Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Хронографъ

  Все выпуски  

Хронографъ Выпуск 62.


Служба Рассылок Subscribe.Ru

Х  Р О Н О Г Р А Ф Ъ
неизвестные страницы истории

XIX-ХХ столетие

Выпуск 62

Историческая рассылка в Интернет

Неизвестные страницы истории. Документы, события, версии...

Информационная поддержка сайта Хронографъ. Незвестные страницы истории.

"Манежный скандал" Хрущева

1 декабря 1962 года над творческой студией, которой руководил живописец Белютин, разразилась гроза. Студия состояла из шестисот с лишним профессиональных, успешно работавших в живописи, графике, архитектуре, всех видах дизайнов художников.
В тот день в Манеже показывали свои работы 60 человек по специальной просьбе отдела культуры Центрального Комитета КПСС. Во время просмотра Н. С. Хрущев устроил неслыханный разнос художникам-искателям и объявил их "вне искусства". Экспозиция была сразу же закрыта для осмотра и все работы арестованы. Авторам удалось их вернуть лишь много месяцев спустя.
Вскоре над художниками устроили судилище в Московском Союзе художников. Многие лишились членства в Союзе и даже работы. Руководитель студии Элий Белютин был лишен права преподавать, печатать научные труды и остался без работы.
Вот как описывает "Манежный скандал" сам Элий Белютин.
- Где тут главный, где господин Белютин? - спросил Хрущев. Головы Косыгина, Полянского, Кириленко, Суслова, Шелепина, Ильичева, Аджубея повернулись в мою сторону.
Этой фразой кончилось наше "подпольное существование". То, что мы сделали с моими учениками, становилось фактом, для признания которого съехались черные машины к подъезду бывшей царской конюшни.
Кругом стояли люди, которых я привык видеть на портретах. Их лица, равнодушные и скучающие, смотрели на меня. Наверное, мои длинные, еще не успевшие войти в моду волосы и мое безразличие к происходящему задевали их.
- Где вы работаете? - спросил Хрущев.
- Он преподает в Полиграфическом институте, - раздался за спиной услужливый женский голос.
Я обернулся. Взгляд скользнул по лицам. Это говорила министр культуры Фурцева. Ночью, когда мы развешивали картины, она приехала в Манеж и, протянув мне руку, сказала: "Какой вы славный, Белютин". Ведь еще не было известно, как все обернется. Все было впереди.
Электрический свет заливал стены, на которых висели яркие пейзажи, портреты, картины. Они были экспрессивны по цвету и рисунку. Я не спал больше двух суток, отбирая их, чтобы сделать выставку "понятнее".
Поначалу Хрущев начал довольно спокойно рассматривать экспозицию. Серов (секретарь Союза художников РСФСР) стал называть цены и негодовать по поводу них, хотя как член закупочной комиссии сам непосредственно участвовал в установлении стоимости каждого приобретаемого полотна.
- Разве эта живопись - вы только посмотрите, Никита Сергеевич, как намазано! - стоит таких денег?
Суслов тут же начал развивать тему "мазни", "уродов", которых нарочно рисуют художники.
Хрущев три раза обежал довольно большой зал. Его движения были очень резки. Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад, и все окружавшие его люди тут же услужливо пятились, наступая друг другу на ноги. Со стороны это выглядело как в комедийном фильме времен Чаплина и Гарольда Ллойда. Первый раз взгляд Хрущева задержался на портрете девушки.
- Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то! - с каждым словом его голос становился визгливее.
Хрущев в окружении плотной толпы бросился в обход вдоль стен. Раз за разом раздавались его выкрики, "дерьмо", "говно", "мазня". К голосу Первого присоединялись уродливые всхлипы: "правильно", "безобразие", "всех их за Можай". Хрущев распалялся - "кто им разрешил так писать", "всех на лесоповал - пусть отработают деньги, которые на них затратило государство", "безобразие, что это, осел хвостом писал или что?". В общем, весь набор интеллигентных, с точки зрения Хрущева, порицаний был налицо. Мата, действительно, не было.
Начав с портрета девушки А. Россаля, Хрущев стремительно направился к большой композиции Л. Грибкова "1917 год".
- Что это за безобразие, что за уроды! Где автор? Люциан Грибков вышел вперед.
- Как вы могли так представить революцию? Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!
Он ругался почти у всех картин, тыкая пальцем и произнося уже привычный, бесконечно повторяющийся набор ругательств. Потом сделал третий круг и остановился у картины Л. Мечникова, изображавшей вариант Голгофы.
- Что это такое? - Хрущев опять повышал голос. - Вы что - мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?..
В это время Леонид Рабичев обратился к Хрущеву:
- Никита Сергеевич, мы все художники - ведь очень разные люди и по-разному видим мир. И мы много работаем в издательствах, а Элий Михайлович нам очень помогает это свое восприятие перевести в картину, и мы ему очень благодарны.
- Ну, ладно, - сказал Хрущев, - а теперь рассказывайте, в чем тут дело.
- Эти художники, работы которых вы видите, - начал я, взбешенный поведением премьера, решив не называть его по имени-отчеству, - много ездят по стране, любят ее и стремятся ее передать не только по зрительным впечатлениям, но и сердцем. Вот взять, например, эту картину "Спасские ворота". Их легко узнать. А цветовое решение усиливает к тому же ощущение величия и мощи.
Посередине моего объяснения сухая шея Суслова наклонилась к Хрущеву, и тот, посмотрев на мое спокойное лицо, неожиданно взорвался.
- Да что вы говорите, какой это Кремль! Это издевательство! Где тут зубцы на стенах, почему их не видно?
И тут же ему стало не по себе, и он добавил вежливо.
- Очень общо и непонятно. Вот что, Белютин, я вам говорю как Председатель Совета Министров: все это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю!
Я смотрел на довольно плоское лицо, на людей, подобострастно дышавших в спину премьера, на пожилых прилежных стенографисток и не мог избавиться от мысли, что это какой-то сумасшедший дом Ущербность суждений, их бездоказательность, нелепость поведения, так шутовски компрометировавшего самую идею руководства. Первого секретаря Коммунистической партии Хрущева, поражали до глубины души.
Хрущев вышел из нашего зала, и вдруг издалека раздался его истерический крик:
- Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать!
Я подошел к дверям нашего зала. Хрущев уже спускался по лестнице, размахивая руками, весь в красных пятнах. Рядом с ним шел, не скрывая торжества, Суслов. Все было кончено. Комедия обернулась трагедией".

С. А. Порхаев

С уважением, ведущий рассылки Сергей Шрам (sezik2000@mail.ru).



http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное