имени Ленина. Безумному селекционеру Андрею Трояну (Богдан Ступка) в фильме влиятельного мирдовженковца Василия Ильяшенко «Среди лета» по сценарию, написанному им совместно с Юрием Пархоменко) повезло меньше: выведенный им новый сорт пшеницы, названный в честь возлюбленной - сельской учительницы Марии (Земфира Цахилова), коварный соперник ученого - недоучившийся агроном Владимир Рубан (монструозный Константин Степанков - "довженковский Бела Лугоши"), ставший директором совхоза, распоряжается посеять в местах, заведомо непригодных для выращивания. Другой пугающий персонаж Константина Степанкова - циничный завистливый ученый Дьяченко из фильма мирдовженковского суперинтеллектуала Владимира Денисенко «Тяжелый колос» по сценарию, написанному им при участии главного редактора студии Довженко Василя Земляка, войдя в сговор с директором научно-испытательской станции Тимофеем Хижняком (Алексей Сапсай), ставит палки в колеса своему сопернику в борьбе за сердце лаборантки Даши (Ада Роговцева) - выведшему высокоурожайный сорт пшеницы талантливому ученому-селекционеру Павлу Заречному (Лаймонас Норейка).
Герои дилогии знаменитого узбекского режиссера Гияса Шермухамедова - молодые ученые-селекционеры вступают в конфликт со своими косными и консервативными начальниками - дельцами от науки. Выпускник сельхозинститута Умид Рустамов (красавец Исамат Эргашев в фильме «Преодолей себя» по мотивам романа Мирмухсина «Умид»), сделавший быструю карьеру в лаборатории селекции хлопчатника под началом своего тестя - профессора Салимхана Абиди (пугающий Алим Ходжаев), убедившись в низкой созреваемости и неустойчивости к вилту выведенного свом учителем сорта, поддерживает разработку конкурентов из колхоза «Восход» - хлопок «Мутант». Молодой ученый-селекционер Азиз Касымов (Шавкат Газиев в фильме "Наедине» по мотивам романа Уктама Усманова «Водоворот»), сделавший быструю карьеру в лаборатории селекции хлопчатника под началом академика Джаббарова (пугающий Ато Мухамеджанов), убедившись в бесперспективности своей работы, уезжает в Анголу, чтобы передать опыт "хлопкового проклятия" местным товарищам, а затем возвращается в родной колхоз, чтобы помочь председателю Азимову (Хамза Умаров) вывести новый сорт хлопка.
Любовь селекционеров-генетиков Авдотьи Белобородовой и Сергея Шамрая ("львовская Сара Бернар" Зинаида Дехтярева и Иван Дмитриев в фильме «Авдотья Павловна», поставленном Александром Муратовым по сценарию, написанному совместно с отцом, писателем Игорем Муратовым), искренне пытавшихся вывести высокопродуктивные пшеничные амфидиплоиды, не выдерживает столкновения с мичуринско-лысенковской практической магией («Мне только вейсманизма-морганизма в моем районе не хватало», - хватается за голову Секретарь райкома, узнав о сомнительных генетических экспериментах на степной селекционной станции). Профессор Шамрай встает под партийные знамена репрессивного растениеводства, а сосланная за «антинаучные искривления» в колхоз «Комсомолец» рядовым агрономом Белобородова тайно продолжает работу над выведением многохромосомной пшеницы под прикрытием «школьного биологического кружка».
В пятнадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Агро-дампиры - Магия Готик-Панка - Битва магов: Секретари райкома.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 13.
2020-12-15 12:58 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Игромеханика Колхозного Панка: Рулбуки.
Начинающих геймеров Мира тьмы привлекает кажущееся всемогущество Председателя-панка. «Нет у меня на него власти, - разводит руками председатель райисполкома Сулейман, рассказывая о попытках обуздать амбиции супер-Председателя таджикского колхоза Саттара Сафарова, героя фильма Бенсиона Кимягарова «Одной жизни мало», - Мне весь день по кабинетам шею мылили, что я не справился с ним. А я с ним ничего не могу сделать, и он это знает». Неисправимые манчкины полагают, что такого Председателя -босса можно отыгрывать практически в сейф-моде, лишь при помощи подсказок из многочисленных рулбуков, таких как неоднократно переиздававшийся Сельхозгизом и разросшийся до нескольких объемистых томов «Справочник председателя колхоза», «Справочник для секретарей исполкомов сельских Советов депутатов», «Справочник бригадира колхоза и совхоза», «Справочник сельского пропагандиста» или брошюры из серий «Передовой опыт в сельском хозяйстве» и «Библиотека сельского клубного работника», однако скоро понимают тщетность таких попыток.
Мало кому из пауэргеймеров, раскачивающих мощного Председателя-Панка, удается нафармить колхозный дефицит, эксплуатируя лишь элементы игровой механики, изложенные в «Справочнике сельского механизатора», «Справочнике механизатора сельского хозяйства» и «Справочнике молодого механизатора сельского хозяйства», а тщательное следование инструкциям из «Справочника коноплевода» Бориса Васильевича Лесика и фундаментального труда Сигизмунда Соломоновича Берлянда «Выращивание высоких урожаев конопли» окончательно уводит геймера от заявленных в игре целей.
Разумеется, в Маскировочной макулатуре нет ни слова о том, как прокачать главные скиллы председателя-панка - умение завоевывать доверие партийно-хозяйственного руководства и выбивать средства и фонды. Из «Справочника председателя колхоза» невозможно узнать, как угнать с сортировочной станции две цистерны цемента, предназначавшиеся соседнему колхозу (именно так "зарвавшийся" Ткачук («С юбилеем подождем»), тщетно выбивавший фонды для строительства колхозного санатория, обходит конкурентов-"бездельников" из колхоза «Заречье»), перехватить несколько машин с дефицитными мраморными плитами для строящегося в соседнем колхозе Дворца культуры (как это делает Атакузы Умаров в фильме Эдуарда Хачатурова «Слово председателю») или обвести вокруг пальца Секретаря райкома, требующего - во исполнение секретной директивы Неписи - немедленно пересеять озимые по всему району («Мы хотим ячмень по пшенице насеять, как думаешь, получится?» - с хитрым прищуром "советуется" Председатель в «Весне надежды» с приехавшим с проверкой «товарищем из райкома»).
Боевая система Колхозного Панка.
С партийно-хозяйственными рулбуками в руках в эпизодах Колхозного Панка можно встретить разве что главных антагонистов Председателя - беспокойного и совестливого Бригадира (или другого низкорангового колхозного персонажа - механизатора, чабана, доярку и т.п.) считающего своим долгом бороться с панковскими “злоупотреблениями”, и прибывшего в колхоз амбициозного Молодого Специалиста, мечтающего о переустройстве села. «Передовые методы» из методичек могут быть реализованы только в воображении их составителей; рядовые селюки предпочитают колхозным справочникам “конспирологическую” литературу, рассказывающую о подлинном устройстве Мира тьмы - так, пьянчужка Архип из села Марьяновка (всенародный любимец Николай Яковченко в фильме Олега Борисова и Артура Войтецкого «Стежки-дорожки» по сценарию Миколы Зарудного) не расстается с затрепанным палп-фикшном Ивана Безуглого «Тайны Вервольфа».
Мастер игры не случайно вынуждает геймеров проходить боевые эпизоды Колхозного Панка, выстроенные по одному навязчиво повторяющемуся сценарию, от лица простодушных мечтателей, пытающихся бросить вызов хозяйственным методам Председателя. Эта суггестивная практика должна вызвать у игрока страх повторения, характерный для столкновения с феноменом “маниакального”, и заставить его хаотично растрачивать ресурсы в попытке отобрать хит пойнты у могущественного босса. По эффективности попытка провести низкорангового персонажа в одиночку через уровень Председателя-панка сравнима разве что с судорожным закликиванием экрана в надежде собрать максимум "палок" (колхозных трудодней), чтобы конвертировать их в бонусные очки (доверчивый Егор Байнев из фильма Будимира Метальникова «Дом и хозяин», взявшийся было вкалывать за трудодни, получил за 600 палок 70 килограммов зерна на год на семью из пяти человек и навсегда забросил это безнадежное занятие, подавшись в отход). Единственный способ балансировки игрового конфликта в панковской боевке - заключение тактических союзов против неуязвимого Председателя.
Панковская боевка: Бригадир против Председателя
Бригадир Карп Ветровой (Михаил Кузнецов в фильме Тимофея Левчука «Калиновая роща» по одноименной пьесе Александра Корнейчука), контуженный (sic!) моряк-черноморец, начинает борьбу с забюрократизировавшимся за 20 лет руководства колхозом Иваном Романюком (Юрий Шумский), и быстро понимает, что ему не обойтись без поддержки председателя сельсовета Наталки Ковшик (Наталья Ужвий). Старый колхозный бригадир Джура Саркор (Хикмат Латыпов в одноименном фильме Маргариты Касымовой по мотивам повести Агзама Сидки «Все тот же Джура») не желает уходить на покой и постоянно вмешивается в деятельность Председателя-панка Искандарова (Киматшой Иматшоев), прикрываясь авторитетом своего названого сына, секретаря райкома Кадырова: останавливая технику своим телом, беспокойный Джура не дает механизаторам приступить к севу хлопчатника, а в ночь перед началом уборки очищает все поле вручную. Молодой бригадир хлопководческого колхоза Умид Усманов (Мурад Раджабов в фильме Юлдаша Агзамова «Отцовский наказ» по сценарию Павла Георгиади) после смерти своего отца Абдуллы решает продолжить его дело и, преодолевая сопротивление председателя Халмата-аги (Наби Рахимов), выводит свою бригаду на освоение самых неприступных целинных земель колхоза с говорящим названием «Волчья пасть».
Принципиальный бригадир полеводческой бригады киргизского колхоза Асан Кадыров (Анвар Боранбаев в фильме Усенжана Ибрагимова и Талипа Ибраимова «Верить и знать»), убедившись, что коррумпированный Председатель-демагог Карабеков (Ашир Чокубаев) потерял хватку, и заручившись поддержкой нерешительного секретаря парткома Тургунова, целыми днями болтается по аилу в раздолбанном уазике, самовольно снимает премиальные у пьяниц и лодырей, проверяет у селян справки на вывозимое в город на продажу мясо и делает жизнь колхозников невыносимой. С таким же усердием, достойным самого Председателя-панка, издеваются над односельчанами требовательный пожарный Гуммат по кличке “Настырный” (Спартак Мишулин в фильме Хабиба Гусейнова и Ходжадурды Нарлиева «Нет дыма без огня» по сценарию Тиркиша Джумагельдыева и Бориса Носика), разоблачающий симпатичного расхитителя колхозной шерсти, заведующего складом Батмана (Баба Аннанов), и пионер деревенского снаффа, колхозный киномеханик Никита Зудов (Игорь Ясулович в картине великого Бориса Бушмелева «Зудов, вы уволены!» по сценарию Леонида Треера), установивший при помощи скрытой камеры тотальную слежку за своими односельчанами, пытающимися выживать под началом председателя колхоза Шилова.
Пытливая и совестливая доярка из села Широкая долина Марьяна Куделя (Ада Роговцева в фильме Евгения Брюнчугина «Когда поют соловьи» по сценарию Лидии Компаниец) резко критикует консервативного председателя колхоза «Труд» Тимофея Завирюху (Валентин Грудинин), который, по словам зоотехника Василия, «не любит, когда его против шерсти гладят», и, чтобы доказать пагубность методов хозяйствования Председателя, вступает в социалистическое соревнование с его фавориткой - рекордсменкой по фиктивным надоям Катей Квиткой (Надежда Чередниченко). Молодой колхозный коневод Айдар (Кененбай Кожабеков в фильме Павла Боголюбова «Девушка-джигит» по сценарию Владимира Абызова и Шахмета Хусаинова), начинает борьбу со своим несговорчивым отцом Дощаном, председателем колхоза им. Амангельды, не желающим выделять средства на приобретение племенных породистых лошадей в конезаводе, возглавляемом отцом возлюбленной Айдара - старшей табунщицей конезавода, красавицей-косомолкой Галией (Лидия Ашрапова), и едва не теряет расположение любимой. Молодой чабан Кызбала (Калампыр Айсангалиева в фильме Аманбека Альпиева «Орнамент» по сценарию Розы Хуснутдиновой) поднимает жителей кишлака на борьбу с директором животноводческого совхоза Бибинур Смагуловой (блистательная Меруерт Утекешева), некогда выведшей отстающее хозяйство в передовики производства, но ставшей нетерпимой к критике, авторитарной и грубой с подчиненными («Люди ничего не сделают, если не подтолкнешь, - сетует Бибинур, отдавшая приказ о срочном переводе на летние пастбища отары овец, приведший к их гибели, - Прикажешь – выполнят, а попросишь - могут и не сделать»).
Старый совестливый чабан Серкебай (Ахмед Шамиев в фильме Султан-Ахмета Ходжикова и Аскара Токмагамбетова «Если бы каждый из нас»), придумавший, как получить два окота овец за один год, встречает упорное сопротивление косного председателя животноводческого колхоза Айсары, по чьему распоряжению весь скот был сдан на жертвенный убой, и уходит с отарой в пустыню Кызыл-Кум, чтобы завершить эксперимент ценой собственной жизни. Совестливый асакал Аллан Мерданов (Аман Кульмамедов в фильме Ивана Мутанова «Честь семьи» по пьесе Гусейна Мухтарова «Семья Аллана»), узнав о том, что его старший сын Байрам (обаятельный Алты Карлиев), честолюбивый председатель передового колхоза, уверовавший в свою непогрешимость, завоевал первенство в республиканском социалистическом соревновании путем подлога (купленную на стороне шерсть он сдавал в счет поставок государству), проклинает его на смертном одре: «Возьми кетмень. Начинай все сначала». Молодой механизатор Айсулу Ахматова (Аида Юнусова в фильме Усенжана Ибрагимова «Поле Айсулу» по сценарию Николая Коханова и Леонида Дядюченко, в основу которого положены факты биографии легендарного хлопковода Дилором Рафиковой) выбивается в передовики благодаря покровительству опытного, но заносчивого и не считающегося с декханами Председателя («Ты ноль, ты ничто, - глумится чванливый Председатель, - Кто сделал тебя, девочка, откуда эти награды, как лучшее поле – так Айсулу, удобрения, вода, техника - все тебе») и, чтобы доказать свою состоятельность, переходит на работу в целинный колхоз, добиваясь небывалых урожаев и ломая в социалистическом соревновании карьеру своего обидчика.
Молодой механизатор Гараш (Гасан Мамедов в фильме Абиба Исмайлова «Великая опора» по мотивам романа Мирзы Ибрагимова «Слияние вод» возвращается после учебы на курсах в родной колхоз в плодородной Муганской долине, возглавляемый его отцом, известным на весь Азербайджан Рустамом-киши (Алескер Гаджи Алекперов), и видит, что Председатель, уверовав в свою непогрешимость и связавшись с заезжим аферистом Салманом, перестал считаться с мнением людей. Гараш, заручившись поддержкой колхозного парторга - тракториста Ширзада и вновь назначенного Секретаря райкома Шарафа, начинает борьбу за повышение урожайности хлопковых плантаций. После окончания курсов механизаторов Замира (Роза Ризамухамедова в фильме Юлдаша Агзамова «Отвергнутая невеста») возвращается в родной узбекский колхоз и начинает бороться с насаждаемыми председателем-панком Халматом дедовскими методами обработки хлопковых полей при поддержке влюбленного в нее тракториста Джуры и совестливого парторга Туйчиева.
Панковская боевка: Молодой Специалист против Председателя.
«Колхозный сын» Петро Середа (Михаил Кузнецов в фильме Бориса Барнета «Щедрое лето» по мотивам романа Елизара Мальцева «От всего сердца»), выросший в семье председателя колхоза «Вперед» Назара Проценко (Николай Крючков), возвращается в родные края на должность главного бухгалтера хозяйства и начинает борьбу с «размякшим» от славы и ослабившим финансовую дисциплину Председателем, попутно продвигая на позицию заведующей фермой свою фаворитку - прелестную телятницу Веру Горошко (Нина Архипова). «Колхозный сын» Николай Дончак (Николай Винграновский в фильме Исаака Шмарука и Виктора Добровольского «Сейм выходит из берегов» по одноименной повести Вилия Москальца), выросший в семье председателя колхоза Терентия Буслая (Виктор Добровольский), возвращается после учебы в родные края, на тихую речку Сейм, и начинает борьбу с “зарвавшимся” и поверившим в свою непогрешимость Председателем, терроризирующим колхозников и оправдывающим свои незаконные действия величием конечной цели. Молодой агроном Таурас Габрис (Альгимантас Вощикас в фильме Александра Файнциммера «Над Неманом рассвет» по сценарию Юозаса Балтушиса и Евгения Габриловича) возвращается после учебы в родной колхоз, где председательствует его старый отец (Юозас Сипарис) - самодур, признающий только собственное мнение, и начинает борьбу за проведение мелиорации, попутно вырывая свою возлюбленную Бируте (Алдона Йодкайте) из лап католической реакции (эту сюжетную линию позднее разовьют Велье Кяспер и Лилли Промет в фильме «Девушка в черном» о любви молодого рыбака Танеля (Юозас Будрайтис) к замкнувшейся в своих религиозных переживаниях Саале (Герлинда Копельман)).
Энергичный столичный специалист Сергей Гришанин (Владимир Емельянов в фильме Якова Сегеля и Льва Кулиджанова «Это начиналось так...») приезжает в целинный совхоз «Степной» и, при поддержке совестливого бригадира Василия Скворцова (лиричный Валентин Зубков) и сварливого агронома Молчанова смещает директора-панка Буркача, из последних сил цепляющегося за свое кресло («Меня на этот пост партия поставила, она меня только и снять может», - злобно бурчит проворовавшийся бюрократ). Молодой агроном Дмитро Шелест (Михаил Заднепровский в фильме Николая Литуса «Веселка», экранной версии постановки одноименной пьесы Николая Зарудного в Киевском театра им. Франко) сменяет на посту председателя колхоза «Заря» отработавшего тридцать лет без перерыва и «забронзовевшего» от мнимых успехов панковского Антона Кряжа (Владимир Дальский), который, опасаясь преследований односельчан, находит убежище в доме своего зятя Косяка. Студенты сельхозинститута Илона и Имант (Юлле Кони и Юрис Плявиньш в фильме Имантса Кренбергса «Ель во ржи» по сценарию Виктора Лоренца), приехавшие на практику в латышский колхоз, отважно вскрывают махинации председателя-панка Арнольда (Валдемарс Зандбергс), распорядившегося вывалить в реку самосвал зерна, сгоревшего в самодельной сушилке, спроектированной деревенским чудаком Кримулденом.
Молодой инженер Чары Мурадов (Леонид Реутов в фильме Хангельды Агаханова и Ниссона Зелеранского «Петух» по сценарию Юрия Строева и Михаила Блеймана) приезжает для прохождения практики в туркменский колхоз и, используя свои боксерские скиллы, пытается перевернуть консервативные порядки, установленные авторитарным председателем Джамал Назаровной (Варвара Сошальская). Молодой агроном Бахитжан (Кененбай Кожабеков в фильме Мажита Бегалина «Это было в Шугле» по сценарию Абильды Тажибаева), убедившись, что отработавший 20 лет на посту председателя передового колхоза «Шугла» Тельгара Темирбеков (Идрис Ногайбаев) зазнался, перестал уважать колхозников, окружил себя подхалимами, что привело к падежу скота и снижению урожайности зерновых, начинает с ним решительную борьбу при поддержке ветфельдшера Ксюши и Секретаря райкома Рустемова. Высоконравственный молодой агроном Джура Наврузов (Гурминдж Завкибеков в фильме Шамси Киямова и Николая Литуса «Мой друг Наврузов» по сценарию Екатерины Лопатиной) приезжает в таджикский колхоз и начинает борьбу за новые методы хлопководства с закосневшим Председателем-панком.
Пытливый главный агроном латвийского колхоза Каспар (Ромуалдс Анцанс в фильме Петериса Крыловса «Дверь, открытая для тебя» по сценарию Мары Свире) вступает в противостояние с почившим на лаврах заслуженным Председателем-панком Эльмой Эйпуре (разумеется, Дзидра Ритенберга). Молодой мелиоратор Евгений Бурчак (Евгений Самойлов в фильме Сигизмунда Навроцкого «Люди моей долины» по сценарию Василия Земляка и Николая Рожкова), заручившись поддержкой энергичного колхозного парторга Параси (Вера Васильева), вступает в борьбу с заслуженным Председателем затерявшегося в полесских болотах колхоза, мешающим осуществлению безумного проекта осушительных работ. Молодой агроном Максим Сивошапко (Юлиан Панич в фильме Николая Мащенко и Игоря Ветрова «Новеллы Красного дома» по сценарию Василия Земляка) приезжает в село Ольшаны и начинает борьбу с зарвавшимся старым председателем колхоза Стоколосом (Виктор Чекмарев), заручившись поддержкой возлюбленной - сепараторщицы Дуси Омельченко (последняя роль Людмилы Мерщий перед эмиграцией в Венгрию).
Молодой зоотехник Салтанат (Бакен Кыдыкеева в фильме Василия Пронина «Салтанат» по сценарию Розы Буданцевой), мечтающая о превращении скудных высокогорных плато в изобильные колхозные пастбища, при поддержке научного сотрудника Джоомарта борется за реализацию своего плана с косным председателем Тугельбаевым (Муратбек Рыскулов) и едва не теряет семью. Выпускница столичной сельскохозяйственной академии, молодой агроном Надя Ковшова (Нина Гуляева в фильме Сергея Казакова «В степной тиши» - второй попытке экранизации блокбастера Галины Николаевой «Повесть о директоре МТС и главном агрономе» (материалы отснятой четырьмя годами ранее первой версии - «Повести об агрономе» Николая Фигуровского - были уничтожены в результате личных усилий Ивана Пырьева) приезжает на целину и начинает борьбу с демоническим главным инженером Журавинской МТС Аркадием Фарзановым (Михаил Кузнецов), безразличным к бедам отстающих колхозов зоны МТС, вынужденных сеять зерновые на гольном камне за солончаками, умело интригуя на уровне райкома и обкома и постепенно убеждая в своей правоте лиричного директора МТС Алексея Чаликова и инертного парторга Федю (Эдуард Изотов и Владислав Баландин). Молодой ученый-селекционер Мурад Сафаров (Кадыр Юлдашев в фильме Бенсиона Кимягарова «Одной жизни мало» по сценарию Андрона Михалкова-Кончаловского), выведший уникальный низкоурожайный сорт тонковолокнистого хлопка, вступает в борьбу со своим отцом, закосневшим председателем колхоза Саттаром Усмановичем (Бимболат “Бибо” Ватаев), не готовым пойти на эксперимент, чреватый невыполнением плана.
Молодой специалист Мерген (Нуркулы Ораздурдыев в фильме Баба Аннанова «Тяжелая ноша» по мотивам романа Тиркиша Джумагельдиева «Земля помнит все»), назначенный на пост Председателя туркменского колхоза, продолжает бороться со своим отцом - бывшим Председателем, почившим на лаврах и отказавшимся внедрять прогрессивные методы хозяйствования - даже после его смерти. Молодой энергичный специалист Райво Коткас (Гунар Килгас в фильме Александра Мандрыкина «На повороте» по сценарию Антса Саара и Леонида Соловьева) приезжает в животноводческий колхоз «Победа», старый председатель которого Микхель Вутт (Франц Малмстен), попав под влияние нечистого на руку бухгалтера Олепа, запустил хозяйство, и, заручившись поддержкой молодого агронома Сальме (Эллен Каарма), смещает председателя-панка и за два года выводит колхоз в передовые. Агроном Зариф Одилов (Максуд Иматшоев в фильме Георгия Овчаренко «Седьмая пятница» по мотивам повести Аминджана Шукухи «Фея острова»), воспользовавшись временным отсутствием пожилого председателя-панка колхоза «Райхон» Курбоналиева (Евгений Весник), развивает безумную бурную деятельность с целью превращения монокультурного хлопкового колхоза в многоотраслевое хозяйство.
Подменыши в Колхозном Панке.
Самозваный заместитель, внезапно возникающий - подобно агроному Одилову из «Седьмой пятницы» - за правым плечом потерявшего былую хватку Председателя, чтобы подменить его на посту - частый персонаж линейки Колхозного Панка, известный как Подменыш (Changeling). Хозяйство «забронзовевшего» от былых успехов председателя таджикского колхоза «Гюлистон» Мухаммеджана Курбанова (Мухаммеджан Касымов в фильме Бенсиона Кимягарова «Тишины не будет» по сценарию трендсеттера Мира тьмы Евгения Помещикова) подмял под себя его старший сын, колхозный агроном Карим (Хамза Умаров), хитрый и изворотливый подыменщик, занятый начетничеством, берущий заниженные обязательства и не желающий расширять посевные площади за счет мертвых земель – солонцов. Только на Заседании бюро парткома Председатель избавляется от чар Подменыша: «Мне казалось, что я бронзовый и непогрешим, но больше этому не бывать. К тишине нет возврата!» Нечистый на руку бухгалтер передового рыболовецкого колхоза Лауэр (Антс Эскола в фильме Виктора Невежина «Подводные рифы» по сценарию Ааду Хинта и Андреса Сярева) прибирает к рукам женатого председателя-самодура Тыниса (Аксель Орав), подложив под него свою демоническую сестру Лидию (Лия Лаатс), и начинает самолично руководить хозяйством, опираясь на спекулянтов, дельцов и карьеристов. Бондарь-подменок Врабуца (Трифан Грузин в фильме Глеба Комаровского «Не на своем месте» по дебютному сценарию Иона Друцэ «Ранняя черешня», кардинально перекроенному маститым Михаилом Папавой), завладев колхозной печатью угодившего прямо с поля в больницу председателя Феодосия (Аркадий Плачинда), начинает по панковски распоряжаться хозяйством на пару со старухой-женой (Татьяна Пельтцер). Подменыш временно отсутствующего председателя животноводческого колхоза Зульмихор Зухуров (Саиб Ходжаев в фильме Юрия Степчука «Плюс единица» по сценарию Адыла Якубова) решает сделать молниеносную карьеру при помощи многочисленных махинаций: он выдвигает в подложные переловики свою фаворитку - тщеславную доярку Манзуру (Тамилла Ахмедова) и нанимает ресторанный эстрадный оркестр для выступления на конкурсе колхозной художественной самодеятельности.
Агроном Степан Иванченко (Владлен Бирюков в фильме Валерия Гурьянова «Тайное голосование» по мотивам очерка Анатолия Стреляного «Трое в степи»), воспользовавшись болезнью панковского председателя колхоза «Рассвет» Фомы Лукаша (Михаил Кузнецов), под нажимом колхозницы Любы Березовской (Наталья Назарова) пытается завести в колхозе новые порядки (дерзкий подменок даже сдвигает на час позже начало рабочего дня). Неловкий механизатор из села Дубровка Дмитрий Пряжкин (Леонид Куравлев в фильме Леонида Миллионщикова «Живите в радости») подменяет в роли «толкача» председателя колхоза Николая Матвеевича (Петр Любешкин), уставшего выбивать фонды и поставки в Госснабе, министерствах и на предприятиях-смежниках, и, отправившись в райцентр на поиски дефицитной мостостроительной техники, предсказуемо попадает в ловушку, расставленную на горе-снабженца обаятельными жуликами - Дипломатом и Бациллой (Владимир Басов и Савелий Крамаров). Симпатичный жулик-тунеядец Хаджибек (Алексей Авганов в фильме Бориса Долинова «Нужный человек» по сценарию Владимира Алексеева и Михаила Табачникова), зарабатывавший на жизнь виртуозной игрой в душанбинских биллиардных и карманными кражами, приезжает в родной кишлак с украденными у молодого выпускника сельхозинститута документами и, очаровав председателя-панка, развивает в колхозе бурную деятельность под видом агротехника. Крутой председатель-ветеран колхоза «Коммунар» Андрей Солодун (Виктор Чутак в фильме Михаила Терещенко «Право руководить» по сценарию Василия Решетникова) уезжает в отпуск на время посевной и оставляет на хозяйстве подменыша - главного инженера Виктора Нежуру (Николай Сектименко), который, выслуживаясь перед требующим кровавой жертвы райкомом, отправляет на бойню коров с фермы, возглавляемой дочерью председателя Татьяной (Людмила Никончук).
В сюрреалистическом «Полустанке» Бориса Барнета и Радия Погодина отсутствующего председателя, судя по всему, не сумевшего выйти из торпора и попавшего в туман забвения («У нас председатель был, он все спал - его взяли да и выгнали!» - откровенничает маленький Гришка с заезжим отпускником Павлом Павловичем), подменяет безумный панк-бригадир Грубоухов (очередной деревенский идиот в обширной колхозной фильмографии Бориса Новикова). Фактически заправляет деятельностью колхоза дед Цыбулька (Анатолий Папанов в фильме-спектакле Валентина Плучека и Бориса Конухова «Таблетку под язык» по одноименной пьесе Андрея Макаенка), самочинно вселившийся в кабинет председателя Каравая (Георгий Менглет) и скрывающий натуру подменыша под шутовским колпаком слабоумного «деревенского мудреца».
Такой шут при колхозном дворе председателя, старый пьяноватый кретин, с важным видом несущий околесицу, - непременный персонаж Колхозного Панка. Как правило, он призван олицетворять прикрепленность затваренного крестьянина к земле, его рабское подчинение аграрному циклическому времени. Именно поэтому на деревенского идиота возлагается почетная обязанность «на глазок» определять готовность земли к севу. «Сорок лет так проверяю», - бахвалится дед Пахом («Свадьба с приданым»), деликатно прилепив ком земли к лысине, а деревенский шут Терентий Петрович («Земля и люди») и старый Тувике («Идеальный пейзаж») по дедовской традиции садятся на пашню голым задом.
Ошибочно было бы считать деревенского придворного шута ситуативным союзником Председателя-панка. Главное различие боевых систем Мира тьмы может быть сформулировано так: Председатель-панк в одиночку сражается со всеми, готичный Председатель борется со своим внутренним Зверем, а герои линейки Колхозного Готик-Панка вовлечены в изнурительную тотальную войну всех против всех.
В четырнадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Колхозный Готик-Панк: Тайна Духа - Сородичи Востока: Путь Дервиша - Каиниты - Mage: The Ascension - Пасхалки Готик-Панка - Заговор Каинитов: Темная Тайна.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 12.
2020-12-14 13:20 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Колхозный Панк: Игромеханика спаривания.
Основное отличие движков управления персонажами в Колхозной Готике и Колхозном Панке состоит в том, что партийно-хозяйственный панк осуществляет лишь внешний контроль за процессами спаривания и спаивания своих крепостных, в то время как романтически настроенный готичный Председатель и сам не прочь выпить и поучаствовать в генетических экспериментах. «Председателя нам прислали из района, хромой (sic!) старшина, - делится воспоминаниями с вновь назначенным Председателем (в одноименном готическом корбуке) его невестка Доня (разумеется, Нонна Мордюкова), - Так он две вещи хорошо умел делать: водку глушить, да кровя улучшать. Дамочек больно уважал. Я, - говорит, - сам хороших кровей, должен же вам тоже породу улучшить».
Готичный председатель часто спивается в хлам, как Яков Воробьев (Геннадий Гарбук в мирдовженковской драме Василия Ильяшенко «Суд в Ершовке» по одноименной повести Виктора Конова), разжалованный за пагубное пристрастие к спиртному из председателей в разнорабочие и устроивший в знак протеста поджог леса, либо становится жертвой роковой страсти, как женатый Козма Жосан, председатель молдавского колхоза, полюбивший на свою беду главного зоотехника Ольгу Владимировну (Всеволод Гаврилов и Евгения Уралова в фильме Виталия Калашникова «Осенние грозы» по мотивам романа Лидии Мищенко «Полынь — вдовья трава»), или директор кубанского совхоза Григорий Березин, расплатившийся за запретное чувство к работнице райисполкома Ольге Чернобривцевой (Александр Казаков и Валентина Федотова в фильме Натальи Величко «Ураган приходит неожиданно» по литературному сценарию Анатолия Софронова «Ураган приходит внезапно») гибелью жены в Темрюкском урагане.
Председатель-панк никогда не дает пагубной страсти захватить себя, вытесняя фундаментальную нехватку Другого борьбой с колхозной Нехваткой, и никогда не оглядывается назад, разве что на старости лет, уйдя на пенсию, как горячий и суровый председатель хлопководческого колхоза Абдурахман Карабаев (Хамза Умаров в фильме Камары Камаловой «Чужое счастье» по сценарию Мара Байджиева), долгие годы не замечавший любви верной Турдыхон (Сайрам Исаева), или отдавший всю жизнь колхозу председатель Корней Некований (Николай Шутько в снятой Юрием Назаровым телеверсии спектакля Киевского драмтеатра им. Франко «Пора желтых листьев» по пьесе Николая "Миколы" Зарудного в постановке Сергея Смияна), запоздало откликнувшийся на чувства народной художницы Устины (Наталия Ужвий).
Председатели-панки в работах по вегетативной гибридизации селюков не всегда могут полагаться только на инбридинг: для выведения колхозных химер, прививочных гибридов, метисов и миксо-линеонов используется практически любой имеющийся в наличии материал. Энергичный председатель колхоза «Гюль Алек» Ай-Биби Аннамурадова занята исключительно организацией спаривания своей дочери - животновода Гюзель с доноидом-"казаком" Захаром Гарбузом («Далекая невеста» Евгения Иванова-Баркова по сценарию Евгения Помещикова, Николая Рожкова и Виктора Шкловского). Председатель передового колхоза «Искра» Василиса Павловна организует случку своей дочери - бригадира Ольги с бригадиром соседнего колхоза «Заря» Максимом (фильм-спектакль Татьяны Лукашевич и Бориса Равенских «Свадьба с приданым» по одноименной пьесе Николая Дьяконова). Председатель кубанского колхоза Трофим Григорьевич хитроумно сводит незадачливого комбайнера Степана Казанца с хищной молодой вдовой Павлиной Хуторной по кличке "Тигра" («Стряпуха» Эдмонда Кеосаяна по мотивам одноименной пьесы Анатолия Софронова).
Председатель мирзачульского колхоза Рахимджан устраивает свадьбу сбежавших из родного кишлака на освоение Голодной степи бригадира хлопкоробов Дехканбая и звеньевой Хафизы («Новоселье» Амо Бек-Назарова по пьесе Абдуллы Каххара «Шелковое сюзане»). Председатели узбекского и азербайджанского хлопководческих колхозов устраивают социалистическое соревнование, заканчивающееся свадьбой героини труда Лалы и механизатора-хлопкороба Кямиля («Встреча» Тофика Таги-Заде по сценарию Адхама Гулубекова и Нины Позиной). Председатель таджикского колхоза Нуров и директор ткацкой фабрики Дорофеев решают замкнуть производственный цикл, скрестив хлопкороба-механизатора Султана Асоева и знатную ткачиху Светлану Гончарову («Серебристая нить» Мукадаса Махмудова). Председатель передового колхоза Саида хочет женить свою дочь - смуглую Зебо на сыне уважаемого бригадира Карима-ака - зоотехнике Азаме, влюбленном в колхозного врача - нежную Зебо («Сыну пора жениться» Тахира Сабирова и Шамси Киямова).
Председатель бурятского колхоза Энхобо Базарович пытается соединить сердца красавицы Сэсэг, дочери старого табунщика Бадмы, и влюбленного в нее Тумэна, отправившегося за своей мечтой в далекую столицу («Песня табунщика» Андрея Фролова по сценарию Климентия Минца и Евгения Помещикова, творчески переработавших повесть Даширабдана Батожабая) Аксакал Сабыр, противившийся женитьбе своей дочери Гулиджан на колхозном счетоводе Айдаре, меняет свое мнение после победы счетовода в национальной игре «Догони невесту», организованной председателем колхоза («Моя ошибка» Ивана Кобозева по сценарию Михаила Аксакова и Аалы Токомбаева). Отважный истребитель волков Исмель, сын директора кабардинского конезавода Бетала, вызывает своего друга, тракториста Эльдара, на конное состязание, чтобы устроить его случку со своей племянницей - дерзкой садовницей-джигитом Фатимат («Шарф любимой» Евгения Иванова-Баркова и Зиновии Маркиной).
В картине «О странностях любви», ставшей последней в фильмографии маститого режиссера Теодора Вульфовича и сценариста Виктора Витковича (суфийский мастер ушел из жизни во время съемок; сценарий дописывала Ирина Мэй) горный совхоз в Кабардино-Балкарии становится местом ритуального опыления прелестной студентки сельскохозяйственной академии Мадины (Тамара Яндиева), отправившейся со своим научным руководителем, безумным профессором Травкиным (Игорь Ледогоров) в экспедицию на поиски неизвестного науке сорта абрикоса, влюбленным в нее Джамалом (Иосиф Джачвлиани), выдавшим себя за пчеловода. «Зикр сердца» охваченного страстью Джамала Виткович по суфийской традиции уподобляет «жужжанию пчел», а для передачи особых зрительных и цветовых ощущений, характерных для сопровождающей зикр экзальтации джазба, Вульфович прибегает к сложной технике съемки в системе «Стерео-70».
Неизменный интерес игроков вызывают эпизоды, в которых успех планомерной работы Председателя-панка по гибридизации вверенных его попечению колхозников ставится под сомнение в результате деревенских интриг или неподвластных председательскому контролю внезапно вспыхнувших чувств. В любовь медсестры Айгерим к табунщику Аблаю вторгается дерзкий красавец Баранбай («Родник» Шарипа Бейсембаева по мотивам рассказов Саина Муратбекова). Любовь медсестры Аминат к трактористу Камилю ставит под угрозу самоуверенный либертен Раджаб («Талисман любви» Ислама Казиева и Анатолия Петрицкого). Интриганка Нагима пытается разлучить влюбленного молодого колхозника Амана с прелестной Айжан, чтобы женить на ней своего сына Оспана («Родные степи» Дамира Манабаева и Юнуса Усманова). Свадьбу Алены Синевец с легкомысленным Веней, на которую дал согласие обеспокоенный бегством молодых колхозников в город председатель Марк Петрович («Замуж-то выходи, только из Березцов ни шагу, через мой труп!»), решает сорвать приехавший в отпуск в родное село моряк Леха Концевой («Нечаянная любовь» Иосифа Шульмана по сценарию Геннадия Бекаревича и Федора Конева). Друзья молодого колхозного ветеринара Бачуты составляют для него список перспективных невест, чтобы разлучить его с ветеринаром Таликой («Пять невест до любимой» Лейлы Горделадзе). Весь колхоз следит за страстью, охватившей молодую доярку Веру и механизатора Ивана («Однажды осенью» Вадима Гнедкова по рассказу Евгения Гущина «Красные лисы»). Цирковой джигит Махмут, решивший выдать за бригадира Ахмета свою сестру - бригадира полеводов Нафисат, в последний момент узнает о ее тайном поклоннике - скромном и застенчивом Зауре («Песни над облаками» Юрия Горковенко и Рафаэля Гаспарянца). Старый колхозник Варден хочет выдать свою дочь Нани, влюбленную в беспечного сельского парня Бичико, за дипломированного колхозного агронома Николоза («Жених без диплома» Левана Хотивари). Старый Ашир парализует работу возглавляемого Байрамом-ата колхоза, объявив о намерении самостоятельно выбрать лучшего жениха для своей внучки Огульджан («Хитрость старого Ашира» Рафаила Перельштейна и Хангельды Агаханова по сценарию Валентина Морозова).
Председатель-Биопанк.
Селюки для Председателя-панка - материал для затваривания и, одновременно, для подпитки Витэ. Главная цель Председателя в Колхозном Панке - сделать жизнь колхозников невыносимой. «Председатель с зоотехником частных коров хотят ликвидировать – продать колхозным фермам, - жалуется колхозник Лявон Чмых (Павел Кормунин в фильме Петра Василевского «Рогатый бастион» по пьесе Андрея Макаенка «Лявониха на орбите»), - А мы для них вроде бревна поперек дороги». Председатель (Сергей Блинников), безжалостно обрезающий приусадебные участки своих крепостных, добрался и до подсобного хозяйства Чмыха. «Руки у тебя с мозолями, но только мозоли ты эти нажил не на колхозном поле, – говорит он Лявону, – гнать тебя надо из колхоза, индивидуалиста». «Многим собственное корыто и корова заслоняют весь мир», - подакивают Председателю затваренные селюки на колхозном сходе. Символический обряд изгнания единоличника завершается распятием Лявона на придорожном кресте под палящим солнцем (именно так вампирские конклавы наказывают нарушивших закон) на глазах идущего мимо с песней боевой октябрятского отряда.
Председатель-панк - типичный представитель биовласти (биопанк), дозволяющий своим подданым жить только на условиях полного подчинения его воле и определяющий за них условия существования. «Что творилось в наших карманах до прихода председателя? В одном смеркалось, в другом заря занималась», – нахваливает крутого председателя колхоза «Луч» Сивко член парткома Звягинцев на партийном собрании в мирдовженковском сериале «Всего три недели...» по сценарию Виктора Богатырева. «Я только тем и занимался всю жизнь, чтоб у вас все было. По лезвию ходил, вас из бездны выводил!» - совестит колхозников председатель колхоза «Рассвет» Фома Лукаш (Михаил Кузнецов в фильме Валерия Гурьянова «Тайное голосование» по мотивам очерка Анатолия Стреляного «Трое в степи»), в упор расстреливая из ружья "частных" гусей, пасущихся в колхозной пшенице.
Председатель решительно пресекает попытки колхозников что-нибудь вырастить на своих делянках и тем, более, продать результаты своего труда, чтобы подержать в руках заветные живые "деньги". «Спекулянты!» - брызжа слюной, орет председатель колхоза «Новый быт» Виктор Ткачук (Кирилл Лавров в фильме Бориса Горошко «С юбилеем подождем» по сценарию Евгения Будинаса и Анатолия Кудрявцева) на деревенских старух, собравшихся у переправы, чтобы отвезти в город на продажу скудный урожай подсобных хозяйств, и в бешенстве топчет и раскидывает их котомки. «Я здесь и ГАИ, и милиция, - куражится Председатель колхоза Захар Платонович (Николай Михеев в фильме Таймураза Золоева и Валентины Проценко «Весна надежды»), самолично досматривая машину Гришки Заболотного, везущего в город на продажу выращенную сельскими старухами картошку, - Это уже спекуляция. Отвезешь картошку в овощехранилище!». Таким образом Захар Платонович решает сразу три задачи: селяне остаются без денег, горожане - без еды, а реквизированный картофель благополучно гниет в колхозном хранилище.
Председатель-панк знает, что если не весь картофель удастся сгноить на месте, на помощь придут партнеры по пищевой цепочке гнилого. «Горы овощей под открытым небом гниют, - притворно сетует начальник районной заготовительной конторы Семен Семеныч Федулов (Юрий Медведев в фильме Владимира Герасимова «Черт с портфелем» по сценарию Эсфири Бурановой, Василия Катинова и Алексея Яковлева), - Колхозники вдвое перевыполнили план, а складывать некуда». Фельетонист областной газеты «Радуга» Макаров (Николай Волков-младший), открывший для себя общеизвестный факт («Картофель в магазине гниет, а на колхозном рынке – как яблочко»), в поисках виновных отправляется в увлекательный стеллс-квест, и, пройдя на изи открытые "хозяйственные" уровни игры (Райисполком, Облпотребсоюз, Центросоюз, Промпищесоюз), утыкается в непроходимый даже с читами тайный "партийный уровень" (Silent Level), контролируемый Неписью (Гнилое - это часть режима Маскировки).
Когда Председателю-панку кажется, что колхозники зажились, кое-как приспособившись к созданным им невыносимым условиям, он начинает сдергивать их с насиженных мест. Руководитель крупного колхоза Джахонгир (Мухамеджан Рабиев в фильме Тахира Сабирова и Игоря Луковского «Ураган в долине») решает переселить привязанных к своей земле крестьян из высокогорного таджикского кишлака в Голодную степь, чтобы создать там передовой хлопководческий совхоз. Истязая несчастных колхозников, Председатель не делает исключения и для своей дочери Гульчехры (легендарная танцовщица Малика Калантарова, после завершения проекта "Мир тьмы" переселившаяся из Душанбе в Нью-Йорк), жестоко расправляясь с ней за робкую попытку "спекуляции". Авторитарный панк-Председатель молдавского колхоза Андрей Спиря (Михаил Волонтир в фильме Якоба Бургиу «Крутизна» по сценарию Владимира Бешлягэ и Вадима Рожковского), наоборот, собирается перенести на крутую гору лежащее в долине село Каса-Маре вместе с селюками, не желающими расставаться со своими крохотными огородиками, удобренными колхозным худеньким навозцем. С удовольствием демонстрирующий свою крутизну Спиря раскорчевывает старый сад на вершине горы а, встретив робкое сопротивление Марку («Сам все решать хочешь, тоже мне диктатор нашелся, - укоряет председателя колхозник в исполнении Григоре Григориу, - Но имей в виду, здесь тебе не Парагвай»), начинает крутить шашни с его юной невестой Таней (Евгения Тудорашку), безумной дочерью колхозного парторга бади Матея.
Особую ненависть председателя-панка вызывают робкие попытки селюков разнообразить досуг занятиями художественной самодеятельностью или спортом, в которых он усматривает зачатки неприемлемой самости. Председатель колхоза «Калев» Пальк (Ильмар Таммур в фильме Пээпа Касесалу и Юлия Фогельмана «Друг песни» по сценарию Эгона Раннета), считающий, что художественная самодеятельность отвлекает молодежь от работы, запрещает занятия хорового коллектива, в котором солирует его дочь - свинарка Малл (Леили Яэратс), обустраивает свинарник на месте, где проходили спевки и отказывает участникам хора в поездке на республиканскую олимпиаду. Председатель северо-осетинского колхоза Догоев (Олег Хабалов в фильме Роберта Меркуна «Пишите письма» по сценарию Павла Демидова) не дает участникам колхозного ВИА «Джигиты», в котором солирует его дочь Аза (Светлана Дудиева), отпуск для участия в республиканском фестивале. Председатель колхоза «Рассвет» Трофим Коляда (Алексей Бунин в фильме Михаила Слуцкого «В один прекрасный день» по сценарию Мирона Билинского и Климентия Минца) успешно саботирует попытки энергичного музработника Катерины Воропай (Екатерина Савинова) организовать в заброшенном клубе, «освещаемом только луной» (по словам зоотехника Путятина), самодеятельный колхозный оркестр, пока в ситуацию не вмешивается влюбленный в Воропай «задумчивый вампир» - секретарь райкома Сергей Юрченко (Дмитрий Дубов). Преодолевая сопротивление Председателя-панка, пытаются отстоять свое право на занятия спортом молодые узбекские колхозники под руководством агронома Асада в фильме «Встретимся на стадионе» Загида Сабитова и Юрия Калабина, любители трынты из молдавского села, вдохновляемые демобилизованным солдатом Кэлиной Шаптефрацем, в фильме «Сувенирные киоски» Анатола Кодру, и увлеченные сдачей норм ГТО косомольцы колхоза «Перемога» под началом дембеля-сержанта Данилы Кожемяки в фильме Сергея Параджанова и Олега Ленциуса «Первый парень».
Обстоятельства, заставляющие Председателя-панка пересмотреть свое отношение к художественной самодеятельности, могут быть или безвыходными, или совершенно фантастическими. Председатель передового нечерноземного колхоза Иван Савельевич (Вячеслав Невинный в фильме Евгения Герасимова «Не ходите, девки, замуж» по сценарию Сергея Бодрова и Натальи Митиной, вышедшем на экраны через 30 лет после «Ляны») решается на организацию самодеятельного фольклорного ансамбля лишь в последней отчаянной попытке вернуть в опустевшую деревню Большие Угороды сбежавших в город за женихами молодых работниц.
Председатель передового молдавского колхоза Степан Васильевич (Евгений Уреке в фильме Бориса Барнета и Валентина Ежова «Ляна») с такой легкостью подписывает заявления участниц художественной самодеятельности - звеньевой виноградарей Ляны и ее подружки Параскицы (Кюнна Игнатова и Муза Крепкогорская) - на поездку в Москву для выступления на Всемирном фестивале молодежи и студентов, что геймер невольно сверяется с выходными данными картины. Вышедшая на экраны 2 августа 1955 года - за два года до фестиваля, «Ляна» представляет собой уникальный образчик Колхозного Таймпанка: председатель потому так благодушен, что отправляет своих крепостных в будущее, сконструированное на экране с удивительной точностью в деталях, характерной для фантастики ближнего предела. Безумные таймпанковские видения демонстрируют зрителю создатели фильмов « Кавалер Золотой звезды» (колхозные поля обрабатывает опытный образец футуристического трактора на электрической тяге ЭТ, так никогда и не запущенный в производство), «Дело было в Пенькове» (трактористы-операторы осуществляют дистанционное управление сельхозтехникой при помощи мощных ЭВМ) и «Это начиналось так» (ютящиеся во времянке молодожены Антоновы из целинного совхоза прямо посреди поля под психоделическую музыку визуализируют свою будущую отдельную комнату в комфортабельном общежитии на центральной усадьбе).
Суперскиллы Председателя-Панка.
Самодурство и самоуправство Председателя-панка чаще всего оправдывается его уникальным скиллом - умением выбивать Ресурсы для своего хозяйства в условиях тотальной Нехватки - части партийного плана Маскировки («Чего человек ни хватится, обязательно чего-нибудь не хватает», - удивленно констатирует первый секретарь обкома Широков (Андрей Болтнев в фильме Вячеслава Бровкина «Два взгляда из одного кабинета» по сценарию Федора Бурлацкого, заигрывающего со зрителем цитатой из советского попкульта)). Борьбу за Ресурсы Председатель-панк ведет в игровом режиме «один против всех»: его врагами - потенциальными потребителями дефицитных Ресурсов - выступают рядовые селюки, норовящие отработать минимум по трудодням и утащить мешок комбикорма для личной коровенки, председатели соседних колхозов, претендующие на «неосвоенные» фонды, органы снабжения, "придерживающие" товарные наряды на сельхозмашины и оборудование, плановые органы, устанавливающие заниженные цены на сельхозпродукцию и завышенные производственные показатели, не учитывающие местной аграрной специфики, предприятия пищевой промышленности, не принимающие произведенную колхозом продукцию из-за нехватки хранилищ и перерабатывающих мощностей, Госбанк, навязывающий бессмысленные кредиты на развитие сельского хозяйства, которые невозможно отоварить без нарядов Госснаба, и вездесущие партийные органы, назначающие формально избираемого председателя и держащие его на крючке взысканий и исключения из партии, автоматически означающего начало уголовного преследования.
Персонажи Колхозной Готики травмированы фундаментальной Нехваткой, им изначально не хватает всего - посевного материала, минеральных и органических удобрений, скота для разведения, кормов, техники для сева, сбора и транспортировки урожая, запчастей к ней и горючего, стройматериалов, складов и хранилищ, аграрных специалистов и просто рабочих рук, воды и электричества, и, разумеется, пространства для "освоения" (героям Кулацкой линейки "Хроник тьмы" недостает еще хлеба для экспроприации и патронов для ее проведения). Поскольку абсолютная Нехватка никогда не может быть представлена в сознании («пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что» - типичный квест Мира тьмы), Колхозный гот не знает, чего именно ему не хватает. «Вопрос о «Сельхозтехнике» вынесем на бюро, - заходится в партийном камлании готичный Секретарь сельского райкома Дунав из фильма «Наследники военной дороги», - Пусть, кстати, доложат, почему во время сева опять не хватило крепежных болтов для рессор!» Несчастному Дунаву невдомек, что на сеялках нет никаких рессор. Отчаянное желание рессор, не поддающееся разумному объяснению, - пример характерного для героев Колхозной Готики способа бессознательного переживания оргиастической травмы Реального, проявление Нехватки как желания Другого.
В отличие от Колхозного гота, упирающегося в невозможность интроекции Ресурсов, Председатель-панк инкорпорирует Нехватку, безудержно поглощая Ресурсы и, тем самым, превращая их в Фонды. Когда полковник в отставке Ларион Коваль (Борис Тенин в фильме-спектакле Валентина Плучека и Екатерины Сташевской «Яблоко раздора» по пьесе Михаила Бирюкова «Солдат вернулся домой"), приехавший отдохнуть в родное Затишье, сравнивает Председателя колхоза «Коммунар» Илью Руденко (Евгений Весник), решившего втридорога продать урожай яблок на Северах, с базарной торговкой-"спекулянткой" Ульяной Дудукалкой (Татьяна Пельтцер), Председатель-панк возмущенно оправдывается: «Дудукалка себе в кубышку кладет, а я - в неделимый фонд». Неделимый Фонд - это символический ресурс; производимая панком Руденко операция «фондирования» (превращения денежных средств в капитальные фонды и фонды накопления, а материальных - в производственные и резервные фонды) есть не что иное как кастрация Реального Символическим, открывающая в Нехватке возможность чистого наслаждения (jouir) вещью как абсолютной целью без возможности пользования (распоряжения, jouir de) ей.
Председатель-панк всегда «берет больше, чем может унести». Его хозяйство - это всегда «колхоз-миллионер», при том что миллионы лежат на банковском счету мертвым грузом (их невозможно отоварить без нарядов Госснаба: «А, все равно, - нехватка: колхозный кошелек трещит от миллионов, а лишний грузовик не имеем права купить», - жалуется председатель колхоза «Большевик» Тарасов председателю райисполкома Рязанцевой в мирдовженковском мини-сериале Николая Ильинского и Виктора Богатырева «Родные»), а "выбитая" из органов снабжения "про запас" сельхозтехника ржавеет в открытом поле, становясь легкой добычей охотников за металлами (многократно тиражированный мастерами плаката призыв: «Работники сельского хозяйства! Собирайте лом черных и цветных металлов!» не оставляет сомнений в истинном предназначении этих боевых трофеев). Амбициозный новоизбранный председатель колхоза «Победа» Семен Бобров (Владимир Меньшов в корбуке Колхозного Панка «Человек на своем месте») с «весельем и отвагой» выгрызает из «закромов Родины» (единого и неделимого Фонда) разрешение на строительство на месте умирающих деревень гигантского свиноводческого комбината ( в кадре - супермодный животноводческий комплекс совхоза «Кузнецовский», построенный по принятому специальным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР решению зарубежными специалистами по итальянской технологии), совершенно не учитывая того факта, что на многие сотни километров вокруг нет хозяйств, способных обеспечить потребности нового предприятия в комбикормах, чтобы оно могло заработать хотя бы в половину проектной мощности. Так инцестуозное наслаждение Председателя-панка дорогой вещью из закромов Родины дополняется удовольствием от отсроченного удовлетворения потребностей советского народа в дефицитной продукции животноводства.
В тринадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Колхозный панк: Рулбуки - Боевая система - Подменыши.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 11.
2020-12-12 13:04 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Cоль земли: Колхозная Готика, Южная Готика и Колхозный Панк.
Игроки Мира тьмы часто сравнивают советскую Колхозную готику с американской Южной готикой, указывая на общность гнетущей атмосферы, места действия (запустелая нищая глубинка), основных мотивов и персонажей - деревенской голытьбы, несущей бремя вины, отчуждения и безумия. Любители таких аналогий неизменно подчеркивают, что первая публикация знаменитого рассказа признанной королевы Южной готики Фланнери О’Коннор «Славные селяне», получившего в классическом советском переводе Владимира Муравьева неслучайное название «Соль земли», состоялась спустя год после выхода первой книги романа патриарха Колхозной готики Георгия Мокеевича Маркова «Соль земли» в майской и июньской книжках журнала «Дальний Восток» за 1954 год (как раз в то время, когда, по странному стечению обстоятельств, жюри Карловарского кинофестиваля единодушно присудило главный приз - «Хрустальный глобус» - фильму Герберта Бибермана «Соль земли»).
Продуктивнее представляется сравнение «Соли земли» О’Коннор с «Солью земли» Файзуллы Ходжаева – документальной повестью о деятельности узбекского хлопководческого колхоза «Баяут», опубликованной в 1960 году и спустя 10 лет переработанной Александром Галичем в сценарий фильма Альберта Хачатурова «Под палящим солнцем». Увлекательная история конфликта между приехавшим в отстающий совхоз молодым директором Усманом Арслановым (Джавлон Хамраев), пытающимся насадить разработанный с помощью старого опытного хлопковода Ярмата-ата (Наби Рахимов) дерзкий план освоения новых земель, и привыкшим работать по старинке зятем Ярмата бригадиром Шарифом (Туган Режаметов), в которую оказываются втянуты прелестная жена Шарифа Рисолат и амбициозный сын Ярмата Кувандык (внимательный геймер увидит в боевой системе этого эпизода отсылки к последнему фильму великого Наби Ганиева «Дочь Ферганы» по сценарию Михаила Мелкумова), разворачивается в атмосфере, одновременно похожей и не похожей на сеттинг Южной готики. Пыль, жара, духота, хлопковые плантации с бесправными рабами и жестокими надсмотрщиками-самодурами, бродячие чудаки и доморощенные пророки синкретических культов, невежественные колхозники-вырожденцы с тьмой в сердцах, нервно реагирующие на попытки чужаков совать нос в их дела - все это, как ни странно, вызывает у геймера, проходящего этот и другие окрашенные южным колоритом эпизоды Мира тьмы, не страх и отчаяние, характерные при столкновении с хтоническими чудовищами из глубинки Колхозной Готики, но беспричинные, на первый взгляд, веселье и отвагу.
Колхозный Панк: Бесшабашность им гнилью дана...
Именно так - «с весельем и отвагой» - действует герой одноименного фильма корифеев Мира тьмы Алексея Сахарова и Валентина Черных, бесшабашный Николай Семенов (Михаил Езепов) по кличке Курай-Перекатиполе, вернувшийся после службы в армии в родной рыболовецкий колхоз и решивший лишить колхозников источника дополнительного дохода («Рыбой больше спекулировать не будете!» - угрожает он своим землякам и товарищам по нелегкому и неблагодарному труду). Немотивированная пафосная честность, показушное правдорубство и хладнокровие, с которым Коля-Роллингстоун катится по головам и судьбам рыбаков-колхозников к председательской должности, разительно отличают его от персонажей Колхозной Готики. Если Готичный председатель соблюдает партийную субординацию, пестует навыки "человечности" и готов в любую минуту разрыдаться над своей горькой судьбой и безуспешными (точнее, заведомо обреченными по условиям Маскировки) попытками навести в колхозе порядок, то бесчинствующее колхозное начальство из суперпопулярной (более 150 эпизодов) линейки Мира тьмы, получившей название Колхозный Панк, считает для себя унизительным подчиняться правилам Маскировки и открыто наслаждается своим "Зверем внутри", подпитывая его страданиями смертных колхозников.
Одновременно бунтарская и гнилая (Rotten) натура героя Колхозного Панка исчерпывающе описана «крестьянским поэтом» Сергеем Есениным: «Нет! таких не подмять, не рассеять. Бесшабашность им гнилью дана. Ты, Рассея моя... Рас... сея... Азиатская сторона!». Бесшабашные (не признающие Шабаш, беспокойные, шумные - ср. характерные названия эпизодов Колхозного Панка: «Беспокойная весна», «Тишины не будет», «Спокойствие отменяется»; стоит отметить, что зарубежные разработчики из компании Melesta смогли создать свой игровой аналог Колхозного Панка - казуальную компьютерную игру «Беспокойное хозяйство» - только в 2007 году) панковские председатели, сторонники трэша, угара и чада кутежа, одинаково презирают и масонских мастеров Маскировки, и бродячих проповедников Шабаша с их условностями и иносказаниями.
Собственный успех они ставят выше всяких корпоративных правил, а потому с легкостью продают партийной Неписи свои магические услуги («Постоянное беспокойство (sic!) - вот чему мы должны учиться у ветеранов», - кряхтит неназванный работник ЦК, пораженный камланиями чудом проникшего в его потаенный кремлевский кабинет сибиряка Ивана Крылова (Евгений Матвеев в фильме Игоря Гостева «Завещание» по мотивам рассказа Георгия Мокеевича Маркова «Земля Ивана Егорыча»), проведшего полвека на постах председателя колхоза «Красный луч» и Секретаря Тепловского райкома) и без тени сомнений прибегают к практикам диаблери, чтобы сожрать других председателей - своих конкурентов в борьбе за ресурсы, вызванной их тотальной Нехваткой. Неизменной популярностью пользуются такие эпизоды, как «Золотой бычок» Моко Акопяна, рассказывающий о борьбе председателей передового и отстающего колхозов за племенного бычка (и его темный ремейк - «Суд идет» Станислава Третьякова, в котором Дырокол и Колено - два начальника отделений совхоза «Заря» - подбрасывают друг другу на жертвенный убой полуживую от истощения коровенку), «В степях Украины» Тимофея Левчука о соперничестве двух съедобных председателей колхозов - Чеснока и Галушки, или макабрический семейный диаблери Виктора Букэтару и Вячеслава Середы «Серебряный возраст» по мотивам одноименного романа Веры Малевой, в котором всю Витэ друг из друга выпивают Председатели соседних колхозов - муж и жена Тудор и Замфира Дума (Григоре Григориу и Валерия Заклунная).
Панковский председатель чаще всего предстает старым «забронзовевшим» ветераном, десятилетиями прокачивавшим свои уникальные скиллы и обладающим характерной для этого вида нежити способностью вселяться в свои портреты. Так, председатель таджикского колхоза «Гюлистон» Мухаммеджан Курбанов (Мухаммеджан Касымов в фильме Бенсиона Кимягарова «Тишины не будет» по сценарию трендсеттера Мира тьмы Евгения Помещикова) беседует при свете луны со своим бронзовым бюстом, установленным на центральной площади колхозной усадьбы, а матерый председатель колхоза «Заречье» Виктор Ткачук (Кирилл Лавров в фильме Бориса Горошко «С юбилеем подождем» по сценарию Евгения Будинаса и Анатолия Кудрявцева) вымещает на своем бюсте ревность к любовнице Инге Петровне, роковом директоре колхозного дворца культуры. Впрочем, на руководящих постах в эпизодах Колхозного Панка можно встретить и представителей не признающего авторитетов быдломолодняка. Амбициозный Лешка Игнатов (Борис Галкин в фильме Виктора Крючкова «Гражданин Лешка» по сценарию Дмитрия Иванова и Владимира Трифонова), никогда не державший в руках топора и по воле случая назначенный бригадиром лесорубов в сибирском леспромхозе, с одинаковой легкостью подчиняет себе бригаду «таежных волков», валит взглядом вековые ели, захватывает в ресторане лучший столик с табличкой «Не обслуживается» и проникает в сумрачные столичные кабинеты партийно-хозяйственной Неписи, чтобы, используя стандартные приемы партийной демагомагии («А чего бояться? Кажется, в своём государстве живём, не в чужом»), срочно решить вопрос вывоза хлыстов, сорванного из-за Нехватки транспорта.
"Южный" психофон Колхозного Панка.
“Юг” в эпизодах Колхозного Панка - не столько указание на узко-региональную специфику линейки, сколько условный топоним, вызывающий у игрока политически инвестированный ассоциативный ряд. Крупнейший ареал распространения Колхозного Панка, наряду с изобилующей «краснопалочниками» Средней Азией, – лимитрофы Кубани и Дона, отличающиеся специфическим психофоном, идеально подходящим для целей, преследуемых рептилоидными агентами - председателями-панками. Редкое упоминание об этих местах обходится без разговоров о многочисленных зловещих обитателях «треугольника маньяков», обкусывающих своим жертвам соски и выгрызающих пупки (отсутствие пупка и молочных желез - характерные биологические признаки рептилий - яйцекладущих классов). “Южные” локации, где безраздельно властвуют Председатели-панки, служат во вселенной колхозной тьмы площадкой для генерации больших генетических и фенотипических данных о тварных воплощениях рептилоидной программы затваривания. Искусственно созданные путем многоступенчатой вегетативной гибридизации и управляемые психо-соматическими методами колхозные твари выступают в Колхозном Панке в оболочках кубаноидов, доноидов (и их костюмированных версий -т.н. "казаков"), орков, рагулей, селюков, кугутов, колдырей и колхозанов.
Низшие виды затваренной колхозной нежити в Колхозном Панке - это многочисленные бездумные пахари-Орки (от общеславянского корня орка = пахота, орать = пахать) и жнецы-берсерки Гули (Ghouls), более известные как Рагули (Rakghouls; следует отметить, что Рагули из «Звездных войн» впервые появились лишь в 2003 году - в эпизоде Расширенной вселенной «Рыцари Старой Республики»).
«У нее девки как трактора - на них пахать можно», - восторженно отзываются селюки о панковской Председательше колхоза «Молодая гвардия» Марии Чередниковой (зловещая Лидия Смирнова в «Новом доме»), завершившей затваривание крепостных баб в двужильных орков. «На Кубани тракторист пашет и поет: он тебе за ночь тыщу песен споет!» - нахваливает своих земляков - неспящих кубаноидов-орков - переброшеный на целину в совхоз «Березовский» опытный директор Алексей Егорыч Донцов (Всеволод Санаев в «Первом эшелоне» Михаила Калатозова). «Сегодня первый день жатвы, битвы за хлеб, - промывает мозги комбайнеру-рагулю председатель-панк Ткачук (Кирилл Лавров в фильме Бориса Горошко «С юбилеем подождем» по сценарию Евгения Будинаса и Анатолия Кудрявцева), - а перед битвой каждый уважающий себя солдат бреется и чистый подворотничок пришивает». Для Жнеца-берсерка «битва за хлеб» - это вечное сражение по ту сторону смерти в боевых порядках - «полевых гвардиях» и «степных эскадрильях».
Безумный комбайнер-рагуль Василь Билань (Анатолий Рудаков в фильме мирдовженковца Владимира Денисенко с говорящим названием «Жнецы» - The Reapers) сразу после свадьбы бросает молодую жену и уезжает в Поволжье на уборочную страду (Страду, понимаемую вольным человеком как Страдание, затваренный рагуль считает доблестным трудом). Получив за свой труд памятный подарок, Василь решает поехать на уборочную в Казахстан, не обращая внимания на чувства, питаемые к нему душевно чистым молодым комбайнером с неустроенной судьбой Марией Ковалевой (Наталья Андрейченко). Закончив уборочные работы в Казахстане, Василь едет на уборку гибнущего под снегом хлеба в Алтайский колхоз. Действующий в режиме рагуля-берсерка Билань не может остановиться и решает защитить собранный урожай от расхитителей, которые готовятся растащить его по личным амбарам...
Валентин Кравчук, старший механик крупного сухогруза, доставившего в СССР очередную партию импортного зерна (Владимир Гостюхин в фильме Виталия Кольцова «Скакал казак через долину»), решает по дороге в отпуск с молодой красавицей-женой Катей (Людмила Шевель) заехать на денек в родную станицу на юбилей тетки Евдокии - страстного селекционера озимой пшеницы. Коварный сторителлер - не покидающий кадра сценарист Юрий Черниченко, манипулируя расслабившимся морячком при помощи стандартного набора имперских («За державу обидно»), рептилоидных («Сказано очень давно: «В поте лица добывай хлеб свой») и квази-патриотических («Из наших степей начался впервые в истории экспортный хлебный путь») лозунгов запускает в слабом мозгу кубаноида программу Гайста-Рагуля. Кравчук испытывает становление-комбайнером и, поспорив с ленивыми односельчанами, что сумеет в одиночку намолотить двести тонн хлеба, остается в родном колхозе.
Маниакальное “комбайнерство” - отличительная черта персонажей линейки Колхозного Панка. Зазнавшегося комбайнера молодежной бригады Антона Шаблия (Анатолий Салимоненко в фильме Виктора Стороженко «Лето в Журавлином») вытаскивает из мещанского болота собственным героическим примером бригадир механизаторов Гордей Байда (Лесь Сердюк). Юрий Бедзик переработал в сценарий роман своего отца Дмитрия Бедзика «Сердце моего друга», написанный за пять лет, прожитых писателем в доме легендарного комбайнера колхоза «Выдвиженец» Новомосковского района Днепропетровской области Григория Ивановича Байды, самостоятельно сконструировавшего уникальный трёхрядный кукурузоуборочный комбайн ККСБ-3. Другой известный комбайнер - дважды Герой Социалистического Труда Александр Гиталов, бригадир тракторной бригады колхоза имени ХХ съезда КПСС Новоукраинского района Кировоградской области, автор облетевшей весь мир «Думы о хлебе», стал прообразом героя ленты великих творцов Мира Dовженко - сценариста Виктора Богатырева, режиссера Николая Ильинского и его бесменного оператора Вадима Верещака «Время – московское». История о том, как принципиальный бригадир механизаторов, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета Иван Лукич Григоренко (достоверный Всеволод Санаев) отстаивает в спорах с председателем колхоза Василием Плющом (Николай Тимофеев) передовые формы организации и управления сельским хозяйством, попутно наставляя на путь истинный молодого комбайнера Валько (Сергей Свечников), не сразу нашла своего зрителя, войдя в тройку худших фильмов 1977 года по опросу читателей журнала «Советский экран» (вместе с картинами «Кафе “Изотоп”» и «Иван и Коломбина»). Возможно, интерес к фильму был бы выше, выйди он на экраны не в апреле, а полугодом позже: Гиталов едва не стал действительно знаменитым в ночь на 7 ноября 1977 года, когда милиционер взвода по охране водозаборных сооружений Кировограда Сергей Быхов, униженный знатным комбайнером во время случайной дорожной стычки, отправился мстить своему обидчику, по пути избавившись при помощи автомата от трех случайных свидетелей.
Игромеханика Затваривания: Спаивание.
Если в эпизодах Колхозной Готики подневольный крестьянин чаще всего имеет какой-нибудь физический изъян, что позволяет игроку безошибочно отнести его к “трехпалым” оборотням-ликанам (одноногий Лешка - Борис Новиков в «Доме и хозяине» или однорукий Зуля - Евгений Шутов в «Журавушке»), то селюки из Колхозного Панка массово поражены эндогенными недугами, ведущими к распаду личности (расчеловечиванию). Многократно упоминаемое «веселье» колхозных панков выступает эвфемизмом традиционного деревенского “слабоумия” - конституциональной глупости, чаще всего являющейся результатом направляемого и контролируемого инбридинга, усугубленного затвариванием организма рептилоидными присадками.
Наиболее распространенные имена героев Мира тьмы - Иван и Марья - прямо отсылают к народному фитониму марьянника дубравного: иван-да-марья - это поженившиеся неразлучники - родные брат с сестрой. Главной целью свирепой старухи Устиньи Басалаевой (Зоя Федорова в фильме «Дело было, да!?»), бывшего председателя донского колхоза, является предотвращение перекрестной случки представителей двух семейств из станицы Басалаевской, разделенной рекой (на одной стороне живут только Басалаевы, на другой - только Солодовниковы). «А это все наши казахстанцы из казаков горской линии – у них там полстаницы Спиглазовы, а остальные – Светличные», – довольно объясняет азы казацкого инбридинга секретарь целинного обкома партии Кемелов (Идрис Ногайбаев во «Вкусе хлеба») своему недавно назначенному подчиненному - секретарю райкома Ерошину (легенда Мира тьмы Валерий Рыжаков). Бесшабашный председатель колхоза «Победа» Семен Бобров (Владимир Меньшов в корбуке Колхозного Панка «Человек на своем месте», снятом Алексеем Сахаровым по пьесе Валентина Черных «Дело Боброва»; в одноименном фильме-спектакле Глеба Дроздова, перенесшего на телеэкран постановку Воронежского академического драматического театра им. Кольцова, в роли Боброва выступает Юрий Кочергов) строит мегаломанский животноводческий комплекс в родном селе Большие Бобры, все жители которого носят фамилию Бобровы.
Основной рептилоидный материал для затваривания селюков - спиртосодержащие жидкости. Пришельцы, голубая (на основе ионов меди) кровь которых в земных условиях не справлялась с функцией переноса углекислого газа, использовали для нейтрализации ее кислотности спирт, получаемый сложным технологическим путем из зерновых и садовых культур. Единодушный "выбор" насельниками Мира тьмы алкоголя как главного психоактивного вещества (при демонстративном пренебрежении изобилием общедоступных природных энтеогенов) - это часть навязанного палеоконтактерами «аграрного пакета».
«Наше "Домашовское" - не вино, а живой знак качества!», - восклицает подвыпившая бабенка на сходе винодельческого совхоза «Светлый путь», годами выполнявшего план за счет выработки дешевого и чрезвычайно востребованного населением яблочного вина, в фильме Леонида Павловского «Цвет корриды» по сценарию Алексея Черниченко, сына одного из ведущих разрабов линейки Колхозного Панка Юрия Черниченко. «От нас государство партийную культуру - хлеб и мясо - требует, а мы бормотуху подсовываем», - смущенно оправдывается директор совхоза Виктор Домашов (Александр Головков), терроризируемый демоническим секретарем райкома Борисом Гончаровым (Владимир Варенцов), провожая на сибирские комсомольские стройки железнодорожный эшелон «плодово-выгодных» суррогатов (съемки фильма велись в селе с говорящим названием «Выгода») с сизыми этикетками, напоминающими зрителю о всенародно любимых сортах чернил - вермуте «Мутно-Розовом», «Анне Павловне» и «Зосе Осиповне».
«Дайте нам "Кубанского игристого" сегодня в честь праздника урожая!», требуют ворвавшиеся в колхозное кафе «Восход» пьяноватые кубаноиды в фильме Виталия Кольцова «Летние сны» по пьесе маститого фанфишера Мира тьмы Анатолия Софронова «Стряпуха замужем». «Донское вино, донское вино - Для радости нам, для счастья дано» - нестройными голосами выводит хор доноидов в фильме-спектакле Александра Покровского «Старым казачьим способом» - телевизионной версии одноименной комедии Анатолия Софронова в постановке Московского драматического театра им. Гоголя. Австрийская виноделка Маргет Шольц (колоритная Людмила Геника-Чиркова), приехавшая в знаменитое донское шато «Шмурдяк» в поисках секретной рецептуры уникального «Цимлянского игристого», в немом изумлении слушает извергающийся из ртов затваренных аборигенов «зов гнилого» (эффект употребления хмельных напитков по определению Клода Леви-Стросса), заменивший им подлинную радость и счастье забытой вольной жизни, и восхищенно следит за предпринимаемыми директором винодельческого совхоза Григорием Рябенко (Анатолий Обухов) попытками спарить между собой как можно большее число работников - технолога Забазнову с агрономом Ерофеевым, бригадира Осетрову с совхозным футболистом Цыпленковым, а бригадира Каргополову с ряженым “казаком” Белокопытиным.
Результат этих спариваний известен и просчитан заранее: целью его является рождение «людей с недоразвитым интеллектом», как определяет конечный продукт пьяного зачатия Секретарь сельского райкома Георгий Новицкий (вальяжный Петр Вельяминов в фильме Виктора Турова «Воскресная ночь» по сценарию заведующего отделом культуры ЦК Компартии Белоруссии Александра Петрашкевича). «Райисполком залил все села водкой», - притворно возмущается Секретарь райкома, переводя стрелки на председателя райисполкома Шупеню (Всеволод Платов), добросовестно выполняющего планы партии по обеспечению аборигенов дешевыми «чернилами» и простодушно отшучивающегося: «Ну что ж, начнем кастрировать наших алкоголиков». Затваренный селюк-пропойца Веренич (Евгений Лебедев), которого такая евгеническая программа, очевидно, не устраивает, в свою очередь, виноватит сельских баб: «А вы, бабы, что, разве не пьете? То именины, то родины, а то и поминки - лишь бы выпить. А потом детей рожаете, оно на вид дите как бы и здоровое, а глаза пустые, порожние глаза! Куда такое дитя, собак что ли гонять?!». Веренич, возможно, не знает, что затваренных детей районные бонзы-компрачикосы изолируют в интернате в бывшем графском поместье Привалки (детские дома традиционно служат местами запретного досуга извращенной партийной Неписи).
В двенадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Колхозный Панк: Игромеханика затваривания: Спаривание - Председатель-Биопанк - Суперскиллы Председателя-Панка.
Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 10.
2020-12-11 13:04 moskovitza
Предыдущий выпуск здесь
Хроники тьмы: Кулацкая Готика
В фантазийном сеттинге т.н. «коллективизации», взятом за основу в Кулацкой линейке "Хроник тьмы", место Куркуля-мироеда, монструозного проводника репрессивной агрополитики царизма, питающегося Витэ пухнущих от голода крестьян-ликанов (пока гродненский вампир-либертен пан Иван из «Полесской легенды» Петра Василевского и Николая Фигуровского увлеченно насилует крепостных скотниц, его батрак-оборотень Михась без соли доедает последнюю лису, пойманную им во владениях своего хозяина), занимает Кровавый Кулак - амфотерный субъект, сочетающий признаки вампира (вождь ковена Красной нежити Влад Ленин, умело переводя стрелки на представителей соперничающего клана, в программной заметке 1918 года «Товарищи-рабочие! Идем в последний, решительный бой» открыто называл кулаков «кровопийцами, вампирами, пауками и пиявками, пьющими кровь трудящихся») и оборотня (не случайно полесский волкодлак зовется «вовкулаком»), скрывающего свое подлинное лицо, исподтишка вредящего нарождающейся власти Советов.
Кулацкая Готика: Кровавый кулак.
Истории о Кровавом кулаке относятся к числу наиболее востребованных геймерами Мира тьмы: за годы существования проекта было отснято более 150 эпизодов Кулацкой Готики, а после его завершения франшизу перехватили американские кинематографисты, изготовившие за 15 лет еще 9 эпизодов: «Кровавый кулак», «Кровавый кулак II», «Кровавый кулак III: Вынужденный поединок», «Кровавый кулак IV: Смертельная попытка», «Кровавый кулак V: Живая мишень», «Кровавый кулак VI: Под землей», «Кровавый кулак VII: Охота на человека», «Кровавый кулак VIII: Несущий смерть» и «Кровавый кулак 2050».
«Меня кулаки кровью умыли, слышали, товарищ из земельного отдела?!», - кричит в лицо коррумпированному инспектору Лопуху, приехавшему осенью 1929 года проверять сдачу хлеба в село Горбачи, председатель местного Комнезама Настя Бондаренко. В Горбачах, похоже, остался один сознательный кулак - Андрей Чирва (Александр Хвыля в фильме Василия Лапокныша «Конец Чирвы-Козыря» - первой экранизации пьесы Ивана Микитенко «Диктатура»; в вышедшем на телевизионные экраны спустя 30 лет фильме-спектакле режиссер Василий Витер доверил роль простодушного врага новой власти Николаю Шутько), да и тот не придумал ничего лучше, чем зарыть собранное зерно в земляной схрон, чтобы не сдавать его государству по грабительским «твердым ценам». Чирва наделен классическими чертами вампира: встречу с колеблющимися середняками он проводит ночью на кладбище («Я живую кровь видел, а ты меня костями пугаешь», - говорит один из пришедших на тайную сходку селян), а его сын Грицько на глазах у зрителя мутирует: в галлюцинациях, очевидно, вызванных проросшей в зарытом зерне спорыньей, он представляет себя в поле на колхозном комбайне, и в отчаянии кричит лунному отражению в озере, превращающемуся в призрачное лицо местной красавицы-комсомолки Оксаны (Ада Роговцева): «Я человек или нет, скажи, я человек!?». Вампирская кладбищенская атмосфера сгущается в сиквеле «Крови людской...» - фильме «Дмитро Горицвит», поставленном мирдовженковцем Николаем Макаренко по мотивам романа Михаила Стельмаха «Большая родня»: «Присылают в школьную библиотеку такие творения, от которых несет мертвечиной, - жалуется второму Секретарю окружкома товарищу Нечуйвитру сельский учитель Данило Пидопригора, – Кому нужны эти надгробные плиты?!».
Уходящих в подполье вампиров-кулаков разработчики "Хроник тьмы" часто наделяют оборотническими чертами. «Дмитро, ты ничего не слыхал про волков, что в лесу объявились?» - тревожно расспрашивает дочь петлюровца, лесная русалка Марта (Майя Коханова) влюбленного в нее Горицвита. «Кружусь по степи, как волчица подбитая - между теми и этими. Здесь не будешь другим горло рвать, тебе перервут», - описывает свою игровую стратегию дочь кулака из Дикой степи Любаша Тиунова (блистательная Александра Завьялова, получившая всеобщее признание за роль Пистимеи в вампирской саге «Тени исчезают в полдень») влюбившемуся в нее юному коммунару Гаврюше Ивушкину (45-летний Павел Кадочников) в фильме визионера Мира тьмы Федора Филиппова «Хлеб и розы» по одноименной пьесе Афанасия Салынского (Опытный геймер увидит в названии фильма не отсылку к лозунгу женского рабочего движения начала XX века, но перекличку с вышедшей в том же 1960 году картиной Роже Вадима «Кровь и розы» - экранизацией классической вампирской новеллы Джозефа Шеридана Ле Фаню «Кармилла»).
Начинающий игрок может принять за оборотня борющегося с кулаками "коммунара", например, трехпалого красного матроса Клима Синицу (Иван Гаврилюк в фильме Ивана Миколайчука «Вавилон ХХ» по роману Василя Земляка «Лебединая стая»), выбравшегося из капкана войны и вернувшегося в родное село с намерением организовать первую коммуну (оператор Юрий Гармаш изобретательно подчеркивает мнимое, "мерцающее" ревенантство Синицы), но внимательное изучение расставленных по тексту подсказок не оставляет сомнений в вампирской природе проводников политики Красной нежити. Красноармеец -видергенгер Богдан из фильма Юрия Ильенко и Ивана Миколайчука «Белая птица с черной отметиной», потерявший речь в результате контузии, возвращается с войны в родное село на Буковине и расправляется со своим братом, вампиром-подкулачником Орестом, мешающим колхозному строительству. Вышедший из вампирского торпора ("контуженный") коммунист-видергенгер Давид Мотузка (Иван Миколайчук в фильме Анатолия Буковского «Бурьян») возвращается в 1925 году из среднеазиатской карательной экспедиции Красной Армии в родное село на Полтавщине с намерением разгромить хорошо законспирированное кулацкое подполье, возглавляемое его бывшим другом Корнеем Матюхой, обманом пролезшим на должность председателя сельсовета. Буковский, легендарный создатель Мира Dовженко, не случайно использовал в качестве литературной основы одной из первых своих картин роман Андрея Головко, написанный им в полтавском сумасшедшем доме (в 1924 году классик украинской литературы убил жену и, на следующий день, пятилетнюю дочь, после чего прошел длительный курс лечения). Давид Мотузка в совершенстве владеет уникальной вампирской дисциплиной "Помешательство" (Dementation), катализирующей безумие, фокусирующей его и изливающей в умы окружающих. Против таких навыков мало помогают старомодные спеллы, которые в отчаянии кастует юродивый подкулачник из «Дмитро Горицвита»: «Молитесь, люди, отступитесь от красного дьявола! Не отдавайте в лапища Сатанаила ключи от своего сердца!» Даже проверенная веками черная магия, к которой обращаются замордованные новой властью крестьяне из молдавского села - юный грамотей Петруц и старая колдунья Кассандра (Александр Зорилэ и Капитолина Ильенко в фильме Бориса Дурова и Юрия Музыки «Черная магия, или свидание с дьяволом» по сценарию плодовитого Георгия Маларчука) - оказывается бессильна против председателя колхоза Филата и фанатичного районного уполномоченного (Василе Тэбырцэ и Николае Дарие).
Кулацкая Готика: Дилеры Смерти.
Сумеречная борьба в эпизодах Кулацкой Готики идет не между вампирами и ликанами, а между двумя вампирскими кланами могильщиков - недобитыми Куркулями (Кровавыми кулаками) и боевыми отрядами Красной нежити (Дилерами смерти), оборотничество которых - лишь дополнительный скилл, призванный обмануть противника. «Справились, гады, кровососы беспорточные, - кричит в лицо схватившим его Тьмакам из НКВД раскулаченный Федор Макашин в фильме «Любовь земная», - На Соловках нашими костьми болота мостите. Вы за это еще кровавыми слезами заплатите». «Вы как пиявки присосались к имени советского народа, к его чистой крови», – обвиняет проницательный Нечуйвитр в фильме «Дмитро Горицвит» арестовавшего его Тьмака. «У нас говорят: "ВЛКСМ – Возьми Лопату - Копай Себе Могилу"», - хитро прищурившись, вскрывает баба-подкулачница вампирскую сущность приехавшего под видом агитатора в полесское село второго секретаря горкома комсомола Андрея Ковальчука (Владимир Ивашов в сериале Бориса Шадурского «Друзей не выбирают» по мотивам одноименного романа заместителя председателя Госкино СССР Бориса Павленка). Избачу Ковальчуку ничего не остается, кроме как, ловко выхватив из вороха агитматериалов пистолет, устроить пальбу по «лесным братьям».
Видергенгеры-тьмаки непрерывным потоком возвращаются в родные края, чтобы установить там порядки своего клана. Лейтенант МГБ, студент-филолог Андрей Бруме (Николай Гэрля в фильме Валериу Гажиу «Коршуны добычей не делятся») приезжает в молдавскую деревню под видом продавца сельпо, чтобы помочь банде колхозников во главе с председателем Марией Жосан (Любовь Полищук) подавить сопротивление кулацкой «Черной армии» под командованием Томы Стратана (Борис Бекет). Фронтовики-коммунисты Мирчи, Степан и Павел (Ион Шкуря, Леонид Неведомский и Юрий Горобец в фильме Валериу Гажиу и Вадима Лысенко «Горькие зерна») возвращаются в родное молдавское село Редю-Маре с намерением укрепить колхозный строй и один за другим гибнут в борьбе с кулаками. Тяжелораненный красноармеец Юсалов (Федор Шмаков в фильме Матвея Володарского «Бессмертная песня» по мотивам одноименного рассказа Виктора Авдеева) приезжает в кубанскую станицу под видом культработника, чтобы поставить первый революционный спектакль «Последняя баррикада», вызывающий у кулаков понятный приступ отвращения. Назначенный председателем ревкома красный командир Осип Дзюба (Павел Морозенко в боевике Виктора Ивченко и Николая Фигуровского «Десятый шаг») приезжает в Степнянск, чтобы отобрать у крестьян продовольствие, пока этого не сделала кулацкая банда атамана Хмары (монструозный Константин Степанков). Уполномоченный по продразверстке красноармеец Федор Крохов (Сергей Колтаков в фильме Владимира Хотиненко и Анатолия Проценко «В стреляющей глуши») приезжает в небольшую деревушку, чтобы отобрать "излишки" хлеба для сидящего «на голодном пайке Ленина» у банды кулаков во главе с Мокеем Жлобиным (Иван Агафонов), начинающим о чем-то догадываться («А может сам Ленин-то и виноват в том, что детишки с голоду пухнут?»). Большевик Степан Хомутов (Александр Потапов в последнем фильме Валентина Виноградова «Белый танец» по сценарию популярного очеркиста журнала «Сельская молодежь» Олега Новопокровского) возвращается в родную кубанскую деревню Талицы и решает организовать коммуну в бывшей княжеской усадьбе, несмотря на противодействие кровавых кулаков во главе с Антипом (Витаутас Томкус). Красный командир Абыш Исаев (Сакыбек Карабаев в фильме Усенжана Ибрагимова «Преследование» по сценарию Толомуша Океева и Дооронбека Садырбаева) прибывает в аил на юге Киргизии, чтобы силой загнать дехкан в колхоз, подавив сопротивление басмаческого отряда во главе с Шааназаром (Шухрат Иргашев в образе Кровавого Кунака - сородича Кровавого Кулака из популярной региональной линейки "Сородичи Востока").Тьмак из губчека Юрин (Виталий Медведев в сериале Ходжадурды Нарлиева «Люди моего аула» по роману Язмурада Мамедиева «Родная земля») возвращается в туркменское село, где он командовал особым отрядом карателей в годы т.н. "гражданской войны", а потом был уполномоченным по коллективизации, чтобы помочь бандитам из колхоза «Сынпы гореш» предотвратить уход за кордон недовольных новой властью декхан и овец, спланированный Бахрам-ханом (Нурберды Аллабердыев).
Красноармеец Бегенч (Танрыкули Сеиткулиев в фильме Мереда Атаханова «Дорога горящего фургона» по пьесе Гусейна Мухтарова «Тридцатые годы») возвращается в родной туркменский аул и вступает в борьбу с саботирующими посевную кровавыми кунаками во главе с басмачом Куйки-баем и его сыном Черкезом (Куллук Ходжаев и Баба Аннанов). Большевик Искандер (Сламбек Кыдыралин в фильме Александра Карпова «Далеко в горах» по сценарию Токтоболота Абдумомунова) возвращается в родной киргизский аил и поднимает батраков на борьбу против кровавого кунака - бая Сарыгула (Муратбек Рыскулов). Бывший батрак Еламан (Ануарбек Молдабеков в фильме Азербайжана Мамбетова и Юрия Мастюгина «Кровь и пот» по третьей книге одноименной эпопеи великого казахского писателя Абдижамила Нурпеисова) возвращается в родные приаральские степи, чтобы свести личные счеты с богатым мурзой из аула кочевников Танирбергеном (Тунгышбай Жаманкулов) и возглавить борьбу аральских рыбаков за установление советской власти. Бывший батрак Пауль Рунге (Георг Отс в фильме Герберта Раппапорта «Свет в Коорди» по одноименной повести Ганса Леберехта) возвращается из Красной Армии на родной Журавлиный хутор, женится на кулацкой дочери Айно (Валентина Терн) и помогает парторгу Муули (Ильмар Таммур) загнать бедноту в колхоз. Боец Красной Армии Андрей Рэзлог (Михаил Волонтир в фильме Василия Паскару «Мужчины седеют рано» по сценарию Михаила Мельника) возвращается после войны в родное село Фрунзены и, при поддержке вальяжного секретаря райкома Петрова, загоняет крестьянскую голытьбу в колхоз «Новая жизнь», отобрав последний клок земли, снятый с нее урожай кукурузы и старый карабин у жалкого недокулака Мынзу (Виктор Чутак).
Продкомиссар Игнат Бодягин (Сергей Шакуров в фильме Олега Бондарева «Продкомиссар» по мотивам рассказа Шолохова) спустя шесть лет возвращается в родную донскую станицу, чтобы изъять хлеб у кулаков, сопротивлением которых руководит его отец Мирон (Виктор Шульгин). Коммунист Арсений Клюквин (Евгений Матвеев в своем фильме «Смертный враг» по мотивам рассказов Шолохова) возглавляет коммуну в родной донской станице и сталкивается с ожесточенным сопротивлением кровавого кулака Игната Ящурова (Станислав Чекан) и его единомышленников. Коммунист-двадцатипятитысячник Рогачев (Игорь Ледогоров в сериале Вячеслава Бровкина и Василия Давидчука «Стойкий туман» по одноименному роману Анатолия Ференчука) приезжает в кубанскую станицу и вместе с председателем сельсовета Журбой вступает в противостояние с группировкой кровавых кулаков, возглавляемых непримиримым Хоруженко (Юрий Каюров). Красный командир Иван Чернец (Игорь Добряков в сериале мирдовженковца Николая Литуса «На крутизне» по одноименному роману Константина Басенко) вступает в ряды отряда Дилеров смерти под командованием чекиста Шнайдрука (Игорь Ледогоров) и приезжает под видом агитатора из наробраза в родные края, где действует банда атамана Волынца (Александр Пороховщиков). «Окончательно ликвидировать политическо-кулацко-уголовный бандитизм: такую задачу партия поставила перед нами - чекистами», - торжественно зачитывает Сторителлер закадровый вводный текст, приглашая игроков к соучастию в окончательном решении кулацкого вопроса.
Кулацкая Готика: Красные Вампирессы.
Учитывая, что идеи Endlösung'а недостаточно популярны среди некоторых категорий геймеров, разработчики "Хроник тьмы" прибегают к заведенной у Дилеров смерти практике - выставляют впереди красных тьмаков заградотряды из женщин и детей. Жертвенное заклание невинных маленьких выпоротков-дампиров, упоминавшихся ранее, и прелестных юных селянок, брошенных в прорыв под обрезы и сабли Кровавых кулаков и кунаков, кроме решения чисто практической задачи - сбережения основных сил чекистской нежити, имеет целью склонить сентиментальных игроков "Хроник тьмы " к прохождению кулацких эпизодов на стороне Красных вампиров.
Красавица Виринея (Людмила Чурсина в одноименном фильме Владимира Фетина по мотивам повести Лидии Сейфулиной) из глухой деревни Небесновки без раздумий отдает свою жизнь в борьбе с казаками и подкулачниками за власть Советов. Пугливые комсомольцы из глухого села Потьма, терроризируемого кулаками, выбирают секретарем комъячейки юную Саню Ермакову (Валентина Теличкина в фильме Бориса Яшина «Первая девушка» по одноименной повести Николая Богданова) и подставляют ее под бандитские пули. Испуганная беднота деревни Ладыжино выбирает председателем сельсовета вернувшуюся с "гражданской войны" коммунистку Анну Дронову (снова Валентина Теличкина в фильме Юрия Рогова и Владимира Сойкина «Счастье Анны») и выставляет ее на бой с бандой кулака Пантелея.
После того, как комсомольцы затерянного в горах Киргизии аила выбирают секретарем комъячейки 17-летнюю Уркую Салиеву (Таттыбюбю Турсунбаева в фильме Толомуша Океева «Поклонись огню»), а красные тьмаки ставят ее на пост председателя сельсовета Мерки-Муркут и поручают организовать колхоз «Кызыл–Аскер», кровывым кунакам ничего не остается, кроме как сжечь самого молодого члена ЦИК Кыргызской автономной республики в ее бедняцкой сакле. Жители казахского аула выбирают красавицу Раушан (Гульзия Бельбаева в одноименном фильме Дамира Манабаева и Светланы Михальченко, известной как соавтор создателя Мира Dовженко Виктора Богатырева) председателем сельсовета и предоставляют ей право разруливать конфликт с аульными кулаками. Батрачка Айна (Антонина Рустамова в одноименном фильме Алты Карлиева и Владимира Иванова по сценарию Льва Черенцова) из глухого туркменского кишлака вступает в комсомол и, рискуя жизнью, предотвращает предпринятую кровавыми кунаками во главе с Эсен-баем попытку отравить колодцы и колхозный скот, взорвать плотину и уйти за кордон с собственными отарами. Став после гибели мужа председателем Совета в глухом горном кишлаке, Халида (Ирина Бокучава в фильме Юлдаша Агзамова и Дмитрия Холендро «Колокол Саята») вступает в смертельную схватку с местными баями и духовенством, открывает школу для бедноты и проводит в ней первый урок ценой своей жизни. Сельская учительница из глухой сибирской деревни Варвара Мартынова (Вера Марецкая в «Воспитании чувств» Марка Донского по сценарию Марии Смирновой) после гибели своего мужа-комиссара Сергея (Даниил Сагал) прдолжает борьбу с местными кулаками, возглавляемыми злобным мироедом Буковым (Владимир Белокуров). Молодая батрачка Степанида Базырина (Марина Неелова в фильме Родиона Нахапетова «С тобой и без тебя» по мотивам повести Михаила Жестева) выходит замуж за зажиточного хуторянина-единоличника Федора, но, под влиянием секретаря деревенской комъячейки Ивана, преодолевает частнособственнические инстинкты и вступает в колхоз.
Латгальская батрачка Юстина (Астрида Кайриша в фильме Дзидры Ритенберги «Три минуты лёта» по сценарию Юлия Николина и Эрнста Яковлева) вступает в борьбу с кулаками и за два часа экранного времени проходит долгий карьерный путь до председателя передового колхоза. В час с небольшим уместились тридцать лет из жизни Варвары Голубевой (Клара Лучко - задушевная подруга создателей фильма «Найди на счастье подкову» - семейного дуэта Николая Гибу и Зинаиды Чирковой), прошедшей путь от простой бессарабской батрачки до председателя колхоза и - наконец - секретаря райкома, курирующего один из передовых республиканских агропромышленных комплексов.
Хроники Тьмы: сюжетные арки.
«Три минуты лёта» и «Найди на счастье подкову» - примеры использования разработчиками "Хроник тьмы" приема «сюжетной арки» - включения в одно повествование, охватывающее продолжительный период времени, последовательных эпизодов из линеек Куркульской, Кулацкой и Колхозной Готики. Деревенские семейные саги и сельские летописи, состоящие, как правило, из двух и более серий (редкие исключения - сорокалетняя история села Жванчик, рассказанная за один час мирдовженковцами Василием Ильяшенко и Виктором Говядой в фильме «Новоселье: Хроника подольского села» по роману Владимира Бабляка, четыре десятилетия из жизни семьи молдавского виноградаря Томы Виеру уместившиеся в полтора часа картины Влада Друка «Нескончаемый месяц Ковша» по сценарию Анатолия Горло, или несколько десятков лет из жизни молдавского села Кукоара в фильме Василия Паскару «Мосты» по одноименному роману Иона Чобану) - затратный маркетинговый продукт, рассчитанный на зрителей с "сериальным мышлением".
Хрестоматийные примеры куркульско-кулацко-колхозных эпопей, существенно расширивших геймерскую аудиторию Мира тьмы - сериалы Владимира Краснопольского и Валерия Ускова «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов» по романам Анатолия Иванова, рассказывающим о судьбах нескольких поколений жителей далеких сибирских сел Зеленый Дол и Михайловка, сериал Альфреда Шестопалова «Жменяки» по одноименной трилогии Михаила Томчания о жизни разных поколений семьи Жменяков из закарпатского села Горбки, сериал Николая Кошелева «Кончина» по мотивам одноименной повести Владимира Тендрякова о сорока годах бедствий жителей села Пожары, загнанных в колхоз «Власть труда» безумным коммунаром Матвеем Студенкиным (Николай Лавров) и окончательно замордованных жестким председателем-панком Евлампием Лыковым (Владимир Гостюхин), сериал Саулюса Восилюса «Здесь наш дом» по одноименной трилогии Юозаса Паукштялиса о сорока годах жизни семьи Маргевичусов на земле Линкувы, увиденных глазами председателя колхоза Валентаса Бернотаса, «Сибириада» Андрона Михалкова-Кончаловского и Леонида Эйдлина о шести десятилетиях, прожитых семьями Соломиных и Устюжаниных в затерянном сибирском селе Елань, «Танцы вокруг парового котла» Пеэтера Симма по сценарию Матса Траата - рассказ о семидесяти годах истории хутора Айасте Тартуского уезда, сериал Григория Никулина «Хлеб — имя существительное» по мотивам романов и повестей Михаила Алексеева о судьбе нескольких поколений семьи Харламовых из приволжского села Савкин 3атон.
Неизменным успехом пользовались у игроков многократные экранизации «Полесской хроники» великого белорусского писателя Ивана Мележа - летописи деревушки Курени и населяющих ее болотных тварей (Swamp Things): телеспектакли «Люди на болоте» Александра Гутковича, «Метель, декабрь» Владимира Забелло и восьмисерийная телевизионная эпопея Виктора Турова «Люди на болоте», и, разумеется, сериалы по романам великого писателя земли русской Георгия Мокеевича Маркова о семье сибиряков Строговых и их земляках, адаптированным для экрана Элеонорой "Эллой" Миловой и Эдуардом Шимом: «Строговы» Владимира Венгерова и Михаила Никитина, «Сибирь» Виктора Рыжкова и «Соль земли» Искандера Хамраева.
В одиннадцатом выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Cоль земли: Колхозная Готика, Южная Готика и Колхозный Панк - Колхозный Панк: Бесшабашность им гнилью дана... - "Южный" психофон Колхозного Панка - Игромеханика Затваривания.