Роковой кот Карла XII

Шведский институт (Si) подарил Украине к 300-летию Полтавской битвы лучший презент, который только можно было поднести к этой дате, — фундаментальную книгу шведского историка Петера Энглунда «Полтава: рассказ о гибели одной армии».

За деньги шведского государства эта книга была впервые переведена на украинский (переводчики — Ольга Сенюк и Александр Буценко) и выпущена в свет харьковским издательством «Фолио».

Неакадемичный академик

Прежде чем обсуждать этот труд, стоит немного рассказать об авторе — Петере Энглунде, нагло вошедшем в чопорный академический мир в достаточно фривольных одеяниях беллетриста. Вырос он в военном городке в бедной по шведским меркам семье. Родившийся в 1957г. Петер получил в Упсальском университете звание доктора философии в 1989-м — через год после того как его «Полтава» уже заставила апатичных шведов вспомнить о том, что у них есть история. И не просто вспомнить — книга стала первым историческим бестселлером последних десятилетий (только в Швеции продано около 250тыс. экземпляров при общем населении в 9 млн.). Многие говорят, что именно этот труд пробудил интерес обывателя к делам давно минувших дней — и автор закрепил его последующими работами. Последняя документальная книга — «Красота и скорбь войны» (2008), повествующая о Первой мировой, также стала невероятно популярной.

В 2002 г. Энглунда избрали в Шведскую академию, а в июне этого года он стал ее постоянным секретарем. Несмотря на высокий и почетный пост, в научном мире фигура Петера до сих пор вызывает что-то вроде неловкости. О нем не любят говорить на конференциях, его не принято упоминать в своих работах.

Нет, никто и никогда не уличил ученого в некомпетентности. Неловкость вызывает странный подход Петера к истории — слишком человечный. Его не очень интересуют выхолощенные, узконаучные проблемы — в какой рощице стоял тот или иной полк при конкретной битве и что могло бы произойти, если бы он размещался в соседней. Не склонен он и углубляться в обсуждение высоколобых проблем, — что за приток внутренней энергии толкнул ту или иную нацию истребить соседей.

Энглунда гораздо больше интересуют общечеловеческие истории, рядовые трагедии маленьких людей, и это раздражает «академистов», привыкших больше размышлять о цивилизациях, культурах и обобщенных исторических процессах.

Еще одна причина не слишком пылкой любви коллег по цеху — скрытый от глаз научный аппарат в книгах Петера. Он не загромождает труды бесчисленными ссылками на источники, чем делает свою работу компилятора-гуманиста слишком сложной для использования другими, менее талантливыми компиляторами.

Тем не менее богатый набор источников делает его «Полтаву» не только самой читаемой, но, пожалуй, и самой интересной на сегодняшний момент книгой о знаменитой битве. Ярче всего доказывает это невероятная популярность издания в России — после русского перевода оно стало едва ли не самым цитируемым источником по данной проблеме для всех любителей истории.

Европытки

Для украинского читателя «Полтава» Энглунда особенно интересна, кроме всего прочего, по одной специфической сугубо местной причине — она дезавуирует ряд современных официальных мифов. Речь идет о странном желании государственного официоза придать Полтавской битве и перипетиям русско-шведкой войны на территории Украины некий современный, политический смысл.

Смысл этот можно свести к следующей примитивной схеме: союзничество Мазепы с Карлом XII — это некое усилие на пути создания украинской государственности, а сам союз — что-то вроде современной «евроинтеграции». Западный вектор-де был сознательно выбран политической элитой Украины, мечтавшей о приобщении к плодам подлинной цивилизации в противовес азиатскому, дикому вектору русофилов. Соответственно Полтавская битва в официальной историографии становится поводом для печали — как упущенная возможность войти в просвещенную семью европейских народов.

Для жертв подобного вульгарного мифа книга Энглунда — хорошее лекарство. Написал бы ее русский историк, не избежать ему упреков со стороны в предвзятости. Но из уст шведа характеристикам соотечественников как не поверить?

У Петера нет иллюзий о «евроинтеграции» и цивилизационной миссии парней в сине-желтых мундирах. Вот что пишет историк о причинах северных войн: «Эти конфликты были феноменом, проистекавшим из феодальной системы; война была по тем временам просто-напросто наиболее быстрым средством получить большую и внезапную выгоду... Верные и храбрые солдаты Карла XII сражались и умирали за тех, кто наживался на империи и потому хотел сохранить ее: все эти шведские дворяне, которые получали большие и богатые поместья на занятой земле, различные торгово-капиталистические клики, которые делали большие деньги на восточно-европейской торговле, и шведское государство, которое с таким удовольствием урывало пошлины и акцизы из этой огромной торговой махины». Удивительно, но это вполне марксистский подход к истории, который так активно искореняется сегодня из украинских вузов.

Энглунд отнюдь не симпатизирует соотечественникам-шакалам, но просит понять их — таково было время: «Война была достаточно популярна в Швеции, чтобы ее начать. Не слишком редки были случаи, когда люди за свой собственный счет пересекали Балтийское море и присоединялись к армии. Если во время Тридцатилетней войны было обычным явлением, что рекруты искали спасения в горнопромышленных районах, теперь течение заметно повернулось в обратную сторону. Рабочие бежали с горных и оружейных заводов, чтобы завербоваться в армию. И сейчас, так же, как во время предшествовавших военных конфликтов, многие, в особенности среди высшего офицерства, считали войну выгодным коммерческим предприятием».

О «свете культуры», который несли солдаты Карла XII, автор говорит без обиняков: «Содержание шведского войска во многом было построено на контрибуциях, если перевести на понятный язык, это означало, что, подобно стальной саранче, шведы объедали все области, по которым проходили. У населения, которое уже и до войны жило на грани голода, при помощи угроз, огня и пыток отнимали продовольствие, а если удавалось, то и деньги. Только бы армия получила свое, страна же, по собственному выражению Карла XII, «пусть страдает сколько хочет». Высшие командиры получали приказы от самого высшего начальства «вымогать и обирать население и наскрести как можно быстрее, поелику возможно, все, что вы на благо армии получить сможете».

Зверства и преступления шведов в войне с русскими Петер описывает с ужасом: «Как пример одного из многочисленных злодеяний шведов можно назвать резню в Нешаве. В августе 1703 г. город Нешава к юго-востоку от Торуни был сожжен, а его ни в чем не повинные жители повешены, и все это в наказание за то, что на шведский отряд кто-то напал на дороге».

В этом он не делает особого различия между воюющими сторонами: «На севере в прибалтийских провинциях русские грабили и убивали по меньшей мере столь же безудержно, как шведы на юге, в Польше. Русская стратегия имела целью полное опустошение шведских провинций: таким образом, они больше не смогут служить шведам базой для ведения войны в этих местах. Русский генерал Шереметев в одном из своих писем царю, довольный, рассказывал об опустошениях, произведенных им в последнее время: «Во все стороны я солдат разослал, дабы людей захватывать или грабить; ничто от опустошения не спаслось, все разрушено или сожжено. Много тысяч мужчин, женщин и детей солдаты с собой увели, равно как и по меньшей мере 20000 рабочих лошадей и крупного рогатого скота»... Русская армия тащила за собой некоторую часть населения в качестве живой добычи; высокопоставленные русские военные на собственный страх и риск брали себе многих из этих людей и использовали их как крепостную рабочую силу в своих поместьях. Остальные либо продавались, как скот, на грязных ярмарках в России, либо кончали жизнь рабами у татар или турок».

Попробуйте-ка найти у российского историка упоминание о работорговле в просвещенный Петров век...

Но зверства таких же «просвещенных» соотечественников знакомы автору лучше. Вот что он пишет о политике Карла XII в Польше: «Крестьяне сначала пытались вступить в переговоры с армией, они хотели сами определять, по каким дорогам она должна идти и сколько они готовы отдать на ее содержание, но крестьянские представители были просто-напросто тут же убиты шведами. Вспыхнула короткая и очень ожесточенная партизанская война... Шведы отвечали с ужасающей жестокостью. В леса посылались отряды с приказом убивать каждого мужчину старше 15 лет, забивать весь скот, который невозможно увести с собой, а также сжигать все деревни... Главной трудностью было выжать из непокорного народа достаточно продовольствия. Для этого без колебаний прибегали к старому испытанному средству — пыткам. Например, засовывали пальцы крестьянина в кремневый замок ружья и зажимали их в этих примитивных тисках, пока не выступит кровь. Другой прием, применявшийся шведской армией еще в Польше, — обвязать несчастному голову и затягивать повязку с помощью палки, пока глаза не вылезут из орбит. В Мазурии жестокость армии достигла новых высот: ловили маленьких детей, били их кнутом и делали вид, что вешают их, чтобы заставить родителей быть посговорчивее. Некоторые воинские части даже переходили от угрозы к ее исполнению и убивали детей на глазах у родителей. Когда армия примерно через десять дней покинула заснеженные леса Мазурии и вышла на литовские равнины, она оставила за собой глухую пустыню. Один из шведов, принимавших участие в походе, был тридцатидевятилетний драгунский полковник Нильс Юлленшерна. Он не без удовлетворения подвел итог происшедшему словами: «Множество народу было убито, а также все было сожжено и разорено, так что, думается мне, оставшиеся в живых не так скоро забудут шведов».

А затем «помнить шведов» пришлось Украине.

Герои-мишени

Одна из отличительных особенностей работы Энглунда — он смотрит на все со шведской колокольни. Не только из-за своего этнического происхождения, но и по причине использованных источников — дневники воевавших, рапорты, армейская документация — все это преимущественно шведского происхождения...

И здесь украинского читателя ждет один неприятный сюрприз — предстоит увидеть масштаб Мазепы и украинских союзников Карла XII шведскими глазами. И масштаб этот оказывается согласно автору унизительно мелким. О самом Мазепе — лишь пара слов: «Казачий гетман Мазепа, который отрекся от русских, предложил шведской армии союз и хорошие места для постоя. Были заключены соответствующие соглашения. Они содержали решение общими силами положить конец русскому господству, говорилось в них также и о том, что будут учтены различные коммерческие интересы в этом регионе. В частности, предполагалось начать работать над тем, чтобы направить часть торгового потока, идущего в Европу из Турции и Ближнего Востока, через Прибалтику. И здесь, на юге, войско продолжало защищать интересы шведского торгового капитала».

Зато много о том, как воспользовались шведы приглашением Мазепы: «Шведы пытались для своей защиты создать собственную зону выжженной земли. Каждому полку выделялась округа, которую он должен был разграбить и сжечь. И снова пылали города и деревни».

О судьбе союзников Карла XII — запорожцев — автор пишет с грустью: «В осаде им досталась роль разнорабочих и вместе с тем мишеней для русских, которые стреляли в них сверху, с городского вала. В этот период осады потери запорожцев были больше, чем потери шведов. Их достойная всяческого сочувствия борьба за освобождение от русской деспотии теперь приняла форму, в высшей степени лишенную всякого внешнего блеска: они стали дровосеками, землекопами, носильщиками. Их попытку восстать против царя постигло много неудач, а неблагодарный и тяжелый труд в траншеях потребовал много жертв. Их боевой дух дошел до нижней отметки. Было трудно заставить запорожцев исполнять приказы».

Больше о боевых успехах казаков Энглунд ничего не пишет. Тут справедливости ради стоит признать, что он упускает из виду достаточно крупные боевые эпизоды. Например, атаку 12 апреля 1709 г. на русский корпус Ренне (численностью около семи тысяч человек близ местечка Соколки на левом берегу реки Ворсклы) сводного шведско-казацкого отряда. Об этом упоминает, в частности, российский историк Александр Широкорад в труде «Северные войны России»: «В его составе было 2730 шведских драгун под началом генерал-майора Краузе, 3000 запорожцев с кошевым атаманом и 500 гетманских казаков. После упорного боя русские бежали, потеряв 1400 человек. Потери шведов и казаков не превысили 290 человек».

Но упущение из виду подобных событий войны не является, пожалуй, виной шведского историка — он честно признался, какими источниками пользовался, и подчеркивал, что сознательно концентрировался на шведском взгляде. Похоже, генералитет и офицерство Карла XII просто не считало интересными подобные подвиги аборигенов и не обращало особого внимания на трагедию украинской земли. Именно этим, наверное, можно объяснить, что Энглунд ни словом не упоминает о таких кровавых страницах войны, как тотальное уничтожение русскими Переволочни или трагедии вырезанной царскими войсками Сечи, о других уничтоженных украинских населенных пунктах и тысячах истребленных жителей.

Мазепа, например, удостаивается еще одного из немногих упоминаний лишь при описании бегства изпод Полтавы, переправы через Днепр (примечательное для нас «заботой» отца-основателя о материальных ценностях и пренебрежением к человеческому материалу): «Приступил к переходу Сильверъельм с отрядом в 300 конников, следом за ним Мазепа со своей охраной, пасынком, женщинами, обозом... Рядовым казакам из окружения гетмана велено было перебираться собственными силами... Однако даже привычным казакам нелегко было перебраться через широкую реку, и многие из них утонули».

Золото переправить удалось, а вот людей...: «На берегу Днепра русские организовали охоту за изменниками-казаками. Их сгоняли вместе, «как скотину», не только мужчин, но и женщин с детьми, которые следовали с обозом. Преданным своими союзниками, брошенным своими вожаками, им оставалось только умереть. Русские забивали их на месте. Кое-кто пытался напоследок оказать сопротивление, столь же отчаянное, сколь и бесполезное; другие топились в Днепре».

Относительное невнимание современного шведского историка к украинским подмосткам войны объясняется отнюдь не его равнодушием, а лишь типичным пренебрежением шведов к судьбе союзников Карла XII. Автор как раз такое равнодушие порицает — когда не заметить его становится невозможно. Вот что пишет Петер о событиях, произошедших после капитуляции основных сил: «Тем временем на глазах у шведов разыгрывалась чудовищная трагедия. Самым постыдным в соглашении был пункт пятый: из него следовало, что «запорожцы и другие изменники, которые ныне у шведов находятся, имеют выданы быть Его Царскому Величеству». И вот теперь этих союзников и соратников, которых сами же шведы подбили на бунт против царя и которых король обещал защищать, безо всяких передавали русским. А их месть была ужасна. Мятежных казаков, которые были взяты в плен в битве 28 июня, уже казнили жесточайшим образом. Вокруг Полтавы и по близлежащей степи на каждом шагу попадались их тела в самых жутких видах и положениях: кто-то болтался на виселице, другие были живыми посажены на кол, третьи, с отрубленными руками и ногами, но тоже еще живые, висели на колесе, на котором их колесовали... «и разными другими способами бунтовщики казнены были»... А человек, оставивший их на произвол судьбы, генерал от инфантерии граф Адам Людвиг Левенхаупт, в это время обедал у человека, распорядившегося убивать их, генерала от кавалерии князя Александра Даниловича Меншикова. Они вкушали трапезу в столовом шатре, который был раскинут высоко на холме и из которого виднелся строй русских войск».

Из подобных описаний можно извлечь множество уроков, но оставим это читателю. Несмотря на некоторую «простоту» языка и подачи материала, «Полтава» оставляет из-за своего необычайного гуманистического, человечного взгляда много пространства для самостоятельных суждений — автор особо не настаивает ни на одной собственной концепции. Его, как мы уже упоминали, больше интересуют судьбы конкретных людей — это действительно рассказ о гибели одной армии...

Невеселые картинки

Что касается украинского издания книги, то она оставляет двоякое впечатление. Страницы «Полтавы» достаточно обильно насыщены иллюстрациями (их более шестидесяти — карты, старинные полотна, реконструкция костюмов и музейное оружие, например) — для усиления, как уверяют редакторы, некого чувства сопричастности описываемому времени. Практика похвальная, но есть два «но». Во-первых, качество печати картинок оставляет желать много лучшего — они у харьковчан получились даже хуже, чем в страшных советских учебниках истории. Второй недостаток — подписи под иллюстрациями. Они слишком лаконичны — ни источника, ни конкретных деталей... Конечно, в конце книги имеется их список со вполне подробными данными о происхождении — но ведь не каждый читатель будет все время обращаться к справочным страницам.

Еще одна особенность украинского издания, о которой можно спорить, — это перевод. У переводчиков, кажется, получилась какаято не совсем «мова солов'їна» — язык книги довольно жесткий. Впрочем, это даже некий нечаянный «бонус» — слишком очевидно, что это перевод, украинцы так не пишут. Отсюда ощущение взгляда со стороны только усиливается — что не так уж в данном случае и плохо.

Безусловно, эта книга заслуживает самого пристального внимания. Даже если вы не очень интересуетесь историей, ее стоит прочесть — она слишком вкусна, чтобы пропустить такое лакомство. Уйма неожиданных подробностей делает «Полтаву» Энглунда уникальной — ну откуда вы еще узнаете, что за битвой под Полтавой наблюдало более 17 тысяч (!) жен, служанок и детей шведских солдат, которые следовали за армией с обозом, о том, что в Карла XII русские попали дохлой кошкой (осажденные в Полтаве царские солдаты часто из-за недостатка боеприпасов отбивались от шведов всякой дрянью), или что через 22 года после битвы один капитан-кавалерист засудил в Стокгольме генерал-лейтенанта по статье о конокрадстве — за то, что тот отобрал у подчиненного боевого скакуна, чтобы скрыться от русских.

Енглунд П.Полтава: розповідь про загибель однієї армії/ Пер. зі швед. О.Сенюк, О.Буцена; Худож.-оформлювач Б. П.Бублик. — Харків: Фоліо; Стокгольм: Шведський ін-т, 2009. — 348 с. Тираж 3000 прим.