Серый жако с красным хвостом сидел на ветке и рассматривал большого белого какаду, которого его человек сегодня утром принёс от знакомых. Не уживался он там. Вот товарищ и попросил забрать. Таким образом, у них теперь появился новый жилец, и Моня, так звали жако, собирался познакомиться, пока мужчина был на работе.

Он гордо прошел по одной из веток, которые человек прикрепил к стенке, и остановился напротив какаду. Тот крутил мансы. То есть яростно мотал головой с поднятым хохолком и, расправив крылья, делал вид, что он орёл.

- Простите меня за вопрос, конечно… - начал издалека Моня.

Но какаду ещё яростнее затрусил головой и прикинулся, что ничего не слышит.

- Я говорю, - повторил жако, пытаясь привлечь внимание. - Я говорю, вы не еврей случайно?

Какаду замер на секунду, потом труснул хохолком ещё пару раз и пробормотал в сторону:

- Ваз фар а идиот? Кент ир ништ зен мейн ноз?

- Так что ж ты тут мне понты кидаешь? - возмутился Моня. - Не мог сразу сказать, что ли? Я почему нервничать должен?

Какаду уставился на него левым глазом:

- С кем честь имею? - поинтересовался он.

- Вопросом на вопрос, - выдохнул Моня, совершенно успокаиваясь. - Наш-таки человек! Позвольте представиться, - шаркнул он правой лапкой по ветке, - хозяин зовёт меня – Красная попа, но на самом деле я - Моня.

- Очень приятно, - ответил какаду и, опять распушив хохолок, сказал: - Сёма Гольдфарб.

- Ой! - обрадовался Моня, - А вы случайно не тех Гольдфарбов будете, которые в Кишенёве магазин животных держали?

- Вообще-то я из очень старой фамилии, - начал задаваться Сёма. - Но, таки да. Именно из тех самых. А позвольте поинтересоваться, вот эта мерзкая кошачья морда, которая под нами сидит… Он кто?

- Ой, - начал Моня. - Это очень печальная история. Я подозреваю, что он таки не из наших.

- А что так? - заинтересовался Сёма.

- А как же? - ответил Моня. - Во-первых, где это вы видели, чтобы кот евреем был? А во-вторых, кипу не носит!

Сёма задумался, а потом ответил:

- А может, ему ухи мешают? Как на такие ухи вы кипу наденете, а?

- Точно, - согласился Моня. - Вот, что значит умный человек, сразу сообразил. А давайте-ка мы проверим. Может, он таки из наших. Я вам скажу, что в холодильнике у хозяина есть банка с гефильтефиш. И если он будет их есть, то... Сами понимаете.

И они приступили к проверке.

Два попугая слетели на пол. Кот, не ожидавший такого, испугался и на всякий случай залез под кровать, потому что носы, то есть, клювы у них были - будь здоров.

Такого издевательства кот вынести не мог. Он вылетел из-под дивана с криком чайки, бросающейся на пулемёт, и, схватив котлетку, попытался опять спрятаться под диван, что, впрочем, ему не удалось, и тогда он проглотил её, не жуя. После чего посмотрел на какаду Сёму голодным взглядом, полным мольбы.

- Наш человек, - выдохнул Сёма и скинул на пол ещё одну котлетку.

Потом они с Моней вернулись на свои ветки.

- А кипу-то всё равно носить надо! - неодобрительно заметил какаду коту внизу.

Тот смотрел на сидевшего сверху попугая влюблённым взглядом и тихонько мурлыкал.

- А про человека нашего что вы скажете? - поинтересовался Сёма у Мони.

- Есть у меня серьёзные подозрения, - ответствовал Моня, - что он совершенно не еврей.

- Позор какой! - прикрыл правый глаз какаду. - Надо что-то с этим делать.

- Конечно, надо, - согласился жако Моня. - Нельзя же так - вся семья культурные люди, и один хозяин - черт знает что. Вон, даже кот наш, человек. А кипу не носит, потому что ухи мешают.

И они стали думать за хозяина…

*****

Утром следующего дня Боря сидел на работе в фирме совершенно разбитый. И мысли его гуляли черт-те где. А время то, между прочим, было самое что ни на есть горячее. То есть, сдача квартального отчета.

Начальник, Михаил Семёнович, высокий человек с окладистой седой бородой, долго смотрел на Борю через стеклянные двери. Потом вздохнул и нажал на кнопку коммутатора.

- Любочка, - сказал он секретарше. - Ну-ка вызовите мне этого балбеса Борю. Он что себе думает? Кто вместо него отчет сдавать будет?

Боря вошел в кабинет, ожидая справедливого разноса. И поэтому начал сразу оправдываться:

- Понимаете, Михаил Семёныч. Они у меня холодильник научились открывать. Оттуда рыбные котлетки из банки достают и кота кормят. Не представляю, что теперь с этим делать. Не в клетках же их закрывать?

Михаил Семёнович выслушал сбивчивые объяснения невнимательности на работе и поправил кипу:

- Ну-ка, ну-ка, - сказал он. - Садись, Боря, на стульчик и расскажи мне всё по порядку. Кто научился холодильник открывать, почему они кота кормят и откуда у тебя там гефильтефиш?

Боря вздохнул и сел. Он начал рассказ. Через десять минут Михаил Семёнович вытирал слёзы, лившиеся от смеха, и требовал от секретарши Любочки ещё чаю для них с Борей.

- Говоришь, они коту на голову натянули кусок ткани с дырками для ушей? Господи! Давно я так не смеялся.

Ещё через полчаса Боря был отпущен со строгим указанием закончить квартальный отчет и снять дома видео о развлечениях своих питомцев.

*****

А питомцы времени зря не теряли. Они решили вот что.

- Всё от того, - говорил жако Моня какаду Сёме, - что наш Боря не женат. Надо найти ему хорошую девочку. И она уже сама выяснит, еврей он или нет.

- А я вам говорю, - возражал ему Сёма, - что такое важное дело на самотёк пускать нельзя. Сперва надо его к раву.

За этими спорами проходило время. А у начальника Бориного, Михаила Семёновича значит, созрел план. Насмотревшись видео о домашних Бориных питомцах и наслушавшись его рассказов, он сперва рассказал всё это жене…

Она поделилась с мамой и сестрой, а сестра всё объяснила Манечке. Ну, то есть, дочке своей. Одной очень привлекательной особе лет тридцати.

Ну, так вот, дамы и господа. Вызвал Михаил Семёныч Борю к себе и начал разговор издалека:

- А что, Боря? Ты вот так сам и собираешься жить в одиночестве со своими питомцами? Жрать гефильтефиш со своим котом на пару из баночки и прочие консервы? Или какие мысли, скажем, планы, питаешь за жизнь? Ну, чтобы значит, лучше?

Боря присел на стул и уже собирался объяснить начальнику, что планов не имеет, но Михаил Семёныч взял, что называется, быка за рога. Тем более, что жена его, Софья Леопольдовна, строго настрого приказала:

- Ты там, может, кому и начальник, что мне очень сомнительно, но… Если не сделаешь, как я скажу, - и она поднесла к носу Мусика, как она называла мужа, очень увесистый кулак. И пообещала отлучить от всего съестного, а это был удар под дых.

И поэтому, Мусик бросился в бой:

- Боря, послушайте меня, я человек глубоко и безнадёжно женатый. То есть, я хотел сказать, счастливо, разумеется. Чего и вам от всего сердца… Прости меня, Господи…

И он, прошептал молитву, закончил фразу:

- Желаю. А, значит, вот…

И Михаил Семёнович вытащил из кармана пиджака фото Манечки и протянул его Боре.

- Очень хорошая девочка. Мы с Софочкой, чтоб она мне была жива-здорова, очень хорошо знаем её родителей. А сама она юрисконсульт в одной большой фирме. И характеру ангельского…

Мусик запнулся и, посмотрев наверх и прошептав ещё одну молитву, добавил:

- По крайне мере, мне так моя Софочка сказала. А не верить ей я не имею оснований, - сказал он Боре и тяжело вздохнул, вспомнив кулак перед носом и вкусности из холодильника, и добавил в сторону: - И смелости. Ну, Боря, как вам моя племянница Манечка?

Боря вздохнул тяжело и положил фото на стол перед Мусиком, изображением вниз.

- Что так? - спросил Михаил Семёнович. - Не вдохновляет внешность?

- Что вы? Что вы?! - запротестовал Боря. - Внешность - просто как у королевы красоты. Дело в другом…

- Ну так, смелее, Боречка, - напутствовал его Мусик. - Расскажите мне. Может, вы женщин не любите? Так не стесняйтесь.

- Нет, нет, - смутился Боря. - Дело не в этом. Просто у меня, Михаил Семёнович, зарплата очень маленькая, и живу я в съёмной однушке вместе с моими животными. На что мне содержать такую женщину?

- О, - сказал Мусик. - А вы таки, Боречка, умнее, чем я думал! Но тут таки не вижу проблемы. Я вам открою один секрет. Сердце у Манечки очень доброе, и она животных любит. А вы, шоб я таки так жил, вы совсем не нищий, не прибедняйтесь. Вы нас всех обманывали эти годы. И скрывали от нас настоящее сокровище…

- Что вы такое говорите? - изумился Боря. - Какое такое сокровище? Ничего я не скрываю. Тем более, у меня дома.

- И таки я настаиваю, - продолжал Мусик. - Я вас уверяю, что дома у вас есть настоящее сокровище, и в этот йом хамиши, а по-вашему, в пятницу, мы придём до вас всей нашей семьёй, чтобы познакомить с Манечкой.

- Ой! - испугался Боря. - Может, не надо всей семьёй? У меня есть нечего…

- Надо, Боря, надо, - сказал Мусик. - Раз моя Софочка сказала, значит, надо.

Он снял с головы кипу и, оглядываясь по сторонам, встал и подошел к Боре. После чего сказал ему на ухо:

- Боря, сделайте мне такое серьёзное одолжение. Я буду ваш должник. Вам один вечер потерпеть… Ведь моя Софочка отказы не принимает. Ну? По рукам?

- Ну, хорошо, - согласился Боря. - Пусть будет по-вашему. Есть у меня раздвижной стол. Но стульев столько нет.

И вот после работы в самый йом хамиши, а по-вашему, в пятницу вечером, в дверь маленькой студии позвонили и...

Сразу тихая квартирка наполнилась шумом, улыбками, криками и командами.

Софочка приказала всем закрыть рты. И, повернувшись к двум попугаям, замершим на ветках с раскрытыми от изумления клювами, заявила:

- И вас, куриц, это тоже касается. Только мне рты раскройте!

- Азой аз их лейбн, - простонал какаду по имени Сема. - Вот тебе на…

- Что? Что ты там вякнул?! - грозно надвинулась на него Софочка. - Да я сейчас из тебя суп сделаю!

Но тут вперёд вырвался Лев Моисеевич, бывший главный командир Первой конной армии, главный шпион и ловец самых крупных рыбов в мире. Ну, вы поняли - по его рассказам.

Он схватил в охапку какаду Семочку и радостно крикнул:

- Тихо все! Всем стоять смирно!!! Наши в городе. Ах ти моя либа. С кем бы я ещё поговорил?

После чего водрузил попугая на место и стал им рассказывать про свои подвиги. Бабушка, Ханна Тевельевна, махнув рукой на старого болтуна, пошла с Софочкой расставлять стулья и разворачивать на столе принесённые угощения.

Мусик, подгоняемый увещеваниями своей жены Софочки, суетился во всю и мешал всем, кому только получалось, пытаясь секретно налить себе сто грамм коньяку.

Мама Манечки, Магда Анатольевна, дородная и весьма авторитетная дама во всех сразу областях, как она думала, принялась устраивать место для зажигания шабатних свечей.

И при этом переругивалась с Софочкой, с которой они любили друг друга, как и полагается сёстрам - не на жизнь, а насмерть.

Кот, который никогда в жизни таких запахов даже представить себе не мог, мотался у всех под ногами. И, наплевав на угрозы Софочки и Магдочки, пытался стянуть любимый гефилльтефиш. За что сперва от бабушки получил затрещину, а потом таки - целых две котлетки.

- Настоящий еврейский кот, - прослезилась бабушка. - Чтоб он нам всем был жив здоров. Ну, и мы все тоже…

И только Манечка и Боря были предоставлены сами себе. И как-то так оказалось, что они сели рядышком на маленький диванчик и стали разговаривать ни о чем. Боря рассказывал Манечке, как у него появились его питомцы, а Манечка смеялась.

Софочка толкала в бок Магдочку и глазами показывала ей на пару.

А когда сели за стол. И Мусик, то есть, простите меня, дамы и господа, Михаил Семёнович, поправив кипу, встал, и все встали, и он прочёл молитву, как полагается, и свечи горели, и все сели и приступили к ужину, Софочка не сдержалась и спросила:

- Боря, вы таки нам и не рассказали, где же и кто ваши папа и мама?

Мусик хотел толкнуть её под столом, но получил тычок в бок первым.

- Детдомовский я, - вздохнул Боря. - Нет у меня родителей…

И Манечка вдруг почувствовала, как у неё в груди что-то дёрнулось и заплакало. И она посмотрела на Борю глазами, полными слёз.

- Вот моя семья, - продолжал Боря, показывая на жако по имени Моня, какаду Сёму и кота, который тёрся о ноги бабушки.

- А я что вам говорил?! - вдруг проснулся Михаил Семёнович, которому всё-таки удалось незаметно пропустить двести грамм коньячку. - Я же говорил вам - у него дома сокровище есть.

И он указал пальцем на Борю. И тут дедушка, бывший главный командир Первой конной и шпион по-призванию, махнул рукой, опрокинув при этом котлету с тарелки бабушки.

- Завтра! Завтра идём всей семьёй в синагогу к одному моему знакомому раву. Мы как есть ему всё расскажем, и он скажет, что делать!

И тут за столом занялся спор, переходящий в еду, питьё, и так по кругу. Все одновременно кричали, ругались, целовались, смеялись и вспоминали всё хорошее, ну и немножко всё остальное…

А Манечка сжимала ладонь Боречки. И он, набравшись смелости, вдруг спросил. Но не Манечку, а ейную бабушку, Ханну Тевельевну:

- А скажите, пожалуйста. Что это такое - быть евреем? Это как?

Бабушка задумалась на минуту, и за столом наступила тишина.

- Так это же просто, - ответила она Боре. - Это, когда ты свой гефильтефиш отдаёшь другому.

И при этих словах кот, наглая морда, запрыгнул бабушке на колени и попытался стащить у неё из тарелки кусок мяса. За что и был немедленно сурово поглажен, а дедушка налил всем коньячку и сказал:

- Встали все и выпили! За нас. За здоровье. За шабат. И за Манечку и Боречку!

И даже строгие Софочка и Магдочка ничего не сказали. И тогда жако по имени Моня сказал какаду Сёме:

- Сёма, я таки вам скажу, как я вас очень уважаю. С Борей мы уже всё решили. Но вот этот кот, мне таки покоя не даёт. Он таки еврей или как?

И они засмеялись. А над городом плыла полная Луна. И из окон лился жёлтый свет, а за столами сидели люди. Они пили, ели, смеялись, ругались и смотрели телевизор.

И только мне почему-то было грустно. Я смотрел и видел тысячи, нет, миллионы голодных глаз, устремлённых снизу вверх, к этим самым окнам. И это не давало мне возможности расслабиться и порадоваться за Боречку и Манечку.

Люди, возьмите по котлетке, всего по одной, от щедрот ваших. Выйдите на улицу и покормите их. Погладьте, и они улыбнутся вам в ответ. И на нашей Земле станет больше счастья, а иначе…

Иначе, зачем мы живём?

Зачем?

Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО