Согласно резолюции ООН, 26 сентября отмечается Международный день борьбы за полную ликвидацию ядерного оружия. Предлагаю вспомнить стихи, написанные задолго до атаки на Хиросиму и после неё.
Первое в мире испытание технологии ядерного взрыва произошло в американском штате Нью-Мексико на полигоне Аламогордо летом 1945 года. «Отцу атомной бомбы» Роберту Оппенгеймеру тогда пришли в голову слова из древнеиндийской книги «Бхагавадгита» («Песнь Господа»): «Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего… Я стал Смертью, уничтожителем Миров». Так человечество обзавелось самым грозным и разрушительным вооружением, вступив в новую эпоху возможности взаимного уничтожения. Многие поэты обращались к теме «оружия апокалипсиса», она обширна, и в одном обзоре невозможно ее объять, поэтому будем говорить избирательно и в основном об отечественных авторах.
Предчувствие грядущего
Это знаменитый отрывок из поэмы «Первое свидание» Андрея Белого, в котором впервые в российской художественной литературе употребляется словосочетание «атомная бомба». Вряд ли поэт-символист подозревал, что через 25 лет его поэтический образ будет неотъемлемо связан со смертоносным оружием.
* * *
И было: много, много дум;
И метафизики, и шумов…
И строгой физикой мой ум
Переполнял: профессор Умов.
Над мглой космической он пел,
Развив власы и выгнув выю,
Что парадоксами Максвелл
Уничтожает энтропию,
Что взрывы, полные игры,
Таят томсоновские вихри,
И что огромные миры
В атомных силах не утихли,
Что мысль, как динамит, летит
Смелей, прикидчивей и прытче,
Что опыт – новый…
– «Мир – взлетит!» –
Сказал, взрываясь, Фридрих Нитче…
Мир – рвался в опытах Кюри
Атомной, лопнувшею бомбой
На электронные струи
Невоплощенной гекатомбой;
Другой поэт, Джордж Гордон Байрон, в XIX веке описал ужасающие для Европы последствия извержения вулкана в Индонезии. Уже в ХХ веке многие отметили, что апокалиптическое видение Байрона очень похоже на так называемую «ядерную зиму» – предполагаемое глобальное состояние климата Земли в результате широкомасштабной войны с использованием ядерного оружия. Андрей Вознесенский, уже опираясь на достижения современной ему науки, сделал вольный перевод произведения британского классика – или, скорее, описал свои впечатления от стихотворения 1816 года в поэтической форме. Небольшой отрывок из него:
Из Байрона
Я перевел стихотворенье «Тьма» –
как «Ядерная зима».
«I had a dream, which [was ]not all a dream»
Я в дрему впал. Но это был не сон.
Послушайте! Нам солнце застил дым,
с другого полушария несом.
Похолодало. Тлели города.
Голодный люд сковали холода.
Горел лес. Падал. О, земля сиротств –
«Rayless and pathless, and the icy Earth...».
И детский палец, как сосулька, вмерз.
Что разумел хромающий гяур
под понижением температур?
Глядела из промерзшего дерьма
ядерная зима.
Ядерная зима, ядерная зима…
Наука это явление лишь год как узнала сама.
Превратится в сосульку
победившая сторона.
Капица дает мне с полки байроновские тома.
Байрона прочитайте! Чутье собачее строф.
Видно, поэт – барометр
климатических
катастроф.
«I had a dream», – бубнил, как пономарь,
поэт. Никто его не понимал.
Но был документален этот плач,
как фото в «Смене» или «Пари матч».
(1987)
Интересный факт: любители конспирологии взяли это стихотворение Байрона и ряд других произведений того периода в качестве подтверждения некоторых своих теорий, касающихся термоядерной войны на рубеже XVIII – XIX веков.
Хиросима и Нагасаки
Всего через месяц после испытаний «детища» Оппенгеймера на американском полигоне Аламогордо, произошли одни из самых трагических событий в истории не только Второй мировой войны, но всего человечества – атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Атака на японские города поразила весь мир. Как писал ирландский поэт Десмонд Иган, «Хиросима твоя тень выжжена на граните истории».
* * *
…В восемь пятнадцать,
над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул:
«Ой, как красиво!..»
В эту секунду
в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали,
что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.
(Роберт Рождественский, «Хиросима»)
Нобелевский лауреат Иосиф Бродский проецирует «кошмар столетия» на всю эпоху в целом, ставя применение ядерного оружия в общий ряд трагедий ХХ века: «...мы жили от войны и до войны».
* * *
Кошмар столетья – ядерный грибок,
но мы привыкли к топоту сапог,
привыкли к ограниченной еде,
годами лишь на хлебе и воде,
иного ничего не бравши в рот,
мы умудрялись продолжать свой род,
твердили генералов имена,
и модно хаки в наши времена;
всегда и терпеливы и скромны,
мы жили от войны и до войны,
от маленькой войны и до большой,
мы все в крови – в своей или чужой.
(«Шествие»)
Иногда «кошмар столетья» становится частью любовной лирики:
А вот теперь я к встрече не готов:
Боюсь тебя, боюсь ночей интимных –
Как жители японских городов
Боятся повторенья Хиросимы.
(Владимир Высоцкий, «О нашей встрече»)
Или метафорой, призванной усилить поэтический образ, довести его до крайности:
Каково Вам, поэт с любимой?!
Это надо ж – рвануть судьбой,
чтобы ликом,
как Хиросимой,
отпечататься в мостовой!
(Андрей Вознесенский, «Маяковский в Париже»)
Одно из самых страшных стихотворений, посвященных атомной бомбардировке японских городов, написал Илья Эренбург.
Дождь в Нагасаки
Дождь в Нагасаки бродит, разбужен, рассержен.
Куклу слепую девочка в ужасе держит.
Дождь этот лишний, деревья ему не рады,
Вишня в цвету, цветы уже начали падать.
Дождь этот с пеплом, в нём тихой смерти заправка,
Кукла ослепла, ослепнет девочка завтра,
Будет отравой доска для детского гроба,
Будет приправой тоска и долгая злоба,
Злоба – как дождь, нельзя от неё укрыться,
Рыбы сходят с ума, наземь падают птицы,
Голуби скоро начнут, как вороны, каркать,
Будут кусаться и выть молчальники карпы,
Будут вгрызаться в людей цветы полевые,
Воздух вопьётся в грудь, сердце высосет, выест.
Злобу не в силах терпеть, как дождь, Нагасаки.
Мы не дадим умереть тебе, Нагасаки!
Дети в далёких, в зелёных и тихих скверах, –
Здесь не о вере, не с верой, не против веры,
Здесь о другом – о простой человеческой жизни.
Дождь перейдёт, на вишни он больше не брызнет.
Журавли
В Японии есть легенда, согласно которой человек, сложивший тысячу бумажных журавликов, может загадать желание, и оно обязательно исполнится. За нее ухватилась смертельно больная японская девочка Садако Сасаки. На момент бомбардировки Хиросимы ей было два года, и до 1954 года никаких последствий для ее здоровья не наблюдалось, пока не появились первые опухоли. Доподлинно неизвестно, сколько девочка успела собрать бумажных журавликов – данные расходятся. Ее история потрясла весь мир, став напоминанием о человеческой жесткости.
* * *
В Хиросиме этой сказке верят:
Выживает из больных людей
Тот, кто вырежет, по крайней мере,
Тысячу бумажных журавлей.
Мир больной, возьми бумаги тонкой,
Думай о бумажных журавлях,
Не погибни, словно та японка,
С предпоследним журавлём в руках.
(Из книги Расула Гамзатова «Журавли»)
Это стихотворение Расула Гамзатова было навеяно посещением расположенного в Хиросиме памятника Садако Сасаки.
Это интересно
+1
|
|||
Последние откомментированные темы:
-
Мы - РУССКИЕ !!!
(3)
Агрофена
,
28.02.2022
20240424004216