АЛЕКСАНДР ТАРАСОВ – АНТИКОММУНИСТ

Проанализируем подробно воззрения публициста Александра Тарасова. Он пишет: «Сам Маркс, как известно, решил к концу жизни пересмотреть свои взгляды на «азиатский способ производства», заподозрив, что никакого отдельного «азиатского» способа производства не было. Смерть не дала завершить ему эту работу. Между тем, Маркс был прав в своем подозрении. Сегодня мы обладаем достаточным количеством эмпирических данных для того, чтобы определять и «азиатский» и «античный» способы производства как один способ производства: крупнотоварное немашинное (домашинное) производство» [9].

С тем же успехом можно сказать, что никакого суперэтатизма в природе не существует. Причем это не будет пустым отрицанием, поскольку Тарасов не дал определение термина «суперэтатизм» в категориях политэкономии. Ссылку на «подозрение» Маркса Тарасов тоже не дает, это его фантазия. Интересно, как бы это выглядело: «Подозреваю, что…»

В его определении очевидная ошибка: ибо первобытнообщинный, родоплеменной строй – тоже «домашинные». Существенное же различие же между античным и азиатским способом производства очевидны.

Согласно Тарасову, строй в СССР потому нельзя назвать этатизмом, что этот термин «переоккупирован». То есть: оттого, что Иван Иванович, Семен Семенович и Петр Петрович крайне часто употребляют термин «этатизм», способ производства в СССР не может быть этатизмом, а только суперэтатизмом.

Напомним, что этатизмом называется засилие государства, потому этот термин не может быть определением способа производства. Следовательно, не может быть определением способа производства и суперэтатизм. Суперэтатизм – это всего-навсего суперзасилие государства.

Еще этатизм, или государственничество, реже статизм, — идеология, утверждающая ведущую роль государства в политической жизни, включая подчинение интересов как отдельных людей, так и групп интересам государства; политика активного вмешательства государства во все сферы общественной и частной жизни. Идейная противоположность анархизма (Википедия). Идеология тоже не может быть способом производства.

Тарасов отнесен к антикоммунистам по той причине, что, считая самого себя марксистом, он обнаруживает просто обескураживающее незнание марксизма-ленинизма. Но это не всё.

В интернете есть критика статьи Тарасова. Но она еще хуже статьи, за исключением указания в одной из статей на нелепость отождествления социализма (первой фазы) и коммунизма. Малозначащих критиков – масса, нет смысла их упоминать, тем более, вместе со всей их неграмотностью и ошибками.

В вышеуказанной статье Тарасов, вслед за буржуазными идеологами, пишет об особом индустриальном способе производства, будто бы при этом «способе» нет ни буржуа, владеющих средствами производства, ни такого особого товара, как рабочая сила.

Тарасов уверяет, что деление «социализм» и «коммунизм» выдумал Сталин, а у Маркса этого якобы нет. На самом деле Маркс выделяет обязательный переходный период от капитализма к коммунизму, когда (см. «Критика Готской программы») сохраняется буржуазное право. Социалистическое государство, пишет Маркс, может быть только государством диктатуры пролетариата. И это государство, эта диктатура должны отмирать, как переходный период от капитализма к коммунизму.

Тарасов путает: Сталин выдумал переходный период от капитализма к социализму, потому у него социализм победил окончательно лишь в 1936 году. Далее партийной номенклатуре по понятным причинам потребовалось «строительство» социализма, затем «развитой социализм» и, наконец, «социализм с человеческим лицом».

«… переход от рабовладения к феодализму и от феодализма к капитализму сопровождался изменением способа производства, но не изменением формы собственности», - пишет Тарасов.

Если речь идет о том, что сохранялась частная форма собственности, тут Тарасов не делает открытия. Но разве владение рабами не отличается существенно от владения землей или владения средствами производства?

Тарасов пишет о якобы противоречии в марксизме, ибо Маркс определяет социализм как не товарный строй.

Если устранить ошибку Тарасова в отождествлении товарного социализма и бестоварного коммунизма,   это не противоречие, это ошибка.

Маркс точно связывает товарную форму продукта труда, его стоимость, с отчуждением продукта труда, с абстрактностью труда. Однако он относит абстрактный труд лишь к сфере обмена, рынка. Отсюда ликвидация рынка, полное подчинение производства и распределения плану должны ликвидировать стоимость, а с ней и капитализм. На самом деле труд рабочего является абстрактным уже в процессе производства. Именно сфера производства и определяет вторичную сферу обмена, доминирование абстрактного содержания в труде рабочего и генерирует абстрактность в сфере обмена [10]. Именно поэтому Ленин и ввел НЭП.

Верховный жрец у Тарасова оказывается якобы не собственником, а просто менеджером, Тарасов не понимает, что такое отношения собственности.

Вслед за правыми идеологами Тарасов уверяет, что знание не может быть товаром – тогда как в буржуазном обществе не только знание, не только не вещные услуги, но и духовные ценности, произведения искусства являются товаром, Маркс отмечает это в 1-м томе «Капитала».

По Тарасову строй к СССР не мог быть капиталистическим по всем тем причинам, которые указывают и сталинисты, и маоисты, и троцкисты, и либеральные демократы: отсутствие рынка, полное отсутствие конкуренции. Можно выписать еще ряд таких же вторичных признаков, но Тарасов просто не знаком с советской экономикой. Конкуренция была не только между рабочими-сдельщиками и рабочими повременщиками, не только между заводами, например, между нижнетагильским танковым и челябинским танковым (тракторным), но даже между КБ, например, между КБ Королева и КБ Чаломея. Конкурировали безработные, которых использовали для разгрузки вагонов и судов. Наконец, конкурировали сверхдержавы.

Что касается рынка. Еще Рикардо указывал, что монополия ограничивает игру рыночного спроса-предложения. Она императивно диктует цены, до предела покупательской способности. Внутри одной капиталистической монополии нет рынка, никому не придет в голову, скажем, на автозаводе обменивать рули на кузова. Тем не менее, эта монополия вовсе не перестает быть капиталистической! И остается она капиталистической вследствие содержания труда рабочего.

Что касается рыночных спроса и предложения, для их оценки в СССР работали целые лаборатории со специалистами в области математической экономики, программирования, теории катастроф и т.п.

Тарасов просто не знает фундаментального определения капитализма, следующего из марксова преодоления старой политэкономии, которая не понимала особость такого товара, как рабочая сила, потому не могла показать, откуда возникает прибыль.

С другой стороны. Тарасов ссылается на Энгельса, который якобы утверждал, что товарно-денежные отношения всегда порождают капитализм. Странно, как они не породили капитализм при рабовладельческом строе.

«… при суперэтатизме, - пишет Тарасов, - наемный работник получал не обязательно хорошего качества, но гарантированно и даже в обязательном порядке то, что при капитализме он должен был покупать на рынке товаров и услуг как раз за ту часть зарплаты, которая (приблизительно, конечно) ему при суперэтатизме не оплачивалась».

Во-первых, напомню, что пореформенная Россия не сразу догнала Запад по уровню фальсификации продуктов питания.

Во-вторых, не вдаваясь в систему оплаты в СССР и на Западе, хочется спросить: а что, что получали в обязательном порядке трудящиеся СССР, да еще не за зарплату? Допустим, медицинскую помощь. Но она и в развитых странах была бесплатной. Обучение? И на Западе было системное бесплатное обучение. Право на труд? Но и в Японии существовал институт пожизненного найма, когда в начале тысячелетия в Японии грянула 5%-я безработица, японцы были в шоке.

Тарасов отметает социализм, якобы выдуманный Сталиным, но пишет: «… при суперэтатизме ликвидируются антагонистические классы». Если речь идет о постепенном отмирании классов, можно было бы согласиться. Но далее Тарасов просто цитирует брошюру Сталина «об экономических проблемах социализма»: «Общество (суперэтатическое, Б. И.) оказывается состоящим их трех основных классов: класса рабочих, класса крестьян и класса наемных работников умственного труда, который при ближайшем рассмотрении оказывается состоящим из двух крупных подклассов: управленческого аппарата, чиновничества, во-первых, и интеллигенции, во-вторых. Складывается своеобразная СОЦИАЛЬНАЯ ОДНОРОДНОСТЬ общества, в определенной степени – ОДНОМЕРНОСТЬ (если воспользоваться, переосмысляя его, термином Маркузе). Границы между классами размываются, облегчается переход из одного класса в другой, что является достоинством по сравнению с капиталистическим обществом».

Неясно, каким образом Тарасов устранил антагонизм между начальником и подчиненным. Но как у него (и у Сталина) получилось, что ликвидировалось противоречие между умственным и физическим трудом?

Социализм, переходный период, есть период преодоления этого противоречия, о чем и пишет Маркс в статье «Критика Готской программы». И ни о каком облегчении перехода из одного класса в другой в СССР не могло быть и речи: Россия из аграрной становилась индустриальной, рабочий класс обязан был расти, ремесленников с их творческим трудом сменял конвейерный рабочий. Разве не знает Тарасов, что в СССР дети артистов, как правило, становились артистами, дети ученых – учеными, дети рабочих – рабочими, а дети госчиновников – госчиновниками? «Я понимаю, что умственный труд тоже вызывает пот, - пишет Марк Твен. – Но я ни за какие блага в мире не соглашусь махать кайлом хотя бы месяц». Это и есть «одномерность»?

Общество делится на классы вследствие разделения труда. Ликвидация старого общественного разделения труда, главным в котором Маркс считает разделение на труд умственный и физический», и есть переход к коммунизму за период социализма. Тарасов легко отменяет этот процесс путем объявления общества в СССР одномерным. Тарасову не нужен коммунизм, ему не нужно отменять рабочий класс. Зато самому рабочему классу – нужно!

К достоинствам своего суперэтатизма Тарасов относит планирование. Однако планирование есть завоевание капитализма, любая монополия планирует. В развитых странах есть самые разнообразные формы и государственного планирования. Так, в 80-е США государство владело 25% акций всех предприятий, при том, что контрольный пакет был определен в 22,5%. Кроме управления этим капиталом, «не персонифицированное»  государство обязано планировать и управление бюджетом.

Как писал Маркс, государство играет роль капиталиста [11].

Но в курсе ли Тарасов, что в СССР существовало движение декабристов? Представителей предприятий, которые в конце года приезжали в министерства скостить план. Например, пермский завод им. Ленина по своему названию не мог не выполнить план. Таким образом и появлялись цифры перевыполнения: 102%, 105% и т.д., так что советский план не слишком отличался от западного.

«Бюрократия – единственный социальный слой, который получил выгоду от суперэтатизма», - утверждает Тарасов. Ну, так и продолжала бы получать выгоду, только вот отчего-то бюрократия решила затеять перестройку и сконвертировать власть в деньги. Из построений Тарасова не видно причин распада КПСС. Но какие могут быть достоинства, если только бюрократии суперэтатизм был выгоден?

Октябрьская революция у Тарасова – не социалистическая, а суперэтатическая и, чуть далее – буржуазная. Ленин посрамлен. А с ним и Кромвель, и Робеспьер, и… - ведь их буржуазные революции потерпели поражение! Тарасов не понимает, как один способ производства сменяет другой.

Азиатский способ производства у Тарасова отсутствует – но он тут же определяет этот азиатский способ как этатизм-I. Согласно Тарасову, Маркс просто неправильно назвал азиатских способ производства, который нужно было назвать этатизмом. Но согласно тому же Тарасову азиатский способ – не особый, а рабовладельческий.

«Пролетарские революционеры, - уверен Тарасов, - не смогли создать социалистическое общество по двум основным причинам. Во-первых (и в главных), к моменту совершения пролетарских революций, вопреки марксистским принципам, и в ближайшей перспективе не было видно признаков нового способа производства, не говоря уже о том, чтобы он в общих чертах сформировался в недрах старого. Во-вторых, был ошибочно определен основой революционный субъект – пролетариат.

Вторую ошибку допустил уже сам Маркс. Марксистская методология предполагает, что революционный субъект должен появиться, как сейчас бы сказали, вне Системы. Не рабы уничтожили рабство и не крестьяне – феодализм. Точно так же не пролетариат должен был стать могильщиком буржуазии…  Маркс еще в 1857-1859 гг. осознал, что именно ЗНАНИЕ должно стать непосредственной производительной силой будущего общества, с другой – НТР, которая показала, что это теоретическое положение Маркса верно, началась лишь во второй половине 40-х гг. XX в. Методологически получалось, что ведущим субъектом социалистической революции должен стать ученый (или, шире, интеллигент), на практике Маркс при жизни не видел и малейших признаков этого».

С одной стороны, Тарасов устраняет из революций рабов и крестьян. С другой - торговцев, мануфактурщиков (вышедших из лож), словом, всё третье сословие и даже ученые почему-то оказались – вне системы.

Оказывается, в Октябрьской революции ведущей силой были не рабочие и даже не крестьяне, а буржуазия, оказывается, не буржуазия поддерживала монархию, она революцию возглавляла!

Никакого «общества» пролетарские революционеры создавать не могли и не собирались. Ибо диктатура класса, пишет Плеханов, как небо от земли, отличается от диктатуры кучки революционеров-разночинцев.

Больше того: разумеется, все большевики понимали, что только сумасшедший мог бы желать перехода к коммунизму в 1917 году. Но они понимали и то, что аграрная Россия далеко не созрела даже до переходного периода, социализма. По мысли Ленина, революция в России могла подтолкнуть пролетариат развитых стран, который, после победы социалистических революций, должен был прийти на помощь неразвитому российскому пролетариату.

Однако мировой революции не произошло. Именно в этом одна из главных причин поражения революции в России. Тарасов же – всего-то - встает на позиции меньшевиков, программой-максимумом которых было свержение монархии, буржуазная революция.

Любопытно другое: историк Тарасов не в курсе, сколько раз буржуазные революции терпели поражение, по Франции буржуазная революция гуляла целое столетие.

Теперь сформулируем точно: степень развития капитализма, говорит Маркс, определяется тем, насколько наука стала производительной силой.

Идея возвести интеллигенцию в гегемоны революции далеко не нова. Но мы теперь понимаем, чего именно требует Тарасов: чтобы его, интеллигента, ну, разве что еще Кагарлицкого – поставили бы во главе миллионов, свергающих капитализм.

Однако такого не происходит, Тарасов вправе обвинить массы, неспособные постичь теорию суперэтатизма. Причины же очевидны: население видит, как гуманитарная интеллигенция России в своей массе холопски прислуживает капиталу, физики направляют усилия на подтверждение конфессиональных мифов, сфера культуры прочно встала на путь коммерции и превращения в масс-культуру.

Однако вернемся к словам Маркса. У Тарасова получается, что становление науки производительной силой касается только средств производства и вовлеченности в производство ученых. Это не так. Это касается в первую очередь рабочих. Развитие капитализма требует все больше и больше рабочих с высшим образованием. Вот об этом гегемоне идет речь, а не о сегодняшнем рабочем классе, который вполне удовлетворен капитализмом, подавляющее большинство забастовок в мире направлено лишь на более выгодную продажу рабочей силы.

Чтобы совершилась мировая социалистическая революция, необходимо, чтобы на уровне всеобщего рабочий класс осознал, что угнетение заключается не только в низкой зарплате, которую можно повысить, лишь взяв власть. Не только в отчуждении прибавочной стоимости и узурпации управления ей. Но в самом труде, тяжелом, однообразном, монотонном, отупляющем, обезличивающем (Маркс, «Экономическо-философские рукописи 1844 г.»).

Именно такой рабочий класс кровно заинтересован в коммунизме, который ликвидирует его самого, ликвидирует его труд. Труд интеллигенции уже отчасти освобожден, содержание ее труда существенное иное. Ей не нужно уничтожать самоё себя как класс, поэтому она не может быть гегемоном. Поэтому Маркс и пишет, что все остальные угнетенные слои общества должны осознать интересы рабочего класса, как собственные.

Тарасов подчеркивает, что пользуется марксистской методологией (т.е. не следуя букве Маркса). Марксистский метод – это диалектический материализм. Но в тексте Тарасова нет ничего диалектического, ничего материалистического ровным счетом.

А Москве есть еще один «марксист», который присвоил себе и суперэтатизм, и всю «науку», которой Тарасов обосновывает термин – Андрей Колганов. Тарасов уличил Колганова в краже, и тот был вынужден извиниться. Признать приоритет Тарасова.

Главное в статье Тарасова: нелепо отождествляя социализм и коммунизм, он выбрасывает из марксизма и учение о диктатуре пролетариата, и ленинское определение социализма как строя с госсобственностью на основные средства производства при политической власти рабочего класса, и процесс отмирания государства, и Советскую власть как форму диктатуры пролетариата, форму, по выражению Ленина, найденную самими рабочими, и социализм как «живое творчество масс».

Борис Ихлов, из статьи «К дискуссии об азиатском способе производства»