ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА.



Яркое солнце над заснеженными вершинами Камчатских вулканов. (Кажется, что оно всегда так светило, пока на плечах лежали две маленькие лейтенантские звездочки). Неторопливо шагаю к своей лодке. Эта встреча будет первой. Мимо снуют заводские автокары, рабочие с инструментом в руках. Во всех этих перемещениях заводского люда заметна некая деловитая неторопливость, гордость за выполняемую ими сейчас работу и то, что потом станут называть - уверенностью в завтрашнем дне.
Имел ли я сам такую уверенность, шагая навстречу своей морской судьбе? Трудно сказать. Ничего особенно «морского» мне не предстояло. Лодке в ремонте стоять еще год. И я, в отличие от своих однокашников, весь этот год буду постигать ремонтную подготовку. Не будет в моей жизни срочных погружений, команд «товсь» и «пли», радости встреч с берегом после автономных заплывов. А что будет?
Вот этого, я не знал сейчас совсем.
Возле заводского ПКДСа стояла моя красавица. Я невольно остановился полюбоваться. Конечно, вид беспомощной лодки в заводе отличается от ее хищного облика в море. Но моей лодки это не касалось даже сейчас. Лодка 671 проекта, без сомнения, самое красивое техническое творение подводного кораблестроения. Мои однокашники в училище не стеснялись колоть ее профиль на своих плечах. Многим из них вообще потом не довелось служить в подводном флоте. Но вид этих наколок действуют на окружающих и сейчас. Два года назад, один мой подвыпивший однокашник стучал увесистым кулаком в свое плечо и орал на египтянина, отказавшегося дать ему подводное снаряжение. Он требовал от Сани Бачурина какой-то международный сертификат!
ТЫ ЧОООО БЛИНН!!! РАШИН НЭВИ!!!...В НАТУРЕ!
Сработало, не зря значит колол!
Долго потом египтянин бегал вдоль борта и орал РАШИН КРЭЗИ, РАШИН КРЭЗИ!! Сам виноват, не надо было так заводить нашего пацана, тыкая в ограничительные буйки.

Да... Это вам не РТМ с бочкой на заднице, любил говаривать мой первый командир, а я с удовольствием потом цитировать, намекая на свою причастность к чему-то великому.
Моим первым командиром был Виктор Семенович Урезченко. Один из лучших подводных командиров всех времен и народов. Человек героической и в тоже время трагической судьбы.
Экипажи подводных лодок имеют почти официальные прозвища от фамилий командиров. Мы были «Урками», наш второй экипаж «Касперятами», по фамилии не менее прославленного Д. Каспер-Юста.

Но сейчас я еще был никем. Я конечно уже имел назначение командиром мино-торпедной боевой части атомной подводной лодки «К-469» и даже стоял возле нее на пирсе, но продолжал быть никем.

- О, минер новый пришел! - заорал весело мужик в синей робе на мостике.
- Ага... - на всякий случай промычал я.

Мужик спустился на пирс и протянул мне руку:
- Андрюха.
- Леха.
- Я тут тебя с утра жду, сказали ты на подходе, старпома видел?
- Ага, в казарме, сказал на лодку идти с матчастью знакомиться.
У Андрюхи на кармане куртки значилось К-р. Бч - 1 (штурман значит ). Спустились в лодку, прошли по отсекам. Разобрано все, что только можно было разобрать, кроме реакторов. Значит, в море не скоро... начала давить меня тоска.

- Минер, а тебя учили в твоей «Кузне» дымовым шашкам?
- Конечно, - не моргнув глазом, вру я. (Не юлить задней частью тела, один из принципов подводной службы)
«Кузней кадров» на флоте называли Тихоокеанское училище. Все остальные были «Кузницей». Это был тонкий намек на то, что вокруг Тихоокеанского училища никогда не скакали бронзовые кони Клодта.

-Знаешь, тараканы достали, дежурным по лодке стоять не возможно, кусаются сволочи. И все жрут.
Доктору сто раз говорил, но он у нас чуть больной на голову, видел его ? Есть такие шашечки, тараканов и крыс травить... Крыс у нас две, одна в носу, другая в корме, пусть живут. Они, зато других на лодку не пускают. Не любят береговых. А кто их любит? (Андрюха хитро улыбается). А тараканы достали. Минер, давай их потравим?
- Ну давай, только шашки где брать?
Штурман аж засветился, обрадованный моей сговорчивостью:
- Да я щас быстро, двух бойцов возьму и принесем. Я тут рядом знаю одно место...

Штурман испарился в люке, а я продолжил свое знакомство с лодкой.
671 «В» проект, мы называли - конец минеру. На последующих проектах часть техники управления и подготовки данных стрельбы заменили электроникой и передали в ведение РТС. На нашей лодке все это заведование было моим. И с этого дня я отвечал за него во всех смыслах, самых прямых и самых кривых. Иллюзий по этому поводу я не испытывал, впрочем, как и дрожи в коленках. Освоим, починим, постреляем.
Другой вопрос, половина моих приборов и механизмов находились в заводских цехах на ремонте. Когда все это начнут ставить на свои места, и как я буду контролировать выполнение работ, если не знаю, откуда что откручивали?
На этой лодке мне в управление доверялась самая большая в подводном флоте минная боевая часть, состоящая из двух офицеров, пяти мичманов и одного матроса. Все мичмана имели боевые ордена, матрос Ваня Шлапоченко - медаль Ушакова.
Командир лодки был «годком» в 45 дивизии.
«Годковщина» на флоте, это не совсем то, что в армии называют «дедовщиной». Она пронизывает все флотские слои. Существует она и в среде матросов и в среде адмиралов, но не отдельно, а как единая, хорошо отлаженная система. Основана она на сравнении слоя ракушек на задней части тела.
Иными словами среди друзей, в магазин за сигаретами побежит тот, у кого этот слой тоньше, а если он при этом еще и адмирал, так это его проблемы...

Командир дивизии, капитан 1 ранга Гордеев, боялся «годков» как огня. И для расправы с ними старался использовать своих замов. У НачПО, это иногда получалось, а у начальника штаба, рыжего второго ранга Комарицына, конечно нет. Он предусмотрительно старался держаться в стороне, пока НачПО бодался с Виктором Семеновичем.
Гордеева на дивизии называли «Кровавый карлик». Он полностью соответствовал этому прозвищу. Комдив не просто был требовательным к подчиненным, которых он называл «ГИДРОСОЛДАТАМИ», от него исходила постоянная ненависть ко всему живому вокруг.

За переход лодки с Северного флота на Тихоокеанский, который проходил по большой дуге вокруг земного шара, наш командир был представлен к званию «Героя Советского Союза». Однако ненавидящие его всей душой замполиты, сыграли с ним такую шутку, что и сам Денис Давыдов бы удивился.

Звезда «героя» врученная командиру подводной лодки, это награда всему экипажу. Каждый матрос понимает, что он теперь тоже маленький «геройчик». Эта традиция отличает подводный флот, от любого другого рода войск, делает экипаж единой семьей, готовой ко всему, но только вместе! На подводной лодке не может быть ничего личного, кроме зубной щетки и фотографии любимой девушки. Тем более, не может быть личной награды командира, как и его личного геройского подвига.
Золотая звезда в то время, вручалась вместе с «Орденом Ленина».
Случилось тогда нечто невероятное. Награды разделили. Звезду вручили механику нашей лодки, а командиру орден Ленина. Механик Игорь Дмитриевич Петров, достоин был десяти золотых звезд, но только после командира! Он это хорошо сам понимал и не разу не надевал награду, пока служил в экипаже. Командиру «Звезду» заменили радиоприемником «ВЭФ-202», который он торжественно получил на трибуне из рук командующего и по окончанию торжества, спокойно разбил об угол казармы.
Урезченко был очень сильным человеком. Многие на его месте просто сбежали бы от позора с подводного флота. Он продолжал служить Родине. Служить хорошо, без малейшей на нее обиды. Но первое звено в цепи его личной трагедии тогда было заложено. Зато теперь замполиты, больше не рисковали подавать его фамилию в списки выступающих на очередных партийных конференциях. За это, можно было по-простому получить в глаз.
Ни один патруль не решался задержать нашего матроса или тем более офицера, узнав фамилию командира. На любом складе кладовщицы расплывались в доброй улыбке, вспоминая о чем-то своем и хорошем :
- Это мальчики Виктора Семеновича... Люда, дай им все самое лучшее и без очереди, а то перед Витенькой будет не удобно.


Сегодня я был самым молодым «Урченком», сидел за столом в центральном посту перед сборниками корабельных инструкций и «морщил репу».
На «каштане» загорелась лампочка.
- Есть, центральный.
- Леха есть? - голос штурмана с пирса.
- Какой Леха? А, минер? Есть..
- Скажи, пусть наверх поднимется.
- Скажи, пусть вниз спустится и шашки сюда тащит - вмешиваюсь я, не отрываясь от сборника инструкций БЧ-3.
- Ага, она в люк не влезает.

Что это за шашечки такие, которые в люк не влезают? Задал я сам себе вопрос, поднимаясь по трапу в шахте люка.

То, что стояло на пирсе...

Короче говоря, это была здоровенная длинная и ржавая бочка, времен первой мировой войны, которая, несомненно, была предназначенная для постановки дымзавесы для неслабого отряда боевых кораблей, чтобы снаряды вражеской эскадры не знали, куда им лететь.

Я пропустил много хороших слов для штурмана промелькнувших осиным роем в моей голове, оставил только те, что были не сильно для него обидными:

- Штурман, а ты думаешь от этого тараканы сдохнут?, это ведь дымзавеса, а не «хим. душилка».
- А какая разница? Тараканам-то надо чем-то дышать? А если мы задымим весь шестой отсек, где вахта живет и питается? Сейчас там все тараканы собрались сволочи! Мы же не будем всю лодку... на всю то, наверное, не хватит?
- Андрюха, тут хватит на всю Камчатку. Вулканы офигеют от зависти...
- Ну, а если мы маленькую баночку наберем? Вот отсюда из дырочки... - ковыряет гвоздем ржавый бок бочки...
Штурман явно не хотел сдаваться и меня почти умолял:
- Ты ее только подпали, у меня не получается, я уже пробовал. Не горит зараза... дальше я сам тут все устрою.

- Не сомневаюсь...

Если безобразие нельзя предотвратить, его надо возглавить, гласит военная мудрость. Не отступать же мне в первый день прибытия на корабль?

Через двадцать минут мной была сооружена конструкция в шестом отсеке, состоящая из двух обрезов (на флоте обрез - это таз) разного диаметра. В большой залита вода, в малом стоит банка от ПДУ-1 с рыжим порошком из бочки. Надергал пуль из автоматных патронов и высыпал порох в банку. Все готово.

- Загерметизировать 6 отсек! - командует штурман.

В шестом отсеке остается командир группы КИП и ОКС Серега Лукъяненко.
На нем полное снаряжение подводника для выхода из затонувшей подводной лодки с включенным дыхательным аппаратом.

- ММУУМУ - Лукъяненко мычит через маску в «каштан», обозначая свою готовность к уничтожению тараканов.

- Махмуд, поджигай! - орет ему по «каштану» штурман.

Серега долго возится, чтобы зажечь толстыми резиновыми рукавицами спичку. Проходит несколько минут тяжкого ожидания... Очки маски потеют...

- МММУУМУМУУУ - Значит загорелось!
- МУМУУУМУУМММУУМУУУМММУУМММУУУУМ- Хорошо загорелось!
- Че такое, Серега, горим?
- МУУМУМУУ...??
- Так МУМУ или МУМУМУ? - озабоченно вопрошает штурман.
- МУМУ- отвечает Серега
- Все нормально - комментирует штурман публике собравшейся в центральном, капец всем тараканам! Потирает ладони.

Через тридцать минут, открываем переборочную дверь в шестой отсек......

МАМА РОДНАЯЯЯЯ!!!!

Если у вас хорошая фантазия, и вы можете представить себе мучной склад на полярной станции, разгромленный стадом белых медведей из-за пары банок сгущенки, потом умножить это все на три, то получите картинку, которая открылась нашему взору.
Весь отсек был покрыт, как снегом, толстым слоем серых хлопьев. При прикосновении к ним они рассыпались в мелкий порошок, похожий на муку. Запах всего этого «Новогоднего представления» был, отнюдь, не апельсиновый. Большим скандалом в воздухе запахло точно...

Андрюха Гелун и в то время был великим оптимистом, очевидно, он разглядел на моем лице, нечто-то такое, что я не в состоянии был уже спрятать.

- Спокойно Леша! У нас два дня в запасе. Командир в Паратунке, старпом на той стороне, я за помощника. Впереди суббота и воскресение...
- Андрюха, а где теперь вахта будет жить? - Жалобно скулит Серега Лукъяненко, с которого, только что стянули резиновый костюм Деда Мороза.
- В первом! - Андрюха отвечает не задумываясь.

В первом отсеке находилась каюта командира. Остатки запаха борща съеденного вахтой за два дня, однозначно расстроят Виктора Семеновича. Они могут пропитать его тужурку, висящую в шкафу. И тогда это будет полный ПЕНДЫР !

Я этого пока не знал, потому, что командира еще не видел. Но ужас, перекосивший лицо Сереги, мне уже многое объяснил.

Двое суток экипаж, не покладая рук, отмывал шестой отсек. Мы со штурманом по очереди руководили работами. Матросы матерились, но делали свое дело. Они знали, что гнев командира коснется всех и будет хуже извержения Авачинской сопки.
Может даже, им будет хуже, чем на прошлой неделе, когда Виктор Семенович проиграл в «козла». Хотя такое даже представить было трудно.

А.В. 5 декабря 2005 года.