Ироническая хроника Дружеская переписка Москвы с Петербургом

Тарас Бурмистров. Ироническая Хроника

16 февраля 2001 г.
Дружеская переписка Москвы с Петербургом

     На днях газеты довольно сухо сообщили о "плановом визите"
Владимира Путина на Украину. Визит, против обыкновения, проходил
не в Киеве, а в Днепропетровске, родном городе Леонида Кучмы.
Президента России сопровождал в его поездке и московский мэр Юрий Лужков,
привезший на Украину свой проект строительства моста через
Керченский пролив.
     Это, казалось бы, совершенно рядовое событие в истории
русско-украинских отношений, имеет и свою метафизическую сторону,
настолько глубокую, что просто диву даешься, как символично
и многозначительно иногда складываются хитросплетения нашей
внутренней и внешней политики. По временам появляется такое ощущение,
что эти совпадения не могут быть простым стечением обстоятельств,
а преднамеренно создаются чьей-то разумной и всезнающей рукой.
     Днепропетровск был основан кн. Потемкиным по воле Екатерины II,
пожелавшей иметь еще и южную столицу в дополнение к северной (Петербург)
и первопрестольной (Москва). Город был назван Екатеринославом
(логичнее было именовать его Екатеринбургом, но это название
было уже занято городом на Урале, появившимся полувеком раньше).
Императрица демонстративно подражала Петру Великому и даже
в чем-то соперничала с ним (как это видно из ее знаменитой надписи
на пьедестале Медного Всадника: "Петру I - Екатерина II"). Как и Петр,
она попыталась соорудить на пустынном берегу великой реки, отвоеванном
у неприятеля, новый город, пышный и величественный. Обустройством
Екатеринослава, ставшего столицей Новороссии, также занимался Потемкин.
Развив лихорадочную деятельность, он переселял в этот край колонистов,
закладывал города, застраивал улицы, учреждал школы, фабрики и верфи,
разводил леса и виноградники. Очень скоро Екатеринослав стал
"весьма лепоустроенным", как выражались современники; но судьба
этого города оказалась далеко не такой счастливой, как судьба Петербурга,
гениального создания Петра Великого. Через какое-то время
Потемкина сменил новый фаворит, Платон Зубов; его брат Валериан
перенес столицу Новороссии в Вознесенск, и одна из самых пышных
"потемкинских деревень" потеряла свое значение.
     Но города, как и книги, имеют свою судьбу. Екатеринослав,
при советской власти переименованный в Днепропетровск, был бы
совсем заштатным городишком, если бы его изначально задуманная столичность
не всплыла неожиданно тогда, когда о ней уже никто не помнил.
В позднесоветское время Днепропетровск вдруг начал потоком поставлять
"руководящие кадры" наверх, пока один видный днепропетровец,
Л. И. Брежнев, не стал во главе колоссальной советской империи,
достигшей в то время вершины своего могущества. Сейчас
политические горизонты на Украине сузились, но роль Днепропетровска,
наоборот, резко повысилась. У власти в Киеве ныне находится то,
что местная пресса называет "днепропетровским кланом", и украинская элита
едва ли не поголовно имеет днепропетровское происхождение. Дело дошло
до того, что НДП (партия власти, наспех сколоченная перед выборами)
стала именоваться в массах не "Народно-Демократической",
а "Народно-Днепропетровской".
     Сходным образом дела обстоят и в России, где к власти пришел,
соответственно, "петербургский клан" (об этом я уже писал в своей
"Хронике", см. выпуск за 31 октября 2000 года). Интересно,
с каким чувством главный представитель этого клана, Владимир Путин
пожимал недавно руку Леониду Кучме, главному представителю
клана днепропетровского. Русские поэты XVIII века много изощрялись
в сравнениях Петра и Екатерины ("державный дух Петра и ум Екатерины",
"Петр россам дал тела, Екатерина - души"), но кто мог предвидеть
два с половиной столетия назад, что оба детища этих великих монархов
так странно проявят себя в конце ХХ века, на обломках окончательно
развалившейся Российской Империи?
     Как будто специально для того, чтобы полнее оттенить
пронзительную символичность происходящего, в Днепропетровск отправился
и Юрий Лужков, главный представитель клана московского, едва
не пришедшего к власти на последних выборах. Ни один москвич
не управлял Россией вот уже триста лет, со времен Петра I
(который был довольно неординарным москвичом; так, у него нередко
появлялось искушение сровнять древнюю русскую столицу с землей
для вящего содействия реформам) - но почему так происходит,
объяснить москвичам очень трудно. Я думаю, сейчас
неудавшегося президента Лужкова уязвленная гордость терзает
уже не так сильно, как раньше, но на действия г-на Путина
московский мэр по-прежнему взирает со смешанными, и во многом
очень горькими чувствами. Что ж, еще Пушкин сокрушался,
что старинные московские боярские роды (к которым принадлежал
и сам Александр Сергеевич) хиреют и сходят с исторической сцены,
сплошь занятой какими-то петербургскими выскочками.
      Между тем старая тяжба между двумя российскими столицами
продолжается. Очередным ее эпизодом стала увлекательная
словесная пикировка, случившаяся на открытии в Москве экспозиции
"300 лет Санкт-Петербурга". Юрий Лужков, обратившийся к ее участникам
с приветственным словом, выдержал его в самых снисходительных
и пренебрежительных тонах.
- Тут к нам выставочка приехала, - сказал он собравшимся.
- Юрий Михайлович, а что Москва подарит Петербургу?, - спросили у него.
- К 300-летию Петербурга я отремонтирую все московские дворы и улицы,
чтобы тамошнему губернатору было на что равняться.
- А я намерен изваять для Петербурга памятник графу Шувалову,
который станет подарком лично от меня, - заявил случившийся тут же
Зураб Церетели. Но не успел он закончить фразу, как петербургский
губернатор Яковлев, видимо, содрогнувшийся от этой перспективы,
сказал:
- Предлагаю установить этот памятник у московской Академии художеств.
     Дело кончилось тем, что Церетели вызвался ваять сразу два монумента,
для Москвы и Петербурга. Учитывая фантастический дар типизации
московского скульптора (как известно, его памятник Петру I,
установленный в Москве, изначально был памятником Христофору Колумбу),
можно предположить, что на сей раз обе русские столицы пострадают
в равной степени, и самолюбие ни одной из них не будет
слишком сильно задето.
     Вообще же надо признать, что уровень дискуссии между Москвой
и Петербургом, идущей уже три столетия, изрядно снизился,
хотя накал ее и остался прежним. Обмен любезностями между
соответствующими градоначальниками - дело, конечно, хорошее,
но раньше разногласия между двумя русскими столицами порождали
еще и огромный поток художественной продукции: это были книги,
картины, симфонии, оперные и балетные постановки. В 1859 году
Некрасов написал стихотворение под выразительным названием
"Дружеская переписка Москвы с Петербургом", в котором попытался
суммировать вековечные претензии двух городов друг к другу.
Начинается оно "московским стихотворением":

        На дальнем севере, в гиперборейском крае,
        Где солнце тусклое, показываясь в мае,
        Скрывается опять до лета в сентябре,
        Столица новая возникла при Петре.
        Возникнув с помощью чухонского народа
        Из топей и болот в каких-нибудь два года,
        Она до наших дней с Россией не срослась.

     Здесь каждый пассаж издевательски пародирует то или иное место
из пушкинского "Медного Всадника", этого каталога петербургской мифологии.
У Пушкина Петербург - это "юный град", "полнощных стран краса и диво",
вознесшийся "из тьмы лесов, из топи блат" на месте былого
"приюта убогого чухонца":

          По оживленным берегам,
          Громады стройные теснятся
          Дворцов и башен; корабли
          Толпой со всех концов земли
          К богатым пристаням стремятся.

     Некрасов (от имени Москвы) говорит о том же и почти
в тех же выражениях, но совсем по-другому:

         Театры и дворцы, Нева и корабли,
         Несущие туда со всех концов земли
         Затеи роскоши: музеи просвещенья,
         Музеи древностей - "все признаки ученья"
         В том городе найдешь; нет одного - души!
         Там высох человек, погрязнув в барыши,
         Улыбка на устах, а на уме коварность:
         Святого ничего - одна утилитарность!

     Ответное некрасовское "петербургское послание" уже пародирует
известное стихотворение Гете "Kennst du das Land":

          Ты знаешь град, заслуженный и древний,
          Который совместил в свои концы
          Хоромы, хижины, посады и деревни
          И храмы Божии, и царские дворцы?

     Это явная реминисценция из Ф. Н. Глинки, который писал о Москве:

               Город пышный, город древний!
               Ты вместил в свои концы
               И посады, и деревни,
               И хоромы, и дворцы!

     Эта строфа, как известно, породила целую цепочку
пародийных переосмыслений. Пушкин переписал ее применительно
к Петербургу:

               Город пышный, город бедный,
               Дух неволи, стройный вид,
               Свод небес зелено-бледный,
               Скука, холод и гранит.

     Шестьюдесятью годами позже Владимиру Соловьеву потребовалось
раздавить Москву гневной инвективой, и он воспользовался
для этого пушкинским стихотворением (стихи Глинки к этому времени
были уже прочно забыты):

               Город глупый, город грязный!
               Смесь Каткова и кутьи,
               Царство сплетни неотвязной,
               Скуки, сна, галиматьи.

    Но вернемся к некрасовскому стихотворению о "заслуженном граде":

            Недаром, нет! невольно брызжут слезы
            При имени заслуг, какие он свершил:
            В 12-м году такие там морозы
            Стояли, что француз досель их не забыл.

            Волшебный град! Там люди в деле тихи,
            Но говорят - волнуются за двух,
            Там от Кремля, с Арбата и Плющихи
            Отвсюду веет чисто русский дух.

     Последнее четверостишие я своими глазами видел на плакате
в московском метрополитене - оно попало туда, видимо, в общем русле
лужковской кампании по поэтическому возвеличиванию Москвы к ее 850-летию.
Каким нужно обладать историческим и поэтическим чутьем,
чтобы глумливые стихи Некрасова принять за искренний панегирик Москве,
а заодно и "чисто русскому духу"! Но не будем отвлекаться:

             Все взоры веселит, все сердце умиляет,
             На выспренний настраивает лад -
             Царь-колокол лежит, царь-пушка не стреляет,
             И сорок сороков без умолку гудят.

     Эту шутку я встречал еще у Чаадаева, который говорил,
по свидетельству Герцена ("Былое и думы"): "В Москве
каждого иностранца водят смотреть большую пушку и большой колокол.
Пушку, из которой стрелять нельзя, и колокол, который свалился прежде,
чем звонил. Удивительный город, в котором достопримечательности
отличаются нелепостью; или, может, этот большой колокол без языка -
гиероглиф, выражающий эту огромную немую страну, которое заселяет племя,
назвавшее себя славянами, как будто удивляясь, что имеет слово
человеческое". Но продолжим цитату из Некрасова:

               Правдивый град! Там процветает гласность,
               Там принялись науки семена,
               Там в головах у всех такая ясность,
               Что комара не примут за слона.

               Там что ни муж - то жаркий друг прогресса,
               И лишь не вдруг могли уразуметь:
               Что на пути к нему вернее - пресса
               Или умно направленная плеть?

     Все повторяется в русской истории. Сейчас, полтора столетия спустя,
Москва опять стоит перед той же дилеммой (склоняясь, впрочем,
в последнее время скорее к "направленной плети", чем к свободной прессе).
Несмотря на то, что каждый муж у нас действительно "друг прогресса",
это не слишком помогает делу: прогресса так ни в чем и не наблюдается,
и наша история, как "кот ученый", все ходит по кругу. Продолжается
и противостояние Москвы и Петербурга, о котором и сейчас можно
рассказывать почти в тех же самых выражениях, что сто и двести лет назад.
Разрешить его, похоже, невозможно, хотя эта неприятная раздвоенность
общерусской жизни и становится иногда чрезвычайно утомительной.
Можно, конечно, объединить две столицы в одну: перевезти в Москву
коллекцию живописи из Эрмитажа, рукописи Пушкина и Гоголя
из Пушкинского дома, прах Петра Великого из усыпальницы
Петропавловского собора, но как быть с несравненной петербургской
архитектурой? Предлагаю компромиссный вариант: стены Кремля
надо оштукатурить, выкрасить их в приятный желтый цвет a la Rossi,
и приделать к ним белые колонны. Я думаю, результат
получится потрясающий.

    Другие выпуски "Хроники", а также литературные произведения
Тараса Бурмистрова Вы можете найти на сайте http://www.cl.spb.ru/tb/